Текст книги "Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Глава пятая

В конце концов, это случилось почти само по себе – так, как будто это всегда предполагалось и дожидалось своего часа в душах каждого из них, и нужен был только лидер, который стал бы катализатором. Больше не было Изумрудного Меча, ибо Изумрудный Меч был мертв. Не было и племени Змеи, и Медведя, и кого-либо еще. Был лишь народ гор Канис, наследники Стрельчатого Пика, единая нация, сплоченная войной.

Изумрудный Меч был уничтожен, а с ним и всякая надежда, что Голгоф станет, как мечтал, истинно великим вождем. Но даже если для него ничего не осталось, была еще возможность достойно погибнуть.

Вокруг него бежал клин из двадцати тысяч мужчин и немалого числа женщин, которые с криком изливались из лагерей в лесу – сердце атакующего войска. Ноги взбили землю в слякоть, все на ходу выхватывали оружие. Эти люди были отобраны из Изумрудного Меча и первых племен, которые вызвались объединиться с ним. Голгоф видел, что Хат ведет через предгорья собственный отряд. Далеко слева скакал авангард кавалерии на бледных конях, справа была огромная толпа воинов с северных берегов, возглавляемых Змеями, которые выглядели болезненными и вялокожими, но были столь же жестоки и склонны к убийствам, как любые жители Торвендиса.

Фланги находились слишком далеко, чтобы их видел Голгоф, и на севере их поддерживали странные воины с мощными, как у огров, телами и огромными глазами от того, что они жили во тьме долин. Южное крыло представляло собой массу воинов, восседавших на самых причудливых созданиях – чешуйчатых монстрах и длинноногих птицеподобных существах – рядом со всадниками-кочевниками из южной пустыни. Зрелище внушало благоговение: строй двигался вперед подобно сплошному ковру насекомых, стекаясь с предгорий к стене, которая отделяла горы от владений леди Харибдии.

Стена простиралась в обоих направлениях, сколько Голгофу хватало глаз, и выглядела крутой и неприступной, с массивными бастионами и нависающим сверху выступом. Она была примерно в сто метров в высоту, а расстояние между бастионами составляло метров пятьдесят. На укреплениях вверху с трудом можно было разглядеть крохотные фигурки – легионеров, готовящихся отразить атаку. Многие воины Голгофа тащили лестницы и крюки-захваты, другие намеревались осыпать укрепления дождем стрел. Другие просто хотели выманить легионеров в чистое поле и потерять головы в хаосе битвы под стенами. Сказать по правде, Голгоф был одним из них.

Земля впереди была изрыта траншеями и утыкана рядами шипов. Не обращая внимания на опасность, орды нахлынули на нее. Столь немногие из них когда-либо видели битву, масштабом подобную той, что им обещали здесь, что они практически обезумели от жажды боя и плевать хотели на угрозы. Масса немытых тел сгрудилась вокруг Голгофа, пока тот лез через баррикаду из заостренных колов, зная, что взбирается по телам собственных воинов, которые упали и погибли, пронзенные остриями. Перебравшись на другую сторону, он увидел, что траншея впереди заполняется телами, и вместе с толпой вокруг себя побежал по телам павших.

Они кричали – затоптанные люди от паники, другие – от радости, прилива ярости и адреналина, подобного которому они никогда не чувствовали. Начали прилетать первые стрелы, неточные выстрелы с большого расстояния, которые все равно попадали в цель, ибо упасть они могли только в массу атакующих. Голгоф увидел воина – он был уверен, что это кто-то из Меча – который пошатнулся со стрелой, угодившей сбоку в грудь, и исчез под ногами своих товарищей, как тонущий человек под волнами.

Когда стрелы начали падать гуще, Голгоф вытащил щит из-за спины. Рои стрел пробивали прорехи в наступающей орде, но те быстро заполнялись другими воинами, с нетерпением жаждущими оказаться в первой линии. Земля вокруг кишела ловушками и несла смерть скрытыми шипами, что пронзали ноги неосторожных, и ловчими ямами, которые пожирали по двадцать людей за раз.

