Текст книги "На сердце без тебя метель... (СИ)"
Автор книги: Марина Струк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 54 страниц)
– Мне нравится, как ты алеешь от смущения, – мягко произнес Александр, когда отпустил Ирину.
Он жестом показал Лизе на место за столиком напротив себя, и та робко уселась, старательно придерживая полы платья.
– И мне нравится твое платье, – бросив на нее веселый взгляд, пошутил он.
Непредназначенное для того, чтобы его носили без сорочки и нижних юбок, злосчастное платье при каждом неосторожном движении так и норовило распахнуться едва ли не до талии. Александр встал из-за стола, взял с кровати легкое покрывало и набросил его на колени Лизы, укрывая ее наготу. Почему-то от его внимания и заботы Лиза смутилась еще больше. Нынче, когда отступила ночь, унося с собой откровенность и страсть, она никак не могла понять, как ей следует вести себя со своим супругом. Поддерживать ли его свободную манеру разговора или быть более сдержанной, как и подобает графине? Чего же он ждет от нее?
– Я послужу, ежели позволишь. Не хочу, чтобы кто-то крутился подле, – Александр налил в чашку Лизы горячий шоколад, а потом внимательно посмотрел ей в глаза. Она смешалась пуще прежнего. Совсем по-детски заложила пряди волос за уши и попыталась спрятать ладони в длинных рукавах утреннего платья.
– Откуда вы… ты знаете про шоколад? Я прежде никогда не говорила о своих предпочтениях.
– C’est simple[382]. Когда есть средства, нет никаких тайн. По крайней мере, до той поры, как вы покинули madam Dragonne.
Лизе снова почудился какой-то намек в словах Александра, и она невольно насторожилась. Но он тут же разгадал ее состояние.
– Qui évoque le passé s'en repent…[383] Я не желаю более покаяний. Довольно, – эти слова прозвучали резко, как приказ, несмотря на то, что взгляд его был полон нежности. – Qui sème le vent récolte la tempête[384]. Так ведь говорится? Довольно с нас штормов, не находишь?
Лиза с готовностью кивнула: и на предложение сладкой булочки с изюмом, которую он положил ей на блюдце, и на требование оставить прошлое прошлому. А потому решила переменить разговор, тщательно скрывая неловкость и смущение от непривычной обстановки.
– Madam Dragonne? – спросила она, будучи и в самом деле крайне удивлена.
И Александр охотно поддержал предложенную ей тему. Рассказал, что в прежние дни довольно коротко знал графиню Щербатскую и не раз пересекался с ней в свете, когда она жила в столице, или он сам приезжал в Москву. Как-то раз на одном из балов он обронил, что графиня «veritable madam Dragonne»[385], способна любого проглотить с потрохами, коли что не по ней. Прозвище пристало к графине в кругу гвардейцев. А после пошло далее… и дошло до ушей ее сиятельства. Равно как и сведения о том, кто послужил виновником сего безобразия.
– O mon Dieu! – ахнула Лиза, увлеченная историей и удивленная столь близким знакомством своей бывшей опекунши и Александра. Верно говорят, как тесен мир. – И что же ее сиятельство?
– Я был в то время переведен в армию и выслан на юг, – продолжал Александр, не вдаваясь в причины своего наказания. – Ты, верно, знаешь, что я никогда не отличался примерным поведением. А уж в Малороссии, вдали от отцовского надзора, и подавно. Я стал еще острее на язык, ничуть не заботясь о последствиях своих поступков и слов. И как-то получил посылку из Москвы. В свертке оказалась книга французских сказаний. Короткая записка служила закладкой на одной из страниц. «La veritable histoire de la Tarasque»[386]. Знаешь ее?
Лиза знала. История о чудовище, пожирающем людей, которого нежностью и заботой приручила юная красавица. Она много раз читала эту книгу Лизавете Юрьевне, и именно сказание о Тараске графиня особенно предпочитала среди прочих.
«De quoi histoire parle, ma fille?[387]» – неизменно спрашивала Лизавета Юрьевна свою воспитанницу. «De amour, madam[388]», – краснея от смущения, робко отвечала по первости Лиза. Ей было тогда всего тринадцать лет, она только поселилась в доме графини и еще не успела растерять остаток своей наивности.
