Текст книги "Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 149 (всего у книги 273 страниц)

II
Станция "Ганг"

Осколок полуночи скользил на мертвых двигателях, ничто не выдавало его присутствия.

Планета вращалась в пустоте, ее лишенный облаков лик состоял из серого камня и безжизненных континентов. Даже необученным глазам хватило бы одного лишь взгляда на скалу, чтобы разглядеть ее потенциал, но не для взращивания жизни, а для питания промышленности драгоценной рудой.

Единственное свидетельство присутствия людей висело на орбите: громадная платформа цвета бронзы, протягивавшая в пустоту свободные причальные рукава. По всей длине корпуса было выведено по трафарету слово на имперском готике: ГАНГ.

Осколок полуночи подплыл еще ближе, оставаясь столь же невидимым для звездных сканеров, как и для невооруженного глаза. Машина внутри похожего на клинок корпуса начала издавать визг.

Марук рухнул на диван, больше всего желая просто перестать шевелиться. Несколько мгновений этого было более, чем достаточно. Он даже не удосужился сбросить ботинки. Шестнадцатичасовые смены являлись не самой худшей из его трудовых обязанностей, однако были к этому чертовски близки. Он сделал вдох, от которого заболели ребра, наполнив легкие спертым воздухом жилого отсека. Он почувствовал запах картонных упаковок из-под пищи, которые следовало выкинуть много дней назад, и вездесущая примесь вони нестиранных носков.

Дом, милый дом.

К тому моменту, как вздох покинул его губы, он уже массировал большими пальцами закрытые глаза, пытаясь снять жжение от целого дня наблюдения за лязгающими лентами конвейеров. С болью в ушах он ничего не мог поделать. Ей предстояло остаться.

Издав преувеличенный стон, он перекатился и потянулся к пульту дистанционного управления, части которого лежали на полу. Спустя несколько щелчков он поставил на место батарейный отсек и несколько раз нажал кончиком пальца на болтающуюся клавишу ВКЛ, зная, что она в какой-то мере уловит его намерение. Как ни странно, на этот раз потребовалось всего несколько секунд. Установленный на противоположной стене экран замерцал, оживая.

Ну, что-то в этом роде.

На нем были видны неровные помехи, что указывало на нечто гораздо худшее, чем сбой настройки. Возможно, отказ техники. Ни картинки, ни звука, вообще ничего. Не то, чтобы существовавший на Ганге бесконечный цикл проповедей Экклезиархии, некрологов и трансляций по технике безопасности был захватывающим, однако он был лучше, чем одни лишь помехи.

Он постучал по индикатору громкости. Даже на пределе громкости тишина только превратилась в шепчущий свист мертвых голосов помех. Чудесно. Нет, правда. Просто замечательно. Можно подумать, у него были лишние кредиты на повторный вызов технических сервиторов. Прекрасно.

Он позволил пульту выпасть из заляпанных маслом пальцев, и тот тут же развалился на полу на две части, снова оставшись без батарейного отсека. Затем он громко произнес в пустоту жилого помещения: "Да и хрен с ним!", решил, что слишком устал, чтобы разложить диван в кровать, и начал работать над тем, чтобы проспать еще один бесцельный день во все более бесцельной жизни.

Гордился ли он? Нет. Но еще "всего" семь лет этого – и он накопит достаточно, чтобы навсегда выбраться с Ганга, сев на корабль куда-нибудь еще – в место с чуть менее мрачными перспективами. Он бы уже давно записался в Имперскую Гвардию, если бы проклятые глаза хоть что-то видели как следует. Но они и не видели, и он не записался.

Вместо этого он обслуживал здесь строительные конвейеры, со вздохами делая работу, которую сочли слишком неквалифицированной, чтобы утруждаться программированием сервитора для нее.

Занимая этими мыслями основную часть больной головы, Марук уплывал в дрему. Сон не был спокойным, однако это не имело значения. поскольку он все равно не продлился долго.

Экран завизжал.

