Текст книги "Сквозь тьму (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц)

Что ему действительно было трудно, так это пробираться на юг, где шли самые ожесточенные бои. Альгарвейцы, прорвав оборону Юнкерлантера, теперь стояли верхом на большинстве прямых маршрутов из Котбусто на юг. Чтобы добраться туда, куда он направлялся, Ратхару пришлось пройти вдоль трех сторон прямоугольника, сделав большой крюк на запад, чтобы использовать лей-линии, все еще находящиеся в руках Ункерланта.

Когда он добрался до Дуррвангена, он подумал, не опоздал ли он.Альгарвейские яйца лопались сразу за городом, а некоторые и внутри него.“Мы должны продержаться здесь столько, сколько сможем”, – сказал он генералу Ватрану. “Это один из проходов к Мамминговым холмам и киновари в них. Мы не можем просто отдать это рыжеволосым ”.

“Я тоже умею читать карту”, – проворчал Ватран. “Если мы не удержим их здесь, то по эту сторону Зулингена нет другого подходящего места, чтобы попытаться остановить их.Но сукины дети снова закусили удила, как и прошлым летом. Как, черт возьми, мы должны заставить их бросить?”

“Продолжай сражаться с ними”, – ответил Ратарь. “Или ты предпочел бы, чтобы у них было столько киновари, сколько им нужно?”

Ты бы предпочел лечь и сдаться? Это было то, что он на самом деле имел в виду. Он изучал Ватрана.Он убеждал Свеммеля оставить здесь офицера, отвечающего за дело. Теперь он задавался вопросом, не совершил ли он ошибку. Атака Ватрана к югу от Аспанга провалилась.Были причины, по которым это не удалось; ни Ватран, ни кто-либо другой из Ункерлантцев не осознавали, что альгарвейцы концентрируют так много людей на юге. Но Ватран с тех пор тоже не покрыл себя славой. Вопрос был в том, мог ли кто-нибудь другой выступить лучше?

Ватран понял этот вопрос за вопросом. Он свирепо посмотрел на Ратхара, который был на пару дюймов выше. Нос Ватрана был острым и изогнутым, как лезвие серпа; будь это на самом деле лезвие, он мог бы использовать его, чтобы сразить маршала наповал. “Если тебе не нравится работа, которую я делаю”, – выдавил он, – “дай мне палку, сними звезды с моего воротника и отправь меня против альгарвианцев как простого солдата”.

“Я пришел сюда не для того, чтобы отправить вас в штрафной батальон”, – мягко ответил Ратхаран. Офицеры, которые опозорили себя, иногда получали шанс на искупление, сражаясь как обычные солдаты. Штрафные батальоны отправлялись туда, где бои были самыми горячими. Те, кто выжил, получили обратно свое звание. Большинство – нет.

“Что ж, тогда давайте поговорим о том, как мы собираемся держаться за то, что мы можем здесь, внизу”, – сказал Ватран.

Это было хорошее, разумное предложение. Прежде чем Ратхар смог подхватить его, яйца посыпались вокруг здания школы, которое Ватран использовал в качестве переднего квартала. Ратхар бросился врассыпную. То же самое сделали Ватран и все младшие офицеры в зале. Большая часть стекол в окнах уже была разбита. То, что осталось, описало в воздухе сверкающие смертоносные дуги. Похожий на копье обломок воткнулся в половицы в нескольких дюймах от носа Ратхара.

“Никогда не бывает скучно”, – сказал Ватран, когда яйца перестали падать.“На чем мы остановились?”

“Пытаюсь остаться в живых”, – ответил Ратхар, поднимаясь на ноги.“Пытаюсь также сохранить жизнь нашим армиям”.

“Если ты знаешь магию, чтобы управлять этим, я надеюсь, ты скажешь мне”, – ответил Ватран. “Альгарвейцы более искусны, чем мы; единственное, что мы можем сделать, чтобы остановить их, – это положить больше тел на их пути. Мы делаем это, как можем”.

“Мы должны сделать это лучше”, – сказал маршал. “Сейчас здесь, внизу, все так, как было перед Котбусом прошлой осенью; у нас не так много места, чтобы отступать. Если мы это сделаем, мы потеряем то, что не можем позволить себе потерять ”.

