Текст книги "Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента."

Автор книги: Анатолий Гуревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 83 страниц)

Работая в шестидесятые годы на специализированном комбинате холодильного оборудования, я случайно узнал, что двое из моих сослуживцев были участниками оперной студии при клубе им. Цюрупы, художественным руководителем которой был U.K. Печковский. Как-то я поведал им о роли Печковского на благотворительном вечере в цирке в пользу испанского народа в 1936 г. На следующий день вечером у них в студии была назначена генеральная репетиция оперы «Кармен».

Потом мне описали реакцию Николая Константиновича, когда ему напомнили, как в 1936 г. он поставил оперу «Паяцы» в цирке. Печковский тут же поинтересовался, откуда им стало об этом известно. Ему рассказали, что здесь работает участник национально революционной войны в Испании, который лично присутствовал на этом спектакле в цирке. Тогда художественный руководитель студии сорвал генеральную репетицию: он весь вечер рассказывал подробности представления.

Говорил Николай Константинович и о том, как все советские люди внимательно следили за событиями в Испании. Он процитировал произведение Михаила Аркадьевича Светлова, написанное еще в 1926 г., за десять лет до начала гражданской войны в Испании. Эти слова многие помнят, не забыл и я:

 
...Красивое имя,
Высокая честь –
Гренадская волость
В Испании есть!
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать,
Прощайте родные,
Прощайте у семья!
Гренада, Гренада,
Гренада моя!
 

Эти строки вполне выражали отношение советских людей к борьбе испанского народа против фашизма. Приведу и другие примеры.

10 октября 1936 г. в «Литературной газете» были опубликованы стихи Семена Кирсанова, звучавшие на посвященном испанской литературе вечере. Цитирую:

 
Но сегодня газету глазами скребя,
я забыл другие искания.
Все мечты о тебе,
Все слова – для тебя, Испания!
 

Наш поэт Николай Семенович Тихонов писал в то время: «Каждый день начинается с мысли – что нового в Испании? В эти трудные дни мы следим с великой любовью за борьбой героев, сражавшихся за новое человечество, и желаем им полной и скорой победы».

Были и официальные сообщения, опубликованные в печати. Так, например, 16 октября 1936 г. в газете «Правда» была опубликована телеграмма И.В. Сталина. В ней, в частности, говорилось: «Трудящиеся Советского Союза выполняют лишь свой долг, оказывая носильную помощь революционным массам Испании. Они отдают себе отчет, что освобождение Испании от фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а общее дело всего передового и прогрессивного человечества. Братский привет!»

Эту же мысль привел в своем выступлении по случаю годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, которую мы все торжественно отмечали 6 ноября 1936 года, М.И. Калинин. Он сказал: «Народы Советского Союза протянули братскую руку трудящимся Испании. Значение борьбы испанского народа выходит далеко за пределы Испании».

Мало кто знал тогда, что к моменту выступления М.И. Калинина в рядах республиканской армии уже были наши военные советники, летчики, танкисты, врачи, инженеры, вносившие свой вклад в защиту республики и, в частности, в оборону Мадрида, который Франко намеревался завоевать именно в годовщину революции.

Мы не знали, что даже среди наших друзей некоторые направились в Испанию военными переводчиками.

Было неудобно спрашивать у директора института В.В. Покровского, почему мы перестали видеть его жену, Люсию Лазаревну, почему прекратились приемы работников института у них дома. Мог ли кто-либо из нас предположить, что любящая свою, если не ошибаюсь, десятилетнюю дочь Танечку мать оставит мужа, ребенка и направится одной из первых в Испанию в качестве переводчицы?

Потом она рассказывала нам, что, читая в газетах о борьбе испанского народа против фашизма, не могла спокойно оставаться дома, занимаясь только работой и своей семьей, ей хотелось помочь испанскому народу.

Она уехала по вызову в Москву, чтобы затем отправиться в Испанию. Вскоре она действительно попала на войну вместе с переводчицами «Интуриста» Региной Исааковной Евниной (в Испании была переводчицей у Павла Ивановича Батова, ставшего после Великой Отечественной войны генералом армии), Евгенией Оливер, Еленой Евсеевной Константиновской (переводчицей известного у нас впоследствии генерала армии Владимира Яковлевича Колпакчи). Всех этих молодых девушек я хорошо знал, так как они проходили занятия на курсах усовершенствования переводчиков, где я преподавал.