Голгоф услышал трубы на стенах – отвратительный звук, созывающий на битву солдат Бога Наслаждений. Он видел сверкающие наконечники копий и сигнальные вспышки взрывчатки. В отдалении что-то полыхнуло, и поблизости взвился столб дыма и изуродованных тел. Удар грома прокатился по наступающим воинам. Голгоф поднял взгляд и увидел на стене огневую точку, где взгромоздилась гигантская боевая машина, швыряющая взрывчатые снаряды в сердце его армии.

Они трусливы, эти рабы королевы-дегенератки. Они скорее готовы убивать настоящих мужчин с расстояния, чем выйти и сражаться с ними лицом к лицу, мечами и топорами. Голгофа переполнила ненависть к леди Харибдии, которая лишила чести Изумрудный Меч, к ее солдатам, которых он бы с радостью рубил тысячами, если мог бы до них добраться, к самой планете, что позволила захватить власть этой раковой опухоли. Ненависть пронесла его над дымящимися кратерами, между падающими стрелами, над баррикадами и траншеями.

– Вперед! – закричал он на орду вокруг себя, на людей, которые теперь были окровавлены и пошатывались. – Вперед, псы! Ради вашей чести! Умрите как мужчины!

От взрывов содрогнулась земля. Сверху пошел дождь из земли и крови. Под ногами лежал толстый слой тел, а оборонительные траншеи уподобились кровавым топям. Копья на пружинах вырывались из земли и пронзали животы людей.

Голгоф попытался разглядеть, что происходит в дальних частях линии атаки. Конница обратилась в смятение, лошади застряли на баррикадах, в смешавшейся массе люди и звери затаптывали друг друга насмерть. Некоторые избежали свалки и растянулись длинной цепью, галопируя вперед – кое-кто даже добрался до самой стены, и конные лучники стреляли прямо вверх, а солдаты собирали по кускам лестницы, чтобы взобраться на укрепления. Со стен уже стекали потоки мерцающей кислоты, окатывая тех, кто пытался подняться, и стрелы падали густыми волнами.

Хат справлялся лучше. Его люди мчались вперед, увлекаемые потоком воинов Змеи. Они сильно уменьшились в числе из-за оборонительных сооружений, но это значило, что те, кто был достаточно силен, чтоб прорваться, не были обременены теми, кто пал. Хат на самом деле не командовал ими – никто не мог по-настоящему руководить такой ордой, она неслась вперед скорее по инерции, чем по приказам – но Голгоф хотел, чтобы его старый друг был здесь, как представитель племени Меча.

Яркие магические стрелы взмывали вверх над всем войском варваров. Их выпускали таинственные южные убийцы, и с каждым выстрелом крошечная фигурка падала с укреплений, чтобы упасть и разбиться о землю далеко внизу. В ответ с одной из башен вдруг ударили яркие копья молний, прямо в сердце смешавшейся конницы. Вспышка белизны, и на ряды варваров посыпался мокрый ливень обращенной в пыль земли, конской и человеческой плоти.

Они умирали, как и люди по всей стене. Голгофу не было до этого дела – он видел достаточно много умирающих и достаточно многих убил сам. Места для сочувствия не осталось, все внутри него заполнил гнев, казалось, готовый взорваться. Он двигался вброд по пролитой крови к стене, ряды воинов вокруг него редели, стрелы утыкали его щит, вознесенный над головой, а волосы и кожа стали липкими от брызг крови.

Внутри стены было сухо и темно. Сквозь камень начали просачиваться звуки битвы – глухой пульс боевых кличей и воплей, перемежающихся внезапным ревом пушек и грохотом, с которым магические залпы ударялись в землю.

