Текст книги "Сквозь тьму (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 47 страниц)

“Ты можешь присматривать за скотом, если хочешь”, – сказал ему Скарну.Присматривать за скотом и овцами было легче – по крайней мере, в большинстве дней.

Но Рауну покачал головой. У него была своя упрямая гордость. “Я не упаду”, – сказал он. С этими словами он вернулся в сарай и вышел оттуда с мотыгой. Как и с лопатой, он держал ее с военной точностью, с какой использовал бы палку. Судя по решительному выражению его лица, он воспринял бы спор как оскорбление. Рауну махнул ему рукой в сторону полей и пошел за длинным посохом с посохом для себя.

Выгоняя животных на луг, он заслонил глаза свободной рукой и посмотрел на Рауну, который согнул спину, выпалывая сорняки из земли. Скарну вздохнул. Сегодня ночью сержанту было бы больно. Скарну тоже было бы больно, если бы он пошел сегодня на прополку, но он справился бы с этим быстрее, чем его товарищ.

И животные не выглядели так, как будто они могли доставить ему какие-либо неприятности сегодня. Они довольно паслись, коровы были не очень далеко от овец. По всем признакам, они были бы довольны продолжать делать это, пока Скарну не загонит их обратно в загоны, когда сядет солнце. Несмотря на то, что они нуждались в нем, он мог бы улечься в высокую, густую траву и наверстать упущенное во сне.

Затем первые двое мужчин, спотыкаясь, вышли из леса, который отмечал границу луга.

Они оба были каунианцами: у них были желтые волосы, и они носили туники и камзолы, хотя такого покроя, который не был модным в Валмиере вскоре после окончания Шестилетней войны. Они также были грязными и небритыми и такими тощими, что их старомодная одежда свободно висела на них.

Увидев Скарну, они поспешили к нему, умоляюще протягивая руки. Они звали его, их голоса были резкими, с пересохшим хрипом.Он смотрел, сжимая посох, наполовину готовый использовать его как оружие, потому что не понял ни слова из того, что они сказали.

Но затем, через мгновение, он сделал это, или подумал, что сделал. Они говорили не по-валмиерски. То, что исходило из их уст, было классическим каунианским, хотя и с акцентом, отличным от того, который он выучил в школе. Они каунианцы с Фортвега, понял он, и дрожь пробежала по его телу.

Он попытался вспомнить классический язык, которым мало пользовался с тех пор, как прекратил учебу. “Повторяйте сами”, – сказал он. “Вы из каравана?”

“Да”. Их головы одновременно качнулись вверх и вниз. “Караван”. Затем они оба заговорили одновременно, слишком быстро, чтобы Скарну мог расслышать, когда они использовали то, что было для него иностранным языком, и говорили с интонацией, которую он вряд ли когда-либо слышал раньше.

“Медленно!” – сказал он, гордый тем, что запомнил это слово. Он указал на более высокого из них. “Ты. Говори”. Слишком поздно он понял, что использовал предпоследнее, а не формальную форму местоимения и глагола. Его школьный учитель надрал бы ему спину.

Но каунианец из Фортвега не критиковал его грамматику. Талхе подчинился, хотя и не так медленно, как хотелось бы Скарну. Краем глаза Скарну увидел, как Рауну перелез через забор, который отделял домашний скот от посевов, и потрусил к нему, мотыга теперь определенно служила оружием.

Немного послушав, Рауну спросил: “Что он говорит? Я могу разобрать слово здесь или там, но это все ”. Будучи сыном продавца сосисок, у него никогда не было возможности изучать классический язык.

“Я сам понимаю только каждое второе слово”, – ответил Скарну.Отвлеченный вопросом ветерана, он даже не особо разобрал пару предложений. Но он думал, что уловил суть. “Если я не ошибаюсь, головорезы отправляли их куда-то, чтобы они могли убить их, чтобы использовать их жизненную энергию для магии”.

Как он понимал обрывки классического каунианского, так и блондины из Фортвега могли понимать обрывки валмиеранского. “Да”, – сказали они. Один из них провел большим пальцем поперек своего горла.