Марук, издав серию ругательств, рывком вернулся с грани сна, схватил пульт и хлопнул батарейным отсеком, ставя его на место. Он приглушил громкость, ощупывая свободной рукой собственные уши, чтобы убедиться. что они не кровоточат.

Не кровоточили. Это его почти удивило.

Взгляд на настенный цифровой хронометр показал, что он спал, ну или почти спал, меньше пяти минут. Звук отчетливо вернулся на монитор, хотя это не было похоже ни на какие из слышанных им ранее помех. Этот модуль создавал ему немало технических проблем. Раньше экран трещал, жужжал, хлопал и шипел. Но никогда не визжал.

С затуманенным зрением и пусльирующей головной болью, он снова прибавил громкость. Звук стал сильнее, но не отчетливее. Визг измученной машины с болезненно высокой тональностью. Сотня человеческих голосов, лишенных формы и гармоничности, которые превратились в нечеловеческие, утонув в помехах. То и другое, и в то же время ничего из этого.

Над головой моргнуло освещение. Надвигалось очередное отключение энергии. Ганг и в лучшие времена был запущенным захолустьем, застрявшем на орбите мертвого мира в самой заднице пустоты. В последний раз, когда свет отключался, его не было три дневных цикла, пока технические команды снова не вернули генераторы к жизни. Разумеется, работа не прекращалась. Только не с тем планом, который ставился каждому сектору. Весь западный район станции провел семьдесят часов, трудясь при свете факелов. Десятки чернорабочих лишились в механизмах конечностей или пальцев, и некрологи за ту неделю растянулись, будто молитвенный свиток на праздник всех святых.

Марук соскорчил с дивана как раз в тот момент, когда освещение отключилось. Шаря в темноте, он добрался до стены и открыл аварийный шкафчик, где находился его осветитель и кучка стандартных батарейных блоков, используемых во всех скудных и примитивных приборах жилого отсека. Он всегда отличался небрежностью по отношению к их подзарядке, так что теперь было загадкой, какие все еще оставались рабочими. Действуя при дрожащем освещении ручного светильника, он рассовал все восемь дисков размером с ладонь по наружным карманам, а затем рухнул обратно на диван, чтобы дождаться неизбежного обращения к персоналу, где будет сообщаться, чтобы они все "вели себя, как обычно" и что "освещение будет восстановлено в кратчайшие возможные сроки".

Трон. Ну и дыра.

Прошло две минуты, затем пять. Пять сменились десятью. Марук периодически щелкал осветителем и наводил его луч на настенный хронометр, хмурясь по мере течения времени.

Наконец, из установленного над дверью вокс-динамика раздался звонок. Но вместо ожидаемого автоматического сообщения станционная вокс-система издала тот же визжащий вопль. что и экран, только вдвое громче. Руки прижались к ушам, как будто пальцы и грязные ладони могли сдержать больше сотни децибелов вопля, от которого болел череп. Марук ударил локтем по дверному запору и на коленях вывалился в общий коридор. Звук последовал за ним, палубные динамики вопили точно так же. Скользнув, открылись и другие двери, но от этого звук только усилился: вопль рванулся из индивидуальных жилых отсеков вместе с вышедшими из своих комнатах пошатывающимися членами персонала.

Что за чертовщина творится?

Он выкрикнул эти слова, но так и не услышал, как они покинули его глотку, и никто поблизости не ответил.

Когда все покатилось прямиком в ад, Арелла рассказывала историю про свою кошку. Это был не особо веселый или интересный рассказ, однако на наблюдательной палубе считалось желанным развлечением все, что помогало скоротать время. Рабочие смены всегда состояли в проведении двенадцати часов за наблюдением за ничего не показывающими экранами сканеров, чтением рапортов экипажа, которые никогда не отличались от аналогичных за предыдущие дни, и обсуждением того, что все они будут делать, когда их переведут с этой заброшенной станции снабжения и, будем надеяться, вернут обратно на настоящую флотскую службу.

