Текст книги "На сердце без тебя метель... (СИ)"
Автор книги: Марина Струк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 54 страниц)
– Заклинаю тебя! – в отчаянии взмолилась Лиза, и этот ее полустон-полуплач заставил его вздрогнуть, словно от боли.
– Увы, не я начал эту забавную игру! – не оборачиваясь, холодно обронил он. – Зато мне ее вести до конца. Теперь мы все в игре, моя милая. Сбрасываем ставки…
– Игра? – переспросила Лиза, по-прежнему не веря своим ушам. Перед ней был тот самый человек, о котором она знала с чужих слов. Играющий чужими судьбами, как в прежние годы в столице. От скуки, ради забавы выходящий к барьеру. Ломающий жизни. Нет, это не может быть правдой! Ведь он иной… иной! Сердце все никак не могло смириться с тем, что уже принял разум.
– Почему? – прошептала Лиза. – Почему ты не остановил все с самого начала? Зачем позволил всему зайти так далеко? Неужто ради забавы? Возможно ли? Я ведь начала верить, что ты иной…
– Что ж, – Александр равнодушно пожал плечами. – Не ты первая, кто ошибается на мой счет.
Лиза удивилась пустоте его глаз, когда он, наконец, повернулся к ней от темноты окна. Сердце тут же умолкло в груди, уступая доводам разума.
– Тебе было интересно вести эту игру? Разве ты не понимал, что разрушаешь мою жизнь, поддаваясь этому интересу? – Лиза не обвиняла его. Просто пыталась понять, как могла так ошибиться. Ведь знала же, как черна его душа. Знала, но упорно не желала верить.
– Ты меня обвиняешь в том, что сотворила сама, милая, – мягко возразил Александр. – Не я рискнул всем ради химеры, которая зовется любовью. Не я отбросил без сожаления прошлую жизнь. И не я приехал сюда, держа в уме смертоубийство…
– Ты думаешь, все это оправдывает то, что ты намереваешься делать сейчас? Правосудие должен вершить суд, да еще Господь, но не ты.
– Правосудие? Ты желаешь суда? – он насмешливо прищурил глаза. – Petite sotte[244]. Ведь перед судом при любом раскладе предстанете только вы – ты да Софья Петровна твоя. За подделку государственных бумаг, за мошенничество. Ты ведаешь, что за содеянное каторга полагается? Что станется с твоей женской прелестью, когда еще до суда в камере уездной тюрьмы ты пройдешь через руки надзирателей? Не смотри на меня так возмущенно! Оставь свою девичью скромность и послушай! И каждое слово запомни! Ведь тюремщики будут лишь малой частью того, что придется вытерпеть по этапу. Эти тонкие запястья натрут до крови кандалы. Кожа загрубеет, нагноятся раны. Кровососы будут пить твою кровь каждый Божий день, а грязь въестся в каждую частичку твоего тела. Хотя, быть может, то и к лучшему – грязная и смердящая женщина мало привлекательна для похоти. Грязь, верно, благом для тебя будет. Пока какая-нибудь зараза или хворь не подкосит. Но к тому моменту, уверен, ты уже будешь молить о смерти. Быть может, ты думаешь, что твой возлюбленный сумеет спасти тебя от неминуемой расплаты? Сомневаюсь… Donc? Ты по-прежнему желаешь светского правосудия? Или все-таки предпочтительнее иная судьба?
– Открыть тебе имя? – Лиза изо всех сил старалась не выдать страха, который со словами Александра разросся в ее душе до невероятных размеров. Она ведь даже представить себе не могла, что может ждать ее, предстань она перед судом за участие в авантюре.
– Это ведь такая малость, – бесстрастно проговорил он.
– Эта малость приведет к тому, что прольется кровь. Я же не желаю ничьей крови, – и добавила, видя, как иронично изогнулся уголок его рта: – Истинно так. Я бы сделала все, чтобы ничего худого не случилось с тобой после… когда мы…
– Ты рассказала бы мне после венчания? – изумленно воззрился на нее Александр. По его глазам она видела, что он не верит ей, но в то же время почувствовала некую слабину в его броне.
