Текст книги "История Европы. Том 2. Средневековая Европа"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 79 страниц)

Первым нищенствующим «братом» стал Франциск Ассизский (1182—1226), сын богатого купца, отказавшийся от богатства, чтобы во всем следовать Христу. Во всяком нищем он видел, «как в зеркале, господа и божью матерь его». Франциск и его последователи не ушли от мира, но, напротив, искали «подвига» среди людей. Проповедь Франциска была далека от ортодоксальных образцов. Он призывал всех к братской любви, не только людей друг к другу, но и ко всем живым существам, деревьям и цветам, солнечному свету и огню, учил обретать в этом радость. Неудивительно, что в тот суровый и безжалостный век число приверженцев Франциска стремительно росло за счет горожан, ремесленников, бедноты. Образовался и женский монашеский орден кларисс, которые исповедовали те же идеалы, что и Франциск. Появились терциарии – люди, давшие обет чистой жизни, но оставшиеся в миру.

Соперниками францисканцев стали доминиканцы. Их нищенствующий орден был основан испанским монахом Домиником де Гусманом (1170—1224), который отличился в борьбе против еретиков-альбигойцев. Целью ордена было провозглашено искоренение ереси. Братство доминиканцев первоначально также основывалось на отказе от собственности и соблюдении «святой бедности». Основными формами их деятельности была проповедь и полемика с еретиками, борьба за чистоту христианского учения. Это обусловило внимание доминиканцев к интеллектуальным занятиям. Из среды доминиканцев вышли крупнейшие богословы Альберт Великий и Фома Аквинский.

Последователей св. Доминика, выбравших своей эмблемой собаку с горящим факелом в пасти, не зря называли «псами господними». Они превратились в главную опору пап в борьбе со светской властью, городами, университетами, строптивыми иерархами церкви.

До XII в. преследования еретиков, хотя и приобретали подчас жестокие формы, не носили столь планомерного и истребительного характера, как после учреждения в конце XII столетия папой Григорием IX инквизиционных судов – священных трибуналов, непосредственно подчиненных папе, а на местах отданных в руки нищенствующих монахов, преимущественно доминиканцев. В ряде стран, например, в Испании, Франции, Италии, инквизиторы на время сделались сильнее епископов. В случае неповиновения инквизиции проклятие грозило и светским властям. Как и приказывали папы, в руках инквизиторов «меч не высыхал от крови». Смрадные тюрьмы, чудовищные пытки, изощренные издевательства, костры (ауто да фе, дословно – «дело веры») становились все более привычными в христианском мире, который забыл о евангельской проповеди любви к ближнему. Ненависть инквизиции нередко обрушивалась на ученых, философов, художников, в творчестве которых церковь усматривала опасные для себя ростки свободомыслия. Особый размах инквизиция приобрела в позднее средневековье с его печально знаменитой «охотой на ведьм».

В разные моменты истории средневекового общества отношения между официальной и народной религиями принимали различные формы, но их взаимодействие оказывало влияние на развитие каждой из них. Порой оно выливалось в резкие антагонизмы. Расхождение официальной и народной религий в Западной Европе начинает особенно обостряться с XI в., когда в связи с общим подъемом общества происходит оживление и углубление народной духовной культуры, усиление поисков путей к социальной справедливости, которые прежде всего звучали в проповеди «святой бедности» и возвращения к «евангельской простоте». Клюнийская реформа и создание нищенствующих орденов были стимулированы не только состоянием и перспективами церкви, но и влиянием народных умонастроений, осуждавших коррупцию и «обмирщение» церкви. Однако восприятие церковью элементов народной религии могло «мирно» продолжаться лишь до определенного предела, который, по-видимому, был достигнут в Западной Европе в XII—XIII вв. Народная религия в ее наиболее последовательных и радикальных формах замкнулась в ересь. На устах у всех была «госпожа Святая Бедность», которая превратилась в идеал плебейского равенства.