Тарн вытащил кинжал и зажал его между зубами. Боком он втиснулся в расщелину и начал продвигаться вверх. Крепкая кожаная одежда защищала его от острых камней. Кинжал был его единственным оружием, потому что здесь, в середине стены, не было места, чтобы брать с собой щит или меч. Тарн не возражал – кинжалом он мог убивать лучше, чем большинство людей – чем бы то ни было другим. По правде говоря, он был достаточно силен, чтобы обходиться даже голыми руками. Грик выбрал его еще при рождении, отделив от более слабых младенцев очень простым способом: он держал их на холоде все дольше и дольше, пока не остался только один, и это был Тарн.

Для большинства эта трещина была бы слишком узкой, но Тарн был стройным и гибким, все его тело состояло лишь из мышц и костей. Массивные камни, из которых была выстроена стена, слежались за долгие века, но при этом немного сдвинулись с мест, так что остались промежутки, достаточно большие, чтобы туда мог протиснуться худой человек.

По мере того, как он взбирался, глухие отзвуки сражения смещались – снизу доносился громоподобный рев орды, сверху – грохот орудий и треск колдовства. Он чувствовал запах благовоний и парфюмов, которыми умащали себя служители Бога Наслаждений и с помощью которых производили ритуалы. Многие могли бы назвать этих людей женоподобными, но Тарн видел, в какое жуткое месиво они превращали охотников и падальщиков, которые попадались в руки их патрулей, и знал, что они были столь же безжалостны, как самый горделивый варвар. Он слышал слухи, что легионеры не чувствуют боли, как все. Их магия была столь же смертоносна, как у самых могущественных племенных колдунов, и к тому же они советовались с демонами, строя свои планы.

Порой Тарн размышлял, не мог ли он стать хорошим слугой для леди Харибдии. Боги знали, что он не слишком предан Изумрудному Мечу или Голгофу. Он сбежал со службы Грику, когда стало ясно, что старик обезумел так же сильно, как и мутировал, и присоединился к Голгофу по большей части из-за того, что погиб бы один в горах, и Голгоф казался наилучшим вариантом для убийцы, жаждущего выжить. Тарн даже не ненавидел легионы, как большинство племен – он вообще никого не ненавидел и просто считал, что все остальные – второстепенны перед его собственными желаниями выжить и найти себе приключений. Но судьба решила, что Тарн должен достаться Изумрудному Мечу, а не леди Харибдии, поэтому Тарн убивал для Голгофа и наслаждался этим, пока мог.

Тарн протискивался вверх по трещине, пока не выбрался через пол крохотной комнаты, заключенной в глубине стены. Воздух был спертый, дышалось с трудом. От сильного запаха пряностей и какой-то странной алхимической субстанции обжигало глаза. На стене, коптя, горел единственный зажженный факел – Тарн решил, что какое-то забытое заклинание не давало ему угаснуть.

Он взял кинжал в руку и осмотрелся, чтобы убедиться, что он в безопасности. С одной стороны пол просел, вероятно, из-за трещины в стене внизу, и открывал взгляду расщелину, из которой он выполз. Стены были какие-то странные, покрытые сложными узорами с необычной текстурой – только со второго взгляда Тарн понял, что они увешаны растянутыми и выделанными кожами, усеянными татуировками. Узоры искажались и скручивались на глазах у убийцы, на него как будто уставился призрачный взгляд – но он выкинул эту мысль из головы и бесшумно вышел через единственную дверь в комнате.

Выход находился под деревянной лестницей. Очевидно, солдаты поднимались по ней на укрепления, об этом можно было сказать по бряцанию доспехов и топоту ног. Тарн чувствовал запах пота и духов воинов, слышал неразборчивое бормотание – видимо, молитвы их богу. Он выглянул между досками ступеней и увидел десятки босых ног, многие из которых были покрыты старыми неглубокими ранами, нанесенными самими воинами.

Бойцы прошли мимо, и Тарн быстро выкарабкался на лестницу. Она была узкая, и воздух по-прежнему был затхлым, но на этот раз доносящиеся сверху запахи были смешаны со зловонием крови и смерти. Тарн хорошо знал эти ароматы – это место, хотя и странное и наполненное многими непонятными ему вещами, все же было полем боя, таким же, как и все остальные. И лишь на поле боя Тарн чувствовал себя как дома.

