Текст книги "Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 140 (всего у книги 273 страниц)

Он покачал головой, словно сама идея была немыслимой.

– Я готов признать…

– Это был риторический вопрос, – проворчал Малек. – Все это видят. Ты случайно натыкаешься на сотню сервиторов, когда наши ресурсы почти подошли к концу. Ты ступаешь на поверхность нашей мертвой планеты, и каждый, кто не ослеп, понимает, что это знак. Затем ты берешь в плен не абы кого, а навигатора! Теперь принцепс титана. Ты бунтуешь против Вознесенного и говоришь о том, чтобы разбудить Малкариона.

– Талос, брат, – вмешался Адгемар. – Ты изменяешь роту согласно своим принципам. Поимка навигатора была самым смелым шагом. Если мы потеряем Этригия, вся рота будет зависеть от тебя и от навигатора, которого ты контролируешь. Мы даже не сможем войти в варп без твоего… согласия.

– Этригий абсолютно здоров, – ответил Талос.

Но ему нечем было подтвердить свои слова. Навигаторы благодаря измененным генам жили намного дольше обычных людей. Но Этригий заперся в своей обсерватории на носу корабля, и никто не видел его в течение последних десятилетий, не считая Вознесенного. Октавия имела доступ в ту часть судна, но в ее скудных отчетах, пересказанных Септимусом, не было ни слова о физическом или психическом состоянии нынешнего навигатора. Казалось, годы не меняют его.

– Я – из Чернецов, – многозначительно произнес Малек.

Талос немедленно понял, о чем речь. Малек никогда бы не нарушил клятвы и не выдал секретов своего сюзерена, как бы он ни презирал Вознесенного. Но он мог намекнуть Талосу, что сопровождал Вознесенного во время его визитов к Этригию.

Возможно, захват Октавии на мертвой Нострамо оказался более явной угрозой Вознесенному, чем полагал Талос.

Ее надо охранять. Бдительно охранять. И пробуждение Малкариона…

– Меркуций, Кирион и Ксарл дежурят в Зале Памяти, – сказал он Малеку.

Тот кивнул. Его гранитное лицо оставалось бесстрастным.

– Думаю, это неглупый ход. Сколько уже идет ритуал?

– Четыре часа. Когда я уходил, подключали и освящали ходовую часть дредноута. Они еще не начали пробуждение.

– Шансы против нас, – сказал Адгемар. – Он не просыпался ни разу.

– И его положили в саркофаг против воли, – добавил Малек.

Вокс Талоса ожил, обрывая дальнейшую дискуссию.

– Брат, – сказал Кирион, – начинается.

Враал неторопливо вошел в Зал Памяти.

Ревущий лев на его правом наплечнике – знак различия Чернецов – был покрыт вмятинами и царапинами. Похоже, после многочисленных сражений его нечасто приводили в порядок. Остальная часть терминаторской брони Враала находилась не в лучшем состоянии. Темно-синюю поверхность уродовали шрамы с металлически-серыми краями. Хозяин не озаботился даже тем, чтобы покрыть их слоем краски.

К его перчаткам присохли чешуйки крови. Хотя при активации перчаток вся грязь на них превращалась в пепел, кровавые пятна не сходили неделями после сражений.

Другие ошибочно принимали это за пренебрежение. За неуважение. Это было почти смешно.

Что может быть большей честью для машинного духа брони, чем гордая демонстрация полученных в бою увечий? Что может лучше выразить уважение, чем все эти шрамы – шрамы от ран, которые не сумели его убить?

Шипастые пики для трофеев, торчащие из-за горбатой спины доспеха, были откованы из бронзы и украшены шлемами и громадными черепами Астартес. Шлемы и черепа клацали и стучали друг о друга при каждом шаге Чернеца.

Враал провел языком по зубам. Рубиновые дисплеи линз по очереди очертили контуры каждого живого существа в зале. В одном конце комнаты сервиторы суетились над безмолвным дредноутом, как идолопоклонники во время варварского богослужения. В другом техножрец Делтриан склонился над панелью управления, расцвеченной таинственными огнями. Вон там свежая кровь, влившаяся в Первый Коготь, – зануда Меркуций – стоит слева от Враала в тени огромных дверей. А вон и Кирион с Ксарлом, расхаживающие с болтерами наперевес.

