Текст книги "Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Образ голомата мигнул и потускнел, сквозь молочное ночное небо стало видно черные колонны зала. Потом он задрожал и отключился, когда старые электросхемы выгорели.

Город не угаснет и не умрет. Самая усердная прислужница Слаанеша продолжит добывать из Торвендиса священные удовольствия во имя своего бога. Она поклялась, что ее не остановит ни варвар, ни демон. Ведь она, в конце концов, высшая жрица Слаанеша, и этот город – ее церковь. Она исполнит свой святой долг, а все, кто встанет на ее пути, по иронии, получат в дар последнее наслаждение смерти.

За всю свою жизнь Голгоф никогда не думал, что настанет день, когда он действительно войдет на землю, подобную этой. Царство леди Харибдии было священным местом, куда он не был приглашен. Он чувствовал себя, как ребенок, нарушающий запрет. Так же он чувствовал себя, когда пошел убивать своих первых врагов и прокрался на поле боя, не достигнув должного возраста.

Святая земля была сухой, растрескавшейся, безжизненной. Там и сям из почвы медленно поднимались куски зданий, сводчатые галереи с колоннами, мощеные площади – или снова сливались с нею. Утреннее небо было окрашено в яркий желтый цвет, пронизано пурпурными полосками у горизонта, и на нем горела дюжина солнц, соревнуясь с пестрыми пятнами туманностей и яркой белой точкой неугасимой Песни Резни.

В отдалении высился город, его странные луковицеобразные башни кренились под безумными углами, и даже с такого дальнего расстояния Голгоф мог разглядеть длинные цепи, которые поддерживали некоторые из них, и тонкие подвесные мосты между ними. Под башнями чернели пятна глубоких карьеров. Даже сейчас, в разгар дня, в нижней тьме виднелись точки света.

Между Голгофом и городом бушевала битва, если ее можно было так назвать. Варварская орда хлынула через брешь, пробитую Ш’карром, и вторглась в запретный центр владений леди Харибдии. Демоны преследовали тех, кто обитал на окраинах города – падальщиков и бедных крестьян, которых просто увлекли за собой волны отступающих легионов. Варвары поразвлеклись с немногочисленными легионерами, оставленными позади, но не теряли времени, готовые продолжать то, что из катастрофы превратилось во вторжение. Голгоф поразмыслил над тем, как его грандиозный самоубийственный порыв перешел в нечто совершенно иное. Он собрал племена вместе, но вместо того, чтобы уничтожить их в наказание за слабость, он, получается, предпринял первые шаги к возрождению могущества?

Рабов леди Харибдии плетями согнали на путь захватнической армии и собрали в огромную тесную толпу, половина которой была безоружна, часть одета в лохмотья, а большинство были практически нагие. Хат насчитал десятки тысяч невольников, но к тому времени, как варвары нагнали демонов Ш’Карра, половина рабов была мертва.

Битва подходила к концу. Тонкая белая линия бледных истощенных рабов с каждой секундой становилась все меньше, сокрушаемая черной массой варваров. Стаи серокожих демонов прыгали там и сям, упиваясь кровью.

Происходило нечто необыкновенное. Они не просто безжалостно уничтожали препятствие, брошенное против них леди Харибдией – они создавали альянс. Голгоф наблюдал за фронтом с некоторого расстояния, откуда битва казалась почти абстракцией, и приходилось стараться, чтобы представить, что эта бледная, едва различимая линия сопротивления состоит из людей. Но он ясно видел смысл победы. Люди и демоны сражались бок и бок, и сложно было сказать, кто сильнее стремился покарать леди Харибдию.

Земля затряслась, тень накрыла солнца позади Голгофа. Он повернулся и увидел возвышающуюся над собой громаду Сс’лла Ш’Карра, размером, казалось, с гору. Скрежещущие и движущиеся механизмы в его коже истекали дождем крови и машинного масла. Когтистые лапы были по локоть покрыты запекшейся кровью, и кровавые потоки текли от его мясистых жвал.

– Ты, – сказало существо чудовищным голосом, от которого содрогалась земля, – их король.