На стенах висели золоченые иконы, формами напоминавшие свернувшихся змей или переплетенные ветви. Повсюду были следы царапин, над дверью в самом верху лестницы был прибит старый гниющий труп. Он был одет в обрывки униформы легиона, поэтому Тарн предположил, что это преступник, убитый за какое-то нарушение и вывешенный в наказ остальным. Эти люди не так уж сильно отличались от его народа, подумал Тарн.

Пока что он был один. Но Тарн знал, что стены не только кишат легионерами, есть еще и несколько других лазутчиков, которые так же, как он сам, пробираются в сердце обороны.

Некоторые направятся в казармы, чтобы убивать резервных бойцов и оттянуть легионеров от стен. Другие, как Тарн, должны устроить как можно больший переполох на самих укреплениях. Большинство, конечно, не пройдет дальше стен или бастионов, но те, кому это удастся, принадлежали к числу самых хладнокровных убийц в горах.

По ту сторону двери стоял стражник – Тарн услышал сквозь дерево, как тот дышит. Он тихонько приоткрыл дверь и вонзил кинжал за ухом часового, даже не глядя за порог. Убийца поймал тело, вытер клинок об атласную униформу, положил труп прямо у порога и закрыл дверь за собой. Так Тарн впервые убил одного из этих врагов – еще одно убийство для бесконечного каталога, который он хранил у себя в голове. Немногие из подобных ему людей так долго считали свои жертвы, но Тарн считал, хотя ему понадобилось бы какое-то время на пересчет, чтобы назвать конечную цифру.

Лестница закончилась, и Тарн оказался в коридоре под самыми укреплениями – потолок коридора был полом для верха стены, и здесь, внизу, слышался топот десятков ног, выкрикиваемые приказы и свист летящих стрел. Тарн устремился по коридору и вышел на свежий воздух, на уступ в задней части стены, по которому можно было пройти вверх, к бастионам. Уступ был узок, чтобы затруднить продвижение врагов вниз, и это был единственный способ достичь уязвимых казарм и командных постов, если не считать очень длительного падения. Оборонительные сооружения были хорошо продуманы и выстроены таким образом, чтобы атакующие попадали в узкие места, где их могли бы удержать или уничтожить относительно немногочисленные обученные воины, или же так, чтобы они застряли на стенах, где на них обрушились бы пушки и лучники.

Короткий и узкий лестничный пролет вел к бастионам, и Тарн видел, что там творится бурная деятельность. Группы лучников давали залп, а потом уходили, в то время как ответные стрелы колотили по камню. Копейщики формировали резервы, чтобы заполнять бреши, оставленные погибшими. Отряды бойцов, вооруженных щитами, мечами и более экзотическим оружием, занимали позиции на перекрестках и у дверей, чтобы дать отпор любым врагам, которые могли пробраться на стены.

Тарн увидел какое-то существо, которое, вероятно, принадлежало к человеческой расе, но не слишком походило на человека – оно было вдвое выше взрослого мужчины, покрытое темно-красной чешуйчатой кожей, а вместо рук у него были плети со щупальцами на месте пальцев. Ног у него не было, вместо них под юбками из чешуи и шелковыми обмотками виднелась толстая кожаная оболочка, похожая на ногу слизня. Огромная широкая пасть изрыгала приказы, и по сложным украшениям на его растянутой униформе Тарн понял, что это нечто вроде офицера. Тарн бы назвал его Затронутым, другие сказали бы, что это урод или мутант – потомство Торвендиса часто рождалось со множеством аномалий, и некоторые дети были достаточно сильны, чтобы не только выжить, но и во многом превосходить обычных людей. Некоторые племена убивали их при рождении, неважно, насколько сильны они были.

Леди Харибдия определенно ценила тех, кто был для нее полезен. Тарн видел, что это конкретное чудище – хороший солдат, которого, несомненно, немало уважали другие легионеры.

