Текст книги "Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Глава четвёртая

Хотя и нет легенд, где излагалось бы достаточно деталей, чтобы воссоздать по ним лик Аргулеона Века, известно более чем достаточно подробностей о боевом снаряжении, которое некогда защищало его тело и убивало в его руках. Все, к чему прикасался Век, само по себе становилось легендой.

Песнь Резни, скакун угольно-черного или мертвенно-белого цвета, что зависит от рассказа и рассказчика, был быстрее света и испускал огонь из глаз, а его кожа (или чешуя, или перья) могла отбивать молнии.

Доспех Века был не просто частью его облачения, но верным слугой и мстительным телохранителем, более проницательным, чем большинство смертных командиров. Он давал Веку советы и, как говорят, много раз спасал его жизнь и с честью проходил испытания во многих победоносных боях, постоянно рискуя быть уничтоженным при защите полубожественного тела своего хозяина.

А еще у него было оружие. Ни одной библиотеке не под силу вместить тома с легендами, которые повествуют о многочисленных видах оружия, которыми Век владел на протяжении своей долгой и внушающей ужас жизни и во время борьбы с Последним. И если все эти истории – правда, то Век менял вооружение так же часто, как Торвендис меняет свои солнца, и все же в каждой из них должна быть доля истины. Они повествуют о луке, который был согнут из хребта дракона и выпускал стрелы, увенчанные его же зубами, о биче из шипастой цепи с золотыми звеньями, о мече из чистейшего изумруда, который в разгар битвы выколол глаз Последнего, и о тяжелых, покрытых шипами латных перчатках, с помощью которых Век вырывал из земли горы и метал их в своих врагов.

Многие правители Торвендиса похвалялись, что владеют одной или многими из этих вещей, и многие из них, как считается, были правы. Несомненно, что колдовской посох, откованный Веком из расплавленного ядра Торвендиса, принадлежал самозваному Понтифику Инфернуму, который использовал его, чтобы вскипятить южный океан и очистить полушарие от всех живых существ. Щит, которому поклонялись Багровые Рыцари, чье безумное правление длилось один век, почти наверняка был тем самым, что отражал огненное дыхание Последнего, или, по крайней мере, его фрагментом. И на каждый такой артефакт приходится сотня фальшивок, какие-то из них – шедевры, которые те, кто их нашел, считают святынями, а другие – намеренно созданные подделки.

Все, что считается затронутым рукой Аргулеона Века, становится чем-то священным, источником силы, который сияет невидимой благодатью Хаоса. Такова мощь легенд на Торвендисе. И хотя есть много мечей, копий и даже частей тела, которые описываются как принадлежащие Веку, существует куда больше легенд, чем соответствующих им артефактов. Поэтому разумно предположить, что какие-то вещи Аргулеона Века все еще лежат где-то на Торвендисе и ждут, пока их найдут, или содержатся в секрете теми, кто боится силы, что может таиться в них.

Голгоф видел немногих таких существ, и только с расстояния, и все же он понял, что это за тварь. Она выглядела похоже на женщину и, наверное, могла замаскироваться под женщину, если бы ей дали возможность – но она была связана колдовскими цепями из метеоритного железа и стенала на земляном полу шатра нового вождя, и было ясно, что это существо никогда не было смертным.

На безносом лице выделялись глаза втрое больше человеческих, лишенные зрачков и имеющие красный оттенок, вместо волос у него было нечто вроде дредов из плоти. Кожа была бледного серо-голубого цвета, спереди по туловищу тянулись ряды гермафродитских грудей, стопы походили на птичьи лапы, обтянутые кожей ящерицы. Кистей рук не было, вместо них торчали длинные, зазубренные роговые когти.

Таких существ называли демонеттами, и Голгоф знал: это обманчивое имя, которое создавало впечатление, что они – уменьшенные версии чего-то более смертоносного. На самом деле это были одни из самых свирепых созданий, которых когда-либо видел Торвендис. Они убивали порчей и похотью так, как люди убивают клинками. Говорили, что демонетты – инструменты Бога Наслаждений, той же декадентской силы, которой поклонялись орды леди Харибдии. И это требовало задаться вопросом: что она тут делала?