– Рассказала бы. Мне с самого начала было тягостно даже думать о том, что может случиться с тобой. Потому вовсе неудивительно, что я так решила.
– Значит, после венчания, – медленно протянул он. – Почему именно тогда? Почему не ранее?
– Потому что я хотела стать твоей женой.
Вот и все. Карты сброшены. Лиза открыла ему свою душу и молча ждала ответа. Александр замер, устремив на нее долгий изучающий взгляд. Спустя минуту напряженного молчания он заговорил.
– Имелся ли у тебя иной выбор после того, что произошло меж нами? – вопрос был скорее риторическим, а потому он тут же продолжил: – И после того, как твой… хм… сердечный друг понял, что случилось. Ведь он явно догадался обо всем, и не думаю, что испытал при этом радость. Ни один влюбленный мужчина не смирится… Именно поэтому умные женщины пускаются на всякие ухищрения, чтобы оставить мужское племя в неведении касательно подобных случаев.
Эта вскользь брошенная реплика больно ударила Лизу, напомнив ей, что и она таким обманом пыталась удержать Marionnettiste от необдуманных шагов. Девушка всего лишь на миг отвела глаза от пытливого взгляда Александра, но и того ему было достаточно, чтобы понять, что попал в точку.
– Истинная дщерь женского племени! – усмехнулся он, намеренно причиняя ей боль.
И разве могла Лиза что-то возразить? Сама понимала всю глубину своего падения, когда при помощи лжи пыталась вести собственную игру. Потому и промолчала, ожидая, что последует за этой фразой. Но и Александр молчал. А после, так и не проронив ни слова, стремительно вышел вон, словно боялся, что она станет его удерживать.
В ту ночь Лиза не спала. Мысли беспорядочно метались в ее голове в поисках решения, как следует поступить при сложившихся обстоятельствах. О другом она старалась не думать, иначе тут же срывалась в слезы, не в силах бороться с горем, разрывающим ее на части. Теперь, возвращаясь в прошлое, Лиза все отчетливее понимала, что в каждом поступке Александра можно было найти иной смысл – второе дно. И что самое ужасное – она его находила. От этого становилось так горько на душе, что хотелось подбежать к окну и броситься прямо на камни, которыми был вымощен двор, или утопиться в озере, как ее тезка в сочинении Карамзина.
Лиза невольно сравнивала нынешнюю боль с той прежней, что мучила ее прошлой осенью. Но разве можно сравнить мимолетное касание и разрывающий удар, рана от которого истекала кровью? Как она была права, когда думала, что в этот раз ей не пережить предательства. Сердце превратилось в кусок льда и тяжело давило в груди, мешая дышать.
Что же делать, Господи? Что делать? Только под утро, когда розовые рассветные лучи окрасили волшебным сиянием комнату, она все-таки нашла ответ. Само прошлое подсказало его Лизе голосом умирающего отца: «Все недолговечно на этом свете, моя Лизонька. Все быстротечно. И так обманчиво. В поисках своей выгоды люди склонны предавать. И только кровь родная никогда не предаст. Береги своего брата. Настанет день, когда он будет беречь тебя и станет твоей защитой и опорой. Держитесь друг друга, вот мой завет тебе, Лизонька…»
Теперь девушка знала, как поступить. Отныне она не будет ни сожалеть, ни стенать о своей горькой участи. Она должна быть мудрой и сильной, чтобы, отставив в сторону все иное, позаботиться о своей родной крови. О брате, судьба которого, к жгучему стыду Лизы, в последнее время почти не занимала ее, завороженную дымкой обманчивой ласки и нежности.
А еще она поняла, что не желает более быть пешкой в чужих играх. И только сильнее утвердилась в том, когда поутру в комнату ступили Агафья и лакей. Один аккуратно держал вешало, на котором на плечиках висело венчальное платье, вторая несла на вытянутых руках, казалось, даже боясь дышать, тонкое кружево фаты с венцом из шелковых цветов и жемчуга. На вопрос Лизы, зачем они принесли это сюда, оба посмотрели на нее, как на умалишенную.
