Текст книги "Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I"

Автор книги: Борис Галенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 73 страниц)

Союзные адмиралы пытались словесно урезонить Ибрагима, но словесные убеждения ни к чему не приводили. Оставался последний довод – пушки. В Наваринской бухте их было более 2300. А на борту союзников – 1300.

Положение сторон

^{Адмирал Логин Петрович Гейден}

Представим себе расположение турецко-египетского флота, как расположил его французский капитан Лете лье, один из тех наемников, которых радушно принимал Ибрагим-паша. Согласно признанию знатока морских баталий сэра Эдуарда Кодрингтона, план врага был «прекрасно составлен».

Турецкая и египетская эскадры, стоя на якорях, выстроились полумесяцем, что позволяло держать под огнем всю гавань, а фланги упирались в береговые батареи. И полумесяц не был одинарным. Корабли были заякорены в две, а то и в три линии, оставляя между собою пространственный разрыв, позволяющий задним вести огонь одновременно с передними. Вперед Летелье выдвинул тяжелые боевые единицы – линейные корабли и фрегаты. За ними поместил тех, что слабее – корветы и бриги. Сверх того, диспозиция имела и такое преимущество: она диктовала союзникам, в какой части гавани произвести боевое развертывание.

Чем же и как полагал одолеть врага сэр Эдуард, командующий союзными эскадрами, участник Трафальгара, сподвижник Нельсона?

Вот тут-то начинаются типичные европейские штучки. Игра идет втемную. Присмотримся к ней.

Флот Ибрагима был не единым, а соединенным турецко-египетским флотом. Каждой эскадрой командовал свой адмирал. Турецкой – Тахир-паша; египетской – Мухарем-бей. Египет, напомним, обретался в неуклонно слабеющей вассальной зависимости от султана. Мухаммед Али, человек умный и коварный, давно норовил отпасть от стамбульского сюзерена. Мухаммеда втайне поддерживали Англия и Франция.

Теперь внимание! За месяц до Наваринского боя в Египет был направлен фрегат «Пелерус» из эскадры Кодрингтона. Цель – информировать Мухаммеда Али – через английского консула в Каире – о положении дел на море для принятия соответствующих мер за соответствующие блага. После понятного колебания правитель дал понять, что египетские корабли в Наварине первыми стрелять не начнут.

Это уже был козырь. И весьма крупный. Другой, тоже немаловажный, «вытянул» де Риньи. Он убедил французских наемников-офицеров покинуть египетские корабли, дабы в случае столкновения не запятнать себя убийством соотечественников.

Диспозиция по-английски

Заручившись всем этим, командующий союзным флотом адмирал Кодрингтон приступает к составлению боевого походного порядка. Он составляет диспозицию эскадрам, которые должны войти в Наваринскую бухту. Своей эскадре, а равно и французской, он предписывает наступать правой кильватерной колонной. Стало быть так, чтобы расположиться на якорях визави египетских кораблей, в пассивности которых он почти убежден.

А вот русский адмирал граф Гейден, тот идет левой кильватерной колонной, чтобы расположиться на рейде напротив турецких кораблей, в активности которых сэр Эдуард совершенно убежден. Иными словами: русские пойдут под огонь.

Некоторые авторы пишут, что Кодрингтон все же надеялся обойтись демаршем, демонстрацией, надеялся запугать Ибрагима, понудить ретироваться из Греции и, значит, избежать кровопролития на водах наваринских. Однако школьная арифметика – число вражеских кораблей и число вражеских артиллерийских стволов – вещь упрямая. А посему приходится без обиняков признать: сэр Эдуард и граф Анри Готье загодя распорядились русской кровью. Это мы очень понимаем!

Читая боевой приказ союзного главнокомандующего, тотчас замечаешь отсутствие каких-либо тактических, конкретных указаний. В этом и усматривают те самые авторы желание и намерение избежать сражения. Допустим. Но меры предосторожности Кодрингтон вместе с де Риньи все Эхсе приняли.

