Текст книги "История Европы. Том 2. Средневековая Европа"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 79 страниц)

В жизни феодального общества стран Центральной Европы к концу периода раннего средневековья наметилось скопление торгово-ремесленного населения на «подградьях», что превращало в известной мере уже на этом этапе административные центры раннефеодального государства в центры ремесла и торговли. Среди селившихся там людей немалый удельный вес принадлежал «служилому» населению, совмещавшему, по-видимому, производство нужных для потребностей господствующего класса изделий с производством их на продажу представителям иных слоев населения. Наряду с ними там жили и свободные ремесленники – выходцы из сельских общин, мелкие странствующие торговцы того же происхождения, наконец, служащие магнатов или правителей, продававшие на торге собранные для них продукты или изделия. Все эти люди разного правового статуса и материального положения находились под прямой юрисдикцией княжеской администрации. Особое положение занимали по размеру весьма небольшие и характерные лишь для самых крупных «градов» поселения иноземных купцов, участвовавших в далекой транзитной торговле на путях, ведущих с запада Европы на Восток. В Венгерском королевстве такими центрами были Эстергом, Пожонь (Братислава), Секешфехервар, в Польше – Познань, Краков, Вроцлав, Плоцк, в Чехии – Прага и Оломоуц.

Можно предполагать, что такой тип социальной организации раннефеодального общества наиболее полно был развит в Венгерском королевстве, но это может объясняться просто тем, что большая часть известных нам материалов относится к территории этого государства.

В условиях господства такого рода отношений классовая борьба принимала главным образом форму восстаний масс свободных общинников, вовлеченных в систему централизованной эксплуатации, против гнета государства и процесса феодализации, иногда – христианизации. Ярким выражением этой борьбы стали народные восстания в Польше в 1037—1038 гг., в Венгерском королевстве в 1046 г. под предводительством Ваты и в 1061 г., вождем которого был его сын Янош. Характерной чертой восстаний, приобретших общегосударственный размах, было то, что объектом особой ненависти восставших наряду с представителями государственной власти были члены христианского клира. Имели место не только убийства епископов и священников, но и (например, в Венгрии) демонстративное возвращение к языческим обрядам и обычаям. По-видимому, в сознании народных масс принятие новой религии ставилось в связь с теми изменениями, которые произошли в их положении с формированием раннефеодального государства. Не случайно, например, в Венгрии требовали истребления одновременно и священников, и сборщиков налогов. Здесь конфликт отличался остротой, так как становление новых отношений господства и подчинения шло в условиях перехода массы рядовых свободных венгров к земледелию и распада традиционной для кочевого общества военно-родовой организации. В моменты таких кризисов имели место и выступления невольников, которые убивали своих господ и вообще пытались воспользоваться положением, чтобы вернуть себе свободу.

Гораздо медленнее протекали социальные изменения в политических образованиях полабских славян (у сорбов, ободритов, лютичей, гаволян). Хотя по уровню развития производительных сил нолабские славяне, по крайней мере в VIII в., не отставали заметно от своих восточных и южных соседей и здесь определенно наметилось отделение слоя воинов (носивших у сорбов название «витязей») от основной массы свободных, нет никаких сведений о существовании сложившейся системы централизованной экплуатации основной массы населения или «служебной организации». Судя по более поздним данным, замедленно протекал процесс классообразования и у пастушеского населения прикарпатских владений Венгерского королевства.

ГОСУДАРСТВО И СОЦИАЛЬНЫЙ СТРОЙ (VI-XI вв.)

Ранние этапы формирования государства на территории Центральной Европы могут быть представлены лишь схематично, так как письменные источники очень неполны и отрывочны, а данные археологии не всегда могут быть однозначно интерпретированы.

Период VII—VIII вв. следует определить как период постепенного формирования племенных княжеств на базе ранее возникших племен или союзов племен. Вероятно, эти княжества уже можно рассматривать как первые, еще очень примитивные государственные организации. По данным каролингских анналов, в жизни этих сравнительно небольших социальных организмов большая роль принадлежала родоплеменной знати. Институт княжеской власти во многом зависел от племенных обычаев и традиций, на которые опиралось и могущество знати. Степень подчинения населения власти была сравнительно невелика.

Более крупные раннефеодальные государства складывались в ходе конфликтов между племенными княжествами, завершавшихся иногда насильственным объединением в обширное политическое целое. Одним из следствий этих конфликтов было дальнейшее разрушение традиционных племенных структур, уход со сцены родоплеменной знати как особого социального слоя, усиление княжеской власти, опиравшейся на дружину, ставшую ядром формирующегося господствующего класса.

