Текст книги "Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Эпическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 158 (всего у книги 273 страниц)
– Очередной радушный прием, – хихикнул Сайрион по воксу.
– Опустите оружие, – приказал Корсар.
– Смотритель… – предупреждаще начал Талос. – Не обязательно доводить ситуацию до такого.
– Опустите оружие, – повторил тот.
– Талос, – окликнул новый голос. Из-за спин Корсаров появился еще один воин, также облаченный в доспех падшего ордена. Он протолкнулся вперед, и остальные воины приветственно кивали ему, хотя сам он до таких знаков внимания не снисходил.
Воин встал между отрядами, блокируя линию огня. Талос немедленно опустил болтер; Ксарл, Меркуциан и Узас поступили так же, но с гораздо большей неохотой.
– Брат, – сказал Корсар и протянул руку. Лязгнув доспехом, пророк обхватил его запястье в традиционном приветствии, с незапамятных времен принятом среди воинов.
– Рад тебя видеть, – ответил пророк. – Я надеялся, что ты придешь.
Корсар покачал головой.
– А я надеялся, что ты – нет. У тебя просто катастрофический талант появляться не вовремя. – Он повернулся к караульному отряду: – Отставить.
Отсалютовав, стражники подчинились.
– Как прикажете, Живодер, – выдавил их командир.
– Пошли, – Вариэль смерил воинов Первого Когтя холодным взглядом. – Я отведу вас к лорду Гурону.
Пророк и узник
– Вы отправитесь с нами к Виламусу.
– Я так и знал, что все идет чересчур хорошо, – произнес Сайрион по закрытому каналу вокса. Талос проигнорировал его слова
– Такова цена моей помощи, – добавила сидящая фигура. – Когда мы начнем осаду Виламуса, ваши силы пойдут в авангарде.
Тронный зал лорда Гурона в Зенице Ада едва ли отличался каким-либо намеком на изысканность. Оперативный центр станции переделали в покои монарха с троном на возвышении и множеством знамен крестовых походов, которые в изобилии ниспадали с потолка. Вдоль стен стояли ряды телохранителей, просителей и молящихся: людей, отступников-астартес и существ, заблудившихся в переменчивых обличиях рабского служения Хаосу. Грязный пол гордо демонстрировал свои пятна – кровь, подпалины и сероватую слизь вперемешку, а в воздухе висела вонь чего-то серного, поднимавшаяся от дыхания собравшихся воинов.
Все это накладывалось на пульсирующую боль, гудящую в черепе пророка.
– Нигде так не смердит, как в пристанище Красного Корсара, – тихо сказал по воксу Меркуциан.
Войдя на станцию, Талос вновь надел шлем.
– Мы должны согласиться с его желаниями. Если мы откажемся, Гурон нас живыми не выпустит.
– Его предложение – самоубийство, – заметил Сайрион. – Мы все об этом знаем.
– Нужно посовещаться с Возвышенным, – отозвался Меркуциан.
– Да, – улыбнулся за лицевым щитком Ксарл. – Уверен, что так и будет. Просто соглашайся, Талос. Запах этого места просачивается сквозь броню.
– Ну? – спросила фигура на троне.
Изуродованное лицо лорда Гурона смотрело с радостным интересом. Гурон был не из тех, кто скрывает эмоции, и остатки человеческого лица скривились в хитром выражении, лучившемся превосходством. Он знал, что одержал верх еще до того, как это отребье из Восьмого Легиона прибыло к нему с просьбой, и не испытывал сомнений, демонстрируя на растерзанном лице торжество. Однако даже в чудовищном ликовании не было заметно особой мелочности. Казалось, что он практически перешучивается с Первым Когтем.
Талос поднялся с колен. Позади него Первый Коготь сделал то же самое. Вариэль стоял в стороне, тщательно сохраняя на лице бесстрастную, скучающую маску.
– Будет исполнено, лорд Гурон, – произнес Талос. – Мы согласны с вашими условиями. Когда отправляемся?
Гурон откинулся на костяном троне – настоящий король-варвар из древних времен.
– Как только мои рабочие бригады вернут к жизни ваш разбитый «Завет крови». Через месяц, может быть раньше. Вы предоставите материалы?
Талос кивнул.
– Рейд на Ганг был чрезвычайно результативен, милорд.
– Однако вы сбежали от Странствующих Десантников. Был бы результативнее, если бы вы рискнули поступить иначе, а?
– Да, повелитель, – пророк наблюдал за полководцем, жалея, что к обезоруживающей непосредственности Гурона сложно испытывать неприязнь. От израненного тела Владыки Корсаров исходила аура странного, настойчивого обаяния.