Голгоф задрал голову, чтобы увидеть демона целиком. Говорили, что это действительно Сс’лл Ш’Карр – даже Голгоф, который не мог назвать себя много знающим человеком, слышал, как рассказчики историй с благоговением шептали это имя, когда повествовали о царствии безумных кровожадных монстров и тираническом лорде-демоне, который правил ими. Теперь создание, называющее себя этим самым именем, возвышалось над ним.

– Да, – ответил он.

Жвала Сс’лла Ш’Карра искривились. Голгоф счел это улыбкой.

– Кровавый Бог доволен. Много крови! Хороший прием, хорошее пробуждение!

Он засмеялся, и поршни начали выдвигаться из-под окровавленной кожи на его груди.

– Владыка Ш’Карр, – Голгоф пытался совладать со своим голосом, чтобы он не дрогнул, – мы завоевали больше, чем смели надеяться. У нас общий враг?

Ш’Карр обратил многочисленные глаза на бушующую битву, к далекому городу. Он сплюнул наземь тяжелый дымящийся ком кипящей крови.

– Бог слабой плоти! Принц холодной крови! Я правил настоящим миром. Бог плоти правит тенью. Эта язва слабости ничего не знает о силе! О ярости! – Ш’Карр стиснул кулаки и сердито захлопал широкими металлическими крыльями под вой шестеренок и моторов. – О власти! О смерти!

– Мы можем убивать их вместе, владыка Ш’Карр! – завопил Голгоф, перекрикивая гул. Они могут, осознал он в тот миг. Орда варваров будет расти с каждой победой, а победы станут возможны благодаря Ш’Карру и его демонам.

Говорят, что демоны – цари среди лжецов, и любой союз с ними – смерть. Но Голгоф уже познал смерть, когда Изумрудный Меч оказался фермой для выращивания рабов, и если за эту войну отмщения придется поплатиться душой, то он с радостью отдаст ее, ибо она теперь немногое для него значила.

– Твои демоны и мои воины, – продолжал Голгоф. – Уже сейчас они сражаются бок о бок! Если хочешь, забирай Торвендис. Я хочу только мести.

Ш’Карр свирепо уставился на город.

– Убить бога плоти. Вернуть мой мир, – прогремел он про себя.

– Заключим союз, владыка Ш’Карр?

Демон задумался. Единственным звуком было его тяжелое дыхание и лязг механизмов. Голгоф знал, что Ш’Карр безумен, как, говорят, безумен весь демонский род, но также он знал, что демоны, как и все остальные, подчинялись базовым желаниям. Ш’Карром двигала страсть к бою и кровопролитию, он хотел видеть врагов своего бога изрубленными в куски. Демон мог убить Голгофа на месте, невзирая на чары Крона, и Голгоф чувствовал, что его желудок скручивается от мучительного ожидания – но если они заключат сделку, то это будет стоить риска. Будет стоить всего.

Сс’лл Ш’Карр расправил железные крылья, и пошел кровавый дождь.

– Сс’лл Ш’Карр провозглашает! Король воинов и легионы Кхорна едины, пока дышат щенки бога плоти!

Его рев был громче бури. Голгоф осмотрелся и увидел уродливых демонов, скачущих обратно из гущи битвы, со звериными мордами, дикими глазами и злобными оскалами.

– Этот мир будет очищен и омыт кровью во славу Трона Черепов! От глубин океанов до самых небес будет править война, чтобы сокрушить правление слабости!

Они выползали из трещин в земле, эти серокожие монстры с длинными гладкими когтями и месивом кожи и кости вместо лиц.

– Смерть богу плоти! – взревел Сс’лл Ш’Карр, стоя под хлещущим ливнем крови. – Кровь для Кровавого Бога!

Всюду были демоны, они лаяли и орали. Голгоф чувствовал запах их тошнотворной, гнилостной крови и жирного дыма, струящегося с их тлеющей кожи. Его окружали демоны, призванные словами Ш’Карра, и несть им было числа.