Чернец заметил краткую вспышку предупреждающей руны. Его просканировали ауспиком. Конечно, это был Делтриан. Враал, не останавливаясь, небрежно кивнул техножрецу. Паукообразная тварь уважительно склонилась в ответ. Отвратительное создание. Проклятье Механикум за то, что легиону приходится пользоваться услугами подобной мрази.

Враал не питал никаких иллюзий на тему того, зачем его сюда послали. Вознесенный вел игру осторожно, потому что открытое противостояние с Талосом привело бы к полномасштабному бунту. То, что осталось от десятой роты, раскололось бы окончательно. Часть последовала бы за Вознесенным, а часть – за пророком. Лично для себя Враал тут никакого выбора не видел. Прошлое или будущее. Талос воплощал первое. А что было в прошлом, кроме поражения и позора?

Враал с нетерпением предвкушал смерть пророка. Он помнил свое разочарование при известии, что план Вознесенного сдать Талоса Губительным Силам полностью провалился. Разоритель позволил пророку беспрепятственно уйти. Абаддон не сумел даже прикончить двух рабов, которых Талос столь высоко ценил. И вот десятой роте опять приходится терпеть нелепые выходки этого помешанного на прошлом идиота.

Невыносимо. Как зудящий участок кожи, который нельзя почесать.

Нет, Враал не тешил себя иллюзиями. Об открытом конфликте не могло быть и речи. Это только настроит сторонников Талоса на решительный лад. И уж точно нельзя было использовать никого из тех Чернецов, к которым Вознесенный явно благоволил. Все бы сразу поняли, что Вознесенный действует против пророка. Но вот необузданный и непредсказуемый Враал – другое дело. О да. Все будут с огорчением вспоминать его «дикий нрав» и «непомерную вспыльчивость», а Вознесенный рассыплется в извинениях за то, что ужасная выходка Враала помешала ритуалу воскрешения.

«Обида заставила его действовать необдуманно, – скажет Вознесенный. – Действия Враала опозорили всех нас. Такая разобщенность неизбежно приведет к…»

Да, он почти слышал свою похоронную речь. Вознесенный послал его сюда на смерть, жертвуя жизнью одного из слуг на благо своей боевой ватаги. Что ж, так тому и быть.

Конечно, помешать пробуждению Малкариона следовало с умом.

С тактом.

С определенным изяществом.

Когти Враала выскользнули из ножен перчатки. Они затрещали и заискрились, окутавшись облаком убийственного света.

– Братья! – радостно заорал он в вокс-передатчик. – Сейчас все, находящиеся в этой комнате, умрут!

Секундой позже он уже шагал сквозь болтерный огонь, и из его клыкастого шлема неслись раскаты смеха.

От трофейных пик отлетали куски. Путь Враала был усыпан осколками металла. Один из бивней шлема лопнул. Нагрудник тоже покрылся трещинами, а наколенник раскололся, усеяв пол керамитовым крошевом. Ливень болтерных снарядов грыз и царапал его терминаторскую броню. Это было почти забавно.

Три слабака из Первого Когтя отступали, выставив перед собой болтеры и ведя защитный огонь, который не мог остановить надвигающегося Чернеца. В воксе Враала раздалось скрипучее блеяние Делтриана:

«Как ты смеешь! Святотатство! Этот зал посвящен Богу-Машине!»

Тьфу. Если бы у Враала было огнестрельное оружие… Он мог бы заткнуть завывающего жреца раз и навсегда. А сейчас его когти-молнии только вспыхнули ярче, отражая гнев хозяина.

Трое противостоящих ему Астартес пятились, медленно приближаясь к саркофагу Малкариона и не ослабляя огня. Они действовали до отвращения согласованно. Враал знал, что их убийство не было главной задачей, как бы у него ни чесались когти. Ему следовало раз и навсегда оборвать воскрешение Малкариона. Они преграждали самый простой путь к цели: если бы не эта троица, Враал мог бы просто раскромсать дредноут когтями.

Ну ладно.