«De amour! – восклицала ее опекунша таким тоном, что начинали хихикать карлицы и остальная свита. – Non, pas du tout. Aimer quelqu'un ne te donne pas carte blanche pour mal le traiter, ma fille. Ne l'oubliez jamais, Lissette![389]»
А потом книга исчезла из библиотеки графини. И только теперь Лиза узнала о дальнейшей судьбе пропажи.
– «On ne sait pas, lequel d'entre nous est un dragon[390]», – написала она ко мне в той записке, – усмехнулся Александр. – Тонко! Я перечитывал давеча это сказание. «Je ne suis pas si méchante qu’on te le dit. Peut-être aurais-je été bonne si l’on m’avait aimée…»[391] – так говорит дракон Тараск. Не знаю, что такое быть хорошим. Я не умею им быть. И, наверное, никогда не стану идеальным супругом. Но я знаю, что приложу все усилия, чтобы быть им. Чтобы ты никогда не пожалела.
– Никогда! – запальчиво воскликнула Лиза, потянувшись к нему через стол и накрывая его руки своими маленькими ладонями.
Александр в ответ несмело улыбнулся уголком рта и переплел ее пальцы со своими. А потом встал, не размыкая их рук, приблизился к ней и опустился на колени перед ее стулом.
– Я хочу, чтобы ты знала все. И ежели повторишь после то, что сказала нынче, я буду наисчастливейшим человеком, – проговорил он чуть хрипло, выдавая свое волнение. – Помнишь, я писал к тебе о своих прегрешениях? О том, что своей безумной страстью, своим самолюбием свел в могилу Нинель. И это правда. Ведь люби я ее истинной любовью, непременно укротил бы свои порывы, хранил бы ее от всего, что могло причинить ей вред, даже от самого себя. Но я… я убил не только Нинель. У мадам Дубровиной ко мне двойной счет.
– Не понимаю… – Лиза устремила растерянный взгляд на Александра, пока тот явно собирался с духом, чтобы продолжить рассказ. И она действительно не понимала, что такого страшного мог он совершить, за что так терзал себя сейчас и в чем так страшился признаться.
– Нинель скончалась родами. Но дитя… сын… он умер не сразу. Я… я был пьян. Не понимал, что говорю. Ушел из дома, укрылся от всех, покамест Нинель мучилась. Я даже не простился с ней, потому что был не в состоянии… И когда мне сообщили, что она умерла, мне стало совсем… Меня спросили, что делать с ребенком. Я ответил, что мне безразлично. Ежели Бог забрал мою птичку, то пусть забирает и того, кто убил ее. Я… я просто ничего не сделал. Он был не нужен мне. И он умер. Но самое страшное – в душе у меня даже ничего не шевельнулось. Ровным счетом ничего. И не возьми мадам Дубровина все хлопоты по погребению в свои руки, я едва ли задумался бы об этом. Только когда она увезла тела, чтобы схоронить на погосте в собственном имении, я осознал… И когда поехал туда, она вышвырнула меня вон, даже невзирая на правила приличия. Но я не виню ее. Ныне не виню. Она во всем была права. Я кругом виноват. А еще она сказала, что не всякая женщина сумеет полюбить человека, убившего свою жену и дитя. Теперь ты видишь, какое чудовище стало твоим супругом?
Лиза выпростала ладони из плена рук Александра, но не для того, чтобы отстраниться, как он, разом помрачнев, должно быть, решил. Она ласково обхватила ладонями его лицо и с нежностью заглянула ему в глаза:
– Мне ли бросать камни? Qui évoque le passé s'en repent…[392] Довольно покаяний, d’accord?
Ах, как жаль, что их прервала Ирина, напомнившая из-за двери, что ее сиятельство ждет портниха-француженка, прибывшая с множеством коробок из самой Москвы! Сама бы Лиза не отказалась провести весь день в объятиях мужа, когда он целовал ее так жадно и требовательно…
– Ступай, ma Elise, – оторвавшись от губ Лизы, Александр с улыбкой провел ладонью по ее волосам. – И не думай о расходах. Смело бери у портнихи все, что пожелаешь, да самое лучшее. Не пристало графине Дмитриевской иметь гардероб хуже прочих, тем паче в провинции.
