Текст книги "Сквозь тьму (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)

Этельхельм распахнул дверь, как только постучал. Музыкант, похоже, не заметил, что симпатия Эалстана к нему остыла. “Рад тебя видеть”, – сказал он. “Да, очень рад тебя видеть. Заходи. Выпей немного вина, если хочешь”.

“Я бы не отказался от чашечки, спасибо”, – сказал Эалстан. У Этельхельма всегда было что-нибудь вкусное и насыщенное, чтобы выпить в квартире. Почему бы и нет? Эалстан не мог представить многих жителей Фортвежья, которые могли бы позволить себе это лучше.

Сегодня он налил из кувшина великолепного темно-коричневого вина. Вглядываясь в свой стакан, он сказал: “Это примерно такого же цвета, как борода дьендьосца, не так ли?”

“Если ты так говоришь, я не буду с тобой ссориться”, – ответил Эалстан. “Не думаю, что когда-либо видел дьендьосца во плоти”. Он остановился, подумал и покачал головой. “Уверен, что нет. Не могу представить, что дьендьосец делал бы в Громхеорте”. Этельхельм уже знал, откуда он родом.

“Ах, ну, если вы хотите перейти к техническим вопросам, я тоже никогда не видел Агьонгьосяна”, – признался Этельхельм. “Я просто придерживаюсь того, что все говорят”.

“Люди делают это слишком часто”, – сказал Эалстан. Если бы жители Фортвежья не так часто прислушивались к тому, что все говорят, каунианцам в королевстве пришлось бы легче. Он хотел бы сказать это Этельхельму в лицо. Он не осмелился, особенно после того, как лидер группы увидел Ванаи в ее фортвежском обличье и сделал из этого свои собственные выводы.

Этельхельм угостил его оливками и рассыпчатым белым сыром, которые хорошо сочетались с вином. Затем он сказал: “Теперь тебе лучше посмотреть, остались ли у меня деньги”.

Он уже отпускал эту шутку раньше. Чем чаще он ее отпускал, тем больше ему казалось, что он преуспевает. Эалстан предполагал, что то же самое повторится снова. Но когда он закончил проверять счета Этельхельма, он уставился на своего клиента. “Силы небесные, куда уходит ваше серебро?”

“Ты бухгалтер. Ты скажи мне”. В голосе Этельхельма была резкость. Как и в его улыбке.

“Это трудно сделать, когда у тебя не так много доходов, и когда ты называешь большую часть того, что потратил, "разными расходами’. Эалстан изучил книги, над которыми он только что поработал, затем взглянул на музыканта. Он видел эту резкую, кислую улыбку у других людей, среди которых был и его отец. Когда он увидел это на лице Хестан... “Ты что, так много платишь рыжеволосым?”

Этельхельм вздрогнул, затем издал печальный смешок. “Ну, я знал, что ты умен. Я бы не хотел, чтобы ты работал на меня, если бы ты не был умен. Теперь мне приходится с этим жить. Да, я столько плачу рыжим ”. Он обнажил зубы в том, что уже совсем не было улыбкой. “Я, вероятно, тоже скоро буду платить им в два раза больше”.

“Но почему?” Озадаченно спросил Эалстан. “До сих пор они не доставали тебя даже близко так сильно”.

С кажущейся неуместностью Этельхельм ответила: “Когда я увидела тебя в парке с твоей подругой из Фортвежии – ее зовут Тельберге, не так ли?"–Я думал, ты довольно умный парень. У тебя была ответственность, или я думаю, что была, и ты избавился от нее. В такие моменты, как сейчас, это то, что ты должен делать ... если сможешь.”

Помеха. Он говорил о Ванаи, конечно. В его мыслях она была не человеком, а всего лишь проблемой. Эалстан взглянул на свой бокал. Он был пуст. Если бы это было не так, он мог бы выплеснуть ее содержимое в лицо Этельхельму.

“Какое отношение Телберге имеет к ... этому?” – спросил он, постукивая ногтем по обложке гроссбуха.

“Ты избавился от своей ответственности”, – повторил Этельхельм. Он встал.Он был на несколько дюймов выше Эалстана, хотя и уже в плечах. “Да, ты избавился от своей. Как мне избавиться от своего?”

