Текст книги "Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 197 (всего у книги 273 страниц)

– Я… я скажу Талосу. И ты сознаешься в том, что сделал. Он должен знать глубину твоих…аппетитов. И о том, что он заставил тебя натворить.

– Как скажешь, – повторил Сайрион, – брат.

– Прости мне мой гнев. Бывают ночи, когда его трудно сдерживать. Я знаю ласки варпа также, как и ты. Я сочувствую тебе, брат мой. Правда. У нас с тобой куда больше общего, чем кто-либо из нас предполагал.

Узас вздохнул и закрыл глаза. Улыбка – первая искренняя улыбка за многие века – озарила его искалеченное лицо.

Сайрион пришел в движение в тот самый миг, когда глаза Узаса закрылись. Он кинулся на него с обоими клинками, целясь в бледную кожу глотки. Другой Повелитель Ночи дернулся, едва защищаясь собственными клинками, и нанес ответный удар – пинок, прозвеневший по нагруднику брата как удар храмового колокола. Сайрион отшатнулся, подошвы сорвались с края стены, и он упал, не издав ни звука.

Узас взвыл в полный голос в бушующие небеса, ясность исчезла, а его зрение утонуло в кровавом мареве. Гром с небес растворился в его грохочущем сердцебиении, а дождь обжигал глаза как собственная кислотная слюна. Он разбежался, и с ревущим цепным топором наперевес бросился вдогонку за братом-предателем.

Он услышал вой, но не смог определить его источник.

Небо снова рассекла молния, на секунду озарив руины вспышкой дневного света. На мгновение покосившиеся стены и шпили сделались похожими на мертвый город и ноги титанов.

Талос остановился. Он замедлил бег и встал, сощурив глаза и оглядываясь вокруг, не обращая внимания на бессмысленный поток данный, прокручивавшийся на оптических линзах.

– Нет, – произнес он, не обращаясь ни к кому конкретно, кроме себя. – Я видел это прежде.

Молния вспыхнула снова, на короткий миг пропитав руины светом. И снова, краем глаза, он увидел титанов, собранных из накренившихся стен, и танки, оказавшиеся безжизненными камнями, когда ослепительная яркость исчезла.

Он прислонился к

– Вспышка!

– корпусу «Лендрейдера» —

– каменной стене упавшей постройки и оглядывается в поисках братьев. Он видит Сайриона, наполовину погребенного под грудой щебня, почти в ста метрах от него согласно тактическим данным на ретинальном дисплее.

Он видит другую напряженную фигуру, появившуюся из-за обломков, и целеуказатель визора замирает на Узасе, приближающемся к распростертому Сайриону сзади.

Наконец, он узнает, где он видел это.

«Это был не Крит. Я неправильно истолковал свое видение. Узас… он убьет его здесь. Он убьет Сайриона здесь».

Он бросился бежать. Силовое поле золотого меча вспыхнуло, пробудившись к жизни.

Сайрион сморщился от боли в бедре, чувствуя почти полную уверенность в том, что его нога сломана после падения с двадцатиметровой высоты. Дисплей шлема отображал статические помехи, лишая его шансов проверить свои биоданные, но как-то раз он потерял руку в битве и нынешнее чувство было весьма похоже на то.

Он попытался выбраться из-под щебня. Ему нужно убраться от…

– САЙРИОНННН!!!

Низкий рев задержался на последнем слоге и утонул в слюне безумия. Он услышал, как Узас карабкается по камням позади него, и заметался в плену щебня, наполовину выбравшись. Он слышал шаги, тяжелые и стремительные, но не мог извернуться, чтобы увидеть.

Тень над ним растянулась по глыбам, и Узас занес топор. Сайрион все еще пытался дотянуться до упавшего меча, когда клинок обрушился.

Узас застыл на месте, цепной топор выпал из его раскрытых пальцев и загремел, упав на щебень. Он смотрел вниз, не видя пойманного в ловушку Сайриона под ним. Его взгляд был обращен лишь к торчащему из его груди золотому мечу.

«Я знаю этот меч», – подумал он и засмеялся. Но не имея возможности дышать, он не мог и смеяться, и с его окровавленных губ слетел лишь тяжелый хрип. Золотое лезвие уже очистилось от крови, омытое дождем. Его холодные капли возбуждали дрожащее силовое поле, порождая гудящий ореол вокруг стали, приправленный искрами.

