Текст книги "Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 132 (всего у книги 273 страниц)

Столь мощный флот Хаоса прежде собирался разве что для священных войн Магистра Войны с имперскими мирами. Весть о нашествии быстро раскатилась по ближайшим планетам вместе с боязливыми пересудами о новом Черном Крестовом Походе Разорителя.

С падением Солас и гибелью имперского космофлота война за скопление Крит только началась. Сканеры дальнего действия сулили плохие новости, которые тревожили даже капитанов этой смертоносной армады. Мир-кузня, Крит Прайм, был по-прежнему окружен плотным кольцом кораблей, подчинявшихся Адептус Механикус. Те упорно отказывались отвечать на запросы боевого флота Крита о помощи. Любопытно, что корабль Странствующих Десантников, «Раскол», отступил к Криту Прайм и присоединился к Механикус, вместо того чтобы сражаться и погибнуть с имперским космофлотом.

Время было важнейшим фактором, и каждый офицер в армаде Магистра Войны понимал это. Империум Человечества ответит на агрессию с неменьшей яростью. Едва успели прозвучать первые астропатические призывы о помощи, как флотские эскадры, имперская гвардия и силы Астартес выступили в путь для поддержки осажденного боевого флота Крита.

«Завет крови» приблизился к родичу – могучей боевой барже «Охотничье предчувствие». Огромный корабль был одним из флагманов легиона, до того как века рассеяли Повелителей Ночи по галактике. У тех, кто долгие годы был лишен возможности взглянуть на образчик прежней силы легиона, вид баржи вызывал благоговейный трепет. Даже Вознесенного, хоть он никогда не признался бы в этом, тронуло грандиозное зрелище: царственный корабль, темно-синее копье, окованное золотом и бронзой.

Астартес-мутант вожделел его. Он жаждал командовать этим судном, и все, находившиеся на мостике, отчетливо видели горящую в обсидиановых глазах Вознесенного жажду.

Необходимость уничтожить боевой флот Крита была не единственной причиной, побудившей Магистра Войны начать вторжение с Солас. Сохранить жизнь тем, кто населял планету внизу, было ничуть не менее важно, чем истребить ее защитников на орбите. Если бы лорд-адмирал Валианс Арвентур получше узнал Архиврага – вместо того чтобы посвятить большую часть карьеры преследованию эльдарских рейдеров, – он, возможно, направил бы орудия своего возлюбленного «Меча» против Солас. Стерев в порошок населенные центры тюремного мира, он лишил бы Магистра Войны главного трофея, что в конечном счете намного больше помогло бы скоплению Крит.

Но конечно, адмирал этого не сделал. Адмирал умер с мечом в сердце и бессвязными проклятиями своему убийце на губах.

Флот Хаоса повис над миром, где обитало около миллиона узников: насильников, убийц, еретиков, воров, мутантов и преступников других мастей. Все они содержались в жутких условиях, отвергнутые ненавидящим их и ненавистным им Империумом.

В течение следующего часа, пока остовы кораблей Критского боевого флота еще догорали на орбите, транспортники Магистра Войны приступили к высадке. На поверхности планеты сотни тысяч будущих солдат Разорителя приникли к окошкам своих камер. Они смотрели ввысь, в горящие небеса, откуда к ним снисходило избавление – и свобода.

VII
На поверхности Солас

Талос. Пророк Повелителей Ночи. Приведите его ко мне.

Абаддон Разоритель,

командир Черного легиона, Магистр Войны Хаоса

Талос и Ксарл скрестили клинки.

Зал для тренировочных поединков, как и почти все на «Завете», превратился в тень былого. В центре ступенчатого помещения, напоминавшего гладиаторскую арену, бились только двое Астартес – деактивированный силовой клинок Талоса против выключенного цепного меча Ксарла. Из уважения к машинным духам оружия боевые братья использовали в поединке собственные мечи вместо тренировочных, но включать их не стали.