Каким бы проницательным он ни был, Эалстану потребовалась пара ударов сердца, чтобы понять. Когда он понял, лед пробежал по его телу. Он сказал: “Они сжимают тебя из-за твоей крови?”

“Ничего, кроме”, – печально согласился лидер группы. “И как только алгарвианцы начинают подобную чушь, лучше не становится. Нет, лучше не становится никогда. Становится только хуже ”. В его смехе, возможно, было битое стекло. “Конечно, если мне не нравится, что они меня тискают, я всегда могу пойти в Кауниандистрикт. Это было бы забавно, не так ли?”

“Веселый”. Это было не то слово, которое выбрал бы Эалстан. Он снова постучал по гроссбуху. “Если они будут давить на тебя намного сильнее, чем сейчас, у тебя будут проблемы с удержанием квартиры здесь, ты знаешь”.

“Я надеялся, что ты скажешь мне другое, потому что для меня это тоже имело значение”, – ответил Этельхельм. “Я снова повезу группу в турне, как только смогу – как только рыжеволосые позволят мне. Я зарабатываю на турах больше денег, чем сидящий здесь Идо, вот что я вам скажу. Не могу играть в Eoforwic каждый день. Я бы чертовски быстро истощил свой welcome, если бы попытался ”.

В этом был смысл. Этельхельм был хорошим бизнесменом, а также хорошим музыкантом. Эалстан многое повидал. Но лидер бэнда договорился с оккупантами, и что это ему дало? Только еще больше проблем.Размышляя вслух, Эалстан сказал: “Тебе пришлось бы петь все, что они от тебя хотели”.

“Не напоминай мне”, – кисло сказал Этельхельм. “Иногда я жалею, что никогда...” Он не закончил, но Эалстану не составило труда сделать это за него. Я бы хотел, чтобы я никогда не начинал сгибаться в первую очередь – он должен был иметь в виду что-то подобное.

Он продолжал: “Я действительно думаю, что они позволят мне гастролировать. Почему они не должны?Чем больше я зарабатываю, тем больше они могут у меня украсть”.

“Это то, что они делают”, – сказал Эалстан. “Это то, что они сделали со всем королевством”. Ты думал, что сможешь остаться свободным от этого, потому что ты уже был богат и знаменит. Все, что вам нужно было сделать, это заключить небольшую сделку. Но у сделок с рыжими всегда больше зубов, чем вы видите на первый взгляд.

“Будь благодарен, что твои проблемы меньше моих, Эалстан”, – сказал Этельхельм. “Во всяком случае, сейчас меньше”. Эалстан кивнул. Он не рассмеялся лидеру группы в лицо, но, хоть убей, ему было трудно понять, почему нет.

Семнадцать

Снег налипал на ветви сосен, елей и пихт в бесконечных лесах западного Ункерланта. Снег покрыл листья, опавшие с березы, бука и тополя. Снежинки танцевали в воздухе. Они были очень красивы – для любого, кто мог потратить время, чтобы понаблюдать за ними. Иштван не мог. “Будьте осторожны”, – крикнул он мужчинам своего отделения. “Ункерлантцы смогут следить за нашими следами”.

“Мы увидим и их тоже, сержант”, – сказал Сони. “И мы заставим их заплатить за это”.

Капрал Кун снял очки, чтобы сдуть снежинку с одной из линз. Водрузив их обратно на нос, он выругался. “Они затуманены”, – проворчал он. “Как я должен видеть, когда они затуманены?”

“Какая разница?” Спросил Иштван. “В половине случаев ты не обращаешь внимания на то, что видишь”. Он ухмыльнулся Куну.

“Во-первых, это ложь”. Кун не ухмылялся. Ему нравилось трепать перья других людей, но не нравилось, когда трепали его собственные. “Во-вторых, я вижу больше, чем ты думаешь”. Он посмотрел на Иштвана сквозь, возможно, запотевшие очки, изо всех сил стараясь выглядеть умным и загадочным.

Это лучше всего заставило Иштвана только фыркнуть. “Ты был учеником мага, Кун, а не магом на крючке у самого себя. Если бы ты видел столько, сколько хочешь, чтобы мы думали, что ты видишь, у тебя были бы все привилегии офицера, как у того лозоходца по имени Борсос на Обуде.”

