Текст книги "Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I"
Автор книги: Борис Галенин
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 73 страниц)
Кампанию 1903 года «Варяг» начал 13 февраля. Четыре часа ходил со скоростью 12 узлов. На короткое время рискнули дать 140 оборотов, что дало вместо 21,8 узлов только 20, возможно, из-за 700-тонной перегрузки.
1 марта 1903 года Владимир Иосифович Бэр передал командование крейсером 1-го ранга «Варяг» капитану 1-го ранга Всеволоду Федоровичу Рудневу.
Руднев Всеволод Федорович
Читателю нет нужды представлять блестящего мичмана, а затем лейтенанта Р. с лучшего крейсера Русского флота тех лет «Африка». Дополним сложившийся образ несколькими строками биографии.
Всеволод Федорович Руднев родился 19 августа 1855 года в семье потомственного моряка, героя русско-турецкой войны 1828-1829 годов, капитана 1-го ранга Федора Николаевича Руднева. Старший двоюродный брат Всеволода капитан-лейтенант Федор Федорович Руднев прекрасно командовал во время героической обороны Севастополя фрегатом «Херсонес» и скончался в сравнительно молодых летах от ран, полученных в Севастополе.
Морской род Рудневых ведет начало от матроса Семена Руднева, отличившегося в 1696 году под Азовом и получившего по личному распоряжению Петра I чин офицера. В некотором смысле можно сказать, что как капитана 1-го ранга Николая Михайловича Бухвостова, командира Гвардейского броненосца «Император Александр III», погибшего при Цусиме со всем экипажем, называли потомком первого русского солдата, так Руднева можно назвать потомком первого русского матроса. Хотя вернее слова «первый русский» в обоих определениях заменить словами – «первый имперский».
Лейтмотивом жизни Всеволода стали слова рано ушедшего из жизни отца: «На твою долю выпадает честь отметить 200-летие службы Рудневых Российскому флоту. Помни – среди Рудневых трусов и изменников не было. Не склоняй головы перед врагом, пока она цела. Не спускай пред ним флага!»
В.Ф. Руднев окончил Морской Корпус в 1873 году и флотскую стрелковую школу в 1876-м. Как вспоминал уже «лейтенант Р.»: «В 1876 году, плавая на фрегате “Петропавловск” под флагом контр-адмирала Ивана Ивановича Бутакова перед турецкой войной, мы прибыли с отрядом в Смирну[290]290
Нынешний Измир.
[Закрыть] для защиты греков и на страх врагам. Турки объявили, что отвечают за жизнь офицеров, только если они будут съезжать днем в форме, без оружия, но мы не обращали на это внимания и ездили во всякое время. Нам, гардемаринам, особенно нравилось скакать на диких конях по горам темными вечерами – это доставляло массу сильных ощущений».
На «Петропавловске» же гардемарин Руднев обошел в первый раз и все Средиземноморье. На долгие годы заведя прочные знакомства, продолжить и упрочить которые удалось уже при возвращении «Африки» к родным берегам.
После второго кругосветного плавания – старшим офицером на «Адмирале Корнилове» – в марте 1893 года Руднев становится капитаном 2-го ранга. В декабре того же года Всеволода Федоровича назначают старшим офицером броненосца «Император Николай I», шедшего на соединение с эскадрой Средиземного моря для охраны русских интересов на острове Крит. Эскадрой командовал контр-адмирал Степан Осипович Макаров, державший флаг на «Николае I». С этих пор у Руднева сложились добрые служебные и личные отношения еще с одним выдающимся русским флотоводцем.
С 1895 года Руднев командовал броненосцем «Адмирал Грейг», канлодкой «Гремящий», броненосцем береговой обороны «Чародейка». В 1900 году по личному желанию адмирала Е.И. Алексеева он был назначен старшим помощником командира Порт-Артурского порта. Должность в перспективе адмиральская, что вполне можно понять, вспомнив долгие годы совместных нелегких морских крейсерств Е.И. Алексеева и В.Ф. Руднева. В тех условиях, фактически предвоенных лет, на таком ответственном посту адмиралу Алексееву просто необходим был человек, которому он мог безоговорочно доверять.