У Ксарла был цепной меч стандартной модели, принятой на вооружение Астартес: невероятно жесткий и прочный, ощерившийся зубьями, заточенными до мономолекулярной остроты. Но Аурум, меч павшего капитана Кровавых Ангелов, обладал неимоверной мощью. Даже обычный силовой клинок легко расправился бы с заслуженным, но ничем не примечательным «Палачом» Ксарла – а Аурум был скорее могучим артефактом, чем оружием. Поэтому дуэлянты сражались без потрескивающего голубого пламени силового меча и визга цепного лезвия.

В каком-то смысле это не шло им на пользу. Их движения отдавали заученностью тренировочного поединка, а не истинной боевой яростью. Относительная тишина учебных дуэлей всегда раздражала Талоса. Не чувствуя удовлетворения от схватки, в такие моменты пророк часто задумывался о том, что генетически запрограммирован и выращен для боя. Он был больше оружием, чем человеком, – и очевидней всего это становилось в те минуты, когда что-то его тревожило.

По меркам смертных, их поединок сочли бы схваткой богов. Клинки рассекали воздух так быстро, что человеческий глаз не смог бы за ними уследить, – удар следовал за ударом в вихре неумолимой силы и скорости. Но если бы за боем наблюдали Астартес, они увидели бы все намного яснее. Оба воина были рассеянны: их мысли блуждали где-то, и это ощущалось в каждой секундной заминке и неуверенном взгляде.

Стены арены вокруг них прорезало множество переходов высотой в человеческий рост. Когда-то здесь размещалась небольшая армия сервиторов, предназначенных для учебных боев и обреченных погибнуть под клинками Астартес, приходивших сюда, чтобы отточить боевые навыки. Эти дни давно канули в прошлое. Коридоры, по которым сервиторы выкатывались из мастерских и хранилищ под ареной, были черны и безмолвны – еще одно напоминание о безвозвратно минувшем.

Откинувшись назад, чтобы отразить режущий удар по горлу, Талос почувствовал нарастающую злость. Меланхолия не входила в число его привычек. Тоска была чужда его образу мыслей, однако в последнее время прочно обосновалась в душе, словно ей там самое место.

Это злило Талоса, как брешь в защите или рана, которая никак не зарастет.

Ксарл почувствовал досаду в движениях брата и, когда мечи вновь сошлись, наклонился ближе. Лица двоих Астартес – и без того похожих благодаря генетическим манипуляциям, переплавившим их тела, – пылали одинаковым гневом. Взгляды черных глаз, переполненных горечью, скрестились так же, как клинки в руках.

– Ты теряешь хладнокровие! – рявкнул Ксарл.

– Меня бесит то, что я должен давать тебе поблажку из-за ноги, – прорычал в ответ Талос, чуть заметно кивнув в сторону заживающей ноги Ксарла.

В ответ Ксарл со смехом отшвырнул брата назад. Он увел свой клинок в сторону с грацией, удивительной для того, кто привык в поединках полагаться на чистую ярость.

– Покажи все, на что ты способен, – предложил Ксарл с улыбкой, неразличимой во тьме.

Как и во всех помещениях «Завета», предназначенных лишь для Астартес, в тренировочных залах царил непроглядный мрак. Для черных глаз уроженцев Нострамо это не было помехой, но в прежние дни боевым сервиторам требовались приборы ночного видения и усилители ауры, чтобы лучше различать движение.

Талос снова атаковал. Держа меч двуручным хватом, воин провел безупречную серию ударов слева, вынуждая Ксарла все больше переносить вес тела на правую ногу. Он слышал, как брат скрипел зубами от боли, отражая выпады.

– Продолжай в том же духе, – выдохнул Ксарл.

Он даже не запыхался, несмотря на то что бойцы сражались в таком нечеловеческом темпе уже почти час.

– Мне еще надо привыкнуть к тому, чтобы снова опираться на эту ногу.

Но вместо того чтобы развивать атаку, Талос остановился.

– Подожди, – сказал он, подняв руку.

– Что? В чем дело? – спросил Ксарл, опуская «Палача».

Он оглядел безмолвную и темную арену – но не увидел ничего, кроме пустых рядов зрительских сидений, не услышал ничего, кроме смутного гула орбитальных двигателей, и не ощутил ничего, кроме запаха их собственного пота и чуть заметной вони машинного масла, застоявшейся здесь за прошедшие века.