Ереси развитого средневековья носили ярко выраженный социальный характер. Их можно подразделить на два типа: те, что были порождены нарастающим протестом горожан против феодальных порядков, так называемые бюргерские ереси средневековья, и крестьянско-плебейские, отражавшие настроения наиболее угнетенных, беднейших слоев феодального общества – городского плебса, и малоимущего крестьянства. Первые требовали очищения церкви, возвращения ее к первоначальной простоте, упразднения духовенства как особого сословия, связанного с господствующими слоями общества, противопоставляли «истинную народную веру» официальному учению церкви, в котором усматривали ложь и заблуждение. Вторые были более радикальными. В итоге они требовали имущественного равенства и отмены наиболее ненавистных феодальных порядков и привилегий. Следует отметить, что и в бюргерских ересях всегда в той или иной мере присутствовал этот радикальный социальный «подтекст», носителями которого были самые обездоленные их приверженцы. Плебейско-крестьянские ереси нередко становились знаменем массовых антифеодальных выступлений, крестьянских восстаний средневековья.

В XII в. большое распространение получила ересь катаров («чистых»), которой был охвачен весь юг Франции и отчасти области Северной Италии. Это было учение манихейского толка, абсолютизировавшее роль зла в мире, который они считали порождением дьявола. Катары отвергали установления общества, государство и особенно церковь. Они провозгласили своими целями чистоту жизни и духовное совершенствование, одоление плотских желаний и страстей. Во главе их общины стояли «совершенные», которые отреклись от всех мирских соблазнов, поручили себя единственно заботам о приближении царства света.

К учению катаров была близка ересь вальденсов или «лионских бедняков», также возникшая в Южной Франции. Петр Вальд, ее основатель, называл церковь «бесплодной смоковницей» и призывал упразднить ее. Вальденсы отвергали насилие и в связи с этим войну, суд, смертную казнь, религиозные преследования. Движение вальденсов в XIII в. распалось на два течения. Более умеренное пошло на союз с католической церковью. Представители радикального крыла позднее переселились в Германию, Австрию, Швейцарию, Чехию, Польшу, Венгрию. Ушедшие в Италию образовали там секту «ломбардских бедняков».

В конце XII – начале XIII в. ересь альбигойцев (общее название катаров и вальденсов) получила такое распространение, что к ней примкнули многие феодалы юга Франции, в том числе и графы Тулузские. Тогда папа Иннокентий III призвал к крестовому походу против альбигойцев феодалов Северной Франции и других европейских стран, пообещав, что в награду им достанется имущество уничтоженных еретиков. Расправа с альбигойцами была неслыханно жестокой. Цветущий край Прованс превратился в пустыню.

Среди бюргерских еретических движений особое место занимают «интеллектуальные ереси», связанные с ростом европейского свободомыслия, подъемом городской культуры. Философский номинализм, пантеизм, стремление к рациональному обоснованию веры и другие поиски жаждущего раскрепощения разума были расценены церковью как посягательство на ее основы. Не случайно среди осужденных ею еретиков были выдающиеся умы средневековья: Пьер Абеляр, Сигер Брабантский, Амори Венский (Шартрский).

Своеобразное радикальное еретическое направление зародилось в среде францисканцев-спиритуалов – «фраттичелли». Они находились под сильным влиянием «Вечного евангелия» калабрийского монаха Иоахима Флорского. Историю человечества он подразделял на три эры: бога-отца, бога-сына и бога-духа святого, с которой он отождествлял время истинного христианства, свободы и счастья всех людей. Он утверждал, что последняя эра утвердится не на небе, а на земле. Этим его учение отличалось от многих других еретических воззрений. При жизни Иоахима Флорского его книга не была осуждена, ее взрывную силу церковь осознала лишь через некоторое время. «Вечное евангелие» было объявлено еретическим сочинением, и каждого, у кого оно было обнаружено, подвергали суровым гонениям, что, однако, не смогло воспрепятствовать образованию сект иоахимитов. Учение Иоахима Флорского развивал его последователь Петр Оливи. Он открыто призывал к выступлениям против церкви и социального угнетения. К расправе с «бедными братьями» и иоахимитами церковь привлекла инквизицию.

