Текст книги "Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 273 страниц)

Паутина

Добраться до Элевсинской Завесы означало пройти через Лучезарные Миры. Только глупец направил бы свой корабль прямо к ним и повстречался с разрушительными волнами феномена, который мы называли Огненным Валом, однако, к счастью, была и другая возможность. Нам не предстояло двигаться по этой области, залитой психическим пламенем. Мы собирались прорваться мимо нее. Для этого нам нужно было зайти в паутину.

Царства рушатся. Империи гибнут. Таков порядок вещей. Сейчас мы смотрим на угасающих эльдар как на один из старейших видов Галактики, однако они были не более чем детьми-рабами Первой Расы, которых мы знаем под именем Древних.

О Древних нам не известно почти ничего. Они обладали холодной кровью и чешуйчатой кожей, а все прочее остается мифом и тайной. Их амбиции, влиятельность и могущество выходят за рамки разумов всех ныне живущих. Единственное, что мы знаем точно – они понимали природу варпа за тысячи лет до того, как большинство видов вообще появилось на свет, и знали о его опасности лучше, чем кто-либо из нас в силах постичь даже теперь.

Мы называем его преисподней и Морем Душ, но это невежественная человеческая поэзия, привитая поверх холодной метафизической истины. Эмпиреи созданы из душ точно таким же образом, как в текстах из Темной Эры Технологии говорится о состоянии воды из трех атомов: одного кислорода и двух водорода.

Эфирия, эктоплазма, пятый элемент. Называйте как хотите, но мы говорим о самой материальной субстанции душ. Варп – это не царство, куда отправляются жить души. Это царство, полностью созданное из материи душ. Души не существуют в варпе – они и есть варп.

Древние знали об этом. Знали и поднялись выше губительного прикосновения варпа, создав метод путешествия по Галактике, который избавлял от всякой необходимости перемещаться по преисподней. Даже моему отцу Магнусу Красному мало что было известно о нем, и он именовал это Измерением Лабиринта. Те из нас, кто ныне знает о его существовании, включая эльдар, которые до сих пор много им пользуются, чаще называют его паутиной.

Это измерение тайных проходов тянется по всей нашей Галактике по другую сторону как реальности, так и нереальности. На одной планете это может быть всего лишь портал, открывающийся на одном массиве суши и ведущий на другой, и его размеров хватает для прохода одного человека. Где-то в другом месте, во мраке, где не светят звезды, по ее незримым пределам движутся целые флотилии и миры-корабли эльдар. Именно здесь сотни тысяч эльдар, которые иначе были бы обречены, укрылись при рождении Младшего Бога и гибели их империи. Комморра – родной Темный Город Нефертари – крупнейший из портов чужих в ее глубинах, однако не единственный.

Время и бесконечная война оказались немилосердны к паутине. Целые области напоминающих лабиринты проходов заполонили демоны, и то, что некогда являлось охватывающим всю Галактику творением непостижимого воображения, ныне представляет собой пустую оболочку былого величия. Основная часть безмолвна, холодна и позабыта. Оставшееся по большей части не нанесено на карту людскими руками, и миллиард его врат остается незаметным для человеческих чувств. Это царство не для подобных нам.

Мы, обитающие в Империи Ока, видим ее наследие чаще, чем кто-либо из имперцев. Оно существует в наших владениях точно так же, как на любом из примитивных имперских миров могут сохраняться каменные руины ушедших цивилизаций. Входы в разрушенный лабиринт располагаются сразу за пределами видимости, или же проявляются на границах восприятия. На занятых демонами планетах и в глубине Пространства Ока те из нас, кто обладает достаточно острыми чувствами, ощутит дыры в нашей искаженной реальности. Порой это нечто окутанное тенью и мрачно-величественное вроде разлома в космосе – настолько огромного, что через него может пройти целый флот – и виден висящий в пустоте сумрачный образ ландшафта чужой планеты. Другие же порталы просты и невелики, как, например, арочный проем из призрачной кости, погребенный под поверхностью планеты. Среди входов и выходов паутины не существует единообразия.