Он вздохнул с облегчением, когда меч скользнул обратно. К удивлению, он не чувствовал ничего похожего на боль, хотя возраставшее в груди давление грозило разрывом сердец.

Он повернулся лицом к своему убийце. Талос стоял под дождем, в красных оптических линзах не было ни тени милосердия.

«Талос», – попытался произнести он. – «Брат мой».

– Ты… – пророк снова взял клинок наизготовку, сжав его обеими руками. – Я доверял тебе. Я вступался за твою жизнь снова и снова. Я клялся остальным, что ты все еще где-то там, внутри… Осколок доблести, ожидающий пробуждения. Частица достоинства, заслуживающая надежды.

«Талос», – снова попытался сказать он. – «Спасибо».

– Ты – самое нечестивое, самое низкое и самое предательское существо, которое когда-либо носило крылатый череп Нострамо. Рувен в сравнении с тобой – просто принц. По крайней мере, он мог контролировать себя.

«Талос», – в глазах Узаса все поплыло. Он моргнул и, открыв глаза, понял, что смотрит вверх на возвышающегося над ним брата. Он упал на колени?

«Я……я….»

– Подожди, – смог выдавить из себя Узас. Он в равной степени был потрясен и удивлен шепотом слабака, в который превратился его голос. – Талос…

Пророк пнул его в грудь, и он опрокинулся навзничь. Череп треснул об острые глыбы, но Узас уже не чувствовал боли – лишь давление холодного камня.

Больше не будет слов. С каждым вздохом черная кровь, соленая и теплая, лилась с его подбородка.

Он увидел стоявшего над ним Талоса. Его золотой меч сыпал искрами под напором бури.

– Мне следовало убить тебя несколько лет назад.

Узас оскалил зубы, как и Меркуциан в момент смерти.

«Быть может, и следовало, брат».

Он видел, как Талос повернулся и ушел из поля зрения. Его сменил Вариель. Ледяные глаза апотекария смотрели вниз с учтивым безразличием. Из перчатки с нартециумом выскочили пила и сверла.

– Его генное семя? – спросил Вариель.

– Если ты возьмешь его, я убью и тебя тоже, – раздался поблизости голос Талоса.

С бесстрастным видом Вариель встал на ноги и зашагал прочь. Последние слова, которые услышал Узас, были произнесены Сайрионом, с ворчанием выбиравшимся из-под горы щебня.

– Он напал на меня сзади, вопя свои бесконечные клятвы Кровавому Богу. Спасибо, Талос.

XXIX
Завершения

Десантно-штурмовой корабль пролетел низко над стенами и завис, ревя двигателями. От теплового марева под полыхающими соплами воздух казался мутным, как вода. От его бронированной обшивки исходил пар – испарялись попадавшие на нее капли дождя.

Сайрион хромал, но мог держаться на ногах без чьей либо помощи. Вариель и Люкориф остались невредимы, но Талос не произнес ни слова с того момента, как зарезал брата. Он молча шел в центре группы, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, когда они взбирались на крепостной вал, и избегал смотреть в глаза после этого.

Сайрион сделал шаг назад и посмотрел в небо за рассекающими прожекторами транспортника, позволяя дождю омывать его разрисованный лицевой щиток.

– Ты заметил, что всякий раз, когда мы проигрываем войну, идет дождь? У богов забавное чувство юмора.

Никто в ответ не проронил ни слова. Талос произнес, обращаясь только к Септиму:

– Сажай машину. Будь готов к немедленному взлету.

– Да, господин.

Десантно-штурмовой корабль поцеловал безжизненную почву. Медленно, мучительно медленно начал опускаться трап.

– Этот мир – гробница, – тихо произнес Талос, – для легиона и сотен эльдар, что погибли в подземельях этой ночью.

– Так давайте улетим, – судя по голосу, Сайрион был ничуть не впечатлен. – И погибнем на орбите вопреки идиотским суевериям Вариеля.

– Всем Когтям, всем душам Восьмого Легиона, говорит Талос. Ответьте, если вы все еще дышите.