– Никого поблизости я не чую.

– Я видел, как Узас убил Кириона, – без всяких предисловий брякнул Талос.

Ксарл расхохотался:

– Ага. Отличная шутка. Так мы будем драться или нет?

Не получив ответа, Ксарл пристально всмотрелся в лицо брату и спросил с нехарактерной для него заботливостью:

– Твоя голова еще не зажила? Я думал, ты уже в порядке.

– Я не шучу.

Ксарл, видевший во мраке с легкостью уроженца бессолнечной планеты, наконец-то заметил, что в черных глазах брата нет и тени улыбки.

– Ты говоришь о своем видении?

– Да. Ты же знаешь.

– Ты ошибся, Талос. – Ксарл сплюнул на палубу. – Кирион вполне заслуживает ненависти. На нем клейма негде ставить. Но даже такой бешеный недоумок, как Узас, никогда не убьет его.

– Кирион верен Ночному Призраку, – ответил Талос.

Ксарл фыркнул.

– Мы это уже обсуждали. Он – Астартес, познавший страх. Хуже и быть не может.

– Он понимает, что такое страх.

– И все еще слышит демона, прикарманившего душу Вознесенного?

Талос красноречиво промолчал.

– Вот именно, – подытожил Ксарл. – Он способен чувствовать страх. Это неестественно. Это извращение.

– Да, он способен чувствовать чужой страх. Но сам он не боится.

Ксарл покосился на свой цепной меч, дезактивированный и безмолвный.

– Это все слова. Кирион осквернен Губительными Силами, точно так же как Узас. Но они все еще наши братья, и я доверяю им – пока что.

– Ты доверяешь Узасу? – удивился Талос.

– Мы – Первый Коготь, – ответил Ксарл так, словно это все объясняло. – По крайней мере, порча Узаса видна с первого взгляда. Кирион намного опасней, брат.

– Я много раз говорил об этом с Кирионом, – предостерегающе заметил Талос. – И повторяю – ты не прав.

– Посмотрим. Расскажи мне об этом видении.

Талос снова представил Узаса – как тот с топором в руке пробирается по обломкам разрушенного здания и бросается к распростертому на земле Кириону. Он пересказал все это Ксарлу так точно, как только возможно, стараясь ничего не упустить. Он говорил о трубящих в небе горнах титанов, о запыленной серой кладке рухнувших домов, о магматически красных пятнах ожогов там, где камни расплавил пушечный огонь богоподобных машин. Он описал, как лезвие топора опустилось, вонзившись в шейное сочленение доспеха Кириона, и как секундой позже хлынула кровь.

– Это похоже на Узаса, – помолчав, согласился Ксарл. – Жестокое убийство беззащитной жертвы. Я уже не уверен, что это только твоя дурацкая шутка.

– Он презирает Кириона, – подчеркнул Талос.

Пророк отошел к той части арены, где к металлической стене были прислонены ножны Аурума.

– Но я ошибался и прежде, – бросил он через плечо.

Ксарл снова покачал головой. Боевой брат выглядел задумчивым, чего Талос никогда не наблюдал за ним прежде, и эта перемена тревожила своей новизной. Впервые Талос осознал, что Ксарл вполне мог входить в число тех, кто искренне верил его пророческому дару – или проклятию. Он казался почти… обеспокоенным.

– Когда? – спросил Ксарл. – Ты ошибался всего пару раз за много лет. Нет, брат, это попахивает неприятной правдой.

Талос ничего не ответил. Ксарл преподнес ему сюрприз, продолжив:

– Мы все верим тебе. Ты мне не нравишься, брат, – ты знаешь это. С тобой непросто. Ты всегда стопроцентно убежден в своей правоте и порой рискуешь так же глупо, как Вознесенный. Ты с чего-то решил, что возглавляешь Первый Коготь, хотя никто тебя командиром не назначал. Ты был всего лишь апотекарием, а теперь ведешь себя так, будто ты наш сержант. Ложный Трон, ты ведешь себя так, будто ты капитан десятой роты. У меня сотня причин не любить тебя, и все они вполне веские. Но я доверяю тебе, Талос.