– Мы нашли это в гареме Грика, – сказал Тарн, который привел эту необычную пленницу новому вождю Изумрудного Меча. – Другие жены пытались защитить ее. Миккрос потерял глаз.

По крови, запекшейся под его ногтями, Голгоф понял, что Тарн принял меры, чтобы ни одна из этих женщин не угрожала больше людям вождя.

– Они сказали, для чего она была нужна? Кроме очевидного.

Тарн пожал плечами.

– Они сказали, что это была любимая наложница Грика. Он держал ее за троном в этих цепях. Как домашнее животное.

– Что за человек держит демона, как животное?

– Может быть, в нем был демон. Может, он управлял им.

Голгоф поразмыслил. Инстинктивно пришла идея спросить Крона – но колдуна последний раз видели до битвы с Гриком, а потом ни разу. Кроме того, Голгофу следовало научиться жить без его советов.

Потом ему пришло в голову вот что. Демон не был ни хозяином, ни даже питомцем. Что, если это был подарок? Могло ли это означать заключение некоего пакта между Гриком и богом похоти, или даже самой леди Харибдией?

Голгоф выбежал из шатра, Тарн поспешил за ним. Он приказал трем воинам изрубить демона, если тот произнесет хотя бы звук, и направился к деревянной хижине на краю кочевого города, которую заново отстраивали после каждой миграции, чтобы там жил кабал колдунов Грика. Эти самые колдуны были взяты в плен и теперь, с отрезанными языками и кистями рук, содержались в клетках, окруженных стражей. Но принадлежности их черного чародейства должны были оставаться в хижине. Широко распространенное поверье, что тех, кто войдет в дом колдуна, постигнут несчастья, делало из нее хорошее укрытие.

Горожане прекратили свои дела, чтобы поглядеть на нового вождя. Большая часть воинов уже поклялась отдать Голгофу свои мечи и жизни, а Тарн весьма эффективно решил судьбу тех, кто этого не сделал. Грик правил дольше, чем большинство вождей, и для подавляющей доли населения Голгоф был лишь еще одним лидером, под которым они жили. В городе чувствовался страх, но и надежда. «Так оно и должно быть», – подумал Голгоф, проходя по полным людей аллеям между общими палатками воинов к низкому, выстроенному из бревен дому.

Там воняло. Это был не просто неприятный запах, но предупреждение, ибо каждый, кто был на поле боя, мог узнать смерть, когда чувствовал ее зловоние. Редкие травы подножий чернели и умирали в радиусе пятидесяти шагов от дома. Птицы здесь не пели. Смерть сочилась наружу, источаемая порчей, которую творили колдуны.

Голгоф прошел по черной, похожей на губку земле и убрал в сторону шкуру, прикрывающую дверь. Он с отвращением понял, что это была не шкура, а кожа – человеческая кожа. Внутри все было еще хуже.

Со стен свисали кожи и куски мяса – руки и бедра, подвешенные на крюках с потолка. По полу тянулись ряды голов, отмечая связки состриженных волос, на которых спали колдуны Грика. Идолы из соединенных гвоздями костей словно пародировали жертв, которых использовали для их создания, и отбрасывали странные тени на потолок и стены, покрытые запекшейся кровью, при свете свечей, которые еще тлели в глазницах.

В полу были вырезаны ямы, полные пепла – здесь колдуны угадывали будущее в языках пламени. Висящие кожи были исчерчены диаграммами сложных заклинаний на языках, на которых никто никогда не говорил. Это было место, где колдун, которого убил Голгоф, и все его сородичи – советники Грика – жили и творили свою магию. Здесь они записали свои секреты.

Голгоф вошел в комнату, сдерживая рвоту от зловония крови и гниения. В дальнем ее конце виднелась куча мусора, обрезков пергамента, колец высушенных кишок и другой дряни, которую ему не хотелось опознавать. Он разгреб ее руками, наткнулся на что-то твердое и вытащил наружу. Это была деревянная, окованная железом шкатулка. Она была заперта. Голгоф швырнул ее на пол и, когда она не открылась, отрубил крышку топором.