Как того и следовало ожидать, большая часть проходов паутины в пределах Великого Ока бесполезна и разрушена сокрушительным криком, который издал при рождении Младший Бог. Большинство оставшихся, вне зависимости от того, работают ли они, или сломаны, заполнены Нерожденными, ищущими способ углубиться в реальное пространство и жаждущими крови и душ на борту миров-кораблей эльдар. Проходимыми в наших напоминающих чистилище владениях считается лишь несколько маршрутов, и даже по этим затерянным путям редко передвигаются. Часть просто не нужна – в конце концов, это ведь разрушающиеся остатки сети – она ведет из неуместного к бесполезному.

Те же, что до сих пор функционируют четко – по-настоящему полезные проходы – входят в число, безусловно, самых ценных секретов Ока. Те в Девяти Легионах, кому удается составить хотя бы фрагментарные карты стоящих внимания порталов паутины, могут выставлять за свои знания любую цену, и сотни группировок охотно заплатят.

Я узнал о Разрыве Авернуса почти сотней лет ранее, и ценой этого знания стали шесть лет службы группировке VIII Легиона, возглавляемой воином по имени Дхар`лет Рул. Мои услуги всегда высоко оплачивались артефактными автоматонами Механикума, однако определенные прочие предложения были слишком ценны, чтобы проходить мимо.

Шесть лет связывания демонов и уничтожения врагов Дхар`лета. Шесть лет мои рубрикаторы несли службу в жестоких рейдах против других боевых кораблей, и все это ради того, чтобы узнать местонахождение одного-единственного надежного прохода паутины.

Оно того стоило. Теперь мне были известны несколько дюжин все еще функционирующих путей внутри Ока, и, хотя я и сомневался, что у меня самая полная карта среди воинов Девяти Легионов, то, чем я обладал, имело неизмеримую ценность.

Большинство из входов в паутину не обозначены никакими искусственными метками или древними вратами. Мы привели «Тлалок» в область космоса, которая казалась точно такой же, как все остальные хаотичные волны Ока, и медленно скользили в хромосфере остывающего, умирающего белого солнца. Там, в тени, отбрасываемой пульсирующим ядром мира, мы перешли из Ока… куда-то.

Нас окутала чернота. Оккулус показывал не черноту глубокой пустоты, а черноту лишенного цвета и звезд ничто. Потянувшись за пределы корпуса, я ощутил лишь бесконечность. Подобного я не чувствовал больше нигде в Галактике. Даже в глубинах космоса гудели полуживые остатки рождения звезд и тихие мысли далеких смертных. Это же место представляло собой антитезу жизни, материи, вообще всего. Мы плыли по другую сторону как реальности, так и нереальности.

Двигатели жарко полыхали, проталкивая нас сквозь абсолютную черноту. Казалось, мы пребываем в состоянии покоя, вообще никуда не направляемся. Анамнезис заверяла, что «Тлалок» движется вперед. Наши чувства были окутаны пеленой, приборы молчали, и против ее слов выступали только наши глаза.

Экипаж мостика был встревожен, среди мутантов и людей вспыхивали ссоры и лилась кровь по незначительным поводам. Эти создания привыкли жить в кошмаре, где на них могли без предупреждения напасть демоны, однако их чувства были неспособны легко переносить разрушенную паутину Древних. Абсолютное ничто этой части приводило к сенсорной депривации в масштабах всего корабля. Когда я спал, то не видел снов о волках. Мне вообще ничего не снилось, и я всякий раз просыпался через пару часов не более отдохнувшим, чем прежде.

– Так было и при прошлом переходе? – поинтересовался Телемахон. Его прекрасная маска, восстановленная моими жрецами-оружейниками, сверкала полированным серебром в бледном свете командной палубы. У него была привычка класть руки в перчатках на затыльники двух мечей в ножнах на бедрах. Он носил их низко подвешенными, почти как тщеславный человек-стрелок – рисовка, не удивлявшая никого из нас.

Я продолжал глядеть в бескрайнюю черноту.

– Точно так же. Это единственный отрезок паутины из виденных мною, который по-настоящему, совершенно пуст.