– Приятно слышать, – сказал Талос, вкладывая меч в ножны и снова выпрямляясь во весь рост.

– Когда ты в последний раз ошибался? – настаивал Ксарл. – Говори, не стесняйся. Когда в последний раз твои пророчества не сбылись?

– Давным-давно, – признал Талос. – Может, семьдесят лет назад. На Гашик – планете, где не прекращался дождь. Мне привиделась битва против Имперских Кулаков, но в результате планету никто не защищал.

Ксарл в раздумье почесал щеку:

– Семьдесят лет. Ты не ошибался почти целый век. Но если Кирион погибнет и если ты прав насчет его незапятнанности, мы сможем использовать его прогеноидные железы и вырастить нового Астартес. Так что легион ничего не теряет.

Талос начал подумывать о том, чтобы снова обнажить меч.

– То же самое можно сказать о смерти любого из нас.

Ксарл заломил бровь.

– Ты бы стал извлекать геносемя Узаса?

– Ладно, очко в твою пользу.

Так и было. Талос скорее сжег бы такой биологический материал дотла, чем имплантировал потенциальному Повелителю Ночи.

Ксарл кивнул, явно размышляя о чем-то другом, в то время как Талос продолжил:

– Если это случится, я прикончу Узаса.

Пророк даже не был уверен, слышал ли его брат.

– Я подумаю об этом, – сказал Ксарл.

Не добавив ни слова, он сошел с арены, направляясь в окутанные тьмой глубины корабля. После неловкой минуты братской искренности это было намного больше похоже на того Ксарла, к которому привык Талос, – молчаливо уходящего прочь, державшего свои мысли при себе.

Талосу одновременно хотелось последовать за Ксарлом и найти Кириона, но секундой позже выбор сделали за него.

Послышались гулкие шаги, и еще одна фигура возникла в первом ряду зрительских сидений. На воине была украшенная зигзагами молний броня, слишком громоздкая даже по меркам Астартес.

– Пророк, – провозгласил чемпион Малек из Чернецов.

– Да, брат?

– Тебя хотят видеть.

– Хорошо. – Талос не сдвинулся с места. – Передай Вознесенному, что я погружен в медитацию и буду у него через три часа.

Из шлема Малека, формой напоминающего песью голову, раздался громоподобный звук – так рычит сходящая с горного склона лавина. Вероятно, это был смешок.

– Нет, пророк, тебя требует к себе не Вознесенный.

– Кто тогда? – спросил Талос, поглаживая рукоять вложенного в ножны Аурума. – Никто не вправе требовать моего присутствия, Малек. Я не раб.

– В самом деле? Никто? А если присутствия ясновидца Повелителей Ночи требует сам Абаддон из Черного легиона?

Талос сглотнул. Он не был ни испуган, ни встревожен, однако немедленно насторожился. Это все меняло.

– Магистр Войны желает говорить со мной, – медленно произнес он, словно проверяя, правильно ли расслышал.

– Желает. Ты должен быть готов через час вместе с Первым Когтем. Двое Чернецов будут сопровождать тебя.

– Мне не нужен почетный эскорт. Я пойду один.

– Талос, – прорычал Малек.

Талос все еще не сводил с него глаз. До сих пор ни один из Чернецов не называл пророка по имени, и это обращение заставило его ощутить всю серьезность момента.

– Я слушаю, Малек.

– Сейчас не время действовать в одиночку, брат. Возьми с собой Первый Коготь. И не спорь, когда мы с Гарадоном присоединимся к вам. Это такая же демонстрация силы, как и тактика Вознесенного во время орбитальной войны.

Молчание затянулось на несколько секунд, но в конце концов Талос кивнул.

– Где состоится встреча?

Малек вскинул громадный кулак. Терминаторская броня лязгнула, сервомоторы суставов взревели в ответ на движение. Из латной рукавицы над костяшками пальцев выскользнули четыре клинка, каждый длиной с предплечье смертного. По беззвучной команде когти-молнии ожили и, оправдывая свое имя, окутались потрескивающим силовым полем. Резкий мерцающий свет разогнал мрак арены.

– На Солас, – ответил Малек. – Магистр Войны шагает по земле последнего из покоренных им миров, и мы должны встретиться с ним там.

