Текст книги "История Европы. Том 2. Средневековая Европа"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 79 страниц)

Чрезвычайно возросла роль болярского совета (синклита) при монархе, состоявшего из представителей царской семьи и крупнейших магнатов, которые, как правило, занимали высшие должности в центральном аппарате. Усилились вместе с тем и возможности замены по инициативе членов синклита, а нередко также и по настоянию группировок провинциального болярства одного представителя династии на царском троне другим ее представителем. Более того, с конца XIII в. неоднократно проявлялась тенденция к смене и самой правящей в стране династии. Умножились династические смуты: на занятый законным наследником трон стали претендовать близкие (кровные) и дальние родственники царя, а затем и крупнейшие провинциальные магнаты и даже иноземные авантюристы, опиравшиеся на поддержку либо татарских ханов, либо византийских императоров. Тогда как в соседней Византии в тот период, с сокращением ее владений, захватываемых турками-сельджуками, сербами и османами, все более упрочивался, в отличие от предшествующей эпохи, принцип наследственности престола за представителями одной династии (Палеологов), в Болгарии вплоть до второй трети XIV в. одна династия сменялась другой, хотя государство еще оставалось относительно централизованным. Сравнительная стабильность на царском троне была достигнута лишь при Шишмановцах, в последние шестьдесят лет существования Второго Болгарского царства, но и Шишмановцы не добились прочного объединения страны под скипетром единого монарха. Государство при них, как упоминалось, распалось на три независимые друг от друга части. Силы Тырновского царства, Видинской Болгарии (Видинского царства) и Добруджанского княжества были разгромлены османами в 90-х годах XIV в. поодиночке.

Органы центрального управления Тырновского царства были весьма близки к византийским. Великий логофет играл роль высшего царского сановника, протовестиарий ведал финансами государства, протостратор – снабжением войска оружием и продовольствием, великий воевода замещал царя в качестве главнокомандующего. Представители высшей знати получали от царя пышные почетные титулы византийского происхождения, сопряженные с обширными привилегиями. Важнейшими являлись титулы севастократора и деспота, жаловавшиеся обычно родственникам царя.

Как и в Византии, по тем же причинам, основную роль в воинских силах государства стали играть соединения, приводимые под знамена царя крупными магнатами, а также отряды наемников. К помощи народного ополчения из крестьян и горожан царская власть прибегала лишь эпизодически. Участие народа в вооруженной борьбе, впрочем, нередко было спонтанным, независимым от призывов царской власти, в частности во время вторжений в Болгарию чужеземных врагов: византийцев, татар и особенно османских полчищ.

Провинции Второго Болгарского царства именовались уже не комитатами, а «хорами» (греч. – «землями», «областями»), и были довольно крупными: в обширной державе Ивана Асеня II их было всего девять. Центрами провинций являлись наиболее значительные города, где находились резиденции наместников царя, называвшихся дуками, кефалиями, севастами (термины византийского происхождения). В их руках сосредоточивалась и гражданская и военная власть. Им были подчинены судебные органы провинций и многочисленный штат налоговых чиновников. В резиденции наместника провинции находился непосредственно подвластный ему аппарат управления, в который входили также градоначальник и комендант воинского гарнизона. Хоры делились на катепаникии во главе с катепанами, а низшую власть в деревнях-общинах, связанных круговой порукой в отправлении обязанностей перед фиском, осуществляли старосты (кметы и примикюры).

Сокращение числа свободных налогообязанных крестьян, расширение податных привилегий для крупных вотчинников-иммунистов, активная внешняя политика Второго Болгарского царства, необходимость укреплять воинские силы и оборону страны от сильных врагов – все это вело к непрерывному увеличению расходов казны. Налоговый гнет быстро возрастал. Государство переложило тяжесть содержания налогового (и вообще государственного) аппарата на самих налогоплательщиков – крестьяне уплачивали множество пошлин и выполняли множество повинностей для мелкого и крупного, провинциального и столичного чиновничества.

