Текст книги "Сквозь тьму (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 47 страниц)

“Поставьте что-нибудь рядом с Зулингеном, и это будет выглядеть не так уж плохо”, – с содроганием сказал Бембос. “Громхеорт от этого выглядит не очень хорошо. Ничто не заставит ”Хромхеорт" выглядеть хорошо ".

“Похоже, ничто не заставит тебя перестать ныть в животе, не так ли?” Сказал Орасте.

“О, заткнись”, – прорычал Бембо, достаточно раздраженный, чтобы забыть, что Орасте не составило бы большого труда разорвать его надвое. Фортвежец – мужчина средних лет, в его аккуратной бородке начинала седеть – шел через улицу, повернув голову в сторону констеблей. “Что здесь такого развратно-смешного?” – заорал на него Бембо.

“В Громхеорте в эти дни нет ничего смешного”, – ответил фортвежец по-альгарвейски почти так же свободно, как констебль.

Бембо упер руки в бока и послал Орасте торжествующий взгляд. “Вот так?Видишь? Даже фортвежец может сказать”.

Другой констебль пренебрежительно махнул рукой. “Что он знает об этом? В любом случае он не захочет дарить нам букет”. Он сердито посмотрел на фортвежца. “Что, черт возьми, ты вообще знаешь о том, как обстоят дела?”

Бембо ожидал, что местный пригнет голову и исчезнет.Это было то, что он сделал бы перед лицом пары оккупантов. Это было то, что сделали самые разумные жители Фортвежья. И, действительно, парень начал делать именно это.

Но затем, словно споря сам с собой, он покачал головой и зашагал по булыжной мостовой к Бембо и Орасте. “Вы хотите, чтобы я рассказал вам то, что я знаю, джентльмены? Я могу это сделать, если ты потрудишься выслушать ”.

“Он что, спятил?” Орасте прошептал Бембо.

“Я не знаю”, – прошептал Бембо в ответ. Фортвежец не вел себя странно, за исключением того, что был готов высказать свое мнение. Но в Громхеорте это было довольно странно само по себе. Бембо опустил правую руку на трость, которую носил на поясе. Он немного повысил голос. “Это достаточно близко, приятель”.

Фортвежец не только остановился, он поклонился, почти как если бы он сам был альгарвейцем. Он рассмеялся, и смех его был резким и горьким. “Я не опасный безумец. Это заманчивая роль, но я не могу ее сыграть. Временами мне хотелось бы, чтобы я мог, поверь мне ”.

Это был модный разговор. Орасте это ничего не дало. Он пророкотал: “Переходи к сути или проваливай”.

Еще раз поклонившись, фортвежец сказал: “Я так и сделаю. Мой племянник забил моего сына до смерти стулом, и никто ничего с этим не сделал. Никто ничего с этим не сделает. У меня тоже нет шансов заставить кого-нибудь что-нибудь с этим сделать. Должен ли я думать, что в Громхеорте все хорошо?”

Его туника была довольно чистой и довольно стильной – не то чтобы Бембо думал, что туники длиной до колен, которые носили мужчины Фортвежья, сильно отличались по стилю. Он говорил как образованный человек. У него были нервы в избытке – то, что он так открыто говорил с альгарвейцами, доказывало это. Имея деньги, образование и нервы... “Почему вы не можете заставить кого-нибудь что-нибудь с этим сделать?” – Спросил Бембо в искреннем замешательстве.

“Почему?” – спросил фортвежец. “Я скажу тебе почему, клянусь вышеприведенной силой. Потому что мой племянник, да поглотят его подземные силы, был в увольнении из бригады Плегмунда, когда он это сделал. У вас есть еще вопросы, сэр?”

“О, ты тот самый сын шлюхи”, – сказал Орасте. “Я слышал о тебе”. Бембо кивнул; он тоже слышал об этом парне. Орасте пожал плечами. “Нет, ты ничего не можешь с этим поделать. Продолжай, проваливай”. Слова остались грубыми. Тон, теперь, не был таким. Если бы это исходило от другого мужчины, Бембо мог бы даже назвать это сочувствием. Со стороны Орасте это было трудно представить.

“Я не ожидал, что ты что-нибудь сделаешь”, – ответил фортвежец. “Но ты спросил, почему ничего смешного. Теперь я тебе сказал. Хорошего дня”. Отвесив еще один поклон, он зашагал прочь.