– Знаешь, я наблюдал, как «Завет» приближается, – сказал Тиран. – Подозреваю, что это интересная история: как вы позволили столь величественному кораблю превратиться в такие вот обломки.
– Так и есть, сир, – согласился Талос. – Я с радостью поведаю ее в более подходящее время.
Сухие глаза Гурона моргнули. Их оживило веселье, и наплечники загремели от тихого смеха.
– Кажется, сейчас идеальное время, Повелитель Ночи. – По всей комнате раздались грохочущие смешки легионеров. – Давай послушаем историю.
Талос сглотнул, его разум бешено работал, несмотря на боль. В словах Гурона таилась ловушка, столь же явная и грубая, сколь и неизбежная. На мгновение поддавшись дурацкому инстинкту, он чуть было не бросил взгляд на Вариэля.
– Милорд, – склонил голову пророк. – Думаю, вы уже знаете об основных обстоятельствах наших бед на Крите. Право же, для рассказа нужен кто-то с большим поэтическим даром.
Гурон облизнул мертвенные губы.
– Потешь меня. Поведай, как вы предали Черный Легион и сбежали от Кровавых Ангелов.
Вооруженная аудитория снова засмеялась.
– Будь проклят Возвышенный, что отправил нас на это, – вздохнул Сайрион.
– Он нас дразнит, – голос Ксарла теперь был низким и холодным.
Пророк не был в этом столь убежден. Он театрально поклонился, принимая свою роль в потехе над Первым Когтем.
– Простите меня, лорд Гурон. Я и забыл, как вам, должно быть, трудно получать точную информацию о войне, которую ведут Первые Легионы. Те из нас, кто шел рядом с примархами, имеют свойство забывать, насколько далекими и изолированными могут чувствовать себя младшие астартес-отступники. Я расскажу вам о приготовлениях Абаддона к грядущему крестовому походу и, разумеется, о роли Повелителей Ночи в нем. Надеюсь лишь, что и вы просветите нас насчет того, в какие игры вы и ваши пираты играли так далеко от фронтов войны.
Зал встретил слова Талоса молчанием, и Узас захихикал по воксу, будто ребенок.
– И ты еще укоряешь Ксарла за его дипломатию? – казалось, Меркуциан в ужасе. – Ты всех нас убил, пророк.
Талос ничего не ответил. Он просто смотрел на сидящего на троне военачальника. Шеренги Красных Корсаров стояли наготове, ожидая приказа открыть огонь. Вокруг их бронированных сапог носилось, квохча себе под нос, чахлое нечеловеческое создание.
Наконец Гурон, повелитель Мальстрима и крупнейшего пиратского боевого флота в восточных пределах галактики, позволил своему лицу расплыться в улыбке. Подергивающиеся мускулы и дрожащие, лишенные нервов губы искривились в ухмылке, что явно потребовало усилий.
– Жаль, что мне не довелось пройтись по Нострамо, – наконец произнес Тиран. – У меня сложилось впечатление, что у его сынов забавное чувство юмора. – Гурон постучал бронированными когтями по подлокотникам трона, издав близкий к бульканью смех.
– Как всегда, рад вас развлечь, повелитель, – Талос тоже улыбался.
– Знаешь, ты все еще ослеплен чрезмерной самоуверенностью.
– Это проклятие, – согласился пророк. Военачальник издал еще один задыхающийся гортанный смешок – звук невыплюнутой слизи, запертой в дыхательном тракте. Тонкие поршни в горле полководца, видимые за кожей, сшитой из лоскутов, щелкнув, сжались.
– А если бы я смог обойтись без вас в этом маленьком задании, легионер? Что тогда?
– Тогда вы бы помогли нам по доброте душевной, повелитель.
– Понимаю, почему Возвышенный тебя ненавидит, – вновь ухмыльнулся Владыка Корсаров.
Все разом выдохнули, напряжение в зале спало. Гурон поднялся, указывая на Повелителей Ночи огромной металлической лапой. При этом движении скачущее по залу четвероногое создание, омерзительное и безволосое, с тощими деформированными конечностями, подбежало к военачальнику и вскарабкалось по доспеху Гурона при помощи шишковатых когтей. Повелитель Корсаров не обратил на него внимания, и оно вцепилось в наспинную силовую установку, держась за нее когтистыми лапками. Выпученные глаза пристально глядели на Повелителей Ночи, неровные зубы щелкали друг о друга, издавая сбивчивый треск.