Короче говоря, пролог Наваринского сражения – еще один из примеров стандартного коварства западноевропейских союзников России. К чести их на сей раз, когда русские явили терпение, поразительное мужество и отменное искусство, в разгар боя сэр Эдуард словно воспрял, тряхнул гривой и принялся «работать», как полагается соратнику адмирала Нельсона. От англичан старались не отставать и некоторые французские командиры. В частности капитан ла Братоньер, командир французского линкора «Бреславль». Но в целом соединение де Риньи выглядело бледно.

Сражение

Коль скоро главную тяжесть баталии приняли корабли Гейдена, справедливость требует сказать об этом подробнее. А кроме того, на флагманском «Азове» были наши герои, в том числе будущий победитель при Синопе, ныне пока лейтенант Нахимов.

8/20 октября 1827 года в первую половину дня англо-французская колонна после некоторой сумятицы нерасторопных подчиненных де Риньи благополучно втянулась в бухту и столь же благополучно отдала якоря на местах, указанных диспозицией.

Гавань не огласилась ни единым выстрелом. Молчала крепость. Молчали береговые батареи. Молчали корабли. Кодрингтон послал парламентера лейтенанта Фиц-Роя к командирам турецких брандеров с требованием отойти вглубь бухты. Ружейными выстрелами с брандера парламентера убили. Eще один парламентер был послан к Мухарем-бею. И еще сорок пять мин. эскадра Мухарем-бея безмолвствовала. Но когда и второго парламенте постигла участь лейтенанта Фиц-Роя, тогда, как писал в донесении о Наваринском бое Логин Петрович Гейден: «…не осталось нам иного средства как отражать силу силою; эскадры открыли огонь…»

^{Наваринский бой} 

Грянул первый выстрел. Кто его произвел (турки или все же египтяне теперь, пожалуй, точно не определишь. Но, похоже, пушечную дуэль начали все же турки. А следом нехотя, недружно, как из-под палки – Мухарем-бей – он, надо думать, получил-таки соответствующее указание из Каира, от паши.

Как раз в то время, когда завыли орудия, наши корабли, повинуясь давешнему приказу главнокомандующего, еще только тянулись сквозь узкий, не шире мили, пролив. Эскадра шла строем кильватерной колонны, впереди «Азов». Фрегаты шли за линкорами.

Эскадра несла 468 орудий (по другим сведениям – 466).

Примерно столько же имел Кодрингтон.

На сотню меньше имел де Риньи.

Но преимущество последних пред Гейденом понятно школьнику. Англичане и французы уже стояли на позиции. А мы к своей позиции еще шли.

В тишине и спокойствии англичане и французы свершили боевое развертывание. Они отдавали якоря и убирали паруса под тихий плеск сред земных волн, как сказал бы поэт.

Наше боевое развертывание происходило под прицельными залпами неприятеля. К точкам, указанным диспозицией, мы шли сквозь пороховой дым, сквозь оранжево-белые сполохи взрывов, сквозь гром, свист, треск, вспышки. Без единого выстрела. Наши пушки молчали. Русские корабли молча шли туда, где было их место согласно плану Кодрингтона.

Плану, преисполненному глубоких тактических мыслей, по мнению некоторых современных отечественных авторов. Этих бы авторов на «Азов», когда он шел воплощать мудрые мысли Кодрингтона в жизнь.

Сквозь кромешный ад достигли заданных рубежей. Надо было отдать якоря. Надо было убрать паруса. А это не в атаку, рванув ворот, бежать. Тут работать надо. Работать меж небом, расколотым ядрами, и водою, кипящей от ядер.