Сегодня что-то происходило, и несущий смену экипаж не был особенно в восторге. Старший офицер, Арелла Кор особенно пылко желала, чтобы все оставалось в покое.

Система вооружения была активна, оборонительные турели глядели в пустоту. Щиты работали, многослойные сферы незримой силы защищали безобразный корпус станции. Арелла перевела взгляд на таймер своей консоли. С момента начала помех прошло семь минут и сорок одна секунда. Она называла это "помехами", поскольку такая формулировка звучала гораздо менее тревожно, чем "проклятый вопль".

На данный момент проклятый во… то есть, помехи транслировались по внутренней вокс-сети, вереща с безумной громкостью на каждой палубе. Отключить их было невозможно, причем никто не знал, почему.

– Только что отключилось освещение в Западном-Два, – воскликнул один из остальных. – Вот дерьмо… еще и Западный-Один. И Западный-Три. И весь Восточный сектор. И…

Как раз в этот момент свет погас и на командной палубе. Заработали резервные генераторы, погрузив их всех в вызывающее головную боль красное аварийное освещение.

– Это внешний сигнал, – офицер у соседней консоли постучал по своему экрану, похоже, одному из тех немногих на борту станции, которые еще функционировали. – Что бы это ни было, оно исходит откуда-то оттуда.

Арелла сдула с лица прядь волос. На командной палубе всегда было слишком жарко, система фильтрации воздуха никогда не работала как следует. От стресса легче не становилось.

– Подробности? – она промокнула рукавом вспотевший лоб.

Офицер снова ткнул в экран кончиком пальца.

– Передача с неизвестным источником, десять минут назад. Вот она, отражена в архиве. Когда когитаторы обрабатывали сигнал, чтобы записать его и сохранить в файл, он… распространился. Практически как болезнь. Он захлестнул определенные системы станции: коммуникационное оборудование и наиболее примитивные части энергосистемы.

Арелла прикусила нижнюю губу, борясь с потребностью выругаться.

– Гравитация?

– Без отклонений.

– Щиты?

– Все еще подняты.

– Атмосфера. Жизнеобеспечение. Оружие.

– Все продолжает работать. Это простой, грубый, рандомизированный пакет мусорного кода. Он не в состоянии отключить что-либо сложное. Только коммуникации, ауспик и… похоже, что не работает сеть освещения. Самые простейшие системы, но все они заполнены вторгшимся кодом, который мешает их работе.

Она снова посмотрела на собственный экран сканера, на тот же самый поток испорченных данных, который она наблюдала последние десять минут.

– Сканеры, свет и вокс. Мы слепы, глухи и немы. И вы знаете, что нам за это надают по зубам. Лязгуны найдут недостатки во всех наших записях. Вот увидите, – словно это могло что-то изменить, она впервые за все бесчисленные смены рассеянно расстегнула верхнюю пуговицу форменного кителя.

– Вас не тревожит, что это может быть нападение? – спросил другой офицер.

Арелла покачала головой.

– Наши щиты и оружие все еще работают. Волноваться не о чем, кроме того, кого сочтут ответственными механикус. А это будем мы. Чертовы лязгуны с их коэффициентами прибыли.

Всего несколько лет назад она бы тревожилась о том, что всем людям придется трудиться в темноте. Теперь же она в первую очередь боялась за себя: Адептус Механикус вряд ли благожелательно отнесутся к значительной задержке производства, а все уже сто раз пошло не так. Такими темпами она могла никогда не убраться с Ганга.

Офицер рядом с ней, Силус, почесал небритый подбородок.

– Итак, нас глушат, и мы теряем критическую продуктивность. Мы-то тут в чем виноваты?

Арелла постаралась сохранить терпение. Силус был на станции новичком, он занимал свою должность всего два месяца и еще не влился как следует. Заменявшая его левую щеку, висок и глаз бионика была неправдоподобно дорогой – он явно был богачом, игравшим в солдата. Возможно, состоятельный отец сослал его сюда в в качестве некоего наказания, или же он был шпионом Адептус Механикус, вынюхивавшим недочеты. Какова бы ни была истина, но при желании он становился упертым ублюдком.