В числе первых ленинградцев был и художник Юрий Николаевич Петров, сражавшийся в Испании в интернациональных бригадах. После возвращения в Советский Союз он создал серию рисунков «Испанский дневник», включавший рисунки, выполненные во время национально-революционной войны в Испании (1936–1939).

В конце 1936 г. в Испанию уехал в качестве переводчика хорошо мне известный преподаватель испанского языка Семен Михайлович Шамсонов (работая в штабе авиации у советников Якова Владимировича Смушкевича, дважды Героя Советского Союза, в 1940 г. ему было присвоено звание генерал-лейтенанта. Прославился он не только в Испании, но и в боях с японскими милитаристами на р. Халкин-Гол в 1939 г., был на высоких должностях в РККА, незаслуженно репрессирован в 1941 г.).

Люсия Лазаревна Покровская начала свой боевой путь именно в Испании. С кем только не пришлось ей работать! Там она познакомилась с военно-морским атташе, затем главным военно-морским советником, в то время капитаном 1-го ранга, Николаем Герасимовичем Кузнецовым и помогала ему в работе в качестве переводчицы. Речь идет о том самом Н.Г. Кузнецове, который в Советском Союзе впоследствии стал наркомом ВМФ, военно-морским министром, адмиралом флота Советского Союза.

Л.Л. Покровская работала в радиоразведке в группе связистов, во главе которой стоял Александр Александрович Юриан. Через полгода ее назначили переводчицей к комдиву Василию Петровичу Бутырскому, который в то время был заместителем главного военного советника Григория Михайловича Штерна. Это тот самый В.П. Бутырский, который был направлен в Испанию из Киева, где был начальником штаба военного округа. После он вновь вернулся в Киев. Жизнь его сложилась трагично. Высоко ценимый командармом Н.Э. Якиром, Василий Петрович вскоре после процесса над высокими военачальниками, в том числе и над самим Якиром, 19 декабря 1937 г. был вызван из Киева в Москву, в дороге был арестован, а в начале 1938 г. погиб в результате репрессий.

Вернувшись в Советский Союз, Л.Л. Покровская не прерывала связь с Испанией. Она не только внимательно следила за событиями на фронтах, но и стремилась и дальше помогать полюбившемуся ей испанскому народу. В это время в Кировобаде в летном училище наряду с подготовкой наших военных летчиков готовили и боевых для испанской республиканской авиации. Для обучения молодых испанцев надо было иметь опытного переводчика. Им стала Люсия Лазаревна.

С началом Великой Отечественной войны Л.Л. Покровская пошла добровольцем в Красную армию. Служила на Балтийском флоте в разведке. В 1942 г. она была переведена в штаб ВМФ Советского Союза в Москву.

Из армии Люсия Лазаревна была уволена только в 1960 г. в звании подполковника. Я счастлив тем, что дружба между ней, моей женой и мною продолжается почти шестьдесят лет. Мы много лет активно работали в ленинградской группе советских добровольцев – участников национально-революционной войны в Испании. Организовываем встречи с испанскими делегациями. Среди них нередко встречались испанские дети, которые с 1937 г. находились в Ленинграде, и многих из них мы хорошо знали. Некоторые в послевоенные годы, а в особенности после смерти Франко вернулись к своим родителям на родину. Были и ветераны, воины-республиканцы, встречи с которыми становились для нас праздниками. В 1967 г. в Ленинграде в Смольном, а затем в Таврическом дворце состоялось торжественное заседание Всемирного совета мира, посвященное 50-летию ленинского Декрета о мире. Там мы вновь встретились с легендарным генералом республиканской армии Энрике Листером, которого знали еще по Испании. Часто рассматривая сделанную в Таврическом дворце фотографию, невольно вспоминаем те далекие, ставшие историческими дни. На снимке вместе с нами заснят и известный латвийский писатель Жан Грива, тоже участник национально революционной войны в Испании.

Хочу особо отметить моего друга Мишу (Михаила Илларионовича Иванова).

Когда мы были студентами, не могли и предположить, что одновременно окажемся в Испании и, мало того, будем вместе служить в республиканском военно-морском флоте. Назначение Михаила Иванова на флот было объяснимо – он уже служил в военно-морском флоте. Мое назначение было совершенно неожиданным.