Тарн не питал ни капли уважения ни к кому и ни к чему, кроме себя. Низко пригнувшись, он взбежал по лестнице, пока не оказался прямо под мутантом. Существо смотрело в другую сторону и указывало на поле боя своими змееподобными пальцами, выкрикивая лучникам, куда им обрушить свои залпы, на каком-то странном языке.

Тарн беззвучно прокрался по нескольким последним ступеням до самой тени мутанта, ясно понимая, что достаточно лишь одной пары зорких глаз, чтобы заметить его и поднять тревогу. Он выпрямился и впервые увидел поле боя. Темная шевелящаяся масса на земле растекалась, словно слизь, в направлении стен, постепенно истончаясь по мере продвижения через траншеи и ряды кольев. Сверкали взрывы, пушки и магия поднимали в воздух нечто, напоминающее фонтаны темной пыли – Тарн знал, что эти пылинки на самом деле – тела и фрагменты тел, мгновенно разорванных на куски.

Это была плохая смерть, что под молотом пушечного огня, что под ногами своих же товарищей. Еще до начала атаки Тарн надеялся, что Голгоф позволит ему вести бой здесь, наверху, где можно убивать чисто.

Пора было присоединиться.

Один из лучников потянулся, чтобы достать из колчана охапку стрел, и случайно оглянулся. Он встретился взглядом с Тарном, и мгновение они просто смотрели друг на друга. Легионер был старше большинства, с запавшими глазами и морщинистым лицом, которое к тому же было рассечено прямыми вертикальными шрамами, нанесенными им в знак верности Богу Наслаждений. Легионер выкрикнул предупреждение, и командир-мутант обернулся, уставившись на Тарна глазами на коротких стебельках.

Тарн никогда не делал ошибок. Иногда он ненамеренно создавал ситуацию, которая, хоть и незапланированная, могла, тем не менее, стать необычным преимуществом. Но не ошибки.

Он с силой метнул кинжал и исчез из виду, упав на лестницу, как только полетели стрелы. Убийца услышал звук металла, пронзающего кость, и понял, что клинок пробил череп мутанта. Если повезет, его мозг окажется на правильном месте, и существо умрет еще до того, как коснется пола.

Тарн поторопился вниз по краю лестницы, пригибаясь, чтобы увидеть любого, кто пойдет навстречу, прежде чем тот увидит его. Он услышал шаги, инстинктивно метнулся вперед и вогнал локоть в первое появившееся перед собой лицо, сломав противнику челюсть и всадив обломки кости в артерии в верхней части горла. Той же рукой, не прекращая движение, он выхватил стрелу из колчана умирающего и вонзил ее в пах следующего за ним лучника. Когда тот с воем согнулся пополам, Тарн схватил его за загривок и швырнул через плечо. Изломанное тело покатилось по ступеням.

Придут другие, а он в ловушке на этой лестнице, именно так, как и предвидели строители этих укреплений. Тарн потянулся вверх, зацепился пальцами за трещину между двумя каменными блоками и, опираясь краями подошв, сделал два широких шага вверх по стене. Потом он перескочил через парапет и оказался на основных укреплениях, приземлившись позади лучников, которые собирались ринуться на него вниз по лестнице. Убийца охватил рукой шею ближайшего воина и сломал ему позвоночник у самого черепа – этот прием он выучил в детстве, и теперь для него это было практически рефлекторное действие. Другой даже не заметил, что кто-то стоит позади, пока Тарн не схватил лук убитого, немного стрел и выпустил три из них в лучников. Стреляя, он быстро считал. Шесть – нет, девять осталось. Две стрелы попали в цель. Семь.

Он оглянулся. Позади, на расстоянии краткой пробежки, возвышалась причудливо украшенная башня, ребристая колонна, увенчанная острыми зубцами, словно короной, и высоким тонким шпилем. В башню вела солидная дверь, покрытая рунами. Она могла быть открыта, могла быть закрыта, но других вариантов не было, кроме как прорываться сквозь лучников или прыгать со стены.