Если бы Голгоф после смерти попал в один из множества адов, там могло быть примерно так же. Но это были его союзники, они шли за ним и подчинялись ему. Он ощутил чувство, которое не посещало его уже много лет – сердце загорелось, чуя вкус победы в зловонии сгущающейся крови.

– Кровь для Кровавого Бога! – распевало все больше и больше демонических глоток. Тогда и Голгоф подхватил этот клич, и воины, возвращающиеся с битвы, пока все воинство захватчиков не распевало хвалы Кхорну, что восседает на Бронзовом Троне Черепов. Это был вызов армиям города Слаанеша, оскорбление самой леди Харибдии и всем, кто следовал за нею.

Сс’лл Ш’Карр вернулся. Горные племена объединились. Ничто больше не могло устоять на их пути.

Близилась война. Война всегда была здесь, теперь она просто пробуждалась и стряхивала с себя сон, порождая вспышки насилия. Вся жизнь Амакира была одной долгой войной – либо подготовкой к ней, либо медитацией на войны, либо сражениями. Он знал войну изнутри, ибо прожил десять тысяч лет, со времен кровавого раскола Ереси Гора, которым завершился Проклятый крестовый поход, когда Империум поглотил половину галактики. Все это время Амакир следовал за знаменем Хаоса и Несущими Слово. Его воспоминания были галереями битв, выстраивающимися в полки фрагментами тысяч схваток, сотен горящих городов и растерзанных планет, и все они сверкали в его голове, как отполированные самоцветы. Десять тысяч лет одних сражений, и каждое из них так же отдавало горьким привкусом войны, как и ветра Торвендиса.

Пракордиан поведал ему то же самое. Когда говорящий-с-мертвыми позволил голосам погибших явиться к нему на закатном ритуале во славу пантеона Хаоса, у него начались припадки, внезапные конвульсии и пена изо рта. Это были люди, пожираемые демонами, размалываемые об огромные защитные сооружения. Их догоняли чудовища и топтали подгоняемые кнутами товарищи. Но сильнее всего чувствовалось, что умирают они в страхе и уверенности, что за ними последуют еще миллионы. Рабы в шахтах и крестьяне в полях чувствовали это – они слышали крик возрождающегося Ш’Карра и видели банды озверевших воинов-варваров. Война снова опускалась на Торвендис густой кровавой пеленой.

Амакир вгляделся вдаль сквозь ветер и недавно начавшийся ливень. Приближалась жестокая буря, из тех, что для обычного человека стали бы испытанием на выживание. Это было необычно, потому что укрытие Амакира – куча валунов – доселе находилось в центре пустыни.

Темный каменистый ландшафт был усеян лужами черной, похожей на смолу жидкости, которая, как Амакир знал по опыту, была свернувшейся кровью. Небо было серым, как и земля, и периодически освещалось зарницами, от которых на земле возникали резкие тени. В центре огромного углубления, которое, видимо, осталось после обрушения какой-то обширной пустоты под землей, зиял кратер. Похоже было на то, что нечто вырвалось из-под земли, разбрасывая куски скальной породы, которые лежали теперь вокруг, словно куски разбитых гор. Усиленные чувства Амакира распознали перекрученный металл на краю дыры и куски металлических сооружений, которые рассыпались вокруг вместе с камнями. Весь ландшафт был эхом разрушения, воспоминанием о том же катаклизме, который пробудил Амакира из полусна.

Амакир заметил движение на севере. Что-то пересекло горизонт и приближалось. Он вытащил болтер и скользнул в тени позади камней, задержав дыхание и вглядываясь в темноту.

– Пракордиан? – воксировал он.

– Капитан?

– В укрытие. Приближаются цели.

– Понял.

Амакир проверил, как там Феоркан и Макело. Все четверо Несущих Слово двигались по пустыне довольно далеко друг от друга, и только Амакир засек движение.

В полукилометре от него появилось еще что-то, похожее на человека, но крупнее. Оно слабо мерцало, двигаясь от укрытия к укрытию. Амакир рискнул выйти из собственного убежища и начал легко ступать меж тенями, держа болтер наготове.