Принципы организации православной христианской церкви Второго Болгарского царства остались в основном теми же, на которых она строилась в Первом царстве, но вслед за судьбами государства менялись ее статус и территориальное устройство. Охридская (именуемая также официально «Болгарской») архиепископия, сохранявшая свою автокефальность, лишь временно (при Калояне и Иване Асене II) возвратилась под власть государей Болгарии, В 1246 г. Охрид и прилежащие западные и юго-западные болгарские земли были навсегда отторгнуты от Второго Болгарского царства. Центр государства, а вместе с тем и его церкви остался вплоть до 1393 г. в Северо-Восточной Болгарии, в Тырнове. В 1204 г, в результате унии Калояна с папством архиепископ Тырнова получил сан примаса, а в 1235 г, в связи с разрывом давно ставшей чистой формальностью унии с папством и по союзному договору с Никейской империей глава болгарской церкви, как некогда в X в. при Петре, обрел высший сан партиарха. Патриарх, впрочем, как и ранее, находился в подчинении у светского главы государства. Патриарший синод имел право лишь рекомендации кандидатов на трон владыки; окончательный выбор, как и в Византии, зависел от царя. Патриарх, однако, принадлежал к высшей правящей элите болгарского общества, и его позиция имела большое значение в кипевшей в Болгарии во второй половине XIII – первой трети XIV в. междоусобной борьбе. Так, в 1300 г. произошел беспрецедентный в истории Болгарии случай казни патриарха Иоакима III с приходом к власти Федора Святослава, так как по проискам той болярской группировки, в которой играл большую роль Иоаким, Федору пришлось провести несколько лет в качестве заложника в ставке татарского хана Ногая. Крупной и влиятельной фигурой был последний тырновский патриарх, писатель, богослов и ученый Евфимий (Тырновский), организатор героической обороны столицы, умерший в османском плену.

На церковных соборах епископов и митрополитов всего царства, созываемых патриархом, присутствовали царь и высшие сановники. Соборы рассматривали важнейшие дела церкви, в особенности вопросы борьбы с еретиками. После осуждения собором (анафемствования) уличенных в ереси подвергали преследованию не только церковные, но и светские власти.

Яркие вспышки классовой борьбы в болгарских землях характерны также и для эпохи Второго Болгарского царства. Богомилы, не проявлявшие активности в годы тяжелой борьбы за освобождение и упрочение восстановленного государства, вновь вышли на арену в конце первого десятилетия XIII в. в обстановке династических смут и резкого усиления эксплуатации крестьянства. Характерной особенностью богомильства XIII—XIV вв. было сравнительно большее распространение ереси среди городского населения. В 1211 г. церковный собор, проходивший под председательством царя, подверг богомилов официальному осуждению, положив начало новым гонениям против них. Сведения об их деятельности эпизодически встречаются в источниках и после этого. Однако с упрочением власти крупных феодалов в провинциях и в городах страны богомильство постепенно утратило классовую антифеодальную направленность и превратилось в учение узких тайных сект мистического, эсхатологического толка.

Наиболее острым проявлением классовой борьбы в Болгарии в тот период было восстание крестьян в 1277—1280 гг. во главе со свинопасом Ивайлом по прозвищу «Лахана» (греч. – «Капуста»), Угнетаемые феодалами и государством, страдавшие от междоусобий, подвергавшиеся беспощадному грабежу полчищ монголо-татар, которым Болгария с 1242 г. выплачивала дань, крестьяне поднялись на восстание. Возглавив их отряды, Ивайло, оказавшийся талантливым организатором и полководцем, сначала очистил земли Болгарии от грабивших население монголов, затем разгромил в 1278 г. царское войско. Царь погиб в битве. Крестьяне стремились посадить своего («доброго») царя на трон страны.