“Я могу видеть некоторые вещи о тебе”. Голос Куна звучал горячо. “Например...”

Гнев Иштвана тоже разгорелся. “Ты видишь, что я сержант?Лучше бы тебе это видеть. Клянусь звездами, вы даже этого не могли разглядеть... ”Он огляделся. Все в пределах слышимости уже знают, уже были частью страшной тайны, которой делился отряд. “Ты даже не мог видеть, что мы ели козлятину, прежде чем мы это сделали”.

“Не вини меня за это”, – яростно сказал Кун. “Ты был единственным, кто хотел поколотить ункерлантцев за то, что у них было в пивной”.

“Засуньте туда ноги, вы оба”, – прошипел Сони. “Кто-то приближается к линии”.

Кун и Иштван разом замолчали. Иштван надеялся, что его тайна останется тайной, пока он не унесет ее с собой в могилу – и после этого тоже, потому что иногда они эксгумировали козлоедов и разбрасывали их останки. Он испытал определенное облегчение, когда увидел капитана Тивадара, идущего впереди. Он не мог выдать секрет своему командиру роты, потому что Тивадар уже знал это.

Но с капитаном был кто-то, коренастый парень, который совсем не был похож на Куна, но все равно напомнил Иштвану о нем. Как только Истван увидел звезду чародея, приколотую к тунике незнакомца, он понял почему. “Что случилось, сэр?” – спросил он капитана Тивадара.

“Я не знаю”, – ответил Тивадар. “Никто не знает, не совсем. Но Ункерлантцы что-то замышляют. Вот что привело полковника Фаркаша сюда, на фронт: посмотреть, сможет ли он выяснить, что это такое ”.

Маг в номинальном звании полковника действительно был важным человеком. Иштван, не теряя времени, отдал честь. Он сказал: “Мы не заметили ничего необычного, сэр”. Его взгляд скользнул к Куну, который хвастался, как много он может видеть. У Кана хватило такта посмотреть вниз, на снег между его ботинками.

Задыхаясь, пока он говорил, Сони спросил: “Это не то ужасное волшебство, которое ункерлантцы бросили в нас некоторое время назад, не так ли? Я имею в виду, когда мы выглядели как прорывающиеся ”. Он казался встревоженным. Что касается Иштвана, то он имел право казаться встревоженным. Иштван не мог представить, чтобы кто-то захотел пройти через это ужасное колдовство дважды. Он также не мог представить, чтобы кто-то захотел пройти через это один раз, но у него не было выбора.

Челюсти Фаркаса дрогнули, когда он покачал головой. “Нет, я не думаю, что это было бы так драматично, как то проклятое, убийственное заклинание, которое использовали там люди Свеммеля. Это было бы чем-то более тонким, чем-то более окольным, чем-то, что обычному человеку, даже среднему магу, было бы трудно заметить, пока не станет слишком поздно.”

Кун послал Иштвану взгляд, который говорил, Вот! Иштван проигнорировал его. Он сказал: “Сэр, ункерлантцы – это много разных существ, но ни одно из них не является коварным, не в том смысле, который вы имеете в виду. Они подлые бойцы, но их маги не умеют ни о чем, кроме как бить нас по голове ”.

“Я не думаю, что это заклинание Ункерлантера”, – ответил полковник Фаркасан. “Я боюсь, что это может быть тот же самый, который куусаманцы использовали прошлым летом, чтобы помочь нам изгнать нас с острова Обуда”.

Тогда Иштван, Кун и Сони воскликнули все вместе. Кто-то из них впервые услышал, что Дьендьеш потерял остров. Тивадар кивнул; он, должно быть, уже знал. Обращаясь к Фаркасу, он сказал: “Эти люди ранее сражались с Онобудой”.

“Я вижу”, – сказал маг. “Но они были здесь, на востоке, какое-то время?” Тивадар кивнул. Фаркас выглядел разочарованным. “Очень плохо. Они могли бы помочь мне обнаружить колдовство, если бы все было иначе ”.

“Как ункеркнтеры заполучили в свои руки это заклинание, сэр, если его создали куусаманцы?” Спросил Иштван.