Время шло. Потихоньку мы пытались лучше освоить испанский язык, изучить эту страну, ее народ. Вырисовывались некоторые особенности исторического развития Испании и ее связи с Россией. Ведь именно реконкисты в Испании в VIII–XV вв. заслонили Европу от нашествия мавров, а борьба России с монголо-татарским игом в XIII–XV вв. защитила ее с другой стороны. История русского и испанского пародов во многом предопределила отношения между ними во время национально революционной войны в Испании и даже сегодня, в мирные годы.

Как одним, так и другим пришлось утверждать свою гражданственность в жесточайшей борьбе с захватчиками, агрессорами, покушавшимися на землю и независимость каждого из двух народов.

В свое время Наполеон сказал, что когда дрожит Испания, то содрогается вся Европа. Видимо, он имел в виду героическое сопротивление испанцев против вторжения его полчищ. Не мне судить о том, какое значение сейчас имеет это предостережение Наполеона. Однако в свое время, безусловно, он был абсолютно прав. Война испанского народа за независимость своей страны в период экспансии Наполеона (1808–1811) оказала заметное влияние на рост патриотических и оппозиционных настроений во многих европейских странах.

Исторические материалы сообщают, что уже в ночь на 24 июня 1812 г., не сумев подавить сопротивление испанцев, Наполеон направил свою «великую армию» через границу России.

Некоторое время назад я нашел в нашей литературе то, что вполне уместно было бы кое каким государственным деятелям вспомнить и 1936–1939 гг.

Так, например, в ней прямо указывается, что штабс-капитан Семеновского полка Н.С. Кайсаров в феврале 1811 г. в своей записке «Политические и военные соображения о необходимых мерах предосторожности против событий, которые могут нарушить спокойствие наших границ» подробно останавливался на событиях в Испании и их последствиях.

Он осуждал политику Англии, ее корыстное участие в военных действиях на Пиренейском полуострове. По его словам, Англия не воспользовалась «диверсией Австрии» в 1809 г. и не оказала своевременной помощи испанскому народу, потому что «война в Испании во многих отношениях была выгодна» для британской торговли. Кайсаров осуждал «эту малодушную политику», не сумевшую правильно оценить ресурсы народа, который восстал «в защиту своих очагов». Он высоко отзывался о действиях «недисциплинированных ополчений» испанских повстанцев (см. журнал «Вопросы истории». 1972. № 11).

Анализируя дальше исторические события, в журнале приводится еще одно ценное высказывание. Швейцарский республиканец, воспитатель Александра I, Ф.Ц. Ла Гарп писал 22 февраля 1813 г. царю и призывал его «противостоять надвигающейся грозе», а также заручиться поддержкой народа. В частности, он писал: «Взгляните, Государь, на Испанию и Португалию! Эти великие и недавние примеры убедительно доказывают, что может сделать мужество, настойчивость и энергия против большой силы».

Трудно остановиться на этом экскурсе в историю, которая сыграла большую роль не только в период национально революционной войны в Испании, но, безусловно, и в период Второй миро вой войны в ряде стран, народы которых боролись против фашизма за мир и свое счастье, создавая героические движения сопротивления.

Стоит напомнить, как почти сразу после нападения Наполеона на Россию появилась идея «народной войны». В изданной у нас в 1967 г. книге А.Г. Тартаковского «Военная публицистика 1812 года» автор приводит фразу, высказанную после начала войны с Наполеоном самим Александром Первым 27 июня 1812 г. военному министру Барклаю де Толли о своем решении создать ополчение: «Я возбуждаю народ истреблять врага всеми доступными ему средствами, если он проник в его жилище, и видеть в этом подвиг веры!.. Я надеюсь, что у нас в этом случае выразится не менее энергии, нежели в Испании».

А.Г. Тартаковский, со своей стороны, комментирует эти слова и уточняет: «Ссылка на повстанческое движение в Испании весьма характерна. В те годы оно завоевало многочисленных сторонников даже среди аристократических и консервативных кругов европейского общества. Пример Испании как бы указывал абсолютистским правительствам на тот способ, при помощи которого можно было успешно бороться с Наполеоном».

16 июля 1812 г. будущий декабрист Ф. Глинка записал: «Кажется, в России, равно как и в Испании», Наполеон «будет покорять только землю, а не людей» (Вопросы истории. 1972. № 11).