– Капитан? Взял на мушку.

Это был Макело. Амакир застыл на месте.

– Слева. На семьдесят градусов.

Амакир бросил взгляд вверх и увидел Макело, чей красный доспех выглядел тусклым в темноте. Прищурившись, он смотрел вдоль ствола своего болтера. Макело был из самых молодых боевых братьев Несущих Слово, причем одним из самых одаренных – поговаривали, что его ждут великие свершения, если он сможет прожить достаточно долго, чтобы назвать себя ветераном. К тому же, он был метким стрелком, даже для космического десантника, и по привычке заряжал свой переделанный болтер заглушенными снарядами.

– Чистый выстрел, капитан.

– Кто эта цель?

Повисла пауза. Потом…

– Нижние боги, – воксировал Макело. – Ты вообще не умеешь прятаться, Врокс.

В ответ в воксе прозвучал металлический рык. С тех пор, как Врокса одолел вирус облитератора, он не мог говорить, но эмоции были и так понятны.

– Фаэдос? – спросил Амакир по каналу всего отряда.

– Приветствую, капитан, – ответили ему. – Хвала всему.

Фаэдос. Хорошо. Амакир понимал, что разделять ковен рискованно, но теперь Фаэдос, Скарлан и Врокс вернулись, и они снова были в полной силе.

– Хвала всему, – отозвался Амакир. – Постарайся не столь очевидно выдавать свое присутствие, Фаэдос. Если бы Макело был врагом, ты бы потерял половину огневой мощи.

Фаэдос перебрался через ближайшую кучу камней и помахал Вроксу и Скарлану, чтобы они двигались вперед. Он ничего не сказал, но Амакир знал, что Фаэдос будет при каждой возможности медитировать на свою ошибку, словно принимая как факт, что неудачи дают ему силу. Фаэдос испытывал жгучее желание стать одним из жрецов легиона, Темным Апостолом, который с молитвой на устах ведет Несущих Слово в битву. Может быть, однажды у него даже получится. В Мальстриме происходили и более странные вещи, хотя Фаэдосу не суждено в ближайшее время взять в руки проклятый крозиус. Ему придется выстрадать гораздо больше, прежде чем он начнет по-настоящему понимать Хаос.

– Мы многое узнали, – начал Фаэдос, приблизившись, – от туземцев. Мы допрашивали тех, на кого натыкались. Все племена пришли в движение. Они приходят даже из южных лесов и от океанов. У них появился лидер, человек по имени Голгоф. Говорят, что вернулись демоны. Может быть, это Карнулон?

– Возможно, – ответил Амакир. – Но маловероятно. Он должен знать, что мы здесь, и не будет так сильно открываться. Однако вот это, – Амакир сделал жест в сторону огромной рваной дыры в земле, – его рук дело. Здесь что-то выпустили на свободу, и для этого нужен был чародей редкого могущества.

Фаэдос подвел Врокса и Скарлана к укрытию Амакира. Он посмотрел на громадный кратер и еле слышно пробормотал про себя молитву Пантеону, осознав, какую нужно было высвободить мощь, чтобы нанести земле подобную рану.

– Здесь всюду несет колдуном, – сказал Пракордиан, появившись из мрака. – Он истекает силой, как кровью. Если он не остановится, то иссушит себя, – он помолчал, размышляя. – Ему все равно, умрет он или нет.

Зрачки Пракордиана были расширены, он шатался на ходу, будто пьяный. И его действительно опьяняло колдовство, оставшееся от заклинания освобождения, и энергия, которая вытекла из гробницы после ее разрушения.

– Чего он хочет? – спросил Макело, который все еще нес дозор на вершине кучи камней. – Капитан, это же бессмысленно. Карнулон служил еще до Ереси, учился при дворе самого примарха Лоргара. У него было более чем достаточно возможностей для саботажа и предательства. Если он просто хотел заставить легион страдать, то мог бы сделать это, не сбегая. На Торвендисе нет ничего, что для него что-то значит. Что он пытается свершить? Зачем начинать войну здесь, когда вся его жизнь – война с Несущими Слово?