Фаркас нахмурился. “Все наши враги ненавидят нас. Все наши враги строят против нас козни. Хотелось надеяться, что наши альгарвейские союзники, которые также воюют и с Куусамо, и с Юнкерлантом, смогли бы удержать их от того, чтобы взяться за руки и причинить нам вред, но этого не произошло. Будь то через широкие океаны севера или через Узкое море, злое знание было передано”.

“Какова природа заклинания, сэр?” Спросил Кун.

Фаркас, казалось, впервые заметил его. “У тебя есть какая-то малая толика дара”, – сказал он. Это был не вопрос. Кун поклонился, выказывая военному магу больше уважения, чем Иштван когда-либо видел, чтобы он оказывал кому-либо еще.Фаркас сказал: “Возможно, ты сможешь мне помочь”.

“Сэр, это было бы честью для меня”, – ответил Кун.

Фаркаш подергал себя за бороду, в которой виднелись седые пряди посреди золотисто-каштанового цвета. “Да, возможно, ты действительно можешь. Ты не встречался с заклинанием, но ты узнал этот великий, задумчивый лес ”.

“Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал, и я сделаю это от всего сердца”, – сказал Кун. Иштван тоже не слышал, чтобы в его голосе звучало такое нетерпение.

Фаркас снова подергал себя за бороду, раздумывая. Через мгновение он кивнул, и его щеки снова затряслись. “Очень хорошо. Это не без риска, но с риском вы знакомы. Должно быть, счастливая звезда озарила вашего капитана, когда он решил привести меня сюда. Теперь послушайте меня. Как я уже говорил ранее, природа заклинания неуловима. Это убаюкивает, затемняет, ослабляет чувства, чтобы коварный враг мог проскользнуть мимо наших аванпостов и захватить выгодные позиции ”.

“Тогда ункерлантцы должны использовать это против Алгарве, а не против Юстуса”, – сказал Сони. “Почему нам так везет?”

“Потому что это было создано против нас”. За курчавой бородой Шаркаса уголки его рта опустились. “Альгарвейцы сильны в определенных чарах, слабы в некоторых других, как и мы. В большинстве случаев различия между тем, что известно одному народу и другому, не имеют большого значения. Здесь ...” Выражение его лица стало еще более кислым. “Здесь куусаманцы сильны там, где мы слабы, и воспользовались нашей слабостью с отвратительной хитростью”.

“Научились ли мы справляться с этим с тех пор, как они обратили это против нас?” – спросил Иштван. Его не интересовали причудливые детали, но у него был наметанный глаз на то, что действительно имело значение.

Голос Фаркаса звучал сухо: “У нас есть надежда, сержант. Да, у нас есть надежда”.

“Привели бы они сюда уважаемого полковника, если бы он не мог остановить жалких ункерлантцев?” – С упреком спросил капитан Тивадар.

Кто знает? Иштван задумался. Там, в Говваре, имеет ли Экрекек Арпад хоть какое-то представление о том, что за войну мы ведем здесь, так далеко? Он не знал ответа на этот вопрос. Он знал, что попадет в беду, если откроет рот не в свою очередь. И поэтому он только покачал головой и стал ждать, что сделает маг высокого ранга.

Что Фаркас сделал, сначала, так это соединил свои головы с Куном. Ученик Заклинателя указал на восток и немного на юг. Фаркас кивнул. Он сказал: “Да, я тоже считаю, что это правильное направление. А теперь ... вы будете так добры, что раздобудете для меня паутину”.

За линзами, которые помогали им лучше видеть, глаза Кана расширились.Он указал на заснеженный пейзаж. “В этом, сэр?”

Фаркас просто выглядел нетерпеливым. “Ты поможешь мне от всего сердца, как ты сказал, или будешь кипятиться и жаловаться?”

Кун пошел, что-то бормоча себе под нос, пробираться сквозь папоротники и кустарники и исследовать сосновые сучья. Иштван предположил, что ему еще долго придется охотиться. К изумлению сержанта, он действительно нашел паутину. “Вот вы где, сэр”, – сказал он, превратив почтительный титул мага в титул упрека.