“Бедняга”, – сказал Бембо. “Как только ты окажешься в бригаде Плегмунда, ты сможешь делать все, что тебе, черт возьми, заблагорассудится, при условии, что ты не сделаешь этого с Аналгарвианом”.

“Это правда, и так тоже должно быть”, – сказал Ораст. “Но этот парень не так бы смотрел на вещи – я это вижу”. Он ругнулся. “Никто никогда не говорил, что жизнь справедлива. Давай”.

Они пошли дальше. Когда они завернули за угол, взгляд Бембо упал на амана, идущего рядом с капюшоном своей длинной туники, натянутой на макушку. В теплый летний день это привлекло внимание констебля почти с такой же готовностью, как привлекла бы симпатичная девушка. Черты лица под капюшоном не казались особенно вегийскими: светлая кожа, прямой нос. И тогда Бембо понял, что эти черты действительно кажутся знакомыми. “Силы свыше!” – воскликнул он. “Это тот старый каунианин из Ойнгестуна”.

“Что это?” Спросил Орасте. Бембо указал. Другой констебль посмотрел, затем кивнул. “Что ж, на этот раз ты прав. Он знает, что ему тоже не следовало быть здесь. Теперь он – честная добыча ”.

“Это точно он”. Бембо повысил голос. “Стой на месте! Да, ты, уродливый старый каунианский мешок с навозом!”

Старик – Бривибас, так его звали – выглядел так, как будто подумывал о побеге. Затем его плечи поникли; он, должно быть, понял, что ошибка с большой вероятностью может оказаться фатальной. Вместо этого он повернулся к Бембо Андорасте со странным фатализмом. “Очень хорошо. У тебя есть я. Делай все, что в твоих силах”.

Может быть, он сказал что-то подобное в надежде смягчить сердца конюшен. Это могло сработать с Бембо: маловероятно, но могло сработать. Для Орасте такое приглашение было просто напрашиванием на неприятности.

Бембо попытался отгородиться от своего коллеги, хотя и не мог толком сказать почему: он не очень-то нуждался в каунианцах. “Хорошо, какое оправдание вы собираетесь нам предложить за то, что мы на этот раз тайком покинули ваш район?” – потребовал он от старика.

“Никаких оправданий, только правда: я все еще пытаюсь узнать, что стало с моей внучкой”, – ответил Бривибас.

“Недостаточно хорош, старик”, – сказал Орасте и высвободил свою дубинку. Каунианин склонил голову, ожидая.

“Подожди минутку”, – сказал Бембо Орасте, который посмотрел на него так, как будто он был не в своем уме. Обращаясь к Бривибасу, Бембо сказал: “Как ты думаешь, почему она здесь? Я имею в виду, именно здесь, в этой части города?” Если бы у каунианца не было хорошего ответа, ничто из того, что Бембо мог сказать, не помешало бы Орасте заняться своим развлечением.

Бривибас сказал: “Я полагаю, она сбежала с фортвежским юношей по имени Эалстан, который живет где-то на этой улице”.

“Я верю, что ты дурак”, – сказал Бембо. Если девушка жила с жителем Фортвежья, она была обязана быть в лучшем положении, чем любой из каунианцев, застрявших в их многолюдном районе. Никто не стал бы бросать ее в фургон и отправлять на запад, или, может быть, на восток, в жертву. Неужели старый дурак был слишком слеп, чтобы увидеть это?

К удивлению констебля, в глазах Бривибаса блеснули слезы. “Она – все, что у меня есть в этом мире. Вас удивляет, что я хочу знать, что с ней стало?”

“Иногда тебе лучше не знать”, – ответил Бембо.

Бривибас уставился на него так, как будто он только что заявил, что мир перевернулся, и не существует такой вещи, как волшебство. “Знание всегда предпочтительнее невежества”, – заявил он.

“Ну, приятель, вот кое-какие знания, которых у тебя раньше не было”, – сказал Ораст и ударил Бривибаса дубинкой по ребрам. Старый каунианин застонал и сложился гармошкой. Орасте ударил его снова. Он упал на одно колено. Орасте ударил его еще раз, затем, казалось, потерял интерес. “Теперь ты понимаешь?” – рявкнул он.