– А что в других?

– Смерть, – ответила за меня Нефертари, стоя у моего трона. – Твари, вырвавшиеся из иных царств и реальностей. Твари, которых боятся даже Нерожденные.

Телемахон, непринужденно стоящий на ступенях возвышения, не отрывал взгляда от оккулуса. Его голос звучал задумчиво.

– Мне ни разу не доводилось видеть Лучезарные Миры. Рассказы правдивы?

– Рассказов много, – произнесла Нефертари. – Правдивость зависит от того, какие ты слушаешь.

– Как глупо с моей стороны ожидать прямого ответа на этом корабле.

В ответ Нефертари мягко рассмеялась. До сих пор физически ощущалось, насколько Телемахон ее жаждет, эта аура незримо окрашивала воздух вокруг него. Он представлял насыщенный соленый вкус ее крови на своем языке, и эта мысль вызывала у него трепет.

– Кровь эльдар не соленая, – сказал я ему.

Из-под лицевой маски донеслось его рычание, хотя из-за изящества его голоса оно больше напоминало кровожадное мурлыканье.

– Мне не нравится, что ты читаешь мои мысли, – произнес он.

– Какая жалость. Уверен, ты к этому привыкнешь.

Нефертари, куда менее нас впечатленная бесконечной чернотой на экране, с улыбкой прислушивалась к нашей мелкой стычке.

– Я пойду биться с Угривианом, – сообщила она и покинула возвышение. Телемахон следил за тем, как она уходит, а Гира, в свою очередь, наблюдала за Телемахоном.

Я хочу ее, – донеслось желание мечника, столь же ясное, как если бы он высказал его вслух. Он не передавал мне слов, однако его желание убивать было настолько пылким, что я не мог не чувствовать его мысли.

Гира тоже их слышала. Рычание моей волчицы прозвучало более низко и правдоподобно, чем то, которое вышло из гортани мечника.

Телемахон повернул шлем к демону, обратив на нее безмятежное серебряное лицо.

– Молчать, шавка. Никто не спрашивал твоего мнения.

Отвесив три положенных поклона, ко мне приблизился один из членов экипажа мостика, звероподобный мутант из кланов-стад Сортиариуса. Продолговатая конская голова раба напоминала козлиную и не подходила для выверенной речи. Из-за вывалившегося, покрытого пятнами языка и формы челюстей он не мог продемонстрировать свое неодобрение каким-либо человеческим выражением лица. Вместо этого он издал хрюкающий вскрик и стряхнул с вытянутой пасти слюну.

– Лорд Хайон, – издаваемые звериным лицом слова звучали как нечто среднее между козлиным криком и медвежьим рычанием. С его подбородка свисал сталактит тягучей слюны, брызги которой падали на палубу.

Я жестом дал ему свое соизволение.

– Говори.

– Сколько в Темноте? – прорычал он сквозь искривленные, мокрые от слюны зубы.

Я сел прямо, бросив краткий взгляд на платформу, где, как обычно, сборище оборванных людей, сервиторов и зверей-мутантов изучало консоли сканеров. Они наблюдали за нами обоими с необычным вниманием, их глаза скользили в нашем направлении. Безмолвная и бескрайняя чернота нервировала их. Я чувствовал их тревогу, которой еще недоставало интенсивности, чтобы перерасти в страх.

– Верь Анамнезис, Цах`к.

Существо покорно склонило рогатую голову. Он был облачен в собранную по частям броню, противоосколочный жилет поверх примитивной кольчуги. Смесь боевой экипировки, снятой с офицера Имперской Гвардии и изодранной защиты времен Эры Железа для родоплеменных поединков, которые наша каста рабов устраивала в чреве корабля. Мутант не носил ручного оружия, как делал бы офицер Флота, вместо этого у него за плечом висела потрепанная лазерная винтовка с фонарем подсветки цели. За десятки лет не один слуга мостика попробовал, как приклад этого ружья с хрустом бьет в лицо. Цах`к был эффективным исполнителем и опытным смотрителем. С каждым годом серая шерсть на его лице и когтистых лапах все больше покрывалась инеем седины. Он был так же обеспокоен, как и остальные, однако никак не показывал свои страхи. Звериные глаза свирепо глядели на прочих членов экипажа все с тем же животным вызовом, как и всегда. Мой надежный смотритель.