Враал перешел на то, что в его громоздкой терминаторской броне можно было условно считать бегом. Он бежал не к продолжающим пальбу Астартес. Нет, это стало бы самоубийством и не помогло бы ему выполнить миссию.

– Техножрец!

Враал споткнулся – вихрь болтерного огня разбил броню левой голени и заглушил сервомоторы.

– Давай! Нам с тобой есть о чем поговорить!

Его спотыкающийся бег был до ужаса быстрым. Скелетообразный техножрец так и не отошел от контрольной панели, даже когда правая клешня Враала пропорола священный механизм. К сожалению, ничего не взорвалось.

Особенно меткий выстрел на мгновение откинул голову Чернеца назад. Стрелял, наверное, Ксарл. Этот ублюдок славился удивительной меткостью.

Но сейчас Астартес прекратили огонь. Враал возвышался среди контрольных панелей, с каждым шагом приближаясь к Делтриану. Воины Первого Когтя не хотели рисковать и повредить болтерными снарядами ценные машины. Враал развел когтистые руки по сторонам, по мере продвижения увеча еще больше благословенной техники Механикум.

Как забавно. Это надругательство заставило техножреца заплакать. Из глаз его полилось что-то вроде масла. Темные дорожки протянулись по щекам серебряного черепа. Враал потратил полсекунды на то, чтобы полюбоваться зрелищем. За оставшуюся половину секунды четыре когтя, расположенных над костяшками его пальцев, – каждый в метр длиной – вонзились в грудь Делтриана.

– Пшшшшшшшшшшшшссс, – просипел священник, и хрип оборвался разрядом статики.

– Хорошо сказано, – хмыкнул Враал, вытаскивая лезвия.

Сопротивление, которое оказывала при этом плоть Адептус Механикус, было неприятным и неестественным. Что за удовольствие оборвать фальшивую жизнь Механикус? Делтриан повалился на спину. Его черная роба так и не распахнулась, словно он пытался сохранить достоинство и в смерти.

Руна тревоги вспыхнула с секундным опозданием. Кто-то из Первого Когтя решился напасть.

Враал развернулся и поднял когти, готовясь к схватке с другим Астартес.

Болтер Ксарла выпалил почти в упор. Один из когтей отлетел прочь в ливне осколков болтерной гильзы. Цепной меч обрушился вниз мгновением позже.

– Просто… сдохни… – выдохнул Ксарл по воксу.

Клинок его цепного меча скрежетнул по тяжелому доспеху Чернеца, сдирая верхний слой металла, но не проникая глубже.

Враал дернул плечами, отбрасывая меч. Терминаторская броня давала ему силу, намного превышавшую возможности обычного Астартес. А шанс, что цепной меч пробьет терминаторский доспех, был, прямо скажем… Ладно, Ксарл по крайней мере не дурак. Это делало поединок куда интересней.

Враал поднял правую перчатку, лишившуюся одного из когтей. Когда клинок цепного меча опустился во второй раз, Чернец поймал его между двумя потрескивающими силовыми лезвиями. Ревущий меч немедленно вгрызся в более податливую броню перчатки и сервоволокно. Закряхтев от усилия, Враал вывернул руку. Когти вспыхнули от притока энергии, встретившись с цепным мечом, и раскололи его под зубодробительный треск металла.

Лишившись оружия, Ксарл отскочил назад. Отшвырнув рукоять заглохшего меча, он снова поднял болтер.

Однако не выстрелил. Мерцание руны тревоги подсказало Враалу почему. Крутанувшись на месте, Чернец очутился лицом к лицу с Кирионом и Меркуцием.

Они бросились на него одновременно, держа гладиусы обратным хватом, как кинжалы ассасинов. Удар Кириона пришелся на твердый участок брони. Клинок безвредно скользнул по доспеху, а Враал отшвырнул нападавшего ударом когтей, распоров броню противника.

Удар Меркуция достиг цели, и гладиус вошел глубоко. На какую-то страшную секунду двое Астартес оказались совсем близко, яростно глядя друг на друга сквозь рубиновые линзы шлемов. Клинок в животе Враала был словно кусок льда. Модифицированный организм Астартес уже работал, затягивая рану и останавливая кровотечение, но Меркуций рванул меч вверх, расширяя отверстие.