Рауну хмыкнул. “Как они поступили с Илихармой прошлой зимой, да?” Он кивнул. “Звучит правдоподобно, подземные силы съедят Мезенцио и всех его людей.Интересно, намеревались ли они нанести еще один удар по Куусамо или по Сетубалу в Лагоасе ”.

“Они бы знали. Я не знаю”, – ответил Скарну. Его взгляд на мгновение встретился с взглядом Рауну. Они сделали больше и лучше, чем могли предположить, уничтожив этот лей-линейный караван. Скарну вспомнил ту, которую он видел у Меркелы незадолго до нападения на Илихарму, ту, на всех окнах которой были ставни. Доставляло ли это обреченных каунианцев к краю Валмиерского пролива?

“Помоги нам”, – сказал один из мужчин из каравана. “Накорми нас”.

“Спрячь нас”, – добавил другой.

Прежде чем Скарну смог ответить, мужчина и женщина вышли из леса, держась за руки. Увидев своих соотечественников, они указали назад, в сторону каравана. “Альгарвейские солдаты!” – воскликнула женщина.

“Спрячь нас!” – снова сказал каунианин на лугу.

Но, прежде чем Скарну успел ответить, все каунианцы из Фортвега начали убегать. Они не могли смириться с мыслью оказаться где-то рядом с солдатами короля Мезенцио. “Стойте!” Скарну и Рауну звали их вслед, но они не останавливались. И, когда еще трое блондинов вырвались из леса, они тоже забросали прошедших мимо Скарну и Рауну.

Им всем удалось скрыться из виду, когда полдюжины рыжеволосых мужчин в килтах вышли на луг. Они подошли к двум валмиерцам.“Ты видишь убегающих преступников?” – спросил один из них.

Скарну посмотрел на Рауну. Рауну посмотрел на Скарну. Они оба ответили альгарвейцу бесстрастным взглядом крестьян. “Никого не видел”, – ответил Скарну. Рауну кивнул в знак согласия.

Альгарвейец пробормотал что-то на своем родном языке, что прозвучало как ругательство. Как это сделали каунианцы из Фортвега, он и его товарищи ранон.

“Они поймают многих из них”, – сказал Рауну из угла своего рта.

“Я полагаю, что да. Но они не сделают этого сразу, и это будет непросто”, – ответил Скарну. “И любой, кто хоть немного говорит на старом языке, узнает, что альгарвейцы делали с нашими кузенами Инфортвег. Если мы не увидим, что гораздо больше людей в этой части королевства начинают сражаться с рыжеволосыми сейчас, мы никогда этого не увидим ”. Рауну обдумал это, кивнул и направился обратно к полям. Ему нужно было еще прополоть сорняки.

Четыре

Время от времени Гаривальд поглядывал на маленькую эмалевую пластинку в красную, зеленую, белую полоску, вделанную в набалдашник его трости. Он задавался вопросом, что случилось с альгарвейским захватчиком, который когда-то носил его. Он надеялся, что ничего хорошего.

Не так уж много альгарвейцев патрулировало леса, по которым рыскала банда нерегулярных солдат Мундерика. Люди Мезенцио держали дороги и лейлинии, ведущие на запад, открытыми, насколько могли, и редко били по Ункерлантам, которые не сдавались, несмотря на то, что находились далеко за линией фронта. Когда рыжеволосые захотели усложнить жизнь нерегулярным войскам, они послали своих домашних солдат из игрушечного королевства Грелз.

“Как мы можем зажечь их?” Спросил Гаривальд вскоре после того, как Мундерик и его товарищи спасли их от рыжеволосых. “Они могут быть нашими братьями”.

“Некоторые из них – наши братья, проклятые предатели”, – ответил предводитель боевого отряда. “Как мы можем уничтожить их? Если мы этого не сделаем, они, будь они прокляты, сожгут нас. Они не играют в игры, когда приходят за нами. Они хотят нашей смерти; пока мы живы и свободны, это напоминает им, что они живут в цепях, и они сами надевают их на себя ”.

“Я этого не понимаю”, – сказал Гаривальд.

Мандерик сплюнул. “Альгарвейцы не набирают солдат в армию, которая подставляет брюхо этому своднику-марионеточному королю по имени Раньеро. Они не осмеливаются посылать агитаторов, потому что большинство людей, которых они привлекли, ненавидят Раниеро больше, чем нас. Каждый ублюдок в этой армии вызвался преследовать нас. Теперь ты готов испепелить их всех?”