Наконец готово. Слово артиллерии. Диспозиция английским адмиралом была составлена грамотно. Против каждого русского корабля дрались несколько турецких. Против «Азова», например, одновременно четыре, в том числе и фрегат под флагом Тахир-паши. Сверх того, Лазарев изловчился еще помочь Кодрингтону, выручив его «Азию». Но нельзя не вспомнить подвиг уже упомянутого капитана ла Бутоньера, командира «Бреславля». Он, «…усмотрев, что корабль “Азов” весьма много терпит от неприятеля, сражаясь одно время против пяти военных судов… немедленно отрубил свой канат и занял место между “Азовом” и английским кораблем “Альбионом”, через что некоторым образом облегчил наше положение», – писал в своем втором донесении о бое адмирал Гейден.

И вот только к переломному моменту Наваринского боя, к моменту начала конца турецко-египетского флота, достигнутому русскими линейными кораблями и фрегатами, можно отнести оценку «Боевой летописи русского флота» (М., 1948): «…союзные эскадры действовали в полном единодушии, оказывая друг другу взаимную поддержку».

А следовало бы составителям расширить и уточнить приведенную оценку.

«Положение англичан в Наварине, – справедливо отмечал современный документ, – можно уподобить их положению при Ватерлоо, и если бы здесь адмирал граф Гейден, подобно как там сделал Блюхер, не прибыл бы вовремя, то адмирал Кодрингтон подвергнул бы корабли свои совершенному истреблению».

Обстоятельство это по сей день до такой степени раздражает английских историков, что они как бы не замечают его. Последнее время это начинает раздражать почему-то и некоторых русских. Их проблемы. Но как бы там ни было, а из песни слова не выкинешь. Сам адмирал Кодрингтон – морская душа, хоть и порченная чуждыми ей дипломатическими извивами, – признавал первенствующую роль эскадры Гейдена.

Наваринский бой завершился в шесть пополудни. Флот Ибрагим-паши не существовал. Барабанщики с осунувшимися, почернелыми лицами били отбой. Багровое, как раскаленное ядро, садилось солнце. На кораблях «плотничали» хирурги. Мертвые, уложенные на палубах, незряче глядели в глухое наваринское небо.

Тяжко пострадал «Азов»: 27 мертвецов, 67 искалеченных. Никто в союзном флоте не сражался с такой сокрушительной энергией, как флагманский линкор Гейдена. Сражаясь с пятью неприятельскими кораблями, «Азов» уничтожил их: он потопил 2 больших фрегата и один линкор, сжег флагманский корабль под флагом Тагир-паши, вынудил выброситься на мель 80-пушечный линейный корабль, после чего зажег и взорвал его. Кроме того, «Азов» уничтожил 80-пушечный флагманский линейный корабль Мухарем-бея^{111}.

^{«Азов» в бою}

Впоследствии, склонившись над почтовым листком и мысленно беседе с другом, Нахимов недоуменно пожимал плечами: «Я не понимаю, любезный друг, как я уцелел…» Было чему дивиться. Ведь он все время находился на верхней палубе. Он ни на миг не покинул подчиненных. А среди них шестерых убило, семнадцать ранило. Павла Степановича не только не задело ядром, картечью, осколками рангоута – его огонь не тронул, хотя дважды занималось бешеное пламя, и Нахимов со своими людьми дважды спасли корабль от пожара.

Во всяком бою, когда его ведут настоящие бойцы, личная храбрость становится коллективной храбростью, и уже трудно назвать поименно тех, отличился.

«Азов» удостоился высшей воинской морской награды. Ни один корабль российского флота еще не был взыскан ею. И вот «в честь достохвальных деяний начальников, мужества и неустрашимости офицеров и храбрости нижних чинов» израненный, обожженный «Азов» получает кормовой Георгиевский флаг. В перекрестии синих полос (таких же, как и на обычном Андреевском флаге) алел геральдический щит с белым конем и сиромантией Св. Георгия.