Он разрезал мягкое сочленение брони. И… пришла боль…

Враал уже почти не помнил, что значит это слово, – прошло так много времени с тех пор, как он в последний раз испытывал боль.

Что-то ударило его по спине. Ритмичные и мощные толчки. Этот ритм был ему знаком… Болтер на полностью автоматическом режиме. Ксарл… стрелял… и… надо было…

Освободиться… от меча…

Враал поднял когтистую перчатку. Поврежденная броня реагировала медленно. Меркуций продолжал тянуть лезвие вверх, кромсая внутренности Враала, – хотя дальнейший путь клинку преградил прочный нагрудник.

Враал сплюнул кровь в шлем и ударил Меркуция левым кулаком. Противник отлетел прочь, словно марионетка на дергающихся нитях, и врезался в разбитую контрольную панель.

Меркуций был в отключке. Кирион… Ха! Удар Враала оторвал ему руку ниже локтя. Он все еще пытался встать и изрыгал проклятия по воксу, оглядываясь в поисках болтера.

Ксарл. Следовало покончить с Ксарлом. Ксарл всегда был самым опасным.

Сморгнув с глаз кровь и пот, Враал развернулся и кинулся на Ксарла, выставив перед собой все семь когтей – семь коротких копий.

Ксарл с проклятием отскочил в сторону. Его мышцы пронзила боль – он двигался быстрее, чем когда-либо за всю свою жизнь.

И все же не успел. Кончики когтей на правой перчатке Враала вонзились в добычу. Ксарл сжал зубы, когда силовые лезвия пропороли его доспех и левое бедро. Боль затуманила зрение, ноги подкосились, и он рухнул на землю.

Враал обнаружил, что ситуация изменилась. Делтриан, эта паукообразная механическая тварь, полз по полу к другой настенной консоли. Видимо, он был ранен. Правильно? Можно ли сказать о механическом человеке, что он ранен? Скорее, поврежден.

Кирион снова надвигался, сжимая гладиус в уцелевшей руке. Инъекция стимуляторов и нейроблокаторов в его кровь и мозг, похоже, начисто убрала боль. Меркуций был на ногах, но безоружен. Его клинок сломался во время падения, и снаряды в его болтере, похоже, закончились. Ксарл не унимался, как и всегда, – упрямый ублюдок вытащил болтерный пистолет и целился лежа, потому что наполовину отрубленная нога его не держала.

В эту минуту Враал осознал, что вполне может победить.

– Братья, – расхохотался он, – кто умрет первым?

– Покажи, на что способен! – рявкнул Ксарл, вновь открывая огонь.

На дисплее Враала замелькали руны, указывая на попадание в голову и в грудь. Метит в шейное соединение. Враал продолжал надвигаться, все так же хохоча, и тут пистолет Ксарла щелкнул вхолостую. Обойма закончилась.

Но… что это за звук?

…уииииРРРРРРРР…

Враал нахмурился. Что, Хаос их разрази, происходит?

Это был звук активировавшейся двуствольной автопушки класса «Жнец». За ним последовало гулкое «кланк-кланк-кланк» автоматического загрузчика боеприпасов.

Враал обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как пушка открывает огонь. От звука выстрела Зал Памяти содрогнулся. Свирепые бури, разрушавшие на своем пути башни городов-ульев, неслись над планетой с меньшим шумом. У тех сервиторов, которые оказались слишком глупы, чтобы зажать уши, полопались барабанные перепонки.

Шлемы Первого Когтя заглушили звук, но все трое Астартес сжали зубы при этом реве.

Враал слышал все с ужасающей ясностью, поскольку залп предназначался ему.

Шесть массореактивных снарядов – каждый из которых был способен разнести в клочки «Рино» – врезались в Чернеца в течение трех секунд. Первый пробил его нагрудник. Враал умер бы через несколько мгновений от внутреннего кровоизлияния, если бы второй снаряд не убил его мгновенно, ударив прямо в клыкастый шлем и оторвав Чернецу голову и правое плечо.

