Текст книги "Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 196 (всего у книги 273 страниц)

Талос возвышался над двумя сраженными девами, с его согнутых пальцев капала кровь. Когда все визги стихли, единственным звуком были шаги.

– Что это? – спросил он.

– Буря во плоти с дождем клинков. Та-Что-Блуждает-в-Пустоте, – Узас облизнул зубы, чувствуя вкус кислоты. – Буря Безмолвия.

XXVII
Блуждающая в Пустоте

Она явилась из тьмы, как и её сестры. Первым её увидел Вартон, и выкрикнул предупреждение. Но крик замер в глотке, едва начавшись: его оборвало лезвие копья, пронзившее нагрудник и разорвавшее оба его сердца одним ударом. Черное копье метровой длины в одно мгновение выскочило из спины Вартона, прежде чем скользнуть обратно со зловещей медлительностью.

Она оглядела каждого из них, пока тело падало, а писк остановившейся жизнедеятельности гудел в шлеме каждого Повелителя Ночи.

Все двинулись разом. Легионеры вскинули болтеры и открыли огонь. Каждый из них извергал поток разрывных снарядов, но ни один из них её даже не задел.

Завывания сигналов остановки жизнедеятельности звенели в ушах Талоса, пока он стрелял в танцующую мерцающую фигуру. Века тренировок и битв вкупе с процессорами наведения терминаторского доспеха и ретинального дисплея наводили его прицел. Штурмболтер грохотал и дергался в его руках, выплевывая снаряды сплошным потоком, прерывавшимся, лишь когда воину приходилось перезаряжать его.

Он сделал шаг назад, и другой магазин, щелкнув, встал на место. Легионеры перезаряжали свои болтеры без всякого единства, согласованность и прикрытие исчезли в один миг. Талос быстро оглядел комнату и увидел, что их болтерный огонь изуродовал все стены до одной, ни разу не задев жертву.

Следующим умер Джекриш Белоглазый, чья отрубленная голова слетела с плеч. Когда его тело начало падать, Талос поднял кулак, отбив летящий шлем своего брата. Тот улетел в сторону и загрохотал по полу. В это время Талос уже стрелял в темное пятно, где, как подсказывали ему инстинкты и прицельная сетка, могла быть жертва. Еще больше осколков каменных стен полетело в стороны.

Она не останавливалась даже для того, чтобы убивать. Копье прошло сквозь пояс Гол Таты, разлучив его тело с ногами. В ту же секунду расстался с жизнью Фаровен, преодолев полпути через комнату. Выкованная из чужеродного железа и черного пламени трехконечная метательная звезда расколола его голову пополам. Оба тела упали, одновременно грохнувшись о каменный пол.

Меркуциан закричал, выгибая спину в своем громоздком доспехе и ругаясь. Талос уловил движение на дисплее визора – из спины брата вышло копье. Меркуциан отшатнулся назад и не упал лишь благодаря искусственным стальным мышцам в сочленениях брони. Его штурмболтер прогремел еще раз и выпал из ослабшей руки.

Когда метательная звезда ударила Узаса, она попала в его рогатый шлем и осколки керамита застучали по стенам. Он не отшатнулся как Меркуциан. Узас сделал шаг и упал на четвереньки. Звук падения был столь громким, что задрожал пол. Талос видел, как на темный камень закапала кровь, собираясь в лужицу между трясущимися руками брата.

– Талос, – затрещал вокс.

– Не сейчас.

– Брат, – произнес Вариель, – когда ты вернешься на поверх…

– НЕ СЕЙЧАС!

Он следил штурмболтером вслед за размытым пятном, а оно плясало позади Коросы – последней живой души из Третьего когтя. Короса обернулся быстро настолько, насколько позволяло ему генетически модифицированное тело, вскидывая завывающий цепной меч. В то мгновение, пока Талос целился, Короса отшатнулся назад, а из его отрубленной руки ударил фонтан крови. Он сделал два шага, прежде чем очередной взмах копья выпотрошил его, а из разрубленного доспеха с влажным хлюпаньем вывалились кишки.