“Да”, – ответил Гаривальд и добавил. “Я не знал этого – я имею в виду, о солдатах Грелзера”.

“Много всего, чего ты не знаешь, не так ли?” Мандерик проворчал.

“С каждым днем я нахожу все больше”, – признался Гаривальд. Он точно знал, как жить в Цоссене. Он работал на ферме с тех пор, как был достаточно большим, чтобы ковылять за цыплятами и загонять их обратно в дом своих родителей. Он знал людей в деревне с тех пор, как он или они были живы, в зависимости от того, кто был старше. Крошечный мир, но тот, в котором он был полностью дома. Теперь он был вырван с корнем, брошен во что-то новое, и каждый день приносил новые сюрпризы.

“Это даст тебе больше поводов для песен”, – сказал Мундерик, что тоже было правдой.

“Куда мы идем дальше?” Спросил Гаривальд.

“Мы собирали припасы в деревнях к северу от леса”, – ответил лидер банды несогласных, – “так что мы ненадолго отправимся на юг. Следующее в списке местечко под названием Гарц. Рыжеволосые даже не утруждают себя размещением там гарнизона – они просто время от времени проходят через него ”.

“Хорошо. Это звучит достаточно просто”, – сказал Гаривальд. Несколько деревень вокруг их лесной крепости обеспечивали нерегулярных солдат едой, туниками и другими необходимыми вещами. Они избежали встречи с парой других, первые представители которых предпочитали альгарвейцев и марионеточного короля Раниеро из Грелза. Мундерик продолжал угрожать стереть их с лица земли, но он и его последователи еще не сделали этого.

Нерегулярные части покинули укрытие сосен, дубов и берез вскоре после захода солнца. Всего в отряде насчитывалось около пятидесяти человек, из которых примерно полдюжины были женщинами. Это была еще одна вещь, о которой Гаривальд не знал – не представлял – до того, как Мундерик и его товарищи спасли его от людей Мезенцио.

Одна из женщин зашагала рядом с ним. Ее звали Обилот.“Я бы хотела, чтобы сегодня вечером мы совершили набег, а не просто привезли овец, рожь и шубы”, – сказала она. Альгарвейцы разгромили ее деревню по пути на запад; она думала, что она единственная из них осталась в живых. Теперь ей хотелось выходить из дома и грабить каждую ночь. Как и все женщины в группе. Они ненавидели алгарвианцев еще сильнее, чем их коллеги-мужчины.

“Нам тоже нужно поесть”, – сказал Гаривальд. Как и многие люди, которые проголодались, он хотел убедиться, что ему не придется этого делать.

“Ты мягкий”, – сказал Обилот. Она сама казалась мягкой; ее голос был высоким и тонким. Ее макушка едва доставала Гаривалду до подбородка. Она выглядела более хрупкой и девичьей, чем Анноре. Но ее левую руку от локтя до запястья пересекал шрам. Она с гордостью носила метку – она перерезала горло олгарвианцу, который дал ее ей.

Отвратительный визг донесся откуда-то высоко над головой. Гаривальд посмотрел вверх, но не смог разглядеть дракона. Ему стало интересно, начнут ли яйца падать на нерегулярных. Но кто-то сказал: “Они летят на запад”. Он расслабился. Если бы звери были на пути к большой битве, они бы не беспокоились о банде налетчиков в глубине территории, которую Альгарве, как предполагалось, уже завоевал.

Гаривальд принюхался. “Я чувствую запах дыма”, – сказал он. “Это будет деревня, в которую мы направляемся, не так ли?”

“Да”, – ответил Мандерик. “Тебе лучше обратить внимание на свой нос. Ночью это даст тебе знать, что ты приближаешься к людям раньше, чем это сделают твои глаза”.

“Я заметил”, – ответил Гаривальд. Обычно в Цоссене он принимал забытых вонючек; когда он был среди них все время, он едва замечал их. Только когда он работал в полях с подветренной стороны от деревни, в его сознание проникли запахи дыма, навоза и редко мытой человечности.

Рядом с ним внезапно заговорил Обилот: “Слишком много дыма для такого маленького местечка, как Гарц. И собаки должны были бы лаять, но они не лают”.