– Черный легион, – произнес Талос спустя пару мгновений, и на губах его промелькнула кривая усмешка. – Сыны Хоруса, за которыми числится не меньше предательств, чем за их павшим отцом.

– Да, Черный легион.

Когти Малека втянулись обратно в перчатку и замерли в ножнах до следующей активации.

– Поэтому мы пойдем облаченными во тьму.

На поверхности Солас запыленные красно-бурые струпья старых ран перемежались с участками горелой плоти. Этот мир был безобразен во всех отношениях, вплоть до вкуса воздуха. В течение столетий в южном полушарии планеты не прекращались извержения вулканов. Тысячи огнедышащих гор выдыхали пламя, отравляя атмосферу пеплом.

Шпили тюремных колоний радовали глаз не больше, чем все остальные детали пейзажа: башни из красного камня, ребристые и грубые, сломанными клинками торчавшие из естественных горных образований. Готическая архитектура, излюбленная во многих имперских мирах, присутствовала и здесь, но в самой примитивной и безыскусной форме. Кто бы ни проектировал тюремные башни Солас – если вообще можно говорить о каком-то проекте, – он отлично представлял, что этот мир станет домом для отверженных, которых Империум отказывался считать своими гражданами. Его предубеждение против узников, обреченных явиться на Солас и гнить под ее унылыми небесами, сквозило в уродливых сооружениях.

«Громовой ястреб» Повелителей Ночи, «Опаленный», прочертил безжизненное небо планеты. Пилот перевел двигатели из орбитального в атмосферный режим.

– На подходе, – предупредил Септимус, медленно опуская один из семи рычагов, регулировавших тягу.

Сидя в скрипящем пилотском кресле, явно рассчитанном на более крупную фигуру, он щелкал множеством переключателей и следил за зеленым гололитическим дисплеем. Дисплей показывал ландшафт внизу, и картинка обновлялась каждые несколько секунд по показаниям ауспика. Высота и скорость медленно снижались. Септимус заговорил, не сводя глаз с экранов консоли:

– Тюремный шпиль Дельта-два, это «Громовой ястреб» Восьмого легиона, «Опаленный». Мы заходим с юга. Отвечайте.

Ответом на его запрос была тишина.

– Что теперь? – спросил он через плечо.

Талос, в доспехах и при оружии стоявший позади пилотского трона, покачал головой:

– Можешь не повторять вызов. Черный легион не славится своей способностью восстанавливать инфраструктуру в захваченных мирах.

Кирион, занятый последней проверкой болтера, немедленно вклинился в разговор:

– А мы?

Талос не обернулся к брату. Все бойцы Первого Когтя выстроились в просторной кабине за тронами первого и второго пилота, занятыми сейчас Септимусом и Эвридикой. Талос всматривался в тонкую красноватую дымку, рвущуюся при соприкосновении с лобовым иллюминатором рубки. Они приближались к цели.

– Мы не завоевываем миры, – ответил Талос. – У нас другие способы воздействия и конечные цели.

Септимус ждал, не вмешиваясь в спор. Убедившись, что все сказано, он сообщил:

– Пять минут, господин. Я посажу катер на верхней площадке башни.

– Ты стал летать лучше, раб.

Ксарл выступил вперед, положив руку в бронированной перчатке на спинку пилотского кресла. Ничего ободряющего в этом жесте не было.

Септимус видел их отражения в обзорном экране. Все Астартес стояли без шлемов: Талос, красивый и строгий; Кирион, с усталой полуулыбкой на лице; Ксарл, озлобленный и насмешливый; и Узас, мертвыми глазами уставившийся в пустоту и облизывающий клыки.

И Эвридика. Ее отражение он заметил последним, потому что не успел еще привыкнуть к присутствию девушки. Их взгляды в зазеркалье лобового стекла встретились. Эвридика смотрела бесстрастно – ее выражение могло означать что угодно. Растрепанные каштановые волосы обрамляли лицо девушки непослушными локонами. Железный обруч все еще скрывал око навигатора. Септимус часто ловил себя на том, что ему хотелось бы узнать, как выглядит третий глаз.