“Да”, – сказал Бривибас, изо всех сил стараясь не показывать свою боль.

“Если мы снова поймаем тебя здесь, у магов никогда не будет шанса принести тебя в жертву”, – продолжал Орасте. “Ты понимаешь это?”

“Да”, – снова сказал Бривибас.

Орасте пнул его, не так сильно, как мог бы. “Тогда убирайся отсюда”. Это не было милосердием, но он был настолько близок к этому, насколько мог бы.

“Проклятый старый идиот”, – сказал Бембо, когда каунианин, пошатываясь, пошел прочь. “Ты смотри, ты жди – рано или поздно он будет появляться слишком часто. Тогда его либо сожгут, либо растопчут, либо отправят на запад, в зависимости от того, кто его поймает и насколько сильно он заморозит людей. И это тоже будет его собственной глупой ошибкой ”. Обвинение Бривибаса означало, что ему даже не нужно было думать о том, чтобы обвинять Альгарве в судьбе Кауниана.

Орасте не беспокоился о таких вещах. Все, что он сказал, было: “Хорошего танца”. Затем его глаза, зеленые, как у пантеры, сузились. “Знаешь, мне интересно, не связан ли этот старый хрыч каким-то образом с тем другим парнем, с которым мы разговаривали – я имею в виду, с тем громким фортвежцем”.

Бембо снял шляпу, обмахнулся ею и почесал голову. “Как ты это себе представляешь?”

“Зачем солдату из бригады Плегмунда ссориться со своими сородичами?”Спросил Орасте и дал свой собственный ответ: “Может быть, из-за того, что они каунианские любовники, и это вызывает у него желание рвануть. Мы уже знаем, что внучка старого блондина сбежала с фортвежцем, верно? По-моему, они неплохо держатся вместе ”.

“Что ж, я буду сыном шлюхи”, – сказал Бембо, уставившись на своего партнера так, как будто никогда не видел его раньше. “Этот фортвежец выглядел так, словно у него тоже были деньги. У него должны были быть деньги, иначе он не смог бы позволить себе жить в этой части города. Если ты прав, мы можем вытрясти из него кучу денег ”.

Орасте проворчал. “Даже если я ошибаюсь, мы можем вытрясти из него информацию о бандле. Он не захочет, чтобы эта история распространилась, несмотря ни на что”.

“Это правда”. Голова Бембо мотнулась вверх-вниз в нетерпеливом согласии. “Давайте разыщем то убийство, о котором он говорил. Кто-нибудь узнает об этом все, что только можно знать, и это скажет нам, кто он такой и сколько у него может быть ”. Он ухмыльнулся. “Полицейская работа в лучшем виде”. Так оно и было. То, что он использовал это, чтобы пополнить свой поясной кошелек, а не для того, чтобы поймать какого-нибудь отчаянного преступника, его совсем не беспокоило.

Как только они с Орасте начали задавать вопросы там, в казармах, они быстро получили ответы. Единственная проблема заключалась в том, что Бембо не очень понравились ответы, которые они получили. Орасте тоже. “Ты такой чертовски умный”, – сказал он, изящно скривив губы. “Звучит так, будто этот хестанский ублюдок уже расплачивается со всеми и со своей матерью. Мы не можем прикоснуться к нему, если только не хотим, чтобы половина альгарвейских шишек в городе свалилась нам на спину ”.

“Откуда мне было знать?” Бембо принял позу мелодраматической невинности. “Кроме того, это был твой мозговой штурм, а не мой, так почему ты обвиняешь меня?”

“Почему нет?” Возразил Орасте. “Ты ловкий”. Бембо начал было делать грубое предложение, но вместо этого придержал язык. Во-первых, он нервничал из-за того, что Орасте слишком разозлился. И, во-вторых, его напарник был прав – обвинять любого, кто окажется под рукой, тоже было работой полицейского в лучшем виде.

Ванаи смотрела в окно своей квартиры и волновалась. Внизу, на улице, фортвежские бунтовщики швыряли камни, кирпичи и все остальное, что попадалось им под руку, в превосходящую по численности группу альгарвейских констеблей. Констейбл упал, схватившись за кровоточащую голову. После этого его приятели, не теряя времени, начали палить в толпу.