И то, что в марте 1903 года Руднев был назначен командиром «Варяга» – теоретически лучшего на тот момент крейсера Порт-Артурской эскадры, говорит только о том, какое важное значение придавал адмирал Алексеев в своих возможных планах второго Синопа этому кораблю. Алексеев знал также, что если кто и сможет довести бракованное изделие Крампа до ума, то это его верный «лейтенант Р.». Так же, как он мог быть вполне уверен, что под руководством Руднева, прошедшего многолетнюю школу «Африки» и «Корнилова», «Варяг» всегда будет готов хоть к смотру, хоть к бою.
Теперь, зная всю предъисторию отношений двух выдающихся русских моряков, можно с уверенностью говорить, что посылка пусть тихоходного – по вине строителей и «высоких заказчиков», – но с мощным артиллерийским вооружением, крейсера в место предполагаемого набега нашей эскадры не сводилась только к дипломатической миссии.
Хотя, по понятным причинам, нигде и никогда об этом не было и не могло быть сказано ни слова.
Капитан 1-го ранга Всеволод Федорович Руднев
1903 год
Несмотря на все принятые Рудневым усилия, на протяжении всего 1903 года совместным учениям с эскадрой препятствовали постоянные ремонтные работы. К обследованию машин, котлов и механизмов крейсера был привлечен для консультации инженер И.И. Гиппиус, руководивший в Порт-Артуре сборкой механизмов миноносцев, построенных здесь филиалом Невского завода. Результатом обследования стала целая научно-исследовательская работа, с анализом всех возможных причин хронических неполадок.
Указано было, в частности, на ненадежность котлов Никлосса, а также некачественную сборку машины на заводе Крампа. Выправить же «судовыми средствами машину, выпущенную первоначально неисправной с завода, – отмечал Гиппиус, – бесспорно, задача крайне сложная, если не безнадежная».
Безрадостный вывод подтверждался представленной в третьем разделе исследования картиной расстройств почти всех ступеней сложной кинематики машин{383}.
В конце июня, отчаявшись, похоже, в успехе ремонта «Варяга», адмирал Алексеев направляет Управляющему Морским Министерством пространный рапорт с изложением всех злоключений крейсера и уведомлением о необходимости новой полной переборки механизмов и замены трубок в котлах более толстыми.
«Откуда добудут они эти толстые трубки», – заметил на полях рапорта Начальник ГМШ контр-адмирал Рожественский и добавил в конце: «До полной переборки механизмов в Порт-Артуре крейсер мог на короткое время давать 20 узлов, а на более продолжительное – 16 узлов. После первой переборки без вреда для машин предел скорости оказался 17 узлов. Каким будет этот предел после второй переборки в Порт-Артуре?»{384}
29 сентября «Варяг», закончив ремонт, вошел в док для окраски, а в полночь 5 октября поднял вымпел и вступил в кампанию.
Днем 9 октября, закончив сборку правой машины, опробовали обе машины на швартовах и весь следующий день провели в море на испытаниях. На запрос с Золотой Горы по семафору «для доклада Наместнику» ответили, что машины работали исправно и хорошо, частоту вращения довели до 110 об/мин, соответствующих 16 уз. Однако на деле был случай уменьшения скорости из-за нагревания кормового головного подшипника ЦВД левой машины{385}.
16 октября во время 12-часового пробега удалось довести число оборотов до 140 и ненадолго достичь скорости 20,5 уз.
Последний смотр эскадры
Следующие испытания 19 октября прошли во время очередных учений эскадры, которая в присутствии Наместника проводила «примерно-боевую стрельбу», а затем перешла в бухту Талиенван для смотра.
Смотр продемонстрировал значительно возросшее боевое мастерство кораблей эскадры, которая, не встречая надлежащего понимания ее нужд со стороны Морского Министерства, сумела многого достичь собственными силами.
Гордостью эскадры стали созданные флагманским артиллеристом эскадры лейтенантом А.К. Мякишевым, прошедшие трехлетнее испытание, а затем и проверку войной «Правила управления и действия судовой артиллерией в бою и при учениях».
В числе многих обстоятельно разработанных задач подготовки артиллерии к бою важное место занимали стрельба на дальние расстояния при сосредоточении всего управления огнем в одних руках (артиллерийского офицера) и всесторонние, непрерывные тренировки комендоров.