Впечатления участника

Дорогого стоят для истории письма и впечатления непосредственных участников достопамятных боевых действий. Частные письма. Одно из них принадлежит Нахимову:

«В 3 часа мы положили якорь в назначенном месте и повернулись шпрингом вдоль борта неприятельского линейного корабля и двухдечного фрегата под турецким адмиральским флагом и еще одного фрегата. Открыли огонь с правого борта…

В это время мы выдерживали огонь шести судов и именно всех тех, которые должны были занять наши корабли. О любезный друг! Казалось, весь разверзся перед нами!.. Надо было драться истинно с особенным мужеством, чтобы выдержать весь этот огонь и разбить противников, стоящих вдоль правого нашего борта (в чем нам отдают справедливость наши союзники)…

Кровопролитнее и губительнее этого сражения едва ли когда флот имел. Сами англичане признаются, что ни при Абукире, ни при Трафальгаре ничего подобного не видали».

Наварин – русская победа

Разгром основных сил турецкого флота был не просто потоплением, сожжением, разбитием таких-то и таких-то кораблей или фрегатов. И не просто гибелью стольких-то офицеров и стольких-то матросов. Наваринское одоление неприятеля было прежде всего крупной, весомой победой России. Не потому лишь, что именно русской эскадре принадлежала честь истребления главной части турецких военно-морских сил. А потому, что вскоре после Наварина православная Греция получила долгожданную независимость от султана.

Наваринский гром возвестил Стамбулу грозную опасность блокады Дарданелл, облегчил операции русской армии в войне против Турции 1828-1829 годов.

За Наваринский бой лейтенант Нахимов был представлен к чину капитан-лейтенанта и ордену. В представлении о Нахимове сказано: «Находился при управлении парусов и командовал орудиями на баке, действовал с отличною храбростью и был причиною двукратного потушения пожара…» И рядом, в графе «Мнением моим полагаю наградить»: «Следующим чином и орденом Св. Георгия 4-го класса»[62]62
  Сверх русского ордена П.С. Нахимов получил английский орден Бани, французский орден Почетного легиона и греческий орден Спасителя.


[Закрыть].

Резолюция Николая была краткой: «Дать».

Но главной наградой за Наварин был корвет «Наварин». Его отняли у турок. Он назывался «Нассабих Сабах», что можно перевести как «Восточная звезда».

«Командиром же на сей корвет, – доносил в Петербург Гейден, – я назначил капитан-лейтенанта Нахимова, как такого офицера, который по известному мне усердию и способности к морской службе в скором времени доведет оный до лучшего морского порядка и сделает его, так сказать, украшением вверенной мне эскадры…»

Боевая кампания не завершилась Наваринской битвой. Поддерживая русско-турецкий сухопутный фронт, эскадра блокировала Дарданеллы, перехватывая вражеские суда на морских коммуникациях.

В мае 1830-го эскадра вернулась в Кронштадт. Аттестуя командира «Наварина», Лазарев, уже контр-адмирал, в графе «Достоинства» отметил то, что ставил превыше всего на свете: «Отличный и совершенно знающий свое дело морской капитан».

Мичман Корнилов «за ревностную службу», оказанную в сражении при Наварине, награжден орденом Св. Анны 4-й степени, а также французским орденом Св. Людовика меньшего креста и английским орденом Бани. В следующем году произведен в лейтенанты.

Мичман Путятин награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом.

Гардемарин Истомин награжден Знаком отличия Военного ордена – Георгиевским крестом – и произведен в мичманы.

В отместку за Наварин Турция в следующем году начала военные действия против России. Русская «наваринская» эскадра, поддерживая наш сухопутный фронт, блокировала Дарданеллы. На Балканском направлении успешно действовал генерал Дибич, взявший Адрианополь. На Кавказе генерал Паскевич также нанёс туркам ряд сильных поражений, взяв Каре, Ахалцых, Эрзерум. Стамбул запросил мира.

Россия получала левый берег Дуная с островами в устье его, весь восточный берег Черного моря, свободную торговлю в Турции и свободный проход через проливы Босфор и Дарданеллы (двери в Средиземное море). Кроме того, Россия добилась, что православные княжества Молдавии, Валахии и Сербии получили автономию и покровительство России, а на юге Греции в 1830 году создалось независимое Греческое Королевство.