Талос выстрелил над плечом Коросы. Один-единственный треск и глухой взрыв, последовавший за ним, были самыми прекрасными звуками, которые он когда-либо слышал. Талос увидел, как размытое пятно приобрело очертания женской фигуры ростом с каждого из них в терминаторском доспехе, и как она делает шаг назад, а её голова повернута вбок.

Меркуциан пытался дотянуться до упавшего болтера, Узас все еще лежал на полу, но Сайрион окончательно прицелился в тот же момент, когда Талос снова выстрелил. Перед ней из ниоткуда возник серебристый полумесяц. Снаряды взрывались один за другим, не долетая до нее. Глазам пророка потребовалась пара драгоценных секунд, чтобы приспособиться к скорости и понять, что она блокирует их огонь клинком своего копья.

Но она не могла отбить их все. Несколько снарядов взорвались об её черно-костяную броню, заставив отшатнуться снова.

Талос прервался для перезарядки. То же сделал и Сайрион секундой позже, и оба застыли с пустыми болтерами, уставившись на поврежденную стену, где мгновением ранее была ксенотварь.

Короса упал на пол, прервав внезапную тишину.

Сайрион долго вертелся на месте, не желая верить, что она исчезла. Вернулись другие, менее навязчивые звуки: вздохи задыхающегося Меркуциана, полное боли ворчание Узаса и шипение остывающих болтерных стволов.

– Я не вижу ее, – передал Сайрион по внутреннему вокс-каналу. – И у меня кончились боеприпасы.

– И у меня, – Талос сопротивлялся необходимости проверить Узаса и Меркуциана, и не сводил глаз со стен, повернувшись спиной к Сайриону.

– Она все еще здесь, – сказал Сайрион. – Должна быть.

– Нет, – Талос указал своим силовым кулаком: след кровавых брызг вел из комнаты обратно в тоннели. – Она убегает.

Сайрион бросил пустой штурмболтер, расставшись с ним без сожаления.

– Нам следует заняться тем же.

Сервиторы ожидали их, столь же безмолвные, словно в каком-то безмозглом почтении. Талос вошел первым, и жестом указал аугментированным рабам заняться им.

– Выньте меня из этой брони.

– Повинуюсь, – разом произнесли двенадцать голосов.

– И меня, – сказал Меркуциан.

Он был без шлема и сплюнул кровь на пол. Она сразу же начала разъедать камень.

– Повинуюсь, – произнесли остальные сервиторы.

– И давайте пошевеливайтесь, – произнес в вокс Сайрион, карауливший вместе с Узасом вход в комнату. Меркуциан бросил ему свой болтер, когда вокруг него собрались сервиторы. Сайрион проверил запас патронов на ретинальном дисплее и подготовил оружие. Несмотря на раны, Узас стоял выпрямившись и молчал. Единственным звуком, который он издавал, было размеренное, медленное дыхание. Его шлем был разбит, покрыт трещинами и обнажал большую часть его окровавленного лица. Несфокусированные глаза смотрели в тоннель, как и спаренные стволы его штурмболтера.

– Я буду скучать по этой броне, – произнес Сайрион. – Узас и Меркуциан живы лишь благодаря ей. Копье прошло бы сквозь обычный доспех как нож сквозь масло.

Меркуциан неохотно пробормотал что-то, соглашаясь. Ему требовались все его силы, чтобы хотя бы стоять, а каждое движение вызывало новый мышечный спазм и новую вспышку боли, ползущую вдоль позвоночника.

– Я еще недолго протяну, – произнес он, снова сплюнув кровью.

Механические инструменты сервиторов приступили к работе: сверлили, откручивали и снимали фрагменты брони. Освобождаясь от очередной пластины брони, Талос чувствовал, как дышать становится легче.

– Как и все мы, – сказал он. – Мы спустились сюда не для победы.

Узас усмехнулся, но ничего не сказал.

– Брат? – произнес в вокс Талос. – Узас?

Повелитель Ночи повернул свой разбитый шлем и окровавленное лицо к Талосу.

– Что?

Сервиторы отсоединили терминаторские наплечники с хрустом и щелчками, и унесли их. Талос посмотрел в глаза Узаса, такие же черные как и его собственные, и ощутил, что в лице брата произошли какие-то перемены, но никак не мог понять, какие именно.

– С тобой все в порядке?

– Да, брат, – Узас вернулся к своим обязанностям караульного. – Лучше не бывает.