Для поддержания на высоком уровне их навыков в прицеливании предлагалось (из-за ограниченности отпуска 37-мм патронов для практических стрельб из учебных стволов) непрерывно вести вспомогательные стрельбы из стволов ружейными пулями Бердана. В вахтенных журналах «Варяга», как и остальных кораблей, постоянно встречаются записи о больших расходах патронов Бердана при этих стрельбах.
С одобрения Наместника к концу года получило распространение и портативное электрическое устройство для тренировок в прицеливании на борту корабля. Новинку, заимствованную в английском флоте, привез на эскадру броненосец «Ретвизан».
Сознавалась на эскадре и благотворность всемерного удержания на службе комендоров, отличавшихся при стрельбе из орудий крупного калибра. Но и эта мера, неоднократно предлагавшаяся флотами, МТК и одобренная адмиралом Алексеевым, постоянно наталкивалась на «экономические соображения» ГУКиС.
Но даже всемогущему Наместнику не удалось осуществить собственное предписание об организации практической эскадренной стрельбы на дальние дистанции. Его успешно саботировали.
Успехи и недостатки эскадры в равной мере относились, конечно, и к «Варягу», который, находясь до конца года в кампании, успешно наверстывал упущенное из-за ремонта. За меткую боевую стрельбу в 1903 году многие комендоры крейсера были приказом Руднева отмечены денежными наградами, а вскоре и блестяще подтвердили свое мастерство в день сурового испытания в Чемульпо.
После смотра эскадра вернулась в Порт-Артур. Однотипный с «Варягом» «Аскольд» под флагом Наместника показал по лагу 22,5 уз. Но механизмы его были в исправности, и котлы Шульца надежно держали пар на марке.
К концу октября почти вся эскадра втянулась в гавань и замерла в вооруженном резерве. Лишь «Петропавловск», как старый ветеран, по-прежнему бодрствовал на неуютном, уже осыпаемом снегом внешнем рейде, да «Варяг», наверстывая упущенное, форсировал здесь боевую подготовку и продолжал свои испытания.
Жизнь на «Варяге» осложнилась обновлением офицерского состава и увольнением в запас большой группы старослужащих матросов-специалистов, принимавших корабль еще в Америке{386}.
12 ноября «Варяг» снова вышел в море для приработки подшипников на малых ходах. 15 ноября испытания продолжались лишь три часа, частоту вращения с 80 довели до 130 об/мин, но затем убавили до 50 – менее 10 уз – опять разогрелись подшипники. Это было последней каплей. Начальство смирилось с невозможностью для крейсера развить контрактную скорость 23 уз и на испытания «Варяг» больше не посылали.
Между тем тучи над Желтым морем продолжали сгущаться. Последние дни и часы жизни «Варяга» постараемся изложить словами его командира Всеволода Федоровича Руднева, перемежая их возможными комментариями и дополнениями{387}.
Задачи военно-дипломатические
«16 декабря 1903 года вследствие предписания Начальника эскадры Тихого океана вице-адмирала Старка крейсер ушел из Порт-Артура и, произведя на пути (у скалы Энкоунтер в 22 милях от Порт-Артура) стрельбу из орудий, на другой день прибыл в Чемульпо. По постановке на якорь обменялись салютами с береговой корейской батареей. На рейде крейсер застал: мореходную канонерскую лодку “Гиляк”, английский крейсер II класса “Sirius”, японский крейсер III класса “Chiyoda” и северо-американскую лодку “Vicksburg”».
Капитану 1-го ранга В.Ф. Рудневу поручалось организовать надежную связь между столицей наместничества – Порт-Артуром и посланником Павловым в Сеуле (японцев уже тогда подозревали в умышленной задержке телеграмм), а также собрать сведения о деятельности Японии, готовившейся к оккупации Кореи.
В сложившейся обстановке особую важность приобретала информация, которую «Варяг» мог получить в Чемульпо – этом средоточии японских интриг в Корее. В день прибытия, 17 декабря, В.Ф. Руднев, как полагается, телеграфировал в ГМШ о прибытии и предстоящей десятидневной стоянке. Однако стоянка оказалась вдвое короче, и уже 23 декабря «Варяг» отправился обратно, оставив последние наставления «Гиляку».