В обстановке не прекращавшихся попыток византийского императора утвердить с помощью своих войск на престоле Тырнова своего ставленника и возобновившихся татарских набегов Ивайло принял предложение вдовствующей царицы и ее болярского окружения заключить с нею брак и занять трон. Однако сближение с правящей верхушкой, отсутствие ясной программы социальных преобразований, объективная невозможность изменить существующий строй, крайне неблагоприятная внутренняя и внешняя обстановка, противодействие и интриги болярства обрекли Ивайла на поражение. В 1279 г., воспользовавшись отсутствием царя в столице (Ивайло вел борьбу с татарами на Дунае), боляре открыли ворота города зятю византийского императора Ивану Мице. Разбив его войска, Ивайло осадил Тырнов. Но возобладавшая в столице другая группировка, враждебная и Ивайле и Мице, возвела в 1280 г. на трон болярина Георгия Тертера, который сплотил вокруг себя феодалов и развернул борьбу против Ивайла, вынужденного бежать из страны. В поисках поддержки Ивайло отправился в ставку Ногая, но был там коварно убит. Имя «крестьянского царя» долго хранилось в памяти не только болгар, но и греков: имя «Ивайло» принимали даже в Малой Азии руководители отрядов, пытавшиеся организовать сопротивление османскому наступлению на империю.

Натиск османов на Балканах, начавшийся в середине XIV в., пришелся на время, характерное в политическом отношении для эпохи развитого феодализма: малые и крупные балканские государства оказались разобщенными перед наступавшими полчищами сильной и сплоченной Османской державы, они погрязли в непрерывных войнах друг с другом, не прекращая их даже в обстановке османской экспансии; кроме того, для большинства этих государств постоянным явлением была острая внутренняя междоусобная борьба.

Первый набег на Болгарию турецкие отряды совершили в 1352 г., а к 1364 г. большая часть владений Болгарии во Фракии была потеряна. В 1371 г. в битве при Черномене, разгромив войска правителей Македонии Byкашина и Углеша, османы открыли себе путь в глубь полуострова. К 1373 г. у Болгарии уже не было земель к югу от Балканского хребта. Преемник Ивана Александра Иван Шишман (1371—1393) признал себя вассалом султана, как это несколько раньше сделали правители Византии и Сербии. Но и этот акт не избавил страну от османского вторжения. После двух лет тяжелой осады в 1382 г. пала София (Средец). Натиск османов стал особенно сильным после поражения войск Сербии и Боснии в 1389 г. на Косовом поле. В 1393 г. после героического сопротивления пал Тырнов. Вслед за ликвидацией Тырновского царства и Добруджанского княжества в 1396 г. был захвачен последний оплот обороны болгар – столица Видинского царства город Видии.

Таким образом, Болгария одной из первых стран на Балканах подверглась особенно интенсивному удару османов и прекратила свое существование как государство. В целом османское завоевание продолжалось на Балканах еще около столетия, завершившись в последних десятилетиях XV в., когда ясно определилось дальнейшее направление османской экспансии – на страны Центральной Европы (Венгрию и Австрию) и на Италию. Лишь далматинские города остались не подвластными османам на Балканах, они находились под протекторатом Венеции.

ЮГОСЛАВЯНСКИЕ ЗЕМЛИ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО СУБРЕГИОНА В XIII—XV вв.

Эта эпоха в данном субрегионе, как и в других частях Европы, характеризуется процессами заметного и повсеместного (хотя вовсе не одновременного) роста производительных сил в деревне и городе. Речь идет не только о достижениях городского ремесла, сельского хозяйства, горнорудного промысла в этом ареале, но и о том, что бесспорные проявления подъема в сфере городского и сельского производства были связаны с ускоренным (особенно с середины XIII в. в Сербии, позже – в Боснии) выравниванием прежних различий, преодолением прежнего отставания этих стран (по их культурному и хозяйственному уровню) от земель Западной и Центральной Европы и Византии. Это не исключает сохранения и в данную эпоху локальных различий, особенностей, определявшихся конкретными географическими условиями, политической обстановкой, наконец, влиянием важных факторов, проявившихся еще в раннесредневековый период (сохранением античных традиций, наличием налаженных связей городов Адриатики с Западом).

Экономический подъем субрегиона в XII—XV вв. и рост богатства этих земель заметно изменили не только положение Балкан в общеевропейской системе товарообмена, но и представления жителей Западной Европы о прежде малоизвестных, «пустынных» странах полуострова. Теперь западноевропейских путешественников поражает уже не «дикость» балканских гор и лесов, «отсталость» их жителей, а богатство природных ресурсов, которые закономерно становятся объектом вожделений феодалов Западной Европы.