Остальные четыре снаряда превратили останки в кровавое месиво. Через три секунды от Враала из Чернецов не осталось ничего, кроме осколков доспеха и тех ран, что он нанес Первому Когтю.

Гроза прошла.

Гром утих.

Огромный, окованный бронзой и темно-синей броней дредноут шагнул вперед под рев древних сервоприводов. Комната содрогалась под его весом. Грохот выстрелов не мог сравниться с воем вековых механизмов и громыхающей поступью гиганта.

– Г…господин? – шепнул Меркуций.

– Вы пробудились, – выдохнул Кирион. – Но как?..

Из динамиков дредноута, установленных на шасси, раздалось низкое рычание:

– Я услышал болтерный огонь.

XV
Возрожденный

Вознесенный откинулся на спинку трона и сморщил лицо в неискренней улыбке:

– Рад видеть тебя, брат.

Огромное тело Малкариона занимало солидную часть мостика. Отсветы консолей бликовали на его темном керамитовом корпусе.

Корабль сейчас не участвовал в военных действиях, так что все члены экипажа, еще способные испытывать любопытство, могли взглянуть на объявившееся в их рядах чудо. Малкарион стоял в одиночестве перед тронным возвышением. Дредноут был настолько высок, что саркофаг оказался на одном уровне с сидящим на троне.

Вдоль стен выстроились все Астартес, не занятые в операции на поверхности. Они желали стать свидетелями воскрешения и первой встречи бывшего капитана с нынешним. Талос и Адгемар застыли в благоговейном ужасе. Эти же чувства испытывало большинство воинов.

Трон Вознесенного окружали Чернецы. Все, кроме Враала. Семь воинов элитного отделения терминаторов выстроились четким полукругом за троном. Малек и Гарадон, как и всегда, стояли ближе всех к Вознесенному.

Довольно долго боевая машина молчала. Черные раскосые глаза Вознесенного впились в незваного гостя, по-птичьи внимательно изучая все детали. Извращенному Хаосом существу казалось, что оно практически слышит сквозь монотонный гул генератора дредноута всплески амниотической жидкости. Плеск, с которым останки Малкариона корчились в своем саркофаге.

– Ты изменился, – громыхнул дредноут.

Ухмылка Вознесенного не померкла – наоборот, стала как будто более искренней.

– Так же как и ты, брат.

Машина издала звук, заменявший ей согласное ворчание. Казалось, танк переключает передачи.

– Ты выглядишь еще гаже, чем на моей памяти, – продолжил дредноут.

Еще одно ворчание, на сей раз больше похожее на смешок.

– Я бы не поверил, что такое возможно.

– Вижу, что за те десятилетия, пока ты спал, а мы продолжали сражаться во имя нашего отца, твое чувство юмора не затупилось.

– Еще немного твоих плоских шуток, Вандред, и я вновь усну от скуки.

– Теперь я – Вознесенный. Лучше бы тебе запомнить это, Малкарион. Время многое изменило.

– Но не все. Послушай меня, Вандред. Я пробудился. Меня вырвали из векового сна, заполненного кошмарными видениями величайшего из наших поражений. Ловец Душ сообщил мне, что война вновь призывает нас. И ты расскажешь мне об этой новой войне. Сейчас же.

Вознесенный скривил губы. Ловец Душ. Тошнотворно.

– Как пожелаешь.

У нынешнего плацдарма было много названий. И ни одно из них не отражало реальной важности операции. Это был решающий бой, момент истины.

На вершинах горной гряды в северном полушарии планеты располагался основной бастион Механикус.

Захватчики, невольно впечатленные извилистыми скальными формациями и встроенными в них крепостями-фабриками, назвали его Когтем Омниссии. Помпезное, но меткое имя: горы напоминали стальные пальцы, простертые к небесам, словно крепости хотели сдернуть с орбиты флот вторжения.

Для бездушных когитаторов и тактических вычислителей защитников-Механикус это был просто опорный пункт 017–017.

«Семнадцать-семнадцать», главный литейный завод Легио Маледиктис, сердце и душа боевых сил Адептус Титаникус на Крите Прайм.