«Графине»! От понимания, какое высокое положение она теперь занимает, по спине Лизы пробежал холодок. Ее никогда не готовили для подобной роли, но она помнила по прежней жизни в Москве, как пристально следили за поведением титулованных особ, подмечая каждый их шаг. «Nous devrions placer la barre très haut et, je dirais: «Noblesse oblige»[393], – часто говаривала графиня Щербатская.
И страхи Лизы только усилились, когда Александр упомянул о визитах, которые они, будучи молодоженами, обязаны были нанести ближайшим соседям, и об устройстве свадебного приема.
– И, вне всяких сомнений, мы должны известить о нашем венчании твою patronesse, – твердо произнес он. – Пусть все свершилось без ее ведома, пусть Лизавета Юрьевна не считает более тебя своей воспитанницей, но так должно. Я напишу к ней нынче вечером. Ежели пожелаешь, можешь добавить несколько строк от себя. После решишь, – уже мягче добавил он, видя Лизину растерянность, и, напоследок поцеловав ее, громко кликнул Ирину.
На примерке Лиза поначалу чувствовала себя неловко и скованно. По распоряжению Дмитриевского, помимо многочисленных платьев, француженка привезла с собой шляпки, шали, перчатки и прочие детали дамского туалета, которые взяла в кредит в лавках на Кузнецком мосту.
– Je l'avais dit: le top du top! – приговаривала она, с помощью Ирины и пары своих помощниц облачая Лизу в очередной наряд. – Seulement le meilleur pour madame la comtesse![394]
От восхищенных восклицаний портнихи и детского восторга Пульхерии Александровны Лиза постепенно расслабилась. Женская сущность взяла свое, и спустя некоторое время она уже в полной мере наслаждалась выбором нарядов, позабыв обо всех своих сомнениях и тревогах. Пока в самом финале примерки француженка, затягивая шнуровку на одном из привезенных дневных платьев, не произнесла с легким придыханием:
– Je n'ai aucune idée de votre robe de mariée, madam la comtesse[395].
От прежнего восторженного настроения Лизы не осталось и следа. Ее венчание весьма отличалось от общепринятого, и она до сих пор страшилась разговоров о нем. Да и что ей было отвечать? Что ее понесли под венец в покрывале?
Хандра Лизы длилась ровно до обеда. Вместе с Пульхерией Александровной она спустилась в малую столовую, вовсе не ожидая своего супруга. Александр еще утром уехал на дальние поля за пару десятков верст и собирался отобедать у ближайшего соседа. Но едва только сели за стол, как Лиза скорее сердцем, чем на слух, распознала знакомую поступь в анфиладе, ведущей к столовой. «Совсем как раньше», – подумалось ей. Она снова ждет его появления со странным предвкушением. Она всегда его ждала…
– Прошу простить мой неподобающий вид. – Александр склонился к жене, чтобы коснуться вежливым поцелуем ее затылка, а после поцеловал руку тетушке. – Я спешил, как мог, и вот…
– О, как мы рады слышать это! – откликнулась довольная Пульхерия Александровна, забавно тряхнув головой.
Ее восторг после визита портнихи ничуть не утих. Она принялась так возбужденно рассказывать о том, как выбирала себе шаль и кружева на новые чепцы, что вызвала улыбку не только у Лизы, но и у Александра. Лизе показалось, что даже лакеи, буфетчик и дворецкий с трудом сохраняют отстраненно-вежливое выражение на лицах.
– Простите ma tantine сей восторг, – тихо произнес Александр, когда Пульхерия Александровна задремала прямо за столом под действием неразбавленного вина. – Для нее нынче все в радость. Давненько в Заозерном не случалось столько событий.
– Не надобно извинений. При виде такой неподдельной радости поневоле и сам радостен становишься, – ласково улыбнулась Лиза.
– Надеюсь, ваша радость только умножится, – Александр поманил рукой одного из лакеев, и тот подал ему на подносе белый конверт. – По возвращении я нагнал у Заозерного гонца с посланием к вам.
