Текст книги "Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента."

Автор книги: Анатолий Гуревич

Услышав о том, что я принимал участие в гражданской войне в Испании, мои собеседники, кубинцы, задали вопрос, не приходилось ли мне слышать имя кубинца – участника защиты Испанской Республики Альберго Байо. Я признался, что никогда не слышал. Вдруг я вспомнил имя кубинского добровольца в Испании Мануэля дель Песо. Не успел произнести эту фамилию, как мои собеседники указали, что он является личным другом Фиделя Кастро и их самих.

Нам поведали, что во время развернутых событий после штурма казармы Монкадо к зданию, в котором размещался штаб одного из революционных кубинских военных подразделений, приблизился «какой-то мужчина». Естественно, часовые приказали ему остановиться, угрожая автоматами, и потребовали, чтобы он себя назвал. В ответ услышали: «Я генерал Байо!» Часовые подготовились немедленно стрелять в него. К великому счастью, из штаба выбежал один из его членов, который слышал весь этот разговор, и крикнул: «Вы что, с ума сошли? Ведь генерал Альберго Байо друг Фиделя Кастро, его учитель военного дела и руководитель его группы "Грамны"».

При этом разговоре присутствовали С.П. Лисин, контр-адмирал А.С. Алексеев, полковник Мунштаков, а также привлеченный мною в качестве переводчика бывший воспитанник школы-интерната для прибывших в 1937 г. в Ленинград испанских детей Пако Мартини. Кстати, недавно он около четырех лет работал на Кубе в качестве переводчика и даже встречался там с нашими гостями. О своих встречах Пако Мартини на Кубе первым вспомнил Риккардо Сиснеро.

На организованном прощальном ужине, где присутствовали некоторые члены Ленинградской секции СКВВ и представитель Обкома КПСС В.И. Нифатов, кубинские гости выразили большое удовлетворение дружеской, братской встречей и вручили нашей секции сувениры. Мы в свою очередь тоже вручили гостям сувениры. Кроме того, по их просьбе мы сумели обеспечить своевременное изготовление многих фотографий, выполненных за время их пребывания в Ленинграде. Я очень рад, что и у нас, в том числе и лично у меня, сохранилось много фотографий.

Огромное впечатление на меня оказало пребывание в Ленинграде встреченных нами двух групп американцев. Одна проживала в гостинице «Ленинград», а вторая – в гостинице «Мир». Это объяснялось ценой оплачиваемых американцами путевок. Пребывание в гостинице «Ленинград» обходилось значительно дороже, чем в гостинице «Мир».

Не буду подробно останавливаться на выполнении насыщенных планов их пребывания в Ленинграде. На меня лично особое впечатление произвело все, что произошло во время нашей встречи в Доме дружбы и мира с американцами и ветеранами войны нашего города.

Характер встречи был нами непредвиденным. В деловой части, на которой присутствовало довольно много народу, в том числе прибывшие в двух группах американцы, выступило несколько человек – членов секции СКВВ и наши гости из США.

Поскольку мы были заранее предупреждены, что в эти две туристические группы входят бывшие американские добровольцы – участники национально-революционной войны в Испании, ведущий нашу деловую часть встречи председатель секции СКВВ слово предоставил мне, как представителю Совета бывших советских добровольцев – участников этой войны. Еще раз хочу признаться, что, чувствуя свою ответственность, я много времени уделил подготовке моего выступления, изучению многих вопросов, касавшихся сложившихся в те годы (1936–1939) отношений между США и Испанией. В этом отношении мне очень помогли публикации, в частности и груды Светланы Петровны Пожарской (в том числе и изданные Академией наук СССР – Институтом всеобщей истории).