В ответ – густая и холодная тишина на всех вокс-частотах. Произнося эти слова, он чувствовал себя так, как будто кричит на кладбище.

«Мертв даже Малхарион». От этой мысли он вздрогнул.

– Вариель, – произнес он, когда рампа опустилась полностью. – Это не я.

Апотекарий замялся.

– Не понимаю.

На мгновение Талос взглянул на свой ретинальный дисплей. Ксарл. Меркуциан. Узас. Все погасли. Все молчат. Все мертвы.

– Это не я. Я сомневаюсь, что какой-то пророк возвысится, чтобы объединить Восьмой Легион, но если и найдется такой, то это точно не я. Я и единственный Коготь не смог объединить.

– Ну, – прервал Сайрион, – мы и в лучшие времена были компанией не из легких.

– Я об этом, Вариель. Это не я. Это никогда не был я. Взгляни на меня, брат. Скажи мне, ты веришь, что я мог бы объединить десятки тысяч убийц, насильников, предателей, воров и ассасинов? Я думаю не так, как они. Я даже не желаю больше быть одним из них. Они сами себя прокляли. Это всегда было изъяном легиона: мы сами себя прокляли.

– Твоя преданность братьям делает тебе честь, но ты говоришь так, будто у тебя траур.

– Нет, – Талос потряс головой, делая шаг назад. – Я говорю правду. Одно из многих, многих писаний, которое остается с нами с эпохи Великой Ереси, говорит об этом «пророке». Мы зовем его «Предвестник суровых испытаний», и о нем мало кто знает кроме некоторых капитанов. И будь то предназначением судьбы или нет, я не тот пророк, о ком идет речь.

Вариель кивнул. Талос прочел мысль в белесых глазах брата и улыбнулся.

– Ты думал о другом варианте, – сказал он, и это был не вопрос. – Это заметно.

– Я вынашивал идею с того момента, как провел тесты с твоей физиологией, – Вариель склонил голову в сторону челнока. – Дитя, которое вырастет с имплантированным в тело твоим генным семенем, будет иметь все качества могущественного провидца.

– Это твои догадки.

– Да, но довольно неплохие.

Стоявший на трапе Сайрион выругался на них.

– Может, мы уже полетим, если вы не передумали?

На трап вскарабкался Люкориф, но Талос и Вариель оставались на том же месте.

– Мой отец сказал мне кое-что, за несколько часов до своей смерти. Слова предназначались лишь для моих ушей, слова, которыми я никогда не делился ни с кем до сего момента. Он сказал: «Многие претендуют на то, чтобы руководить легионом во времена, когда меня уже не будет. Многие утверждают что они – и только они – являются назначенными мною преемниками. Я ненавижу этот легион, Талос. Я уничтожил его родной мир, чтобы остановить поток яда. Скоро я понесу наказание, и легиону будет преподан самый главный урок. Ты в самом деле считаешь, что меня волнует, что будет со всеми вами после моей смерти?»

Апотекарий стоял, не шелохнувшись, а Талос вздохнул.

– Порой я почти понимаю, каково ему было, Вариель. Война затягивается до бесконечности, а победа достается дорогой ценой. А тем временем мы переживаем предательства, скрываемся, бежим и убегаем. Мы мародерствуем и грабим, свежуем и убиваем. Мы обираем наших мертвецов, мы пьем кровь врагов и страдаем от бесконечного братоубийства. Я убил собственную мать, не узнав её лица. Я один убил девятнадцать своих собственных братьев за прошедшее столетие, и почти всех из них – в идиотских дуэлях за обладание этим мечом или в разборках из-за уязвленной гордости. У меня нет желания объединять легион – не потому, что он такой, какой есть, а потому, каким он заставил меня стать.

Вариель по-прежнему хранил молчание. Не то, чтобы он не мог подобрать слова – казалось, у него не было желания говорить вовсе.

– Я желаю одного, – сказал Талос. – Я хочу заполучить голову этой ведьмы. Хочу насадить её на её же копье в самом сердце этих руин.

Отвернувшись от корабля, он зашагал прочь.

– И я намерен её заполучить. Оставайся в воздухе, Вариель. Приземляйтесь, когда все будет кончено. Выживу я этой ночью или нет, с рассветом ты можешь забрать мое генное семя.