«С момента прихода до 23 декабря крейсером было собрано много сведений, которые, к сожалению, не могут быть помещены здесь, так как копии погибли вместе с крейсером».
«24 декабря крейсер вернулся в Порт-Артур, совершив тяжелый переход в мороз при сильном северо-западном ветре. Весь бак и левый борт были покрыты сплошным льдом».
27 декабря по радио получили приказ Начальника эскадры – экстренно закончить приемки, приготовиться к походу и на следующий день по приказу Наместника выйти в Чемульпо. «Варяг» назначался старшим стационером и поступал в распоряжение посланника Павлова. В ведение В.Ф. Руднева поступала и охрана миссии – забайкальские казаки, десантный отряд с броненосца «Севастополь».
Последняя инструкция
Инструкцией Наместника предписывалось среди прочего:
– поддерживать хорошие отношения с иностранцами;
– не мешать высадке японских войск, если бы таковая совершилась до объявления войны;
– ни в каком случае не уходить из Чемульпо без приказания, которое будет передано тем или иным способом.
Обратите внимание особенно на второй и третий пункты этой инструкции.
В предписании Начальника эскадры добавлялось, что извещение о важнейших изменениях в политической обстановке и «соответствующие им приказания» командир крейсера получит от посланника или из Порт-Артура.
Приняв на борт двух сотрудников русской миссии, «Варяг» 28 декабря в 12 час. 50 мин. снялся с якоря и взял курс на Чемульпо{388}.
«28 декабря по получении экстренного приказания крейсер снова ушел в Чемульпо, чтобы нести там обязанности старшего станционера и состоять в распоряжении нашего посланника в Сеуле действительного статского советника Павлова».
Стационер в Чемульпо. Старший стационер
«29 декабря крейсер пришел в Чемульпо и застал на рейде: крейсер II ранга “Боярин”, мореходную канонерскую лодку “Гиляк”, английские: крейсер I класса “Cressy” и крейсер II класса “Talbot”, итальянский крейсер “Elba”, японский крейсер III класса “Chiyoda” и северо-американскую лодку “Vicksburg”.
Командиры крейсера II ранга “Боярин” и канонерской лодки “Гиляк” доложили о спокойствии на берегу, об отправке десанта в числе 26 человек в Сеул на смену посланного ранее с лодки “Гиляк” и об отправке провианта в запасе для десанта при миссии. С ближайшим поездом выехал в Сеул к посланнику, с которым было решено ограничить численность десанта до 56 человек, а остальных отправить на крейсере “Боярин” обратно в Порт-Артур. Десант был назначен из состава команды эскадренного броненосца “Севастополь” под командой лейтенанта Климова.
По возвращении на другой день из Сеула отправил крейсер II ранга “Боярин” с частью десанта в Порт-Артур».
Вечером на «Варяг» была доставлена шифровка посланника, извещавшего, что, по сведениям корейского императора, десять японских военных кораблей направляются в Чемульпо. С этим сообщением и другими депешами посланника 1 января 1904 года ушел в Порт-Артур «Гиляк».
«1 января 1904 года отправил мореходную канонерскую лодку “Гиляк” в Порт-Артур с бумагами и депешами посланника. В тот же день пришел французский крейсер II ранга “Pascal”.
5 января пришла мореходная канонерская лодка “Кореец”.
7 января пришел из Тонкина французский крейсер “Amiral de Gueydon”, но при входе на рейд, взяв неверный курс, коснулся мели, почему 17 января ушел в Нагасаки в док».
Тревожная неопределенность
Японские корабли не появлялись, и 8 января Руднев послал «Корейца» для обследования наиболее удобной для высадки десанта бухты А-Сан, расположенной в 20 км от Сеула и линии фузанской железной дороги[291]291
Поход совершили с лоцманом, переводчиком и командированными с «Варяга» штурманами лейтенантом Е.А. Беренсом и мичманом A.M. Ниродом (ЦГА ВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 54236. Л. 39).