Письмо от Натали! Лиза сразу узнала почерк. От желания поскорее взять его с подноса закололо пальцы, но Лиза помнила, что обед еще не завершен, и не пристало ей сейчас выходить из-за стола. Она беспомощно взглянула на Александра и заметила озорные искорки в его глазах.
– Подайте вино и десерт в голубую гостиную, – распорядился он. – Ее сиятельству пришли важные известия, посему обед окончен. И позаботьтесь об ma tantine…
Едва лакеи притворили двери гостиной, оставив молодых супругов наедине, Александр притянул Лизу за талию и впился в ее губы долгим и страстным поцелуем. Только спустя время она опустилась в кресло и развернула письмо, но прочесть его полностью сразу не сложилось. Натали написала на двух листах, а уже по прочтении первого Александр стал слишком громко шуметь бокалами и графином и слишком часто ходить по комнате из угла в угол. Лиза в удивлении сложила письмо, решив, что дочитает его позже, и посмотрела на мужа с немым вопросом в глазах.
– Не знал, что ты продолжила столь тесное знакомство с мадам Дуловой после ее… м-м-м… fuite[396], – произнес Александр таким тоном, что Лиза без труда разгадала начало разговора.
Она понимала, что у него возникнут вопросы. Ждала их еще тогда, когда он предъявил ее письмо к Никите, и сейчас готова была откровенно и честно рассказать обо всем, что случилось с ней после бегства из Заозерного.
Но, быть может, графине Дмитриевской не пристало поддерживать знакомство с мадам Дуловой, бежавшей из родительского дома и отвергнутой матерью? Эта мысль буквально обожгла, потому что Лиза знала – не сможет она покорно принять такое условие своего нового положения. Но если рассказать, как Натали помогла ей, тогда Александр непременно поймет!..
И Лиза, как могла красочно, рассказала обо всем. Как поселилась у немки-акушерки, как искала брата, как сбежала от Амалии Карловны, когда та, прельстившись наградой, решила ее сдать его сыщикам. Говоря это, Лиза осеклась, заметив, как Александр нахмурился и пару раз сжал пальцы в кулак. А следом пришли смятение и боль от понимания, что вовсе не он вел розыск в те дни. А еще Лиза вспомнила, что в то время, когда она в страхе бежала от дома на Немецкой улице, здесь, во флигеле, жила другая женщина. И не просто жила, а делила с Александром постель, как еще недавно делила она, Лиза.
– Это был не ты.
Наверное, стоило промолчать. Ведь сама вчера соглашалась, что время покаяний прошло. Но душа все еще ныла при мысли о той, другой.
– Это был не ты. Тебе было не до розыска, верно? Когда она жила здесь, при тебе…
Взгляды их схлестнулись, как клинки. Но на этот раз не Лиза отвела глаза первой. И для нее его замешательство было сродни признанию в том, что ему неловко хотя бы на малую толику.
– Ты ведь тоже в последний год жила не только в монастыре, верно? – быстро вернув себе самообладание, атаковал Александр в ответ.
Лиза посчитала это наилучшим моментом, чтобы перейти к рассказу о том, как она оказалась в семье Дуловых, и о помощи, что ей оказала Натали. Однако, судя по виду Александра, слушал он внимательно, но в памяти оставлял только то, что касалось Никиты. И Лиза впервые увидела то, чего не замечала за ним прежде, – ревность, пусть и скрытую где-то в глубине души, надежно запертую в глубине его взгляда.
– И что? Долго Дулов крутился вокруг тебя? – даже перебил ее однажды Александр, опускаясь в кресло напротив.
Лиза с трудом сдержала улыбку, подводя рассказ к неожиданному предложению руки и сердца от Никиты. Но насладиться, пусть и коротким, триумфом ей не удалось. Вновь нахлынули тяжкие воспоминания о смерти Николеньки, и слезы сами собой покатились по щекам.
Александр молча усадил Лизу к себе на колени и заключил в объятия. Тепло его рук, ласковые прикосновения губ стерли слезы, а заодно и уняли остроту горя в ее душе.