Я уже знал к этому времени, что среди почти пятидесяти тысяч добровольцев в Испании американцев было немногим больше грех тысяч. Все эти добровольцы, направляясь на войну в Испанию, рисковали не только своей жизнью на фронтах, но и значительными преследованиями в самих США. Сразу хочу отметить, что незадолго до прибытия к нам американцев были по существу признаны утратившими силу «черные» списки, имевшиеся в США, в которые были занесены участники войны в Испании. Знал я из книги Д. Ибаррури «Единственный путь», что уже в 1938 г., то есть еще до «победы» Франко над Испанской Республикой, председатель Союза американских писателей Дональд Огден Стюарт провел среди писателей анкету. На вопрос: «Вы за или против Франко и фашизма?» – ответили 418 писателей. Из них 410 высказались за республику, 7 объявили себя нейтральными и только один высказался в поддержку фашизма.

Зная, что в прибывших к нам группах в основном находятся те, кто воевал в Испании, или члены их семей, а в группе, остановившейся в гостинице «Мир», имелись и вдовы погибших добровольцев в Испании, я был уверен, что большую часть из моего выступления все они хорошо знают. Тем не менее, стремясь не злоупотреблять отпущенным мне временем, я остановился на одном вопросе дополнительно. Упомянул, что 6 января 1937 г. на совместном заседании палат конгресса США было принято решение о введении эмбарго на вывоз из США вооружения в Испанию до окончания гражданской войны. Против принятия этого закона проголосовал только один конгрессмен, представитель от рабоче-фермерской партии штата Миннесота. Не придавая особого значения, я позволил себе назвать фамилию этого конгрессмена – Джон Бернард! Вскоре я закончил свое выступление, подчеркнув еще огромное значение, проявленное американскими добровольцами – участниками войны Испанской Республики против фашизма.

Выступавшие после меня, в том числе и американские гости, доброжелательно относились ко всем выступлениям, в том числе и к моему.

После окончания деловой части нашей встречи был объявлен некоторый перерыв, после которого должен был начаться довольно продолжительный концерт. Правда, мы были немного ограниченны, так Дом дружбы и мира мог предупредить нас, что время, отпущенное на наше мероприятие, подходит к концу.

Если я не ошибаюсь, то вместе с Николаем Константиновичем Богатиным и Сергеем Прокофьевичем Лисиным мы несколько уединились для «перекура», а точнее, для обмена мнениями о происходящем. Мы подходили к залу уже после того, как концерт начался. Совершенно неожиданно для нас, к нам приблизились руководители присутствующих двух американских групп. На английском языке они, явно волнуясь, обратились ко мне. Хотя в то время я еще не полностью забыл английский язык и даже иногда пользовался им успешно в разговорах с иностранцами, на этот раз я с большим трудом смог понять приблизившихся к нам американцев.

Смысл их обращения к нам, и в частности ко мне, заключался в том, что среди присутствующих оказался Джон Бернард. Нас попросили довести до сведения всех находящихся в зале эту сенсацию. Н.К. Богатин и С. П. Лисин разрешили мне попросить конферансье прервать на несколько минут концерт и предоставить мне слово для объявления ставшего нам известным факта.

После того как я попросил конферансье приостановить на несколько минут концерт, сопровождаемый переводчицей, вышел на сцену. Стремясь не затягивать перерыв в концерте, я буквально дословно сказал следующее: «Дорогие друзья, в своем выступлении, говоря о событиях в Испании в 1936–1939 гг. и участии американских добровольцев в гражданской войне, часть из которых мы рады принять в эти дни в Ленинграде, я назвал Джона Бернарда. Я указал, что он был единственным проголосовавшим еще в январе 1937 года в конгрессе против закона об эмбарго на вывоз оружия в Испанию. Совершенно неожиданно нас попросили сообщить о том, что среди наших друзей присутствует и тот самый Джон Бернард, что, естественно я и делаю!»