– Верю Королеве Призраков. Хмммх. Верная правда.

Королева Призраков. Стада зверей-мутантов обладали чрезвычайно забавными верованиями. Их роду не дозволялось заходить в Ядро, и для них Анамнезис была богиней корабля, которую надлежало всегда слушаться и умилостивлять посредством поклонения. Сражаясь в ямах, они приносили ей в жертву сердца врагов. В ночи, отведенные под ритуалы племени, они порой приносили в жертву детей.

– Верь ей, – повторил я.

– Верю, да, но…

Рассерженная его несговорчивостью Гира зарычала. В ответ Цах`к оскалил на нее зубы.

Прекратите, вы оба.

Цах`к трижды поклонился, согласно традиции, и повернулся. Несколько других членов экипажа продолжали бросать на нас беглые взгляды. Я прокашлялся, чтобы привлечь внимание мутанта.

– Старик, почему я чувствую в твоих мыслях эту… тревогу?

Цах`к запнулся, вздрогнув, словно его ударили.

– Не знаю, лорд Хайон.

– Подойди сюда.

Он вновь приблизился ко мне, лязгая по палубе подкованными железом копытами.

– Чего изволите, лорд Хайон?

– Посмотри на меня, Цах`к.

К нам начинало поворачиваться все больше голов, и их мысли были сдобрены неким голодным шипением. Любопытно, любопытно.

Мало кто из рабов когда-либо напрямую встречался взглядом с Ашур-Каем или мной, и Цах`к не являлся исключением, несмотря на свое положение выше прочих. Мутант поднял свою чудовищную голову, опасливо оглядывая меня выпуклыми черными глазами, один из которых скрывался за пластековой линзой прицельного монокуляра. Остроконечные рога цвета грязной слоновой кости делали его достаточно высоким, чтобы быть со мной одного роста, сойди я с трона.

Вот оно. Причина его недавнего беспокойства: мутная белизна, начинающая появляться в черной сфере правого глаза. Образующаяся катаракта.

– Цах`к, с годами твое зрение угасает. Не так ли?

Он оскалил свои зубы, напоминающие надгробные плиты, и инстинктивно зарычал – не на меня, а на остальных присутствующих на командной палубе. От ближайших мутантов наплывал грубый вал насмешливой злобы. Несколько из них тоже издало довольное рычание, демонстрируя собственные зубы.

Возвращайтесь к своим обязанностям, – передал я в сознание всех живых существ на мостике. Психическое принуждение перегрузило разумы нескольких сервиторов, которые либо безвольно встали у своих консолей, либо с бессловесным стоном обмякли в служебных люльках, нуждаясь в помощи техноадепта. Вскоре предстояла очередная лекция от Ашур-Кая касательно беспечного применения мною силы

Цах`к опять повернулся ко мне. В его мыслях мерцали образы окровавленной шерсти и ножей во мраке. Своими словами я посрамил его, указав на его слабость при множестве тех самых созданий, с кем ему предстояло биться на аренах для воинов кланов. Учитывая, сколько его сородичей годами терпело побои смотрителя, после этого публичного позора многие бы нанесли ответный удар.

Он упрямо щелкнул звериными челюстями, стараясь не выплеснуть злость на меня. На Сортиариусе рождались преданные, хитроумные рабы.

Я велел ему опуститься на колени. Ноги с вывернутыми назад суставами делали эту задачу нелегким испытанием, да и от старых костей помощи не было. В такой близости от него становилось гораздо легче разглядеть сотни шрамов, крест-накрест пересекающих мех линиями шерсти, которая отросла чуть более светлого цвета. Раны на предплечьях, бицепсах, груди, горле, лице, руках… все спереди. Цах`к всегда встречал врагов лицом к лицу. Уверен, эта грубая отвага вызвала бы у Леора восхищение.