Фаркас сказал: “Моя благодарность”, – как будто ничего другого от Куна и не ожидал. Иштван не хотел бы быть свидетелем того, как Кунблаз уставился на Фаркаса. Но военный маг приступил к работе, даже не заметив этого.Это разозлило Куна еще больше, чем когда-либо. Иштвана бы это тоже разозлило. Что касается богатых и могущественных, то простые люди с таким же успехом могли быть обузой.

Держа обрывок паутины над головой, Фаркаш посмотрел на тески сквозь нее. Часть его заклинания была на древнем иератическом языке Дьендьеш, который Иштван узнал, но не понял. Часть была произнесена на другом языке вместе. Заинтересованным голосом капитан Тивадар спросил: “Это каунианец, с востока?”

“Да”, – ответил Фаркас, достигнув точки, где он мог остановиться.“Это тонкий язык, и болезненный опыт на островах научил нас, что нам нужна тонкость, чтобы обнаружить и нейтрализовать это колдовство”.

Он продолжал смотреть сквозь паутину. Иштвану стало интересно, позволяет ли это ему видеть священные звезды, несмотря на дневной свет и облачный покров. Если да, то что показывают ему звезды?

Иштван быстро получил ответ на этот вопрос. “На этом подшипнике есть маги, знакомые с отвратительным заклинанием Куусаман”. Фаркас указал на юго-восток, не совсем в том направлении, в котором Кун говорил раньше. Он произнес еще несколько заклинаний, на этот раз все на иератическом дьендьосском. Кун присоединился к нему в нескольких ответах. Если и был риск в том, что он сделал, Иштван не мог этого видеть.Наконец Фаркас сказал: “Расстояние чуть больше мили. Достаточно ли далеко продвинулись мы, швыряльщики яиц, чтобы добраться до них?” Его тон говорил о том, что Тивадару лучше было бы иметь возможность производить таких швыряльщиков яиц.

И Тивадар кивнул. “Сэр, мы делаем”. Он достал карту из сумки на поясе, бегло изучил и сделал на ней пометку. Когда он показал Фаркасу метку, военный маг кивнул. Тивадар отдал Сони карту. “Отнеси это тем, кто потерял на поляне. Скажи им, чтобы они колотили по этому месту всем, что у них есть ”.

“Есть, капитан”. Сони отдал честь и поспешил прочь, сжимая карту в своем большом кулаке.

Фаркас сказал: “Я заметил, что у нескольких мужчин здесь идентичные шрамы на левой руке. Что это значит. Сержант, не могли бы вы мне сказать?” Его золотисто-карие глаза пронзили Иштвана.

Иштван захлебывался и заикался. Лед пробежал у него по спине. Говорить правду было последним, что он хотел делать. Его лицо вспыхнуло; застигнутый врасплох, он с трудом придумал правдоподобную ложь. Капитан Тивадар сделал это за него, говоря небрежным тоном: “Некоторые из этих ветеранов поклялись друг другу в кровном братстве. Вы видите следы от ран, которые сопровождали клятвы”.

“А”. Фаркаш склонил голову в серьезном одобрении. “Знаки воинов”. “Знаки воинов”. Иштван обрел дар речи. “Есть, сэр”. Несколько минут спустя яйца начали лопаться на – он надеялся, что они были на – позиции Ункерланта. Он надеялся, что они убили этих коварных магов. Несмотря на это, у него было ощущение, что он избежал от Фаркаша большей опасности, чем все, что могли бы дать ему ункерлантцы. Козлоед. Нет, метка внутри него никогда не исчезнет.

Нога Леудаста заныла под ним. У него было чувство, что он сможет предсказывать плохую погоду по своей ране до конца своих дней. Он все еще прихрамывал. Но он мог передвигаться на ноге, и поэтому ункерлантцы вручили ему палку и бросили его обратно в бой с захватчиками.

Будучи сержантом, он получил взвод здесь, в низких холмах к северо-востоку от Зулингена. Его командиром роты был очень молодой лейтенант по имени Рекаред. Рекаред был либо безупречно выбрит, в то время как большинство его соотечественников были щетинистыми, либо, что более вероятно, не мог отрастить бороду, несмотря ни на что. Леудаст скучал по капитану Хаварту, скучал по нему и задавался вопросом, жив ли он еще.Он сомневался, что когда-нибудь узнает.