Внутри лежал птичий труп, сухой остов с разноцветными, похожими на драгоценности перьями. Голгоф вынул его и осмотрел из любопытства, вглядываясь в пустые глазницы черепа. Перья начали крошиться при прикосновении. На иссохшую лапу было надето золотое кольцо с нефритом. Голгоф взялся за него, и наружу выпала длинная полоска пергамента, которая была скручена внутри кольца. На ней что-то было написано тонким паучьим почерком. Похоже, чернилами служила кровь.

Голгоф посмотрел на Тарна, стоящего на пороге.

– Прочти это мне, – сказал он и протянул воину дохлую птицу и письмо. Голгоф никогда не нуждался в том, чтобы писать или читать, но Тарн мог похвастаться и этими талантами наряду с другими, более подобающими мужчине навыками. Несомненно, благодаря этому он был полезен для Грика, которому служил много лун назад, и, в любом случае, никто уже очень долго не отваживался поддразнивать его за это.

Тарн начал читать, а Голгоф слушал. Когда он закончил, Голгоф на секунду задумался.

– Собери колдунов и старейшин племени, – холодно произнес он, – и ту демоницу тоже. Закрой их здесь и убедись, что никто не сбежит. Поставь вокруг стражу из двадцати человек, которым можно доверять. Потом собери дрова для очагов, сложи вокруг и подожги это место. Пусть стража стоит, пока все и вся здесь не сгорит.

Амакир никогда не спал. Космические десантники редко этим занимались, ибо спящий человек уязвим. У них имелся сложный набор органов, которые имплантировались во время отбора и обучения, и один из них позволял отключить одну половину мозга, чтобы войти в состояние полутранса, когда разум отдыхал, но чувства сохраняли остроту. Мир вокруг ускорялся, но легчайшего ощущения угрозы или перемены в окружении было достаточно, чтобы сознание космического десантника со скоростью мысли вернулось к полной бдительности.

Именно в таком полутрансе капитан Амакир из Несущих Слово впервые услышал зов Сс’лла Ш’Карра.

Гортанный рев демона был настолько отвратителен, что пробился сквозь лиловые ароматы и радужные вопли духов, прикованных к стенам будуара в сердце Крепости Харибдии. Их колыбельная была разрушена, а сама леди Харибдия содрогнулась от атональной вибрации этого звука. Ее чувства рухнули с божественных высот, чтобы не дать ей остаться ослепленной и оглушенной.

В поле зрения снова вплыли фиолетовые драпировки ее покоев. Даже лица, корчащиеся в стенах, выражали ужас, больший, чем обычно – крик пробуждающегося демона был более чем звуком, это было нечто, эхом отражающееся в душе.

Элегантно удлиненное тело леди Харибдии выскользнуло из-под покрывал. Она набросила на себя шелка. Надо будет посоветоваться с мудрецами насчет этого вторжения в ее чувственное поклонение, которое разгневало ее своей грубостью и, пожалуй, слегка напугало. Недавно были мрачные знамения, начиная от уничтожения одного из ее храмов и странных движений Песни Резни на небосводе и заканчивая докучными мутациями и бессмысленными бунтами в ее городе. Торвендис знал, что скоро случится нечто ужасное, и леди Харибдия осознавала, что ей надо понять это событие, если она желает продолжать службу Богу Наслаждений.

От крика несло Кровавым Богом. Если бы она не знала, что это невозможно, то подумала бы, что вернулся Сс’лл Ш’Карр – но Ш’Карр был мертв, его череп был прибит к стене в качестве еще одного экспоната, и она знала, что это должно быть нечто иное.

Оргии и сложные кровавые церемонии в городе прекратились, когда над ними пронесся вопль. Внизу, в шахтах, лопнули последние жилы здравого рассудка, и на время воцарился пандемониум, ибо рабы дрались среди скал, пытаясь умастить себя чужой кровью во славу пробудившегося бога. Легионеры набросились на них с нейробичами и глефами боли и били их, пока те снова не стали покорными.