Не успел я закончить это неожиданное сообщение, как среди сидящих в зале встал, встреченный аплодисментами, пожилой человек. Не говоря ни слова, он медленно направился на сцену и буквально со слезами на глазах коротко выступил. Прежде всего он попросил прощения у «своих американских друзей», с которыми приехал, за то, что уже давно, став стариком, отойдя от политики, он никому не рассказывал, что происходило в его деятельности конгрессмена. После того как он принес свои извинения, все встали, а он, тяжело переживая, сказал: «Дорогие друзья, уже много старческих лег я провожу замкнутую жизнь. Всю жизнь мечтал побывать в Москве и низко поклониться Мавзолею Ленина, побывать в городе, завоевавшем во время Второй мировой войны признание во всем мире звания города-героя, города, заслуженно носящего имя Ленина. Народы всех стран мира должны низко склонить головы перед городом, выдержавшим 900-дневную блокаду мощных фашистских агрессоров и прорвавшим её.

Дорогие друзья, мог ли я когда-либо предположить, что именно в этом прекрасном городе знают обо мне, помнят меня. Ведь у себя на родине я почти всеми полностью забыт. Конечно, в этом есть и доля моей вины. Ведь даже моим попутчикам, направлявшимся в Советский Союз, я и то ничего о себе не рассказывал. Еще раз прошу простить меня. Сейчас коротко постараюсь представиться...»

Однако должен признаться, до этого никогда не видел того, что произошло в зале. Все стояли, нет, не только аплодировали, но даже плакали.

Поднявшийся в зале шум привлек внимание дежурившего персонала Дома дружбы и мира с народами зарубежных стран. Те, которые сумели, поднялись наверх и вошли в зал. Концерт был продолжен. Вечер закончился поздравлениями в адрес Джона Бернарда.

Имею право подчеркнуть, что и организаторы этой встречи были очень довольны её результатами.

Учитывая факт, что у нас все с большим вниманием относились к Испании и что я сам, а также многие активисты – ветераны войны были в числе добровольцев – участников национально-революционной войны в Испании, являвшейся первой вооруженной битвой против фашизма, войной, ставшей авангардной битвой Второй мировой и Великой Отечественной войн, позволило мне еще остановиться более подробно хотя бы на некоторых прибывших в Ленинград делегациях и туристических группах, по своему составу очень близких нам. Речь идет о многочисленных группах прибывших из Испании антифранкистов, испанских партизан, воинов революционных сил Испанской Республики, все тех, кто боролся, защищая свой народ. Конечно, были и группы, состоящие из бывших испанских детей, находившихся в Ленинграде в школах-интернатах, а после войны, в основном после смерти Франко, вернувшихся в Испанию, на родину.

Мне посчастливилось не только принимать делегации и туристические группы, состоящие из испанцев, но и встречаться со многими не только на их родине, но у нас, в Советском Союзе, и в других странах. Смею даже подчеркнуть, что некоторые стали моими близкими друзьями. Перед тем как привести некоторые их имена, считаю нужным укать, что уже 14 января 1967 г. я получил билет Почетного члена Общества испанских политэмигрантов в СССР. Правление этого общества находилось в Москве на ул. Жданова. Сам факт моего выдвижения Почетным членом определял признание той пользы, которую я приносил, неся службу на испанской республиканской подводной лодке, а уже начиная с шестидесятых годов в Ленинграде продолжал приносить пользу испанскому народу, выступая перед различными советскими и даже иностранными слушателями со своими личными воспоминаниями, а в еще большей степени с подробным изложением многих деталей испанской истории, гражданской войны.

Я особенно подружился с проживающими в Ленинграде и Москве испанцами. Конечно, я встречался в Москве даже с Долорес Ибаррури, но это были хотя и очень теплые встречи, но носили чисто деловой характер. Во время одной из них она подарила мне написанную ею книгу «Единственный путь», изданную в Москве в 1962 г. издательством «Политическая литература». Я эту книгу тщательно храню и сейчас. Долорес Ибаррури в мае 1966 г. написала в книге на испанском языке: «Товарищу Гуревичу с сердечным приветом от Долорес Ибаррури».