– Мне жаль, что так случилось с твоим братом, – тихо проговорил он, когда крепко обнимал ее, а она слушала мерный стук его сердца.
– Господь воздал всем по прегрешениям, – глухо отозвалась Лиза. – У меня отнял брата, у Софьи Иогановны – сына. И господин Журовский погиб, как я слышала. Сломал шею, когда лошади понесли и перевернули его коляску. Не смотри на меня так, как иначе мы могли объявить о сломанной кости, не будучи в сговоре с твоим доктором?! Поверь, Господь сполна воздал всем участникам сей истории. Ему вершить суд. И только Ему.
Александр продолжал молчать. Даже не шевельнулся. Но Лиза знала, что он слышал ее слова. И ей было довольно того, что он не спорит с ней, как когда-то.
– У меня никого не осталось. Все, кто жил в моем сердце, ныне мертвы. Остались только вещицы в память о них…
Тут Лиза резко выпрямилась и в ужасе взглянула на Александра. Только сейчас она осознала, что у нее не осталось даже этой малости. В водовороте последних событий как-то позабылось, что весь ее багаж сожгли во время карантина. Венчальное платье матери, награды отца, рисунки и письма Николеньки, письмо-исповедь от Александра и так и непрочитанное последнее послание Marionnettiste – все ее прошлое сожрал огонь, не оставив ни малейшего следа.
– Пойдем со мной, – тихо произнес Александр, будто прочитав ее мысли.
Она подала ему руку и пошла за ним как хмельная, совсем не понимая, куда он ее ведет. Не заметила, как они поднялись по лестнице и миновали анфиладу комнат, и опомнилась, лишь когда Александр, усадив ее в кресло в своем кабинете, вложил в ладонь серебряный медальон.
– Твоего брата вещица, верно?
Лиза подняла на мужа потрясенный взгляд, будто увидела его впервые. Пульхерия Александровна намедни проболталась, что он уничтожил все, что было связано с ней. И этот медальон, оставленный на память, Лиза тоже считала потерянным. А он был у него!
– Расстаюсь с ним, потому как ныне оригиналом владею, – попытался пошутить Александр, ласково трогая локон у ее левой щеки. – Иначе не отдал бы ни в жизнь. А еще… О наградах твоего батюшки можно похлопотать в столице. Прошение подать на имя государя, чтобы сызнова справили. Неужто он откажет дочери героя? Правда, сперва прошение о помиловании подать надобно.
– Ты подашь прошение? – в изумлении переспросила Лиза.
– Jupiter, tu te fâches, donc tu a tort[397], – усмехнулся Александр. – Я был не прав. Гордыня мешала мне увидеть очевидное. Я был офицером гвардии. Я дворянин. Мой долг – защитить императорскую фамилию. Долг перед государем превыше моей гордыни. За это я наказан, но прежде считал приговор слишком суровым. А нынче будто глаза открылись.
Взгляд Александра заволокла пелена острой боли. Приподнявшись на цыпочки, Лиза обхватила его за шею и крепко обняла.
– Мне долгое время снился один и тот же сон, – прошептала она ему на ухо, когда он склонился над ней, обнимая также крепко в ответ. – Теряя силы, я бреду по снежному полю. Одна. Никого нет. И ощущение полной потери… А надо мной кружат вороны. И я знаю, что вскорости умру, а они будут клевать мое тело… мои глаза, – Лиза вздрогнула, и Александр только крепче сомкнул руки в объятии. – Я знала, что мне нужно идти вперед, что ежели я дойду, буду спасена. Только прежде не понимала, куда иду. И никогда прежде не доходила. Никогда. А когда заболела, я снова была там, на том поле. И шла я к тебе, понимаешь?
Лиза отстранилась, чтобы посмотреть ему прямо в лицо, заглянуть в глубину темных глаз, чтобы снова и снова утонуть в нежности, что плескалась в его взгляде.
– Тогда никогда больше не сбегай от меня.
– А ты не отпускай.