[Закрыть]. «Кореец» вернулся лишь к вечеру – ни кораблей в бухте, ни войск или следов их высадки на берегу он не обнаружил.
8 тот же день, 8 января, успокаивая общую настороженность, командир «Чиоды» капитан 1-го ранга К. Мураками пригласил на обед командиров всех кораблей в Чемульпо. В подтверждение миролюбия Японии он перевел гостям последние сообщения из японских газет, где говорилось о переговорах с Россией, совещании Императора с японским посланником в России, встрече русского посла Нелидова в Париже с японским послом, обмене телеграммами между адмиралом Алексеевым, русским послом в Японии Розеном и Министерством Иностранных Дел в Петербурге{389}.
На следующий день, 9 января, стало известно о секретном предписании японского консула поставщикам в порту снабжать русские корабли на рейде, невзирая на политические обстоятельства и даже в случае войны. Очевидно, это был еще один шаг к усыплению бдительности русских.
А сведения становились все тревожнее…
Все это не оставляло сомнений в том, что готовится обширная десантная операция. Донесение об этом Руднев немедленно отправил в Порт-Артур на только что пришедшем оттуда пароходе «Сунгари».
Это было последнее донесение, полученное из Чемульпо{390}.
Во избежание инцидентов команду на берег не увольняли, и местом отдыха оставалась палуба корабля, на которой разрешались «вольные прогулки» и, как всегда, для матросов играл оркестр. По субботам и воскресеньям в корабельную церковь «Варяга» приезжали матросы с «Корейца».
Между тем, поступавшая информация все сильнее тревожила В.Ф. Руднева, и вечером 15 января в сопровождении врача М.Л. Банщикова и штурмана Е.А. Беренса он выехал на сутки в Сеул.
На рейде уменьшалось число европейских кораблей – 10 января ушел «Кресси», через неделю – «Амираль де Гейдон», но все чаще появлялись тяжелогруженые японские пароходы. Разгрузка их шла непрерывно. Еще более интенсивные перевозки осуществлялись через южный, близкий к Японии порт Фузан. Фактическая оккупация Кореи уже началась.
Решенной считали войну и морские атташе западных держав в Петербурге, обратившиеся 7 января 1904 года в ГМШ за разрешением присутствовать в будущих боях на кораблях эскадры. Полного успеха в предстоящей борьбе пожелал Начальнику эскадры и побывавший 8 января в Порт-Артуре германский капитан 1-го ранга Шредер с крейсера «Ганза».
15 и 18 января наш морской агент в Японии капитан 2-го ранга А.И. Русин сообщил шифротелеграммами, что число зафрахтованных Японией для военных целей пароходов достигло 60. Главная база Сасебо заминирована. Расходы на последние военные приготовления достигли 50 млн. иен. В любую минуту можно ожидать общей мобилизации.
В этой обстановке «ввиду неопределенности политического положения» Наместник 18 января и отдает приказ всем кораблям эскадры в Порт-Артуре о начале кампании.
От «Варяга» после телеграммы от 14 января не поступало никаких сведений, и лишь 19 января была получена оказавшаяся последней шифрованная телеграмма посланника Павлова для Наместника и Министра Иностранных Дел, в которой сообщалось о все увеличивающихся в портах Кореи японских складах военных припасов, снаряжения и провизии.
А могло быть иначе: волкодаву следовало сказать: «Фас!»
Становилось очевидным, что японцы не удовольствуются оккупацией лишь Южной Кореи, и 20 января Наместник вторично обращается в Петербург с предложением о мобилизации войск Дальнего Востока и Сибири и, повторим это во второй или третий раз, о необходимости противодействия силами флота явно готовящейся высадке японских войск в Чемульпо.
Тем более что достаточно мощный крейсер в Чемульпо уже был. А через сутки могла быть там и вся эскадра.
Анализ сражений русской и японской эскадр утром 27 января у Порт-Артура и днем 28 июля 1904 года у Шантунга с полной очевидностью свидетельствует о том, что наша – еще не поврежденная, в полном составе, не испытавшая горечь поражений – эскадра, этот «вооруженный резерв», «морская милиция» – по выражению капитана 2-го ранга А.Н. Немитца – разнесла бы вдребезги, как – по японскому выражению – разбивают яшму, эскадру Того, состоявшую из прирожденных моряков, с ее однородностью, сплаванностью и английской постройкой. Тем более что «Ниссин» и «Кассуга» вступить в строй еще не успели.