Одна из моих встреч с Долорес Ибаррури была особенно трогательной. Это произошло после того, как я с моей женой Лидочкой совершили туристическую поездку на теплоходе по Волге и посетили Сталинград. На этом теплоходе был организован клуб с довольно комическим названием «Клуб встреч с интересными людьми». Все участники туристической поездки, во всяком случае, большинство из них, довольно часто присутствовали. Один из пассажиров, который узнал меня по фотографии в издании нашего сборника «Ленинградцы в Испании», предложил организатору клуба предоставить мне слово и на эту тему. После моего выступления руководство теплохода предложило мне в Сталинграде выступить на могиле сына Долорес Ибаррури, Рубене Руиса, погибшего в сентябре 1942 г., будучи командиром пулеметной роты, в боях за Сталинград. За проявленное мужество и героизм, он был удостоен, правда, только в 1956 г. посмертно, звания Героя Советского Союза.

Фотограф сделал ряд снимков и предложил мне прислать их в Ленинград. Я попросил фотографии выполнить в двух экземплярах с тем, чтобы один из них передать Долорес Ибаррури. Фотокорреспондент выполнил мою просьбу, а я поспешил при очередном посещении Москвы вручить их по назначению в одном экземпляре, а второй тщательно храню у себя.

Запомнились мне встречи в Москве и Ленинграде с испанским генералом, в то время членом Политбюро Коммунистической партии Испании, Энрике Листером. Первая состоялась в Москве во время посещения им Советского Союза – в Испанском центре на ул. Жданова отмечали его шестидесятилетие. Мне было поручено от имени Ленинградской секции советских добровольцев – участников национально-революционной войны в Испании поздравить его. Прошло уже тридцать лет с того дня, как мы с ним впервые встретились, познакомились на фронте под Барселоной и провели довольно долгое время за столом с офицерами его армии, я его не узнал, он постарел, но меня сразу узнал, и мы уделили немного времени нашим воспоминаниям. Второй раз мы встретились с ним дважды в Ленинграде. Первый – за праздничным столом у проживающих в нашем городе испанцев. Для участия в этой встрече были приглашены В. В. Пузейкин и я. Вторая встреча была в Таврическом дворце на конгрессе Всемирного совета мира, посвященного 50-летию ленинского Декрета о мире. У меня сохранилась фотография, на которой я стою рядом с Энрике Листером, кроме нас вице-адмирал В.Л. Богденко, приехавший в Ленинград для участия в конгрессе из Риги, писатель Жан Грива, подполковник Л.Л. Покровская, генерал-майор К.В. Введенский и замкафедрой иностранных языков Ленинградской консерватории, бывшая переводчица в Испании Е.Е. Константиновская. Особо хочу отметить, что Энрике Листер был членом Всемирного Совета Мира, проживал в то время в Париже. Мы же входили в незначительное число приглашенных на конгресс.

После возвращения Энрике Листера в Испанию я еще поддерживал связь с ним, правда с помощью Луиса Балагера, проживавшего в Москве, ближайшего сотрудника Долорес Ибаррури в ее литературной и прочей работе, до того как был исключен из ЦК КПИ бывшим генеральным секретарем С. Каррильо. Он был единомышленником в то время Энрике Листера. Именно поэтому я переслал через него Энрике Листеру вышедший сборник «Ленинградцы в Испании» и через него получил выпущенную в Испании (потом переведенную на русский язык) в первом издании его книгу «Наша война».

В Москве в близких отношениях был с Луисом Балагером, и перед его отъездом с семьей в Испанию и Лида встретились с ними, вместе пообедали в ресторане и провели немало времени.

Среди других друзей могу назвать Л. Эррайса, М. Морхильеса, Хуана Айстарана, М. Кампусано, М. Мендиета, Сагуэса Хуана, И. Сииа и других. В Ленинграде наиболее близкие отношения у меня сложились с руководителем ленинградского землячества Артуро Олано и его женой, русской, Викторией Федоровной, и многими другими испанцами.