Из среды «братьев-апостолов» вышел народный проповедник Сегарелли, сожженный на костре в 1300 г. Его учеником был вождь крестьянского восстания в Северной Италии Дольчино. В движении Дольчино и «братьев-апостолов», в их идеях и деятельности с наибольшей полнотой отразилась та форма крестьянской, плебейской «святости», в которой реальная бедность крестьянских и плебейских масс превратилась в средство революционной дисциплины, необходимой для борьбы с существующим социальным строем.

С крупнейшим народным восстанием Уота Тайлера были связаны учения Джона Болла и «бедных священников» – лоллардов, в устах которых высказывания бюргерского ересиарха Уиклифа приобрели острую антифеодальную направленность.

Почвой для возникновения ересей средневековья был город, его непрерывно увеличивавшийся плебс. Отсюда они распространялись в крестьянские массы, выливаясь в открытые формы борьбы, которые, достигнув своего апогея, отпугивали горожан. Крестьянские восстания наиболее ярко раскрывали социальный характер еретических движений, под покровом которых постоянно тлела оппозиция феодальному строю.

Своеобразным водоразделом в истории католической церкви и папства стал понтификат Бонифация VIII (1294—1303). Бонифаций VIII снова подверг пересмотру каноническое право, которое еще больше должно было служить повышению престижа и влияния папской власти в Европе. В международных делах Бонифаций стремился выступать как верховный арбитр и вселенский государь. Универсальность и абсолютное главенство папской монархии над церковью и миром было подтверждено буллой 1302 г. «Unam sanctam», но в ней желаемое выдавалось за действительное. Отпразднованный при нем с невиданной пышностью «юбилей церкви» стал высшей точкой и в то же время началом заката папского могущества. Новая сила поднималась навстречу притязаниям папства объединить Европу под своим началом. Этой силой стали складывающиеся в Западной Европе централизованные государства, за которыми было будущее.

В конце XIII в. вспыхнул конфликт между французским королем Филиппом IV Красивым и папой Бонифацием VIII, закончившийся поражением папства. Папский престол занял один из французских епископов, а в 1309 г. резиденция папы была перенесена из Рима в Авиньон (на юге Франции). «Авиньонское пленение» пап продолжалось около 70 лет и завершилось в 1377 г. Французский король одержал победу в борьбе с папством, отныне ставшим орудием в его руках. Новый папа Климент V поддержал выдвинутые королем обвинения против духовно-рыцарского ордена тамплиеров (храмовников), отличившегося и накопившего огромные богатства в крестовых походах, и санкционировал расправу над ним, которая была вызвана политическими, а не религиозными причинами.

Антипапистские выступления, сливавшиеся с прежними имперскими притязаниями, продолжались в Германии и вылились в борьбу императора Людвига Баварского с папством.

Широкое движение за реформу католической церкви во второй половине XIV в. развернулось в Англии. Оно нашло выражение в принятии королем и парламентом в 1343, 1351 и 1353 гг. постановлений, близких к соответствующим указам Филиппа Красивого и предусматривавших ограничение церковных поборов и запрещение обращаться в папский суд. Идеологом антицерковной оппозиции выступил оксфордский профессор, богослов Джон Уиклиф.

Идеи самостоятельности национальной церкви, независимости от папской власти вдохновляли Яна Гуса в Чехии, где в XV в. вспыхнула настоящая народная война.

Папство перестало быть вершиной «христианского мира» на Западе, который раскалывался на стремившиеся к независимости регионы. Более того, сам папский престол перестал быть единым. В папском государстве шла война, порой в конце XIV – начале XV в. одновременно существовали два, а то и три папы, боровшиеся за власть («великий раскол» или «великая схизма»).

Попыткой преодолеть эту кризисную ситуацию было развитие «соборного движения», сторонники которого считали порочным единовластие папы, призывали в церковных делах подчиняться решениям соборов, а в светских – государственной власти. Результатом «соборного движения» стало усиление автономии церквей западноевропейских стран от Рима. «Буржская прагматическая санкция» (1438 г.) даровала французской церкви «галликанские вольности», решения соборов признавались выше папских, а духовенство изымалось из-под юрисдикции Рима и подчинялось светскому суду. Подобные же изменения во взаимоотношениях местных церквей и папства произошли в Англии и других странах.