– Ты хорошо говоришь. Ты говоришь очень…ясно.

– Видимо, да, – броня Узаса протяжно зарычала, когда он взглянул на Сайриона. – Я и чувствую себя яснее.

Когда сервиторы сняли силовой кулак Меркуциана, у него подкосились ноги. Он споткнулся и прислонился к стене, чтобы не упасть. Из уголка его рта текла струйка крови.

– Когда пойдете, оставьте меня позади, – сказал он. – Мой позвоночник горит от боли, и боль сползает к ногам. Я не смогу бежать как вы.

Единственным, кто нашелся что ответить, был Сайрион.

– А он все-таки прав. Настало время разделиться, Талос. Она пронесется сквозь нас как порыв ветра, если мы будем охотиться за ней стаей.

Узас снова издал гортанный смешок.

– Ты просто хочешь спрятаться.

– Довольно умозаключений, слюнявый.

Меркуциан подавил рык.

– Хватит разговоров о разделении. Оставьте меня и доставьте пророка обратно на поверхность. У Вариеля была причина, чтобы прийти, идиоты. Талос не может умереть здесь.

– Да заткитесь вы все! – выдохнул Талос когда с него сняли шлем. – Узас, Сайрион, следите за тоннелями.

Охота Малхариона была более неспешной, но не менее плодотворной. Он шел по тоннелям, возвращаясь назад, когда внезапно натыкался на разрушенный проход или на зал, слишком узкий для его габаритов.

– Когда-то это была мастерская. Здесь трудились технодесантники Легиона. Не все, разумеется, но многие из них.

Марлона хромала рядом с громадной боевой машиной. Свет её фонаря мигнул и снова погас, и в этот раз удар по ноге не помог его оживить. Несколько секунд она стояла в темноте, слушая покрытых пылью призраков забытой крепости.

– Наши технодесантники и обученные слуги создавали сервиторов нескончаемым потоком. Пленные, неофиты, не прошедшие испытания, собранные с сотен миров люди, привезенные сюда, чтобы служить. Ты можешь это себе представить? Можешь вообразить производственные линии, заполнявшие этот пустой зал?

– Я…я ничего не вижу, господин.

– А.

С щелчком вернулся свет. Прожектор вспыхнул на плече дредноута.

– Так лучше?

– Да, господин.

– Прекрати использовать это слово. Никому я не господин.

Марлона сглотнула, оглядывая место, куда светил прожектор.

– Как вам угодно, господин.

Малхарион медленно, с лязгом и скрежетом, шел по просторной зале.

– Сейчас все совсем по-другому. Это больше не мой дом, и это больше не моя война. Но хотя бы я на охоте. Несмотря на боль, она стоит того, чтобы поохотиться в последний раз.

– Да, господин. Как скажете, господин.

Дредноут загудел, повернувшись на поясной оси, и шагнул в новом направлении, когда его ноги повернулись вслед за корпусом. Блики осветили потускневшую броню. На железном теле боевой машины остались следы последних схваток с ксеносами в масках. Тем не менее, он убил их всех до того, как они смогли подобраться ближе к его спутнице.

– Вы живы, господин? Я имею в виду… вы говорите о смерти и воскрешении. Что вы такое?

Дредноут издал неловкий скрежещущий звук.

– Я был капитаном Малхарионом из Десятой роты, нареченный примархом военным мудрецом. Он счел мои длинные трактаты по военному делу бессмысленными, но забавными. Он не раз читал мне нотации и советовал пойти служить в Тринадцатый, где мое острословие больше пришлось бы ко двору.

Она медленно кивнула, глядя на пар от своего дыхания.

– Что такое – примарх?

Малхарион снова издал все тот же скрежещущий звук.

– Просто легенда, – прогрохотали вокс-динамики. – Забудь, что я сказал.

Какое то время они стояли молча. Малхарион снова настроил вокс и, погрузившись в тихое созерцательное бездействие, прислушивался к словам Вариеля, Талоса, Люкорифа и последних оставшихся в живых членов его роты. Прибытие Живодера удивило его, как и десантно-штурмового корабля, что его доставил. Не считая этого, они, как казалось, гибли так, как сами того желали: умирая лишь после того, как отнимут жизни бесчисленных врагов, в последний раз увлажнив камни древнего замка их кровью.