“Я знаю это”, – сказал Ватран. “Мне нужно больше всего – драконов, бегемотов, людей, кристаллов, называйте как хотите”.

“И ты получишь то, что тебе нужно – или столько из этого, сколько мы сможем тебе достать, во всяком случае”, – сказал ему Ратхар. “Перемещать вещи с севера в эти дни нелегко, на случай, если ты не заметил”.

“Держу пари, что так и было”. Судя по взгляду, который Ватран бросил на Ратхара, он был бы так же доволен, если бы маршал не смог спуститься с Котбуса.

В некотором смысле Ратхар сочувствовал этому. Ни один достойный генерал не должен был стремиться к тому, чтобы начальник заглядывал ему через плечо. Если бы битва на юге шла хорошо, Ратхар остался бы в столице, даже если бы это означало выдержать короля Свеммеля. Но, учитывая, что альгарвейцы рвутся вперед, Ватран вряд ли мог рассчитывать, что все будет именно так, как он хотел.

Ратхар задал вопрос, который должен был быть задан: “Удержим ли мы Дуррванген?”

“Я надеюсь на это”, – ответил генерал Ватран. Затем его широкие плечи поднялись и опустились в пожатии, в котором не было ни капли той беспечности, которая была бы присуща альгарвианцу. “Я не знаю, маршал. По правде говоря, я просто не знаю. Проклятые рыжеволосые двигались ужасно быстро. И...” Он поколебался, прежде чем продолжить: “И солдаты тоже не так счастливы, как могли бы быть”.

“Нет?” Ратхар навострил уши. “Тебе лучше рассказать мне об этом поподробнее, и тебе тоже лучше не тратить на это время”.

“Это примерно то, чего вы ожидали”, – сказал генерал. “Их слишком много раз обманывали, и некоторые из них не видят, что может произойти что-то другое, когда они снова столкнутся с альгарвейцами”.

“Это нехорошо”, – сказал Ратхар, что, по его мнению, было похвальным преуменьшением. “Я ничего не видел об этом в ваших письменных отчетах”.

“Нет, и ты тоже не будешь”, – сказал ему Ватран. “Ты думаешь, я глуп, изложить это в письменном виде, чтобы его Величество мог это видеть?" Через пять минут моя голова была бы насажена на пику – если только он не решил вместо этого сварить меня заживо ”. Он развел руками – широкими крестьянскими руками, очень похожими на руки Ратхара. “В твоих руках моя жизнь, лорд-маршал. Если ты хочешь этого, ты можешь забрать ее. Но тебе нужно знать правду”.

“За что я благодарю тебя”. Ратхар снова задался вопросом, хотел ли он смерти Ватрана. Вероятно, нет: кто мог бы добиться большего успеха здесь, на юге? Ни о ком он не мог думать, кроме, возможно, самого себя. “Неужели мужчины не помнят, что мы сделали с альгарвейцами прошлой зимой?”

“Без сомнения, некоторые из них так и делают”, – ответил Ватран. “Но сейчас не зима, и это не произойдет какое-то время, даже здесь, внизу. А летом, когда их драконы могут летать, а их бегемоты – бегать, никто не побеждал меньета Мезенцио ”.

“Мы заставили их заслужить это”, – сказал Ратхар. “Если мы сможем продолжать заставлять их зарабатывать это, рано или поздно у них кончатся люди”.

“Да”, – сказал Ватран, – “либо это, либо у нас закончатся земли, которые мы можем потерять. Если мы не удержим Зулинген и холмы Мамминг, сможем ли мы продолжать войну?”

Люди спрашивали это о Котбусе прошлым летом. Ункерланту не пришлось узнавать ответ, потому что столица устояла. Ратхар надеялся, что его королевству и на этот раз не придется искать ответ. Впрочем, у него не было никаких гарантий, как и у Ункерланта.

Изо всех сил стараясь смотреть на вещи с хорошей стороны, он сказал: “Я слышал, они начинают ставить янинцев в очередь. Они бы не стали этого делать, если бы не были вынуждены”.

“Это так ... в какой-то степени”, – сказал Ватран. “Но они не дураки. Они не были бы так опасны, если бы были. Они дают парням в красивых ботинках подержаться на тихой растяжке. Это позволяет им сконцентрировать больше своих людей там, где им предстоит вести настоящие бои ”.