Нужна была только отмашка из Петербурга.
Волкодаву следовало сказать: «Фас!»
Пока Петербург мямлил и продолжал сдачу позиций, Токио проявил завидную и достойную уважения решимость.
Наступала трагическая развязка. Придя к убеждению, что дальнейшее промедление грозит срывом всех планов, Япония 22 января решила отозвать посланника из Петербурга и прекратить переговоры с Россией, хотя именно накануне, 21 января, в Петербурге пошли на столь значительные уступки, что даже Англия решила сделать вид, что чувство справедливости ей не чуждо: «Если Япония и теперь не будет удовлетворена, то ни одна держава не сочтет себя вправе ее поддерживать», – заявил английский министр иностранных дел.
Будто всерьез.
23 января указ о начале военных действий был получен в Сасебо Командующим Соединенным флотом вице-адмиралом Того Хейхатиро, и утром 24 января японский флот, а также транспорты с войсками вышли в море. Лишь после этого нота о разрыве дипломатических отношений была вручена русскому Министру Иностранных Дел японским посланником Курино, который при этом уверял министра, что «несмотря на разрыв отношений, войны можно еще избежать».
Наш МИД с присущей ему прозорливостью ухватился за эту соломинку, страшась лишь, говоря словами графа Ламздорфа (еще худшего, если это возможно, Министра Иностранных Дел, чем покойный Муравьев), чтобы «наши герои на Дальнем Востоке не увлеклись внезапно каким-либо военным инцидентом», который вовлек бы Россию в войну.
А ведь увлекись «наши герои» – все щедро оплаченные планы «мирового сообщества» рухнули бы в тех же двадцатых числах января 1904 года по русскому календарю!
Но напомним: ощущая свою историческую ответственность перед «цивилизованным человечеством», наше «Ведомство Иностранных Дел», передавая 24 января Наместнику содержание японской ноты от 23 января, сочло необходимым опустить полные зловещей многозначительности слова о том, что японское правительство оставляет за собой право предпринять «такое независимое действие, какое сочтет наилучшим для укрепления и защиты своего угрожаемого положения, а равно для охраны своих установленных прав и законных интересов».
Мера достигла цели – не получив разъяснения причин разрыва дипломатических отношений, но зная о желании Государя прийти к мирному соглашению с Японией, Наместник не только отказался от планов предупредительного удара, но не видел необходимости в принятии дополнительных мер предосторожности. Мы уже обсуждали это выше.
Возможно, этим можно объяснить тот факт, что, сообщив 25 января о разрыве отношений командиру «Манджура» и начальнику Владивостокского отряда крейсеров, а 26 января – командиру «Сивуча» и консулам в Сингапуре и Гонконге, морской штаб Наместника почему-то сохранил это известие в тайне и от эскадры, и от крейсера «Варяг», находившихся в наибольшей близости к району вероятных военных действий и, казалось бы, больше всех нуждавшихся в объективной информации. Хотя здесь, боюсь, у штаба могла быть своя игра[292]292
Возглавлял штаб контр-адмирал Витгефт, между прочим. О его выборочном слабоволии мы еще будем иметь случай поговорить.
[Закрыть].
Любопытна следующая деталь. В стратегических играх 1902-1903 годов в Морской академии существовал именно такой вариант: вследствие внезапного, без объявления войны, нападения Японии в Чемульпо остались не отозванными крейсер и канонерская лодка; телеграфное сообщение перехвачено японцами. Но в игре посланные одновременно с отправкой телеграммы миноносцы успевают вызвать корабли в Порт-Артур. В жизни этого не произошло.
Атака японских миноносцев на Порт-Артурскую эскадру в ночь на 27 января подвела итог «миротворческой» деятельности петербургских политиков: Россию успешно подставили в войну.
Только наутро после ночной атаки и подрыва «Цесаревича», «Ретвизана» и «Паллады» из штаба Наместника была послана телеграмма консулу в Чифу с просьбой сообщить «Варягу» о начале войны. Но «Варяг» молчал.