Полностью были выполнены тщательно отработанные программы экскурсий по городу, пригородам, музеям и памятным местам, а также организуемых встреч с ветеранами войны и участниками национально-революционной войны в Испании. На всех прибывших Ленинград произвел очень хорошее впечатление. Первые две группы были тепло встречены в лучшей в нашем городе школе с изучением испанского языка.

Одной из групп руководил испанский сенатор, врач-хирург Хавьер Паулино Перес, который в годы национально революционной войны в Испании в военном госпитале на аэродроме Сан Хо вер, неподалеку от Барселоны, совместно с советским врачом-хирургом, в то время капитаном РККА И.С. Колесниковым, оперировали летчиков-республиканцев. Это были первые столь сложные операции на грудной клетке.

Совершенно неожиданно для меня испанский сенатор (я не знал еще о том, что он врач хирург) обратился с просьбой организовать встречу с его другом, советским хирургом Иваном Степановичем Колесниковым, с которым, кстати, я был уже многие годы в дружеских, весьма близких семейных отношениях.

Хавьер Паулино Перес был в полном восторге, узнав, что он жив, проживает в Ленинграде и уже стал генерал-майором медицинской службы, действительным членом Академии медицинских наук СССР, Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и Государственной премий, Заслуженным деятелем науки РСФСР, доктором медицинских наук, профессором. К сказанному я добавил, что многие годы он был начальником кафедры и клиники госпитальной хирургии Военно-медицинской академии, а с 1976 г. – профессор-консультант и председатель ученого совета хирургов. Я подчеркнул, что Иван Степанович имеет много печатных трудов, в том числе и по грудной хирургии, которую он начал осваивать еще в Испании. Я пообещал организовать их встречу, и она действительно состоялась в Доме дружбы и мира. Я присутствовал при этом и, должен признаться, был весьма поражен. На следующий день по просьбе испанского друга Ивана Степановича я передал привезенный им специально для этого изданный во Франции журнал медицинских наук, представляющий для них большой интерес.

Сенатор, член генеральных кортесов Испании Хавьер Паулино Перес, как и многие другие наши гости, оставил в книге почетных гостей очень теплые отзывы.

Четвертую группу гостей возглавлял летчик Хуан Ларио Санчес, участник национально– революционной войны в Испании, после её окончания он эмигрировал в СССР. В годы Вели кой Отечественной войны защищал нашу страну в составе ВВС, в том числе и под Сталинградом, в составе 127-го авиационного полка, которым командовал Владимир Васильевич Пузейкин. Еще до того, как покинуть Советский Союз и вернуться к себе на родину, Санчес женился на ленинградке. На этот раз Ленинград они посетили в составе группы вместе. Предвидя свою встречу с В. В. Пузейкиным, испанская чета привезла с собой и вручила ему букет живых цветов из Валенсии.

Эта группа испанцев, как и все остальные, с большой любовью относилась не только к нашему городу, но и вообще ко всем советским людям с неописуемым вниманием, с открытым сердцем. Это выразилось в оставленной в книге почетных гостей записи. Лично мне повезло, мы вместе с женой присутствовали на встрече двух друзей и их жен дома у В.В. Пузейкина.