Как это часто бывало, Макело был прав. Миссия заключалась не только в том, чтобы найти и уничтожить Карнулона, но и выяснить, что могло заставить столь старого члена Несущих Слово отринуть свой легион. Из всех легионов-предателей Несущие Слово могли похвастаться наибольшей дисциплиной и фанатичной преданностью делу Хаоса, и то, что могло нарушить такую дисциплину, было куда опасней, чем сам Карнулон.

– Если Карнулон – с этим Голгофом, то мы должны поторопиться, иначе мы можем легко потерять его, – Амакир обращался ко всему ковену. – Пракордиан говорит, что его армия прорвалась через внешнюю линию обороны леди Харибдии и вторглась в ее царство. Когда начнется битва за город леди Харибдии, то война захлестнет полконтинента, и Карнулон затеряется в ней. Феоркан?

– Капитан? – отозвался разведчик.

– Двинешься во главе отряда. Макело, Врокс, пойдете сзади. Пракордиан, оставайся со мной. Направляемся к южной стене – нам надо быть там, где убивают. Хвала всему, Несущие Слово. Выдвигаемся.

Слухи на Торвендисе распространяются быстрее, чем солнца путешествуют по небу. Любое событие достаточной важности в считанные часы станет известно во всех уголках света, как будто вести переносят скалы, горы и ветра.

Понадобилось воистину катастрофическое событие, чтобы пронизать перешептывания легенд и привлечь внимание планеты. Но угроза леди Харибдии, которая так долго доминировала над Торвендисом, стоила разговоров. Планета знала, что будет война – рано или поздно она всегда наступала, если только запастись терпением. Нужна была лишь искра, чтобы возгорелись битвы, и скверна Сс’лла Ш’Карра распространялась вновь. Кому-то удалось создать из горного сброда армию, которая внушала страх, и в западных стенах теперь был пролом, через который хлынуло это войско.

Это могло быть началом нового цикла демонического мира, новым танцем сил, выясняющих, кому достанется честь владения планетой в новом веке.

Горы Канис опустели, ушли даже те племена, что остались ранее – некоторые вдохновились рассказами о победах Голгофа, другие испугались, что тот вернется с триумфом и истребит тех, кто не пошел с ним. Племя Хищной Птицы и разрозненные болотные кочевники, которые почитали тотем Ящерицы, пересекли горы и устремились в брешь, смешавшись с растущей ордой, что пробивала себе путь на восток.

Народы охотников за головами и шаманов сорвались с насиженных мест в наполненных испарениями джунглях и направились на север. Некоторые говорили, что загадочный волшебник повелел им присоединиться к крестовому походу Голгофа, другие следовали за воем демонов. Каноэ, вырубленные из разумных деревьев, переполняли новые реки, текущие там, где раньше были пустыни, и колонны воинов змеились на север, ориентируясь на танцующие звезды.

С изрезанного горного побережья прибыли драккары с воинством налетчиков, которые долго пребывали под властью Змеи и видели в Голгофе лидера, способного сделать их выше Змеи, если они докажут, чего стоят в бою. У пролома они встретились с налетчиками с другого края планеты, которые приплыли на джонках с изломанных островов на юге от континента, чтобы построить собственное государство на руинах города леди Харибдии. Даже пустынные племена, чья родина была уничтожена, пришли искать что-нибудь или кого-нибудь, за кого можно было сражаться, и их притянуло к орде Голгофа, словно гравитацией.

Они приходили из всех уголков Торвендиса, народы слишком малые или слабые, чтобы их стоило уничтожить, и такие, о которых никогда не слышали советники леди Харибдии, но когда все они собрались под одним знаменем, их оказалось слишком много, чтобы можно было сосчитать. К тому времени, как Сс’лл Ш’Карр и Голгоф из Изумрудного Меча добрались до границ собственно города, они возглавляли армию, которая была больше, чем любое войско, какое видел Торвендис на протяжении сотен лет.