Сайрион сошел с трапа, последовав за Талосом.

– Я иду с тобой.

Голова Люкорифа конвульсивно дернулась от шейного спазма. Он резко встал на когтистых ногах и побрел за остальными.

– Я с вами. Еще один мертвый эльдар, и на счету Кровоточащих Глаз будут сорок. Это число хорошо звучит.

Вариель стоял возле десантно-штурмового корабля, борясь с желанием пойти с ними.

– Талос, – произнес он.

Пророк обернулся через плечо и увидел ударивший из тела Вариеля фонтан крови. Апотекарий закричал – Талос впервые слышал, как с губ Живодера сорвался звук подобной громкости – и потянулся руками к окровавленному рту, будто мог остановить поток крови, хлеставший изо рта.

Черное копье скользнуло обратно, выйдя из его спины и заставив пошатнуться. Затем оно рассекло обе его ноги обратным замахом. Бионическая нога с треском извергала фонтаны искр, её системы пытались восстановить баланс, а его родная нога истекала, истекала и истекала кровью.

Три Повелителя Ночи уже бежали, орудия ожили в их руках.

– Взлетай! – проорал Талос в вокс. – Считай это твоим последним приказом.

Десантно-штурмовой корабль тут же взлетел, покачиваясь на воющих двигателях.

– Ты освободил меня от службы еще на борту «Эха», Талос, и я не должен выполнять твои приказы, разве нет? Пойдем с нами.

– Не погибай с нами, Септим. Беги. Где угодно, только не тут.

Талос первым добрался до ведьмы, когда она начала выводить первые ноты своего парализующего крика. Он выступил с поднятым мечом, сообщая о намерении нанести рубящий удар обоими руками. В последнюю секунду, когда её копье было готово идеально парировать его удар, он подпрыгнул и со всех сил пнул в маску. Её голова запрокинулась назад, и завывание прекратилось, когда по шлему побежали трещины. Ей пришлось сделать изящное сальто, чтобы не упасть на землю.

Талос приземлился и перекатился на ноги, снова занося золотой клинок. При виде её расколотой пополам маски смерти он оскалился.

– Ты себе не представляешь, какое удовольствие мне это доставило, – произнес он.

– Ты, – произнесла ведьма на исковерканном готике. Вокалайзер её шлема был испорчен и теперь искажал речь. – Душ Ловец.

Они сошлись снова, клинок к клинку; их орудия сопротивлялись друг другу, как магнитные поля с противоположными зарядами.

– Я так устал слышать это имя… – выдохнул Талос. Он нанес ей удар головой, разбив маску во второй раз. Через трещину он увидел её глаз – её раскосый и отвратительный глаз.

Сайрион и Люкориф напали на нее с противоположных сторон. Цепной меч первого парировала тройная метательная звезда в её левой руке, а второй промахнулся обоими молниевыми когтями, когда дева, танцуя, вырвалась от трех воинов, сделав сальто и отскочив в сторону.

Приземлившись, она споткнулась – её первое неловкое движение – и они все услышали, как она шипит от боли. Левая нога от бедра была залита кровью. Что бы ни нанесло ей эту рану, оно прекрасно сковало её движения. Раненой она двигалась едва ли быстрее них.

Люкориф не был частью Первого Когтя, и ему не доставало единства, которое так явственно демонстрировали двое других. Он прыгнул вперед, поджав когтистые пальцы и целясь в сердце ксеноведьмы, с ревом, который не посрамил бы и нострамского льва.

В его грудь вонзилось копье, разбив нагрудник и сбросив Люкорифа на землю. Пока дева одной рукой пронзала раптора копьем, другой она швырнула свою метательную звезду.

Усовершенствованные реакции Сайриона были отточены веками сражений и годами тренировок до них. За свою жизнь ему не раз приходилось блокировать пули наручем и уворачиваться от лазерного огня, не ощущая его жара. Его рефлексы, как и у любого воина Восьмого Легиона были далеко за пределами человеческих возможностей и граничили со сверхъестественными. Звезда еще не покинула её руки, а он уже начал уклоняться.

Но этого было недостаточно. Вращающиеся лезвия вонзились в грудь, вгрызаясь в нее и черное пламя растеклось по его доспеху.