На укреплениях вокруг Крепости Харибдии космические десантники из ордена Насильников нанесли на себя новые узоры священных шрамов, чтобы обозначить появление нового врага.

Зов эхом отозвался в горах Канис и на бесплодных каменистых равнинах на севере. Стаи падальщиков разлетелись по всем гниющим топям. Фаэдос, Скарлан и Врокс шли обратно через горы, когда их настиг крик, который минул авточувства и зарылся прямиком в души, и замерли от шока.

На дне океана в слепом страхе заметались плоскотелые твари, подбирающие падаль. В небесах закружились ослепленные шоком воздушные киты с полыми костями. Задрожали даже камни, деревья и реки Торвендиса, потому что они были здесь, когда на планете впервые раздался подобный клич – вопль триумфа. Они напитались кровью во время безумного правления князя демонов Сс’лла Ш’Карра – одного из многих, но одного из худших.

– Кровь! – гласил этот зов. – Кровь для Кровавого Бога!

Капитан Амакир вырвался из транса и увидел, что уже рефлекторно схватил болтер, готовый стрелять. Он осмотрел храм, где цепи покачивались, как от удара. На полу по-прежнему стоял развернутый портативный голомат, который несколько часов назад передал послание Фаэдоса – изображение окровавленных доспехов Карнулона. Тела новопосвященных и инициированных послушников все еще валялись по всему храму, с цепей свисали куски тел, обугленные знамена были заляпаны кровью.

Амакир включил вокс.

– Несущие Слово, доложить состояние!

– Готов к бою, сэр, – донесся голос Макело.

– Готов, – сказал Феоркан. – На ауспике ничего. Что это было?

– Это был знак, – ответил Амакир. – Пракордиан?

Чародей не отвечал. Амакир осмотрел храм улучшенным зрением и увидел, что Пракордиан, шатаясь, держится за железный столб, чтобы не упасть. Нос и уши кровоточили. Пракордиан был более чувствителен к голосам, которыми говорили не смертные, и крик могущественного пробудившегося демона пагубно отразился на нем.

Амакир поспешил к Пракордиану.

– Кто это был? – спросил он. – Карнулон?

– Сс’лл Ш’Карр, – прохрипел Пракордиан, давясь кровью из прокушенного языка. – Говорили, что он мертв…

– Нельзя убить нечто подобное ему, – нетерпеливо возразил Амакир. Когда стало ясно, что Карнулон направляется на Торвендис, Амакир постарался прочесть все исторические файлы, которые были на «Мультус Сангвис». Торвендис обладал слишком долгой и сложной историей, чтобы всю ее можно было записать, но там упоминался Сс’лл Ш’Карр, князь демонов Кровавого Бога, который правил Торвендисом много веков и едва не убил всех живых существ на планете, прежде чем его уничтожили отчаявшиеся выжившие. Пророчествам, предвещающим возвращение Сс’лла Ш’Карра, было несть числа, и вполне можно было предположить, что одно из них истинно.

– Можешь сказать, откуда донесся крик? – спросил Амакир.

Пракордиан кивнул, капая кровью из носа.

– С юга. Три недели пешком для обычного человека, пять дней для нас.

– Хорошо. Фаэдос и остальные нагонят нас, когда смогут, – Амакир открыл вокс. – Несущие Слово! Если Карнулон пробудил демона, чтобы тот стал его союзником, то это – наш последний и лучший шанс его выследить. Прочитайте молитвы и готовьтесь выдвигаться. Хвала всему.

– Хвала всему, – отвечали все.