Прежде чем Ратхар смог ответить, на Дуррвангена упало еще больше яиц. Снова он и Ватран растянулись на полу. Здание школы затряслось и заскрипело вокруг них. Ратхар надеялся, что крыша не обрушится ему на голову.

Упало еще больше яиц. Альгарвейцы не могли продвинуть так много тузов так далеко вперед ... не так ли? Более вероятно, что драконы с рыжими головами на макушках сбрасывали свой груз смерти на город Ункерлантер. И Ватран уже сказал, что у него не хватает драконов, чтобы отразить их.

Бегун, у которого было больше храбрости, чем здравого смысла, ворвался в штаб Ватрана, когда яйца падали. “Генерал!” – закричал он. “Генерал!По его тону Ратарь понял, что что-то пошло не так. Конечно же, приятель продолжал: “Генерал, альгарвейцы прорвали наши позиции к западу от города. Если мы не сможем остановить их, они обойдут нас сзади и отрежут!”

“Что?” Ватран и Ратхар сказали одно и то же одновременно с неподдельным ужасом в голосе. Оба мужчины выругались. Затем Ватран, который лучше знал местную обстановку, спросил: “Что случилось с бригадами, которые должны были сдерживать жукеров?”

К несчастью, бегун ответил: “Э-э, некоторые из них, сэр, некоторые из них взяли и унеслись так быстро, как только могли”.

Ратхар снова выругался. Ватран сказал тихим голосом: “Теперь ты видишь, что я имел в виду”.

“Я вижу это”, – сказал маршал. “Я вижу, нам тоже придется это остановить, пока гниль не стала еще хуже”. Он поднялся на ноги. Бегун уставился на него.“Насколько это серьезный прорыв?” – рявкнул он.

“Довольно плохо, сэр”, – ответил посыльный. “У них бегемоты насквозь, и с ними много пехотинцев. Они верхом – нет, они восстанавливаются – на лей-линии, ведущей на запад из Дуррвангена ”.

Это также был самый прямой путь Ратхара обратно в Котбус, не то чтобы любой маршрут с охваченного боями юга в столицу был прямым в эти дни. “Можем ли мы отогнать их обратно?” он спросил и у гонца, и у генерала Ватрана.

“Сэр ... э-э, лорд-маршал ... рыжеволосые пропустили через себя много ментов”, – сказал бегун. Его взгляд метнулся к Ватрану.

То же самое сделали Ратхары. Ватран облизал губы. “Я не знаю, где мы могли бы наскрести людей”, – сказал он наконец, самым несчастным тоном. “И наступление на Дуррван-гену с запада! Кто бы мог подумать, что альгарвейцы – кто бы мог подумать вообще – могут напасть на Дуррванген с запада? У нас там нет тех оборонительных сооружений, которые мы делаем к востоку от города ”.

“Вероятно, поэтому альгарвейцы выбрали это направление для своей атаки”, – сказал Ратхар. Ватран уставился на него, разинув рот, как будто тот внезапно начал декламировать стихи на дьендьосянском. Маршал повторил вопрос, который он задавал ранее: “Можем ли мы удержать Дуррванген?”

“Я не вижу как, лорд-маршал”, – ответил Ватран.

“Я тоже не знаю, но я надеялся, что ты знаешь, поскольку ты здесь на месте дольше, чем я”, – сказал Ратхар. “Поскольку мы не можем удержать это место, нам лучше спасти то, что сможем, когда будем отступать, ты так не думаешь?”

Громкий стук за пределами здания школы – не лопнувшее яйцо, а тяжелый груз, упавший с большой высоты, – заставил Ватрана свирепо улыбнуться. “Это адрагон свалился с неба”, – сказал он, как будто один сбитый альгарвейский дракон компенсировал все бедствия. “Да, мы выберемся и продолжим сражаться”.

“И нам лучше убедиться, что больше никто не сбежит”, – сказал Ратхар. “Что бы мы ни должны были сделать, чтобы остановить их, нам лучше это сделать”. Король Свеммельм, возможно, говорил его устами. Он был готов быть таким же суровым, как Свеммель, вместе с тем получить то, что должен был получить – нет, то, что должен был получить Ункерлант. Где-то недалеко еще один дракон рухнул на землю. Ратхар кивнул. И снова альгарвейцы платили высокую цену.

