Текст книги "Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

В темном чреве «Завета крови» рыдали отец и мать.

Смертные члены экипажа тоже пострадали в битве. Некоторые пали жертвами абордажных команд Кровавых Ангелов – те в праведном гневе убивали спасавшихся бегством людей. Другие погибли от взрывов во время обстрела корабля вражескими судами. Еще больше сгинуло в междоусобице людских банд – группировки смертных использовали сумятицу орбитальной войны, чтобы выяснить отношения с соперниками.

Мужчина держал на руках труп своей дочери, прижимая легкое тельце девочки к впалой груди. Кровь все еще пятнала губы и щеки убитой. Ее последний затрудненный вздох прозвучал меньше часа назад. Глаза мертвой, темные от вечного мрака, безжизненно уставились на собравшуюся толпу.

У девочки не было ног. Их отрубил цепной меч Кровавого Ангела, когда один из героев Империума пробивался сквозь толпу еретиков. Его ревущий клинок пресек множество жизней, пока Астартес одного из Когтей не покончил с владельцем меча.

Отец сжимал останки дочери и рыдал от неизбывного горя.

Собравшиеся люди начали перешептываться. Они негромко говорили о проклятии, о дурных знаках и черных предзнаменованиях. На груди девочки тускло поблескивал медальон легиона.

Отец поднял тельце десятилетнего ребенка и выкрикнул в безмолвие «Завета»:

– Этот корабль проклят! Он обречен! Ее отобрали у нас!

Все больше людей сходилось из темноты. В широко раскрытых глазах поблескивали слезы. Все смертные «Завета» разделяли страхи и предчувствия убитого горем отца.

Таише было тревожно, несмотря на мирную гармонию сада.

Она пришла сюда, под купол, черневший космической пустотой и искрящийся миллионами далеких звезд, в поисках ответов. Мягкая трава чуть слышно шелестела под босыми ногами. Ступни касались прохладной земли. Мантия из мерцающего темно-зеленого шелка облекала стройное тело, оставляя одно плечо обнаженным. Волосы, темно-красные, как человеческая кровь, и достаточно длинные и густые, чтобы скрыть женщину до пояса, были собраны в тугой узел на макушке.

Миндалевидные, скошенные к вискам глаза Таиши остановились на фигуре, преклонившей колени в траве перед ней. Его роба была черна, как бесконечная тьма между мирами. Он заговорил, не поднимая головы:

– Приветствую тебя, дочь Кхайне и Морай-Хег.

Таиша склонила голову настолько, насколько велел этикет, почтительно признавая высший ранг мужчины и ту честь, что он оказал ей, заговорив первым. Эльдарка не опустилась на колени рядом с ним. Это было бы нарушением приличий. Она остановилась в нескольких метрах поодаль, легонько оглаживая пальцами рукоять меча из призрачной кости. Кончик изогнутого клинка почти касался земли – настолько длинен был меч. Пояс, с которого он свисал, удерживал зеленую мантию запахнутой.

– Приветствую, благородный провидец. Как твое здоровье?

– Благодарю, я здоров, – ответил он, все еще не глядя на гостью.

– Я помешала твоей медитации?

– Нет, Таиша.

Стоявший на коленях мужчина смотрел вниз, на землю, где между росистых стеблей травы были рассыпаны рунные камни размером с монету.

– Ты пришла за ответами, так ведь?

– Да, благородный провидец.

Эльдарку не удивляло то, что хозяин сада знал о ее беспокойстве или о нынешнем визите.

– Мои сны в последнее время тревожны.

– Не только твои, Таиша.

– Я слышала, благородный провидец. Некоторые из моих сестер чувствуют такое же беспокойство в часы отдыха.

– Да, но смута простирается куда дальше.

Теперь он наконец-то взглянул на гостью. Глаза провидца были холодны, как кристаллы голубого льда.

– Война снова грозит миру-кораблю. Война, в которой тебе, дочь Богини Судьбы, придется пролить кровь мон-ки.