В него полетели стрелы, выпущенные более решительными лучниками. Они что-то голосили на незнакомом языке, но Тарн понимал, о чем идет речь – «кретины, он позади нас, убейте его побыстрее».

Если бы Тарн начал пятиться, то даже если бы каждый его выстрел убивал по человеку, отряд бы утыкал его стрелами еще до того, как уполовиниться. Он хорошо владел луком, но лучше – голыми руками. Он бросился на них.

Лук был тонкий, но крепкий, изготовленный из какого-то матового черного вещества. Место, за которое надо было его держать, было позолочено, как и концы лука, сужавшиеся до тонкого острия. Тарн пробежал несколько шагов, вогнал острый конец в живот одного лучника и позволил своему телу по инерции пронестись дальше, к остальной шестерке, и сбить их с ног. Чья-то шальная стрела взмыла высоко в воздух.

Тарн пошарил вокруг и нашел короткий меч в ножнах, прицепленных к поясу лучника. Рывком он высвободил оружие и позволил своему телу совершать привычные движения, отточенные бесчисленными тренировочными поединками и свалками на поле боя. Он хлестал и парировал клинком, вонзил его под челюсть одному врагу, высвободил меч и отрубил другому руку.

Четыре.

Рукоять, увенчанная золотым шаром, пробила висок, а клинок проткнул бедро.

Три.

Бой закончился. Трое на одного практически означало победу: легионеры были хорошо натренированы и, что может быть важнее, были полностью преданы своему делу, но Тарн уже сто раз атаковал более многочисленных врагов и побеждал. Раньше, когда он работал на Грика, убийца прославился тем, что шел на риск, на задания, для выполнения которых надо было не просто перерезать людям глотки, пока они спят, и был всегда готов доказать, что он может драться с кем угодно, на любых условиях, и победить.

Три человека? Три мертвеца, насколько мог сказать Тарн. И они стали мертвецами еще до того, как эта мысль успела покинуть его разум.

Теплая липкая кровь в волосах вызывала знакомое, почти уютное ощущение, как и ладони, онемевшие от ударов клинка, натыкающегося на кость. Руки и ноги ныли, и они будут гореть, как в аду, на следующее утро, но пока что это говорило лишь о силе и скорости, которые позволили ему убивать, не дав жертвам издать ни звука.

После целой жизни, проведенной в убийствах, это занятие должно было стать скучной рутиной, но для Тарна в целом свете не было иного дела, которым бы стоило заниматься.

Стоны умирающих лучников привлекли чужое внимание. Он услышал голоса и звон копий на бастионах и даже заметил, как ствол одной из инфернальных пушек поворачивается к нему, готовый в упор стрелять по укреплениям, если враги пробрались на стену в большом количестве.

Значит, башня.

Тарн сбежал вниз со стены, поднялся по ступеням. Дверь была сделана из тяжелой древесины, почерневшей от времени и покрытой рунами. Глаза отказывались фокусироваться на них, как будто какая-то его часть боялась их увидеть. По дереву извивались размытые силуэты.

Тарн понял, что потерял драгоценные мгновения, таращась на дверь.

Он толкнул ее. Она распахнулась. Убийца бросился внутрь, выставив перед собой меч, готовый сразиться с отрядом мстительных легионеров.

Комната внутри была освещена четырьмя жаровнями, испускающими темно-красный болезненный свет. Повсюду вырезаны все те же странные, обжигающие глаза руны – на стенах, потолке и на полу, где узоры концентрическими кругами окружали единственный закрученный символ, изображающий свернутую змею.

В комнате было слишком много стен. Тарн не мог сосчитать их.

Дверь позади захлопнулась сама по себе. Других выходов видно не было.