Причиной этого было дальнейшее отделение ремесла от сельского хозяйства, оживление и подъем разных отраслей ремесла и горного промысла, повсеместное развитие в этих землях больших и малых городов (в их числе в Сербии, Хорватии, Боснии и Словении наибольшую роль приобрели тогда Любляна, Загреб, Марибор, Белград, Ново Брдо, Призрен, Приштина, Сребрница, Олово и др., причем мы можем говорить о росте не только новых, но и возрождении старых, античных центров). Эти города были неодинаковы не только по своей величине, традициям и времени возникновения, но и по своим экономическим связям и роли, по степени автономии в рамках феодальных государств. Так, в Боснии и Сербии города нередко возникали как населенные купцами и горняками «пригороды» близ крупных крепостей и замков феодалов (Подвисоки близ крепости Високи, Подборач близ крепости Борач и др.).

Количественный и качественный подъем городов в этой части Балканского полуострова, приводивший к превращению их в важные пункты внутренней и внешней торговли, вовлекал их в широкий международный товарооборот. В свою очередь, интенсивная разработка горнорудных богатств (особенно в Боснии и Сербии), подъем сельскохозяйственного производства и его определенная специализация (прежде всего вблизи крупных городов) также усиливали международные экономические связи этих земель, увеличивая вывоз в Центральную и Западную Европу металлов (серебра, золота, свинца, железа и др.), шерсти, меда, воска, кож и мехов, а с другой стороны – ввоз из Италии и других стран тканей, вина, соли, разных ремесленных изделий и пр.

Бесспорным показателем экономического подъема, характерного в целом для данной эпохи, была также интенсификация сельского хозяйства, которая охватила и прежде малонаселенные районы экстенсивного хозяйства. В ту пору здесь отмечается расширение (или же появление в новых районах – например, в центральных и северных областях Сербии) интенсивных отраслей земледелия, в первую очередь виноградарства и садоводства; поэтому возникает и конкуренция местных и привозных вин, а затем (в XIV—XV вв.) – принудительная регламентация посадок виноградной лозы в Далмации. Продолжается и набирает большой размах внутренняя колонизация – расширение посевов за счет корчевки леса и кустарника, распашка лугов и пастбищ, сочетавшаяся с усовершенствованием методов обработки почвы (распространение трехполья в тех районах, где оно ранее лишь только появлялось или же почти вовсе не применялось).

Все эти социально-экономические изменения в северо-западных областях Балканского полуострова сопровождались значительными сдвигами в сфере сословной и этнической. Во внутренней колонизации участвовали не только местные жители (т.е. славянское население), но и иностранные переселенцы – главным образом немецкие колонисты, и это приводило к заметным переменам в этнической и социальной структуре городов (а в словенских областях – также во многих сельских поселениях). Если поселения немецких горняков («саксов») в городах и горнорудных центрах субрегиона со временем ассимилировались, сохранив, правда, для части жителей таких «торгов» и «градов» особый сословный статус и некоторые привилегии, то интенсивная немецкая колонизация словенских земель охватила города и сельские местности, привела к передвижению на юг северной границы словенской этнической территории, к заметному усилению (и даже засилью) германского элемента в словенских городах.

Немногочисленными, но не менее важными (по своему участию во внешней торговле и горном деле) были «колонии» итальянских купцов и предпринимателей (венецианцев, флорентийцев и др.), которые, часто объединяясь с торговцами из коммун Далмации (Дубровника, Котора, Сплита и др.) или конкурируя с ними, в немалой мере определяли размах товарно-денежных операций, нередко препятствуя развитию местной городской прослойки и ее консолидации.

Общее повышение товарооборота и расширение экономических связей югославянских земель сказалось и на уровне и масштабах распространения (особенно во внутренних районах) денежного хозяйства, на интенсивности рыночных отношений города и деревенской округи. Явным выражением политических прав и претензий, как и несомненных экономических потребностей, было появление собственного монетного чекана и в независимых городах Далмации, и во владении феодальных правителей Хорватии, Сербии, Боснии. Такой чекан вначале подражал уже известным монетам других стран (немецким, венецианским), что вызвало и протесты соседних держав.