Она фыркнула.

– Кого по-твоему обвинят лязгуны? "Нас глушили пираты" не прокатит. Черт, да зачем кому-то нападать на место вроде этого? Кто бы там ни был, если они даже проберутся мимо наших орудий, тут нечего брать.

Силус уже не слушал. Арелла приподнялась со своего кресла, раскрыв рот и уставившись через окно командной палубы на корабль, который не должен был существовать.

«Завет крови» был рожден в те времена, когда человечество не просто тянулось к звездам – оно пыталось покорить их. Планеты Солнечной системы окружили кольца огромных верфей, когда Император повел свой род в крестовый поход обратно в галактику, чтобы объединить под Своей эгидой все достойные миры.

Сделанные в ту эпоху корабли путешествовали меж звезд десять тысячелетий тому назад, до того, как вновь обнаруженные Стандартные Шаблонные Конструкции привели к единообразию технологию всей человеческой расы. Инновация тогда не считалась грехом. Изменение во имя прогресса было провидением, а не богохульством. Как и у многих боевых кораблей, рожденных в тех первых флотилиях, конструкция "Завета" изначально базировалась на фрагментах технологии СШК, однако не ограничивалась ими. Когда он двигался на полной мощности, то прорывался через космос как изящный охотник, обводы которого настолько же напоминали древние боевые корабли эпохи Крестового похода, сколь и массивность ударного крейсера Адептус Астартес.

Привязанность Возвышенного к своему кораблю выходила далеко за пределы гордости. "Завет" был убежищем, укрытием существа от желавшей его уничтожения галактики и тем оружием. которым он сражался в Долгой Войне.

Восседая на командном троне, создание облизнуло челюсти, глядя, как на оккулусе увеличивается изображение станции Ганг. Они призраками подкрались столь близко, оставшись незамеченными для приборов и орудийных батарей станции, но, подойдя к незримой границе пустотных щитов Ганга, они оказались достаточно близко, чтобы их можно было разглядеть невооруженным глазом.

– Ближе, ближе, – протяжно обратился Возвышенный к экипажу мостика. – Поддерживать "Вопль".

Монитор Ареллы продолжал показывать множество запутанных данных: мерцающие остаточные изображения, обрывки информации и зафиксированные сигналы, которых просто не могло быть. В какой-то момент он зарегистрировал пятьдесят три корабля, располагавшихся практически друг на друге. А в следующую секунду – только пустое пространство.

По ту сторону обзорного окна корабль приближался. Взгляд далеких звезд отражался в пластинах брони – слоях черного, бронзового, кобальтового и полуночного.

– Похоже на ударный крейсер Странствующих, – произнесла она. – Большой. – Она пожевала нижнюю губу, не в силах оторвать глаз от подплывающего корабля. – Странствующие Десантники не должны забирать ресурсы до конца производственного цикла, а до него еще девять с половиной месяцев.

– Это не Странствующие Десантники, – отозвался Силус. – Не их цвета и символика.

– Так кто они, черт побери?

Силус тихо и мягко рассмеялся.

– Откуда мне знать?

Арелла села на место, дыша скввозь зубы.

– Почему мы не стреляем? – она почувствовала, как голос поднимается, опасно приближаясь к визгу. – Мы должны стрелять.

– По имперским космодесантникам? – один из остальных выглядел напуганным. – Ты с ума сошла?

– Они находятся в нашем пространстве без разрешения, не пытаются нас приветствовать и полностью глушат наши сенсоры? Идут на сближение для стыковки с аванпостом механикус, наполненным ресурсами, которые должны быть разделены с орденом Странствующих Десантников? Да, мы должны защищаться, – она вновь выругалась. – Так или иначе, мы должны стрелять.

– Без наведения на цель? – Силус сопротивлялся панике гораздо лучше. Если уж на то пошло, он выглядел практически скучающим, пока трудился над своей консолью и перенастраивал верньеры с терпением взломщика сейфов.