Созыв Констанцского собора (1414—1418 гг.) должен был положить конец «великой схизме». Однако его итоги оказались минимальными. Был низложен наиболее одиозный из трех сосуществовавших в то время пап – Иоанн XXIII. Григорий XII сам отказался от сана, но третий папа Бенедикт XIII воспротивился решению собора, избравшего нового папу Мартина V. «Двоепапство» сохранилось. Обсуждение реформы церкви оказалось бесплодным, но тем решительнее собор осудил еретиков Уиклифа и Гуса. Последний был приговорен к сожжению на костре. «Великая схизма» продолжалась до 1449 г., несмотря на то что пресечь ее пытались три собора. Хотя папство в конце концов кое-как справилось с «соборным движением», оно потерпело поражение в восстановлении своего духовного, а тем более политического авторитета в Европе.

ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ В ВИЗАНТИИ И НА РУСИ В XI—XV ВВ.

В Византии церковь не имела той экономической и административной автаркии, какая сложилась в Западной Европе. В империи церкви и монастыри, хотя и были крупными феодальными землевладельцами, но так и не превратились в независимые от государства замкнутые феодальные княжества, подобно церковным вотчинам и аббатствам Запада. Православная церковь и экономически и политически в большей степени, чем католическая, зависела от государства, от имперских пожалований, теснее была связана с централизованной государственной системой.

В Византийской империи православные иерархи, за редким исключением, не претендовали на главенство над могущественной светской властью, а церковь, в противоположность западной, не являлась носительницей универсалистских тенденций, а наоборот, проповедовала единение церкви и государства. Ей была чужда доктрина римской курии о примате духовной власти над светской.

Если на Западе сложилась строго централизованная и иерархизированная церковная организация, в которой папа пользовался непререкаемым моральным авторитетом и огромной реальной властью, то на Востоке, где в теории господствовала по-прежнему система пентархии, между пятью восточными патриархами не было единства, и они не хотели признавать полного главенства одного из них. Рим и Константинополь, как отмечалось, постоянно спорили из-за первенства, в ранний же период с подобными притязаниями выступали и другие патриархии. В православной церкви церковные соборы стояли выше патриархов, и лишь они являлись создателями церковных канонов. Вместе с тем они сами подчинялись светской власти, в отличие от Запада, где церковные соборы, за редким исключением, выполняли волю папского престола.

Внутренняя организация католической церкви носила более аристократический характер. Церковная иерархия там была проведена строго последовательно, и корпоративная общность клира оказалась весьма прочной. В странах Западной и Центральной Европы католическая церковь противостояла мирянам, как особая сплоченная привилегированная корпорация, обособленность которой от мирян проявлялась в уже упоминавшихся выше привилегиях. Отмечались и догматические разногласия между Западной и Византийской церквами. В первой господствовало учение о спасительной роли церкви, в руках которой находится и оценка заслуг верующего, и отпущение его грехов. Восточное же христианство отводило более важную роль в спасении человека индивидуальной молитве и через ее посредство допускало мистическое слияние с божеством. При этом отчетливо давали себя знать идейные традиции обеих церквей: на Западе – влияние юридизма, восходящего к классическому римскому праву, на Востоке – спекулятивной греческой философии, прежде всего неоплатонизма.

Между восточной и западной церквами довольно резко обозначались и расхождения, касавшиеся церковной обрядности, сохранившиеся с раннего средневековья. Языковые различия и территориальная разобщенность Запада и Востока, естественно, усугубляли эти расхождения. Споры по вопросам обрядности между католическим и православным духовенством чаще всего втягивали в борьбу широкие народные массы и способствовали углублению церковной розни.

Однако как в католических странах Европы, так и в Византии одновременно с тенденциями к разобщению церквей всегда находились социальные силы, поддерживающие не только экономическое и культурное, но и церковное единение Запада и Востока. В эпоху средневековья подобное единство никогда не было достигнуто.