Как всегда, проводы этих четырех групп общей численностью почти 400 человек были очень трогательными. Мы, ленинградцы, были особенно взволнованы и рады получению изданной в Овьедо (Испания) брошюры с впечатлениями о пребывании этих четырех групп в СССР и, в частности, в Ленинграде. Позволю себе привести в воспоминаниях стихотворение, написанное одним из участников этих встреч с испанскими гостями. Луис Гутьерас Арагон после предисловия «Стихи, вдохновленные вечным огнем, увиденным мною в Москве и Ленинграде» привел текст:

 
Ленинград! Ленинград!
Неправда, что ты потерял
Лучших своих сыновей!
Неверно это! Неверно!
Герои не умирают,
Мученики не погибают!
Они навсегда остаются живыми,
Чтобы служить примером
для всего человечества!
Ленинград!
Не оплакивай своих сыновей,
Потому, что они будут еще
существовать в анналах истории
Столько же, сколько будешь существовать ты,
Ленинград!
Любимый!
Героический!
Мученик!
Город Ленинград!
02.10.82
 

Все имевшие место встречи иностранных делегаций и туристических групп, в которых мне доводилось участвовать в тяжелый период моей жизни, в то время, как мне еще не удавалось добиться полной реабилитации, воодушевляли меня, придавали сил. Мне было разрешено, как я уже писал, участвовать в общественной деятельности на правах только советского добровольца – участника национально-революционной войны в Испании, скрывая от всех разведывательную деятельность. Я уже указывал, встречаясь с иностранными делегациями, что всегда опасался встретиться с человеком, который мог опознать меня как советского разведчика, как человека, связанного с различными группами или течениями движения Сопротивления, существовавшими во многих странах.

Вскоре после того, как вступил в Секцию советских добровольцев – участников национально– революционной войны в Испании, я встретился со многими моими друзьями, соратниками, как принято теперь говорить. В первую очередь коснусь моряков. Передо мной фотография нашей морской группы: вместе со мной сняты вице-адмиралы В.Л. Богденко и Герой Советского Союза Н.П. Египко, контр-адмирал Герой Советского Союза С.А. Осипов, контр-адмиралы И.А. Яхненко, С.Д. Солоухин А.П. Лабутин и капитан 1 ранга Герой Советского Союза С.П. Лисин На снимке, который у меня сохранился, отсутствует хорошо мне известный по Испании адмирал Владимир Антонович Алафузов. С ним приходилось встречаться в Ленинграде очень мало. В 1966 г. вместе с вице-адмиралом В.Л. Богденко мы приняли участие в похоронах адмирала.

Активно участвуя в работе нашей секции в Ленинграде с 1963 г. я близко сдружился с Героем Советского Союза генерал-майором авиации Евгением Ефимовичем Ерлыкиным, генерал майором Константином Владимировичем Введенским, генерал майором, бывшим начальником МПВО Ленинграда в дни блокады Емельяном Сергеевичем Лагуткиным, а также летчиками генерал-майором Владимиром Васильевичем Пузейкиным и Валерианом Александровичем Ямановым.

Не буду продолжать список ставших мне близкими людей, с которыми хорошие отношения начали складываться еще в Испании. Укажу только, что наиболее близким мне другом являлся генерал-майор медицинской службы Иван Степанович Колесников. После того как я женился на Лидочке, вскоре дружеские отношения у нас сложились уже между семьями. Мы обменивались нашими фотографиями и даже часто письмами. Были очень рады тому, что в мае 1978 г. в генеральном консульстве Болгарии нам с Иваном Степановичем были вручены в соответствии с указом № 955 от 17.05.78 г. НРБ медали «Интернацбригадив Испании 1936–1939 гг.». Это тем более приятно, что генеральный консул, вручавший медали, был видным болгарским врачом и уже ранее знаком с Иваном Степановичем, который неоднократно делал сложные операции болгарским гражданам в СССР и даже специально выезжал в Болгарию.

Мне было очень тяжело встречаться с моими близкими друзьями, хотя эти встречи для меня были просто праздничными. Тяжело было потому, что я не имел права рассказать им о каком-либо участии в Отечественной войне, вообще обо всем том, что произошло со мной почти на протяжении тридцати лет, прошедших после войны в Испании.