– Так венчание же! Всего ничего деньков-то осталось, – Агафья деловито расправляла складки фаты, которую бережно накинула поверх платья на вешале. – Нынче после заутрени отец Феодор снова оглашение делал.
Когда Лиза в ответ тихо прошептала: «Я ничего не понимаю…», Агафья посмотрела на нее, не скрывая усмешки, в которой сквозила жалость. Видать, не зря дворня по углам судачит, все ж таки хворая барышня, никак не выправится…
Лиза снова попросила о свидании с Софьей Петровной и снова получила отказ. Зато об Ирине вести были неожиданные.
– Иринку-то на скотный сослали. Нынче же и переберется со своим нехитрым скарбом, – Агафья даже поежилась, ведь перевод из барского дома в скотницы… что может быть хуже для дворовой девицы?
– В скотницы?! Что же она натворила? – изумленно воскликнула Лиза, отчего Агафья молча потупила взгляд. Весь ее облик выражал вину, даже уши покраснели. По ее виду Лиза сразу же догадалась, что стало причиной опалы ее бывшей горничной.
– Передай барину, что видеть его желаю. Очень желаю, – подчеркнула Лиза, страшась, что Александр может отказать ей в этой просьбе.
Но он не отказал. На ее удивление, явился тотчас, как ему передали ее слова. Вежливо-отстраненный, в темно-сером сюртуке, похожем на траурный, без единого отголоска прежнего света в глазах. Нынче эти глаза казались пустыми и равнодушными.
– Ты желала меня видеть? – произнес, без церемоний усаживаясь в кресло и снова нарушая все правила. Ведь Лиза так и осталась стоять. – Полагаю, у тебя есть вопросы.
– Есть, – согласилась она. И невольно улыбнулась, понимая, что он ждет от нее совсем не того вопроса, что она собиралась задать. – Почему Ирину перевели на скотный двор?
– Ты считаешь это мягкой карой для того, кто нарушил мою волю? – Александр быстро справился с удивлением от ее неожиданного вопроса, чем лишил ее мимолетного превосходства над собой. – Считаешь, следовало всыпать ей обещанных «соленых»?
– Ее вины пред тобой нет. Она не нарушала твоего приказа. Я узнала о… о la maison verte[245] не от нее. Потому прошу тебя быть милостивым к ней и вернуть в дом.
– Значит, это Василь. – По его тону Лиза не поняла, был ли это вопрос или утверждение, но все же отрицательно качнула головой.
– И да, и нет. Вернее, я поняла все сама. По обрывкам разговоров, по полунамекам. И Василий Андреевич, и Борис Григорьевич были щедры на них. Прямо не говорили, щадя мои чувства, но и молчать, верно, не могли.
Говорить о его любовнице было больно. Потому Лиза поспешила сменить тему и снова повторила просьбу вернуть Ирину. Александр, видимо, понял ее несколько иначе, иначе как объяснить, что, лениво пожав плечами, он вдруг произнес:
– Твоя горничная вернется к тебе. Пусть будет так.
– Ты возвращаешь мне Ирину? – переспросила Лиза, не веря собственным ушам.
– Почему нет? Ежели она была верна мне до сих пор при всем ее расположении к тебе, вряд ли предаст после того, как едва не очутилась в скотницах. Но вот, что касается Софьи Петровны, уволь – с ней ты сможешь увидеться лишь после Красной горки.
Он вновь расставлял для нее ловушку. Лиза видела это по его глазам. Хотел, чтобы она, умирая от любопытства о своей дальнейшей судьбе, забросала его вопросами. Но решив следовать его тактике, девушка лишь повела плечами и недоуменно улыбнулась:
– Отчего не ранее?
– Оттого что не желаю того.
И снова тишина, напряженная, тяжелая, словно густая дымка тумана разлилась по комнате. Они пристально смотрели друг другу в глаза, и, на удивление Лизе, первым сдался Александр. Уголок его рта медленно пополз вверх, а глаза вдруг заискрились смехом.