– Мы – Ультве. – Она снова почтительно склонила голову. – Война всегда за порогом. Но кто идет сюда, благородный провидец? Кто из народа мон-ки?

Провидец собрал разбросанные по траве руны. Камни жгли ладонь и предвещали недоброе.

– Ловец Душ, Таиша. Тот, кто скрестит клинки с Охотником Пустоты.

«Завет крови» пронзал варп подобно копью – копью грязно – синего цвета с облезшей позолотой. Белое пламя, которое надрывно работавшие двигатели изрыгали в беспокойный океан душ, неравномерно пульсировало: корабль двигался с трудом. Он неуклюже нырял в бурлящие волны, которые хлестали по нему психическими потоками. Поля кинетической энергии из последних сил защищали корабль от первозданной ярости варпа, но шторм был беспощаден. Огромные существа, скрывавшиеся в урагане, тянулись к защитным полям когтями, и каждый удар все дальше отбрасывал корабль с курса.

На носу корабля располагался изолированный от остальных помещений зал; одинокая женщина, находившаяся в нем, стояла на коленях, безмолвно и недвижимо. Ее глаза были закрыты, но она все равно могла видеть. Ее тайный глаз – тот, который обычно был скрыт от внешнего мира под грязной от пота банданой или неудобным шлемом, – сейчас всматривался в варп, и этому зрению не мешал ни корпус корабля, ни потрескивающие энергетические щиты. Сверхъестественный взор проникал через эти препятствия без всяких усилий, и она неотрывно смотрела вглубь бури, что бушевала снаружи.

В волнах океана душ, как в масляном пятне на воде, кружился тошнотворный калейдоскоп цветов. Раньше этот хаос пронзал путеводный луч: спасительная стрела эфемерного сияния прорезала клубящуюся тьму, и навигатору нужно было лишь следовать по ней. Но на этот раз луча – маяка не было, не было сияющего ориентира, и шторм снаружи освещался лишь силовыми щитами, которые, потрескивая, поддавались давлению.

На корабль накатывались волны, слишком нерегулярные, слишком быстрые, чтобы на них мог среагировать человек. Она едва заметила поток мучительно – яркой энергии, несущийся навстречу, а щиты уже отражали его. Искря от перегрузки, они оттолкнули шквальную волну обратно в океан психической скверны, ее породивший. «Завет крови» снова задрожал, и двигатели жалобно взвыли от этой судороги, которая прокатилась по всему стальному скелету корабля. Долго ему не продержаться.

Стоявшая на коленях женщина глубоко вздохнула и вновь сосредоточилась. Ее минутная невнимательность не осталась безнаказанной, и зазвучавший голос вкрадчивым шепотом проник в самое ее сердце – так, что каждое слово слабым эхом отзывалось в крови:

– Века покорения космоса. Века завоеваний звезд. Танец преследователя и преследуемого. Хищник и его жертва. Ты, навигатор, станешь моей смертью. Концом моей славы. Моим черным днем.

Корабль снова вздумал ей угрожать. Плохой знак, а потому она процедила сквозь зубы лишь одно слово:

– Молчать!

Она могла поклясться, что где – то на границе ее сознания послышался смех. Больше всего она ненавидела эту грубую поэтичность, к которой был склонен примитивный интеллект корабля. Дух машины, составлявший его ядро, был жестоким и властным. Уже много недель он отказывался принимать нового навигатора, и женщина уже опасалась, что этого не случится никогда.

– Когти нерожденных разрывают кожу моего корпуса, чтобы выпустить внутренности в пустоту. Ты – мое проклятие. Ты – бедствие. Ты нас погубишь, Октавия.

Она сдержалась и не стала отвечать, сжав зубы так же крепко, как были сжаты веки ее человеческих глаз. Ее третий глаз смотрел не мигая, но видел лишь неистовую бурю снаружи. Нет, теперь там появилось что – то еще. Помимо них, что – то еще плыло в океане душ – какая – то тень, скорее неясный силуэт, а не тело из плоти.

Она немедленно отправила предупредительный импульс:

– Под нами что – то есть, что – то огромное. Уклоняемся, немедленно!