Вместе со своими людьми Леудаст присел на корточки на поле подсолнухов. Это было бы опасное место для сражения. Поскольку растения клевали носом меньше человека, единственный способ найти врага – наткнуться на него.

На данный момент альгарвейцы были в паре миль к северу – по крайней мере, Леудаст надеялся на это всем сердцем. Он наклонился вперед, чтобы послушать, что хотел сказать капитан Хаварт. Командир полка говорил будничным тоном: “Королевство в опасности, ребята. Если мы не остановим потаскух Мезенцио в ближайшее время, это больше не будет иметь значения, потому что мы выбраны ”.

“Ты бы так не говорил, если бы мы держались за Дуррванген”, – сказал кто-то.

“Это так, но мы этого не сделали”, – ответил Хаварт. “И некоторые солдаты тоже горели, потому что сражались недостаточно усердно. И не только наземные обстрелы; из-за этого беспорядка есть пара погибших бригадиров ”.

“Мы сделали все, что могли”. Этот голос донесся из-за спины Гаварта. Леудаст тоже не видел, кто там говорил. Кто бы это ни был, он не встал и не помахал рукой, это точно. Леудаст тоже не сделал бы этого, если бы он сказал что-то подобное.

Командир полка развернулся, пытаясь поймать солдата, который распустил язык. Капитан Хаварт не смог, что означало, что он смотрел на всех беспристрастно. “Послушайте меня”, – сказал он. “Вы бы хорошо выругались, лучше послушайте меня, или вы все будете мертвецами. Если альгарвейцы вас не убьют, это сделают ваши собственные товарищи. Это так плохо. Это так опасно. Мы больше не можем отступать ”.

“Что это за история с нашими товарищами, сэр?” Спросил Леудаст. Хаварт приказал ему задать этот вопрос.

Капитан Хаварт размашистым жестом достал из поясной сумки лист бумаги. Он помахал им перед тем, как начать читать. Леудаст наблюдал, как глаза солдат следят за листом. Многие мужчины были крестьянами, которые умели читать не больше, чем летать. Для них все, что было на бумаге, казалось более важным, более зловещим просто потому, что это было записано.

Леудаст знал лучше, по крайней мере, большую часть времени. Но Хаварт сказал ему, что это за бумага. Теперь офицер объяснил это остальным членам отряда: “Это приказ короля Свеммеля. Не из штаба нашей дивизии. Не от генерала Ватрана. Даже не от маршала Ратхара, хвала ему превыше всего. От короля. Так что вам лучше слушать, мальчики, и лучше слушать хорошенько ”.

И солдаты, которыми он командовал, наклонились вперед, чтобы лучше слышать. Имя короля заставило их обратить внимание. Леудаст знал, что это заставило его обратить внимание. Он также знал, что не хочет, чтобы король или его приспешники обращали на него внимание, что они, скорее всего, сделали бы, если бы он ослушался королевского приказа даже в малейшей степени.

“Ни шагу назад!” Звонким голосом прочитал Хаварт. “Железная дисциплина. Железная дисциплина одержала победу за правое дело в войне Мерцаний.Даже когда все выглядело самым мрачным образом, наша армия стойко противостояла предателям и предательницам, которые сражались на стороне этого демона в человеческом обличье, Кета ”.

Кет, конечно же, был братом-близнецом Свеммеля: неудобным двоюродным братом, который отказывался признать, что он младший из них. Он заплатил за свои притязания.Все королевство заплатило – и платило, и платило. Но если Кет был демоном нечеловеческого облика, а также близнецом Свеммеля, что это делало нынешним королем Юнкерланта?

Прежде чем Леудаст смог надолго задуматься над этим, Хаварт продолжил: “Альгарвейским захватчикам не будет позволено ни на шаг продвинуться дальше по драгоценной земле Ункерланта. Наши солдаты должны умереть на месте, прежде чем отдавать какую-либо дальнейшую территорию мясникам и волкам Мезенцио. Враг должен быть остановлен, должен быть отброшен назад. Любой солдат, который уклонится от выполнения этой задачи, столкнется с нашим гневом, который, мы заверяем всех, кто слышит эти слова, будет пылать жарче, чем все, что рыжеволосые бормотуны могут обрушить на вас ”.