Мундерик проворчал. “Ты прав, будь оно проклято”. Его призыв был мягким, но настойчивым: “Рассредоточьтесь. Двигайтесь медленно. Мы можем во что-нибудь врезаться”.

Обилот ударил Гаривальда локтем в бок. “Сойди с тропы. Мы пойдем через поля. И будь готов развернуться и убежать, как кролик с хорьком на хвосте, если рыжие устроят засаду ”.

Сердце бешено колотилось в груди, Гаривальд подчинился ей. Большинство их постоянных были обойденными солдатами; они знали, что делать в такие моменты.Те, кто не был в армии короля Свеммеля, имели больше практики в сражениях с альгарвейцами, чем Гаривальд. До прихода в эту группу худшими драками, которые он знал, были пара пьяных потасовок с односельчанами. Это было другое. Он мог умереть здесь, и он знал это.

Вглядываясь вперед сквозь темноту, Гаривальд увидел неровные очертания вместо гладких, бледных поверхностей соломенных крыш. “Они сожгли это место”, – выпалил он.

“Это у них есть”. Рядом с ним голос Обилота стал холодным, как испепеляющий. Когда она продолжила, это было больше для себя, чем для Гаривальда: “Ты никогда к этому не привыкнешь”. Она начала проклинать альгарвейцев с еще большей ненавистью, потому что была бессильна изменить то, что ждало впереди.

Грац не был похож на деревню; Мундерик был прав насчет этого. Теперь, как обнаружил Гаривальд, это вообще больше не было деревней. Все дома были сожжены. Повсюду лежали тела: мужчин, женщин, детей, животных. Они еще не воняли. “Это, должно быть, случилось сегодня”, – резко сказал Мундерик.

“Это то, что альгарвейцы сделали с деревней близ Цоссена, когда она восстала против них – это или что-то подобное”, – сказал Гаривальд.

“Гарц не поднялся бы”, – ответил лидер нерегулярных формирований. “Предполагалось, что Гарц будет вести себя тихо, чтобы все могло продолжаться, предоставляя нам то, в чем мы нуждались. Мы не совершали набегов здесь, так же как и вблизи других наших деревень. Только дурак пачкает собственное гнездо.”

“Кто-то предал их”, – сказал Обилот, звуча еще более по-зимнему, чем раньше. “Кто-то, кто живет – жил -здесь, или, может быть, кто-то в деревне предателей, кто понял, что делал Гарц”.

Гаривальд начал что-то говорить, но прикусил язык – он только что вышел на деревенскую площадь. Альгарвейцы соорудили там виселицу.На нем висели три тела, двое мужчин и женщина, их головы были наклонены под неестественными углами. К каждому трупу была прикреплена табличка: более светлый квадрат в ночи. Он отвернулся, борясь с тошнотой. Он видел подобные вещи раньше, когда рыжеволосые вешали нерегулярных солдат, пойманных ими под Цоссеном.

Мундерик подошел и срезал один из плакатов. Он не смог прочитать его в темноте. Гаривальд вообще не смог бы его прочитать; он никогда не выучил свои буквы. Через мгновение Мундерик позволил плакату упасть на землю. “Меня не волнует, почему альгарвейцы говорят, что они убили их”, – пробормотал он.“Они убили их, потому что не хотят, чтобы наши крестьяне помнили, чьим владением они являются на самом деле”.

“Месть”, – тихо сказал Обилот.

Все больше и больше нерегулярных формирований собиралось на площади, глядя на тела, слегка покачивающиеся на ветру. “Еще одно обвинение по счету – они заплатят”, – сказал Гаривальд. “Еще одна причина, по которой они пожалеют об этом дне ....” Песня сложилась сама собой, длинный, яростный призыв отомстить рыжеволосым.

Когда все закончилось, взгляды нерегулярных войск переместились с тел на него. Мундерик подошел и похлопал его по плечу. “Вот почему альгарвейцы тоже хотели тебя повесить”, – сказал он.

“Они говорили о том, чтобы сварить меня заживо”, – заметил Гаривальд.