Рекареду нравилось слушать свой разговор. Когда ночь медленно и безудержно уступала место дню, он сказал: “Вы, мужчины, знаете, что, когда солнце встает позади нас, мы атакуем”.

“Да”, – хором отозвался Леудаст вместе с остальными солдатами, которые произносили разглагольствования. Ему хотелось, чтобы лейтенант заткнулся. Если бы они до сих пор не знали, что им следует делать, еще одна лекция не уложилась бы у них в голове.

Но Рекаред продолжал. Возможно, он использовал лекции, чтобы побороть страх, который сопровождал битву. “Мы атакуем на запад”, – сказал он. “Мы – не проклятые альгарвейцы. Мы и все те яйцеголовые, бегемоты и драконы, которых мы могли бы собрать здесь, которых привели через Мамминские холмы и через Волтер. Мы атакуем на западе ... а другая армия маршала Ратхара, за много миль отсюда, будет атаковать на востоке. Мы встретимся посередине и отрежем всех вонючих рыжеволосых в Зулингене”.

“Да”, – снова хором ответили мужчины, на этот раз с яростным голодом в голосах. Если бы все пошло так, как должно, они заставили бы людей Мезенцио пожалеть, что они вообще сунули свой нос в Ункерлант. Если... Но с альгарвейцами никогда нельзя было сказать наверняка. Леудаст видел это слишком часто, к своей печали и почти к своей гибели.

Это заставило его подумать о чем-то другом. Он поднял руку. “Могу я сказать пару слов, сэр?”

Рекаред не выглядел счастливым от мысли, что кто-то еще заговорит, но кивнул. “Продолжайте, сержант”.

“Спасибо, сэр”. Леудаст повернулся к ожидающим солдатам.“Помните, ребята, перед нами не альгарвейцы. У нас здесь большое королевство, и они слишком растянуты, чтобы самим держать всю линию.Это будут янинцы и любая другая нечисть, которую они смогут наскрести. Я сражался с этими негодяями, и я тоже сражался с альгарвейцами. Дайте мне Янинцев в любой день”.

Солдаты, которые пошли против людей короля Цавелласа, кивнули и начали рассказывать своим друзьям, какими трусами были янинцы. Рекаред хлопнул Леудаста по плечу. “Это было хорошо сказано”, – сказал он ему. Мгновение спустя лейтенант обернулся и посмотрел через плечо. Он указал на крошечный отблеск, на мгновение показавшийся сквозь облака. “Солнце!” – закричал он.

Леудаст не был уверен, что это действительно было солнце, но офицеры более высокого ранга, чем Восстановленные, должно быть, тоже так думали. Швыряльщики яйцами начали метать смерть в янийцев, забившихся в свои палатки, норы и траншеи. Брови Леудаста взлетели вверх от количества яиц, разорвавшихся на враге. Ни его соплеменникам, ни альгарвейцам не часто удавалось уложить столько придурков на одном узком участке линии.

Драконы, окрашенные в каменно-серый цвет, летели низко над головой. У некоторых под брюхом были подвешены яйца. Другие летели без груза, чтобы защитить своих товарищей и воспламенить несчастных янинцев. Леудаст снял свою меховую шапку и помахал ею перед драконфлерами. Каждый вражеский солдат, которого они и яйцекладущие убили или ранили, был врагом, который не мог убить или ранить его.

Звеня кольчугами при каждом их большом шаге, бегемоты двинулись вперед. Леудаст тоже помахал шляпой своим экипажам. Он знал, что его соотечественники собирали их, как и сказал лейтенант Рекаред. Как и в случае с яйцекладущими, он не знал, что сюда пробралось так много людей. Но тогда, он сам не пробыл здесь очень долго.

Рекаред доказал, что он офицер, издав длинный пронзительный звук в свисток, который носил на шее. “Вперед!” – крикнул он.

“Вперед!” Эхом откликнулся Леудаст. У него не было свистка, но он давно привык обходиться без него. “Король Свеммель! Урра!”

“Урра!” эхом отозвались ункерлантские солдаты, выбегая из своих траншей. “Свеммель! Урра!”

Несколько человек взялись за руки со своими товарищами и бросились в атаку вместе, делая все возможное, чтобы не отстать от бегемотов. То, что раньше было янинскими линиями, теперь представляло собой дымящееся, изрытое кратерами месиво. После того, как их избили, Леудаст не мог понять, как в них могло оставаться что-то живое.