– Ты не спросишь меня о Красной горке? Удивительное хладнокровие! Что ж, тогда я сам скажу тебе о том, ma aimable fiancée[246].
При нынешних обстоятельствах это ласковое обращение прозвучало, как очередная издевка. Лиза на миг прикрыла глаза, желая спрятать от его взгляда свою боль. Еще одно напоминание, что отныне для нее все потеряно.
Занятая своими невеселыми мыслями, она не сразу заметила, что Александр неспешной походкой приблизился к ней. Теперь он стоял на расстоянии полушага, и эта близость невольно взволновала ее.
– Все неизменно, моя милейшая невеста. На Красную горку мы ступим под венцы, как и было задумано вашим возлюбленным.
Нельзя сказать, что Лиза не ожидала такого развития событий после того, как в ее покои принесли венчальное платье. Но услышав подтверждение из уст Александра, все же удивленно взглянула на него.
– К чему тебе все это?
– Прошлым вечером ты сама призналась, что хотела бы стать моей супругой. Представим, что ничего не было. Ни откровений твоей мадам, ни наших с тобой увлекательнейших бесед.
– К чему тебе все это? – уже настойчивее повторила Лиза. – Венчание не тот обряд, от которого можно так просто отмахнуться. Мы будем связаны узами…
– …которые при горячем желании вполне по силам разорвать и смертному, – с саркастической ухмылкой докончил за нее Александр. – Падение с лошади на охоте. Или случайный выстрел. В нашей жизни возможно всякое.
– Или неслучайная пуля на поединке, – механически продолжила Лиза, чувствуя, как ее все больше и больше затягивает пучина отчаяния. Нет, вовсе не благие намерения вели его с ней под венец, как мелькнула на миг в голове шальная мысль, – не честь, не совесть, а лишь холодный дьявольский расчет.
– Тогда ты будешь только в выигрыше, разве нет? – усмехнулся он, протягивая руку к ее лицу и ласково пропуская меж пальцами ее аккуратно завитый локон. – Разве не к тому ты стремилась, приехав сюда? Облачиться во вдовьи одежды и скорбно посыпать голову пеплом у могильной плиты…
– Этого не будет! – холодно отрезала Лиза. Решимость не допустить то, что он задумал, только окрепла в ней с прошлой ночи. Не будет крови. Не будет смерти…
– Как скажешь, – подозрительно легко согласился Александр, наматывая ее русый локон на палец. – Мне нет нужды его искать. Он сам объявится. По словам мадам, он безумно любит тебя. Даже готов был отказаться от всего ради тебя. Потому после венчания я не выпущу никого из имения. Пусть все разделят со мной счастье молодожена. Я готов биться об заклад, что он сам себя выдаст. Но сначала ему придется испить до дна всю чашу, что я ему уготовлю. Признаться, и здесь я должен благодарить вас за прекрасную возможность понаблюдать за человеческой природой. За его муками…
– La vengeance est un plat qui se mange froid[247], – полувопросительно произнесла Лиза, смело взглянув ему в глаза. Отчего-то вспомнилось его поведение во время последнего визита в имение Василя и Бориса. Как он выставлял напоказ свою близость к ней, как явно демонстрировал ее чувства к нему. И лишь горько улыбнулась, когда он не сделал ни единой попытки возразить на ее замечание. – Ты сущий дьявол!
– La Bête! – Александр намотал Лизин локон на палец еще туже, тем самым вплотную притянув ее к себе. Она уперлась ладонью в его грудь, не желая этой близости, но все же в итоге уступила его силе.
– Венчания не будет, – твердо сказала Лиза, когда они стояли уже так близко, что дыхание их смешалось. – Я не стану твоей женой.
– Однажды ты уже отказала мне, – усмехнулся Александр, напоминая ей, что из этого вышло. А потом добавил уже жестче, видя, что она упрямо качнула головой: – У тебя нет выбора, ma Elise. Ежели не выйдешь по своей воле в венчальном платье, тебя вынесут в чем есть. Желаешь устроить потеху для зевак – твое право.
– Ты можешь притащить меня в церковь силой, но заставить меня отвечать на вопросы отца Феодора не в твоей воле.