– Что. Это. За хрень? – выдохнул Сайрион.
– Не уверен, что хочу знать, – прошептал в ответ Талос.
– Выглядит так, будто кто-то освежевал помесь обезьяны с собакой. Я считаю, кто-то из вас должен сказать Кровавому Грабителю, что у него по спине ползает какая-то мерзость.
– Думаю, он знает, Сай.
Гурон вновь поманил их; при движении сочленений когти издали визг.
– Пойдемте, воины Первых Легионов. У меня есть кое-что ваше. Возможно, вы захотите на это взглянуть.
Мириады палуб Зеницы Ада кишели жизнью, но почетная стража Тирана выделила на нужды Корсаров целый уровень звездной крепости. Здесь командование Красных Корсаров разрабатывало планы нападений на Империум, пребывая под охраной самых умелых воинов Гурона. И здесь же, под бдительным оком элиты Ордена, Тиран любил держать под замком нежеланных гостей для собственного развлечения.
Они шли по тихим коридорам, лязгая подошвами по полу, взгляд Талоса блуждал по оскверненным металлическим стенам. На каждой было нанесено столько кощунственных надписей, выписанных по трафарету или выжженных на голой стали, что хватило бы на целую книгу.
Взгляд пророка не раз привлекали движения Гурона. Повелитель Красных Корсаров был изуродован и при ходьбе хромал, приволакивая ногу, однако даже в этих дерганых движениях присутствовала сдерживаемая сила. При взгляде с близкого расстояния – достаточно близкого, чтобы на тусклой броне вспыхивали отблески тошнотворного мерцающего свечения – не составляло труда понять, почему бывший Тиран Бадаба остался в живых. Некоторые воины слишком упорны, чтобы умереть.
Талос подозревал, что, будь он обычным смертным, хватило бы одного лишь присутствия Гурона, чтобы принудить его к покорности. Мало кто из военачальников излучал столь неприятную ауру угрозы, порождаемую уничтоженным лицом, вымученной улыбкой и рычанием пучков волокон в сочленениях доспеха. Но ведь мало кто из военачальников правил империей отступников, не говоря уже о звездном королевстве столь огромного размера и могущества.
– Тебя интересует что-то в моем лице, пророк?
– Ваши раны, милорд. Очень больно?
Гурон оскалился от странного вопроса. Оба воина были результатом обширной и древней скрупулезной генетической манипуляции и биохирургии, которые делали боль относительным понятием для воителей-постлюдей с двумя сердцами, тремя легкими и обыкновением плеваться кислотой.
– Чрезвычайно, – произнес повелитель Корсаров, ограничившись этим.
Терминаторы Красных Корсаров, шагавшие позади Первого Когтя с упорством танков, полностью заполняли коридор. У них под ногами суетился маленький безволосый мутант. Сайрион не переставал оглядываться на него.
– Прежде чем я вручу тебе этот подарок, – Гурон снова облизнул потрескавшиеся губы, – скажи мне, Повелитель Ночи – почему ты отважился на эту нелепую шутку в тронном зале?
Вокс-динамики шлема передали последовавший без запинки ответ.
– Твоя империя – раковая опухоль, разрастающаяся в сердце Империума, и говорят, что под твоим командованием так же много воинов, как у любого из владык Легионов, исключая только самого Магистра Войны. – Талос повернулся, чтобы взглянуть на Гурона, и целеуказатель обвел изуродованные черты лица полководца. – Не знаю, правда ли это, лорд Гурон, однако сомневаюсь, что подобный человек будет столь мелочен и груб, что даст выход злобе за несколько произнесенных слов.
Ответом стал лишь блеск веселья в налитых кровью глазах Гурона.
– Нам вообще нужен этот подарок? – спросил Ксарл по воксу у остальных.
– Нет, если это то, что я думаю, – донесся в ответ слегка рассеянный голос Сайриона. – Мелкая тварь все еще следует за нами. Могу ее пристрелить.
– Ezhek jai grugull shivriek vagh skr, – произнес Гурон, останавливая их.
– Я не владею ни одним из бадабских наречий, – признался Талос.
В ответ Гурон указал на закрытый люк своим огромным силовым когтем. Давным-давно искривленные когти покрасили в такой же красный цвет, что и керамит, но в битвах покрытие стерлось до металла, почерневшего от пламени. Тиран наклонил голову в сторону Повелителей Ночи, и свет верхних иллюминационных полос отразился от хромированных частей неприкрытого черепа.