– Никогда…
Наверное, стоило бы открыть Александру имя Marionnettiste. Рассказать все, обнажая самые потаенные уголки своей души. Но Лиза до дрожи боялась все испортить. Боялась впустить в их волшебный мир хотя бы малую тень прошлого. Она вспомнила ненависть, звучавшую в голосе Александра, когда год назад он говорил о своем тайном недруге, вспомнила слова самого Marionnettiste о злопамятстве Дмитриевского и не смогла проронить ни слова.
В один из дней Лиза стояла у окна спальни, наблюдая за мерцанием звезд и немного злясь на себя за бессонницу.
– Ты мне так и не ответила тогда о предложении Дулова. Уж не о нем ли думы нынче не дают спать покойно? – нарушил ночную тишину сонный голос Александра.
Любой другой подумал бы, что он злится. Но Лиза знала, что Александр просто дразнил ее, наблюдая за ней со своего места в постели.
– Иди ко мне, – он похлопал по матрасу, а когда Лиза подчинилась, сгреб ее в объятия. – Прежде я считал, что унес тебя под венцы от монашеского плата. Ныне же думаю – не от жениха ли умыкнул? Так что же, дала ли ты ему согласие? По нраву ли тебе сей благородный господин?
– Никита Александрович – хороший человек. Я многим ему обязана, – решила в ответ поддразнить его Лиза, сохраняя серьезное выражение лица и с радостью подмечая, как Александр нервничает, как грызет его ревность. – Но любила всегда только тебя. Не думаю, что другой человек смог бы заменить мне тебя, Саша. Никогда…
И Лиза всей душой наслаждалась воцарившейся меж ними идиллией. Казалось, ничто не способно омрачить их счастья, ведь они были так надежно укрыты в стенах усадьбы от всего остального мира. Но уже вскоре ей все-таки пришлось столкнуться с суровой реальностью.
За субботним ужином Александр заявил, что завтра им всем семейством надлежит быть в церкви. Лиза не придала значения его словам, полагая, что он, как и прежде, иронизирует. А потому весьма удивилась, когда поутру он тоже стал собираться к выходу.
– Ты поедешь на службу? – не смогла удержаться она, когда все домочадцы занимали места в коляске.
– У меня свои причины, – коротко пояснил Александр, и Лиза не стала более допытываться.
Поначалу все шло гладко. Они стояли в церковном дворе в ожидании начала службы, здороваясь с соседями и обмениваясь любезностями. Кого-то Лиза помнила, с кем-то пришлось заводить знакомство, но чувствовала она себя при этом абсолютно свободно: ее спокойствие не трогали ни пытливые взгляды, ни шепотки за спиной. Покамест не прибыла коляска Зубовых. Лизе сразу бросилось в глаза, как побледнела Лиди под стать кружеву на платье, когда заметила ее под руку с Александром. Десятки глаз иглами впились в них обеих, подмечая каждый жест и взгляд.
– Пойдем в церковь, – приказал Александр и настойчиво потянул Лизу за собой. А потом шепнул на ухо, когда поднимались по ступеням: – Не стоит смотреть на нее, коли не можешь скрыть своих чувств. Мадам Зубова никогда не простит тебе жалости к своей внучке.
Это была не жалость, упаси господь, – лишь сочувствие к несчастной девушке, что отстояла всю службу, упорно глядя перед собой. Но помимо сочувствия, Лиза невольно испытывала восхищение мужеством и самообладанием mademoiselle Зубовой. Она прекрасно понимала, каково Лиди находиться здесь, в десятке шагов от жены любимого мужчины, да еще под жадными взглядами местных кумушек. Понимала Лиза и жгучую ненависть, то и дело мелькавшую в глазах Варвары Алексеевны, как ни пыталась та взять в себя в руки. Ненависть витала в воздухе, среди ароматов ладана, и у Лизы даже мурашки бежали по спине от столь явного чувства. Уехали Зубовы самими первыми, не дожидаясь, пока служба подойдет к концу.
Лиза заговорила о том, что ее волновало, только вечером, когда они впервые за весь день остались с мужем наедине. После службы многие из соседей по приглашению Александра поехали на завтрак в Заозерное, да так и остались почти до обеда. Мужчины ушли на псарню смотреть новый приплод, женщины же, расположившись за чаем на террасе, расспрашивали Лизу о Москве и общих знакомых. Александр ускользнул от нее и после обеда – выехал верхом и вернулся только в сумерках. Потому у Лизы было достаточно времени, чтобы в который раз перечитать письмо Натали и все обдумать.