Поднялись крики. Фортвежцы бросились врассыпную, оставив раненых мужчин, пишущих на булыжниках, и одну женщину, которая вообще не двигалась. Вскоре бунтовщики нападали на других альгарвейцев где-нибудь в другом месте.

“И я надеюсь, что они получат еще несколько таких же”, – пробормотала Ванаи. Но волновалась она не из-за этого. Эалстан покинул квартиру, чтобы составить отчет ярким и ранним утром. Этот последний раунд беспорядков вспыхнул пару часов спустя. Ванаи понятия не имела, почему. Возможно, альгарвейцы совершили еще один теракт. Возможно, также, что долгие, жаркие летние дни делали людей Офорвика раздражительными. Какова бы ни была причина – если была причина – как Элстан предполагал добраться домой через хаос?

Как всегда, когда что-то шло не так, Ванаи задавалась вопросом, что бы я делала без Эалстана? Она зависела от него гораздо больше, чем когда-либо от Бривибы. Она также заботилась о нем гораздо больше, чем о своем дедушке.Если бы однажды утром Бривибас упал замертво, она могла бы легко продолжать свою жизнь. Без Эалстана ...

Как я вообще мог выйти и купить еду? Как я мог заработать деньги, чтобы купить еду? На этот второй вопрос, к сожалению, был очевидный ответ. Продав или, скорее, обменяв свое тело, чтобы уберечь дедушку от участия в рабочей бригаде, она не могла отказаться от мысли выставить себя напоказ. Но если рыжеволосые поймают ее и забросят в крошечный каунианский квартал или просто отправят на запад, даже это не принесет ей никакой пользы.

“Комендантский час!” – крикнул внизу альгарвейец по-фортвежски. “Комендантский час на закате! Если кто-нибудь окажется на улицах после захода солнца, мы стреляем!” Он шел, затем выкрикнул свое предупреждение – угрозу? обещание? – снова.

Эалстан не вернулся в квартиру к тому времени, как зашло солнце. Тупо, механически Ванаи занялась приготовлением ужина. Она приготовила столько, что хватило бы на двоих. Она всегда так делала. Затем она убавила огонь в плите почти до минимума, добавила в тушеное мясо немного воды, чтобы оно не пересохло, и приготовилась ждать.

Не глядя, что она схватила, она вытащила книгу из одного из шкафов в гостиной. Когда она обнаружила, что держит в руках «Ты тоже можешь быть магом», она скорчила ужасную гримасу и начала засовывать книгу обратно на полку. Если бы это заклинание чего-нибудь стоило, она могла бы заставить себя выглядеть как жительница Фортвежья. Тогда ей не пришлось бы беспокоиться о том, чтобы выйти на улицу.

Но вместо того, чтобы убрать книгу, она отнесла ее к софе и села. Она открыла ее на заклинании, которое ее предало. Большая часть его все еще выглядела так, как будто оно должно было сработать. Та часть, которая пошла не так, была, по понятным причинам, неудачным переводом с каунианского на фортвежский.

“Тогда ладно”, – сказала она себе под нос. “Я знаю, что это должно было сделать. Чтобы сделать это, как это должно было читаться по-кауниански?” Она использовала этот язык; это был ее язык – там, где он явно не принадлежал автору. Если бы она могла реконструировать оригинал, возможно, она смогла бы сделать свой собственный перевод на венгерский.

Она решила попробовать. Сможет она или нет, это поможет ей не думать – слишком много – о том, где может быть Эалстан. Она быстро поняла, что ей не сойдет с рук восстановление только искаженной части. Ей придется начать с самого начала, если она когда-нибудь собирается чего-то добиться.

Она как раз дошла до той части, которая привела ее к несчастью при попытке использовать заклинание, когда услышала стук, которого так долго ждала, стук, которого, как она боялась, больше не услышит. Она вскочила с дивана, отправляя Тебя в полет в одну сторону – «Может быть, Маг», а ее перевод в другую. Только когда она добралась до засова на двери, она обнаружила, что все еще держит ручку.

“Где ты был?” воскликнула она, когда Эалстан вошел на квартиру. Из-за того, что она переводила, она говорила по-кауниански, а не по-фортвежски, который они использовали чаще. “С тобой все в порядке?”