Королева ведьм протянула руку, чтобы вернуть свою метательную звезду. Когда та промелькнула в воздухе, Талос рассек её надвое взмахом силового клинка. Дева попыталась выдернуть копье из живота Люкорифа, но раптор схватился за древко металлическими когтями, удерживая его в своем теле и каменной насыпи под ним.

Пророк добрался до нее мгновением позже. Она уклонилась от первого замаха, потом от второго и от третьего, отпрыгивая и уворачиваясь. Несмотря на то, что он двигался быстрее, чем мог видеть человеческий глаз, его тяжелые взмахи не находили цели.

Раненая нога подвела её в очередном сальто. Талос выбил ногу из под нее, когда она отшатнулась, чтобы восстановить баланс, и, наконец, Аурум поразил цель. Золотой клинок вонзился в её правую руку, отрубив конечность ближе к локтю.

Она вскрикнула – без усилителей крик боли и разочарования звучал почти как крик смертного. Нечистая ксенокровь шипела и потрескивала, сгорая на лезвии.

Ее ответом был удар ладонью по мягкой броне на его шее, который продавил кабели под ней и вонзился в горло с силой, достаточной для того, чтобы убить обычного человека на месте. Удар заставил Талоса отшатнуться и поднять меч, защищаясь, пока он пытался отдышаться.

Голова Талоса дернулась в сторону от удара, который он даже не увидел. Краем глаза он заметил Люкорифа, лежащего на спине, подобно ящерице-тестудину с железной шкурой, перевернутой на панцирь и беспомощной.

Меч вылетел из рук от пинка окровавленным сапогом. Следующий удар пришелся по разбитой аквиле на нагруднике, и отшвырнул его назад с такой силой, что Талосу еле удалось удержать равновесие. Хлынувший в мускулы поток боевых стимуляторов никак не подействовал: он не мог блокировать атаки ведьмы, не мог увернуться от нее, ведь он едва мог её видеть.

– Режим охо…

Талоса перебил его же меч, ударивший по шлему. Ярко-белая и полыхающая боль разлилась по черепу в тот самый миг, когда поле его зрения ополовинилось. Он еще не успел понять, что ослеп на один глаз, а клинок уже снова нанес удар. Он медленно, почти нежно, пронзил его грудь, забрав с собой все дыхание, всю силу, все мысли – кроме одной.

«Она убила меня моим же мечом»…

Он беззвучно засмеялся, забрызгивая кровью собственный шлем. Когда она вытащила клинок, он сначала подумал, что ведьма бросила его в сторону, но вместо этого она сломала его об колено.

Боль, пробирающаяся через его грудь, наконец жадно обхватила позвоночник. Тогда он и упал – но всего лишь на колени. Так или иначе это было хуже.

– Так падет Душ Ловец, – произнесла она, снимая шлем и обращая на легионера взгляд молочно-серых раскосых глаз. Она могла бы быть красивой, не будь она столь отвратительно не похожей на человека. Её ухо дернулось под дождем, будто уловив звук, слышимый только ею одной.

Он поднялся на ноги, снял шлем и увидел, как еще одно видение воплощается в жизнь.

Детали были похожими. Не идеально, но очень похожими: лихорадочное сознание приукрашивало места древними воспоминаниями; крепость, казалось, все еще стоит в опустелой славе, а не превратилась в руины, которые он видел сейчас.

Но остальное было настолько ясным, что он улыбнулся. Талос сделал шаг навстречу ей и наклонился, чтобы поднять сломанный клинок, несмотря на вспышку боли в груди.

– В моих снах, – выдохнул он, – шлем всегда был на тебе.

Она медленно кивнула, соглашаясь.

– Во снах провидцев Ультве было то же самое. Судьба изменчива, Душ Ловец. Некоторым событиям будущего не дозволено случиться. Не будет никакого Пророка Восьмого Легиона. Не будет и Ночи Крови, когда Слезы Иши будут испиты твоими жаждущими сородичами. Ты умрешь здесь. Все хорошо.

Он протянул руку к ране на груди, ощущая пульсирующую боль как минимум в одном из сердец. Дышать было тяжело, но дублирующие органы ожили и поддерживали жизнь в его теле тогда, когда простой смертный уже умер бы.