Миссия Амакира была такова: выяснить планы Карнулона, расстроить их и убить его. Благодаря присутствию говорящего-с-мертвыми Пракордиана, эти ступени можно было выполнить в любом порядке. Если ковену придется разобраться с Сс’ллом Ш’Карром, прежде чем они смогут найти Карнулона, значит, так оно и должно быть. Чтобы выйти на бой с Карнулоном, нужно выжить только одному из них, и Амакир десять тысяч лет сражался против каждого, кто вызывал гнев его легиона. Неважно, что произойдет, но Карнулон умрет, потому что Амакир так решил, а он был человеком, который отказывался терпеть неудачи.

С воем рвущегося металла храм-темница Сс’лла Ш’Карра разваливалась на куски. Это место было выстроено в качестве тюрьмы, и теперь, как будто поняв, что узник сбежал и цели существования больше нет, оно уничтожало само себя.

Металлические пластины и огромные шестерни падали, как лезвия гильотин. Мистические слова, начертанные на разрушенных зданиях, вырвались на свободу и метались по сторонам – цепи светящихся слогов, пульсирующие жарким белым сиянием от гнева на то, что их чары были сломлены. Огромный сферический абсцесс под землей проваливался внутрь себя на глазах Крона, и языки странно окрашенного огня хлестали из черных металлических стен.

Тяжелая балка насквозь пробила подвесную платформу размером с город, и Крон почувствовал, как пол нод ногами шатается. Вся платформа, уже поврежденная выплеском энергии освобожденного Ш’Карра, треснула пополам, ее половины бешено затряслись, угрожая сбросить здания в темноту. Под Кроном разверзлась черная пустота, и, несмотря на пронизывающую боль, он заставил свой язык произнести еще несколько магических слов. Крон начал парить среди пучков искр, отлетающих от металла, которые падали на его кожу, словно дождь бритв. Он увидел до боли яркое сияние расплавленной темницы Сс’лла Ш’Карра и огромное крылатое тело самого демона, чей смех был даже громче, чем вой разрушающегося дворца. Металлические плиты разбивались о титаническую громаду Ш’Карра. Огонь волнами проходил по мускулам демона и капал с его изогнутых жвал.

Платформа наконец поддалась и резко покачнулась, выскользнув из-под ног Ш’Карра – но тот завис в воздухе, расправив крылья, и вбитые в его плоть механизмы начали двигаться и выплевывать струи пара, струящегося из поршней и бешено работающих насосов.

Крон напряг волю и поднялся вверх на неустойчивой подушке из перегретого воздуха. Нижняя часть сферы заполнялась жидким огнем, так как падающий металл плавился под воздействием энергий, выплеснутых освобождением Ш’Карра. В воздухе вокруг Крона мерцали символы, последнее эхо заклинаний, которые были созданы огромной ценой, а сломаны всего лишь одним человеком.

Он взлетел выше, пытаясь создать как можно больший разрыв между собой и растущей преисподней. Машины, которые создавали вход в сферу, распадались стальным дождем, и целые простыни изогнутого металла отслаивались изнутри каверны. Наконец Крон заметил колодец, ведущий наружу, похожий на булавочную точку света, заваленный кусками сломанных механизмов и становящийся все меньше.

Ш’Карр хохотал, обезумев от новизны свободы. Падающие обломки металла копьями вонзались в его кожу, плавились и текли, превращаясь в механизмы и добавляя новые заводные устройства к тем, что уже усеивали его плоть. Громадные крылья хлопали: он тоже летел вверх.

Крон взмыл по колодцу, уворачиваясь от падающих машин и пластин рваного металла. Подобравшись к устью, он протянул руки и схватился за край, чувствуя горячий металл под ладонями. Последним могучим рывком он подтянулся и выпрыгнул на свежий воздух. Над головой бушевало небо Торвендиса – звезды метались через небосвод, скопления облаков клубились и испарялись, солнца-близнецы кружили друг вокруг друга, как настороженные хищники.

Последним, что увидел Крон перед тем, как сбежать, был Сс’лл Ш’Карр, до пояса погруженный в расплавленный металл, бьющий крыльями, чтобы удержаться над поверхностью огня. Сфера наполнялась пламенем, и весь храмовый комплекс растаял от жара. Но Крон знал, что понадобится больше, чем просто огонь, чтобы навредить князю демонов, который некогда бродил буквально по океану крови, и целые армии разбивались об него, подобно волнам.