Тут и там солдаты смотрели друг на друга. Леудаст поднял глаза к небу и покачивающимся подсолнухам. Он не хотел пытаться встретиться взглядом с кем-либо еще. Из всего, что он слышал, из всего, что он видел, Свеммель не лгал и не хвастался. Как бы сильно Леудаст ни боялся альгарвейцев, он больше боялся своего собственного повелителя.

“Любой солдат, который отступит без приказа, будет считаться предателем против нас; и будет наказан как подобает изменнику”, – прочитал Хаварт. “Любой офицер, который отдаст приказ отступать без крайней необходимости, будет осужден подобным образом. Наши инспекторы и исполнители должны обеспечить выполнение этого приказа всеми необходимыми средствами”.

“Что это значит?” Дюжина солдат Хайфы задала этот вопрос вслух. Леудаст не задал, но он тоже вспыхнул в его голове. После того, как импрессионисты поймали его и убедились, что на нем каменно-серая туника, он подумал, что перестал беспокоиться о них. Был ли он неправ?

Очевидно, так оно и было, потому что капитан Хаварт сказал: “Я скажу вам, что это значит, ребята. Где-то в тылу армии есть тонкая цепочка впечатлителей и инспекторов. У каждого из них в руках палка. Попробуй убежать, эти ублюдки пристрелят тебя так же быстро, как посмотрят на тебя ”.

Леудаст поверил ему. По тому, как головы солдат поднимались и опускались, все ему верили. У любого, кто когда-либо имел дело с инспекторами и импрессарио, не могло быть никаких сомнений в том, что они сожгут своих соотечественников. Но скольких из них сожгут в ответ, пока они будут это делать?

Как только эта мысль пришла ему в голову, он шарахнулся от нее, как единорог может шарахнуться от жужжащей мухи. Если бы Ункерлантцы начали сражаться с Ункерлантцами, если бы Война Мерцаний или даже какая-то ее крошечная часть снова посетила королевство, что бы из этого вышло? Ну, Альгарвианскийквест, и больше ничего, что Леудаст мог видеть.

“Итак”, – сказал Хаварт. “Вот оно, ребята. Мы больше не вернемся, по крайней мере, если для этого будет какая-то помощь. Мы идем вперед, когда можем, мы умираем на месте, когда нет другого выбора, и мы не возвращаемся назад, если только ... ” Он сделал паузу и покачал головой. “Мы не возвращаемся назад. Мы больше не можем себе этого позволить ”.

“Ты слышал капитана”, – прорычал Леудаст, как мог бы прорычать любой сержант после того, как офицер отдал приказ. Он тоже слышал капитана и хотел бы, чтобы он этого не делал. Приказы Свеммеля не оставляли места для недоразумений.

Хаварт положил бумагу обратно в сумку на поясе. Ему пришлось посмотреть вверх, ориентируясь по солнцу, прежде чем он смог указать на восток и север. “Это там альгарвейцы”, – сказал он. “Давайте найдем их и дадим им хорошего пинка под зад. Они уже делали это с нами слишком много раз”.

“Да”, – сказал Леудаст. Несколько других солдат зарычали в знак согласия. Но большинство людей, хотя и подчинились Хаварту достаточно охотно, сделали это без особого рвения. Они уже видели достаточно действий, чтобы понять, как трудно было остановить рыжеволосых в открытом поле. Леудаст видел больше действий, чем почти любой из них. Он удивлялся, почему у него сохранилось достаточно энтузиазма, чтобы хотеть идти вперед против альгарвейцев. Наверное, я слишком глуп, чтобы соображать лучше, подумал он.

Листья подсолнуха шуршали, задевая его тунику и туники его товарищей. Сухие опавшие листья хрустели под его ботинками. Растения качались и тряслись, когда он пробирался сквозь них. Подсолнухи были выше человека, но бдительный альгарвейец с подзорной трубой мог бы издалека отследить их приближение к ункерлантцам по тому, как растения двигались без малейшего дуновения ветра, чтобы их пошевелить. Леудаст надеялся, что люди Мезенцио не были так бдительны – и также надеялся, что, даже если бы они были, поблизости не было яйцекладущих.