Эти процессы сопровождались углублением социальной дифференциации (что видно отчетливо, в частности, по различиям погребального инвентаря) и созданием системы укрепленных «градов» (пришедших на смену центрам племенных княжеств) – ярко выраженных центров военно-административной власти. Уже это позволяет заключить, что в рамках крупного раннефеодального государства степень подчинения населения государственной власти должна была резко возрасти.

Хотя подобный тип развития был в данном регионе преобладающим, эти процессы не везде непрерывно эволюционировали в указанном направлении. Так, на землях полабских славян они довольно интенсивно развивались в VIII—IX вв., когда здесь сложился целый ряд племенных княжеств, но с X в. оказались заметно заторможенными. На землях ободритов, например, так и не произошло (вплоть до XI в.) объединения «племенных» княжеств в один более обширный политический организм. Это замедляло ослабление позиций родо-племенной знати и формирование новых политических и социальных структур. На землях же лютичей в X в. был вообще ликвидирован институт княжеской власти и наметилось возвращение к традициям эпохи военной демократии. Эти явления исследователи связывают с постоянным воздействием на полабских славян военно-политической экспансии сначала Восточно-Франкского королевства, а затем Германской империи в правление Оттонов. Необходимое в данных условиях всеобщее вооружение населения оказалось мощным препятствием на пути к завершению классообразования и формирования государственности. В дальнейшем самостоятельное развитие полабских славян было прервано завоеванием их земель немецкими феодалами.

Первым крупным политическим образованием в центральноевропейском регионе, обладавшим несомненными признаками раннефеодального государства, стала Великоморавская держава, охватившая уже в первой половине IX в. в правление князя Моймира I (ум. ок. 846 г.) значительную часть территории современной Чехословакии. В правление Моймира в 30-е годы IX в. мораване приняли христианство по католическому обряду из Баварии. При преемнике Моймира Ростиславе (846—870) Великоморавская держава сумела оказать серьезное сопротивление попыткам восточнофранкских королей подчинить ее своей власти. В связи с этим франкские анналы упоминают о построенных Ростиславом мощных крепостях, успешно выдержавших осаду франкских войск. Эти сведения подтверждены исследованиями археологов, которые раскрыли остатки каменных укреплений не только в столице государства, но и в ряде других его центров. Тогда же великоморавский правитель сумел распространить свое влияние на земли славянских племен в бассейне Влтавы и на сорбов, которые выступали вместе с Великой Моравией против восточнофранкских феодалов. Одновременно, стремясь сделать страну независимой от связанной с Каролингами баварской церкви, Ростислав обратился в Константинополь с просьбой прислать епископа. В Великую Моравию приехали создатели славянской письменности Кирилл и Мефодий; а в дальнейшем Великая Моравия превратилась в тот очаг, откуда славянская письменность распространилась в другие славянские страны. Используя противоречия между интересами франкской церкви и папства, Ростислав добился в конце своей жизни (869 г.) создания для Великой Моравии и соседних с ней славянских земель архиепископства, непосредственно подчиненного Риму, во главе которого стоял Мефодий.

Быстрый рост политического влияния и расширение границ Великоморавской державы имел место в правление племянника Ростислава – Святополка (870—894). В той или иной форме его власть распространилась не только на бассейн Влтавы и земли сорбов, но также на верховья Вислы и бассейн Тиссы. В войнах с Восточно-Франкским королевством он занял значительную часть территории Блатенского княжества. Военные походы сопровождались попытками создавать на землях славян-язычников христианские учреждения, подчиненные архиепископству Моравскому. Правда, это огромное политическое образование было весьма непрочным; перечисленные земли были связаны с Великой Моравией скорее всего лишь отношениями даннической зависимости, и большая их часть после смерти Святополка отпала от Великой Моравии. В конце IX в. Великоморавское государство распалось под напором переместившегося в бассейн Дуная из Восточной Европы союза мадьярских племен, однако за сравнительно короткий период его существования развитая материальная культура, идеология, формы социальной организации населения оказали сильное воздействие на обитателей соседних славянских территорий, способствуя их эволюции в сторону формирования государственности. Процессы эти завершились к концу X в. созданием Польского и Чешского раннефеодальных государств. Источники позволяют представить в полной мере лишь заключительный этап этого процесса (середина – вторая половина X в.), когда ликвидация последних «племенных» княжеств происходила в обстановке острого соперничества между чешскими и польскими правителями.