На Эвридике была поношенная темно-синяя куртка и брюки, как и на других слугах легиона, хотя запихнуть ее в мешковатую униформу стоило немалого труда. Она снизошла к уговорам Септимуса, лишь когда раб заявил, что от нее чудовищно воняет, ведь пленница не меняла одежду уже несколько недель, с тех пор как попала в плен.

Ее еще не успели заклеймить. Татуировка, скрытая рубашкой и занимавшая обе его лопатки, зачесалась, словно откликаясь на последнюю мысль. Крылатый череп, вытатуированный черными чернилами, смешанными с кровью Астартес.

Если Эвридика поклянется в верности хозяевам – и если выживет, – ее тоже скоро пометят.

Тонкая дымка впереди них раздалась, и за ней показалась зубчатая цепь гор, увенчанная высокой башней – по всей видимости, их пунктом назначения. Талос и остальные надвинули шлемы. Септимус легко различал их, так же как и лица их хозяев. Шлем Кириона был древней других масок смерти – модель Марк II, с узкими глазными щелями, стилизованная под рыцарское забрало. Кирион не увешивал себя трофеями, зато его доспехи украшали детально выполненные зигзаги бело-голубых молний. Двойные молнии бежали от уголков рубиновых глазных линз, как ветвящиеся следы слез.

Шлем Ксарла, напротив, был самым новым – от модели Марк VII, добытой в недавнем бою с Темными Ангелами. Воин приказал одному из немногих оставшихся оружейников переделать шлем, и теперь поверх забрала появился нарисованный вручную череп демона. Ксарл демонстрировал трофеи с гордостью и знанием дела: его доспехи были обмотаны цепями с черепами людей и ксеносов, а свитки с описаниями прошлых деяний обвивали наплечники.

Узас носил зловещий шлем модели Марк III с грубо разрисованным наличником. На темно-синем фоне четко выделялся кровавый отпечаток распластанной пятерни – Узас сделал его сам, обмакнув руку в кровь и прижав к лицевой пластине шлема.

Талосу принадлежал шлем модели Марк V, усеянный заклепками и недавно искусно отреставрированный Септимусом. На нем изображен был череп цвета побелевшей от времени кости, а посреди лба чернела нострамская руна. Когда Септимус чинил шлем в одной из мастерских «Завета», Эвридика спросила, что обозначает символ.

– Это вроде «облаченных во тьму», – ответил он, обновляя рисунок благоговейно и в то же время с привычной легкостью. – Не переводится точно на низкий готик.

– Мне уже надоело это слышать.

– Но это правда. Нострамо был миром большой политики и сложно организованной преступности, проникшей во все слои общества. Тамошний язык произошел от высокого готика, но в устах безверных, бездоверчивых и безмирных людей за много поколений изменился почти до неузнаваемости.

– Нет таких слов – «бездоверчивый» и «безмирный».

Эвридика невольно улыбнулась, продолжая наблюдать за работой оружейника. Она начала привыкать к его неловким ошибкам при попытках говорить на всеобщем.

– Суть в том, – сказал Септимус, обводя желтовато-белой краской левую глазную линзу, – что по меркам готика нострамский очень возвышенный и поэтичный язык.

– Бандитам нравится мнить себя светочами культуры, – бросила девушка с презрительной гримасой.

К ее удивлению, Септимус кивнул:

– Судя по тому, что я знаю о нострамской истории, да. Я тоже пришел к такому заключению. Язык стал очень… не знаю, как сказать.

– Цветистым?

Он пожал плечами:

– Что-то вроде того.

– Так что же означает этот символ?

– Это комбинация трех букв, которые, в свою очередь, соответствуют трем словам. Чем сложнее символ, тем большее число концепций и букв он включает.

– Зря я спросила.

– Ладно, – сказал он, все еще не отрывая глаз от работы. – Если перевести дословно, это означает: «Обрывающий жизни и собирающий сущности».

– И как это будет по-нострамски?

Септимус произнес три слова, и Эвридике понравилось их звучание. Плавное, изысканное и странно леденящее кровь. Нострамский, решила она, похож на шепот убийцы, склонившегося над постелью и приникшего к уху спящей жертвы.