Быть может, это не было столь славно, но это было правильно. Они были не такими как Имперские Кулаки, чтобы сиять золотом побед под палящим солнцем и выкрикивать имена своих героев в равнодушные небеса. Так сражался Восьмой легион, и так умрут, в конце концов, все сыны мира без солнца: одни, в темных подземельях, крича от гнева.

На мгновение он задумался о лжи, которую он сказал смертной рядом с ним: он солгал, что последняя охота доставляет ему удовольствие. Он испытывал странное чувство благодарности за шанс быть свидетелем того, как его бывшие братья по оружию встретят свою кончину как истинные сыны Восьмого легиона, но ему не было никакого дела до бестолковых ксенодикарей. За что ему на них злиться? Не за что. Вообще. Он убивал их лишь для того, чтобы преподать им урок Восьмого и показать изъяны их нечеловеческой самоуверенности.

Он не думал, что его могут сразить их разрозненные отряды слабаков. Возможно, двадцать или тридцать ксеновоинов с лучшими клинками могли бы его одолеть, но даже тогда…

Нет.

Он встретит свой конец в этой холодной могиле, уже в гробу и, наконец, погрузится в безмолвие, когда мощность реактора дредноута иссякнет. До этого момента могли пройти десятки лет. Могли пройти и тысячи – этого ему не узнать.

Малхарион отключил вокс и снова обратился к человеку рядом с ним. Как её там звали? Он разве спрашивал? Да какая разница?

– Ты хочешь умереть здесь внизу, человек?

Она сжалась от холода.

– Я не хочу умирать вообще.

– Я не бог, чтобы творить чудеса из небытия. Все умирает.

– Да, господин.

И вновь – молчание.

– Я слышу голоса, – призналась она. – Чужаки снова идут.

Внушительных размеров автопушка на правой руке дредноута поднялась и издала клацающий звук перезарядки, который стал для Марлоны уже знакомым. Перешептывания становились все громче. Она практически чувствовала, как кто-то сзади дышит ей в шею.

– Моя легенда уже завершилась славой. Капитан Малхарион, возродившийся в несокрушимой стали, дабы повторно сразить Рагуила Страждущего из Девятого легиона, прежде чем наконец впасть в вечное забвение. Хорошая легенда, не так ли?

Даже не понимая значения слов, она чувствовала их важность.

– Да, господин.

– Кто же станет портить эту легенду последней нерассказанной главой? Кто отринет убийство имперского героя, дабы спасти одного-единственного человека от смерти в бесконечной тьме?

Малхарион так и не дал ей времени ответить. Его орудия поднялись, он развернулся вокруг оси и наполнил комнату оглушительным грохотом выстрелов.

Первый коготь стоял в полной боеготовности в окружении отключившихся сервиторов и бесценных комплектов терминаторской брони, которая больше никогда не увидит солнечного света.

Талос убрал в ножны гладий, закрепил на бедре пустой болтер и поднял Клинок Ангелов. Лицевой щиток с нарисованным на нем черепом, лоб которого был отмечен руной, обозначавшей столь часто ненавидимый им титул, оглядел каждого из братьев.

Дыхание Меркуциана было неровным и хриплым, по воксу оно звучало влажно, но он стоял прямо и держал свой тяжелый болтер. Его бесстрастный шлем, увенчанный двумя изогнутыми рогами, глядел на остальных.

На Узасе был шлем древнего образца с отпечатком ладони. В одной руке был цепной топор, в другой – гладий. Плащ из содранной кожи был наброшен на плечо, своей мрачной царственностью контрастируя со свисавшими с его брони черепами.

Сайрион приготовил цепной меч и болтер. Отметины в виде вспышек молнии на лицевом щитке смотрелись как неровные дорожки слез.

– Давайте закончим с этим, – сказал он. – Мне и так уже наскучило жить.

Талос улыбнулся, хотя никогда прежде ему не было настолько невесело. Узас не сказал ничего, а Меркуциан кивнул и заговорил

– Мы выведем тебя на поверхность. После того как с тобой поболтает Вариель, мы вернемся и спустим шкуру с этой ксеногарпии.