Первые шаги к образованию единого раннефеодального государства на территории позднейшей Чехии были предприняты в 80-е годы IX в., когда князь племени чехов Борживой из рода Пржемысловичей, принявший крещение на дворе Святополка, сумел при поддержке его стать главным среди племенных князей Чешской долины. Окончательное объединение племенных княжеств Чешской долины под властью чешских князей со столицей в Праге относится к правлению князя Болеслава I (935—972). К этому времени власть пражских правителей распространилась и на земли в районе Моравы – старое ядро Великоморавского государства, и на земли слензян и их соседей на Верхней Одре, земли лендзян и вислян на верхней Висле и даже на часть граничивших с последними объединений восточнославянских племен. Обширная держава была, однако, столь же непрочной по составу, как и Великоморавское государство.

Это обнаружилось, когда экспансия чешских князей столкнулась с экспансией политического центра, возникшего на землях племенного княжества полян и сумевшего к середине X в. подчинить себе ряд соседних территорий. В последних десятилетиях X в. развернулась острая борьба между князем полян Мешко I (ум. 992) и чешским князем Болеславом II (973—999), в результате которой чешские князья утратили власть над землями в бассейне верхней Одры, а в 90-е годы сын Мешко I Болеслав Храбрый (992—1025) овладел и землями вислян и лендзян.

В дальнейшем все эти земли прочно закрепились в составе нового государственного образования полян, охватывавшего всю территорию течений Вислы и Одры вплоть до земель поморян на севере и чешских земель на юге. От племени полян, к которому принадлежала княжеская династия, это государство уже на рубеже X—XI вв. получило общее название Polonia – Польша. Болеслав Храбрый пытался пойти дальше и подчинить своей власти и центр Чешского государства. Но здесь его политика столкнулась с сопротивлением уже сложившегося в Чехии господствующего класса и раннефеодального государства и не имела прочного успеха. Его владычество в Чехии продолжалось очень недолго. Моравия к началу 20-х годов XI в. тоже вернулась под власть чешских Пшемысловцев. Древнечешское государство окончательно сформировалось на территории Чешско-Моравского плоскогорья. Сложившиеся к этому времени территории Древнечешского и Древнепольского государств существенно не менялись вплоть до наступления феодальной раздробленности. В первой четверти XII в. с подчинением поморян власти польского князя Болеслава III Кривоустого территория Польского государства на севере расширилась, достигнув балтийского побережья. Однако лишь Восточное Поморье (земли на нижнем течении Вислы с центром в Гданьске) непосредственно вошло в состав польского государства, а верховенство над Западным Поморьем польским правителям с наступлением феодальной раздробленности сохранить не удалось, и оно превратилось в одно из княжеств германской Римской империи.

В Подунавье параллельно шло завершившееся в начале XI в. формирование раннефеодального Венгерского государства, примерно с теми же этапами, что и у западных славян, – от княжеств отдельных входивших в венгерский союз племен, к их интеграции в более обширное политическое целое. Спецификой этого процесса в Венгрии было, однако, взаимодействие в нем двух не только этнически, но и социально разных компонентов: массы кочевников – венгров, лишь постепенно переходившей к оседлости и к земледельческому, социально-дифференцированному обществу, и местного земледельческого, издавна оседлого славянского населения Великой Моравии или Блатенского княжества, уже хорошо знакомого с социальными отношениями раннефеодального общества. Социальные верхи славянского населения были, по-видимому, частично уничтожены, частично ассимилированы формирующимся венгерским господствующим классом, но сложившиеся здесь ранее социальные и государственные институты были в определенной мере освоены, использованы для своих нужд новой венгерской государственностью. Ряд исследователей объясняют этим то, что по основным параметрам социальной структуры и организации Венгерское раннефеодальное государство принципиально не отличалось от Чешского и Польского.

В первой половине X в. на землях, занятых мадьярами, в среднем течении Дуная, в бассейне Тиссы и на восток от нее сложились племенные княжества. Их правители формально признавали верховенство вождя «семи племен» Арпада и его потомков, но практически были вполне самостоятельными. Первая половина X в. была временем почти непрерывных набегов венгерской конницы на земли более богатых южных и главным образом западных соседей. Набеги охватывали огромную территорию, доходя до Испании. Они были ярким выражением неизжитых традиций жизни кочевого общества, их прекращение стало результатом не только эффективной обороны, организованной противниками, сумевшими нанести венгерскому войску серьезные поражения (например, в битве на р. Дех в 955 г., где соединенные войска венгерских князей были разбиты Оттоном I), но было связано с переходом вчерашних кочевников к ведению хозяйства нового типа, что создавало объективную основу для ломки характерных для кочевого общества структур и обычаев и создания государственной организации.