Выйти из-за подсолнухов было почти как выйти на поверхность после плавания под водой в пруду: Леудаст внезапно смог видеть гораздо дальше, чем был способен. Впереди лежала деревня, крестьяне которой собирали подсолнухи. Драконы – возможно, альгарвейские, но, возможно, и юнкерлантерские – наслали на нее разрушения с воздуха. Уцелело всего несколько хижин. Остальные были либо почерневшими руинами, либо просто перестали существовать.

Однако среди руин двигались люди. На мгновение Леуда восхитился упорством своих соотечественников. Кто, кроме ункерлантских крестьян, так сильно бы стремился продолжать свою жизнь даже посреди разрушений войны?

Затем он напрягся. Ункерлантцы были бы сделаны более прочно, чем эти высокие, тощие призраки. И не важно, какими бы высокими и тощими ни были юнкерлантеры, они бы никогда, никогда не надели килты.

Тело Леудаста осознало это быстрее, чем его разум. Он бросился на землю. В то же время кто-то еще крикнул: “Альгарвейцы!”

“Вперед!” Капитан Хаварт позвал: он собирался подчиниться приказу Кингсвеммеля. Или умереть, пытаясь, подумал Леудаст. Но Хаварт не хотел умирать больше, чем должен был, потому что добавил: “Вперед рывками!”

“Моя рота – четные отделения вперед!” Скомандовал Леудаст. Он встал и пошел вперед с четными отделениями. Он научился у Хаварта не приказывать того, чего не сделал бы сам. Люди из нечетных отрядов обстреливали альгарвейцев в деревне впереди. Когда Леудаст снова нырнул на землю, он задался вопросом, сколько альгарвейцев осталось в деревне и сколько еще было достаточно близко, чтобы присоединиться к битве. Он скоро узнает.

Он проделал хорошую работу, обучая необученных новобранцев, которые хлынули в ряды его компании, тому, что нужно было делать. Еще до того, как он выкрикнул следующий приказ, солдаты из нечетных отделений пробежали мимо своих товарищей и направились к альгарвейцам в деревне. Он открыл огонь по рыжеволосым. Дистанция все еще была большой для портативной палки, но лучи, проносящиеся мимо них и разжигающие пожары в домах, заставили бы людей Мезенцио пригнуть головы и помешать их стрельбе.

Полк капитана Хаварта прошел половину открытой местности между краем подсолнечного поля и деревней, когда на ункерлантских солдат начали падать яйца. Леудаст выругался в усталом отчаянии. Он слишком часто видел, как подобное случалось раньше. У альгарвейцев было слишком много кристаллов, и они слишком хорошо ими пользовались, чтобы стать легкими противниками.

Но ункерлантцы продолжали продвигаться вперед. Медленнее, чем следовало, их метатели яиц начали обстреливать деревню. Хижины, которые еще стояли, разлетелись на куски. “Мы можем сделать это!” Леудаст крикнул своим людям. Он не видел никакого подкрепления, подбегающего, чтобы поддержать рыжеволосых в том месте. Это будет тяжелая работа, дорогостоящая работа – в конце концов, возможно, дело дойдет до ножей, – но он не думал, что альгарвейцы смогут выстоять против противника.

Он только что поднялся на ноги, чтобы снова броситься к деревне, когда драконы набросились на его товарищей и на него. Его первым предупреждением был резкий, отвратительный визг, который, казалось, прозвучал прямо у него в ухе. Мгновение спустя, с оглушительным ревом, словно сотню человек рвало бок о бок, дракон, раскрашенный в яркие альгарвейские цвета, обдал пламенем полдюжины ункерлантцев.

Леудаст нырнул в укрытие и открыл огонь по драконам и драконьим летунам. Головы на борту драконов тоже стреляли по солдатам на земле. Другие драконопасы сбрасывают яйца с высоты, едва превышающей верхушку дерева. Они взрываются среди людей короля Свеммеля со смертельным эффектом.

“Бегемоты!” Этим летом крик обычно не был так полон паники и отчаяния, как годом ранее. Теперь . . .