– Простые планы всегда самые лучшие, – подметил Сайрион.

Талос повел их прочь из комнаты, оставив брошенные реликвии и безмозглых рабов тлеть во тьме.

XXVIII
Несказанная истина

Через час это стало затруднением, через два – проблемой. На третий час они и вовсе едва передвигались.

– Просто оставьте меня, – сказал Меркуциан, опираясь на плечо Талоса. Он замедлял их. Талос знал это, как знали Узас и Сайрион, но лучше всего это осознавал сам Меркуциан.

– Оставьте меня, – повторил он.

– Оставь пушку, – ответил Талос. – Вот от нее точно никакого толку.

Меркуциан еще крепче сжал свой тяжелый болтер.

– Просто оставьте меня. Я вырежу всякую ксенотварь, что придет меня искать. Если они позади нас, я смогу выиграть для вас немного времени.

Сайрион шел рядом с Талосом и хромающим воином. Глубоко вздохнув, он сказал по личному каналу:

– Мы должны оставить его, брат.

Талос даже не посмотрел в сторону Сайриона.

– Ты должен заткнуться.

– Мы умрем, Талос. Вот почему мы здесь. Меркуциан уже умирает, Узасу тоже недолго осталось, судя по его голове. Его череп ободран до кости, а один глаз остался в той же комнате, где погиб Третий коготь.

Талос не стал спорить.

– Узас беспокоит меня также как и Меркуциан. Он кажется… холодным, отрешенным.

– Если не сказать больше. Пошли, и какая разница, что там Вариель расслышал в шепоте ксеноколдовства? Мы – мертвецы. Если мы не умрем здесь, мы умрем на орбите.

Талос ответил не сразу.

– Десантно-штурмовой корабль проскочил. Он может проскочить и обратно. Ты же слышал, что Вариель говорил о кораблях духов. Игра изменилась.

– И ты ему веришь? Ты считаешь, что тебе суждено выжить и объединить Легион?

– Я не знаю, во что верить.

– Очень хорошо. И если ты не рассчитываешь умирать здесь, какое же видение будущего открылось тебе к сегодняшнему моменту?

– Никакое.

– Вот и ответ. Ты умрешь здесь, как и все мы. И не вздумай испортить нашу последнюю охоту тем, что мы хромаем и убегаем, поджав хвост, как побитые собаки. Мы должны найти ее, пока она ранена, и не дать ей устроить нам еще одну засаду. Это не по-нашему.

Талос покачал головой, поправляя Меркуциана на плече.

– Хватит, Сай. Я не оставлю его. И мне нужно добраться до Вариеля.

– Твое доверие Живодеру – твой собственный изъян, и тебе с ним бороться. Не втягивай в это и наши жизни. Если даже тебе и в самом деле плевать на последнюю охоту, то Меркуциан по-прежнему прав: ты хочешь выбраться на поверхность, а он задерживает нас.

Талос сощурил глаза, продолжая идти.

– Порой, Сай, я начинаю понимать, за что тебя так ненавидел Ксарл.

– Да ты что! – фыркнул Сайрион. – Не прикрывайся его призраком так, будто бы его растрогали твои сантименты. Первое что бы сделал Ксарл – оставил его позади. Ты знаешь, что это так, как и я. Наверное, это одно из немногих, в чем мы с ним были бы полностью согласны.

Талос не нашел ответа.

– Братья, – произнес Узас с безмятежным спокойствием. – Я слышу ее. Она идет, мчась сквозь тьму.

Первый коготь удвоил усилия. Сайрион подхватил Меркуциана с другой стороны, помогая раненому воину хромать дальше.

– Талос, – проворчал Меркуциан.

– Заткнись. Просто двигайся.

– Талос, – огрызнулся он, – пришло время. Трон пламенеющий, Ловец Душ, пришло время. Оставь меня. БЕГИ!

Она пришла из темноты, сжимая в закованных в костяную броню руках колдовские клинки. Метательная звезда горела черным, закаленным в варпе пламенем; копье шипело как слиток железа в кузнечных клещах, только что вынутый из печи.

Лишь один стоял на её пути. Она чуяла химическую вонь оружейной смазки и грязной крови, сочившейся из ран. Она его пометила. Она знала запах его жизни.