Торвендис любил войны, ибо ничто не создавало легенды так же хорошо, как сталь, пронзающая плоть. Вкус резни проникал в воздух и реки планеты, почва предвкушала вновь напитаться кровью, а воздух готовился уносить в небеса новые крики.

Глава седьмая

Те немногие души, которые пытались записать историю Торвендиса, неизбежно сходили с ума. Немногочисленные различимые связи, которые им удалось выявить, тянулись, как правило, к титаническим битвам в прошлом демонического мира. И многие из наиболее почитаемых легенд Торвендиса касались этих битв – брешей, прорванных в истории, когда одна сила уступала место другой или из анархии поднимался новый правитель. Многие, многие пытались установить власть над Торвендисом – некоторых поддерживали темные силы варпа, другие действовали совершенно одни, как оппортунисты или узурпаторы – ибо так велика символическая мощь мира в центре Мальстрима. И всякий раз, когда одна сила пыталась отнять власть у другой, та не желала отдавать Торвендис без боя.

Тарн полз вперед на животе, стараясь держаться ниже камней и неровностей земли. Ночь была настоящим проклятьем воров – от звезд, что проливали на землю тусклый свет, и расширившейся, побелевшей Песни Резни небо выглядело белым, как молоко. В такую ночь достаточно зоркий глаз мог бы разглядеть бегущую крысу, но Тарн не испытывал заблуждений по поводу того, что он должен совершить вылазку именно сегодня – армия Голгофа раздулась до внушающих ужас размеров, и Тарн обязан был выдвинуться в город сейчас, иначе орда бы распалась.

Багровые Рыцари основали свое королевство после годовой осады островной крепости Понтифика, на гранитные стены которой они бросили громадные боевые джонки, что несли ужасные демонические осадные машины, и галеры, наполненные гниющими воинами-рабами. Демонический легион Сс’лла Ш’Карра разгромил немалую психическую армию Бога Перемен на промерзших равнинах. Мутандер и его пронизанные болезнями боевые монахи вели против железной империи Тысячи партизанскую войну, которая в конечном итоге продлилась дольше, чем само царствие Мутандера. Сражения периодически велись даже за небеса Торвендиса, как, к примеру, тучи гарпий бились друг с другом в древние века чудовищ, или когда шелковые птицы-машины сотни государств состязались за владение континентом, недавно поднявшимся из южных морей.

В таких-то катастрофических битвах мозаика власти на Торвендисе менялась даже быстрее, чем его география. Конечно, величайшим из сражений было первое соперничество между Аргулеоном Веком и Последним, бой между двумя одиночками, который, тем не менее, принес больше разрушений, чем любой другой конфликт в истории планеты. Другие заявляли, что их триумфы затмили победы Века, и даже, что враг, которого они разгромили, был страшнее, чем неведомый и ужасный Последний, но их измышления – не более чем слухи в бесконечной паутине истории, что формирует все живое на планете. Но всегда есть новые пророчества и предсказания, что однажды на планете произойдет еще более великая битва, и есть также те, кто говорит, будто славнейшие дни Торвендиса минули, и никогда уже не начнется столь же великолепное кровопролитие, как то, что свершили Век и Последний.

Только один факт никогда не оспаривается. Никто не отважится предсказать будущее. Мудрейший из мудрецов и безумнейший из пророков не рискнут предположить, что Торвендис когда-либо познает мир.

На первый взгляд ландшафт мог бы сойти за естественный, но на деле был совершенно иным. Возвышенности рядом с границами города леди Харибдии были не холмами, а наполовину погребенными под землей зданиями, вросшими в почву и походившими на животных, утопающих в болоте. Рощи, которые росли между ветшающими галереями и амфитеатрами, состояли вовсе не из деревьев, но из пучков накренившихся колонн. Резкий звездный свет озарял скульптуры на пьедесталах, которые, покачиваясь, поднимались из песка. Говорили, что город всегда расширяется, потому что растет по собственной воле и рассыпает по окраинам свои семена, из которых произрастают здания и дороги, тянущиеся обратно к своему родителю.