Дева отошла, чтобы выдернуть копье из груди Люкорифа. Раптор лишь слабо дернулся.

Когда она вернулась обратно к Талосу, держа единственной рукой черное копье, сон и реальность слились воедино, став в конце концов единым целым.

XXX
Уроки

Пророк и убийца стояли с оружием в руках на зубчатой стене мертвой цитадели. Дождь хлестал скорбным потоком, достаточно плотным, чтобы заслонять обзор. Он стекал по стенам замка. Помимо шума дождя, единственные различимые звуки доносились от двух фигур. Одна из них была человеческой, она стояла в изломанном доспехе, издававшем гудение с потрескиванием помех. Другая принадлежала женщине чужих, облаченной в древнюю отформованную броню, которая пережила целую вечность оставляющих рубцы ударов.

– Это здесь погиб ваш легион, не так ли? Мы называем этот мир Шитр Вейрук. А как на вашем змеином наречии? Тсагуальса, да? Ответь мне, пророк. Зачем ты вернулся сюда?

Пророк не ответил. Он сплюнул на пол из темного камня едкую кровь и сделал еще один неровный вдох. Меч в его руках превратился в изрубленные остатки, расколотый клинок переломился пополам. Он не знал, куда делся болтер, и на треснувших губах проступила улыбка от инстинктивного ощущения вины. Несомненно, утратить подобную реликвию легиона было грехом.

«Малхарион будет недоволен», – подумал он.

– Талос, – улыбнулась дева, говоря. В этом веселье было примечательным разве что отсутствие издевки и злобы. – Не стыдись, человек. Все умирают.

Он больше не мог стоять. Даже гордость способна гнать тело лишь до определенного предела. Пророк припал на одно колено, из трещин в броне сочилась кровь. При попытке заговорить с его губ сорвалось рычание боли. Обоняние улавливало лишь химический запах его собственных ран. Боевые стимуляторы наполняли его кровь.

Дева приблизилась и даже посмела положить на наплечник раненого воина косовидный клинок, которым оканчивалось её копье.

– Я говорю одну лишь правду, пророк. В этом миге нет ничего постыдного. Ты добился успеха, зайдя столь далеко.

Талос вновь сплюнул кровь и прошипел два слова.

– Валас Моровай.

Убийца склонила голову, взглянув на него сверху вниз. Её длинные, черно-красные волосы от дождя превратились в косички, прилипшие к бледному лицу. Она выглядела, словно тонущая в воде женщина, тонущая спокойно, как святая.

– Многие из ваших злобных нашептываний остаются закрыты для меня, – произнесла она. – Ты сказал… "Первый Коготь", да? – Словам мешал её неестественный акцент. – Это были твои братья? Ты взываешь к мертвым, продолжая надеяться, что они тебя спасут. Как странно.

Клинок выпал из руки, он стал слишком тяжелым, чтобы продолжать его удерживать. Пророк уставился на оружие, лежащее на черном камне и омываемое ливнем. Оно сияло золотом и серебром столь же ярко, как в тот день, когда он похитил его.

Он медленно поднял голову, встретившись взглядом со своим палачом. Дождь смывал кровь с лица, она оставляла на губах лишь соленый привкус и обжигала ему глаза. Талосу не нужно было думать, улыбается ли она. Он видел это на её лице, и ненавидел тепло, сквозившее в этой улыбке. Это сочувствие? Что, правда?

Стоя на коленях, на зубчатой стене покинутой крепости своего легиона, Повелитель Ночи начал смеяться.

Но ни смех, ни бушующая наверху буря, не могли поглотить гортанный звук, издаваемый пылающими двигателями. В поле зрения с ревом появился зловещий десантно-штурмовой корабль, окрашенный в синий цвет. Когда он поднялся над бойницами, с птицеподобного корпуса серебристыми потоками полился дождь. Турели тяжелых болтеров издали общий хор механического скрежета, и это было сладчайшей музыкой, когда-либо ласкавшей уши пророка. Талос все еще смеялся, когда "Громовой ястреб" завис на месте, поверх созданной им же горячей дымки. В тусклом освещении кабины внутри были видны две фигуры.

– Я это предвидел, – сказал он ей. – А ты что, нет?