Византия, как отмечалось, была колыбелью многих ранних народноеретических движений. Пестрота их необычайна: среди них встречаются сторонники множества различных учений от самых радикальных дуалистических сект демократического характера, подобных манихеям, моптанистам, мессалианам, до гораздо более умеренных религиозных течений, не согласных с догматами господствующей церкви, как ариане, несториане или монофиситы. Наибольшее распространение радикальные еретические движения имели среди сельского населения Византии, хотя еретические идеи широко проникали и в среду горожан. К социальным мотивам народно-еретических учений зачастую примешивались самые разнообразные политические интересы различных племен и социальных групп, участвовавших в религиозно-догматической борьбе. Нередко с ними были связаны и соперничество различных группировок господствующего класса, и сепаратистские тенденции отдельных провинций. Но, несмотря на наличие весьма существенных оттенков и градаций в характере и направленности еретических течений в Византии, в эти движения, разумеется, в разной степени всегда были вовлечены народные массы. Это неизбежно придавало ересям не только религиозную, но и социальную окраску.

Религиозная экзальтация, граничащая с мистическим экстазом, жажда мученичества, страстный протест против всех погрязших в пороках земных правителей, бунтарский дух, соединенный с бескомпромиссным аскетизмом, порожденным верой в извечную противоположность добра и зла, духа и плоти, полное отречение от земных радостей – вот черты, отличавшие наиболее радикальные еретические учения в Византии.

Идейные истоки религиозно-философских и морально-этических представлений, легших в основу догматики подавляющего большинства византийских ересей, следует искать на Востоке. Однако в Византии под влиянием своеобразных общественных условий и чрезвычайно насыщенной духовной жизни самых различных социальных слоев общества еретические учения, пришедшие с Востока, значительно видоизменялись, принимая зачастую совершенно новые формы. Вместе с тем сама Византия сыграла весьма важную роль посредника в распространении народноеретических учений в Юго-Восточной, а затем и в Западной Европе. Это можно наиболее ясно проследить на примере судеб павликианского движения. Зародившись в Армении в VII в., впитав немало восточных философско-этических доктрин, сочетающихся с идеями раннего христианства, павликианство расцвело на византийской почве и постепенно из замкнутой еретической секты в IX—X вв. превратилось в массовое антифеодальное движение. Позднее учение павликиан распространилось на Балканах и в близких, хотя несколько модифицированных социальных условиях слилось с богомильством – одним из самых мощных антифеодальных народно-еретических движений, какие только знала Юго-Восточная Европа XI—XIV вв.

В свою очередь, дуалистические идеи богомильского учения были занесены на социально родственную почву Запада.

В XI в. под влиянием ереси павликиан и богомилов, распространенной в Византии и на Балканском полуострове, во Франции и Италии зародилось движение патаров (патаренов) (свое название они получили от наименования рынка в Милане). Они осуждали богатство церкви, пороки ее служителей, практику продажи индульгенций, выступали против городской верхушки. Когда в Северной Италии появился Арнольд Брешианский, ученик Абеляра, выступавший против духовенства и папы, призывавший к уничтожению социальной несправедливости и защите бедняков от притеснений феодалов и богатых горожан, многие патары примкнули к его сторонникам, образовались секты арнольдистов. Церковь жестоко расправилась с народным трибуном, Арнольд был сожжен на костре, но его идеи еще несколько веков продолжали жить в народе, его последователи рассеялись по многим странам Центральной и Южной Европы. В начале XII в. богомильское влияние сказалось отчасти и на катарах (см. выше).

Русская церковь, хотя и представляла епархию византийской церкви (Константинопольского патриархата), очень рано обрела черты, делавшие ее в значительной степени национальной. Такой ее характер находил выражение и в том, что эта епархия совпадала с государственными границами Руси XI—XIV вв. и киевский митрополит осуществлял свою власть по всей стране, и в том, что богослужение велось на славянском языке, и в том, что уже в XI в. на Руси было кодифицировано собственное церковное право, основанное в значительной степени на местных нормах княжеского и общинного права, и в том, наконец, что тогда же она приобрела первых местных святых, принадлежавших к правящей киевской династии.

Территориальная структура древнерусской церкви, состоявшая к XIII в. из 16 епархий с епископами в центрах княжеств, соответствовала территориально-политической структуре Руси того времени. Первоначально церковная организация обеспечивалась централизованной десятиной, выделяемой князем из собранных им даней, судебных штрафов и торговых пошлин. Переход к обеспечению церкви земельными владениями, населенными крестьянами, относится к рубежу XI—XII вв., когда сначала монастыри, а затем и епископские кафедры становились земельными собственниками.