Как бы продолжая эти мысли, 20 июля 1912 г. в своем письме надворный советник Кристина указывал: «Я надеюсь, что Россия станет повой Испанией».

Они, как и многие другие передовые люди нашей страны, полагали, вполне обоснованно, что русский народ повторит подвиг испанского народа в защите своей родины от неприятельского нашествия.

Все то, что мы слышали, читали об Испании в годы ее национально революционной войны, позволяло лучше понять то, что происходит в этой стране, почему мятежникам генерала Франко и итало-германским интервентам не удалось провести «молниеносную войну», на которую они так рассчитывали.

* * *

На календаре 1937-й год. Ленинградцы, как и все население Советского Союза, внимательно следили и обсуждали события в Испании. Каждый день газеты приносили все новые и новые детали фашистского вероломства. Мы радовались каждому успеху республиканцев – героических защитников Мадрида и других городов и сел. Никто не мог оставаться спокойным, когда стало известно о зверской многочасовой бомбардировке германской авиацией центра баскской культуры – города Герника. Этот древний город был почти полностью уничтожен, погибла масса мирных жителей: женщин, детей, стариков. Этот акт германского фашистского вандализма вызвал возмущение во всех странах мира. Вскоре блестящий испанский художник П. Пикассо выразил протест против подобного варварства прославившейся на весь мир картиной «Герника», созданной в 1937 г.

Жалость и беспокойство за миллионы детей, женщин и стариков, за трудящихся Испании увеличили стремление школьников, пионеров, молодежи, рабочих, коммунистов и комсомольцев к активизации сбора средств в фонд помощи Испании. Многие отчисляли в этот фонд свои сбережения.

Студенты нашего института также горели желанием помочь. Совершенно неожиданно для нас В.В. Покровский вызвал к себе несколько учащихся и обязал срочно явиться в один из номеров гостиницы «Европейская». Нам показалось, что он сам не знал причину нашего вызова.

В числе немногочисленных студентов в гостиницу прибыли и мы с Мишей Ивановым.

В нервозном ожидании мы сидели в коридоре. Первый из тех, кого вызвали, молча вышел из номера и удалился. Очередь дошла и до меня. В номере оказалось три человека в штатском, как потом выяснилось, прибывших из Москвы. Они поинтересовались моей биографией и, увидев меня в гимнастерке военного образца, спросили, в каких войсках я служил. Услышав ответ о моей продолжительной работе в штабе ПВО, один из сидящих за столом снял трубку и куда-то позвонил. Я не понял, куда он звонил и с какой целью. Вскоре в номер вошла переводчица «Интуриста» М.К. Скавронская. Ее спросили, может ли она побеседовать со мной на французском и на испанском языках. Мария Скавронская ответила, что она меня хорошо знает, так как я преподавал военное дело на курсах усовершенствования переводчиков при институте «Интурист». По ее словам, мы с ней часто разговаривали, и она может подтвердить, что французским я владею вполне достаточно, а испанский изучал самостоятельно, но с определенным успехом. Тут же она заговорила со мной и на том, и на другом языках.

Выслушав Марию Скавронскую, её отпустили, а наша беседа закончилась вопросом: «У вас есть фотография для паспорта?»

Понял, что вопрос о моем направлении в Испанию в принципе решен. Сказал, что у меня есть фотографии для удостоверений, но я на них заснят в полной военной форме.

После этого мне сообщили адрес, по которому я должен был явиться и сфотографироваться в штатском. Мне повезло. Еще работая в штабе ПВО, меня наградили ордером на пошивку штатского костюма. Надев его, я прямо из дома направился по указанному адресу.

На следующий день мы, сгруппировавшись в коридоре института, все, кто был вызван в гостиницу, радовались в надежде, что обещанный нам в гостинице вызов из Москвы скоро прибудет. Мы верили в то, что, наконец, в нашей жизни начнется боевой путь.

О принятом мною решении никто из моих родных, близких и друзей не знал. Мучительно долго тянулись дни, и я полагал уже, что мне, как и моим товарищам, не придется претворить в жизнь то, к чему мы готовились и чего так жаждали. Между собой уже старались на эту тему не разговаривать.

Я продолжал заниматься в институте, как и раньше, читать лекции на курсах, участвовал по-прежнему в общественной деятельности.

Неожиданно мне пришла срочная телеграмма от какой-то женщины с указанием точного адреса встречи и срочным вызовом. Это значило, что моя кандидатура утверждена, и я буду в числе советских добровольцев направлен в Испанию.