В этот приказ, в эту отчаянную мольбу, обращенную к рулевым корабля, Октавия вложила всю свою силу. Ответ со скоростью мысли пронесся по кабелям сопряжения, связывавшим ее с троном из бронзы и кости. Говорил безжизненный голос, принадлежавший лоботомированному сервитору, который стоял у руля:

– Выполняю.

«Завет крови» содрогнулся и, подчиняясь пылающим двигателям, начал подниматься выше в тягучем психическом веществе непространства. Но хищник, то огромное существо под ними, тоже зашевелился в эфирном тумане. Навигатор чувствовала его резкие движения, а затем увидела, как тень размером с солнце подернулась рябью от шторма. Существо приближалось.

– Оно гонится за нами.

– Принято.

– Быстрее. Еще быстрее, еще!

– Выполняю.

Огромный призрак как ни в чем не бывало вынырнул из хлестких волн психического тумана. Ей подумалось, что существо похоже на гигантскую акулу – вечно голодную акулу с мертвыми глазами, плывущую в открытом океане.

– Нужно выходить из варпа. От этого нам не убежать.

На этот раз ей ответили с чувством и крайне неодобрительно. Голос был низким, глубоким и нечеловечески звучным:

– Сколько еще до системы Ториас?

– Несколько часов? Дней? Я не знаю, милорд, но если мы не выйдем из варпа, то погибнем через несколько минут.

– Неприемлемо.

– Вы чувствуете, как дрожит «Завет»? К нам приближается психическая тень, морок из черного тумана и ненависти, который хочет нас сожрать. Я навигатор, милорд, и неважно, что вы скажете: я вывожу корабль из варпа.

– Очень хорошо. Всем постам: приготовиться к возвращению в космос. И… Октавия.

– Да, милорд?

– Когда Талоса нет на борту, проявляй ко мне побольше уважения – для своего же блага.

Она ощутила, как от угрозы учащенно забилось сердце, и оскалилась в улыбке.

– Как скажете, Возвышенный.

Охотница, пересекавшая зал, носила чужое алое платье и чужую же кожу. Последние два часа ее звали Каллиста ла Хейвен, и этому было даже подтверждение – цифровой идентификационный код, вытатуированный на правом запястье. Настоящая Каллиста ла Хейвен, исконная владелица как имени, так и роскошного платья, сейчас лежала, сложенная с полным презрением как к ее статусу, так и анатомии, в одной из тепловых вентиляционных шахт. Лежала в могильном безмолвии – мученица, о которой никто не узнает, пострадавшая за дело, которое было уже проиграно. У нее были свои надежды, мечты, радости и печали, и все они пресеклись одним поверхностным уколом отравленного клинка. Больше времени ушло на то, чтобы спрятать тело куртизанки, чем на то, чтобы оборвать ее жизнь.

Охотница прошла мимо группы клириков – аколитов. Они медленно ступали по устланному ковром полу, вполголоса бормоча еретические псалмы. Возглавлявший процессию клирик нес круглую кадильницу, подвешенную к ржавой цепи; бронзовый шар дымился приторно – сладким фимиамом. Этот клирик поприветствовал куртизанку, назвав ее по имени, и охотница изобразила на губах мертвой шлюхи улыбку.

– Ты собираешься посетить господина?

Охотница ответила ему игривым взглядом и смиренной улыбкой.

– Всего тебе хорошего, Каллиста. Ступай с миром.

Охотница склонилась в грациозном реверансе; она двигалась с едва заметным обещанием покорности – как и положено той, что рождена дарить другим удовольствие.

Именно так двигалась настоящая Каллиста; охотнице понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы понаблюдать за ее манерами, оценить их и усвоить.

Она пошла дальше, чувствуя, как шепчущие жрецы провожают ее голодными глазами. Она откровенно вильнула бедрами и одарила их прощальным взглядом, брошенным через обнаженное плечо. В их темных глазах читалось желание и, что еще лучше, глупое доверие тому, что они видели. Пусть и дальше занимаются своими делами, даже не подозревая, что женщина, которую они так хотели, была уже мертва и уложена в одну из труб рядом с регуляторами теплообмена далеко от этого зала. Тепло ускорит процесс разложения, и вскоре настоящая Каллиста станет добычей бактерий, которые всегда заводятся в теле спустя несколько часов после того, как человек перестал дышать.