Одинокий мон-кей из нечестивой воинской касты, брошенный своими сородичами истекать кровью в одиночестве. Как мало эти создания знали о преданности и благородстве!

Когда она приблизилась, то увидела, как он выпрямился, чтобы поднять свое оружие, и услышала единственное слово на одном из грязных языков человеческого рода.

– Juthai’lah, – произнесла умирающая душа из касты воинов.

Меркуциан втянул холодный воздух через решетку шлема. Целеуказатели на ретинальном дисплее не могли захватить приближающуюся ведьму-королеву, будто сама реальность противилась её присутствию.

Он моргнул, чтобы очистить визор, перехватил тяжелый болтер и поднял его пасть, направляя ствол в коридор.

Она подошла ближе, но легионер все еще не мог в нее прицелиться. Будь прокляты эти аугметические прицелы. Вернемся к простой чистоте.

Меркуциан выдохнул вслух одно слово, и ему было без разницы, знала ли эльдарская дева его значение или нет.

"Режим охоты".

Секундой позже в его руках задрожал болтер, сотрясаясь от гнева и наполняя узкий тоннель разрывными снарядами.

Выжившие бежали.

Их сапоги стучали по камням, когда они неслись без оглядки. Генетически усиленные мускулы ходили ходуном под псевдомышечными жгутами, что придавали им еще большую мощь. По три легких и два сердца работали на пределе возможностей в каждой груди.

Талос перемахнул через кучу камней, приземлившись на той стороне и не сбившись с шагу. Руны на дисплее его визора показывали скорость от восьмидесяти четырех до восьмидесяти семи километров в час. Эти показания падали каждый раз, когда ему приходилось разворачиваться юзом или отпрыгивать от стены на повороте, чтобы сохранить хоть какую-нибудь скорость.

На седьмой минуте их бега Талос тихо выругался. На краю ретинального дисплея вместо трех оставшихся показателей жизнедеятельности остались два, а в воксе запищал сигнал остановки жизнедеятельности.

Меркуциан дрожал, умирая в её хватке. Даже сквозь угасающее зрение он видел ущерб, нанесенный её шлему и нагруднику – броня была пробита и он чуял запах вонючей ксенокрови. Он смог задеть её лишь несколько раз, хотя выпустил более сорока снарядов из тяжелого болтера. Разрывные снаряды смогли её ранить, но не остановить, как он надеялся.

Голос эльдарской ведьмы, насмешливый, несмотря на свою нежность, ласкал его слух.

– Спи.

Меркуциан схватился за пронзившее его грудь копье и потянул. Он проскользил на полметра ближе к ней, ощущая ужасный пронзительный скрежет металлического древка о свои сломанные ребра и обгорелую плоть.

– Спи, – повторила она, на этот раз смеясь. Она рассмеялась в полный голос мелодичным смехом, от которого Меркуциан лишь крепче стиснул зубы. Он снова схватился за копье и потянул. На этот раз он едва продвинулся: сила утекала из него вместе с кровью.

Она резко дернула копье, и его извлечение оказалось куда более болезненным, чем момент, когда оно с треском вошло в тело. Лишившись точки опоры, воин согнулся и упал на пол на обессилевших ногах. Грохот брони гулким эхом разнесся по тоннелю.

Какой то момент он лежал в позе эмбриона, пытаясь втянуть воздух, который отказывался входить в легкие. Он тонул, не будучи под водой, а зрение уже начало терять краски.

Она прошла мимо него. Вид её сапог моментально привел его обратно в чувство. В режиме охоты она виделась ему лишь размытым тепловым пятном, но опыт позволял увидеть нужные детали.

Вопль боли и рев усилий слились в одну пронзительную песнь. Меркуциан никогда в жизни не двигался так быстро, и никогда больше не будет. Его гладий пронзил тыльную часть бедра ксенодевы и вышел спереди, застряв в ране. Она закричала в ответ и, развернувшись, всадила копье ему в грудь второй раз.

Меркуциан ухмыльнулся ей, испустив последний вздох. Встретившись взглядом с королевой ведьм, он потратил его, чтобы произнести последние слова.

– Попробуй побегать теперь…

Люкориф приземлился в облаке пыли. Стоявший под дождем Вариель не обратил на это внимания, вдыхая профильтрованный воздух через загерметизированную броню.