Закрыть и исцелить рану совсем не сложно. Просто понуждаешь плоть выполнять ее природную функцию – образуются струпья, рубцы затягиваются, и так далее. Но обратить вспять разрушения, нанесенные плоти, крови и костям временем? Это требует большего умения в Искусстве, чем многие когда-либо смогут добиться.

Имперские омолаживающие процедуры сочетают в себе науку химии и хирургическое мастерство, но все равно не достигают вершин Искусства. Они лишь перенимают наименьшие из его эффектов. Врачи и гематоры просто обманывают генетику, клонируя плоть, синтезируя кровь, или же извлекая собственную кровь пациента и меняя ее природу посредством восстанавливающих и обогатительных процедур.

Только варп позволяет переделывать саму плоть. Однако, вдыхая его в кровеносную систему, необходимо доверять ему. Его мутагенное прикосновение не всегда столь милосердно, как на это надеешься. Как я уже говорил ранее, в Великом Оке все мы носим на коже собственные прегрешения.

Кончики пальцев моей перчатки коснулись лба Цах`ка. Мне не было нужды притрагиваться к нему, однако касте рабов требуется определенная театральность. И, как и в любой демонстрации власти, фокус в том, чтобы сила казалась слугам непринужденной.

– Встань, – произнес я мгновением позже. – Встань и возвращайся к своим обязанностям.

Он открыл свои выпуклые глаза. Оба черные. Оба ясные, чисто черные. Одно козлиное ухо подергивалось. Дыша тухлятиной, он издал вскрик, совсем как тот зверь, что составлял большую часть его генетической сути.

– Благодарю, лорд Хайон.

– Знаю. Ступай.

Он был слишком полезен, чтобы терять его в простой драке внутри племени. Когда он приближался, сородичи пятились или сгибались над консолями, устрашенные его внезапной силой и аурой моей благосклонности. Даже его шерсть стала темнее, белая седина вновь стала серой. Один из наиболее высоких и сильных самцов отважился встретить возвращение Цах`ка лающим блеянием и был вознагражден за это ударом приклада винтовки в щеку. Он покорно пригнул рога и вновь обратил окровавленное лицо к своим делам. Вызов откладывался на другую ночь.

– Включить вокс-связь с третичной секцией экипажа.

– Включаю, – произнесла Анамнезис через динамики вокса. При звуке ее голоса несколько зверей-мутантов по обычаю прикоснулись к талисманам из кости или высушенной кожи, висевшим на шнурках у них на мохнатых шеях.

– Неудачно, – сказала она. – Неудачно. Неудачно. Не удалось.

Никакого ответа от Фалька и его братьев. Ну конечно.

Я откинулся на троне из красного железа и резной кости, наблюдая за оккулусом, который показывал бесконечное ничто. Гира у моих ног издала тихое рычание, следя своими белыми глазами за тем, как я поглаживаю отключенный клинок своего силового топора.

О чем ты думаешь, Гира?

Еще никто из Нерожденных не возвращался невредимым с Лучезарных Миров.

Ее слова вызвали у меня улыбку.

Мы пройдем мимо них, даю тебе слово.

Взгляд ее перламутровых глаз переместился с топора на надетый на мне кобальтово-синий доспех.

Пламя твоей души пылает ярче, господин. Я вижу, как секира плавится в твоих руках, а броня обгорела дочерна.

Я провел большим пальцем перчатки вдоль лезвия Саэрна. Мягкий скребущий звук умиротворял меня. В тот момент я считал, что ее слова – всего лишь нечеловеческие перипетии того, как она воспринимает мир вокруг себя. Не может увидеть обыденные детали и постоянно глядит на мироздание посредством искаженных чувств демона, усматривая значимость во всем, вне зависимости от того, заслуживает оно того или нет.

Она продолжала смотреть на меня.

Скоро пламя твоей души будет пылать так ярко, что заставит Нерожденных преклонять колени.

Ты говоришь, будто Токугра.

В ответ на мое насмешливое поддразнивание волчица резко щелкнула челюстями.

Смейся, сколько угодно, господин. Но я вижу тебя в опаленной броне, стоящим на коленях перед другим.