Рассказ продолжит Всеволод Федорович Руднев.
Ультиматум
«Чиода» уходит в море. Ночью. Без огней
«21 января японский крейсер “Chiyoda”, стоявший в глубине рейда, вышел вперед и стал рядом с английским крейсером, еще более усилив тщательный надзор за рейдами.
Вследствие доходивших тревожных слухов[293]293
Уже 24 января, в день, когда японский посланник в Петербурге известил русское правительство о разрыве дипломатических отношений, слухи об этом достигли и Чемульпо. О них доверительно сообщили В.Ф. Рудневу командиры английского, французского и итальянского стационеров, и он немедленно сообщил об этом Павлову в Сеул. Но посланник не счел возможным доверять слухам, распускаемым «частными людьми». После Шпейера не было в Сеуле подходящего человека.
[Закрыть] телеграфировал в Порт-Артур, спрашивая приказания о дальнейших действиях, но ответа не получил; от посланника в Сеуле получил телеграмму, в которой посланник выражает свое желание повидаться со мною и переговорить.
Ввиду усиленной подготовительной деятельности японцев в Корее я просил д.с.с. Павлова[294]294
Напомним, что именно камергер Павлов являлся на данный момент прямым начальником Руднева.
[Закрыть], подняв его флаг на крейсере, идти в Порт-Артур совместно с «Корейцем», который поднял бы консульский флаг. Посланник не счел возможным оставить свой пост без приказания Министерства.
Почти весь январь стояла суровая погода, лед в большом количестве покрывал рейд, прекращая по временам сообщение или затрудняя его.
25 января японский крейсер “Chiyoda” без огней ночью ушел в море».
Сообщение об этом таинственном уходе В.Ф. Руднев делает уже от руки в заготовленном для Наместника рапорте о событиях последних дней.
«За несколько дней до этого японцы обрезали проволоки корейского телеграфа, чем лишили европейцев всякого сношения, причем русские телеграммы принимались, но не отправлялись. Телеграф же Ичжоу – Сеул был перерезан после отъезда из Ичжоу японского консульского агента с чинами японской полиции. Российский посланник д.с.с. Павлов, не получая с 11 января никаких известий, обратился к командиру “Варяга” с предложением послать лодку “Кореец” в Порт-Артур с бумагами, по получении коих 26 января в 31/2 часа дня лодка пошла по назначению, но дойти до Порт-Артура ей не было суждено».
Канонерская лодка «Кореец»[295]295
Работа капитана 2-го ранга В.Э. Тюлькина.
[Закрыть]
Выход «Корейца»
«Перед уходом “Корейца” было получено письмо от посланника: “Вместе с сим посылаю казака с корреспонденцией для отправки на «Корейце». Желательно, чтобы «Кореец» снялся с якоря и отправился в путь тотчас по получении корреспонденции. Сегодня вечером из секретного источника получено известие о том, что японской эскадре из нескольких военных судов предписано отправиться к устью Ялу и что высадка японских войск в значительном количестве в Чемульпо назначена на 29 января. Телеграмм никаких ниоткуда не получено. Павлов”.
По выходе с рейда, у острова Иодольми, лодка “Кореец” встретила японскую эскадру, часть коей, в числе 3 крейсеров и 3 транспортов, вошла на рейд, а 4 миноносца, маневрируя около лодки, выпустили 3 мины, не причинившие, однако, лодке вреда; кроме того, большой крейсер повернул на пересечку пути лодки. Командир “Корейца” не открывал огня (сделано два нечаянных выстрела), не считая себя вправе начать стрелять в пределах нейтрального порта. “Кореец” по сигналу с вверенного мне крейсера стал за его кормой».
Дополним немного рассказ Всеволода Федоровича.
26 января в 8 час. 30 мин. «Кореец», приняв почту с французского, итальянского и английского крейсеров, был готов к походу. Но в 8 час. 40 мин. на рейде появился пароход «Сунгари» общества Китайско-Восточной железной дороги, на котором из Шанхая прибыл американский военный агент. Он сообщил, что война начнется 27 января. «Кореец» ушел только в 15 час. 40 мин. В это время отряд Уриу, узнав от «Чиоды», что русские по-прежнему стоят в Чемульпо, уже втягивался в проход шхерного фарватера.