– Пусть силы обороны станции ведут огонь вручную!

На этот раз Силус нахмурился, пытаясь что-то услышать в наушнике.

– Внутренний вокс не работает. Чего ты от меня хочешь, Арелла? Покричать в коридор и надеяться, что это услышит вся станция? Они там все равно ослепли. Освещения нет. Как они доберутся до платформ с турелями?

Она стиснула зубы, глядя, как приближается боевой корабль. На борту Ганга находилось почти три тысячи человек, и у них хватало огневой мощи, чтобы отбросить целый пиратский флот. А теперь один-единственный вражеский корабль целился им в самое сердце, и единственные люди, кто об этом знал, ни черта не могли сказать тем, кто мог с этим что-то поделать.

– Выдвигай пушки, – произнесла она.

– Что?

– Открой орудийные гнезда. Мы настроим восточные батареи на стрельбу по примерным координатам корабля. Запрограммируй их на учебную стрельбу боевыми зарядами. Это сработает.

– Хорошая идея, – Силус потянулся к убранному в кобуру пистолету. Без малейших колебаний он одним плавным движением выхватил оружие и выстрелил. В маленьком помещении выстрел протрещал поразительно громко. Арелла рухнула с кресла лишенной костей грудой с аккуратной дыркой во лбу. Стену позади нее покрыла влажная каша.

– И это бы сработало, – закончил Силус.

Два из трех остальных офицеров смены сидели в ошеломлении, а третий потянулся к собственному пистолету. Он умер первым, со вздохом откинувшись в кресле, когда Силус вогнал ему в грудь три заряда. Двое оставшихся попытались убежать. Их намерения пресекли выстрелы в голову, от которых по комнате управления разлетелось еще больше осколоков черепа и темной массы.

– Грязная работа, – произнес Силус.

Он ботинком спихнул одного из них с кожаного кресла и начал трудиться над консолью, в аккуратной последовательности занимаясь несколькими из основных систем станции. Орудийные гнезда остались заперты – вся сотня турелей лишилась питания, необходимого им для активации. Пусковые шлюзы и блоки спасательных капсул были закрыты, из них высосали всю энергию, заперев в западню всех, кто находился на борту станции. И наконец, лишенные энергии и отрезанные от резервных генераторов, опустились пустотные щиты. В помещении начала выть сирена, которую он почти сразу же отключил. Звук раздражал.

Силус вздохнул. Ему хотелось закинуть ноги в ботинках и положить их на консоль, но – странное дело – это представлялось ему ненужной непочтительностью. Вместо этого он поднялся на ноги, перезарядил пистолет и подошел к консоли вокса, где сидел ранее.

Заморгала одинокая синяя лампочка. Входящее сообщение. Он щелкнул, активируя его.

– Доложить, – голос в воксе звучал как нечто среднее между бульканьем и рычанием.

– Говорит Септим, – отозвался он. – Станция "Ганг" ваша, мой повелитель.

III
Наступление ночи

Крысы всегда выживают.

В этой мысли было нечем гордиться, однако она была постыдно точна. В этом тусклом багровом мире аварийного совещения он протянул дольше, чем большинство остальных.

– Пошли, – прошептал Марук через плечо. Посылая вперед тонкие полосы света из своих осветителей, трое людей двинулись по коридору. Всякий раз, когда луч светильника касался стены, нарисованные на корпусе палубные указатели именовали проход E-31:F. Марук постоянно делал все, что было в его силах, чтобы держаться подальше от основных коридоров станции. С тех пор, как пришли убийцы, на Ганге не осталось полностью безопасных мест, однако Марук продержался дольше остальных на целый дневной цикл благодаря тому, что был в первую очередь осторожен. Везде, где это было возможно, он держался третьестепенных проходов и сервисных трубопроводов.

