Текст книги "История Европы. Том 2. Средневековая Европа"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 79 страниц)

В свою очередь, молодая скандинавская церковь стала мощной опорой, одним из рычагов политической централизации раннефеодальных государств Северной Европы. Христианская церковь принесла в традиционное периферийное североевропейское общество элементы римского права с его принципами частной собственности, брачных отношений, социальной стратификации, единовластия, а также поголовного регулярного обложения в виде церковной десятины. Рост земельных владений церкви и ее поборы ускоряли разорение свободного крестьянства и подрывали власть родовой знати, ранее контролировавшей языческий культ.

Опорой королевской власти, централизации и христианизации становятся и нарождающиеся города. Именно эпоха викингов стала временем возникновения в Скандинавии пред– и раннегородских центров. В VIII—IX вв. это прежде всего рыночные местечки, обычно приморские, с устойчивым ремесленным и торговым населением. В Ютландии это балтийский порт Шлезвиг или Хэдебю (Хайтхабю), который «дирижировал» морской торговлей на Северном и Балтийском морях, и город Рибе. Торговые центры возникли в Сконе. В Южной Норвегии сложилось известное торговое местечко Скирингсаль, или Каупанг (западный берег Осло-фьорда). На юго-западе Скандинавского полуострова, на границе Норвегии и Швеции, выросли торговые местечки: шведское Лёдёсе и норвежское Кунгсхелла. В Швеции в IX в. расцвела богатая Бирка на о-ве Бьёркё (т.е. «Березовом»). Бирка имела замок и удобную, хорошо защищенную гавань. Находки археологов подтверждают, что там встречались купцы из многих стран Европы и Ближнего Востока: в могильниках Бирки найдены остатки китайского шелка, сосудов из Ирана, египетских стеклянных кубков, украшения из Хорезма, Византии, Руси. Тесные связи сложились у Бирки с Восточной Европой. Наследницей Бирки в X—XII вв. стала Сигтуна (на оз. Меларен). Важными пунктами транзитной торговли с востоком стали в это время – и надолго – острова Готланд и Эланд. К концу эпохи викингов эти ранние скандинавские города почти все исчезли.

Большую роль и перспективу получил иной тип раннего города: старый племенной и новый областной центр, где созывали тинг, отправляли языческие обряды, а с принятием христианства были устроены христианские учреждения, где издревле собирались ярмарки, а затем стало все более сосредоточиваться ремесленное население. Это Уппсала, Скара, Линчёпинг, Тельё (Сёдертелье) и др. в Швеции; Роскилле, Виборг, чуть позднее Орхус, Ольборг, Рибе и Шлезвиг (Ютландия), Оденсе (остров Фюн), Копенгаген (Зеландия), Лунд (Сконе) – в Дании; в Норвергии с конца X в. функционировал Нидарос (Тронхейм), с XI в, – важный атлантический порт Берген, а также Ставангер и Тёнсберг, с середины XI в, – Осло.

С самого начала именно города становятся центрами областной администрации, монетной чеканки, церковными центрами. Появление в скандинавских странах собственных монет поднимало престиж государей внутри и вне страны. Монетная чеканка развивалась как королевская регалия и стала существенной статьей доходов казны.

История государства также отражает глубокие перемены, происшедшие в хозяйственной организации и социальных отношениях северо-европейского общества. Как отмечалось, в эту эпоху возникла в первичной форме верховная регальная собственность на землю – право, которое король реализовал в интересах господствующего класса. Королевские пожалования разрушали родовую и большесемейную земельную собственность, ускорялось развитие малых семей. Большая семья, однако, все еще оставалась реальной общностью скандинавского мира. Она регулировала распоряжение родовой землей (арв, одаль), защищала права родичей на преимущественное ее приобретение. Сохранялись право кровной мести и элементы родового семейного права: например, глава семьи распоряжается жизнью детей. Но большая семья (или род – этт) в это время все более теряет общую производственную функцию. Реальной производственной ячейкой постепенно становятся малые семьи, дворы которых зачастую создавались неподалеку от первоначальной усадьбы, иногда образуя совместную с ней деревню – поселение соседей, т.е. соседскую общину.