Тарн жестом приказал двигаться вперед ближайшим воинам, по большей части Змеям, которые, как выяснилось, превосходно умели скрываться и были почти столь же свирепыми убийцами, как сам Тарн. Было тут и несколько других – пустынные кочевники, чья врожденная магия заставляла тени сгущаться вокруг них, и парочка зловонных болотников, которые могли убить человека так быстро, что он и не понял бы, что мертв.

– Кто-нибудь потерялся? – прошептал Тарн ближайшему, землистокожему воину Змеи с черными зубами и двухклинковым кинжалом, который он не выпускал из рук.

– Отряд Кин’рика час назад свернул не туда, – ответил Змея.

– Мы их больше не увидим, – сказал Тарн. Он не особо сочувствовал Змеям – в свое время он убил их почти столько же, сколько собственных соплеменников – но они были хорошими рубаками, и нужно было сохранить как можно больше из них живыми, чтобы кто-то мог вернуться к Голгофу до наступления рассвета. – Перевалим еще одну высоту и будем на расстоянии полета стрелы от окраин города. Передай дальше, пусть все двигаются как один. Найдите, что сможете, и возвращайтесь, не попадаясь на глаза. Если кто-то останется здесь, когда взойдут солнца, ничто его не спасет.

Змея кивнул и уполз прочь. Приказ распространился быстро и тихо. Разведчики достигли нужной позиции и начали выполнять свою миссию.

Тарн полз, волоча свое тело по земле. Над возвышенностью вырисовались высочайшие вершины города, увенчанные булавочными головками света. Даже Тарн ощутил изумление, когда перед ним распростерся город, ощетинившийся светом и злобой, и он увидел в первый раз, насколько тот огромен и ужасен.

Город был отвратительным шедевром. Тарн не понимал, каким образом ему еще удается стоять – громадные башни с массивными вершинами нависали над бездонными ямами карьеров, удерживаемые мостами и лестницами, которые с такого расстояния казались тонкими серебряными нитями. Каждую из этих раздутых башен окружали галереи и балконы, кишащие несчетными тысячами легионеров и вооруженных граждан. В руках жителей, оставивших ночные гулянья ради службы, под болезненным светом сверкали луки и копья, смертоносные плети и болевые стрекала. Тарн знал очень немногое о том, что происходило в этих зданиях – и вряд ли кому-то из-за пределов города хотелось об этом знать – но понимал, насколько серьезной угрозой они считают Голгофа, если им пришлось отказаться от ночи священных наслаждений, чтобы стоять на карауле. Весь город казался живым, и Тарн мог поклясться, что башни медленно, едва заметно пульсировали, как будто дышали.

Город был целью Тарна. Ему в кои-то веки приказали не убивать, но собрать информацию. Голгофа нельзя было назвать очень хитроумным лидером, но даже ему хотелось знать, против чего он идет. В его войске было мало провидцев (не в последнюю очередь потому, что он сжег живьем всех волшебников Меча), поэтому знание должны были добыть зоркие глаза таких людей, как Тарн.

Яркое огненное копье взмыло с вершины одной башни, и по вспышке света, которая расцвела ниже по склону, Тарн понял, что часовые заметили разведчиков, и те поплатились жизнями за свою неуклюжесть. Послышался опасный свист отдельных стрел – лучники на внешних башнях города стреляли в любое движущееся пятно, которое замечали. Немного Змей или кочевников переживут эту ночь, подумал Тарн. Впрочем, это неважно, главное, чтобы хоть кто-то вернулся – и лучше всего, чтобы это был он.

Ветер дул с низким, непрекращающимся воем, и Тарн не мог как следует разобрать звуки, доносящиеся из города. Но прижатыми к земле ладонями и всем своим распростертым телом он чувствовал, как вибрирует монотонный гул тысяч и тысяч голосов, бормочущих молитвы и угрозы, стонущих от боли и рычащих от гнева. Тарн не видел людей, но чувствовал их – громадные стада рабов, которых били кнутами, сгоняя в толпы и готовясь присоединить к далеко не добровольной армии. Эту тактику они уже применяли, всего несколько дней назад Сс’лл Ш’Карр просто раскатал войско рабов. Но Тарн понимал, что если все рабы города выберутся из шахт и встанут на пути атакующей орды, то воины Голгофа и демоны Кровавого Бога увязнут в бойне, а город останется цел.