Он был прикрыт такими многослойными пустотными щитами, что об орбитальной бомбежке и речи не шло. Ирония заключалась в том, что эта защита оказалась бесполезной. Абаддон ясно объяснил своим капитанам и командирам, что «Семнадцать-семнадцать» надо захватить, а не уничтожить. Такая база нужна была для ремонта, переоборудования и производства титанов, которые послужат в его новом крестовом походе. При самом худшем сценарии со здешних фабрик-крепостей следовало вывезти максимальное количество рабочих и материалов.

Времени, однако, почти не оставалось. Астропаты сообщали о доносящемся из варпа шепоте. Прибытие имперских сил ожидалось в течение ближайших недель.

Кровавые Ангелы. Странствующие Десантники. Бесчисленные полки имперской гвардии. Абаддон забрался слишком далеко от своего логова – от Ока Ужаса, куда Империум не мог за ним последовать. И хотя Магистр Войны выбрал многообещающую цель – Крит Прайм – и его поспешно собранный флот нанес мощный удар, победы следовало добиться как можно скорее. Или же забыть о ней навсегда. Затянувшаяся на месяц война была уже слишком долгой, а потери на поверхности – слишком велики. Механикус и их проклятые чемпионы из Легио Маледиктис оказались неутомимыми и несгибаемыми противниками.

Если предсказания астропатов были верны, приближавшиеся имперские флоты намного превосходили армаду Хаоса. Силы Трона почувствовали, что им наконец-то представилась возможность покончить с Разорителем раз и навсегда. Навигаторы и другие псайкеры флота Абаддона говорили о чудовищной волне давления, раскатившейся по варпу, словно фронт приближающейся грозы. Каждый воин в армии Магистра Войны понимал, что это такое. Столкновение потоков варпа – так морские суда гонят перед собой волну. Невидимые течения Моря Душ захлестывали скопление Крит. Это означало, что бесчисленные имперские корабли движутся сквозь варп на максимальной скорости, дабы отстоять мир-кузню и отомстить за разоренные миры.

Все должно было решиться в «Семнадцать-семнадцать», а Крит Прайм – пасть.

Эндшпиль начался.

Остатки десятой роты шли на острие атаки. Рядом сражались их братья с «Охотничьего предчувствия».

При поддержке перекинувшихся на сторону Абаддона полков имперской гвардии и легионов рабов, набранных на Солас, Повелители Ночи с «Завета крови» и «Охотничьего предчувствия» должны были захватить несколько литейных заводов и крепостей-фабрик.

Черному легиону, куда более многочисленному, чем Повелители Ночи, предстояло атаковать большее количество целей. Талос уже не мог обвинить Магистра Войны в том, что он пытается обескровить Восьмой легион и жертвует Повелителями Ночи ради собственных Астартес.

Необходимость свела на нет все привилегии.

Оружейная Первого Когтя превратилась в кипящий активностью улей.

Рабы и сервиторы облачали своих господ в броню, подгоняли и закрепляли части доспехов. Среди рабов был и Септимус. Он проверял герметичность суставных сочленений в броне Талоса. Беседующие Астартес не обращали на слугу ни малейшего внимания.

Кирион вытянул руку, чтобы сервитор мог закрепить наручи и перчатку. Все в комнате заметили его новую аугментическую конечность. Металлическая поверхность серо-стального цвета еще не успела обрасти синтеплотью. Скоро предплечье из стали и титана скрылось под темно-синим боевым доспехом.

Воины возносили молитвы и благословения оружию. Давали клятвы. Иглы входили в спинные разъемы, соединяя Астартес с силовой броней. Опустившиеся на головы шлемы окрашивали все вокруг в багрово-красный цвет визоров.

– Я видел Октавию в последний раз уже очень давно, задолго до ее вчерашней операции, – заговорил Кирион. – Как поживает наш навигатор, оружейник?

Септимус, прикреплявший к наплечнику Талоса свиток с клятвой, не поднял головы. По кремового цвета пергаменту тянулись размашистые строчки нострамских рун – Талос подробно перечислял все задачи операции и клялся на крови добиться их выполнения. Единовременные клятвы, подобные этой, были больше не в чести у легиона. Ксарл тоже носил свиток, а вот Меркуций, Узас и Кирион уклонились от давней традиции.