Постепенное превращение русской церкви в феодального собственника вело к важным явлениям в жизни русского общества. Оно значительно расширяло и укрепляло определяющий частнофеодальный уклад, что вело к вытеснению и сужению ранних форм эксплуатации лично-свободного населения путем княжеских даней. Практика передачи феодалами земель по завещанию с целью обеспечить поминание после смерти и моления о прощении грехов вкладчика вела к нараставшему и неограниченному тогда еще увеличению церковной земельной собственности. Это приводило к конфликтам епископов с князьями и городами: в 1159 г. жители Суздаля выгнали поставленного за год до этого епископа Леона, обвинив его в обогащении за счет рядовых священников. После неудачной попытки князя Андрея Боголюбского учредить во Владимире Суздальском митрополию кандидат в митрополиты наложил на город интердикт, заперев церкви и забрав ключи от них, отбирал у бояр села, оружие и коней, а некоторых рядовых горожан превратил в холопов.

Система церковно-монастырской феодальной собственности строилась на организационных основах, отличных от светской. Древнерусская церковная организация в лице митрополита и административно подчиненных ему епископов не являлась верховным собственником всех принадлежавших кафедрам, монастырям и храмам земель, как и соответствующая епископия не была собственником земель входивших в ее епархию церквей. Церковные земли были раздроблены между отдельными церквями.

Связь церковной организации Руси с восточнохристианским центром проявлялась в поставлении в Константинополе на Русь митрополитов-греков, в сохранении за патриархом (и императором, как номинальным главой христианского мира) права суда высшей инстанции по делам веры и церкви, в тесных культурных и церковно-политических связях Византии с Русью. Заинтересованность в этих связях со стороны княжеской власти и городов не позволяла порывать их. Вместе с тем, русские деятели, которые в редких случаях в результате политической борьбы все же оказывались на киевской кафедре (Илларион, Кирилл, Алексий), оставляли заметный след в истории страны.

В политической борьбе на Руси высшие деятели церкви, как правило, не отстаивали или защищали какую-либо свою, особую линию, но лишь разделяли позицию одной из борющихся сторон, выступая как важный идеологический и политический фактор, влиявший на успех той или иной стороны в борьбе княжеских и боярских группировок.

Большую роль в жизни древнерусского города играли монастыри, основывавшиеся главным образом князьями и боярами. Являясь с самого начала земельными собственниками, они не брезговали и торговыми операциями и были также идеологическими центрами. Здесь составлялись летописи, писались жития местных святых, существовали скриптории, готовились кадры для занятия епископских кафедр. В крупных городах, где было несколько монастырей, с помощью княжеской власти возникали архимандритии (центрами их становились наиболее сильные монастыри города), осуществлявшие руководство деятельностью других монашеских организаций.

Во второй половине XIV в. на севере Руси монастыри получили необычайное распространение, когда в сельской местности и в лесах на огромной территории от Москвы до Белого моря было основано выходцами из крестьян и горожан около 40 новых монастырей. Они внедряли интенсивное сельское хозяйство на основе использования дешевой рабочей силы и наряду с хозяйственной деятельностью выполняли идеологические функции.

Свои организации – клиросы – имели и городские церкви. Белое духовенство городов объединялось в клирос при церкви, в которой проводились ежедневные службы. В крупных городах было несколько таких соборных организаций (например, в Новгороде в XV в. – семь соборов). Члены клироса кафедральных соборов участвовали в поставлении священнослужителей, имели функции контроля за городскими мерами и весами, в XIV в. участвовали в суде.