Ах, демоны. Тарн сражался рядом со всевозможными дикарями и мясниками, людьми, к которым он бы предпочел не поворачиваться спиной, если только не хотел получить кинжал в ребра, и людьми, которых он убивал бы из принципа, будь в его сердце хоть капля морали. Но даже у него становилось кисло во рту от мысли, что демоны называют себя его союзниками. Он видел, как страстно убивают демоны, прислуживающие леди Харибдии, и от этого зрелища на его разуме остались толстые извивающиеся шрамы.

Демоны были чудовищами, ни в облике, ни в мыслях они не имели ничего человеческого. Будучи лишь фрагментами воли своего бога, они были совершенно непредсказуемы. А само понятие Кровавого Бога наполняло Тарна ужасом. Он убивал умело и быстро, но те, кто следовал за Кровавым Богом – они именовали его Кхорном, Забирающим Черепа, Владыкой Кровопролития и всевозможными иными титулами – сражались лишь со слепой яростью и жаждой крови. Они готовы были бросать в безнадежную схватку одну волну солдат за другой и бились не ради победы, но ради одного лишь наслаждения резней. Победа для поклонников Кровавого Бога состояла в том, чтобы пролить как можно больше крови, и, желательно, но не обязательно, выжить, чтобы повторить это на следующий день.

Но леди Харибдия призвала из варпа демонов собственного бога, чтобы те убивали для нее, поэтому для Голгофа имело смысл обзавестись таким же союзником. И, кроме того, Сс’лл Ш’Карр – будь он демоническим князем из легенды или нет – все всякого сомнения, возглавлял самые свирепые и эффективные ударные войска, которые Тарн видел за всю свою жизнь, полную резни. Но все же… демоны. Высшие боги, кто бы мог подумать, что дойдет до этого!

Вряд ли он выяснит еще что-то в эту ночь. Город до краев полон защитников, рабов в нем больше, чем можно сосчитать. Надо будет прорубить путь сквозь них, прежде чем удастся хотя бы ступить на землю города. Все так, как он ожидал. Голгофу, наверное, понравятся эти вести – Тарн подозревал, что ему хочется устроить настолько тяжкую и жестокую битву, насколько возможно.

Еще пара воинов Змеи погибла под огненными стрелами, которые летели вниз, словно светлячки. Тарн развернулся и уполз обратно за возвышение, чтобы вернуться в лагерь Голгофа и сообщить о том, что увидел.

Если состоится битва, какой хочет Голгоф, то в ней вряд ли кто-то выживет. Тарн понимал, что сам он, скорее всего, не войдет в число уцелевших. За последние недели он слишком часто выезжал на своей удаче. Но ему было все равно. Большинство людей рано или поздно умирают, и если есть битва, в которой ему суждено найти свой конец, то это именно она.

Ночь была днем для авточувств. Командир Деметрий из ордена Насильников веселился, глядя на низших, неулучшенных людей, которые думали, что тьма дает им преимущество. Со своего наблюдательного поста на внутренних стенах Крепости Харибдии он видел стрелы, летящие вниз с края города на каких-то вражеских лазутчиков. Быть может, несколько человек и вернутся к врагу с информацией о городской обороне, но что такого они могут рассказать? Во многих зданиях и на перекрестках стоит гарнизон из множества солдат, которых достаточно, чтобы отбить любых захватчиков. И даже если враги знают, что четыреста космических десантников-Насильников стальным кольцом окружают крепость леди Харибдии, к тому времени, как хоть кто-то из них доберется настолько далеко, их останется немного, и силы их практически иссякнут. Деметрий думал, что это будет неплохое развлечение для людей, которых он оставил позади, на защите крепости. Впрочем, добыче, на которую он устроит облаву, будет не так весело.