– Я покончил со стоянием на коленях, – я произнес эти слова вслух, ощутив, как они сорвались с губ, и пожалел о своей оплошности, когда ко мне повернулись звериные головы со всей палубы. Император мертв, а мой отец проклят. И я больше никогда не встану на колени.

Столь дерзко. Столь уверенно. Столь невежественно. Гордыня тех, кому не за что сражаться.

Когда мы возникли из ничто Разрыва Авернуса, то вышли прямо в небо, заполненное огнем. Только что были тишина и пустая темнота, а уже в следующий миг мы скользили в Пространстве Ока, и пустота пылала золотым светом. Мою сетчатку болезненно резануло размытое яркое пятно. Мутанты и люди отпрянули от внезапного едкого сияния. Мы вынырнули из паутины в область Ока, опаляемую Астрономиконом Императора.

– Закрыть оккулус! – крикнул Ашур-Кай с наблюдательной платформы. Прежде, чем кто-либо из экипажа успел повиноваться, многослойная броня по спирали сомкнулась над обзорным экраном.

– Оккулус закрыт, – произнесла Анамнезис через вокс мостика. Мы получили несколько секунд передышки, а затем корабль накренился у нас под ногами, достаточно сильно, чтобы половину экипажа стратегиума швырнуло на палубу. Леор рухнул со ступеней центрального возвышения, врезавшись в группу беспомощных сервиторов и переломав рабам одним Богам ведомо сколько костей. Телемахон обнажил оба клинка и сохранял равновесие лишь благодаря тому, что всадил их в пол, чтобы держаться и крепко стоять на ногах.

Огненный Вал? – послал мне импульс Ашур-Кай, поднимаясь с палубы.

– Столкновение, – протрещала Анамнезис среди всплесков шума испорченного вокса. – Температура корпуса повышается.

Щиты! – передал я ей, всем на командной палубе. Щиты!

– Пустотные щиты в спящем режиме. Температура корпуса повышается.

«Тлалок» опять свирепо рвануло, опрокидывая еще больше из нас на дюрасталевую палубу волной керамита и плоти. По кораблю прокатилось громовое эхо.

– Столкновение, – снова произнесла Анамнезис, продолжая оставаться абсолютно спокойной. – Температура корпуса повышается.

Корабль начал раскачиваться, разбрасывая тела по полу, гравитационные стабилизаторы силились удержать его. «Тлалок» застонал, издавая неприятный напев напрягающихся металлических костей.

Астрономикон рвет нас на части! В послании Ашур-Кая было столько отчаяния, сколько я никогда еще от него слышал.

Этого не может быть. Мы прошли Огненный Вал.

Я потянулся за пределы корабля, разбрасывая свои чувства вдаль и вширь. Было больно, проталкивание сознания в психический огонь ничем не отличалось от погружения руки в кипящую воду. За визгливой песнью Вечного Хора, которая звенела внутри моего черепа, присутствовало дикое сознание, громадное и нечеловеческое, утопающее в безумии, боли и панике. Оно цеплялось за «Тлалок», держась за нас и растворяясь в Свете Императора. От тонущего в текучей муке разума исходил поток страдания.

СВЕТ ОГОНЬ ЖЖЕНИЕ ОГОНЬ СВЕТ СЛЕПОЙ ЖЖЕНИЕ

Корабль опять рвануло, опрокинув еще больше экипажа на пол. На мостике взвыли сирены, а по моему ретинальному дисплею заструились гололитические рапорты о повреждениях. Теперь это была уже не просто нагрузка на корпус – отламывались целые секции хребтовых укреплений. Что бы ни находилось там снаружи, оно ломало «Тлалоку» спину.

Нас что-то схватило, – передал я Анамнезис. Убей его.

И вот тогда тварь заревела. Если от ее хватки корабль сотрясался, то от рева по каждой йоте костей «Тлалока» прошла жестокая дрожь, а на нижних палубах, где вопль существа разносился громче всего, у экипажа рвались барабанные перепонки.