Но его соотечественники начали падать – не в огромном количестве, как случалось, когда атака шла не так, как надо, но то тут, то там, то один, то другой.Яйцекладущие на «бегемотах» обстреливали позиции, где янинцы держались с некоторой силой. Пехотинцы захватили остальных.

“Урра!” Леудаст взревел и спрыгнул в разбитую траншею. Он приземлился на мертвого янинца, заметив это только потому, что тот не так сильно ударился о землю, как он думал. Мгновение спустя из ямы вылез живой янинец, его руки были подняты, ужас исказил его лицо. Леудаст взял всю еду, которая у него была – черный хлеб и заплесневелую колбасу – и оставил его в живых. “Урра!” – снова крикнул он и побежал дальше.

Время от времени – почти наверняка в тех местах, где у них были хорошие офицеры, – янинцы упорно сражались. Но у людей Цавелласа почти не было гемонов и несколько тяжелых палок, которые могли бы пробить броню Ункерлантербоев. Летало также несколько вражеских драконов.

Леудаст огляделся немного позже полудня и был поражен тем, как далеко он продвинулся. Рекаред тоже проделал весь этот путь. “Это разгром, сэр!” Заявил Леудаст. Он казался пьяным, но в его бутылке с водой было недостаточно спиртного, чтобы накуриться. Вот на что похожа победа, рассеянно подумал он.

Он сражался с янинцами и раньше. Он побеждал их раньше. Но это была всего лишь стычка, часть долгого отступления армии Ункерлантера к Сулингену. Он и его товарищи больше не отступали. Они двигались вперед, и янинцы не могли встать у них на пути.

Люди короля Тсавелласа сражались теперь более храбро, чем тогда.Они продолжали пытаться сдержать наводнение Ункерлантеров и вынуждали к паузам – но никогда надолго. Бегемоты, драконы и яйца, дождем сыпавшиеся с быстро движущихся самосвалов, вскоре одолели их. Именно так, подумал Леудаст, альгарвейцы одержали так много побед над его собственными соотечественниками. Будь я проклят, если наши офицеры, в конце концов, ничему не научились.

Но, особенно после того, как их первые линии были прорваны, большинство тэйанинцев либо убежали, либо побросали свои палки и вскинули руки.Они попали в плен с улыбками на лицах – улыбками облегчения оттого, что все еще живы, или застенчивыми улыбками от того, что их захватили в королевстве, которое им не понравилось.

“Не моя война”, – сказал один из них на ункерлантском со странным акцентом, когда он сдался Леудасту. “Война Алгарве”. Он сплюнул на грязь. “Это форАлгарве”.

“Да, это для Альгарве”. Леудаст тоже сплюнул. “Так что же ты тогда делал, сражаясь за рыжеволосых?”

“Я не сражаюсь, они сжигают меня”, – ответил янинец. На взгляд Ункерлантера, он был жалким, тощим человечком со слишком большими для его лица усами.Он пожал плечами и поежился. “Я сражаюсь. До сих пор”.

“Продолжай”. Леудаст указал назад, на восток. Множество тощих маленьких янинцев, ковыляя, уходили в плен. Они высоко подняли руки, чтобы не дать наступающим солдатам короля Свеммеля поджечь их.

Леудаст испытывал определенную симпатию к янинцу. Он тоже не хотел идти в армию ункерлантцев. Однако, когда импрессарио схватили его, у него не было выбора. Слуги короля Свеммеля, возможно, не были бы настолько любезны, чтобы просто сжечь его, если бы он попытался сказать им «нет».

Той ночью он, лейтенант Рекаред и полдюжины солдат забились в заброшенную крестьянскую хижину. Рекаред ликовал. “Мы обратили их в бегство, благодаря высшим силам”, – сказал он. “Они не могут удержать нас. Как только мы прорвались этим утром, мы решили их судьбу”.

“Да, пока все хорошо”, – согласился Леудаст, потирая ногу. Она болела; он не ожидал, что будет использовать ее так сильно. Он хотел бы, чтобы она отдохнула завтра.Но тогда он маршировал бы так же усердно, и он знал это. Он также не хотел, чтобы боялись слишком многого из того, чего достигла армия. “Ты должен помнить, это всего лишь янинцы. Будет намного сложнее, когда нам придется иметь дело с рыжеволосыми”.