Значение морской силы

К 1833 году Российский флот достиг своей полной штатной численности. Военно-Морское Министерство было разделено на два учреждения: Главный Морской Штаб и собственно Морское Министерство. Начальник Главного Морского Штаба получил право личного доклада Императору и, по существу, стал во главе Морского Ведомства.

В составе Главного Морского Штаба была создана канцелярия Генерал-гидрографа, которая ведала «движением флотов и эскадр, соображением о военных действиях, обороне берегов и гаваней, предметами телеграфическими и сигнальными», – прообраз нынешнего Оперативного управления Главного штаба ВМФ. (К сожалению, когда в 1836 году Главный Морской Штаб и Морское Министерство снова были объединены, флот остался без «оперативного управления», что сразу же сказалось на программе его перехода от парусного к паровому.)

За это время были выращены прекрасные кадры российских моряков всех уровней – от матросов до адмиралов. Российские военные корабли и суда под Андреевским флагом можно было увидеть на всех широтах морей и океанов и не только с военными целями, но и с научными, открывавшими новые земли, проникавшими в полярные льды для океанографических исследований. По словам известного историографа флота Ф.Ф. Весе-лаго, это было время, когда в России «званием флотского офицера гордились сознательно».

Необходимо отметить, что немаловажную роль в деятельности Морского Ведомства того времени играли издаваемые Ученым Комитетом периодические издания (Записки) как по проблемам строительства, организации и боевого применения флота, так и по исследованию омывающих Россию морей и её побережий. По сути, это был орган, аккумулирующий в себе идеи по наилучшему использованию морской силы в интересах государства и средством ее информационной поддержки.

Боевая выучка российских моряков была настолько совершенна, что ее отмечали даже английские моряки, признанные «владетели морей».

Российские корабли обладали хорошими мореходными качествами: были остойчивы, поворотливы, имели большую скорость, хорошее вооружение, на них были улучшены условия обитаемости.

Все это позволяло Николаю I считать флот надежным и эффективным инструментом своей внешней политики, так как корабли были совершенны, а моряки – многоопытны^{112}.

* * *

Любит Царь… Глава последнего часа

Все сказанное выше про русский флот времен царствования Николая Павловича является правдой, и правдой, в общем, известной, позволяющей и в наше время испытать законную гордость за славное прошлое Великой России. А также вздохнуть ностальгически об ее уходе в небытие. Однако правда здесь сказана далеко не вся, и не по желанию автора утаить важные сведения от читателя, а единственно по причине того, что до самого недавнего времени, когда была уже закончена эта книга, факты эти были автору неизвестны.

Обнаруженные же факты свидетельствуют о том, что не только в расцвете, но и просто в сохранении русского флота в 1830-1840 годы решающая роль принадлежала именно Государю Императору Николаю I. Только благодаря его решительным действиям Россия обязана, в частности, тому, что наш Черноморский флот не исчез как боевая сила уже в начале 1830-х годов. В мирное время и при внешнем благополучии.

Но осуществить эту роль Государь смог потому, что в то время число верных людей на достаточно высоких постах еще превышало число изменников. Хотя ряды верных Царю и Родине людей уже тогда несли потери – в мирное время, как на войне. Но потери эти пока исчислялись единицами, а общество было в целом традиционно-патриотическое. В сравнении с грядущими временами.

Так, во времена последнего царствования число верных людей во всех, а особенно в верхнем, эшелонах власти значительно сократилось, а потери в их рядах возросли до почти невосстановимого уровня. В исследовании Анны Гейфман «Революционный террор в России, 1894-1917» приведены данные, что за этот период число жертв этого террора превысило 17 тысяч верных Престолу и Отечеству людей всех сословий.

А робкий ответ власти на заливающую страну кровавую волну ни коим образом нельзя считать адекватным. Решающую роль в неадекватности этого ответа сыграла так называемая «общественность», парализовавшая все усилия власти восстановить нормальную обстановку в стране^{113}. Результат – известен. Хорошо известен.