Крон знал, что он уже не настолько силен, чтобы выступить против кого-то вроде Ш’карра. Он многим пожертвовал, чтобы добраться до Торвендиса, и во многом было чудом, что ему удалось все это совершить. Теперь, приближаясь к концу путешествия, он совершенно ясно понимал, что сейчас не время погибать. Изгнав боль из своих рук и ног, Крон побежал.

Небо то вспыхивало светом, то снова меркло. Сама атмосфера Торвендиса проявляла смятение и гнев – все на планете, что только могло чувствовать, осознало, что на волю вышло нечто ужасное. Настолько велик был резонанс, которым отдавались в материи Торвендиса великие ужасы, страдания и проявления гнева. Крон чувствовал это в воздухе, сгустившемся вокруг – страх тех, кто смог пленить Ш’карра, и страх планеты, которая уже претерпела владычество князя демонов в прошлом.

Но для Крона это была всего лишь еще одна ступень плана. Во многом ее можно было назвать первой – все, что было до этого, было лишь подготовкой. Если он достаточно точно просчитал свои планы, то освобождение Ш’карра станет первым из цикла событий, которые завершатся победой.

Так много переменных, столько невидимых факторов. Равновесие очень хрупкое, и понадобится большая удача, прилежность и храбрость, чтобы все прошло так, как запланировал Крон. И результатом будет либо триумф, либо смерть – но по большей части для Крона не было разницы, какой из двух исходов его ждет. В любом случае, это будет освобождение, но это не значило, что Крон не может устроить себе проводы по высшему разряду.

Крон перебрался через камни, которые отмечали внешнюю границу храма на поверхности, и со всей возможной скоростью помчался по иссушенной земле. Земля бешено затряслась под ногами и внезапно качнулась, отчего Крон упал лицом вниз.

Из-под земли хлынул фонтан расплавленного металла, растворив руины храма и окатив пески морем огня. Взмыли клубы черного дыма, огонь сгустился и превратился в корявые градины светящегося металла. Куски разгоряченной стали падали, как кинжалы. В нескольких метрах от Крона рухнул кусок дымящегося камня, и тот едва успел откатиться в сторону. Он рискнул оглянуться и увидел в сердце огня Сс’лла Ш’Карра, который взмыл в небо на перепончатых крыльях, преследуемый шлейфом пламени, будто падающий метеор.

Крон знал, что первым инстинктом Ш’Карра будет желание убивать. Когда демон закончит ликовать от новоприобретенной свободы, то вернется к той цели, ради которой его создал Кровавый Бог – к убийствам и насилию, собиранию черепов для трона его бога, кровопролитию, являющемуся актом поклонения.

Когда Крон поднялся на ноги и побежал дальше, то почувствовал, что на лицо падают капли теплого дождя. Он попробовал его на вкус и понял, что это нечто пугающе знакомое. Пустыня некогда была лесом, до этого – участком океанского дна, а до того – сотнями иных ландшафтов. Но теперь она снова изменится и станет чем-то ужасным, ибо над южной пустыней лился дождь из крови.

Голгоф тоже услышал крик, но тот не представлял для него интереса. Больше ничто и ничего не значило – Изумрудный Меч умер уже давным-давно, может быть, даже до того, как Грик занял престол вождя. Но смерть племени осталась незамеченной, и только сейчас открылось, что надежда Голгофа спасти его – ложь. Теперь он знал, что народ, который раньше был горд и воинственен, стал не более чем рабами и скотом, что их предали старейшины и главари, и осталась лишь пустая оболочка того великого племени, что раньше правило из Стрельчатого Пика.