– Я их вижу, – произнес раптор. – Они выбрались на поверхность на западе, на зубчатых стенах.

Вариель немедленно бросился бежать. Он услышал смех Люкорифа и гул включающихся двигателей. Через пару секунд Люкориф налетел на него сзади, и, ухватив за наплечники, поднял с земли.

Вариель, не любивший летать и еще меньше любивший кого-либо из Кровоточащих Глаз, сохранял постыдное молчание, пока внизу проносились руины.

Первый раз он увидел Вариеля не тогда, когда того весьма грубо сбросили с высоты на зубчатую стену, а тогда, когда ретинальный дисплей определил близость его бадабского брата и присоединил третий сигнал жизнедеятельности к двум другим, обозначавшим Узаса и Сайриона. Руна Ксарла и руна Меркуциана, в отличие от них, были серыми и неподвижными.

Люкориф приземлился куда более грациозно, уцепившись когтями за наклонившуюся кривую стену с бойницами.

Талос приблизился к апотекарию, когда тот поднялся на ноги

– Мне нужны ответы, Вариель, и прямо сейчас.

– Мои объяснения займут какое-то время. Я могу вызвать челнок.

– Септим и Октавия в самом деле здесь? На этой планете?

– На объяснение этого тоже потребуется время.

– Мы во многом ограничены, брат: боеприпасы, надежда, воины. К этому списку можешь добавить еще и время. Где «Опаленный»?

– На зубчатой стене, к северу. Возможно в четырех минутах лету.

Талос перенастроил вокс на знакомый канал, не думая, что когда-либо придется им воспользоваться.

– Септим.

– Господин? Рад слышать ваш го…

– Поднимай корабль и лети над центральными руинами. Мы направляемся к ним. Не приземляйся, пока мы не выйдем на связь: слишком опасно для вас оставаться на земле дольше, чем нужно. Ты меня понял?

– Да, господин.

– И если тебе выпадет шанс поймать в прицел эльдарскую деву в броне из кости, я буду признателен, если ты расстреляешь её в кровавую пыль.

– Эээ… как скажете, господин.

Талос отключил вокс-канал и посмотрел на остальных.

– Рассейтесь в руинах, пока не прибудет челнок. Не дайте ей вас обнаружить. Вперед. Вариель, ты со мной. И начинай объяснять.

Сайрион бежал сквозь пелену дождя. Эта истертая временем секция крепостных стен была лишь семь метров в высоту, и он с легкостью с нее спрыгнул. Его подошвы захрустели по каменистой почве, и он снова перешел на бег.

Найти укрытие в руинах гигантской крепости едва ли было трудным делом: даже на поверхности воздействие атмосферных условий оставило на серых равнинах брошенный город щебня и покосившихся стен. Он бежал несколько минут и остановился, достигнув кучи камней, которая когда-то была стеной казарм.

Повелитель Ночи принялся взбираться на нее. Латные перчатки выбивали уступы и цеплялись за них там, где камень был слишком мягкий, чтобы держаться за него под дождем.

– Сайрион, – произнес голос. Не по воксу, а сквозь дождь. Он был где-то поблизости.

Сайрион оглянулся. Наверху широкой стены сгорбился Узас и смотрел на него сверху вниз. Кровавая пятерня на его шлеме была не тронута дождем.

– Брат, – ответил Сайрион. Повисла напряженная пауза. Сайрион взобрался на стену, и Узас выпрямился в полный рост и отступил. Цепной топор и гладий все еще были у него в руках.

– Нам надо поговорить, – произнес Узас. Буря усилилась, молнии расчертили небо над их головами.

– Талос сказал нам разделиться.

Узас не отводил от него своих красных оптических линз.

– Талос. Да, давай поговорим о Талосе, – его голос никогда прежде не звучал так ясно, как минимум на протяжении минувших со времен Великой Ереси веков. Сайрион не мог перестать удивляться тому, что сделало ранение в голову с его братом.

– И что Талос? – спросил он.

На мгновение Узас нажал на гашетку цепного топора. Капли дождя брызнули с вращающихся зубьев.