– Здесь находится то, что я хотел вам показать, – сказал он. – Мучить его было полезно и забавно, однако подозреваю, что вам также будет приятно его увидеть. Считайте это зрелище знаком признательности за то, что приняли мое предложение.
Переборка начала подниматься, и Талос подавил желание обнажить оружие.
– Не снимайте шлемы, – предостерег Тиран.
Он не мог сказать, сколько ждал: ослепший, одинокий и испытывающий жжение от струящихся по лицу неуместных слез. Оковы не тяготили его, хоть и сжимали запястья, приковывая к стене. Боль от приступов голода тоже можно было перебороть, не обращать на нее внимания, как и на ужасную жажду, которая скребла по венам, словно песок.
Охвативший шею ошейник – вот это уже было наказание, но порожденное слабейшими. Он не видел рунических надписей на холодном металле, однако невозможно было не ощущать их эманации. В шее неотступно, словно зубная боль, стучало тук, тук, тук. Лишиться голоса и силы, которая подчинялась ему, стоило прошептать хоть слово… это было унизительно, но не более, чем еще одно унижение помимо столь многих других.
Нет. Он мог выдержать – и выдержит подобное. Мог бы даже вытерпеть вторжение чужих разумов, которые рылись в его собственном, грубые незримые щупы, отшвыривающие ментальную защиту с такой же легкостью, как ребенок-идиот рвет бумагу. Больно думать, больно вспоминать, больно делать что-либо, кроме как сосредотачивать разум на медитативной пустоте.
И все же. Он бы мог пережить это и сохранить душу нетронутой посредством хрупкой концентрации.
Но свет – это было совсем другое дело. Он знал, что кричал какое-то время, хотя и не мог оценить, сколько именно. После воплей он раскачивался назад и вперед, опустив голову на обнаженную грудь и капая кислотой сквозь стиснутые зубы. Слюна разъедала пол, и хлорная вонь растворяющегося металла лишь усиливала тошноту.
Наконец силы покинули его. Прошли недели – месяцы? – и вот он стоит на коленях, раскинув руки, запястья которых были прикованы к стене позади него, голова болтается на больной шее, из глаз капают не способные смягчить боль слезы. Свет бился о закрытые веки, словно хотел прожечь их насквозь, давления туманного белого сияния хватало, чтобы вызвать слезы из глаз существа, которое в других обстоятельствах было лишено жалости.
Сквозь дымку боли и мутную путаницу мыслей узник услышал, как дверь камеры снова открывается. Он сделал три медленных вдоха, словно те могли изгнать боль из его тела, и выдохнул слова, возможность произнести которые ждал всю вечность бескровного распятия
– Когда я освобожусь, – выплюнул он вместе с нитками слюны, – то убью всех вас до единого.
Один из мучителей приблизился. Он расслышал это по урчанию сочленений доспеха, тихому скрежету механических мышц.
– Athrillay, vylas, – прошептал палач на мертвом языке мертвого мира. Но его пленители не знали этого наречия.
Узник вскинул голову, слепо глядя перед собой, и повторил сказанные ему слова.
– Здравствуй, брат, – произнес он.
Талосу не хотелось представлять себе страдания узника. Его собственный ретинальный дисплей силился приглушить безжалостно-яркий свет камеры, и даже находясь под защитой лицевого щитка, он ощущал жжение от слез, вызванных тягостной яркостью.
Повелитель Ночи сжал закованные в броню пальцы на отросших сальных волосах пленника и запрокинул его голову назад, обнажив покрытое потом горло. Он зашипел по-нострамски, понизив голос, чтобы избежать нежелательных ушей.
– Я поклялся убить тебя при следующей встрече.
– Я помню, – улыбнулся через боль Рувен. – Теперь у тебя есть шанс, Талос.
Пророк вытащил гладий и прижал лезвие к щеке узника.
– Назови хоть одну причину не сдирать кожу с твоих предательских костей.
Рувен выдавил смешок. Когда он затряс головой, меч скользнул по плоти, нанеся неглубокий порез.
– У меня нет для тебя никаких причин. Не будем притворяться, что я стану умолять сохранить мне жизнь, и поступай, как хочешь.
Талос отвел клинок. Какое-то мгновение он ничего не делал, лишь наблюдал, как капля крови ползет по стали.
– Как они тебя схватили?
Рувен сглотнул.
– Магистр Войны вышвырнул меня. За неудачи на Крите.
Талос не удержался от кривой ухмылки, которая так и осталась на его лице.
– И ты побежал сюда?