Мундерик кивнул. “Это то, что они делают”. Он указал на виселицу. “Это то, что они делают. Что ж, здесь, в Ункерланте, они обнаруживают, что мы такие же свирепые, как и они. Мы можем воевать так же, как и они. Мы можем, и мы есть, и мы будем, пока они все не разбегутся ”.

“Да”, – сказали нерегулярные солдаты сердитым, неровным хором.

“Да”, – эхом отозвался Гаривальд. Он повернулся к Мундерику. “Я вставлю этот последний аккорд в песню. Он заслуживает того, чтобы быть там”.

“Ха”, – сказал Мундерик, преуменьшая это, но Гаривальд знал, что он угодил лидеру иррегулярных войск. Через мгновение Мундерик продолжил: “А теперь нам лучше убираться отсюда. Мы ничего не можем сделать, чтобы помочь Гарцу, и мы также не собираемся ничего вывозить из этого места. Остается только надеяться, что альгарвейцы или их собаки-грелцеры не сделают то же самое со всеми деревнями, которые нас кормят ”.

Прежде чем Гаривальд успел сказать, что у него на уме, Обилот воскликнул: “Мы можем сделать для Гарца одну вещь, даже если не сделаем этого здесь и сейчас: мы можем убить много рыжих”.

“Да”. Еще одно свирепое рычание всей группы.

Когда нерегулярные войска направились обратно к укрытию в лесу, Гаривальд догнал Мундерика и спросил: “Что произойдет, если они разрушат все дружественные нам деревни?”

“Тогда мы начнем совершать набеги на те, которые не сложнее, чем когда-либо”, – ответил Мундерик. “Они узнают, что люди Мезенцио не единственные, кто может разнести все на куски”.

“Наши собственные соотечественники...” Гаривальд на мгновение задумался.“Да, если придется”. Мундерик прошел пару шагов, затем хлопнул его по спине. В тихой ночи звук показался громким, как лопающееся яйцо.

Вместе с остальной лагоанской армией Фернао шел на запад через почти безлесные равнины страны Людей Льда. Он не мог бы сказать, насколько наступление отличалось от отступления, но это было так. Когда он сказал об этом Аффонсо, другой маг посмотрел на него как на сумасшедшего. “Я расскажу тебе, как это по-другому”, – сказал Аффонсо. “Так лучше, вот как”.

“Что ж, так оно и есть”, – согласился Фернао. “Они сделают из усьета солдат, если мы не будем осторожны”.

“Я понимаю солдат лучше, чем когда-либо прежде”, – сказал Аффонсос. “Когда другой парень пытается тебя убить, вещи, которые в мирное время выглядят глупо, внезапно обретают больше смысла”.

“Это так”. Фернао кивнул. “Их дисциплина не такая, как у нас, но она есть. Вы не можете обойти это”.

С юга приближалась группа Людей Льда, ведущих верблюдов. Они обменялись приветствиями с лагоанскими разведчиками. Через некоторое время армейский квартирмейстер вышел, чтобы поторговаться с ними. Вскоре лагоанские солдаты взяли под охрану несколько верблюдов. Указывая, Аффонсо сказал: “Еще одно преимущество продвижения в том, что нас лучше кормят. Люди Льда не игнорируют нас, как они делали, когда мы возвращались назад”.

Фернао покачал головой. “Возможно, у нас будет больше еды, когда мы продвинемся вперед, но кормят нас не лучше. Единственный способ нас лучше накормить – это вернуться в Лагоас. И если я когда-нибудь увижу верблюда в зоологическом саду в Тубале, я плюну ему в глаз, прежде чем он сможет сделать это со мной ”.

Аффонсо рассмеялся, хотя Фернао не шутил. Другой маг сказал: “Мы были здесь слишком прокляты долго, это точно. Благодаря высшим силам, даже женщины Народа Льда начинают казаться мне хорошими ”.

“О, мой дорогой друг, мои глубочайшие соболезнования”, – воскликнул Фернао и положил руку на плечо Аффонсо. Женщины Людей Льда были такими же волосатыми, как и мужчины, не только на лицах, но и по всему телу. С некоторой тревогой в голосе Фернао продолжил: “Они тоже начинают казаться мне хорошими. Но они все еще не начали приятно пахнуть для меня, так что, во всяком случае, я в безопасности еще какое-то время ”.