С развитием малых семей росла потребность в земле, появилось понятие приобретенной, в том числе купленной, земли. Складывание малой семьи и индивидуальной собственности вело к изменениям в социальной организации Северной Европы. В эпоху викингов она вступала еще с «варварской» структурой. Обогащаясь в походах, знать резче отделилась от массы рядовых свободных. Усадьбы знати были намного крупнее и богаче крестьянских. В Норвегии они имели выразительные названия: «Жилище благородного», «Богатый дом», «Большой дом» и т.п. Над местом захоронения знатных людей насыпали огромные курганы, их и сегодня можно видеть в центрах ранней скандинавской государственности – около Уппсалы и в районе Осло-фьорда. Разбогатевшие представители знати превращаются в крупных землевладельцев, особенно с XI в.

Одновременно изменяется характер хозяйственной организации имений. Если в VIII в. основной, если не единственный, тип зависимого работника в поместье – трэль, домашний раб, то к середине XI в., хотя трэли сохраняются, но земельное хозяйство имений ведется уже в значительной мере трудом держателей – зависимых крестьян. Крупные имения приобретают структуру феодальной вотчины: сочетание домена и наделов держателей. В результате к концу эпохи викингов социальный характер господствующего слоя изменяется. В его ряды вошла служилая знать, отчасти сливаясь с родовой, отчасти вытесняя ее. Она опирается на поддержку королей и эксплуатирует бондов на территории своих кормлений. С XI в. в господствующий класс вливаются церковники. Аристократия конца эпохи викингов – это преимущественно крупные землевладельцы, эксплуатирующие труд зависимых крестьян и обладающие политической властью. Однако крупные вотчины с доменом в Швеции и Норвегии не имели тогда заметного распространения, земледелие все еще не стало господствующим, земельные владения знати имели дробную структуру, преобладающей формой ренты был натуральный оброк. Все это не способствовало развитию личной зависимости крестьян, вспомогательной рабочей силой были рабы, отчасти сезонные наемные рабочие. Опираясь на местные обычаи, языческие верования и глубокое недовольство бондов исчезновением прежних свобод, родовая знать еще долго оставалась в Скандинавии значительной общественной силой. Более сильным молодой класс феодалов был только в Дании, с ее крупными поместьями.

В конце эпохи викингов бонды составляли все еще наиболее значительную часть населения Северной Европы. Однако реальный смысл термина «бонд», как и действительное положение бондов, также меняется. Теперь бонд – это простолюдин, «мужик». Исполнение публичных обязанностей – участие в ополчении и тинге – для глав малых семей стало обременительным. На тинг теперь собирались только их представители, в армии ведущее место все более занимали профессиональные воины. Таким образом, бонды в массе своей теряют полноправие, становятся объектом государственной эксплуатации в форме ренты-налога.

Бонд по-прежнему участвовал в сходе соседской общины, в решении местных судебных и поземельных дел. Но лишь немногие богатые бонды были причастны к управлению и могли нести воинскую службу. К концу эпохи викингов они превращаются в особую социально-правовую прослойку «лучших людей», «могучих бондов» или «хольдов», составивших основу будущего рыцарства – опоры королей в противовес местной знати.

Бонды Норвегии рассматривали введение постоянных налогов в соединении с ленной системой как «отнятие одаля» (приписывается королю Харальду Прекрасноволосому) – их исконной собственности, источника их полноправия. Владение одалем постепенно становится признаком «благородства». В это же время появляются и свободные бедняки, вливавшиеся в категорию «лишенных» – лёскеров (преимущественно выходцев из бывших трэлей). Они нанимались в батраки, либо арендовали землю у господина. Не обладая недвижимостью, такой поселянин не имел и полных прав даже в общине. Все же даже к концу XI в. основная масса бондов еще сохраняет землю и личную свободу.