Образование Венгерского раннефеодального государства связано с деятельностью правителей из дома Арпадов Гейзы (972—997) и его сына Вайка (в крещении Стефана-Иштвана) (997—1038). Гейза, опираясь на союз с Баварией (откуда он пригласил христианских миссионеров и призвал отряды наемных рыцарей), сломил могущество родовой знати и заложил начало новой государственной организации в своих владениях к югу от среднего течения Дуная, в районе озера Балатон. Иштвану удалось не только еще более укрепить эту государственную организацию, но и распространить ее на новые районы – бассейн Тиссы и к востоку от нее, уничтожив на рубеже X—XI вв. существовавшие здесь племенные княжества. Тогда же, по-видимому, она распространилась на восточную часть бывших великоморавских владений к северу от Дуная, где к 20-м годам XI в. сложилась очень стабильная граница между Польским, Чешским и Венгерским государствами. Окончательному правовому оформлению Венгерской раннефеодальной монархии и определению ее места в семье европейских государств способствовало принятие Иштваном в 1001 г. королевского титула.

Процесс классообразования в среде восточнороманского этноса на территории этого государства протекал в условиях уже сложившегося феодального общества. По мере социального возвышения отдельных восточнороманских знатных родов происходила их мадьяризация. То же в значительной мере относится к входившим тем или иным образом в ряды господствующего класса лицам славянского происхождения.

Если племенные княжества могут быть охарактеризованы лишь самым общим образом, то о раннефеодальных государствах можно составить гораздо более конкретное представление. Государственная организация в странах Центральной Европы эпохи раннего феодализма опиралась на систему укрепленных «градов», являвшихся военно-административными центрами «тянувшей» к ним территории. Сюда стекались дани с окрестного населения, здесь вершился суд по делам, выходившим за пределы юрисдикции общинных судов, вблизи от «градов» под защитой «торгового мира» совершался торг, у «градов» располагалась и несла в них свои повинности значительная часть «служебного населения». Власть над «градами» и связанными с ними административными округами находилась в руках наместников (comes). Наместники руководили сбором и действиями военных сил при необходимости защиты территории или нарушениях порядка, организовывали обложение населения данями и службами, вершили суд (прежде всего по уголовным делам и делам о наследовании или отчуждении земли), наконец, их важной обязанностью была охрана «торгового мира». Они назначались и сменялись правителем, но, как правило, принадлежали к знатным родам, составлявшим элиту господствующего класса. Их могущество основывалось не столько на доходах с небольших земельных владений, сколько на том, что в пользу наместников шла часть (обычно 1/3) поступавших в «грады» даней с населения, судебных и торговых пошлин. Эти средства позволяли им не только вести соответствующий своему званию образ жизни, но и содержать собственные дружины, о существовании которых имеются определенные указания в источниках. Но прежде всего сила и могущество наместников определялось тем, что они могли опираться на размещенные в «градах» сильные отряды профессиональных воинов, входивших в княжескую дружину. Тесная связь дружины и князя сохранялась и после возникновения раннефеодальных государств и превращения дружины в ядро формирующегося господствующего класса.

Более конкретно представить положение дружины позволяет рассказ арабского путешественника Ибрагима ибн Йакуба (60-е годы X в.) о дружине польского князя Мешко I. По его словам, в дружине было 3 тыс. человек, составлявших отборную военную силу, превосходившую любые другие виды войска. «Дает он этим людям, – писал Ибрагим о Мешко I, – одежду, коней, оружие и все, в чем они только нуждаются». Князь также давал приданое дочерям дружинников, когда они выходили замуж. Арабский путешественник прямо указывает, что собиравшиеся Мешко дани шли главным образом на содержание этого войска. Потребности воинов обслуживало также «служилое» население. Таким образом, вся сумма даней и повинностей, лежавшая на зависимых людях, служила прежде всего всестороннему обеспечению дружины как военно-административной организации господствующего класса. Не вся дружина размещалась по «градам». Часть ее составляло непосредственное окружение правителя, которое сопровождало его во время регулярных объездов страны, участвуя также в потреблении собранных в «градах» продуктов.