Тем не менее, он ощущал отвратительную вонь Людей Льда гораздо меньше, чем тогда, когда впервые прибыл на австралийский континент. Во-первых, он к этому больше привык. Во-вторых, он, как и все остальные в лагоанских экспедиционных силах, вонял гораздо хуже, чем тогда.

Высоко над головой дракон издал яростный вопль. Фернао посмотрел вверх, чтобы посмотреть, сможет ли он заметить это, но без тревоги, граничащей с паникой, которую он знал несколько недель назад. Конечно же, это был зверь куусаман, и его трудно было заметить на фоне неба. До прибытия драконьих транспортов вопли в воздухе вырывались из глоток вражеских драконов и означали бы, что яйца вскоре посыплются дождем.

Больше ничего. Теперь лагоанские драконы, раскрашенные в красный и золотой цвета, а куусаманские звери, раскрашенные в небесно-голубой и морской зеленый цвета, вступили в бой с альгарвейцами и янинцами.Фернао наслаждался, представляя в своем воображении вражеских солдат, отчаянно борющихся за свои жизни, когда колдовская энергия опаляла их и разбрасывала во все стороны осколки камней, покрытых иличенью. Лучше они, чем я, подумал он. Да, лучше они, чем я.

Впереди марширующих пехотинцев бегемот остановился, чтобы пощипать траву и низкорослые березки высотой в фут, покрывавшие равнину. Ферна указала на него. “Интересно, сможем ли мы накормить всех зверей, когда снова наступит зима”. – сказал он. “Если уж на то пошло, интересно, сможем ли мы накормить всех нас, когда снова наступит зима”.

Аффонсо вздрогнул. “Я никогда не думал, что нам, возможно, придется провести здесь вторую зиму – но тогда это не сон, это кошмар. Ты помнишь, когда эта кампания должна была быть быстрой, чистой и легкой?”

“Вы когда-нибудь слышали о кампании, которая не должна была быть быстрой, чистой и легкой?” – Спросил Фернао, а затем сам ответил на свой вопрос: “Проблема в том, что сукины дети на другой стороне продолжают выдвигать собственные идеи”.

“Кто когда-нибудь слышал о янинце, у которого была бы какая-нибудь идея, кроме как сбежать?” – спросил Аффонсо. Фернао рассмеялся. Его товарищ тоже, но ненадолго. Вместе с агримасом Аффонсо продолжил: “Но здесь, внизу, больше альгарвейцев, чем было раньше. И у них действительно есть другие идеи”.

“В основном мерзкие”, – согласился Фернао. Думая о колдовстве, которое люди Мезенцио начали использовать в Ункерланте, он пнул траву и мохнатую грязь. “Почти все они мерзкие на этой войне”.

За заслоном из разведчиков на верблюдах и нескольких единорогах, позади своих бегемотов армия с трудом продвигалась к длинному невысокому холму. Где-то на другой стороне этого холма ждали янинцы и альгарвейцы. Это тоже было где-то недалеко: Фернао воскликнул, когда драконы, раскрашенные в красный, белый и зеленый цвета, пронеслись с запада, гоня перед собой горстку куусаманских и лагоанских зверей.

Альгарвейцы не удовлетворились этим. Их драконы набросились на тех, кто летал над лагоанской армией. Всякий раз, когда альгарвейцы что-то делали, они делали это изо всех сил. Фернао наблюдал, как драконы виланда извивались и пылали в небе – и видел, как некоторые из них тоже падали с неба, сломанные и горящие.

Затем единорог, шедший впереди армии, рухнул на землю, придавив под собой своего всадника. От его тела поднялся огромный столб пара: его обожгли тяжелой палкой. Взгляд Фернао переместился на вершину холма. Над ним спускались бегемоты, которые не принадлежали к лагоанской армии. Лагоанский зверь рванулся вперед, чтобы встретить их. Обе стороны начали бросать яйца.

“У них больше бегемотов, чем я думал”, – сказал Аффонсо обеспокоенным тоном.

“Да”. Фернао тоже был обеспокоен. “Получили ли они подкрепление ...”Его голос затих." Если альгарвейцы привезли на австралийский континент больше бегемотов, они наверняка привезли сюда и больше людей.