Их взгляды, полные решимости, скрестились в этот миг, как лезвия сабель.
– Я здесь хозяин, ma Elise. И отец Феодор сделает так, как скажу. Даже повенчает без согласия невесты. Желаешь совет? Смирись! По доброй воле ступи под церковные своды в это воскресенье, и даю слово, окажешься в выигрыше при любом раскладе. Останусь я жив или нет. Смирись, ma Elise!
И словно ставя точку в их разговоре, Александр вдруг наклонился и поцеловал ее. При первом же прикосновении губ, пусть оно и было жестким и властным, вся решимость Лизы куда-то улетучилась, а защитные барьеры пали один за другим. Руки сами собой довольно скоро обхватили его шею, а пальцы запутались в волосах. От странного тепла, охватившего ее тело, лед в душе дрогнул.
– Вот видишь, – глядя на ее распухшие губы и затуманенные желанием глаза, чуть хрипло проговорил Александр, когда они все же разомкнули объятия. – Ты явно не прогадаешь…
И вышел вон прежде, чем она осознала иронию этих слов, его злую насмешку.
Слово он сдержал. Ирина действительно вернулась в услужение к Лизе. Но замкнутость и молчаливая покорность горничной красноречиво говорили о том, что она не забыла, кто виноват, что ее едва не сделали скотницей. Вскоре Лиза оставила попытки вернуть расположение Ирины, рассудив, что только время способно восстановить то, что было разрушено.
После полудня в покои Лизы неожиданно внесли Софью Петровну, следом за которой, опираясь на трость, аккуратно ступала Пульхерия Александровна. Мадам была бледна, как смерть, и не находила в себе сил даже взглянуть на Лизу. Старушка, напротив, радостно щебетала в предвкушении приближающегося венчания. Она не могла усидеть на месте и даже снова попросила Лизу примерить фату. Наблюдая за ней, Лиза безмолвно стонала от мук совести, которая при виде этой невинной радости терзала ее с невероятной силой. Девушка прилагала неимоверные усилия, чтобы улыбаться старушке и лгать в ответ на ее расспросы, сильно ли она ждет воскресного дня.
Только когда Пульхерия Александровна вышла возвратить фату в гардеробную, Софье Петровне и Лизе удалось обменяться парой слов.
– Простите меня, дитя мое, я не сумела устоять перед его посулами, – с отчаянием проговорила мадам Вдовина, схватив Лизу за руку. – Вы сами знаете, meine Mädchen, что эти деньги… в них вся моя жизнь!
– Бог с вами, мадам, я не держу на вас зла…
Прочитав в этих лучистых голубых глазах, что Лиза не лжет ей, Софья Петровна даже расплакалась от облегчения. Бедная девочка, о судьбе которой она так беспокоилась, действительно простила ей предательство.
– Еще одно, Lischen. Граф явно благоволит к вам. Послушайтесь моего совета, уступите ему. – Лиза присмотрелась к взволнованной Софье Петровне и внезапно поняла причину, по которой им все-таки позволили свидание. Кто, как не мадам, могла повлиять на решения и намерения Лизы?
– Я подумаю об этом, – только и ответила она, в душе уже твердо уверенная, что не переменит своего решения. Пусть Софья Петровна передаст Дмитриевскому ее слова. Пусть он думает, что она все еще размышляет о том, как ей должно поступить.
Более возможности переговорить без посторонних ушей им не представилось. Пульхерия Александровна, вернувшись из гардеробной, никуда не отлучалась даже на минуту. Лиза смотрела на сияющую от радости старушку, и не могла не почувствовать странного привкуса горечи во рту. Единственная светлая душа в Заозерном – та, кто не держит камня за пазухой и не таит в мыслях ни капли худого. Пусть Александр хочет покарать виновных. Но почему он так жесток к tantine, сердце которой омоется кровавыми слезами, доведи ее старший племянник свой замысел до дуэльной черты?