Социально-экономическое развитие этой части Балкан зачастую протекало в сложной политической обстановке, успехи сочетались с периодами стагнации и упадка, не всегда приводя к однозначным результатам. Даже общий подъем товарно-денежных отношений, появление кредита, задолженность крестьян (особенно живших недалеко от крупных торговых и горнорудных центров) иностранным купцам и дельцам вовсе не исключили сильных тенденций к автаркии, обусловленных не только замкнутостью многих крестьянских хозяйств, полунатуральностью отдельных феодальных имений, но и немаловажными политическими причинами. В обстановке частых военных конфликтов для нужд центральной власти требовалось много продовольствия, и это приводило к сбору налогов в натуральной форме; в свою очередь приморские города испытывали нередко острый недостаток продуктов питания (зерна, мяса, сыра), ввозимых из их сельского окружения.

Начиная с середины или конца XIV в. по мере нарастающей османской угрозы, а также завоевания большей части побережья Адриатики Венецианской республикой такие негативные последствия войн стали общими и фактически почти постоянными для Балканского региона. Ликвидация самостоятельных югославянских государств, частые нашествия и вторжения османских войск, войны Венгрии и Венеции против югославянских феодальных правителей в целях захвата плацдармов или целых областей вели к подрыву налаженных торговых связей, к разрушению и опустошению многих городов и обширных районов, к невосполнимым демографическим потерям и громадным передвижениям местного населения (в особенности бегству славянских жителей от османских завоевателей), наконец, к заметной аграризации всего региона и сохранившихся городских центров (прежде всего во внутренних районах), к застою или упадку многих отраслей ремесла и торговли.

Увод в рабство или истребление османскими войсками массы славянских (сербских, хорватских, боснийских, словенских) крестьян и горожан означал резкое сокращение численности производительного населения, которое сопровождалось нередко переходом части сохранившегося местного населения, укрывшегося в горах, к пастушескому скотоводству. Численность пастушеского населения возрастала с XV в. ввиду постепенного поселения в захваченных османами землях групп турок-кочевников (юрюков). Все это зачастую сводило на нет усилия местных жителей, старавшихся возродить заброшенные пашни и виноградники, восстановить горнорудные промыслы и ремесленные мастерские. В немалой мере причиной заметного регресса и разрыва прежних торговых связей служили экономические меры венецианского правительства и османских властей (в вассальных югославянских государствах), запрещавших или значительно ограничивавших торговлю подчиненных им горожан и торговцев с другими странами.

Конечно, и ранее феодальные властители соседних с городами Далмации югославянских стран, враждуя с тем или иным «непокорным» или «несговорчивым» приморским городом, вовсе не брезговали установлением торговой блокады, введением новых таможен и поборов с далматинских купцов; однако к таким запретам на торговлю (с Боснией, Сербией) прибегали в своих политических целях и патрицианские правители городских коммун. Поэтому в архивах Дубровника и Венеции до наших дней сохранилось много торговых договоров и жалованных грамот различных феодальных властителей, обеспечивавших купцам и предпринимателям этих городских республик особые юридические права и весьма широкие привилегии в XII – середине XIV в.