Пехотинцы перевалили через гребень позади вражеских демонов и между ними. Аффонсо выругался. “Янинцы не выступали так во все времена мира”, – сказал он с горечью.

“Я не скажу тебе, что ты неправ, как бы сильно мне этого ни хотелось”, – ответил Фернао. “Король Свеммель должен поблагодарить нас. Каждый из тех ублюдков, которых мы убьем, – это тот, о ком ункерлантцам не придется беспокоиться ”.

“Я больше беспокоюсь об альгарвейцах, которые могут убить нас”, – ответил Аффонсо. Фернао не видел, как он мог винить своего друга в том, что тот думает именно так.

Он нервно посмотрел на юг. Если альгарвейцы привели достаточно чудовищ, чтобы противостоять лагоанской армии, достаточно ли они привели и для того, чтобы обойти людей короля Витора с фланга? Но оттуда не донеслось ни одного тревожного крика, и он не увидел никаких огромных фигур, мчащихся по равнине, чтобы отрезать лагоанцев. С большим, чем просто облегчением, он снова обратил свое внимание на предстоящую битву.

С еще большим облегчением он увидел, что лагоанские бегемоты сдерживают натиск альгарвейских животных. Альгарвейских бегемотов было не так много, как он подумал с первого испуганного взгляда, даже если их было достаточно, чтобы обратить в бегство лагоанских разведчиков. Действительно, лагоанские бегемоты начали оттеснять альгарвейцев.

“Витор!” Громкий крик раздался из рядов лагоанцев. “Король Витор и победа!” Солдаты ринулись вперед. Фернао и Аффонсо пошли с ними. Альгарвейцы начали отступать быстрее. Возможно, они управляли отрядом монстров. Иногда они платили цену за свое высокомерие.

“Время от времени это дело оказывается проще, чем ты думаешь”, – сказал Фернао Аффонсо.

“Да”. Маг второго ранга кивнул. “Помнишь, как мы беспокоились о янинцах, когда они впервые попытались напасть на нас? Тогда мы не знали, что они будут убегать при каждом удобном случае ”.

“Я не жалею, что они это сделали”. Фернао с трудом поднялся на холм. Лагоанские пехотинцы, большинство из которых были моложе его и Аффонсо, двигались быстрее магов. Они поспешили догнать своих бегемотов, которые как раз достигли вершины подъема и исчезли, спускаясь с другой стороны. Слегка запыхавшись, или даже больше, чем немного, Фернао продолжил: “Мило со стороны альгарвейцев сделать то же самое”.

“Так оно и есть”, – согласился Аффонсо. Он тоже тяжело дышал. “Ты не мог ожидать этого от них, так же, как от янинцев”.

“Нет. Ты бы не стал”. Фернао задумчиво посмотрел на вершину холма. “Интересно, есть ли у них что-то на уме”.

Едва слова слетели с его губ, как несколько бегемотов вернулись с вершины холма, направляясь на восток, к лагоанским войскам. “Что это?” – Сказал Аффонсо, резко останавливаясь.

“Ничего хорошего”, – ответил Фернао. Мгновение спустя он тоже воскликнул – в смятении. “Это наши животные. Но где остальные?”

“Что пошли и натворили ублюдки Мезенцио?” Спросил Аффонсо.Фернао не мог ему ответить, не в этот раз. Что бы они ни сделали, это сработало. Их бегемоты с грохотом преследовали лагоанских зверей, которые больше не наступали. На этот раз лагоанские бегемоты не смогли остановить их атаку.

Пройдя треть пути вверх по длинному склону, Фернао достал лопату с короткой ручкой и начал копать себе яму. Он не мог копать так глубоко, как ему хотелось бы; вскоре он обнаружил, что почва, как и во многих местах на австралийском континенте, круглый год была промерзшей всего на пару футов ниже поверхности. Но любая царапина на почве была лучше, чем ничего. Он насыпал кучу грязи перед царапиной, а затем наполовину прыгнул, наполовину лег в нее.Холод начал просачиваться в его тело.

Солдаты тоже спускались на землю, как и Аффонсо. И не слишком скоро, потому что альгарвейские бегемоты снова начали забрасывать их яйцами.Некоторые из этих бегемотов несли тяжелые палки вместо метателей яиц. Как луч от одного из них мог заставить единорога рухнуть на землю, так он также мог прожечь насквозь двух или трех человек, прежде чем стать слишком ослабленным, чтобы быть смертоносным еще больше.