Изменения претерпел и слой домашних рабов-трэлей. К середине XI в. этот слой включал несколько групп лично зависимых людей. Собственно трэли (в латиноязычных документах – сервы) были преимущественно челядью, дворовыми, состоявшими под началом зависимых же управляющих – брюти. Наряду с ними в господских имениях жили находившиеся, в личной поземельной и судебной зависимости крестьяне, наследники колонов – фостре, обязанные господину оброком и барщиной. В эпоху викингов слой фостре значительно разрастался, особенно в ходе внутренней колонизации, освоения новых земель (нуодлингов). Многие из них держали жилище без пашни, возможно, с огородом «участок с хижиной», зачастую оплачивая его промысловыми и ремесленными барщинами. Очевидно, что к XI в. за собирательным термином «трэли» в Скандинавии уже скрываются как домашние рабы, так и зависимые крестьяне, отдельные группы которых вполне сопоставимы с лично и поземельно-зависимыми западноевропейскими крестьянами того же времени. Без учета обширной прослойки трэлей и ее эволюции невозможно восстановить и понять историю феодально-зависимого крестьянства в странах Северной Европы. В частности, нет сомнений, что значительная широта сервиального слоя в северных странах эпохи викингов замедляла закабаление там свободного крестьянства. А особенности положения держателей-трэлей повлияли позднее на положение свободных срочных держателей в данном субрегионе – ландбу, складывание которых как отдельного слоя крестьянства началось к концу периода.

Таким образом, к концу раннего средневековья процесс формирования класса феодально-зависимого крестьянства в Скандинавии уже развернулся, а в Дании достиг заметных успехов. Бонды постепенно подпадали под централизованную государственную эксплуатацию, тогда как сеньориальная эксплуатация была еще развита слабо. Поэтому крестьянские антифеодальные движения в Северной Европе (как и в Англии) этого времени приобретали характер прежде всего антиправительственных мятежей, основной силой которых были свободные крестьяне, но нередко участвовала в них и родовая знать. Так, около 995 г. бонды Треннелага (Норвегия) выступили против своего правителя ярла Хакона, возмущенные его вымогательствами и нарушением их прав; ярл был убит своим рабом, бонды же приняли участие в выборах нового короля. В 1086 г., во время народного антиналогового восстания в Дании, был убит король Кнут (Святой).

Хотя к концу раннего средневековья в Скандинавских странах возобладал феодальный уклад, феодальные отношения в целом были далеки от завершения, сохранялись пережитки родоплеменного строя. Не сложился полностью класс феодально-зависимого крестьянства, значительной оставалась роль свободных землевладельцев – бондов и родовой знати, сохранялись пережитки большой семьи и многие родовые этико-правовые нормы, не развились вассально-ленные отношения. Не были упорядочены престолонаследие, государственный аппарат, армия, налоги. Большую живучесть обнаружили языческие верования. В этот период ярко проявилось сочетание традиционных местных устоев с сильным, почти постоянным влиянием более феодализированной континентальной Европы, без учета которого развитие Северной Европы не может быть понято.

Ведущее место в развитии феодальных отношений принадлежало Данни. К концу эпохи викингов их развитие усилилось. В социальном отношении несколько отставала Швеция. Североевропейская архаичность оказалась закрепленной в Исландии. В Финляндии еще господствовал родоплеменной строй, она раздиралась борьбой между племенными союзами, что способствовало успехам первых «крестовых походов» шведов на финский берег (с середины XI в.).

* * *

Итак, социальная структура Северо-Западного региона к концу периода раннего средневековья была весьма пестрой. На преобладающей территории региона к концу периода заметно развился феодальный уклад: в Англии – в IX—XI вв., Скандинавских странах – с X—XI вв.

Одновременно со складыванием объединенных государств возникают народности и их диалекты – основы будущих скандинавских и британских языков. Однако генезис феодализма в странах региона к концу раннесредневекового периода оставался незавершенным, хотя и в разной степени: в Англии и Дании он был близок к завершению, в Швеции и Норвегии еще далек от него. В Ирландии, Шотландии, в финских землях этот процесс еще только начинался, в Исландии законсервировался на уровне племенной аристократической республики. Наряду с замедленностью процесса феодализации общими особенностями раннесредневековой истории Северо-Западного региона были: значительное (в Скандинавии – преобладающее) место централизованной государственной эксплуатации, в сравнении с частно-сеньориальной, и особенно большая роль государства в генезисе феодальных отношений.