В 15 час. 55 мин. с «Корейца» увидели шедшую навстречу кильватерную колонну – три крейсера в голове, три транспорта в середине и три крейсера в хвосте. Ее возглавлял «Чиода», слева шла колонна из четырех миноносцев. Обе колонны уклонились к краям фарватера, и «Кореец», успев сигналом сообщить «Варягу» о появлении японцев, вынужден был войти в коридор между приближающимися кораблями. У расчехленных и направленных по борту орудий крейсеров по-боевому стояла прислуга. Едва «Кореец» поровнялся со вторым из крейсеров, как третий – броненосный «Асама» – вышел из строя, преградив путь канонерке в море.
В правдивом японском «Описании боевых действий на море в 37-38 гг. эры Мейдзи», то есть в ту самую войну 1904-1905 годов, с самурайской прямотой сказано, что тяжелый броненосный «Асама» просто прикрыл своей броневой грудью транспорты, которые могла атаковать зловредная русская канонерка. А выходить в море «Корейцу» никто не мешал. Сам вернулся – может, забыл чего. Но предварительно – ни с того, ни с сего – обстрелял миролюбивую японскую эскадру. Оттого, может, и война началась[296]296
Описание военных действий на море в 37-38 гг. Мейдзи [1904-1905 гг.]. С. 54. На предыдущей – 53 – странице с чувством описано, как при проходе острова Pinnacle, на подходах к Чемульпо, «головной крейсер “Такачихо” протаранил кита, и окружающее море окрасилось в красный цвет. Все были очень довольны этим маленьким инциндентом».
[Закрыть].
Одновременно четыре миноносца, зайдя с обоих бортов «Корейца», с расстояния 200-350 м атаковали его торпедами. Расчет был ясен – не выпускать с рейда свидетеля вторжения.
Находясь, как писал позднее в рапорте командир «Корейца», в полном неведении о разрыве отношений между Японией и Россией, капитан 2-го ранга Григорий Павлович Беляев не счел себя вправе предпринять ответные действия и в 16 час. 25 мин. повернул обратно. С первым выстрелом торпеды на канонерке пробили боевую тревогу, и занявшие места у орудий комендоры взяли японские миноносцы под прицел своих 203-мм орудий.
Эта готовность к бою, как и смелое маневрирование командира, едва не протаранившего один из миноносцев, сорвали японскую атаку – две торпеды прошли мимо, а третья, неотвратимо приближавшаяся к правому борту, затонула в нескольких метрах от него. Один из японских миноносцев, шарахнувшись от «Корейца», ухитрился при этом сесть на мель{391}.
Тем временем корабль уже входил на нейтральный рейд Чемульпо и только что отданная после второй торпеды команда «открыть огонь» была немедленно отменена. Лишь два нечаянных выстрела из 37-мм пушки прозвучали во время этого поединка нервов «Корейца» с отрядом Уриу, что, впрочем, не помешало японцам в их официальном труде о войне, умолчав о торпедах, писать о сделанных русскими первых выстрелах войны.
Стандартная японская манера описания боевых действий.
В 1944-1945 годах японские СМИ, уже после полного разгрома и уничтожения Японского Императорского флота, по-прежнему с невянущим энтузиазмом сообщали об успехах флота своего и потерях и поражениях американского. Сообщения эти, понятно, вызывали грустную усмешку у самих японцев тогда и гомерический смех у историков войны сейчас.
Но сообщения японцев о морских боях 1904-1905 годов, вызванные и пронизанные абсолютно таким же духом, а потому и столь же «правдивые», сомнению отнюдь не подвергаются. Еще бы. Ведь в тот раз им удалось стать победителями. Как – неважно. Так что ври, сколько хочешь. Но продолжим.
Последняя ночь в Чемульпо
«Кроме упомянутых судов, японская эскадра под начальством контр-адмирала Уриу ушла в шхеры, не входя на рейд, вследствие чего численность ее осталась для нас неизвестной. Об этом событии немедленно донес рапортом посланнику и одновременно сообщил консулу для телеграфирования д.с.с. Павлову.