“Я в порядке”, – ответил Эалстан, также по-кауниански. “Я устал, проголодался и хочу пить, но я в порядке. Я должен был двигаться осторожно, чтобы держаться подальше от неприятностей, а также от рыжеволосых варваров ”. Он произнес эту фразу с немалым удовольствием.

“Силы небесные, я так рада это слышать”, – сказала Ванаи. “Давай, садись, и я приготовлю тебе ужин”. Ее собственный желудок заурчал, напоминая ей, что она тоже ничего не ела. Она сняла тушеное мясо с огня. Это было не то, что было бы, если бы Эалстан вернулся домой вовремя, но ей было все равно. Она налила им обоим по большим чашкам крепкого красного вина.

“Это все великолепно. Спасибо тебе”, – сказал Эалстан. Когда он говорил по-каунски, он делал это с неторопливой серьезностью, которая делала все, что он говорил, более искренним, более важным, чем это было бы на обычном фортвежском. Только голодающий назвал бы переваренное рагу великолепным на любом языке, но, судя по тому, как он его проглотил, он был очень близок к этому.

“Ты знаешь, что заставило все взорваться на этот раз?” Спросила Ванаи.

Эалстан покачал головой. “Я услышал четыре разных истории, когда шел по улицам. Один человек говорит одно, другой – что-то другое ”. Он тут же привел все свои падежные окончания и усмехнулся со скромным триумфом.

“Альгарвейцы горят желанием убивать там”, – сказала Ванаи. “Я видела их. Я испугалась за тебя”.

“Я сам был немного напуган, раз или два”, – сказал Эалстан, что было его небольшим признанием. “Я долго шел домой, потому что не хотел столкнуться с рыжеволосыми. Я уже говорил тебе об этом.” Эалстан поколебался, затем добавил: “Я видел несколько тел на улице”.

“Один был прямо за пределами этого жилого дома – женщина, ” сказала Ванайс, “ и несколько раненых мужчин тоже”.

“Тело той женщины исчезло. Я видел других”. Эалстан сменил тему, а вместе с ней и язык: “Что ты там делал, когда я вернулся домой?”

“Пытаясь разобраться в тебе, я тоже могу быть магом”. Ванайс тоже перешел на фортвежский. “Я пытался понять, смогу ли я выяснить, где этот идиот ошибся в переводе своего заклинания трансформации с каунианского на фортвежский. Если я смогу выяснить, как на самом деле бежал каунианец, я смогу лучше переделать его обратно в фортвежский ”.

“Зачем беспокоиться?” Спросил Эалстан. “Если ты уверен, что правильно говоришь по-кауниански, оставь это в покое и используй. Я полагаю, следующий вопрос в том, насколько ты уверен?”

“Почти уверена”, – сказала Ванаи и почувствовала, как уголки ее рта опустились.

Эалстан тоже нахмурился. “Ты можешь попасть во всевозможные неприятности, используя заклинание, в эффективности которого ты почти уверен. В прошлый раз ты выставил меня похожим на каунианца вместо того, чтобы что-то сделать с собой. Мы не хотим, чтобы это повторилось, и мы также не хотим, чтобы случилось что-то худшее ”.

“Я знаю”, – сказала Ванаи, – “но если бы только я могла свободно передвигаться по Эофорвику ... Ну, во всяком случае, после того, как все снова успокоится. Ранее сегодня я думал, что быть запертым здесь было не так уж плохо. Я уже давно ни о чем подобном не думал. Не думаю, что когда-либо думал о чем-то подобном раньше ”.

Эалстан кивнул. “Я не виню тебя. Там... довольно плохо. Часть боев дошла прямо до многоквартирного дома Этельхельма, а такого рода вещи обычно не происходят в престижных районах города ”.

“Что сказал твой друг-певец?” Спросила Ванаи. “Он подстрекал бунтовщиков? Любой, в ком течет каунианская кровь, должен быть.”

“Я не совсем знаю”. Эалстан вздохнул. “Ему не нравятся головорезы – мы это видели – но он также не хочет терять то, что у него есть.Чтобы держаться за это, он должен подыгрывать им, по крайней мере некоторым. И когда он подыгрывает им, он начинает...” Он нащупал фразу.

Ванаи предложила одно: “Прощать вещи?”