Насчет тела охотница не волновалась. Она исчезнет до того, как его обнаружат: к тому времени она уже выполнит свою задачу, и ее бегство станет источником невыносимого горя для обитателей этой бесполезной планеты.

До того как стать Каллистой ла Хейвен, охотница почти час носила кожу безымянной служанки, под личиной которой она проникла на нижние уровни дворца и прошла по туннелям для рабов. Еще раньше она была торговцем в огромном внутреннем дворе, по патенту продававшим реликвии пилигримам, а перед этим она сама была пилигримом и носила потрепанную одежду скитальца – нищий странник в поисках духовного просветления.

Охотница провела на планете Ториас Секундус только один день и одну ночь. Хотя ее миссия уже приближалась к завершению, она сожалела о потраченном времени. Она была выше этого задания. Она это знала, это знали ее сестры, знало ее начальство.

Нынешняя миссия была наказанием. Наказанием за прошлые промахи, может быть, и незаслуженным, но долг есть долг, и ей пришлось подчиниться.

Она шла дальше по дворцу, проходя мимо поющих псалмы аколитов, суетливых клерков и охмелевших дворян, сбившихся в шумные компании. Время приближалось к полудню, и в залах собиралось все больше народа: именно в полдень должна была прозвучать долгожданная речь верховного жреца.

Лже – Каллиста смешалась с толпой, улыбаясь и раскланиваясь с женственным изяществом. Ни ярко – алые губы, ни льдисто – синие глаза не выдавали ее раздражения. Однако факт оставался фактом: эта кожа не позволит ей вовремя подобраться к верховному жрецу.

Жестоким условием было именно время. Если бы дело было только в убийстве жреца, снайперский выстрел уже оборвал бы его жизнь – задолго до часа, когда жрец собирался взойти на трибуну и обратиться к жителям города. Но нет, его смерть нужно было четко спланировать и разыграть как спектакль, видимый всем.

Охотница ощутила, что ее нынешняя кожа приближается к концу своего жизненного срока. Залы, по которым она шла сейчас, уже были царством избранных: одеяния присутствующих становились все дороже и помпезнее. Мнимая куртизанка грациозно пробиралась сквозь пеструю толпу, с хищным аппетитом оглядываясь по сторонам. Чужие глаза скользили от одной придворной дамы к другой, от жрицы к жрице, от куртизанки к куртизанке. Ни одна из них не годилась. Никто их них не даст ей возможности завершить начатое.

Ей нужна новая кожа – и побыстрее.

Дверь в каюту навигатора открылась со скрежетом гидравлики. Все на этом корабле работало кое – как. Октавия проверила, на месте ли пистолет в кобуре у бедра, и покинула каюту через этот единственный выход. Ее сразу же обступили суетливые слуги, которых она презирала так же сильно, как ненавидела сам корабль; они умоляли ее вернуться в каюту. Ей хотелось пристрелить их – о, как же ей хотелось их пристрелить! Самый нормальный их них не сошел бы за человека даже в этом скудном освещении. Сложив руки, словно в молитве, существо смотрело на нее с неестественно зубастой улыбкой:

– Госпожа! Вернитесь внутрь, госпожа. Для безопасности. Для защиты. Госпожа не должна пострадать. Госпожа не должна истечь кровью!

Она задрожала от этого просительного прикосновения: руки, на которых было слишком много пальцев, поглаживали ее одежду и – что еще хуже – ее голую кожу.

– Не трогайте меня!

– Простите, госпожа. Тысяча самых искренних извинений.

– Уйдите с дороги, пожалуйста!

– Вернитесь назад, госпожа! Не ходите по темным коридорам корабля. Останьтесь – ради безопасности!

– Прочь с дороги!