Он знал, что от него смердит после пережитых семидесяти девяти часов, на протяжении которых их немытые тела ползли во мраке. Глаза стали омутами боли от бесконечного озирания по сторонам. Но он был жив. Словно крыса, он выжил, слушая звуки далеких воплей, стрельбу и смех, которые разносились по железным костям станции Ганг.

Хуже всего был холод. Как мог холод быть настолько сильным, чтобы обжигать? Окружавшие их металлические стены были расписаны алмазами ледяных кристаллов. Дыхание срывалось с губ и носов разреженными облачками, забирая с собой драгоценное тепло. Марук не был врачом, однако он знал, что они не переживут еще одну ночь в этой секции станции. Убийцы, кем бы они не были, разрушили теплообменники в Восточном Ганге. Может быть, они хотели выгнать оставшийся экипаж из укрытий. Такое было возможно. Или же им надоела охота, и они хотели просто заморозить выживших насмерть, где бы те не прятались. Ни та, ни другая мысль не успокаивала.

– Слышите? – шепнул Марук.

Впереди что-то металлическое гремело о металл. Он прошипел сигнал остановиться, и три осветителя вперились в проход. Ничего. Пустой коридор. Дребезжание продолжалось.

– Это вентиляционная турбина, – прошептал Джоролл. – Просто вентилятор.

Марук отвернулся от расширенных глаз человека и легкого давления его тухловатого дыхания.

– Ты уверен?

– Это всего лишь вентилятор. Я думаю, – голос Джоролла дрожал так же, как его руки. – Я работал в этих трубах. Я знаю, какие они издают звуки.

Ну да, подумал Марук, только это было до того, как ты сломался. Джоролл сдавал быстрее, чем остальные. Он уже начал непроизвольно мочиться под себя. Марук, по крайней мере, делал это, чтобы сохранить тепло. Еще один прием выживания. Крысы всегда выживают, снова подумал он с отвратительной улыбкой.

– Тогда пошли.

Они двинулись с повышенной осторожностью, не зная точно, что могут почувствовать убийцы. Джоролл разглядел одного из них лучше всего, но не хотел об этом говорить. Дат, замыкавший троицу, утверждал, что видел больше, чем Марук, однако обсуждать там было мало что – огромная фигура с красными глазами, кричавшая механическим голосом. Дат сбежал, не увидев более ничего. Он нырнул в служебный люк и, тяжело дыша, пополз по туннелям, пока позади него с шумом рвали на куски его рабочую бригаду. Одного убийцы хватило на пятнадцать человек.

Марук не мог претендовать на подобные свидетельства. Он подозревал, что именно потому и был все еще жив. Впервые услышав о высаживающихся на борт убийцах, он сразу же забился в самые мелкие проходы, покидая их только по необходимости, например для налетов на склады продовольствия или мародерства в кладовых в поисках наборов батарей.

Теперь стало слишком холодно. Нужно было двигаться и молиться, чтобы в других секциях станции еще было отопление.

Некоторое время он даже подумывал сдаться, просто лечь в тесном замкнутом пространстве сервисного лаза и позволить льду забрать себя. Возможно, после смерти он бы даже не разложился. По крайней мере, пока спасательные команды Адептус Механикус не прибыли бы, чтобы восстановить теплообменники… тогда он несомненно распался бы и растекся по стали пузырящейся лужей гнили.

На следующем перекрестке Марук долго ждал, изо всех сил стараясь расслышать что-то за шумом собственного сердцебиения. Он двинулся по левому проходу.

– Думаю, все в порядке. – прошептал он.

Джоролл потряс головой. Он не сдвинулся с места.

– Это не тот путь.

Марук услышал, как Дат вздохнул, однако ничего не сказал.

– Это дорога в столовую, – произнес Марук настолько мягко и спокойно, насколько это было в его силах, – а нам нужны припасы. Не время спорить, Джор.

– Это не дорога в столовую. Направо, – указал Джоролл в противоположный коридор.

– Там восточная техническая палуба, – ответил Марук.

– Нет, не она, – Джоролл повысил голос, к которому добавилась жалобная грань. – Нам надо идти туда.