Не менее тяжело в этом отношении было переносить встречи с видными ленинградцами, знавшими меня еще до войны, и с теми, с которыми я познакомился уже во время моей работы в комиссиях Ленинградской секции СКВВ, а также с друзьями моей молодости, в том числе с любимым мною журналистом и историком Арениным (Каганер) Эдуардом Мироновичем, студентами по совместному обучению в институте и даже школьниками и многими другими.

Перебирая полученные в подарок от авторов книги в моей библиотеке, наткнулся на изданную в 1976 г. в Ленинграде книгу Вл. Дмитриевского «Наставитель». Под заглавием книги имеется уточнение: «Страницы жизни ветерана партии Героя Социалистического Труда В.П. Виноградова». С волнением читаю надпись:

«Дорогой Анатолий Маркович!

В год 60-летия Великого Октября дарю небольшое повествование о моей жизни.

Желаю здоровья, творческих успехов и личного счастья, с уважением, Виноградов В.П. 23/IX– 1977 г.»

Одновременно с этой книгой мне была с соответствующей надписью подарена лично фотография Василия Петровича Виноградова, председателя Совета ветеранов КПСС Ленинграда. Я бы не останавливался слишком долго на моих дружеских отношениях с Василием Петровичем, если бы не вместе с ним, являвшимся также председателем Совета содействия ветеранов КПСС историко-революционного музея, не сотрудничал и не выступал часто перед различными аудиториями в Государственном ордена Октябрьской революции музее Великой Октябрьской социалистической революции. Просматриваю имеющиеся у меня фотографии различных времен, и вот передо мной та, на которой заснят В.П. Виноградов и тоже ветеран КПСС с большим стажем Александр Нестерович Полозов. Между ними сижу я, а рядом со мной генерал-майор В.В. Пузейкин. Этот снимок был сделан во время организованных наших выступлений в музее. И вот еще один снимок. На нем кроме В.П. Виноградова и меня за столом сидит еще вице адмирал В.Л. Богденко. Нам в музее после выступлений устроили чаепитие. Этот снимок до сих пор меня очень волнует. Василий Петрович и в очередной раз неожиданно, но более настойчиво обратился ко мне: «И ты до сих пор не состоишь в партии? Я даю тебе немедленно рекомендацию и вступай сейчас же в партию!» Обращаясь к Валентину Лукичу, он спросил: «А вы как поступите?» Богденко В.Л. тут же ответил: «Я знаю его много лет и готов дать хоть две рекомендации!»

Услышав, я едва сдерживался, не знал, что ответить. Ведь я и этим близким мне людям не имел права сказать, что еще являюсь по решению «Особого совещания» при МГБ «изменником Родины». Признаюсь, и сейчас, глядя на эту фотографию, мне становится тяжело. Василия Петровича нет уже в живых. Валентин Лукич, слава богу, еще жив. После моей реабилитации, напомнив ему о совместной фотографии, я спросил, помнит ли он об этом разговоре и понимает ли теперь, в каком тяжелом состоянии я тогда находился? Валентин Лукич мне по телефону коротко ответил: «Помню и только теперь понимаю!»

Совершенно неожиданно в Ленинградской секции СКВВ я встретился с Григорием Харитоновичем Бумагиным, с ним мы встречались еще до моего отъезда на зарубежную работу. Мы узнали друг друга, и у нас установились дружеские отношения. Этому способствовало то, что и он часто принимал участие в организуемых встречах с иностранными делегациями и туристическими группами, а также в проводимой патриотической воспитательной работе среди молодежи.

Григорий Харитонович вначале был очень сдержан в разговорах, поэтому многое я узнал о нем от других, что потом удалось в некоторой степени уточнить уже в беседах с ним лично. Я знал только, что Г.Х. Бумагин многие годы был на ответственной партийной работе, что вскоре после начала Великой Отечественной войны и блокады Ленинграда в целях активизации населения прилегающих к городу областей и районов было принято решение об объединении руководства партизанского движения. Для этого создавалась «тройка», возглавляющая все партизанское движение в Ленинградской области. Именно секретарю Ленинградского обкома партии Г.Х. Бумаги– ну было поручено возглавить эту «тройку».