Глава VIII

ДРЕВНЕРУССКОЕ ГОСУДАРСТВО

ОБРАЗОВАНИЕ ДРЕВНЕРУССКОГО ГОСУДАРСТВА

Одним из самых больших государств раннесредневековой Европы было Древнерусское государство, или Киевская Русь. Возникшее на просторах Восточной Европы в результате объединения ряда восточнославянских княжеств и племенных союзов в IX в., это государство существовало как единое политическое целое на протяжении двух с половиной веков, играя огромную роль не только в Восточной Европе, но в истории Европы в целом, являясь связующим звеном между странами Европы и Востока.

В отличие от империи Карла Великого, распавшейся уже после смерти его сына Людовика Благочестивого, Киевская Русь как политическое целое оказалась более долговечной, хотя, разумеется, и Древняя Русь, как всякое раннефеодальное государство, в ходе феодализации развивалась в направлении феодальной раздробленности. Одной из причин долговечности Древнерусского государства являлось то, что ядром его были главным образом восточнославянские земли. Хотя в его состав входили и другие этносы, оно было более стабильным, нежели империя Каролингов, где ни один народ не составлял большинства.

О Киевской Руси существует огромная историография. Одна из сложных и до сих пор не решенных проблем – происхождение славян, история их расселения, разделения на восточных, западных и южных, которые, в свою очередь, заложили основу современных славянских народов.

Славяне становятся значительной политической силой с конца V в., когда Византия сталкивается с ними на дунайской границе и когда славяне вместе со степными племенами, прорвав оборонительную линию греков по Дунаю, хлынули на Балканы. Сливаясь с более древним фракийским, иллирийским и иным населением этих мест, передав этим народам свой язык, славяне положили начало образованию южнославянских народов. Византийские источники, к сожалению, почти не дают известий о славянских областях Восточной Европы. Но общий комплекс письменных, археологических и лингвистических данных позволяет утверждать, что в VI—VII вв. славяне продвигались не только на юг, но и на восток, заложив основы племенных восточнославянских объединений. Уже византийские авторы VI в. делили славян на три группы: антов, венедов и склавинов. Можно полагать, что Антский племенной союз был преимущественно славянским, хотя включал и ряд неславянских племен юга Восточной Европы, позднее частично ассимилированных славянами. После VI в. само имя антов исчезает из источников.

Процесс разделения славян (или, правильнее, праславян) на восточных, западных и южных был длительным и завершился только к VIII в. К сожалению, в разноязычных источниках о Восточной Европе VI—VIII вв. сведений о славянах меньше, чем, скажем, о тюрках или аварах. Это объясняется опять-таки спецификой византийских источников (а они здесь доминируют), фиксировавших прежде всего события, связанные с внешней политикой империи. Ромейским императорам приходилось иметь дело с недолговечными, особенно опасными для империи объединениями кочевников (гунны, авары, болгары и др.), которые при своих передвижениях на юг и запад, к Дунаю и Карпатам, неизбежно вступали в военные конфликты с Византией. Постоянные, но не столь остроконфликтные соприкосновения с пограничным славянским миром привлекали меньшее внимание византийских авторов.

Между тем к северу от Дуная в лесостепной и лесной зоне Восточной Европы консолидировались восточнославянские племена, племенные объединения, формировались зачатки государственности.

Восточные славяне не просто пришельцы на эту территорию, как порой принято думать. Двигаясь на восток, славянские племена претерпевали в принципе ту же эволюцию, что и на Балканах, ассимилировали более старое разноплеменное население территорий современных Украины, Белоруссии и России (балтское, иранское, затем финно-угорское и, возможно, частично фракийское и иное). Наиболее важную роль в процессе юго-восточной колонизации славян играл, по-видимому, их синтез со скифами, сарматами и др. народами преимущественно иранского происхождения, которые в течение предшествовавших не менее полутора тысяч лет были главными обитателями степного и частично лесостепного юга. Накануне страшного гуннского нашествия IV—V вв. на территории современной Украины и смежных областей существовала Черняховская культура, носители которой достигли больших успехов в хозяйстве и по крайней мере находились на пороге государственности. Ныне доказано, что среди создателей Черняховской культуры было несколько этнических групп, в том числе, вероятно, и праславяне (на северо-западе). Но главную роль, по-видимому, играло здесь ираноязычное население, потомки скифов и сарматов, в значительной мере уже перешедших к земледелию.