Как не выдержит и собственное сердце Лизы. Она просто не переживет тех минут, когда судьба будет решать, чьей жизни суждено оборваться. Погибнет Marionnettiste – это навсегда омрачит ее душу. Но ежели умрет Александр…
И снова Лиза не спала всю ночь. Только теперь все было иначе. Нынче она твердо знала, как ей следует поступить. Оставалось только обдумать детали.
«Выбранный мною путь единственно верный, – убеждала себя девушка, стоя на рассвете перед дверью, разделяющей две спальни. – Иного и быть не может по существующему положению дел» Но отчего тогда так больно сжимается сердце? Отчего до безумия хочется повернуть дверную ручку и прижаться к широкой груди, спрятаться от всего мира в крепких объятиях? Как жаль, что это невозможно… и не станет возможным уже никогда…
Глава 27
Тот день был ничем не примечателен в череде других. Утром, по заведенному порядку, Ирина разбудила Лизу, аккуратно раздвинув тяжелые ночные занавеси. Затем подала ей подогретую воду для умывания и помогла облачиться в утреннее платье из белого муслина. После, когда горничная завивала ее непослушные волосы в тугие локоны, Лиза неотрывно смотрела в зеркало на это платье. Белый цвет. Цвет девичества и невинности. Цвет невесты, которой она должна ступить под церковные своды уже через день, не считая нынешнего. Всего один короткий день…
Этой ночью все будет кончено. Отныне у нее только два пути: обвенчаться и каждый миг ожидать, когда в Заозерное пожалует смерть, или разрушить планы Александра и навсегда потерять его. Хотя, разве он был когда-нибудь ее?..
Через некоторое время в дверь постучали, и Платон, старый камердинер Александра, тихо спросил у Ирины, выглянувшей через приоткрытую дверь меж покоями, готова ли барышня к завтраку. Лиза слушала их короткий разговор и не слышала его, глядя на дверь, уголок которой был виден ей в зеркале. И чуть шевельнула пальцами, вспомнив, как сильно билось этой ночью под их кончиками сердце Александра…
То же было и вчера утром. И медленное пробуждение после бессонной ночи. И солнечные лучи, заливающие спальню. И плеск воды в фарфоровом тазике, и шелест платья, в которое ее облачала Ирина. И стук камердинера в дверь, отныне не запертую на ключ.
Тогда Лиза безмерно удивилась вопросу пожилого слуги, готова ли она, чтобы барин сопровождал ее к завтраку. Неужто ее заточению пришел конец? Это был первый вопрос, который она задала Александру, ожидавшему ее в коридоре.
– Было бы странным держать свою невесту взаперти, – он бесстрастно пожал плечами, кладя ее ладонь на свой локоть. – Тем паче при ушах и глазах, что, по сведениям достопочтенной Софьи Петровны, имеются в доме у нашего с тобой знакомца. Не хотелось бы посеять в нем подозрения.
– Значит, моя клетка лишь расширила границы? Я все еще пленница, – горько улыбнулась Лиза. – А его от дверей моих ты уберешь? Не странно ли, что к моим покоям приставлен надзиратель?
Александр оглянулся на лакея. Тот буквально вжался в стенку, всей душой жалея, что невольно стал предметом столь пристального внимания.
– Можешь убирать, – дерзко заявила Лиза, удивляясь в глубине души своей смелости. – Мне некуда бежать и не на что. И потом, я никогда не оставлю здесь Софью Петровну в таком положении. Мы оба знаем, что сейчас ей не до путешествий.
Александр окинул ее долгим внимательным взглядом и молча потянул за собой по коридору к малой столовой, где уже сервировали завтрак. Только перед самыми дверями, которые вот-вот должны были распахнуть перед ними лакеи, прошептал ей тихо в самое ухо:
– Стоит ли человек, предавший тебя, такого расположения и таких жертв, ma Elise?
– Господь велел нам прощать – даже предательство. Отчего бы и мне не простить? – также шепотом ответила Лиза, втайне надеясь, что он поймет посыл, что она вложила в эти слова.