– Ну конечно. Куда же еще? Какие еще убежища для нам подобных обладают такими размерами и масштабами? Таким потенциалом? Мальстрим был единственным разумным ответом, – лицо узника исказилось в оскале. – Я не знал, что кто-то из моих бывших братьев так испортил репутацию Восьмого Легиона среди Корсаров.
Талос продолжал наблюдать, как кровь течет вниз.
– Последний визит сюда не прибавил нам друзей, – сказал он. – Но Гурон взял тебя в плен не поэтому, так? Эти слова могут стать твоими последними словами, брат. Лжи не место при прощании.
Какое-то время Рувен молчал. Затем раздался свистящий шепот.
– Взгляни на меня.
Талос послушался. На его визоре замерцали потоки биоданных.
– Ты обезвожен до степени повреждения тканей, – заметил он.
Пленник фыркнул.
– В самом деле? Тебе следовало стать апотекарием.
– Правду, Рувен.
– «Правду». Если бы это было так просто. Гурон позволил мне остаться в Зенице Ада, если я поделюсь тайнами, которые десятилетиями извлекал из варпа. Сначала я согласился. А потом вышла… размолвка, – сухие губы андрогинного лица Рувена растянулись в улыбке. – Трое Корсаров умерли, призывая обитателей варпа, которые были во много раз могущественнее, чем они могли контролировать. Трагедия, Талос. Такая трагедия. Эти глупцы-дилетанты явно считались многообещающим кандидатами в библиариум Гурона.
Некоторое время пророк пристально глядел на колдуна.
– Ты еще здесь, брат, – произнес Рувен. – Я тебя слышу.
– Я еще здесь, – согласился Талос. – Пытаюсь отличить правду от твоей лжи.
– Я сказал тебе правду. Чего ради мне лгать? Они заковали меня здесь, кажется на месяцы, и давят светом на глаза. Я не вижу. Не могу двигаться. Абаддон отверг меня, лишив поста в Черном Легионе. С чего мне тебе лгать?
– Вот это я и намереваюсь выяснить, – отозвался Талос и поднялся на ноги. – Потому что я тебя знаю, Рувен. Правда – проклятие для твоего языка.
– Предатель-находка, не правда ли? – поинтересовался лорд Гурон. – Я с ним почти что закончил, он больше не забавляет меня. Думаю, теперь он мало что скрывает от моих колдунов. Они выдрали из его разума все знание, какое им было нужно.
– В чем состояли его преступления? – Талос обернулся на коленопреклоненную фигуру бывшего брата, купавшуюся в ослепительном сиянии.
– Из-за него погибли три инициата, и он отказался делиться своим знанием. Пришлось… поощрить… его к этому иными методами, – мертвенные черты Кровавого Грабителя растянулись в улыбке. – Сделать его беспомощным само по себе было непросто. Пребывая в ошейнике, как сейчас, он не представляет угрозы. Он не в силах шептать в варп, чтобы призвать свои силы. Ограничение варп-колдовства было первой мерой предосторожности, которую я предпринял непосредственно перед тем, как ослепить его.
– Будь осмотрительнее, – предупредил Сайрион. – Это предупреждение: такая судьба ждет нас, если мы предадим Корсаров.
– Если? – отозвался по воксу Талос. – У них «Эхо проклятия». Я без него не уйду.
– Ну, хорошо. Когда мы их предадим.
В ответ Талос отправил по воксу щелчок подтверждающего импульса.
– Пусть гниет тут, – обратился пророк к повелителю Корсаров. – А что с его доспехами и оружием?
Растянутые губы Гурона скривились.
– Его боевое снаряжение у меня. Считайте еще одним жестом доброй воли, что я предлагаю его вам.
Рувен издал стон, который стих, едва сорвавшись с ослабевших уст. Он загремел цепями, впервые за многие недели решив попробовать оковы на прочность.
– Не оставляйте меня здесь…
– Гори в варпе, предатель, – усмехнулся в ответ Ксарл.
– Благодарю за подарок, – сказал Талос Гурону. – Всегда приятно видеть, как предатели пожинают то, что посеяли. Убей его, если хочешь. Нам безразлично.
– Талос, – прошептал Рувен имя. Со второй попытки оно стало воплем. – Талос.
Пророк повернулся к узнику, ретинальный дисплей вновь начал компенсировать безумное сияние. Теперь Рувен глядел на него. Кровь бежала по щекам двумя ручейками, свет выжигал чувствительную ткань внутри глаз.
– Мне казалось, ты говорил, что не станешь умолять сохранить тебе жизнь, – произнес Талос.
Прежде чем Рувен смог ответить, люк захлопнулся, закрыв его в камере наедине с собственными криками.