– С ней все в порядке, лорд Кирион, – сказал Септимус. – Я полагаю, она сейчас с навигатором Этригием. Они подолгу беседуют. Они… часто спорят, как мне кажется.

– Понятно. Благодарю за починку моего болтера.

При этих словах воин поднял оружие и осмотрел его, благоговейно сжимая в латных рукавицах. На боку болтера витыми нострамскими рунами было выгравировано имя – «Баньши».

– Рад услужить вам, лорд Кирион.

– Как поживает рожденная в пустоте? Надеюсь, она здорова?

Септимус, проверявший заклепки на наплечниках Талоса, застыл.

– К… кто, лорд Кирион?

– Рожденная в пустоте. Как она поживает?

– Ты это о чем? – спросил Узас, внезапно заинтересовавшийся разговором.

– Она смертная, брат. Тебе не стоит о ней беспокоиться, – отрезал Кирион.

– Она… с ней все хорошо. Благодарю, лорд Кирион.

– Приятно слышать. Не смотри так удивленно. Мы не слепы и знаем, что творится на корабле. Передай ей привет от меня.

– Передам, лорд Кирион.

– Ей понравился подарок? – поинтересовался Талос.

Септимус приложил все силы, чтобы снова не заледенеть.

– Да, господин.

– Какой еще подарок?

Узас был явно раздражен тем, что его исключили из разговора.

– Медальон легиона, – ответил Талос. – Кое-кто из смертной команды очень ценит эту смертную. Видимо, ценит достаточно, чтобы гарантировать ей мою защиту.

Талос снова обернулся к Септимусу. Кровь раба застыла в жилах.

– Без моего разрешения.

– Простите меня, господин.

– Я слышал, что в монете просверлили дырку и смертная носит ее на шее вместо бус, – продолжил Талос. – Следует ли это считать надругательством, Кирион? Как по-твоему, они осквернили реликвию легиона?

– Думаю, нет, брат. И все же я сообщу об этом Вознесенному. Надо быть уверенным, когда имеешь дело с подобными вещами.

Септимус вымученно улыбнулся и судорожно сглотнул. Он попытался заговорить. Но не преуспел.

– Прости, что мы немного повеселились за твой счет, Септимус, – сказал Талос.

Он сжал кулаки, покрутил запястьями, проверяя легкость хода. Правая перчатка определенно была жестковата. Надо заменить ее как можно скорее.

Фаровен. Фаровен, тот брат, гибель которого Талос видел во сне. Придется снять перчатку с его мертвого тела.

Он умрет уже скоро.

Кирион прикрепил болтер к магнитному зажиму на бедре.

– Да, с тех пор, как мы были смертными, прошло слишком много времени. Странное ощущение – забываешь о том, что такое шутка.

Септимус снова кивнул, до сих пор не до конца уверенный, смеется над ним Кирион или нет. Такой «юмор» явно его не повеселил.

– Между прочим, – добавил Кирион, – бери.

Септимус легко поймал монету, схватив ее на лету.

Это был двойник медальона Талоса, серебряный и с такой же чеканкой, но с руническим именем Кириона.

– Если ты так легко готов отдать мою и заставить меня присматривать за какой-то десятилетней девчонкой, – сказал Талос, – придется мне как-то позаботиться о сохранности твоей шкуры.

Септимус благодарно поклонился обоим Астартес и закончил свою работу в пристыженном и удивленном молчании.

Октавии хватило пяти минут на то, чтобы решить, что Этригий ей совершенно не нравится.

Согласно словам навигатора «Завета», тот невзлюбил девушку с первого взгляда. И немедленно поделился с ней своим впечатлением.

Этригий уже давно не походил на человека. Октавию это мало заботило – намного меньше, чем другие, куда более обыденные вещи на борту «Завета».

Она была навигатором, наследницей Навис Нобилите. И пускай имя и честь ее дома по галактическим меркам ничего не стоили, в ее жилах все же текла кровь высшей пробы.