Сообщив домашним о возможной «длительной командировке», я готовился к отъезду. Взял все, что мне показалось необходимым для поездки: полевую сумку, кожаное пальто, зубную щетку, бритву... Штатское с собой не брал, запас белья мне тоже был не нужен. Все это несколько удивило моих родителей, но объяснить им я ничего не мог.

Подобный вызов получили еще несколько студентов и, к моему счастью, Миша Иванов.

В строгом соответствии с полученной еще в гостинице инструкцией мы направились на следующий день из своих домов в институт. Затем в городской железнодорожной кассе получили билет на «Красную стрелу».

Нормальная цепь налаженной мирной жизни и учебы оказалась оборванной. Так же, как раньше «исчез» Н.Н. Воронов, «исчез» и я. Никто долго не знал, где я на самом деле нахожусь. Только в 1938 г. я вернулся в Москву.

ГЛАВА V. Непосредственное участие в активной борьбе против фашизма. Национально-революционная война 1936–1939 гг. в Испании.

Ленинград–Москва–Ленинград.

Радостные волнения, вызванные предстоящей поездкой в Москву, сменились неожиданными переживаниями и нервным напряжением. Еду на войну! Чем она закончится для меня? Дома делаю вид, что никаких страхов нет, только радость, основанная на том, что где то на территории Советского Союза мне будет поручена интересная работа. Только этим объясняется возможность длительной командировки.

Последние прощания, крепкие объятия, я мчусь на Московский вокзал. Ищу платформу, к которой должен быть подан поезд «Красная стрела». Миша Иванов меня уже ждет. Состав подан, и посадка идет уже давно. Не знаю почему, но у меня сложилась привычка приходить на вокзал почти к самому отходу поезда. Миша высказывает свое волнение, но вскоре мы уже занимаем места, отведенные нам. Последнее прощание с любимым городом, ведь неизвестно, когда мы его увидим вновь.

В вагоне на всем пути спал плохо, это случалось со мной весьма редко. Но в этот раз хотелось подвести итоги уже прожитой жизни и подготовить себя к новой, которая скоро должна начаться. Воображение ярко рисовало картины того, что мне казалось, ждет впереди.

Война... Как стало понятно нам содержание этого короткого слова. Сегодня на многие народы мира это слово действует отпугивающе. Особенно стремление людей избежать войны и добиться вечного мира возросло после того, как в конце Второй мировой войны появилась атомная бомба, которая и сегодня находится на вооружении ряда стран.

Разрывы бомб и воздушных торпед, сопровождаемые гулом сотен самолетов, парящих высоко в безоблачном или, наоборот, покрытом облаками небе. Им предшествовал особенно неприятный завывающий звук падения, последствием были разрушения городов и сел, пожары и тысячи человеческих жертв. Пикирующие истребители, «падающие» с высоты на дороги, переполненные вынужденными покинуть свои родные места беженцами и вздымающиеся в воздух после того, как пулеметный огонь летящих на расстоянии всего только в нескольких метрах от земли самолетов вносил панику и ужас в ряды обезумевших и без того людей. Они стремились, бросив все приобретенное за многие годы, бежать, брали с собой только жизненно необходимый жалкий скарб, с тем, чтобы спасти свою жизнь, а при необходимости бросить по пути и то, что еще находилось при них, или заснуть на нем, или погибнуть.

Паника в городах, селах и деревнях, мучения в очередях за продуктами перед закрытыми магазинами в полуразрушенных домах. Бесцветные и пустые неподвижные глаза, взгляд обращен на пламя, уничтожающее склады с продовольственными товарами и собственное жилье – с такой любовью и заботой созданный домашний очаг. Завывания сирен санитарных и пожарных машин; стремящихся в неизвестном направлении провожают взгляды печальных людей, задающих себе мысленно один и тот же вопрос: куда они мчатся и кто следующий? На улицах матери, прижимающие к груди убитых детей, отцы, жены, сестры и братья, оплакивающие потерю близких, любимых и дорогих им людей, трупы людей разного возраста валяются на тротуарах и проезжих дорогах городов и сел.