– Скажи мне, что случилось зимой? Почему мадам Зубова так ненавидит тебя?
Лиза не собиралась поднимать этой темы. А если и хотела заговорить о том, то по-иному, мягче. Но едва Александр показался в дверях, соединяющих их покои, слова сами сорвались с губ.
– Тебе уже изрядно наговорили всего, верно? – осведомился он. – Так и думал, что не следовало звать к себе этих языкастых особ.
– Перестань! Никто из наших гостей не стал бы распускать сплетни. Они все уважают тебя.
– Скорее, боятся. Donc?
– Я думала, ты изменил мнение об окружающих.
– И как вижу – напрасно! – язвительно бросил в ответ Александр.
Лиза в удивлении замерла. Она совсем забыла, каким ироничным и злым он может быть. А ей-то почудилось, что прежнего Александра более не существует.
– Неважно, откуда я узнала, – примирительно произнесла она. – Я бы хотела, чтобы ты сам рассказал мне, как непосредственный участник сего. Потому что я не верю…
– И зря! – с досадой оборвал ее Александр. – И я не желаю вести подобные разговоры в спальне. Спальня создана для иного.
И Лиза уступила ему, решив, что впереди у них довольно времени. А утром, когда проснулась в полном одиночестве под радостное щебетание птичек за окном, вдруг задумалась, вправе ли она упрекать мужа, пусть даже в мыслях, что он не все открыл ей из своего прошлого, когда сама она по-прежнему имела от него тайны?
Вскоре вошла Ирина с запиской от Александра. Он сообщал, что уехал вместе с управителем на кирпичный завод и планирует воротиться только к обеду. Несколько утренних часов Лиза провела в бельведере за вышиванием, а после полудня спустилась в картинную галерею, где и планировала встретить мужа. Она не заходила в эту длинную комнату, где всегда царил полумрак, около двух лет. Не заходила с позапрошлой зимы, словно боялась призраков, особенно одного – призрака красивой молодой женщины с ясными васильковыми глазами.
– Где портрет Нинель? – Лиза задала этот вопрос, едва Александр перешагнул порог галереи, легко постукивая хлыстом по голенищу сапога.
– Странный вопрос, не находишь? – он с вызовом изогнул бровь, но потом все-таки сдался, видя, что она не оставит расспросы. – Убрали на чердак.
– Почему? – Лиза похолодела. Неужели портрет был убран для того, чтобы не сравнивать свою первую супругу с ней, Лизой?
– Не смог глядеть на нее, – коротко ответил Александр, ловя ее запястья и притягивая к себе. – Искал в ее чертах то, чего там не было. Твои черты искал.
Облегчение было настолько огромным, что Лиза даже не смогла удержаться на ногах и упала ему на грудь. Она и сама до сих пор не понимала, насколько важно для нее было занять особое место в его сердце. Конечно, глупо ревновать к покойной, но… понимание, что смогла стать для него особенной, несмотря на схожесть с Нинель, так согревало душу.
– Я уже говорил тебе – ты иная. Может, кто-то и видит в тебе черты Нинель, но не я, – тихо проговорил Александр, а потом поцеловал ее медленно и глубоко, словно запечатывая свои слова. От него пахло потом и лошадиным духом, но Лиза не замечала этого, погруженная в плен ощущений, которые мог подарить только он. Ее Саша.
– Повтори еще раз, – прошептал он ей в губы.
И Лиза, осознав, что произнесла это вслух, поспешила выполнить его просьбу. Раз за разом она повторяла его имя, наслаждаясь тем, как светлеет его взгляд.
– Я намеренно увлек mademoiselle Зубову, – неожиданно произнес Александр, так что Лиза даже не сразу поняла, куда повернул их разговор. – Заставил ее потерять голову до Масленицы, чтобы в день гуляний она села в мои сани. Мы не уезжали далеко. Только прокатились вокруг Масленичного городка. Но и того хватило, чтобы я узнал все, что мне требовалось, и невольно скомпрометировал девицу. Это Натали Дулова написала тебе?