Теперь, видя, как полк разваливается на куски вокруг него, Леудаст крикнул: “Назад!” Мгновение спустя другие подхватили этот крик. Ункерлантцы, которые все еще были живы, спотыкаясь, побрели к подсолнухам, из которых они вышли. Король Свеммель мог отдавать любые приказы, какие ему заблагорассудится. Перед лицом подавляющего превосходства противника даже страх перед ним не заставил бы его людей повиноваться.

Шесть

В Алгарве караваны с лей-линиями всегда путешествовали с плотно закрытыми окнами. Хаджаджу это скорее понравилось; это означало, что в машинах было так же тепло, как в Зувайзе, в которой он вырос. Однако в самой Зувайзе все было с точностью до наоборот. Впуск воздуха в фургоны помог убедиться, что в них не стало слишком невыносимо жарко.

Пока его собственный специальный фургон скользил на восток, Хаджадж потягивал финиковое вино и вглядывался в залитый солнцем пейзаж, через который проходила лей-линия.Повернувшись к своему секретарю, он заметил: “Меня никогда не перестает удивлять, что юнкерлантцы хотели эту страну настолько сильно, чтобы отобрать ее у нас, чтобы они могли управлять ею сами”.

Кутуз пожал плечами. “Ваше превосходительство, я не стремлюсь понять юнкерлантцев больше, чем я стремлюсь понять альгарвейцев. Обычаи бледнолицых, которые заворачиваются в ткань, находятся за пределами понимания любого здравомыслящего зувайзи ”.

“Лучше бы таких путей не было, иначе мы попадем в беду, не имея ни малейшего представления о том, как мы туда попали”, – ответил министр иностранных дел Зувейзи.

Он снова отхлебнул вина, затем криво усмехнулся. “И если мы действительно поймем одетых, у нас будут проблемы, точно зная, как мы туда попали”.

“Даже так, ваше превосходительство”, – сказал Кутуз. “Таким образом, это путешествие”.

“Да”, – несчастно сказал Хаджжадж. “Вот и это путешествие”. Когда он подумал об этом в таких выражениях, ему захотелось напиться до бесчувствия. Вместо этого он продолжил: “Я провел большую часть своей жизни, изучая все, что мог, об алг-гарвийцах, восхищаясь ими, подражая их стилю и их энергии, сопоставляя свое царство с царством Мезенцио. А потом пришла война, и с ней это... это их безумие”.

“Даже так”, – повторил его секретарь. “Вы не видели никаких признаков этого до начала боя?”

Хаджжадж обдумал это. “Немного”, – сказал он наконец. “О, каунианцы и альгарвейцы часто были врагами на протяжении многих лет, но люди каунианской крови преподавали в университете, когда я учился в Трапани, и никто ничего не думал об этом. Они стремились к знаниям и истине не меньше, чем их альгарвианские коллеги – и, я мог бы добавить, им не меньше нравились романы с хорошенькими студентками ”.

Кутуз улыбнулся, затем сказал: “Дни перед Шестилетней войной, должно быть, были более счастливым временем, чем то, в котором мы живем сейчас”.

“В некотором смысле и для некоторых людей”, – сказал Хаджадж. “Я старый человек, но я надеюсь, что я не такой старый дурак, чтобы разглагольствовать о том, какими замечательными были дни давным-давно. Тогда великий герцог Ункерлантер правил Зувайзой, помните, и правил железным жезлом.”

“Вероятно, ему это было нужно”, – заметил Кутуз.

“О, без сомнения, мой дорогой друг”, – ответил Хаджжадж. “Однако от этого мне не стало приятнее быть его объектом. И другой ункерлантский великий герцог правил одной половиной Фортвега, а альгарвейский принц – другой. И фортвежцы ненавидели их обоих беспристрастно ”.

Его секретарь задумчиво кивнул. “То, что вы говорите, имеет немалый смысл, ваше превосходительство – поскольку в этом есть определенный смысл. Но скажи мне вот что: в дни, предшествовавшие Шестилетней войне, использовал бы кто-нибудь каунианцев так, как король Мезенцио использует их сейчас – или как король Свеммель использует свой собственный народ?”