К тряске присоединилась более знакомая дрожь, Анамнезис дала бортовые залпы с обеих сторон корпуса. Целые орудийные палубы изрыгнули свою злобу в золотую пустоту. Беззвучные крики существа окрасились новой болью, вновь раскатился его драконий рев, громкости которого хватило, чтобы разбить несколько мониторов консолей.

– Температура корпуса повышается, – произнесла Анамнезис с приводящим в ярость спокойствием.

Убей его, Итзара!

– Второй залп уже заряжается. Стреляю.

На оккулусе возникло изображение горящей растворяющейся плоти, окутывающей укрепления живым саваном. Розовая кожа плавилась в золотом пламени, яркий огонь пожирал ее заживо, и открывались миллионы отверстий, похожих на ямы с тянущейся грязью.

Корабль содрогался, разваливаясь на части, но я лучше видел существо. Нечто колоссальное, какой-то демон-дракон или пустотный змей, который в диком безумии ухватился за корпус, цеплялся за нас и давил, умирая в свете Астрономикона. Вне всякого сомнения, он спасался бегством к паутине и врезался в «Тлалок», как раз когда мы вырвались обратно в Пространство Ока. Охваченный смертной паникой, он держался за нас, словно за свое спасение.

Я снова потянулся к его сознанию…

СВЕТ ОГОНЬ СВЕТ

… и протолкнулся в его разум, пробиваясь сквозь кружащиеся мысли к поврежденному мозгу. Свет Астрономикона, безвредный для человеческой плоти и холодного железа, сжигал Нерожденных. Было почти слишком просто…

СВЕТ БОЛЬ ОГОНЬ

…расколоть его умирающий разум на части. Все равно, что добить раненое животное. Никто бы не смог подчинить тварь, не будь она ранена, однако истерзанную пушками «Тлалока» и тающую в психическом пламени… Я охватил его сознание руками и, пусть оно и без того умирало, сдавил.

Оно взорвалось на разбитых укреплениях «Тлалока», окатив корабль шипящими сгустками внутренностей, которые продолжали растворяться в залитой золотом пустоте. «Тлалок» качнуло в последний раз. А затем все смолкло.

Внезапная тишина практически оглушала. Корабль медленно выправился. Экипаж снова поднялся на ноги. Прошло несколько секунд, прежде чем моих чувств достиг вездесущий гул двигателей.

Равновесия не потерял только Телемахон. Он не потрудился помочь мне встать. Вместо этого он убрал свои мечи в ножны и обратил безмятежный взгляд на оккулус. Было похоже, что снаружи, в окутанной золотистой дымкой пустоте, все спокойно. Мы вышли к Лучезарным Мирам, за Огненный Вал, где Астрономикон горел ярче и сильнее всего.

В тишине мне дышалось легче. Ко мне снова подошла Гира – во время столкновений она затаилась в безопасной тени.

Господин, – передала она.

Моя волчица.

– Анамнезис, сообщить о повреждениях.

– Обширны, – немедленно отозвалась Анамнезис. – Обрабатываю.

Автоматизированные чернильные стилусы на нескольких консолях начали выцарапывать подробности полученных «Тлалоком» ран на стопках грязного пергамента. Разум духа машины в действии. Леор, наблюдавший за несколькими рабами у консоли ауспика, начал изучать распечатанную информацию. Я не сомневался, что в то же время на его глазных линзах выводился поток данных, обновляемый с большей скоростью, однако ему хотелось простоты.

Мужчины, женщины и мутанты с шарканьем возвращались на свои места. Телемахон глядел мимо меня, куда-то за плечо.

– Хайон, – мягко произнес он, сделав жест рукой в перчатке. – Это один из ваших?

Я повернулся в сторону, куда он указывал. Там, на моем троне, с безмятежной величественностью восседал призрак убитого божества.

Лицо бога скрывала сверкающая золотая маска, черты которой были искажены в застывшей гримасе вопля боли. Это выражение – детально выполненные из золота открытые глаза, широко распахнутый рот, даже разошедшиеся зубы – представляло собой предсмертный крик человека, увековеченный в священном металле. По краям металлического лица полыхали отточенные солнечные лучи, образующие гребень из золотых ножей.