– Она волновалась, как местное общество примет меня. Никаких подробностей. Написала лишь, что «история с барышней Зубовой может помешать тому». Об остальном я сама догадалась, – призналась Лиза.
– Дело худо, раз толки докатились так далеко. Я полагал, все ограничится нашим уездом, – помрачнел Александр. – И, прошу тебя, не хмурься, ma Elise. Мной руководило не влечение к девице, а, грешно признать, личные интересы. Я вновь поставил их превыше девичьей чести. Мне жаль, что таковы были последствия…
– Мне отрадно слышать, что тебе жаль, – в глазах Лизы читался лекий укор.
– Видишь, какие перемены творит la Belle с la Bête, – прошептал Александр, снова склоняясь к ней. – Эдак совсем под твою дудку плясать начну, как медведь ручной на ярмарке!
– Что-то я сомне… – начала было Лиза, но ее слова были стерты горячим поцелуем.
Полностью отдавшись чувствам, Лиза с наслаждением подставляла губы, ворошила волосы на затылке мужа, нежно водила пальцами по шее вниз и дальше к вороту рубахи. А потом вдруг вспомнила, зачем ждала его тут, в картинной галерее. И замерла под его губами, еле дыша от волнения.
– Что случилось? – напрягся Александр, почувствовав в ней перемену.
Лиза обернулась на стены, увешанные портретами, с которых за ними наблюдали предки Дмитриевских, а после снова взглянула на него. Глаза в глаза.
– Я должна сказать тебе…
– Не надобно! – сурово отрезал Александр.
И она даже растерялась. Удивленно взглянула в его лицо, мигом ставшее бесстрастным, словно высеченным из камня, под стать предкам на портретах.
– Ваше сиятельство, – донеслось после несмелого стука из-за двери. – Ваше сиятельство, офицер-с до вас прибыли…
– Принесла нелегкая! – проворчал Александр и, не сказав более ни слова, вышел вон.
Лиза решила остаться в галерее до его возвращения, понимая, что их разговор не завершен. Она помнила, что ежемесячные визиты офицера жандармского отделения были не долги, а потому совсем не волновалась. Но когда циферблат маленьких часиков на ее кулоне показал, что миновало уж более получаса, Лиза, одолеваемая дурным предчувствием, сама отправилась на поиски мужа.
Лакеи, пряча взгляды, подсказали ей, где его искать. «Барин уезжает», – ответ дворецкого ошеломил, заставив сердце забиться сильнее, а тревогу расцвести пышным цветом. Лиза застала Александра на крыльце, когда тот спускался по ступеням к коляске. К удивлению, Лизы коляску сопровождали солдаты верхом на лошадях. Она быстро окинула взглядом этот странный выезд и обратилась к Александру, уже обернувшемуся к ней:
– Que faites-vous ici?
– J'ai laissé un mot…[398]
– Ваше сиятельство, – обратился к Лизе офицер, щелкнув каблуками. – Разрешите предста…
Александр весьма нелюбезно отстранил его и, взяв жену за руку, отвел ее в сторону.
– Qu'y a-t-il, Alexandre?[399] – начала сбитая с толку его поведением и присутствием солдат Лиза, но Александр не дал ей договорить, крепко сжав ее пальцы в попытке успокоить.
– Я написал к вам записку. Ничего не случилось, небольшое недоразумение. Я вынужден выехать на некоторое время в Тверь.
– В Тверь? – изумленно переспросила Лиза. – Для чего?
– Ваше сиятельство, – резко произнес за спиной Александра офицер. – Времени нет. Надобно ехать. Не стоит злоупотреблять моим расположением к вашей особе.
– Qu'y a-t-il, Саша? – снова спросила Лиза, чувствуя, как медленно вползает в душу страх, потому что при словах офицера в глазах Александра на мгновение мелькнуло столь непривычное для него смятение.
Видимо, страх отразился в Лизиных глазах, потому что Александр вдруг обхватил ладонями ее лицо в нарушение всех правил bon ton.