Тарн не паниковал. Раньше он бывал в ситуациях, которые, фактически, были безнадежны. Как-то элитные стражи племени Змеи окружили его банду на какой-то одинокой горе, и он выполз из образовавшейся после стычки кучи трупов – раненым, но живым. Он с боем пробился сквозь длинный дом врагов Грика и попал в засаду лучников, которые осыпали его горящими стрелами, но отчаянно бросился на ближайшего врага и вышел из дома живым. Он даже решил помочь убить самого Грика, и не только остался жив, но увидел Грика мертвым и к тому же прикончил немало своих соплеменников.

Нет, это была не паника. У Тарна были большие возможности – выйти обратно на стену и умереть или остаться здесь и умереть. Это было жуткое место, которое по непонятным причинам вызывало у него отвращение, но у него была дверь, достаточно широкая, чтобы вместить двух человек, и, по крайней мере, он мог убить свою долю врагов, прежде чем они прорвутся и одолеют его числом. Не такой уж и плохой способ уйти, и к тому же многие сукины дети будут долго, очень долго помнить Тарна. Сколько людей проникло на стены леди Харибдии и пролило кровь их защитников голыми руками? Немного. Может быть, и вовсе никто.

Тарн никогда ни о чем не жалел. Он убил больше людей, чем большинство встречало за свою жизнь. Он никогда не растрачивал свою жизнь на служение тому, кого он скорее бы убил, чем подчинился ему. Он никогда не проигрывал в честном бою. Хороших дней для смерти не существовало, но этот был лучше, чем большая часть других.

Заложить дверь было нечем. Но когда он услышал легионеров, поднимающихся по ступеням, дверь не распахнулась. Что-то тяжелое ударило в твердое дерево, и дверь выгнулась – они пытались ее выбить. Она закрылась? Тарн не видел на ней ни замка, ни засова.

Наверное, магия. Тарн не обращал внимания и выжидал, прижавшись спиной к стене возле двери, у самого ее края. Еще один удар, дверь снова прогнулась и треснула. Руны скорчились, будто от боли, и потекли по древесине подобно каплям воды.

Наконец дверь лопнула, и в комнату ворвался окованный бронзой наконечник ручного тарана, рассчитанного на четырых человек. Прежде чем его успели вытащить, сквозь дыру мелькнул клинок Тарна и глубоко вонзился в горло одного из легионеров. Он услышал крик боли и гнева. Двое попытались пробраться в комнату, но Тарн врезал одному из них ногой в бок головы, а второму вогнал в шею набалдашник на рукояти меча. Он выглянул наружу меж обломков и трупов и увидел на стене примерно две дюжины легионеров, которые выстроились в очередь, чтобы убить лазутчика.

Внутрь полетели стрелы, и Тарн отступил. С ревом легионеры ринулись внутрь, намереваясь заполнить маленькое помещение своими телами и задавить Тарна массой и численностью. Убийца дважды ткнул мечом и почувствовал, как свежая кровь хлынула на его руки и грудь, покрытые старой, уже запекшейся. Три или четыре легионера ворвались в комнату с копьями наперевес. Изгибаясь между острыми наконечниками, Тарн крутанулся и срубил голову одному из них. Потом он прыгнул на врагов, сбил двоих на пол, прижал их коленями и врезал ребром ладони по челюсти следующего за ними.

Тарн снова уколол коротким мечом в правой руке, а левой вытащил из месива убитых копье. Еще больше легионеров побежало на него, выкрикивая слова, которых он не понимал, и бесстрашно хлынуло в дверной проем.

Тарн хватал их, насаживал на клинок, парировал копьем, шаг за шагом отступая вглубь комнаты по мере того, как росла куча падающих тел. Раненые выбирались из потока трупов, отплевываясь кровью, только чтобы умереть еще раз. Кровь хлестала из перерезанных глоток и отсеченных конечностей, брызгая на стены. Голодные руны как будто упивались кровью, становились все больше и начинали светиться.