– А можно короче? – попросила девушка, чувствуя, как при звуках голоса, выговаривающего слова мертвого языка, по коже бегут мурашки. – Дословно или нет, не важно, – что это значит?

– Это значит «Ловец Душ», – ответил Септимус, поднимая шлем и изучая свою работу.

– Остальные Повелители Ночи называют твоего хозяина так?

– Нет. Этим именем его нарек их отец-примарх, погибший мученической смертью. У его любимых сынов из Восьмого легиона были… титулы, или прозвища, вроде этого. Для остальных он был апотекарием Талосом из Первого Когтя или «пророком» десятой роты. Для Ночного Призрака, повелителя Восьмого легиона, он был Ловцом Душ.

– Почему? – спросила она.

И Септимус рассказал ей.

«Громовой ястреб» в облаке пара опустился на посадочную площадку. Когти-опоры лязгнули, принимая на себя вес катера. Из-под рубки, взревев гидравликой, высунулся трап. Едва он грянулся о палубу, Повелители Ночи высадились, держа оружие наготове.

Талос с активированным Аурумом и взведенной Анафемой шагал впереди. Первый Коготь шел следом, держа болтеры на изготовку. А за ними, под рев сервосуставов и грохот тяжелых ботинок, двигались облаченные в терминаторскую броню Малек и Гарадон.

За несколько секунд до того, как «Опаленный» совершил посадку, Септимус получил приказ оставаться на корабле. И хотя приказ не касался Эвридики – которую Повелители Ночи до сих пор по большей части игнорировали, – девушка осталась с Септимусом.

– Септимус, – сказал Талос, – если кто-то приблизится к «Громовому ястребу», дай один предупреждающий выстрел, а затем открывай огонь.

Раб кивнул. «Опаленный» мог похвастаться внушительным вооружением: штурмовые болтеры были установлены на крыльях и по бокам катера. Орудия обслуживали сервиторы, лишенные конечностей и подключенные непосредственно к артиллерийским консолям. Болтерами можно было управлять и с главной консоли рубки, что оказалось очень кстати, учитывая сильный недобор сервиторов в десятой роте. Расчеты имелись лишь у половины орудий «Опаленного». Несколько «Ястребов» на борту «Завета» остались вообще без сервиторов.

Астартес продвигались быстро, но осторожно. Палуба посадочной площадки была пуста. Над ней нависло звездное небо, по которому пробегали редкие бесцветные облака. На северной оконечности обожженной корабельными выхлопами платформы виднелась небольшая постройка с двойными дверями, ведущими внутрь башни.

– Похоже на лифт, – кивнул Ксарл на приземистое сооружение.

– Похоже на ловушку, – проворчал Узас.

Как по команде, двойные двери с механическим гудением разъехались в стороны. За ними обнаружилась освещенная кабина лифта и четыре застывшие в ней фигуры.

– Я был прав, – заметил Ксарл.

– Может, и я тоже, – упрямо буркнул Узас.

– Тишина! – рявкнул Талос в вокс, и Малек из Чернецов эхом повторил его приказ.

Талос хотел одернуть чемпиона, но формально у него самого было не больше прав командовать Первым Когтем, чем у Малека. К тому же Малек превосходил его рангом.

Темные фигуры выступили из просторной кабины и шагнули на площадку. Их неуклюжая, тяжелая поступь напоминала походку закованных в терминаторскую броню Чернецов.

Первый Коготь синхронно вскинул болтеры. Каждый боец выбрал одну из четырех целей. Малек и Гарадон подняли оружие ближнего боя, прикрывая отряд с флангов.

– Юстерианцы, – предупредил Малек.

Остальным было знакомо это слово. Элитное отделение терминаторов первой роты Сынов Хоруса.

– Возможно, уже нет, – ответил Талос, не опуская болтера. – Нам неизвестно, сохранили ли они это имя. Времена меняются.