Монголо-татарское нашествие и установление политического господства завоевателей над Русью изменило положение церкви. Она имела теперь дело не только с княжеской властью, но и с иноземными ханами. Признавая их, как «поставленных от бога», она за это сохранила в неприкосновенности свои владения, получила освобождение от собиравшегося завоевателями побора «выхода», от обязанностей давать войско для ханских походов, что вынуждены были делать князья. Таким образом, русская церковь, как и князья, также стала вассалом ханов, и ее иерархи получили возможность отстаивать свои интересы в Орде помимо княжеской власти. Это сделало их активными участниками политической борьбы на Руси в XIV—XV вв. Вместе с тем церковь в XIV в. нередко выступала и как идейный вдохновитель борьбы против ордынского ига, играла серьезную роль в сохранении и укреплении русской народности и в стремлении избавиться от иноверного и иноземного гнета. Так, один из ее крупнейших деятелей Сергий Радонежский, основатель Троицкого монастыря близ Москвы, как свидетельствует житийное сказание, благословил московского князя Дмитрия Донского на великую Куликовскую битву 1380 г., в которой ордынское войско потерпело сокрушительное поражение.

Миссионерская деятельность церкви была одним из средств включения соседних с русскими княжествами народностей в орбиту государственности при сохранении местных форм раннефеодальной организации и племенных князей. В 1207—1210 гг. приняли крещение часть Латгалии и Карелии, в 1227 г. была обращена в христианство почти вся Карельская земля. Принятие новой веры открывало перед «старейшинами» племен возможности поступления на феодальную службу Руси.

Активно вел христианизацию народа коми-зырян устюжанин Стефан, прозванный Храпом. Образованный монах, он не только выучил зырянский язык, но и создал для него особую (пермскую) азбуку и перевел на этот язык богослужебные книги. После прений с местными волхвами, проповедей и сожжения языческих молелен и идолов ему удалось добиться христианизации части края. В 1383 г. он был поставлен епископом новой Пермской епархии. Являясь одновременно наместником Московского великого князя в этом крае, он объединял в своих руках и светскую, и церковную власть, что способствовало успеху его деятельности. В XV в. пермские епископы уже сами вели миссионерскую деятельность за Уралом, в Западной Сибири.

Превращение на Руси христианства в господствующую идеологию приводило к тому, что выступления против существующего строя, как и на Западе и в Византии принимали форму ересей, антицерковных движений.

Наиболее важным среди таких выступлений XIV в. была ересь стригольников, возникшая в середине столетия среди демократических слоев горожан в Новгороде и получившая также развитие во Пскове в первой половине XV в. Это было рационалистическое учение, направленное против государственной церкви как организации культа. Стригольники отрицали церковную иерархию, принятую систему поставления священнослужителей, роль священников как посредников между богом и человеком, выступали против церковных таинств. Господствующей феодальной церкви они стремились противопоставить демократическую общность христиан, не владевших собственностью и возглавляемую учителями, авторитетными для верующих не своим положением, а своим примером. Таким образом, это была попытка заменить феодальную церковь далекой от реальности организацией, в которой воплощались бы раннехристианские идеалы, что было опасно и для самой церкви, и для тесно связанного с ней государства. В 1375 г. в Новгороде еретики были публично казнены, но это не смогло прекратить существование ереси, и в борьбу с ней включились московский митрополит и константинопольский патриарх.

Христианство, значительно глубже проникнув в сознание людей в XIII—XIV вв., чем это было ранее, получило новые возможности и для своего развития на Руси. В пору ордынского ига, когда возникли условия, затрудняющие традиционное общение Руси с другими европейскими странами, с которыми она была прежде тесно связана, важнейшей сферой общения с европейским миром оказалось христианство в форме православия. К одному и тому же культурному кругу, объединенному по этому принципу, естественному для средневековья, принадлежали наряду с разделенными между несколькими государствами русскими землями также Византия, славянские страны на Балканском полуострове, Валахия, Молдавия, Грузия. В этих условиях христианские литература, искусство, философия, распространительницей которых была прежде всего церковь, составляли важный компонент идеологической и культурной жизни Руси, способствовавший ее связям с другими государствами, и дававший возможность культурного обмена между ними. Другим источником культурных импульсов в пору такого изолированного существования Руси было наследие Древней Руси с ее высокой культурой и разносторонними связями: обращение к древнерусской культуре, литературе, искусству, архитектуре, летописанию, к древнерусскому христианству также помогало сохранять сознание единства с европейскими странами.