Александр понял. Именно поэтому губы его скривились в саркастичной усмешке, когда он зло произнес в ответ:
– Да-да, старая истина. Ударили – подставь другую щеку. Хотя нет… Думаю, другая цитата желаннее для тебя. «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…» Я передам отцу Феодору, что вскоре в Заозерном все-таки появится персона, с которой он сможет вволю вести богословские беседы.
В столовой уже сидела Пульхерия Александровна. Она обернулась на звук открывшихся дверей и буквально просияла при виде племянника. Усадив Лизу, Александр подошел к старушке и с нежностью поцеловал ее простертые к нему руки.
– Богословские беседы, mon garçon?
В последние дни Пульхерия Александровна выглядела такой довольной. Вот и нынче ее глаза радостно блестели под широкими кружевными оборками чепца. Верно, поэтому лицо Александра в тот же миг смягчилось: ушли горькие складки у рта, а глаза наполнились тем самым светом нежности, который так любила Лиза. Только теперь она понимала, что это игра. И неприятно кольнуло осознание того, насколько искусно ему удавалось обмануть ее прежде.
– Небольшой спор, ma tantine, – Александр занял место во главе стола и тут же завладел рукой сидящей рядом Лизы. К удивлению девушки, он стал ласково гладить ее пальцы, одаривая ее улыбкой влюбленного жениха. Как раньше. Притворщик!
– По пути в столовую мы с Elise поспорили, из какой книги цитата одна. Не соблаговолишь ли помочь нам, ma chère?
– О, на память я не жалуюсь! Изволь, рискну! – с готовностью отозвалась Пульхерия Александровна.
Лиза же не посмела даже взглянуть на нее в этот момент. Да и едва ли смогла бы отвести взгляд от темных глаз Александра.
– Не открывай всякому человеку твоего сердца, чтобы он дурно не отблагодарил тебя, – невозмутимо проговорил он, неотрывно глядя в глаза Лизы. На его лице по-прежнему была маска влюбленного, но в глубине глаз затаился холод.
– О! – рот Пульхерии Александровны при этом восклицании забавно округлился. – Вижу, поторопилась я, mon garson… Сюда бы отца Феодора на подмогу. Тот бы вмиг ответ нашел.
– Ветхий Завет, – тихо проговорила Лиза, аккуратно выпростав ладонь из пальцев Александра. – А теперь моя очередь загадывать. «Неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого, ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь тó же».
Она ожидала ярость или очередную колкость в ответ, но Александр вдруг широко улыбнулся и вкрадчиво произнес:
– Touche! Но я не сдаюсь, милая… отнюдь… – и снова поймал Лизину руку, чтобы поднести ее к губам с многочисленными комплиментами ее памяти и развитому уму. Он мог бы обмануть любого и тогда, и на протяжении всего дня, притворяясь заботливым и внимательным женихом. Но только не Лизу, которая теперь постоянно подмечала холодный отблеск в его глазах и знала причину этого холода. А потому была непривычно замкнута, на удивление Пульхерии Александровне.
Впрочем, Лизе удалось тогда обмануть старушку, сославшись на робость перед визитерами, что посетили в тот день Заозерное, в надежде получить свадебный билет. На протяжении визита они с жадным любопытством наблюдали за графом и его невестой. И после долго обсуждали странную холодность и отстраненность нареченной Дмитриевского и его непривычное для них поведение. Таким внимательным, любезным и радушным хозяина Заозерного еще не видели.
Александр продолжал отменно играть роль влюбленного, удивляя гостей и приводя в восторг Пульхерию Александровну. И только Лиза понимала истинный смысл его фраз. Потому что уже знала, в каждом из его слов и поступков следует искать иное значение, тщательно скрытое от других. Что лишний раз подтвердилось, когда речь зашла о дне венчания.
– Это будет сугубо семейное торжество. Только кровные сродственники, – говорил Дмитриевский одной из визитерш, явно разочаровывая ее своим решением. И тут же обратился к Лизе, ласково пожав ее руку: – A propos, ma chère, нынче поутру с почтой привезли ответ, на который я уж и не надеялся. Василий Андреевич поддался моим настойчивым уговорам и отписал мне, что непременно прибудет в Заозерное к Красной Горке. Вы рады сему известию, ma aimable fiancée[248]? Мой кузен почтит своим присутствием наше торжество…
Лиза выдержала его взгляд, даже не переменившись в лице. И в ответ заметила чуть снисходительно и так тихо, чтобы последнюю фразу слышал только он:
– Я не могу быть не рада, учитывая то, как вы распрощались с вашим кузеном, mon cher ami.