Четверка красноглазых, закованных в черную броню терминаторов приблизилась, держа Повелителей Ночи на прицеле. Двуствольные болтеры с латунными дулами и наручная, искусно изукрашенная автопушка с двумя стволами, каждый с копье длиной, – все это неприветливо уставилось на гостей. Терминаторы Повелителей Ночи носили поверх доспехов темные плащи. Из-за горбатых спин воинов Черного легиона торчали шипастые пики для трофеев. В качестве экспонатов на них были нанизаны целые коллекции шлемов Астартес из разных имперских орденов. Талос узнал цвета Багровых Кулаков, Гвардии Ворона и нескольких орденов, с которыми прежде не встречался. Непостоянные имперские псы. Они плодились и множились, как паразиты.

– Кто из вас Талос?

Голос командира терминаторов, раздавшийся из динамиков шлема, звучал, как расстроенный вокс – сплошной треск и шипение.

Талос кивнул черному легионеру:

– Тот, чей меч нацелен на твое сердце, а болтер – на твою голову.

– Впечатляющий клинок, я скажу тебе, пророк, – прохрипел терминатор, указывая штурмовым болтером на нацеленный ему в грудь Аурум.

Талос взглянул, куда указывало золотое лезвие, и прочел надпись на доспехах воина. Полустершаяся гравировка гласила: «Фалькус».

– Пожалуйста, – передал Кирион по внутреннему каналу отряда, – не говорите мне, что этот стишок был попыткой сострить.

– Фалькус, – медленно произнес Талос. – Я Талос из Восьмого легиона. Со мной Первый Коготь десятой роты, а также чемпион Малек и Гарадон, Молот Вознесенного. Оба они из Чернецов.

– Вы набрали себе немало титулов, – сказал другой терминатор, тот, что держал длинноствольную автопушку.

Голос у него был ниже, чем у первого, а на голове красовался рогатый шлем, как у Гарадона.

– Мы прикончили немало людей, – ответил Ксарл.

Чтобы придать вес своим словам, он навел болтер поочередно на каждого из черных легионеров. Самая настоящая бравада: наглая, нервная, в чем-то даже ребяческая. Талоса раздосадовало то, что подобные театральные жесты были необходимы.

– Мы все здесь союзники, вставшие под знамена Магистра Войны, – сказал обладатель пушки. – Нет нужды проявлять такую враждебность.

– Тогда опустите оружие первыми, – предложил Ксарл.

– Как вежливые и радушные хозяева, которыми вы, без сомнения, являетесь, – добавил Кирион.

Кто-то из отделения – Талос не был уверен, кто именно, – связался по закрытому каналу с Септимусом на «Опаленном». Талос понял это после того, как штурмовые болтеры правого борта и крыла развернулись, взяв на прицел четверых терминаторов Черного легиона.

Изящный штрих, подумал он. Вероятно, идея Ксарла.

Солдаты Магистра Войны опустили оружие секундой позже, не демонстрируя ни воодушевления, ни особой слаженности в движениях.

– Они слишком небрежны, – передал Гарадон по воксу.

В голосе его явственно слышалось отвращение.

– Идем, братья, – сказал первый из терминаторов Черного легиона, склоняя уродливый шлем. – Магистр Войны, одаренный милостью Темных Богов, хочет вас видеть.

Лишь когда черные легионеры развернулись и зашагали к лифту первыми, Повелители Ночи опустили оружие.

– А вы помните те времена, когда мы доверяли друг другу? – спросил Кирион по воксу.

– Нет, – отрезал Ксарл.

– Давайте быстрее покончим с этим, – перебил их Талос.

Возражений ни у кого не нашлось.

В тюрьме, похоже, был бунт.

По мере того как Астартес спускались, за окнами лифта мелькали просторные красные залы – этаж за этажом, переполненные орущими, дерущимися и бегущими заключенными. На одном из этажей в окне возникло лицо кричащего мужчины – он молотил по стеклу кулаками, оставляя кровавые отметины. Увидев, кто находится в кабине, мужчина отшатнулся. Разумное решение, учитывая, что Узас как раз собрался прикончить глупца выстрелом из болтера.

– Их всех загонят на корабли для невольников, уже готовые к войне против мира-кузни, – гортанно прорычал легионер с автопушкой. – А пока пусть потешат свою жажду крови. С тех пор как их сюда засадили, у них не было такой возможности.