Девушка знала, что навигаторский ген делает с ее сородичами по прошествии лет. В этом отношении находиться рядом с уже-не-человеческой сущностью по имени Этригий было чуть тревожно, но настоящего страха Октавия не испытывала.

Намного хуже оказалось его непрерывное бахвальство.

Ночные уроки являлись обязанностью девушки – Этригий весьма ясно дал ей это понять несколько недель назад, когда впервые потребовал ее присутствия, – но приятными не стали.

Покои Этригия были полной противоположностью тому мраку, что тек по внутренностям «Завета», как кровь течет по венам. Навигатор занимал небольшую комнату неподалеку от бронированного носа корабля. Помещение омывал пронзительно-яркий свет многочисленных люмошаров, вделанных в стены. Октавии трудно было переносить это сияние после прохладного мрака корабельных залов. Ее навигаторское око оставалось закрытым, но человеческие глаза щипало от слез всякий раз, когда она навещала Этригия в его логове. Искусственный солнечный свет после месяцев ночи изрядно раздражал.

– Вы не могли бы приглушить светильники? – спросила она в первую ночь, когда закутанные в мантии рабы Этригия провели ее внутрь.

– Нет, – ответил он, поразмыслив, – мне не нравится темнота.

– Тогда, похоже, вы выбрали неправильный корабль.

В тот момент они могли бы стать друзьями. Их объединяло многое, и в первую очередь – отличие от других членов команды. Однако, вместо того чтобы сдружиться, они скоро скатились к перепалкам и напряженному нейтралитету.

Служители Этригия – все, как один, покрытые аугментикой и не младше шестидесяти лет – допустили Октавию в «галерею хозяина». Название оказалось подходящим. Вся стена была покрыта пикт-экранами, транслирующими десятки изображений с камер на разных участках корпуса. Сейчас экраны показывали остальные корабли флота Магистра Войны и плывущую под ними планету.

В варпе… камеры начнут показывать сам «Завет». Октавия не могла не восхищаться тем, кто желал видеть каждый сегмент судна, пока ведет его через Море Душ.

Все остальное в комнате вызывало куда меньше восхищения и было куда менее аккуратным. На полу кучами валялась одежда и украшения. Когда Октавия вошла в первый раз, то немедленно наступила на золотую серьгу. К счастью, Этригий ничего не заметил.

Девушка подозревала, что когда-то Этригий был очень красив или по крайней мере тщательно следил за своей внешностью – до того, как началась его служба в Великом Крестовом Походе, больше сотни лет назад по корабельному времени. Она сделала такой вывод из его голоса и манер, которые остались аристократически изысканными, несмотря на все произошедшие с навигатором изменения.

Его кожа была серой. Не землисто-серой, как у жителей бессолнечных миров, и даже не синевато-серого мертвецкого цвета. Она напоминала окраску брюха глубоководной акулы: рыбья, плотная, совершенно нечеловеческая.

Пальцы Этригия были практически закованы в броню из золота и рубинов – он носил неимоверное количество колец. Октавия не особенно разбиралась в драгоценностях, но ее поразило то, что среди колец попадались и очень дорогие, и дешевые поделки. Единственное, что их объединяло, – это красные камни в золотой оправе.

В каждом пальце навигатора было по одному лишнему суставу. Этригий непрерывно плел кистями невидимую паутину, и Октавия всегда запиналась и забывала, о чем говорит, если поддавалась гипнотическому влиянию их безостановочного танца. Ногти Этригия напоминали кошачьи, острые и серповидные. Ими навигатор поглаживал потертую кожу своей кушетки, вечно оставляя новые прорехи в материале.

Все остальное скрывалось под мантией темно-синего цвета, столь любимого воинами легиона. Яйцевидная голова Этригия была достаточно гладкой, чтобы Октавия заподозрила полное отсутствие волос, а «человеческие» глаза всегда прятались под герметическими очками, в толстых линзах которых плескалась какая-то странная фиолетовая жидкость. Октавия поинтересовалась однажды, как он вообще что-то видит сквозь эту муть, но ее не удостоили ответом. Этригий поступал так весьма часто. Очевидно, старый навигатор отвечал лишь на вопросы, казавшиеся ему достойными обсуждения.