Лучники, стоящие прямо за дверью, стреляли в него, но теперь тела были навалены до середины проема, и большая часть стрел зарывалась остриями в мертвечину. К этому времени Тарн затаскивал копьеносцев и мечников за баррикаду из трупов, чтобы убить их там. С башен на него бросили подкрепления, но Тарн одолел и их. Скольких они пошлют? Скольких они позволят ему убить, прежде чем разрушат башню тяжелым снарядом из пушки или заставят какого-нибудь чародея метнуть в дверь трескучие потоки молний? Скоро ли они начнут бросать внутрь бутыли с маслом и горящие головни?

Тарну было все равно. Это случится, рано или поздно. Но пока что он был твердо намерен провести остаток своей жизни, убивая, как он провел все минувшие годы.

Сквозь кучу тел пробился мутант с четырьмя толстыми мускулистыми руками и огромной рогатой лошадиной головой. У него не было оружия, но здоровенная лапа одним ударом отшвырнула Тарна на заднюю стену помещения. Наступая на трупы, существо подошло к нему и занесло над распростертым телом огромные, туго стиснутые кулаки. Тарн откатился в сторону, так что крошащий камень удар обрушился рядом с ним, и вскинул руку вверх, пронзив мечом мягкую часть мутантского бедра. Клинок перерубил артерию, наружу хлынула сине-зеленая кровь. Тарн рванул меч, рассекая сухожилие монстра, тот покачнулся и упал на стену. Убийца подполз к нему сзади и перебил врагу позвоночник на уровне талии. Мутант еще больше завалился набок, и тогда он нанес последний удар в затылок.

Тарн позволил себе почувствовать боль, чтобы оценить ранения. На нем была добрая сотня порезов. Пара пальцев на руке, в которой осталось измочаленное древко копья, была сломана. Чудовище перебило ему несколько ребер, грудина отделилась от них и двигалась, причиняя боль, когда он дышал. Обломки костей могли пробить легкие или задеть какую-нибудь артерию или вену. Возможно, сейчас он истекает кровью изнутри.

Он выронил древко и подготовился к новой атаке. Но ее не было. Через останки, наваленные у двери, он видел, что на стене никого нет вплоть до следующего бастиона. Дальше виднелись блестящие острия копий между бастионом и платформой орудия, но никто, похоже, не горел желанием отомстить за десятки убитых. Рявкнула пушка – но стреляла она не в башню, а почти прямо вниз. Взрыв далеко внизу отдался эхом, и Тарн понял, что орда уже у самого подножия стен, обменивается стрелами с защитниками и пытается найти способ забраться вверх.

Может быть, у врага кончились люди? Может, Тарн убил всех легионеров на этом участке стены, и в неразберихе еще никто не заметил их гибели?

Нет… кто-то приближался. Тарн посмотрел на изуродованные тела в поисках лука и стрел, чтобы убить его до того, как он войдет, но их не было. Он только сейчас заметил, что комната по колено залита кровью.

Приближающийся силуэт не принадлежал легионеру. Он был одет в свисающий до земли плащ, темно-синий с вышитым на нем закрученным пурпурным орнаментом и золотой отделкой. В одной руке фигура сжимала длинный бронзовый посох, чей набалдашник имел форму руны вроде тех, что покрывали стены комнаты. Как и они, набалдашник менялся и причинял боль глазам, которые отказывались фокусироваться на нем.

Высокий воротник незнакомца скрывал всю голову, кроме щели спереди. Тарн был рад этому, потому что, когда фигура приблизилась, он разглядел только серую, обескровленную кожу и рваную дыру на месте носа. Говорили, что колдовство взимает дань с тела и делает человека старым задолго до срока. Но те, кто овладел им, могли не обращать внимания на плоть, жить в мертвом теле и оставаться такими же ловкими и сильными, как в молодости. Должно быть, это было подобное существо.

Оно подняло свободную руку, и трупы начали подниматься. Тарн набросился с мечом на сочащиеся тела и отрубленные конечности, парящие в воздухе. Но они выплыли из комнаты и зависли над полом, а колдун прошел между ними. Кровь осталась на месте – пруд крови, глубиной по колено и становящийся все глубже.