– Кто – то идет, госпожа. Приближается еще одна живая душа.

Она вгляделась в сумрачный коридор, освещенный слабыми светосферами, бессильными против темноты. Человек, появившийся из мрака, был одет в старую кожаную куртку; по бокам – два пистолета в набедренных кобурах, к голени пристегнут нож – мачете наподобие того, что используют дикари на каком – нибудь мире джунглей. Половина лица поблескивала отраженным светом; аугметические черты, самой заметной из которых была красная глазная линза, были необычно тонкой и дорогой работы. Человеческая сторона его лица криво улыбалась, и Октавия улыбнулась в ответ.

– Септим?

– Октавия. Извини за банальность, но это был самый тяжелый переход по океану душ, который мне только приходилось переживать.

– Корабль все еще меня ненавидит. Зачем ты пришел? Составить мне компанию?

– Вроде того. Давай зайдем в каюту.

Она помедлила, но затем подчинилась и, едва они оказались внутри, проверила, что дверь заперта. Все, что угодно, лишь бы отделаться от надоедливых слуг.

С известной натяжкой Октавию можно было назвать красивой, но для того чтобы расцвести, красоте нужны свет и тепло, а на корабле не было ни того, ни другого. Кожа навигатора была нездорово бледной, оттенка грязного мрамора – такой же, как и остальных членов экипажа «Завета крови», этого погруженного во тьму корабля. Цвет ее глаз стал почти неразличим из – за того, что зрачки были постоянно расширены. Волосы, когда – то падавшие густым каскадом темных локонов, теперь превратились в неряшливую копну, кое – как стянутую в хвост.

Она посмотрела на Септима, который рассеянно обходил кучи грязной одежды и старых контейнеров из – под еды.

– Только посмотрите на этот бардак! А ты неряха.

– Я тоже рада тебя видеть. Чем обязана?

– Ты знаешь, почему я здесь. О твоих манерах уже сплетничают. Команда нервничает, они опасаются, что ты своим неподчинением приказам вызовешь гнев легиона.

– И что? Пусть себе нервничают.

– Хассас джерассус…

– Проклятье, говори на готике! С меня хватит этих нострамских шептаний, и я знаю, что ты ругаешься, я же не дура.

– Если команда начала волноваться, они могут взять дело в собственные руки – и убить тебя без раздумий.

– Я им нужна. Я всем нужна. Иначе корабль лишится навигатора.

– Может быть. Но никто не хочет конфликтов с легионом. Все и так постоянно на взводе, и если кто – то начинает создавать проблемы… Команда уже десятки раз линчевала возмутителей спокойствия.

– На меня они руку не поднимут.

– Неужели? Если они решат, что это понравится легиону, они вздернут тебя на какой – нибудь балке на инженерной палубе или изобьют до смерти, а потом выкинут тело через воздушный шлюз. Тебе нужно быть осмотрительнее. Талос сейчас не на корабле, а когда Первого Когтя нет на борту, тебе лучше следить за тем, как ты общаешься с легионом и командой.

– Хватит нести чушь, ты даже не представляешь, как трудно мне пришлось! Во имя Трона, поле Геллера чуть не отключилось, еще несколько минут – и корабль бы развалился на куски!

– Иногда ты забываешь, где находишься. Из – за твоих способностей с тобой обращаются не так жестоко, как могли бы, но ты все равно рабыня – помни об этом! Не обольщайся насчет своих прав, иначе погибнешь.

– Ты ничем не лучше этих тварей, что не хотят выпускать меня из каюты. Три недели я прожила без покровительства Талоса, проживу и еще пару часов. Есть новости с поверхности?

– Пока нет. Как только они передадут подтверждение по воксу, я подниму их на борт. В столице уже почти полдень – скоро начнет говорить верховный жрец. Уже недолго ждать.

– Ты вообще знаешь, что они делают на этой планете?

– То же, что и всегда. Охотятся.