“Нет”, – сразу же ответил Хаджадж. “В этом ты прав. Отец Мезенцио – и Свеммеля тоже – скорее бы прыгнул со скалы, чем приказал устроить такую бойню”.

Он залпом допил остатки вина в своем кубке, затем со стуком поставил его на маленький столик перед собой. Мгновение спустя караван, выстроившийся в линию, перевалил через вершину небольшого холма. Кутуз указал на восток.“Вы можете наблюдать за морем отсюда, ваше превосходительство. Мы почти прибыли”.

Немного неохотно Хаджадж обернулся, чтобы посмотреть. И действительно, между желто-серым песком и камнем и горячей голубой чашей скалы над ними лежал глубокий синий цвет. Министр иностранных дел Зувейзи прищурился, пытаясь разглядеть какие-нибудь лодки, плавающие в этом глубоком синем море. Он не увидел ни одной, но знал, что это ничего не значит. Мог ли он заметить их в этот момент или нет, они были бы где-то там.

Несколько минут спустя караван остановился в депо маленького городка под названием Наджран, который существовал только по той причине, что там линия впадала в море. Это был неподходящий порт; ничто не защищало его от сильных штормов, которые бушевали весной и осенью. Но лодки могли входить и выходить, и то, что они привозили, могло направляться прямо в Бишах. Итак, Наджран.

И таким же образом выглядели палатки из верблюжьей шерсти, которые выросли вокруг множества постоянных зданий, которыми хвастался Наджран. Так солдаты зувайзи, обнаженные, в широкополых шляпах и сандалиях, патрулировавшие местность. Их командир, дородный полковник по имени Саадун, низко поклонился Хаджжаджу. “Добро пожаловать, добро пожаловать, трижды добро пожаловать”, – сказал офицер. “И я уверяю вас, ваше превосходительство, что приветствие исходит не только от моих людей и от меня, но и от тех, кого мы охраняем”.

Поклонившись в ответ – не совсем так низко – Хаджадж ответил: “Они желанные гости здесь, как я и пришел, чтобы разъяснить им. Я не привожу с собой газетчиков, потому что я не хотел бы ставить в неловкое положение наших союзников, но я не буду притворяться, что этих людей не существует. Слишком много людей делают это слишком долго ”.

“Либо притворяясь, что их не существует, либо пытаясь убедиться, что их не существует”, – сказал Саадун.

“Даже так”. Хаджжадж повторил Кутуз. “Отведите меня к ним, полковник, если будете так добры”.

“Да”. Саадун снова поклонился. “Тогда пойдем со мной”.

Когда Хаджжадж следовал за ним по улицам Наджрана, местные зувайз вышли из своих магазинов поглазеть. До войны мало кто из незнакомцев заходил в их деревушку. Кто бы захотел, если бы у него был другой выбор? У людей в палатках из верблюжьей шерсти его не было. Если бы они не пришли в Наджран, Хаджжаджж тоже не смог бы.

Кто-то в одной из этих палаток высунул голову. Его неопрятная золотистая борода блестела в безжалостном солнечном свете. Когда он увидел приближающихся Саадуна и Хаджжаджа, он воскликнул и выскочил из палатки. Еще больше блондинов – мужчин, женщин и детей – высыпало из остальных этих импровизированных укрытий. Они все еще были одеты в ту одежду, в которой были, когда добрались до Зувайзы. Большая часть этой одежды была изодрана в клочья, но она была заштопана и выглядела почти до боли чистой.

Все как один каунианские беженцы низко поклонились, когда Хаджжадж подошел к ним. Министр иностранных дел Зувейзи бросил взгляд в сторону полковника Саадуна. Саадун кивнул в ответ, ничуть не смутившись. “Они знают, кто вы, ваше превосходительство. Разве это не подобает, что они должны выразить свою благодарность?”

“Я не вижу, чтобы я сделал что-то особенно заслуживающее благодарности – только то, что сделал бы любой порядочный человек”, – сказал Хаджадж. Рот Саадуна сузился, как будто он собирался что-то сказать, но промолчал. Пройдя еще несколько шагов, Хаджжадж вздохнул. “При том, как обстоят дела в мире в наши дни, может быть, обычная порядочность и повышает степень целостности. Но мир – жалкое место, если это так”.