Голгоф по-прежнему стоял на окраине города Грика. Отсюда были видны дымящиеся руины дома чародеев. Теперь, когда ярость пламени угасла, толпа разошлась, но пожарище еще тлело, и Голгоф собирался ждать в тени гор, пока оно не догорит до конца. Небо над головой волновалось, не в силах решить, день сейчас или ночь. Резкий белый свет Песни Резни боролся с розоватым свечением от солнца-Шакала, горстка жарких красных звезд горела высоко в черном, пронизанном красными полосами небе. Дым, еще извивавшийся над сгоревшим домом, создавал странные узоры в разноцветных лучах. Голгоф чувствовал запах горелого мяса, которое наполняло хижину, смешанный с вонью дыма и отвратительной примесью жженой демонической плоти.

Старейшин со связанными руками загнали внутрь вместе с избитыми колдунами, которые пережили чистки Тарна. За ними последовала демонетта, которая хныкала и молила сохранить ей жизнь, в то же время пытаясь разорвать опутывающие ее цепи. Потом вокруг дома навалили дрова и сожгли их всех заживо. Населению города приказали смотреть, как огонь поднимается все выше, и слабые крики с трудом пробивались сквозь рев пламени. Окутанная пламенем демонетта вырвалась наружу, проломив стену, но стражники, которым Голгоф приказал дежурить на наблюдательных башнях, утыкали ее дюжиной стрел.

Пятно выжженной земли там, где упала демонетта, все еще тлело даже спустя несколько часов. Голгоф не прекращал наблюдать – когда огонь наконец угаснет полностью, он заставит своих людей открыть дом и удостовериться, что убийцы его племени действительно мертвы.

Из города к нему вышел Хат.

– Они собираются, – крикнул он. – Весь город. Люди поняли, что мы не можем оставаться здесь.

– Насколько много они знают?

– Они знают, что с Гриком невозможно было спорить. Что люди исчезали, и что в его подчинении были демоны и колдуны.

– Должно быть, они все поняли. Как долго Грик продавал нас? Сколько это длилось еще до того, как Грик родился?

– Никто не это не ответит, Голгоф. Вопрос в другом – что ты будешь делать с Изумрудным Мечом теперь, когда завладел им.

Голгоф сплюнул в дымящуюся яму там, где умерла демонетта.

– Изумрудный Меч мертв, Хат. Я хочу убедиться, что он знает об этом. Пусть все воины вооружатся и готовятся идти на войну.

– Против кого?

– Против леди Харибдии.

Это был единственный путь. Сообщение, которое Голгоф нашел в жилище колдунов, было очень простым: леди Харибдия гарантирует Изумрудному Мечу безопасность, хотя ей понадобится относительно небольшое усилие, чтобы искоренить его. Со своей стороны Грик должен посылать самых здоровых новорожденных племени в храмы Бога Наслаждений, чтобы питать вечный голод алтарей, а лучшие воины Изумрудного Меча должны вступать в легионы леди Харибдии. Демонетта и колдовские трюки были приятным дополнением к сделке.

Грик сговорился с леди Харибдией, чтобы превратить гордый Изумрудный Меч в ферму, растящую человеческий урожай, и подпитывать чудовищные орды, которыми та правила. Скверна предательства превратила Грика в монстра, дала ему силу разговаривать с демонами и лишила племя того огня, который однажды едва не привел его к владычеству над всеми горами Канис.

– Никто из нас не выживет, Голгоф, – увещевал Хат. – Мы не пройдем дальше первой стены. Против нас выйдет десять тысяч легионеров, возможно, даже Насильники. Они призовут демонов на наши головы.

– Мне все равно. Хат, я всегда знал, что погибну в битве. Нам больше не за что сражаться, и это такая же хорошая битва, как и любая другая. Этих людей надо наказать за то, что они позволили своему племени погибнуть. И когда Меч наконец вымрет, он больше не будет отдавать леди Харибдии скот для убоя. Мы должны ранить ее, Хат, это единственная достойная цель, оставшаяся на планете. Это единственный способ, которым мы можем нанести ответный удар.

– Мой меч – твой, Голгоф, – сказал Хат, – и всегда будет твоим. Но это – конец. Ты хочешь, чтобы тебя вспоминали как вождя, который довел свое племя до вымирания?