Гунны уничтожили черняховскую культуру, но какая-то часть населения уцелела и позже слилась со славянами. Вероятно, именно от нее у юго-восточных славянских племен (полян, северян) сохранились реликты иранской лексики, а также иранские по происхождению и названиям божества восточнославянского языческого пантеона (Хоре, Симаргл, Вий и другие).

К сожалению, письменные источники, лингвистические и археологические данные почти ничего не говорят о конкретном ходе славянского продвижения на восток, не дают его хронологии. Некоторые восточные известия позволяют локализовать славян в VIII в. где-то на Дону (пли на Северском Донце).

Картина расселения восточнославянских племен накануне образования Древнерусского государства до сих пор воссоздается преимущественно по данным древнерусских летописей, хотя записаны эти данные не ранее XI в., когда сами племена или племенные союзы уже исчезли, слившись в единую древнерусскую народность. Правда, «Повесть временных лет» знает не только племена, реально относимые к IX—X вв., но и ряд восточнославянских племен, некогда известных, но затем оттесненных кочевниками или даже исчезнувших (уличи, тиверцы). Кроме этих «племен», летопись называет волынян (дулебов), белых хорватов, полян, северян, дреговичей, древлян, радимичей, кривичей, вятичей и славян ильменских. Дополнить этот список трудно.

Чрезвычайно сложен и до конца не решен, несмотря на огромную литературу, вопрос о происхождении термина Русь. Ряд ученых доказывали исконно южную его этимологию, однако более убедительна теория северного происхождения этого термина.

Основная проблема, разумеется, не в происхождении того или иного термина. Уже более двух столетий идет борьба между норманистами и антинорманистами. Старая, «классическая» норманистика сводилась к тому, что государственность и вообще цивилизация были принесены восточным славянам, племенам, по мнению норманистов, диким и неспособным к самостоятельному развитию, «культуртрегерами»-скандинавами. В подтверждение этого развивались теории о широкой скандинавской колонизации в Восточной Европе, сыгравшей доминирующую роль в складывании древнерусской государственности. В нашем столетеи ряд историков и лингвистов, стоявших на позициях пантюркизма, наоборот, преувеличивали роль тюркских народов, хотя, разумеется, отрицать, например, историческое значение Хазарского государства, оснований нет.

Советские ученые заново проанализировали все виды источников и доказали, что Древнерусское государство возникло на основе прежде всего внутреннего развития восточнославянского мира как результат определенных и закономерных социальных и хозяйственных сдвигов в ходе генезиса классового общества.

Известные внешние влияния, разумеется, имели место, но решающей роли в складывании древнерусской государственности они не играли. Более того, советские скандинависты показали, что классовое общество и государство в Швеции и Норвегии сложилось позже, чем на Руси, а потому никак не могли повлиять на формирование Киевского государства. Разумеется, скандинавы (викинги или варяги) в Восточной Европе были. Вероятно, некоторые из них, вступая в соглашение с местной славянской знатью, захватывали власть в отдельных восточнославянских землях. Но, становясь славянскими князьями, они оказывались в теснейшей связи с местной знатью и отражали ее интересы, а сами быстро теряли свой этнический облик, язык, ославянивались.

В период, предшествующий образованию у восточных славян классов и государства, их племена, расселяясь на обширной территории Восточной Европы, оседали в местах, различавшихся по географическим условиям. Можно наметить две главные зоны их расселения. Во-первых, лесостепной (а частично в известное время и пограничный степной) юг. Во-вторых, лесистые и болотистые зоны современных Северо-Западной Украины, Белоруссии и прилегающих районов. Северо-западные территории Украины и часть Белоруссии являлись древнейшим районом обитания славян. Основным занятием восточных славян в I тысячелетии нашей эры было земледелие, более развитое на юге, где имелась очень древняя традиция обработки земли, восходящая еще к античным временам. В более северных областях условия для земледелия были хуже, а на самом севере население никогда не могло себя обеспечить собственным хлебом и зависело в этом отношении от других русских земель. Стабильная оседлость и господство земледельческого хозяйства вызвали к жизни у восточных славян земледельческую общину (на севере «мир», на юге «вервь»), которая надолго стала основной первичной организацией восточнославянского общества. Эта община не была неизменна и, очевидно, имела конкретные особенности в отдельных восточнославянских землях. Известная совокупность таких общин составляла «землю», в которой уже стала обособляться государственная власть, в ее функции входило улаживание общинных вопросов, а также оборона от соседей – на севере от набегов скандинавских дружин, на юге от разного рода кочевников. О последних для VIII—IX вв. есть довольно подробные известия восточных авторов и русской летописи.