В последующий период (т.е. во второй половине XIV и в XV в.), когда османское нашествие и экспансия Венеции и Венгрии требовали колоссального напряжения всех материальных и финансовых ресурсов югославянских стран, феодальные правители Сербии и Боснии должны были от прежней столь щедрой политики переходить к новым экономическим мероприятиям, повышавшим их собственные доходы, ограничивавшим засилье иностранных (прежде всего дубровницких, венецианских) купцов и предпринимателей, регулировавших их торговые операции и статьи вывоза. Уже в переписке сербского правителя – деспота Стефана Лазаревича (1389—1427) с Дубровником появляются любопытные сравнения прежних и нынешних статей сербского экспорта и неутешительные оценки торговой активности дубровницких купцов. В экономической политике правителей Боснии и Герцеговины (в конце XIV и в XV в.) уделяется немало внимания созданию новых, собственных портов и флота, установлению новых («незаконных», по словам дубровчан) мест соляной торговли, столь важной и доходной в ту пору. Один из последних югославянских правителей XV в., герцог Степан Вукчич Косача (владыка нынешней Герцеговины, названной так по его титулу), предпринимал также попытку создания впервые в южнославянских странах мануфактурного производства в принадлежавшем ему приморском г. Нови (ныне Херцегнови). Мануфактура герцога Степана смогла не только выдержать конкуренцию с тканями из Дубровника (с которыми враждовал тогда Степан), но и вывозить свою продукцию в соседние области Далмации (находившиеся под властью Венеции), а это вызывало в свою очередь запреты и недовольство венецианского правительства.

Возросший тогда спрос в южнославянских странах на ткани, вывозившиеся через Дубровник (из Италии и других стран Западной и Центральной Европы), вызвал и появление в XV в. суконной мануфактуры П. Пантелы в самом Дубровнике. В этом предприятии заметную роль сыграл денежный капитал Дубровницкой республики, т.е. стремление патрицианских властей этой коммуны поддержать и развить изготовление тканей для вывоза на Балканы. Но уже вскоре обе названные мануфактуры прекратили свое существование, что было обусловлено общими негативными причинами экономического упадка и стагнации в Юго-Восточной Европе той поры.

Оценивая в целом роль феодального государства в экономической жизни югославянских земель в XII—XV вв., можно отметить, что мероприятия государственной власти, как местной, так и иноземной, в сфере торговли и предпринимательства воздействовали на процессы социально-экономического развития стран этого ареала, на позицию отдельных прослоек и группировок местного населения.

Социально-политическое развитие северо-западной части Балканского полуострова в эпоху развитого феодализма характеризуется по сравнению с другими славянскими странами рядом особенностей и одновременно наличием немаловажных общих черт, говорящих о типологическом единстве феодальной формации в данном и других регионах Европы.

Наметившиеся уже в раннефеодальный период в странах Славяно-Балканского региона заметные расхождения в устройстве классового общества не только сгладились в XII—XV вв., но, напротив, нашли свое продолжение и развитие. Эти различия, как отмечалось выше, в известной мере закрепились потому, что Хорватское королевство в начале XII в. вошло в состав королевства Венгрии; в свою очередь, словенские земли, потеряв в предшествующую эпоху свои особые политические права и славянскую феодальную верхушку, находились в рамках ряда герцогств и других мелких владений Германской империи. К концу рассматриваемой эпохи тесные связи многих городов Далмации и Истрии с Италией были четко стабилизированы в силу перехода (на протяжении XIV и XV вв.) отдельных городов и областей этой части Адриатики под владычество Венеции. Точно так же в Сербии и Боснии, где завершение становления феодального строя в XII—XV вв. происходило под определенным влиянием Византии (отчасти и Болгарии), к исходу эпохи развитого феодализма можно отметить и появление некоторых институтов, заимствованных из государств Центральной или Западной Европы.

Аналогичное многообразие социально-политических процессов определяет положение земель данной части Балканского полуострова и в плане государственно-правовом. Здесь в ту пору возникают разные типы государственного устройства как по территориальным масштабам, так и по этническому составу и характеру управления. Появляются тогда и весьма обширные государства (вроде Сербской державы Неманичей, существовавшей почти два века) и небольшие княжества (например, княжество Качичей на Адриатическом побережье или расположенное поблизости Захумское княжество и т.д.), которые оказывались нередко гораздо менее устойчивыми и долговечными. Антиподами этих крупных и мелких феодальных держав становились городские коммуны-республики Далмации и Истрии, из которых к концу данной эпохи сохранилась лишь Дубровницкая республика.