Остальные составляющие его облика контрастировали с мрачной вычурностью священного шлема. Он был худ, как труп, и облачен в простую тогу имперского белого цвета. Кожа не была ни бледной, ни смуглой – ее оттенок казался карамельной смесью того и другого. Возможно, это было следствием генов, возможно, ее окрасил свет природного солнца.

Мне доводилось видеть на стенах пещер его вырезанные изображения, нацарапанные первобытными мужчинами и женщинами, которые ожидали пришествия Императора. Повелитель Человечества в скелетоподобном, ритуальном обличье Бога Солнца, Солнечный Жрец.

– Люди из плоти, крови и костей плывут туда, где встречаются пламя и безумие.

Когда он заговорил, его слова пронизывала снисходительность, пылавшая за учтивостью. И все же, несмотря на всю силу, его голос был нерешителен. Это создание не привыкло к речи, и ее тонкости смущали его. Дух оглядел нас, и, в конце концов, его взгляд упал на меня.

– На твоей душе пятно. Болезнь, изображающая жизнь в облике волка.

– Она и есть волчица, – ответил я. – И она не болезнь.

– Если пожелаешь, я устраню ее прикосновение.

Гира оскалила на тщедушного выходца с того света свои черные зубы и резко щелкнула челюстями.

Призрак. Тронь меня и умрешь.

Создание вновь заговорило с неприятной нечеловеческой интонацией.

– Паразит, облеченный плотью зверя, присасывается к тени твоей души. Болезнь. Порча. Святотатство.

Гира запрокинула голову и завыла, бросая вызов на поединок между двумя духами. Я провел пальцами по ее темному меху.

Держись от него подальше.

Да, господин.

– А ты, дух, не притронешься к моей волчице.

Призрачный жрец распростер пальцы с тонкими костями, сделав жест в направлении прочих собравшихся вокруг моего трона.

– Да будет так. Почему вы здесь, люди из плоти, крови и костей?

– Потому, что мы так решили, – ответил я.

Позади нас Цах`к и еще несколько мутантов рычали и ревели на восседающую на троне фигуру. Некоторые из них вопили от боли, занимая позиции для обороны. Чем бы ни было это создание, его присутствие причиняло им боль.

Не стрелять, – передал я им, хотя честно говоря, не был уверен, повинуются ли они.

– Назови себя, – произнес Телемахон. Он встал перед занимавшим мой трон существом, не обнажая мечей. Вопрос снова заставил того замешкаться. Было похоже, что ему с трудом дается каждый наш вопрос, как будто мы говорили на незнакомом языке.

– Я – то, что осталось от Песни Спасения, – дух дышал, что являлось редким и ложным признаком жизни среди воплотившихся существ. При каждом его вдохе я слышал рев далекого пламени. Каждый выдох отдавался приглушенным звуком отдаленных криков.

– Убирайся с нашего корабля, – сказал Леор, – кем бы ты ни был.

Его тяжелый болтер остался в оружейной, однако он держал топор наготове в руках.

Солнечный Жрец сцепил тонкие пальцы на коленях.

– Когда-то вы были Его волей, воплощенной в железе и плоти и посланной приструнить галактику. Я – Его воля, воплощенная в безмолвном свете и посланная направлять миллиард кораблей к дому. Я – то, что остается от Императора ныне, когда Его тело мертво, а разум умирает. Эта смерть может занять целую вечность, однако она наступит. И тогда я умолкну вместе с Его последней мыслью.

Теперь и я ощущал боль, которую испытывали мутанты и люди из экипажа. От близости Солнечного Жреца у меня пульсировали носовые пазухи. Я чувствовал, что из носа начинает течь кровь.

– Ты – Астрономикон, – произнес я.

Золотая маска склонилась, кивнув.

– Я гляжу в вечность и наблюдаю пляску демонов. Я вечно пою в бесконечную ночь, добавляя мою мелодию к Великой Игре. Я – Царственный, Воплощение Астрономикона. Я явился просить вас повернуть назад.