Еще задолго до сближения с самим Григорием Харитоновичем я услышал некоторые подробности о его деятельности как руководителя «тройки», которая была высоко оценена. Закончил войну он якобы в звании генерал-майора. По слухам, которые дошли до меня, Г.Х. Бумагин был репрессирован в период провокационного, сфабрикованного Л.П. Берией так называемого «Ленинградского дела». Эти слухи в дальнейшем подтвердились в моем разговоре непосредственно с Григори ем Харитоновичем. Он не входил в подробности причин его репрессии, не указывал точно, в какое время это было, но как-то признал сам факт нахождения под арестом и реабилитации уже после состоявшегося суда над Берией и его компанией. Правда, он указал мне на то, что после реабилитации ему было установлено звание только полковника.

Не имея возможности даже предположить, что мне пришлось пережить после наших довоенных встреч, Г.Х. Бумагин с удивлением часто задавал один и тот же вопрос: «Как могло случиться, что я не являлся участником Великой Отечественной войны?» Свой вопрос иногда он изменял и сводил его к следующему: «Чем же вы занимались во время Отечественной войны, как могло случиться, что вы оставались полностью в стороне от нее?»

Вслед за этими вопросами Г.Х. Бумагин часто вспоминал о том, что ему было известно обо мне. Он указывал, что многим до войны была хорошо известна моя работа в штабе ПВО Нарвского района, мои «лекции» по радио о необходимости всего населения готовиться к ПВХО, моя активная деятельность в «Осоавиахиме» и в издаваемой этой общественной организацией многотиражной газете. Он даже ссылался на мое участие в комиссии Ленсовета, возглавляемой комбригом Н.Н. Вороновым, ставившим своей целью тщательную проверку готовности Ленинграда не только к ПВО, но и вообще к его готовности к обороне на случай возникновения войны.

Тяжело и сейчас вспоминать о том, что до его смерти я не мог признаться и этому моему другу в том, что я «изменник Родины» и только пока безрезультатно добиваюсь моей полной реабилитации. Мы были с ним вместе на Пискаревском кладбище, брали немного земли, которую С.П. Лисин должен был отвезти в Испанию и в Мадриде возложить к воздвигаемому памятнику погибшим во время национально-революционной войны в Испании советским добровольцам. Внезапно Григорий Харитонович задал вопрос Сергею Прокофьевичу Лисину: «Вы тоже давно знаете Толю (подчеркиваю – не Анатолия Марковича, а Толю, что является доказательством наших весьма близких дружеских отношений), как он проявил себя в Испании? Он не любит уточненно говорить о себе, а всегда говорит о том, что считает полезным для знания народом истории. Чем можно объяснить, что он не участник Отечественной войны?»

На задаваемый вопрос С.П. Лисин ответил тоже с недоумением и указал, что, когда идет речь об участии советских добровольцев в боевых действиях республиканского испанского военно-морского флота, Толю характеризуют как героя. Он подчеркнул, что написал об этом на одной из фотографий, где мы сняты вместе, и подарил ее мне.

Вернувшись домой, я незамедлительно попытался найти среди многих фотографий и ту, о которой говорил С.П. Лисин. Я ее нашел. На ней сфотографировались, кроме меня, генерал-майор Валериан Александрович Яманов, генерал-майор Владимир Васильевич Пузейкин, капитан I ранга Герой Советского Союза Сергей Прокофьевич Лисин, бывшая переводчица в Испании Елена Евсеевна Константиновская. Я перевернул фотографию и прочитал, что на ней было написано: «Славному старпому республиканской подводной лодки Испании в героические 1936–1939 гг. Толе Гуревичу в память о встрече на юбилее испанского землячества. В восторге от вашей энергии в деятельности в испанской секции. Сергей Лисин. 11.12.69».