– Грик уже это сделал, – горько ответил Голгоф. – Я лишь избавляю Меч от страданий. Найди почтовых птиц, и пусть Тарн напишет обращение. Каждая живая тварь в этих горах должна узнать, что Изумрудный Меч в последний раз выходит на войну.

Леди Харибдия была встревожена. А когда она тревожилась, Слаанеш не получал свою дань наслаждений с великого алтаря города, и поэтому неудовольствие леди Харибдии само по себе было ересью.

Сс’лл Ш’Карр был, конечно же, мертв. Доказательство было прибито к колонне, перед которой сейчас стояла леди Харибдия, в нефе капеллы с высокими трубчатыми стенами и настолько высоким сводом, что иногда здесь шел дождь. Свет миллиона свечей пробивался сквозь витражные окна и наполнял неф прекрасными, болезненно-разноцветными лучами.

Череп Сс’лла Ш’Карра свирепо смотрел с колонны множеством пустых глазниц. Его вытащили из разреза в одной из шахт, густо усеянной костями демонов и тех, кого они сокрушили. Царствование Ш’карра предоставило огромное количество сырья для города и крепости – кости с полей битв тех времен лежали более толстыми слоями, чем практически в любую иную эпоху Торвендиса, и благоухали смехом убийц и воплями убиваемых. Череп мог принадлежать только самому князю демонов – спиритические сеансы и прорицания, проведенные с ним, подтвердили наличие следов его воспоминаний. Даже теперь реликвия излучала гневное безумие, и леди Харибдия чувствовала его всюду вокруг себя, словно что-то кипело под самой поверхностью, и тысяча крошечных сердитых кулаков била по ее коже. Обычно она наслаждалась этим, когда купалась в теплой злобе, чтобы расслабиться, в полной безопасности и зная, что никто другой здесь не выживет без ее позволения. Но теперь многое здесь ее беспокоило.

Двери капеллы открылись, внутрь ворвался холодный воздух. Внутрь вковыляла кучка мудрецов вместе с ходячим кошмаром Кадуцеей, командующей легионов. Один из мудрецов был, скорее всего, Вай’Гар, верховный прорицатель, но леди Харибдия давно перестала утруждать себя, вспоминая, кто есть кто из ее подчиненных.

Все это были мужчины, преждевременно состарившиеся из-за близости к крепости – леди Харибдия обычно помнила, что надо притуплять сенсорное излучение здания, когда должны прийти низшие смертные вроде этих, но даже при этом пение заточенных душ и благовония из дистиллята невинных оказывали воздействие на тех, кто их чуял. Для пресыщенного зрения леди Харибдии все люди выглядели одинаково, если только она силой не заставляла свои чувства опуститься до уровня обычных смертных, поэтому она заставляла их одеваться в яркие цвета, чтобы можно было различить их функции.

– Моя госпожа, – начал предводитель мудрецов. Он был одет в белое. Наверное, это был Вай’Гар, но леди Харибдии по большому счету было все равно, кто он такой, пока он делал то, что она требовала, и давал ей ответы, которые она желала услышать. – Мы ответили на ваш призыв. Мы глубоко скорбим от того, что вы настолько встревожены, что просите нашего совета.

– На юге проснулось нечто, что объявило себя потомком Сс’лла Ш’Карра. На мой мир прибыли чужаки и убили моих жрецов. Торвендис чувствует, что ему грозит опасность, и я хочу знать, почему.

– Знамения оказались сложными, – расплывчато ответил другой мудрец, чьи одеяния были красными.

Леди Харибдия сердито посмотрела на него.

– Вы существуете, чтобы служить, – сурово напомнила она. – Если вы не желаете служить, то не желаете жить. Есть ли на Торвендисе сила, которая угрожает мне? Не сговариваются ли наши незваные гости, чтобы поднять войско против города?

Белый мудрец сделал широкий жест.

– Не бойтесь, моя госпожа, мы делаем все, что в наших силах, чтобы смягчить ваши тревоги. Мы просто… очень хорошо понимаем важность задачи, которой вы благословили нас.