Если Александр надеялся, что она хотя бы невольным намеком или дрожанием ресниц выдаст своего тайного сообщника, он глубоко ошибался. Весь день он играл с Лизой, загонял в умело расставленные ловушки, чтобы она выдала ему то, чего он так страстно жаждал – имя кукловода.
От этой его игры в кошки-мышки к ужину Лиза чувствовала себя абсолютно опустошенной. Держать лицо перед визитерами, изображать счастливую невесту перед Пульхерией Александровной и избегать хитрых капканов Дмитриевского… Теперь девушка была даже благодарна Лизавете Юрьевне. Привычка столько лет скрывать истинные мысли за маской благочестия и учтивости и нынче пришлась весьма кстати.
Впрочем, к вечеру и Александр сбросил свою маску, вновь превратившись в холодного и надменного графа. Когда домашние собирались к ужину, всего пару часов назад распрощавшись с последними визитерами, в столовую вошел дворецкий. Почтительно склонившись, он шепнул хозяину нечто такое, отчего у того вмиг заледенели глаза.
– Пусть убирается к черту! – отрезал Дмитриевский и сделал знак, чтобы подавали первую перемену. Поймав на себе укоризненный взгляд тетушки, он пробормотал: «Je demande pardon!»
Явно смущенный ответом дворецкий озабоченно нахмурился, но все-таки приказал лакеям подавать ужин. Однако спустя некоторое время, набравшись смелости, он вновь склонился к барину:
– Смею заметить, что не с руки нам ссориться с управлением местным, ваше сиятельство… ежели позволите мнение высказать. Вот и Борис Григорьевич вам завсегда говорил, что отвергать эти визиты не стоит…
Помимо воли прислушиваясь к странному монологу дворецкого, Лиза не могла не взглянуть на Александра и густо покраснела, наткнувшись на его взгляд.
– У нас очередной гость? – вдруг проговорила Пульхерия Александровна, сидящая слева от Лизы, чем удивила ее безмерно. Всегда казалось, что у старушки трудности со слухом вследствие возраста, а тут – поди ж ты!
– В чем причина промедления с ответом, mon cher garçon? Неужто позабыл о манерах своих? Что там за карточка?
– Это тот гость, ma chère tantine, что приходит без карточки и не уйдет, покамест не получит того, что желает.
– Припозднился он что-то. Я думала, еще до Пасхи прибудет, – хитро прищурившись, сказала Пульхерия Александровна. – Ежели все это тебе так не по нраву, напиши прошение, как Борис Григорьевич рекомендовал.
Александр раздраженно смял салфетку и бросил ее на стол, вставая со стула. Лиза тут же принялась увлеченно разрезать на аккуратные кусочки копченую рыбу, поданную среди прочих закусок.
– Проводите нашего гостя в малую гостиную, – приказал Дмитриевский дворецкому. – Там, кажется, плохо топлено нынче. По теперешней сырости самое оно…
Нежеланным гостем оказался офицер жандармской команды. Позднее Лиза наблюдала его отъезд из окна своих покоев. Она видела, как он зябко поежился в коляске, пытаясь укрыться от дождя, затекающего за ворот шинели, как пониже опустил шляпу, чтобы капли воды не так сильно хлестали по лицу. До ближайшей станции, где он мог укрыться от непогоды, было несколько десятков верст, и Лиза не могла не сочувствовать ему сейчас.
– Есть ли в тебе хотя бы отголосок милосердия? – спросила она Александра, когда тот зашел к ней перед сном через тайную дверь меж их покоями.
Девушка уже не удивилась, когда он, стукнув пару раз для приличия, шагнул в ее спальню – вновь неприбранный, словно они уже были супругами, так явно демонстрируя свое пренебрежение к ней.