“Нет, это заходит слишком далеко”. Эалстан покачал головой. “Возможно, я ничего не вижу”. Он поднял руку, прежде чем Ванаи успела что-либо сказать. “Да, я знаю, что это примерно так же плохо. Хотя, может быть, не совсем”.

“Может быть”. Ванаи не верила в это, но не испытывала желания начинать спор.

И снова Эалстан, казалось, хотел сменить тему: “Если ты сможешь заставить магию работать, это было бы замечательно. Это означало бы, что мы могли бы безопасно покинуть эту квартиру, поскольку... ” Он покачал головой. “ Мы могли бы съехать.

Чего он там не сказал? Нет, потому что ты больше не был бы похож на Акауниана. Если бы он имел это в виду, он бы это сказал. Что тогда?Ванаи пришла в голову другая возможность: поскольку Этельхельм знает, где мы живем, и может проболтаться альгарвейцам. Эалстану не хотелось бы говорить это вслух. Вероятно, он даже не хотел об этом думать. Но, возможно, он все-таки не сменил тему.

Он склонил голову набок. “Интересно, как бы ты выглядел в роли фортвежца. Ты бы тоже чувствовал себя по-другому?” Он рисовал руками фигуры в воздухе, противопоставляя ее стройность своему собственному более крепкому телосложению, типичному для жителей Фортвежья.

“Я не знаю”, – ответила Ванаи. “Я на самом деле не маг, помни”. Ее дедушка смог бы сказать. Она была уверена в этом. Бривиба многое узнал о волшебстве, особенно об истории волшебства. Он использовал колдовство в своих собственных исторических исследованиях. Она задавалась вопросом, сколько еще он мог бы использовать, если бы захотел. Она подозревала, что очень много. Но подумает ли он когда-нибудь об этом?Это был совсем другой вопрос.

Мысли Эалстана бежали вдоль другой, и притом исключительно мужской, лей-линии. С легким смешком он сказал: “Если ты будешь выглядеть по-другому и чувствовать себя тоже по-другому, это будет почти то же самое, что заниматься любовью с кем-то другим”.

“Неужели?” Ванаи посмотрела на него из-под опущенных бровей. “И ты хочешь заниматься любовью с кем-то другим?”

Он был достаточно умен, чтобы распознать опасность в этом, и поспешно покачал головой. “Конечно, нет”, – ответил он, и Ванаи пришлось скрыть усмешку от того, как решительно это прозвучало. Но он не совсем отступил от всего, что он сказал: “Это было бы просто похоже на выбор другой позы, вот и все”.

“О”, – сказала Ванаи. Эалстан больше любила разные позы, чем она, потому что майор Спинелло навязал их ей. Но Эалстан не знал о Спинелло, чему Ванаи была искренне рада. Она дала своему возлюбленному преимущество сомнения. “Хорошо, милая”.

И затем, пока Эалстан работал над столбцами цифр (“Я знаю только, когда я смогу передать это своим клиентам”, – сказал он, но все равно продолжал работать), Ванаи вернулась к выбору топиков фортвежских заклинаний и перестроила их на классическом каунианском. Когда она заметила, что в ее новой версии есть частичная схема рифмовки, ее надежды возросли: в оригинале наверняка были бы другие рифмы, чтобы облегчить запоминание. Она попробовала альтернативные слова, чтобы дать больше определений. От некоторых она отказалась; другие подошли так же хорошо, как пара облегающих брюк.

“Кажется, у меня получилось”, – сказала она Эалстану. “Может, мне попробовать?”

“Если ты захочешь, ” ответил он, – и если ты думаешь, что можешь обратить вспять все, что идет не так”.

Ванаи изучала свое новое сообщение. Она не была уверена в этом, и ей пришлось признать, что Эалстан проявил здравый смысл, попросив ее быть такой. Она вздохнула. “Я посмотрю, что я могу сделать”, – сказала она, а затем: “Не могли бы вы принести мне несколько книг по волшебству?”

“Завтра? Нет”, – сказал Эалстан. “Когда все уляжется? Конечно. ”Ванаи снова вздохнула, но затем кивнула.

Корнелу не нравилось гулять по улицам Сетубала. Во-первых, у него все еще были проблемы с чтением по-лагоански, что напоминало ему, насколько чужим он был в столице Лагоаса и насколько чужим останется.Он никогда не хотел быть лагоанцем; чего он хотел, так это быть свободным сибианцем в свободном Сибиу.