Народ, собравшийся в самом центре Торианы – столицы этой планеты, – ждал своего вождя. Безбрежная толпа наводнила площадь перед дворцом Примус: девяносто тысяч мужчин, женщин и детей, причем каждая семья прошла тщательный отбор в правительственном Департменто Культурум, а затем проследовала на площадь в сопровождении вооруженных патрульных.

Над морем восторженных лиц возвышался богато украшенный балкон, выступавший из стены дворца, на котором в безмолвии замерли десять фигур. Не обращая внимания на крики толпы, они стояли, прижимая к нагрудникам винтовки; безликие черные визоры и панцирная броня цвета засохшей крови указывали, что это Красные стражи – элитная гвардия самого верховного жреца. У каждого из них за спиной был переносной модуль питания, гудевший от заключенной внутри энергии; от модулей к хеллганам Стражей протянулись секционные кабели, подключенные к разъемам боепитания.

Командир Стражей вполголоса говорил по воксу, проверяя позиции снайперских отрядов, расположившихся на соседних крышах. Все были в полной готовности. Если в толпе начнутся беспорядки, у Стражей и патрульных на улицах хватит огневой мощи, чтобы залить мрамор дворца кровью и превратить площадь в кладбище.

Затем загудел сам воздух: над площадью зависла «Валькирия», в полуденном солнце поблескивавшая янтарным отсветом. Ее орудия брали прицел на одно здание за другим, проверяя окна; не обнаружив опасных целей, самолет улетел, взревев двигателями и обдав Красных стражей горячей реактивной струей.

Капитан Стражей отдал по воксу последний приказ, и тяжелые двойные двери позади них открылись. Толпа разразилась восхищенными криками, едва завидев человека в мантии, показавшегося на балконе. Верховный жрец Сайрус был уже немолод и весьма упитан – мантия из тонкой багровой ткани сидела на нем в обтяжку. Он воздел руки к небу:

– Мой народ!

Верховный жрец, раньше бывший имперским губернатором этой планеты, поприветствовал собравшихся людей, наслаждаясь их радостными возгласами. Ему предстояло исполнить священный долг: возвестить свободу от имперских налогов и десятины и провозгласить, что отныне планетой будет управлять верховный жрец при поддержке совета кардиналов, называемого Милосердие.

– Мой народ, к вам взываю я! Мы стоим на пороге новой эры мира и процветания. Впредь мы не будем рабски служить Империуму, отдавая ему нашу верность и наши богатства. Наша планета больше не будет сносить все беды одна, забытая всеми. Мы не будем голодать и вести гражданские войны только потому, что к этому нас толкают посланники далекой Терры, заботящиеся только о собственных интересах. Грядет век Милосердия – новой веры, которая надеждой и искренностью объединит нас всех. Это вера друг в друга, вера в другие планеты, которые тоже сбросили эти оковы. Встав плечо к плечу, мы отринем мучительную власть прошлого.

Толпа взревела – в точности как и ожидал Сайрус. Они уже начали выкрикивать его имя, называя верховного жреца своим спасителем, своим святым.

– Братья и сестры! Сыновья и дочери! Мы свободны, мы объединились там, куда не дотянется власть ненавистного Лже – Императора, и я…

Толстяк пошатнулся и схватился за ограждение балкона. Красные стражи слаженно вскинули оружие, осматриваясь в поисках целей. Ликующая толпа притихла в замешательстве.

Охотница наблюдала за происходящим с улыбкой. Момент был выбран идеально: яд проник в тело жреца именно тогда, когда этот лжепророк осмелился порицать Бога – Императора.

Люди на площади все видели. Сеть гололитической трансляции передаст изображение по всей планете, и ее население узнает, какую цену платит тот, кто святотатствует и призывает к расколу.

Из наперстного оружия, скрытого в ее перчатке, можно было сделать только один выстрел, выпустить только одну иглу, щедро пропитанную нейротоксином. Лазер наведения был не только незаметным, но и достаточно мощным, чтобы пройти сквозь шелковые одеяния еретика. Она выстрелила ему прямо в спину, а Красные стражи ничего не заподозрили.

Верховный жрец перевалился через ограждение и рухнул на площадь, даже не вскрикнув, – он был уже мертв.