Женщина чужих уже двигалась. Она превратилась в черное пятно, танцуя среди ливня в плавном рывке. За ней по пятам следовали взрывы – десантно-штурмовой корабль открыл огонь, раздирая камень у нее под ногами ураганом разрывных зарядов.

Какое-то мгновение она бежала по парапету, а в следующий миг просто перестала существовать, растворившись в тени.

Талос не поднимался на ноги, не будучи уверен, что попытка сделать это окажется успешной. Он закрыл единственный уцелевший глаз. Другой ослеп, став кровоточащей сферой раздражающей боли, посылавшей тупые импульсы в череп при каждом ударе двух сердец. Бионическая рука, дрожащая от сбоев в сочленениях и повреждений системы получения нервных сигналов, потянулась к активатору вокса на вороте.

– В следующий раз я вас послушаю.

Заглушая давящий визг направленных вниз двигателей, через внешние вокс-динамики десантно-штурмового корабля зажужжал голос. Помехи лишали его интонации и модуляций.

– Если мы не уйдем сейчас, второго шанса у нас не будет.

– Я сказал тебе уходить. Приказал.

– Господин, – затрещали в ответ внешние динамики. – Я…

– Проклятье, уходите, – снова посмотрев на корабль, он разглядел две фигуры более отчетливо. Они сидели бок о бок в креслах пилотов. – Вы официально освобождены от службы мне. – Он небрежно произнес эти слова по воксу и вновь начал смеяться. – Повторно.

Десантно-штурмовой корабль продолжал висеть наверху, двигатели издавали ужасающий визг, обрушивая на зубчатую стену потоки горячего воздуха.

Заскрежетавший по воксу голос на этот раз принадлежал женщине.

– Талос.

– Беги. Бегите подальше отсюда, от смерти, которую несет этот мир. В последний город, и садитесь на ближайший покидающий планету корабль. Империум приближается. Они станут вашим спасением. Но помните, что я сказал. Если Вариель выскользнет живым, то однажды ночью он придет за ребенком, куда бы вы не сбежали.

– Может, он нас никогда не найдет.

Смех Талоса, наконец, стих, хотя он и продолжал улыбаться.

– Молись, чтобы так и было.

Он сделал вдох, который словно резал его ножом, и привалился спиной к стене, заворчав от острой боли в разорванных легких и сломанных ребрах. Боковое зрение заволакивало серым, и он уже не чувствовал пальцев. Одна рука легла на треснувший нагрудник, поверх ритуально разбитой аквилы, отполированной дождем. Другая – на упавший болтер, оружие Малхариона, лежавшее сбоку, где он выронил его в предшествовавшей битве. Пророк перезарядил двуствольный болтер онемевшими руками и снова медленно втянул холодный воздух в не желавшие более дышать легкие. Кровоточащие десны окрасили его зубы в розовый цвет.

– Я иду за ней.

– Не будь дураком.

Талос позволил дождю смачивать обращенное кверху лицо. Странно, как мимолетно проявленное милосердие позволило им думать, что они могут разговаривать с ним подобным образом. Он поднялся на ноги и зашагал по вытертой, полуразрушенной стене, сжимая в руке сломанный клинок.

– Она убила моих братьев, – произнес он. – Я иду за ней.

Сначала он подошел к телу Сайриона. Метательная звезда почти ничего не оставила от его груди, черное пламя пожрало и ребра, и органы под ними. Он осторожно снял шлем с Сайриона – как из-за почтения, так и из-за собственных ран.

Талос моргнул, когда Сайрион внезапно схватил его за руку. Черные глаза его брата закатились и ничего не видели. По лицу стекали слезы дождя, подобно молниям на его шлеме.

– Узас, – произнес Сайрион. Одно его легкое дрожало в развороченной груди. Единственное сердце все еще слабо билось.

– Это Талос. Узас мертв.

– Узас, – повторил Сайрион. – Я тебя ненавижу. Всегда ненавидел. Прости меня.

– Брат.

Талос провел ладонью над лицом Сайриона. Ноль реакции. Он полностью ослеп.

– Талос?

Он взял Сайриона за руку, обхватив его запястье.

– Я здесь, Сай.

– Хорошо. Хорошо. Не хочу умирать один.

Он снова откинулся на камень.

– Не бери мое геносемя.