Имеются некоторые данные о том, как конкретно формировались местные восточнославянские княжества. В древнерусских летописях применительно к IX—X вв. говорится о племенных княжествах, о местных князьях. Возможно, появились они раньше. Для Киева, например, существует сказание о Кие, легендарном основателе города. Известны местные князья у древлян, дреговичей, нолочан. Таким образом, уже в IX в. у восточных славян было несколько княжеств. Их точная территория, а также политический статус нам неизвестны.

Будучи сравнительно небольшими политическими объединениями, эти княжества часто не ладили друг с другом. Подвергались они и внешним нападениям: на севере в VIII—IX вв. набегам норманнов, на юге – аваров. Восточные источники сообщают о войнах с кочевыми мадьярскими племенами, которые около 30-х годов IX в. временно обосновались в южных степях (Ателькузу) между Днепром и Днестром. Наконец, восточным славянам приходилось иметь дело с крупнейшим в VII—IX вв. аполитическим объединением Восточной Европы Хазарским каганатом. Правда, эта держава с середины VIII в. стала терять свою силу. В связи с этим византийцы, до того противники хазар, в 837 г. построили по просьбе последних крепость Саркел (Белую Вежу) на Дону. В то же время русская летопись сообщает, что хазарам подчинялись некоторые восточнославянские племена, в том числе и самое сильное – поляне.

Внешняя опасность, таким образом, была одной из причин (хотя и не главной), способствовавших объединению восточнославянских племен и княжеств в единое государство. Процесс этот был длительным и можно определить лишь его отдельные, преимущественно последние, этапы. Наиболее крупными восточнославянскими объединениями IX в, были киевское и новгородское. Кроме легенды о Кие и его братьях, а также указаний на подчинение полян хазарам, в нашем распоряжении практически нет фактов о киевской истории до слияния этого центра с другим, расположенным в земле ильменских славян. Поздняя традиция указывает в качестве центра последних Новгород, но в IX в, этого города еще не было, зато само название позволяет утверждать, что там был какой-то другой, более старый центр. Очевидно, именно о нем говорят арабские источники, именуя его Славией, Во всяком случае, первоначально процесс объединения восточнославянских центров происходил при ведущей роли этих двух местных объединений. Поздняя летописная традиция отдает в одних случаях предпочтение Киеву, в других – Новгороду. Вероятно, это результат возникшего позже (в XII в.) соперничества между киевскими и новгородскими летописаниями.

Эрудированный арабский историк и географ IX в. ал-Йакуби, описывая восстание кавказского племени санаров (цанаров) против арабских властей в 50-х годах IX в., отмечал, что восставшие горцы обратились за помощью к трем государям: хазарскому кагану, византийскому императору и некоему «сахиб ас-сакалиба». В последнем есть определенные основания видеть киевского князя.

Согласно древнерусским летописям, инициатором объединения южно-русских и северорусских земель был новгородский князь Олег, который, спустившись по Днепру, овладел Киевом, убил княживших там Аскольда и Дира и остался в Киеве, сделав его центром своей державы. Объединение восточнославянских земель в процессе классообразования и зарождения государственности заняло в целом более столетия. Первоначальное же ядро Древнерусской державы складывалось вдоль одной из крупнейших торговых артерий Восточной Европы, именуемой «путем из варяг в греки». Он шел через землю ильменских славян и затем по Днепру через Смоленск, Киев и некоторые другие торговые центры, ставшие уже в IX (или X) в. городами, и связывал Балтику с Черным морем и Византией. Существовал и другой важный торговый путь из Балтики в страны Востока – по Волге и Каспию. Он отмечен восточными источниками, а также многочисленными находками кладов арабских дирхемов (серебряных монет), большая часть которых обнаруживается как раз в северных областях.