– Талос много раз терял терпение по отношению ко мне в течении десятилетий с тех пор как мы покинули Тсагуальсу. И до сих пор он относился ко мне должным образом. Всегда защищал меня. Всегда помнил, что я его брат, а он – мой.

Сайрион опустил руку на цепной меч в ножнах.

– Да. Было такое…

Узас наклонил голову.

– А вот ты – нет.

Сайрион выдавил смешок. Он прозвучал лицемерно, и был таким же.

– Сайрион, Сайрион, Сайрион. Я всегда думал, глядя на свои руки в красном. Я ношу красные руки грешника за мои многочисленные, многочисленные бесчинства, творимые на борту «Завета» среди смертных членов экипажа. Последним был отец Рожденной в Пустоте, не так ли? Тот бестолковый запуганный старик, который обливался потом, хныкал и сжимался в комок всякий раз, когда мы проходили мимо.

Узас шагнул навстречу к Сайриону.

– Каков был на вкус его страх, а, Сайрион? Каков был его вкус, когда ты убил его? Он все еще обжигал твой язык, когда ты стоял рядом с остальными и позволял обвинять меня?

Сайрион достал оба клинка, когда Узас подошел еще на шаг ближе.

– Люкориф тебе все рассказал, да?

– Ничего Люкориф мне не рассказывал. Я прокручивал прошлое в своем сознании последние несколько часов, и все оказалось весьма просто. Никто другой не счел бы старого дурака привлекательной целью. Никто другой не смог бы вкусить его трусость так, как мог ты. И любой бы просто сознался Талосу в содеянном. Но не ты, конечно нет. Только не распрекрасный Сайрион!

Сайрион бросил взгляд назад. Он был уже слишком близко к краю стены и к долгому падению вниз, которое ждало его, если он оступится.

– Узас…

– Я же был так близорук, разве нет? Отвечай мне, Сайрион! Сколько раз ты убивал, чтобы вкусить страха членов экипажа, и стоял рядом, когда обвиняли меня? Пробираясь через спутанные воспоминания, я припоминаю те разы, когда я охотился на самом деле, и те многочисленные случаи, когда я терял контроль над собой. Но их в разы меньше, чем все то, в чем меня обвиняют.

– Не пытайся обвинить меня в…

– ОТВЕЧАЙ! – Узас сорвал свой шлем и бросил его в сторону, чтобы взглянуть Сайриону в лицо. Его иссеченное шрамами, сшитое лицо разбитого ангела искажала ненависть. Одна сторона головы все еще была окрашена кровью, одна глазница была пустой. – За сколько твоих прегрешений прокляли меня?

Сайрион улыбнулся терявшему самообладание брату.

– За минувшие века? Десятки. Сотни. Выбор за тобой, безумец. Какое значение имеют еще несколько душ среди тех, что ты забрал сам?

– Это имеет значение, потому что я наказан за твои грехи! – с губ Узаса летели слюни, когда он кричал. – Все остальные презирают меня. Сколько из этих обвинений можно взвалить на твою голову?

– Все остальные мертвы, Узас, – голос Сайриона оставался спокойным и холодным. – Чему они верили, больше ничего не значит. Ты проклял себя в их глазах за вечные выкрики о твоем Кровавом Боге всякий раз, когда ты поднимал клинок в битве.

– Я. Никогда. Ничему. Не поклонялся, – Узас направил цепной топор на голову брата. – Ты никогда не понимал этого. Легион поднимает иконы Богов лишь тогда, когда нужно. Какова бы ни была цена, войны должны быть выиграны. И я не исключение! Не исключение!

– Как скажешь, Узас.

– Знаешь, сколько раз мои мысли прояснялись лишь для того, чтобы столкнуться с братом, взбешенным моим очередным убийством кого-то из ценных членов экипажа? – Узас сплюнул в сторону. Его лицо было еще более ужасающим теперь, когда дождь смыл кровь. С левой стороны головы кожа была содрана, там остался лишь череп. – Я убил десятки, а обвиняют меня в убийстве сотен!

Он поднял зажатое в кулаках оружие, демонстрируя красные перчатки.

– Эти знаки позора – твои, Сайрион! Я ношу их потому, что у тебя кишка тонка носить их самому!

Ярость схлынула так же внезапно, как и возникла.