Анализ социально-политических основ таких феодальных государств позволяет обнаружить разные тенденции: с одной стороны, объединительную, направленную на создание громадных держав (например, державы Стефана Душана в середине XIV в., а позже – Боснийского королевства, расширившегося за счет Сербии, отчасти Хорватии и Далмации); с другой стороны, тенденцию к децентрализации (в Сербии – во второй половине XIV в., после распада царства Душана, а в Боснии – в XV в.), к образованию удельных княжеств и королевств, разделению прежних держав на новые, более мелкие «полугосударства». Своеобразным вариантом социально-политического развития, сходным отчасти с феноменом так называемой Бургундской державы, представляются попытки отдельных крупнейших феодалов Германии и Хорвато-Венгерского королевства (герцоги Меранские, герцоги Цельские, хорватские князья Брибирские) с помощью завоеваний и династических браков создавать собственные, т.е. «промежуточные» или «межгосударственные», державы и владения, нарушавшие ранее сложившиеся границы. Такой своеобразный и не вполне завершенный вариант государственно-социального развития в северо-западной части Балканского полуострова служит также наглядным примером громадного политического и экономического могущества феодального сословия, в среде которого выделяются наиболее влиятельные светские вельможи, уже претендующие даже на новую роль в созданных ими державах.

Наблюдались и разнообразные локальные особенности в отдельных государствах и землях. В некоторых отсутствовало местное славянское феодальное сословие. Были заметны конкретные различия в размерах и статусе земельной собственности представителей светской и духовной знати (например, земельные владения нобилей Далмации были крайне малы по сравнению с обширными вотчинами сербских, хорватских, боснийских вельмож или сербских монастырей). Господствующий класс в югославянских землях разделялся не только на духовных и светских феодалов: из светской верхушки общества, которая была неоднородной, в частности, в Сербии и Боснии (в XIV—XV вв.) выделилась менее влиятельная и недолговечная прослойка – «властеличей». Но подобные тенденции к формированию разных категорий светской знати оказывались незавершенными в силу многочисленности мелких и средних дворян, стремившихся добиться полного сословного равенства с могущественными «баронами» и «великими властелями». Нельзя также считать вполне устойчивыми и общераспространенными признаки формирующейся феодальной иерархии в субрегионе, хотя иногда источники определенно говорят о существовании вассальных отношений среди феодалов.

Патрициат (нобилитет) городов Далмации и Истрии, обладавший значительной (в масштабе городских округов) феодальной земельной собственностью и бесспорным политическим господством в своих городских коммунах, в то же время сближался по своим социальным функциям с представителями феодального землевладения. Однако эти нобили отличались от представителей собственно феодальной знати и своей тесной связью с городскими институтами, и определенной спецификой источников доходов в рамках города и его округа. Сословная замкнутость далматинского патрициата, его консолидация (к концу этой эпохи) бесспорно содействовали осознанию общности интересов нобилей с представителями других феодальных прослоек и группировок в городах и превращению патрициата в единственую полноправную политическую силу городских коммун.

Такое засилье патрициата Далмации уже в XIV—XV вв. имело следствием частые конфликты с представителями простого народа («пополаны» или «пук») и крестьян подчиненных местностей. О силе этих противоречий говорят антипатрицианские восстания народа в городах Трогир, Шибеник и Сплит (1357—1359), Задар (1346) и волнения крестьян на островах Дубровницкой республики (1402—1403), которые иногда (пусть на короткий срок) низвергали власть нобилей (как было в Которе в 1380 г., в Сплите в 1398—1402 гг.). Во время таких народных движений нобили разных городов сразу забывали о своей извечной вражде и спешили оказать помощь друг другу, чтобы только подавить «чернь». В то же время даже в наиболее экономически развитых далматинских городах острота противоречий между нобилями и другими слоями горожан иногда смягчалась в периоды распрей данного города с другими или конфликтов с соседними феодальными властителями, а также Венецией.

Самым бесправным, выполнявшим основную массу повинностей и поборов для нужд феодального государства и его правящей верхушки, было зависимое крестьянство, составлявшее наиболее многочисленную часть населения субрегиона. В отличие от раннефеодальной эпохи в XII—XV вв. для оценки положения крестьян уже не было главным противопоставление рабов и свободных общинников; определяющими теперь становятся различия сельских жителей по их занятиям и повинностям в пользу феодального господина.