Древнерусские купцы хорошо знали этот путь. В 921—922 гг. в Булгаре на Волге их видел арабский путешественник Ибн Фадлан. Из более ранних арабских источников известен и другой путь, скорее всего из южных восточнославянских земель через хазарские владения на Северном Кавказе и переволоку на Волгу. Можно полагать, что в IX в. он был не менее важен, чем волжский. Путь по Волге, однако, проходил через места расселения разных поволжских народов, а также через земли Хазарского государства, через булгар. А вот «путь из варяг в греки» пролегал главным образом по восточнославянской территории и подчинение его киевскому князю было жизненной необходимостью в условиях, когда господствующий класс Руси только формировался. Ведь одним из источников его существования были военные походы против соседей и торговля с ними. Роль последней на раннем этапе существования Древнерусского государства, разумеется, нельзя преувеличивать, но ею нельзя и пренебрегать, тем более что раннеклассовые общества вообще были непрочны из-за слабости экономических связей.

КИЕВСКАЯ РУСЬ В Х – 20-х ГОДАХ XII В.

Историю Древнерусского государства можно разделить на три периода. Первый из них – это время довольно длительного «собирания» восточно-славянских земель. Он растянулся с 80-х годов IX в. почти до конца X, когда при Владимире I были окончательно присоединены радимичи и вятичи, а также Червонная Русь. Второй период – это время существования единого или относительно единого Киевского раннефеодального государства, приблизительно со времени Владимира I до 20-х годов XII в., когда оно окончательно распалось на независимые княжества. И, наконец, третий период – господство феодальной раздробленности – от 20-х годов XII в. до монгольских нашествий 30—40-х годов XIII в., соответствующий начальному этапу развитого феодализма.

После завершения дискуссий конца 20-х – начала 30-х годов в отечественной науке победила точка зрения Б.Д. Грекова, согласно которой отрицалось наличие у восточных славян рабовладельческой формации, время Киевской Руси считалось периодом генезиса феодализма. Эта точка зрения и теперь преобладает. Однако в наши дни ряд исследователей обратили внимание на необходимость изучения роли рабства в Древнерусском государстве, по крайней мере как уклада; с другой стороны, в отдельных работах без достаточных оснований даже утверждается, что Киевская Русь, по крайней мере на ранних этапах своего развития, была рабовладельческим обществом. Наконец, в трудах И.Я. Фроянова вообще отрицается классовый характер общества Киевской Руси, которое приравнивается к племенным объединениям типа военной демократии, что весьма спорно.

С точки зрения большинства советских историков, Древнерусское государство на первом этапе его развития можно рассматривать как типично раннеклассовое. По-видимому, основная часть населения состояла из свободных земледельцев, и каждая земля представляла систему сельских общин, которые, однако, все больше попадали под суверенитет складывающегося государства, постепенно втягиваясь в зависимость раннефеодального типа. Существовали и рабы (челядь, холопы). Из иностранных, особенно восточных, источников мы знаем, что из стран Восточной Европы, в том числе из славянских, в IX—X вв. вывозилось большое число рабов. При этом продавались они и в страны более экономически развитые, где их могли использовать в домашнем хозяйстве, в войске (в Багдадском и Кордовском халифатах) и т.д. Уже это показывает, что у самих восточных славян рабство не достигло большого развития. Во всяком случае, у нас нет данных о сколько-нибудь активном использовании рабского труда на Руси в сельскохозяйственном производстве, что опровергает теорию о рабовладельческом характере Древнерусского государства. В IX – первой половине X в. это было государственное объединение, непрерывно расширявшееся прежде всего за счет присоединения славянских, а позже и других земель. В одних случаях речь шла об утверждении власти Киева в землях, где некоторое время оставались и свои князья, ставшие зависимыми от Киева (например, у древлян). В других случаях славянские территории отторгались у соседних государств (например, страна вятичей у хазар).