Но вот то, что нечто похожее могло случиться, пусть в «региональном» масштабе, уже в эпоху грозного врагам Царя Николая I, уже после разборки – чересчур мягкой, конечно – с «героями» 14 декабря, это как-то не на слуху. Так что же все-таки произошло на Черном море и курирующем его флоте в конце 20-х – начале 30-х годов уже позапрошлого века? И почему об этом как-то не принято говорить?

* * *

За Россию. Жизнь и смерть капитана Казарского

Адмирал А.С. Грейг – «моряк и ученый»

Главным командиром Черноморского флота и портов, а также военным губернатором Николаева и Севастополя был со 2 марта 1816 года вице-адмирал Алексей Самуилович Грейг. Почти все эти годы А.С. Грейг прожил в Николаеве, где в то время находилось управление Черноморским флотом^{114}.

Грейг был старшим сыном адмирала Самуила Карловича Грейга, перешедшего 20 апреля 1764 года из лейтенантов английского флота в капитаны 1-го ранга флота русского. Самуэль Грейк, как он сам себя называл, был сыном вольного моряка из Шотландии. Новой родине служил честно, приняв участие младшим флагманом уже в 1-й Средиземноморской экспедиции русского флота в составе эскадры Орлова-Спиридова. И закончил службу, как полагается – скончался 15 октября 1788 года в каюте своего флагманского корабля «Ростислав», блокируя шведский флот в Свеаборге, предварительно нанеся ему сокрушительное поражение у острова Гогланд 8 июля того же года.

При этом, однако, имея потомственное русское дворянство, Грейг оставался английским подданным. Что исключало, в частности, возможность участия Грейгов в боевых действиях против Англии. Только в 1813 году Алексей Грейг принял русское подданство. В книге «Флотоводцы России» о А.С. Грейге сказано, что некогда он прославился «в боевых действиях на Средиземном море под руководством Д.Н. Сенявина», но с годами утратил боевой дух и интерес к флоту^{115}.

В немалом числе трудов, посвященных деятельности А.С. Грейга, как вышедших до революции, так и позже, с редким единодушием подчеркивается, что он был прекрасный моряк, а в дополнение – ученый, инженер, астроном, специалист по экономике, а также, что характерно, честный человек. Судя по всему, действительно прекрасным и универсальным специалистом был Вице-Адмирал Грейг, вот только устал малость к началу 1830-х годов от напряженной службы Отечеству. Так, в 1832 году ему на укрепление прислали из Петербурга в начальники штаба молодого Контр-Адмирала, героя Наварина Генерал-Адъютанта Лазарева Михаила Петровича, а вскоре и вовсе отозвали в столицу на почетную и необременительную должность в Госсовете[63]63
  Грейг покинул Николаев 9 октября 1833 года.


[Закрыть]. Так все и утряслось.

А уж при Лазареве и его сподвижниках и учениках – Корнилове, Нахимове, Путятине и прочих – Черноморский флот стал и вовсе образцово-показательным. И говорить, в общем, нечего.

Так до недавнего времени считал и автор, пока в 7-8 номерах «Морского сборника» за 2005 год не натолкнулся на военно-историческое расследование капитана 1-го ранга Владимира Виленовича Шигина, посвященное трагической судьбе одного из национальных героев России – Александра Ивановича Казарского – командира знаменитого брига «Меркурий»^{116}.

Честно говоря, по наивности своей, автор считал, что самый невероятный бой военно-морской истории всех времен и народов и сейчас известен всем и не нуждается в напоминаниях о себе, а также описаниях и комментариях, но демократическая действительность быстро убедила его в обратном. Поэтому для понимания дальнейшего придется немного рассказать и о нем. Не претендуя на оригинальность, назовем наш рассказ, как называется картина известного морского баталиста, друга адмирала Лазарева Ивана Константиновича Айвазовского, посвященная подвигу «Меркурия», его командира и экипажа.