Ближайший вентилятор продолжал неторопливо пощелкивать.

– Просто пошли, – сказал Маруку Дат. – Оставь его.

Прежде, чем Маруку пришлось делать выбор, Джоролл заговорил, за что пожилой рабочий мануфакторума был ему безмерно благодарен.

– Нет, нет, я пойду. Не бросайте меня.

– Говори тихо, – спокойно произнес Марук, понятия не имевший, изменит ли это что-либо. – И держите светильники пониже.

Марук повел их. Налево. Снова. По длинному коридору, потом направо. На повороте он замер, неохотно направив осветитель вдоль прохода в сторону двойной переборки на входе в столовую.

– О нет… – его голос был слабым, настолько лишенным силы, каким не бывает даже шепот.

– В чем дело? – прошипел Джоролл.

Марук прищурил больные глаза, позволив лучу света плясать вокруг разбитой двери. Переборка была сорвана с шарниров, ее вырвали из стены перекрученной мешаниной истерзанного металла.

– Это нехорошо, – пробормотал Марук. – Убийцы побывали тут.

– Они везде побывали, – произнес Дат, практически выдохнув слова.

Марук стоял, дрожа на кусачем холоде, луч светильника страдал от трясущихся рук.

– Пошли, – шепнул он. – Тихо.

Когда они приблизились к сломанным дверям. Джоролл шмыгнул носом.

– Я что-то чую.

Марук медленно вдохнул. Воздух казался достаточно холодным, чтобы обморозить легкие, однако он ни черта не чувствовал, кроме влажного металла и собственной вони.

– А я нет. Что там такое?

– Пряности. Плохие пряности.

Марук отвернулся от трепета в глазах Джоролла. Тот явно давал трещину, никаких сомнений.

Марук первым повернул за угол. Он подкрался к краю разорванного дверного проема и оглядел большое помещение, залитое красным аварийным освещением, не в силах что-либо разглядеть из темноты. Десятки столов были перевернуты и разбросаны, оставшись на месте своего приземления. Стены были темными и испещренными следами стрельбы, а по полу были раскидано множество стульев – несомненно, остатки бесполезной баррикады. Тела, много тел, лежали поверх столов и распростершись на обледеневшем полу. На открытых глазах блестели кристаллы инея, а лужи крови превратились в прекрасные озерца рубинового стекла.

По крайней мере, движения не было. Марук поднял светильник и позволил свету попасть внутрь. Темнота расступилась, и лампа открыла то, чего не показало аварийное освещение.

– Трон Бога-Императора. – прошептал он.

– Что такое?

Он тут же опустил луч осветителя.

– Оставайтесь здесь. – Марук не собирался рисковать и без того собранным из лоскутков рассудком Джоролла. – Просто оставайтесь здесь, я возьму то, что нам нужно.

Он вошел в столовую, хрустя подошвами по красным стеклянистым лужицам замерзшей крови. Дыхание образовывало перед лицом белый туман, который при движении клубился в тусклом свете. Обходить тела было нелегко – Марук делал все возможное, чтобы не касаться их, однако не мог не глядеть. То, что продемонстрировал свет лампы, вблизи стало еще более очевидно: на один из трупов в этом помешении не избежал осквернения. Сжавшись, он аккуратно переступил через освежеванную женщину и обошел груду полос кожи на том месте, где ставшая трофеем плоть примерзла к полу. Пока он двигался, зловеще ухмыляющееся бескожее лицо с оголенными венами и чернеющими мускулами одаряло его зубастой улыбкой.

Некоторые из тел были не более, чем покрасневшими скелетами, лишенными конечностей или вообще едва скрепленными, они лежали поверх столов, жесткие и высушенные льдом. Мороз во многом скрадывал запах, однако теперь Марук понимал, о чем говорил Джоролл. Плохие пряности, ну конечно.