Проволока, окопы, движущиеся танки, автомашины с орудиями, летящие в воздухе боевые самолеты, артиллерийский огонь, пулеметная и оружейная трескотня, прожекторы, пронизывающие нависшую тьму, беспросветное небо, сигнальные ракеты, пускаемые с земли в воздух и с воздуха на землю, – эти рождественские деревья, как их иногда называли в Западной Европе. Фронтовая жизнь, жизнь тыла.

Война. Как понятно мне это слово теперь, как мало об этом я знал, живя в нашем чудесном городе Ленинграде с моими любимыми родителями, много работая и все же иногда выбирая время, чтобы повеселиться, потанцевать с красивыми, милыми девушками. Нет, детство и юность у меня были тоже непростыми. Приходилось много работать, и времени на отдых и веселье оставалось действительно мало. Я привык, прежде всего, думать о моей работе и общественной деятельности. Эта закалка впоследствии мне очень помогла.

В моих частых выступлениях и лекциях я подробно рассказывал о будущей войне, но как это мало соответствовало тем войнам, которые самому пришлось пережить, непосредственным участником которых был лично.

Обо всем этом я пока не думал, лежа в поезде. Размышлял больше о том, что мне предстоит в ближайшем будущем.

Мы с Мишей рано встали и внимательно смотрели в окно мчащегося поезда. Почти не говорили между собой, нас полностью поглощали мысли. Мы были еще слишком молоды, чтобы точно представлять все, что нас ждет в Москве, а затем в воюющей против фашизма Испании. Мы постепенно приблизились к столице нашей родины. Поезд, наконец, замедлил ход и подошел к Ленинградскому вокзалу.

К этому времени в Москве уже действовало метро. Мы воспользовались им и доехали до станции, расположенной у Гоголевского бульвара. Вышли на поверхность и там немного прошли пешком. Вблизи, параллельно этому красивому бульвару, находилась небольшая малоизвестная улица. В домике, адрес которого был указан в полученной нами телеграмме, в одном из подъездов помещалось бюро пропусков. Не успели мы предъявить полученные телеграммы, как дежурный в окошке сообщил, что пропуска уже готовы, и незамедлительно выдал их. Мы поняли, что вопрос о включении нас в список советских добровольцев, направляемых в Испанию, решен положительно. С полученными пропусками мы вошли в здание и поднялись на второй этаж. В небольшом кабинете нас приняли очень любезно, как уже давно знакомых. Нам не пришлось даже себя называть. Перед встретившим нас командиром РККА лежали наши анкеты с фотографиями.

После короткой беседы, где разъяснили порядок пребывания в Москве, нас направили в Хамовнические казармы. Прибыв по указанному адресу, мы были пропущены в основной корпус по имеющемуся у часового на входе списку. Здесь были в основном военные в полной военной форме, а также немного гражданских, мужчин и женщин. Среди них нескольких я знал по Ленинграду. Я понял, что они будут в Испании переводчиками. Кем станут остальные, я, конечно, не мог тогда предположить. Только потом узнал, что среди них были инженеры, врачи и другие специалисты, в том числе и квалифицированные рабочие оборонных предприятий, мастерских.

Я тоже был в военной гимнастерке, правда без петлиц, в бриджах и сапогах, то есть в том, в чем ходил, находясь на службе в штабе ПВО Кировского района до поступления в институт, но сохранил эту одежду, являясь уже студентом.

Мы с Мишей быстро освоились, завязали знакомства с военными и гражданскими лицами, которых ранее не знали. К нам постепенно стали присоединяться прибывающие в казарму будущие соратники. Время от времени приезжало начальство. Проводились беседы, нам отвечали на возникающие вопросы.

Первой поставленной перед нами задачей являлось получение гражданской одежды, с тем, чтобы все, что находилось при нас, могло быть отправлено домой, в наши семьи. Пришлось на автобусах группами выезжать на склады военного ведомства.

Вскоре нас было уже не узнать. Мы получили гражданские костюмы, рубашки с галстуками, белье, демисезонные драповые пальто, носки, туфли и... мягкие фетровые шляпы. Трудно было привыкнуть к этой одежде, особенно к этим шляпам, которые мы даже не знали, как надо надевать и носить, в то время в Советском Союзе они были редкостью.