Но прогулка по Сетубалу также напомнила ему, что даже фризибиу никогда не сможет снова помериться силами с Лагоасом. Это было больно.Сетубал в одиночку держал столько людей, вел столько бизнеса, сколько все пять островов его родного королевства. И, хотя Сетубал был величайшим городом Лагоаса, он был далеко не единственным значимым городом Лагоаса.

Как люди живут здесь, не сходя с ума? Корнелу задавался вопросом, когда жители Лагоаны проходили мимо них, каждый из них двигался быстрее, чем ему хотелось. В Сетубале сошлось больше лей-линий, чем где-либо еще в мире; вот почему город приобрел известность за последние пару сотен лет. И волшебная энергия, казалось, наполняла людей так же, как и само место. Корнелу знал, что это не могло быть правдой буквально, но ему казалось, что так оно и было.

Разносчик помахал у него перед носом газетным листом и прокричал что-то невразумительное. Он уловил слова "Люди льда " и предположил, что заголовок имел отношение к продолжающемуся продвижению лагоанцев на австралоконтинент. Он был полностью за эти авансы, как и за все, что причиняло боль альгарвейцам, но ему не хотелось тратить деньги на простыню, которую он едва мог достать. Продавец газетных листков сказал пару нелестных вещей, которые в Лагоане не сильно отличались от того, что было бы в Сибиане.

Через несколько кварталов Корнелу завернул за угол и зашагал к старинной неоклассической штаб-квартире Лагоанской гильдии магов. Никто не помешал ему приблизиться к большому белому мраморному сооружению, и никто не помешал ему войти внутрь. Дело было не столько в том, что он был похож на лагоанца; он мог быть таким же волосатым, как человек из Народа Льда, и никто бы его не остановил. Бизнес есть бизнес.

Он знал дорогу к кабинетам гроссмейстера Пиньеро. Он бывал там раньше. Он не получил того, что хотел, но он знал дорогу. Секретарь гроссмейстера, дородный парень по имени Бринко, поднял глаза от бумаг, которые он методично просматривал. Он просиял. “Коммандер Корнелу! Рад видеть тебя снова!” Он говорил по-альгарвейски, который, как он знал, Корнелу понимает.

“Добрый день”, – ответил Корнелу. Бринко встречался с ним всего один раз, и то несколько месяцев назад. Но маг сразу его вспомнил. Это говорило либо о каком-то ненавязчивом колдовстве, либо о хорошо отточенном воспоминании.

Когда Корнелу больше ничего не сказал, Бринко спросил: “И чем я могу быть вам полезен сегодня, ваше превосходительство?”

Он говорил так, как будто ничто не доставило бы ему большего удовольствия, чем сделать предложение Корнелю. Корнелю знал, что это неправда, но не мог решить, льстило это ему или раздражало. Он решил придерживаться дела, по которому пришел: “Я слышал, что маг Фернао, которого я однажды привез обратно из страны Людей Льда и который имел несчастье отправиться туда снова, был ранен. Это так?”

“И где ты это услышал?” Спросил Бринко, ничто в его лице или голосе не выдавало того, что это было так. Корнелу стоял безмолвно. Когда стало ясно, что он не ответит, Бринко пожал плечами, сказал: “Рад видеть вас снова”, еще раз, и вернулся к своим бумагам.

Будь ты проклят, подумал Корнелю. Но у Бринко была сила, а у него ее не было; это было частью того, что означало быть раздражительным. Его упрямая сибианская гордость почти заставила его развернуться на каблуках и уйти. В конце, однако, он прорычал: “Я был в таверне с драконфлером, который привел человека, которого он принял за Фернао”.

“А”. Кивок Бринко был почти заговорщицким. “Да, драконьи летуны будут бежать дальше через пасть. Я полагаю, это происходит от невозможности разговаривать со своими животными, как это делаете вы, наездники на левиафанах ”.

“Это могло быть”. Корнелу ждал, что лагоанец скажет еще. Когда Бринко этого не сделал, Корнелу скрестил руки на груди и смерил секретаря грандмастера холодным взглядом. “Я ответил на ваш вопрос, сэр. Возможно, у вас хватит обычной вежливости ответить на мой.”