Большинство мужчин в хижине видели больше действий, чем предполагал Рекаред.Некоторые из них кивнули. Но Рекаред сказал: “Разве ты не видишь? Это не имеет значения.Да, альгарвейцы круты, но их недостаточно, чтобы обойти. Если мы прорвемся через этих слабых сестер, мы сможем укрепить наши позиции и заставить альгарвейцев попытаться прорваться из Зулингена против нас ”.

Леудасту не нравилась перспектива того, что альгарвейцы попытаются прорваться откуда бы то ни было, особенно если они собирались попытаться сделать это через позицию, которую он занимал. Они уже совершили слишком много ошеломляющих и ужасающих поступков. Почему бы им не совершить еще один?

Но как только эта мысль пришла ему в голову, ему в голову пришел возможный ответ. Задумчиво он сказал: “На земле уже лежит снег. Люди Мезенцио не так хорошо справляются со снегом ”.

Он сам не любил снег. Но если он справлялся со снегом не лучше любого альгарвейца, когда-либо рожденного, то какой от него был прок? Он завернулся в свое одеяло, прижался к остальным ункерлантцам в полуразрушенной лачуге и уснул, если не хорошо, то достаточно хорошо.

Рекаред разбудил солдат перед восходом солнца. “Сегодня мы будем упорны”, – сказал он. “Завтра мы будем так же упорны. Затем, если повезет, на следующий день – мы завоюем славу для нашего короля. Это самая эффективная атака, которую мы когда-либо проводили ”.

Там Леудаст вряд ли мог с ним поспорить. Большая часть того, что он ел на завтрак, была тем, что он украл у янинцев. Это тоже было эффективно. Он вытер руки о тунику, вышел из хижины и зашагал на восток.

До полудня или немного позже все шло так же, как и накануне. Разрозненные и упорные полки янинцев упорно сражались. Их соотечественники продолжали сдаваться сотнями, тысячами. Затем над головой появились первые альгарвейские драконы. Некоторые из них сбрасывали яйца на юнкерлантеров. Другие атаковали своих пехотинцев и, где только могли, их бегемотов.

Глядя на обгоревшую тушу бегемота, зажаренную в его собственной кольчуге, Леудаст выругался. “Я знал, что у нас не все получится по-своему”, – сказал он «облачному небу».

Он ждал, что альгарвейские пехотинцы тоже заставят янинцев напрячься.Но никто из рыжеволосых не пришел на помощь людям короля Цавелласа. И в воздухе было больше ункерлантских драконов, чем тех, что принадлежали их врагам. Альгарвейские драконопасы ужалили армию ункерлантцев в нескольких местах. Без постоянных солдат на земле, которые могли бы их поддержать, они могли только жалить.

Рекаред предположил, что прошло четыре или пять дней. Он был молод. Он верил, что все всегда идет по плану. Это делало его чрезмерно оптимистичным. Но примерно через неделю после того, как ункерлантцы начали наступление, Леудаст увидел приближающихся к нему людей, которые не уклонялись, как это сделали янинцы. Это были крепкие люди в длинных туниках, мужчины, которые кричали от восторга, когда видели его.

Он заключил одного из них в медвежьи объятия. “Клянусь высшими силами, мы заполучили рыжих в мешок!” – крикнул он, и слезы радости потекли по его грязным, небритым щекам.

“Прибавьте шагу, там!” Крикнул сержант Верферт. “Это не игра, вы, болваны. Мы не можем начинать все сначала. Шевелитесь, будьте вы все прокляты!”

Сидрок тоже выругался. Он замерз, устал и проголодался. Ему хотелось спрятаться где-нибудь с бутылкой бренди и жареным гусем. Когда он присоединился к бригаде Плегмунда, он не до конца осознавал, что такого понятия, как свободное время, не существует. Когда младшие офицеры, стоявшие над ним, говорили ему что-то сделать, он должен был это сделать. Он уже видел, что происходило с людьми, которые не делали того, что им говорили. Он не был заинтересован в том, чтобы с ним случилось что-либо из этих вещей.