Он дотронулся до глаз.

– Кажется…я ослеп. Слишком темно.

Сайрион вытер струйку слюны, текущую с губ.

– Ты не будешь брать мое геносемя, да?

– Нет.

– Вариелю тоже не давай. Не дай ему дотронуться до меня.

– Не дам.

– Хорошо. Твои слова. Про войну. Мне понравились. Не бери мое геносемя. С меня…тоже хватит…войны.

– Я понял тебя.

Сайриону пришлось трижды сглотнуть, прежде чем он смог снова заговорить.

– Кажется, я захлебнусь слюной.

Но это была не слюна. Это была кровь. Талос не стал говорить ему об этом.

– Септим и Октавия ушли.

– Хорошо. Это хорошо.

Сквозь натянутую улыбку Сайриона потекла кровь. Его тело начало содрогаться в конвульсиях.

Талос крепко держал его, дрожащего, и молчал. Сайрион, как обычно, заполнил тишину.

– Я умираю, – сказал он. – Все мертвы. Рабы сбежали. Ну что… – медленно выдохнул он, – …как поживаешь?

Талос дождался, пока с губ его брата не слетит последний вздох. После этого он осторожно закрыл глаза Сайриона.

С его тела он взял лишь три предмета. Не больше и не меньше.

Люкориф лежал неподвижно. Талос обошел его по широкой дуге, пробираясь к Вариелю.

Апотекарий был очень даже жив. Когда пророк догнал его, тот полз по земле. Отсутствие обеих ног его характер явно не улучшило.

– Не тронь меня, – сказал он Талосу. Тот не обратил на это внимания. Пророк затащил его под крышу, где было чуть меньше дождя.

Несколько отсеков в нартециуме Вариеля были открыты, а их содержимое циркулировало в его крови.

– Я не умру, – сказал он Талосу. – Я остановил кровотечение, провел обеззараживание, наложил синтекожу и запечатал доспех, при этом…

– Заткнись, Вариель.

– Прости меня. Принятые мной стимуляторы предназначены для экстренных ситуаций и очень сильнодействующие. Я не привык к…

– Заткнись, Вариель.

Талос взял брата за руку, обхватив его запястье.

– Я иду за ней.

– Пожалуйста, не подвергай риску свое геносемя.

– Откровенно говоря…тебе сильно повезет, если оно останется цело.

– Это печально.

– И если ты покинешь этот проклятый мир, оставь Сайриона и его геносемя нетронутыми. Пусть покоится с миром.

Вариель задрал голову, подставив лицо дождю.

– Как скажешь. Что со штурмовиком? Он вернется?

– Прощай, Вариель. Ты – гордость Восьмого Легиона. Не нужно быть пророком, чтобы это понять.

Он указал на пояс Вариеля – на его подсумки, патронташ и запасные магазины.

– Если ты не против, я возьму их с собой.

Вариель разрешил.

– Как мне покинуть Тсагуальсу, если штурмовик не вернется, чтобы доставить меня на корабль Дельтриана?

– Знаешь…мне кажется, одной ночью сюда придет легион, чтобы понять, что тут все-таки произошло.

– Это твоя догадка?

Вариель начал набирать команды на своем наруче.

– Это хорошая догадка, – ответил Талос. – Прощай, брат.

– Хорошей смерти, Талос. Спасибо за Фригу.

Пророк кивнул и покинул последнего из живых братьев, оставив его под дождем.

Она вернулась за ним, когда холодный железный самолет-охотник стало не слышно, и когда расстояние наконец поглотило рев его двигателей. Она выскользнула из теней и помчалась по крепостной стене, отставив в сторону копье, зажатое в единственной оставшейся руке.

Ее шелковые волосы были стянуты в хвост, как у мечника-танцора и не мешали ей бежать. Святилище баньши на Ультвэ нуждалось в ней, и в святилище банши Ультвэ она прибыла. Печальным было разделение мнений среди видящих, как и последовавшее разделение сил.

Как бы святилища других Путей не уважали ее, её доспех и её клинки – немногие пошли вместе с ней. Они не могли оставить Ультвэ незащищенным, поэтому вся их армада была пустой, населенной духами, ибо мало кто был готов рискнуть ступить на проклятый мир.