Он подкрался поближе к запертому люку склада, молясь, чтобы колесо запора не завизжало при повороте. Марук приготовился к ощущению замерзшего металла в руках и крутанул. В этот раз удача оказалась на его стороне – дверь подалась со внезапным рывком и хорошо смазанным милосердием. Сделав глубокий вдох, он распахнул люк, открыв проход в складское помещение за ним.

Оно выглядело нетронутым. Полки с коробками сухого пайка, ящики восстановленных мясопродуктов – на каждом контейнере гордо выбита аквила или шестерня Марса. Марук продвинулся внутрь на три шага, когда услышал позади вопль.

Он знал. что может спрятаться. Закрыть дверь склада и замерзнуть в одиночестве, или же найти, куда заползти, и переждать, пока все не закончится, чтобы ни происходило. В конце концов, его единственным оружием был зажатый в оцепеневшей руке осветитель.

Джоролл снова закричал отвратительно влажным голосом. Еще не сознавая этого, Марук побежал, шлепая башмаками по холодному полу.

Таща в руках Джоролла и Дата, в столовую вошел убийца. Трон, существо было огромно. В красном полумраке его черный доспех выглядел чернильным пятном посреди крови, а от исходящего из внешней силовой установки злобного жужжания у Марука заныли зубы.

Джоролл свисал в его руке безжизненным грузом, темный кулак охватывал шею, которая не должна была запрокидываться так далеко назад. Дат все еще брыкался и вопил, пока убийца волок его, схватив за волосы.

Марук швырнул свой осветитель вспотевшей рукой. Тот лязгнул об наплечник убийцы и, не оставив следа. отскочил от изображения крылатого черепа.

От этого убийца повернулся и прорычал через внешние динамики шлема два слова.

– Я вижу.

Убийца с будничным безразличием отшвырнул тело Джоролла в сторону, и оно упало на стол рядом с бескожим трупом. Дат бился в захвате чудовища, колотя пятками по ледяной поверхности в поисках опоры и безрезультатно царапая омертвевшими руками сжавший его длинные сальные волосы кулак.

Марук не побежал. Он был до мозга костей измучен холодными и тесными пространствами, полумертв от голода и изможден тремя бессонными ночами. Его тошнило от жизни крысы, когда через медленное подступание обморожения и боль голода пробивается один лишь отчаянный ужас. Слишком сломленный, чтобы заставить себя совершить бессмысленное бегство, он стоял в наполненной освежеванными телами комнате и смотрел на убийцу. Неужто умереть будет хуже, чем жить вот так? В самом деле?

– Почему вы это делаете? – произнес он мысль, которая все эти дни стучала у него в голове.

Убийца не остановился. Закованная в броню рука, уже покрывшаяся инеем, сомкнулась на горле Марука. Давление было еще хуже, чем холод. Он почувствовал, как хребет трещит и трескается, как мышцы гортани сжимаются и полностью глушат дыхание, будто виноградная кисть внутри шеи. Убийца с неторопливой аккуратностью приподнял его, нарисованный на лицевом щитке череп источал злобу.

– Это вопрос? – голова убийцы наклонилась, разглядывая жертву немигающими красными линзами. – Это то, на что ты хочешь получить ответ, или же твой разум просто отказывает в панике?

Хватка на горле достаточно ослабла. чтобы позволить говорить и сделать несколько судорожных глотков драгоценного воздуха. Каждое вздувание легких Марука втягивало внутрь его тела смрадный воздух, который был настолько холоден, что причинял боль.

– Почему? – выдавил он сквозь влажные от слюны зубы.

Из череполикого шлема убийцы с рычанием раздались слова.

– Я создал этот Империум. Я строил его своими потом и гордостью, ночь за ночью, с клинком в руках. Я купил его кровью, текущей в жилах моих братьев, сражаясь возле Императора, ослепленный его светом во времена, когда вы еще не погребли его, словно мессию. Смертный, ты живешь лишь благодаря моему труду. Твое существование принадлежит мне. Посмотри на меня. Ты знаешь. кто я. Забудь о том, что это не может быть правдой, и узри, что держит в руках твою жизнь.