По нескольку за раз люди короля Витора начали отступать с возвышения на плоскую площадку внизу. Когда они отступали, Фернао обнаружил, что произошло далеко за гребнем холма, с той стороны, которую он не мог видеть.

“Кто бы мог подумать, что эти жукеры будут тащить эти действительно тяжелые палки весь этот путь?” – сказал один недовольный солдат другому.

“Ну, они это сделали, будь они прокляты”, – ответил второй лагоанский солдат.“Вы получаете достаточно тяжелую палку, и даже доспехи бегемота не выдержат этого”.

Двое пехотинцев протопали мимо, прежде чем Фернао смог что-либо расслышать, но он услышал достаточно и с запасом. Повернувшись к Аффонсо, он сказал: “Они нас перехитрили”.

“Не стоит доверять альгарвейцам”, – печально сказал Аффонсо.Он приподнялся на локте, чтобы выглянуть поверх земли, которую он насыпал перед своим собственным жалким подобием дыры в земле. С ворчанием, покачав головой: “Они собираются захватить нас, если мы останемся здесь еще немного”.

“И им будет легче убить нас, если мы встанем и убежим”, – сказал Фернао. Но Аффонсо был прав. Если он не хотел быть схваченным или убитым на месте, ему пришлось бы бежать. И он побежал, покинув подъем гораздо быстрее, чем поднялся по нему. Одержав свою победу, альгарвейцы продолжили без особого труда. Это стало некоторым утешением для Фернао, но не большим. Он слишком хорошо знал, что люди Мезенцио могут напасть на лагоанскую армию в любое время, когда захотят.

Граф Сабрино обошел немало альгарвейских лагерей в Юнкерланте в первое лето войны, когда там все шло хорошо. Путь, который он проделывал через этот лагерь на австралийском континенте, напомнил ему о них. Лагерь был меньше, но наполнен тем же чувством спокойной уверенности, которое он испытывал раньше.

В Ункерланте эта уверенность была мертва, похоронена сопротивлением, гораздо более сильным и свирепым, чем представляли себе альгарвейцы, когда они начинали двигаться по -плохим -дорогам на запад. Здесь, в стране Людей Льда, оно все еще жило.Силы альгарвейцев здесь были крошечными по сравнению с армиями, вошедшими в Ункерлант, но они также не противостояли всему огромному королевству Свеммеля.

Альгарвейские солдаты сидели на камнях или на траве, ухаживая за своими ботинками, рюкзаками или палками, как будто они были множеством ремесленников, практикующих свое ремесло. Команды "Бегемотов’ возились с броней своих животных или возились со своими яйцеклетками, чтобы заставить их метать чуть дальше. Все это было очень похоже на бизнес.

Даже раненые, за которыми ухаживали маги и хирурги, делали все возможное, чтобы не обращать внимания на свои травмы. В лучшем альгарвейском стиле одна отпущенная шутка была настолько забавной, что парень, зашивающий ногу, остановился и громко рассмеялся.Сабрино видел нечто подобное в Ункерланте. Тогда это вызывало у него гордость. Здесь это огорчило его.

Наконец, он нашел дорогу к палатке бригадира Зербино, офицера, которого король Мезенцио назначил командовать альгарвейскими войсками в стране Людей льда. Зербино, крупный, грубоватый парень, который был маркизом небольшого поместья на юге Алгарве, приветствовал его медвежьими объятиями и кувшином вина.“Мы разбили их!” – заявил он. “Определенно разбили их!”

“Так мы и сделали, сэр”, – согласился Сабрино; Зербино занимал более высокие военные и общественные посты. “Теперь мы можем продолжать поставки киновари через Узкое море”.

“О, да”, – сказал Зербино, делая глоток из своей собственной фляги. “И мы можем изгнать проклятых лагоанцев прямо с австралийского континента. Предатели расы альгарвов, вот кто они такие. С таким же успехом могут быть каунианцами. Он снова сделал глоток. “Я отправил сообщения с помощью кристалла, прося короля о большем ... о большем о чем угодно, через высшие силы. Достаточно, чтобы позволить нам закончить работу”.