По своей неопытности мы не смогли тогда заметить некоторые ошибки, допущенные теми, кто выдавал нам новую одежду. Это особенно касалось подбора выдаваемых пальто и шляп. Нас даже не удивило, что все мы были почти одинаково одеты. Именно в этом, как вскоре выяснилось, и состояли упущения. Это мы четко ощутили, уже находясь в Париже, проходя инструктаж по ряду вопросов, к разъяснению которых мы относились с особым вниманием. Нас предупреждали, что во Франции, в ожидании отправления в Испанию, не следует ходить по одному, а надо держаться во время прогулок по городу группами в пять-шесть человек. Необходимо быть очень осторожными и бдительными, так как за нами может быть установлена слежка, не столько со стороны французских властей, сколько со стороны специально засланных во Францию агентов мятежников и итало-германских интервентов. Нас предупреждали, не следует забывать и о том, что при неосторожности с нашей стороны можно «заработать» и некоторые неприятные заболевания. В этой части приводились многие примеры. Однако о каких заболеваниях шла речь, мы не могли точно себе представить.

Специальные лекторы нам рассказывали о последних событиях в Испании, вновь предупреждая, что и там следует быть весьма осторожными и бдительными, стараясь избегать возможных провокаций. Это объяснялось тем, что в ряды республиканской армии, в интернациональные бригады, воюющие на стороне республиканцев, в некоторые слои населения могли проникнуть агенты мятежников и итало-германских фашистских спецслужб, а также и «троцкисты». Если мы легко могли понять существование вражеской агентуры, то понятие «троцкисты» звучало для нас, по крайней мере, довольно странно.

Несколько в напряженном и, я бы даже сказал, тревожном состоянии проходили дни проживания в казарме и ожидания приближающегося дня нашего отъезда из Москвы. Однако они затягивались из-за дооформления всех необходимых документов – паспортов с транзитными визами для проезда через Францию. Хочу особо подчеркнуть, что если у нас почти никто не знал, что Советский Союз в ответ на просьбу правительства Испании направляет советских добровольцев, то на Западе это уже не было секретом.

Для нас с Мишей явилось совершенно неожиданным и то, что маршрут следования в Испанию пролегал через наш дорогой Ленинград, где жили наши родители, близкие, друзья. В Ленинграде мы должны были пересесть на теплоход.

Почти перед самым отъездом из Москвы к нам прибыло начальство для прощания. В напутствие прибывшие к нам подчеркнули, что советский народ очень активно откликнулся на события в Испании, все выражали сочувствие и желание помочь испанскому народу в его борьбе против фашизма. Советский Союз знает, что в Испанию стекаются антифашисты из многих стран. Их число измеряется буквально тысячами. Паше правительство приняло решение оказывать помощь добровольцами только в рамках получаемых просьб законного правительства Испанской Республики. Подчеркивалось и то, что мы, отбывающие сейчас на войну, должны постоянно помнить о необходимости соблюдения максимальной тактичности, вежливости и братской солидарности при общении с испанцами.

В то время мы впервые услышали, что уже 7 октября 1936 г. перед Комитетом по невмешательству, созданным в Лондоне, правительство СССР заявило, что если не будут немедленно прекращены нарушения соглашения о невмешательстве, оно будет считать себя свободным от обязательств, вытекающих из соглашения». Мы услышали и то, что почти все антифашисты из многих стран мира, для того чтобы прибыть в Испанию, были вынуждены уже в пути рисковать своей свободой, а иногда и жизнью. Если память мне не изменяет, то впервые мы услышали, что только две страны, Мексика и СССР, официально разрешают выехать в Испанию своим гражданам. Все те, кто вступает в интербригады, должны были тайно бежать из своей страны и нелегально переходить через границу.

Незадолго до нашего отъезда из Москвы было объявлено, что старшим нашей группы назначается летчик, фамилию которого не могу уже припомнить. Его помощником, старшим по группе гражданских лиц, стал я. Тогда я еще не знал, что на теплоходе мне придется быть связующим между советскими добровольцами и испанцами, которые должны были следовать одновременно на этом же теплоходе.

Отдельными группами мы покидали Москву и направлялись в Ленинград. Не буду сейчас говорить о том, как мы добрались до Ленинграда, как оказались в Ленинградском торговом порту на теплоходе «Андрей Жданов», как мы прощались с нашим городом, а мысленно и с нашими семьями.

И вот я в моем родном Ленинграде. Мы оказались именно в том порту, в котором я много раз бывал, работая в штабе тогда еще Нарвского района. Тогда я появлялся там в целях проверки его готовности к противовоздушной обороне. В порту многие меня знали, особенно руководящие работники.