* * *

Бой брига «Меркурий» с двумя турецкими кораблями

18-пушечный бриг «Меркурий» под командованием капитан-лейтенанта Казарского 14 мая 1829 года, находясь вместе с фрегатом «Штандарт» и бригом «Орфей» в дозоре у Босфора, неожиданно встретился с вражеской эскадрой в составе шести линейных кораблей, двух фрегатов и двух корветов. Началась погоня за маленьким русским отрядом. Быстроходным «Штандарту» и «Орфею» удалось уйти от преследования, а «Меркурий» был настигнут и вступил в бой сразу с двумя турецкими линкорами, каждым из которых командовал адмирал: 110-пушечным «Селемие» – сам командующий турецким флотом, а 74-пушечным «Реал-Бей» – его младший флагман.

184 пушки, противостоящие «Меркурию», были отнюдь не чета его легоньким каронадам, пусть бы и размножившимся в 10 раз, а мощнейшими на тот день морскими орудиями, призванными крушить борта таких же морских исполинов, как «Селемие» и «Реал-Бей». Так что формальное численное превосходство само по себе здесь вообще ни о чем не говорит. Это примерно как сторожевику вступить в бой сразу с двумя линкорами типа «Айова». То, что даже и сейчас в нашем флоте найдется кораблик, который и при таких обстоятельствах не спустит флаг Святого Андрея, у автора сомнений нет. Но вот результат этого боя предвидим и не специалистами. Также предвидим он был и 176 лет назад – шансов у «Меркурия» не было. Напомним, что вдобавок ко всему бриг, несмотря на свою малотоннажность, был тихоходней турецких гигантов и уйти от них не мог.

И все-таки бой этот «Меркурий» выиграл, после многочасовой (!) артиллерийской дуэли отправив своих противников в долгосрочный ремонт в стамбульские доки. И сам своим ходом вернулся в родную базу – город (ныне украинской славы, интересно вот, петлюровской или бандеровской?) Севастополь. Бриг имел 22 пробоины в корпусе и 297 повреждений парусного вооружения.

Еще раз напомним, что бой этот уникален не только в русской, но и в мировой морской истории.

Сохранилось официальное донесение об этом бое.

Всеподданнейший рапорт адмирала Грейга от 18 мая 1829 года

«О том, что когда бриг “Меркурий”, крейсеровавший у Константинопольского пролива, был настигнут и окружен двумя турецкими кораблями, то командир оного, капитан-лейтенант Казарский, ввиду невозможности избежать неровный бой, составил военный консилиум, на котором корпуса штурманов поручик Прокофьев первый предложил бриг взорвать на воздух; вследствие чего решено было: защищаться до последней степени, и потом, свалившись с одним из неприятельских кораблей, зажечь оставшемуся в живых офицеру крюйт-камеру, для чего и был положен на шпиль заряженный пистолет. Но после трехчасового неравного боя, в виду всего турецкого флота, бригу удалось нанести столь сильные повреждения обоим турецким кораблям, что они должны были удалиться» (дело Канц. Н. М. Шт., № 96/3 разр.). Сохранилась и Императорская резолюция на этот рапорт: «Капитан-лейтенанта Казарского произвесть в Капитаны 2-го ранга, дать Георгия 4 класса, назначить в Флигель-Адъютанты с оставлением при прежней должности и в герб прибавить пистолет.

Всех офицеров в следующие чины, и у кого нет Владимира с бантом, то таковой дать. Штурманскому офицеру, сверх чину, дать Георгия 4 класса. Всем нижним чинам знаки отличия Военного ордена[64]64
  Георгиевский крест по-нашему.


[Закрыть] и всем офицерам и нижним чинам двойное жалованье в пожизненный пенсион.

На бриг “Меркурий” Георгиевский флаг»^{117}.

Это был второй Георгиевский флаг в русском флоте. Первый получил «Азов» за Наварин.