“Впрочем, у тебя уже есть хорошее представление об этом ответе”, – сказал Бринкос. Корнелу посмотрел на него. Это не был свирепый взгляд, не совсем, но он служил той же цели. На щеках Бринко медленно проступил румянец. “Очень хорошо, сэр: да, это правда. Он был ранен и выздоравливает”.

Корнелу достал из кармана туники конверт. “Я надеюсь, вы окажете мне честь передать ему это: мои наилучшие пожелания и надежду, что его здоровье может быть полностью восстановлено”.

Бринко взял конверт. “Это было бы моей особой привилегией для досо”. Он сдержанно кашлянул. “Надеюсь, вы понимаете, что мы можем изучить записку, прежде чем отправлять ее. Я не хочу никого обидеть, говоря вам это: я просто отмечаю, что сейчас трудные и опасные времена ”.

“Так оно и есть”, – сказал Корнелу. “Ваше королевство доверило мне присоединиться к рейду на Дукстас, поэтому, конечно, вы предполагаете, что я занимаюсь отправкой вашим магам подрывных сообщений”.

Секретарь гроссмейстера Пиньеро снова покраснел, но сказал: “Мы бы сделали то же самое, сэр, будь вы старшим сыном его Величества”.

“Ты...” Корнелу резко замолчал. Он собирался назвать Бринко лжецом, но что-то в голосе мага заставило поверить. Сделав небольшую паузу, Корнелу продолжил: “... говорят, что Фернао вовлечен в работу, имеющую некоторую важность”.

“Я ничего подобного не говорю”, – ответил Бринко. Теперь он послал Корнелу взгляд, такой же холодный, как тот, которым наградил его сибианский наездник на левиафане. “Будет ли что-нибудь еще, коммандер?”

Его ясный намек заключался в том, что лучше бы этого не было. И, фактически, Корнелу сделал то, зачем пришел. Поклонившись Бринко, он ответил: “Нет, сэр”, повернулся и зашагал прочь. Он не был магом, поэтому не мог почувствовать, как глаза Бринко сверлят его спину. Он не мог, но он бы поклялся, что почувствовал.

Выйдя из здания Гильдии, он остановился и задумался. Он знал, или думал, что знал, какой лей-линейный караван доставит его обратно в гавань, обратно в загоны левиафана, обратно в казармы, где он и его товарищи-изгнанники с трудом построили крошечную, душную реконструкцию Сибиу на этой чужой земле.

Но это удовлетворяло его едва ли больше, чем сам Сетубал. В отличие от некоторых своих соотечественников, он понимал, насколько искусственной была их жизнь в бараках. Он хотел настоящего. Он хотел вернуться в город Тырговиште и чтобы все было так, как было до того, как альгарвейцы вторглись на его родину.Желание этого и знание, что он не может этого допустить, разъедали его изнутри.

Вместо того, чтобы выстроиться в очередь на стоянке каравана, он протопал по улице в поисках... он не знал чего. Чего-то, чего у него не было – он знал это очень хорошо. Узнал бы он это, если бы увидел? Он пожал плечами, почти как альгарвейец. Откуда он мог знать?

Многим жителям Лагоаны, казалось, тоже было трудно понять, чего они хотят. Они остановились перед витринами магазинов, чтобы рассмотреть товары на витрине – даже сейчас, в военное время, товары богаче и разнообразнее, чем Корнелу мог бы найти в городе Тырговиште до начала боевых действий. Корнелю хотелось крикнуть им. Разве они не знали, сколько трудностей таится в мире?

Здесь, в Сетубале, это было видно только в одном месте: в меню ресторанов. Местным обычаем было вывешивать счет за проезд перед каждым заведением, чтобы прохожие могли решить, хотят ли они зайти и купить. Корнелу одобрил этот обычай. Он одобрил бы это больше, если бы упростил составление меню. Лагоанские названия домашних животных – коров, овец, свиней – произошли от алгарвийских корней, поэтому у него не возникло с ними особых проблем. Но слова, обозначающие блюда, происходящие от этих животных – говядина, баранина, свинина, – были каунианского происхождения, что означало , что ему пришлось остановиться и обдумать их, прежде чем он смог понять, что должно было быть чем. Подобные ловушки таились и в других местах.