Подвиг столь удивительный, что едва можно оному поверить

Известие о небывалой победе маленького и почти безоружного брига над двумя сильнейшими турецкими кораблями облетело всю Россию. Вновь, как в славные былые времена, черноморцы свершили почти невозможное. Маленькое суденышко в неравном бою одолело два мощнейших неприятельских корабля.

Страна ликовала! В те дни газета «Одесский вестник» писала: «Подвиг сей таков, что не находится другого ему подобного в истории мореплавания; он столь удивителен, что едва можно оному поверить. Мужество, неустрашимость и самоотвержение, оказанные при сем командиром и экипажем “Меркурия”, славнее тысячи побед обыкновенных».

Просвещенная Европа и отказывалась верить. Английский историк Ф. Джейн, узнав о происшедшем сражении, заявил во всеуслышание: «Совершенно невозможно допустить, чтобы такое маленькое судно, как “Меркурий”, вывело из строя два линейных корабля».

– У страха глаза велики! – рассуждали иные завистники и недоброжелатели. – Казарскому корабли линейные просто померещились. Если там у турок что-то и было, то в лучшем случае каких-нибудь два фрегата!

То есть вместо линкоров два крейсера! По-видимому, на фоне происшедшего завистникам казалось, что два примерно 50-пушечных фрегата для 18-пу-шечного брига – что-то вроде легкой разминки перед настоящим делом.

Но факт блестящей победы официально подтвердила турецкая сторона, и завистники приумолкли. Один из турецких офицеров, штурман линкора «Реал-Бей», писал: «…В три часа пополудни удалось нам настичь один из бригов. Корабль капудан-паши и наш вступили с ним в жаркое сражение, и, дело неслыханное и неимоверное, мы не могли принудить его сдаться…

Если древние и новые летописи являют нам опыты храбрости, то сей последний затмит все прочие, и свидетельство о нем заслуживает быть начертанным золотыми буквами в храме славы. Капитан сей был Казарский, а имя брига – “Меркурий”».

Пришлось признать свершившееся. Европа начала писать оды. Известна, по крайней мере, одна таковая сочинения Сен-Томе, бесхитростно названная «Меркурий».

Блистательный Казарский

Назначенный Флигель-Адъютантом капитан 2-го ранга Казарский был вскоре вызван в Петербург, где состоял при Императоре для особо важных поручений. В день представления его ко двору в дневнике А.С. Пушкина появилась запись: «Сегодня двору был представлен блистательный Казарский».

Именно Казарский вместе с князем Трубецким был в 1830 году в Лондоне представителем русского флота на коронации Вильгельма IV – 65-летнего адмирала английского флота, о котором как о моряке тепло высказывался сам Нельсон после совместных плаваний с тогда еще принцем Кларенсом. Понимающие в морском деле англичане встретили русского героя с подобающими случаю торжественностью и пиететом. По возвращении Казарский был произведен в капитаны 1-го ранга.

Уникальные честность и бескорыстие Казарского, сравнимые только с его мужеством и воинским дарованием, становятся причиной того, что Император поручает ему самые щекотливые поручения. Казарский выезжает с ревизиями в разные губернии, из коих можно назвать Нижегородскую, Симбирскую и Саратовскую, инспектирует Казанское адмиралтейство.

Не образ ли этого худенького и даже для своих тридцати с небольшим лет моложавого, но при этом грозного и неподкупного столичного ревизора послужил толчком к созданию Гоголем своей бессмертной комедии? Взгляните сами на портрет.

И губернаторы с городничими могли отныне чуть не в каждом приезжем ждать ревизора. Но пока хватит об этом.

Судьба героя

Каждому, кто был в Севастополе с искрой интереса к истории своей Родины и ее флота, знаком памятник на бульваре под Владимирским собором, с лаконичной надписью: «Казарскому. Потомству в пример».

Памятник этот помню с детства, как и уникальный бой легкого разведчика с двумя линейными кораблями. И всегда хотелось верить, что судьба героя, сохраненного в таком бою милостью Божией для России, была светла, ставши продолжением славной победы.