Верхний слой дружины составляли молодые представители знатных родов, начинавшие свою карьеру при дворе правителя. К его ближайшему окружению принадлежали такие придворные чины, как конюший, стольник, ловчий, чашник. Осуществляя контроль и руководство соответствующими группами «служилого» населения (в ведении чашника находились, например, бортники, а ловчего – псари и охотники), они должны были заботиться о том, чтобы правителю и его окружению были постоянно обеспечены соответствующие «службы» и продукты. В условиях господства централизованных форм эксплуатации власть монарха была очень значительной и формально ничем не ограниченной. Однако князя и его дружину связывали своеобразные «договорные» отношения: дружинники должны были верно служить своему господину, а он вознаграждал их за службу пирами, дарами, должностями. Не случайно в наставлениях юным монархам (венгерского короля Иштвана, чешского хрониста Козьмы Пражского) подчеркивалось, что правитель должен относиться к своим советникам и воинам, как к членам собственной семьи.

К концу эпохи раннего средневековья сложилось в основных чертах разделение основной массы населения на два слоя – «воинов» (milites) и тяглого населения. Правда, к этому времени несение военной службы было еще обязанностью всего населения, но на тяглом населении лежала обязанность пешей службы (и то нерегулярной), а «воины» были постоянно готовы к войне и являлись настолько состоятельными, чтобы держать боевых коней и необходимое для конницы того времени тяжелое вооружение. Помимо правовых привилегий, отделявших «воинов» от рядовых «свободных» (о чем уже говорилось выше), отличительной чертой статуса первых было освобождение принадлежавших им наделов земли (в том числе с невольниками, если они имелись) от большей части даней и повинностей тяглого населения. Состав этого слоя, в тот период еще социально открытого, был, по-видимому, достаточно широким: наряду со знатью и княжеской дружиной в него вошли и определенное число свободных общинников, не приобщенных к системе государственной эксплуатации, а также группы населения, близкие по своему статусу к «служилым».

Однако для периода X—XI вв. еще нельзя определить всю совокупность «воинов» как сословие феодалов-землевладельцев. Еще в начале XII в. даже владения магнатов были весьма невелики по размерам, например, владения крупнейшего польского магната Петра Власта, полученные им от отца и деда, состояли из 7—9 деревень, 5 деревень упомянуты в завещании бездетного чешского магната Немоя. Социальные и имущественные различия между его отдельными слоями всецело определялись степенью их участия в системе государственной эксплуатации населения.

Духовное сословие как особая общественная группа со своими специфическими функциями появилось в раннефеодальных монархиях Центральной Европы сразу же с момента принятия ими христианства. Утверждение в этом регионе христианства было тесно связано с возникновением раннефеодальных монархий, нуждавшихся в монотеистической религии для освящения новых социальных отношений. Распространение христианства в Центральной Европе растянулось более чем на столетие; на его ход оказывало определенное воздействие церковно-политическое соперничество между Римом и Константинополем. В этом плане было весьма двойственным положение возглавляемого Мефодием моравского архиепископства: находясь под юрисдикцией Рима, Мефодий поддерживал добрые отношения с Константинополем. В его архиепископстве совершалось богослужение на славянском языке и развивалась славянская письменность, что резко выделяло моравскую церковь на фоне других церковных организаций католического мира. Мефодий крестил в начале 80-х годов IX в. князя чехов Борживоя, и одновременно на чешскую почву были перенесены великоморавские культурно-религиозные традиции.

В дальнейшем, однако, распространение христианства в Центральной Европе происходило при решающем воздействии двух факторов: вторжения венгров в Дунайскую низменность и падения Великоморавской державы. Земли, занятые западными славянами, оказались отрезанными от Балкан и от Византии, а усиление в X в. Германского королевства, превратившегося затем в империю, сделало вопрос об отношениях с ней важнейшим для западнославянских государств. Принятие христианства из Рима затрудняло для Германской империи экспансию против восточных соседей. Чешские земли с конца IX в. перешли под юрисдикцию регенсбургского епископства (Бавария), что означало утверждение их связи с католическим миром, хотя традиции славянской письменности, заимствованные из Великой Моравии, сохранялись здесь еще длительное время вплоть до конца XI в. Когда Мешко I польский в 965 г. принял христианство по католическому обряду из Чехии, женившись на дочери чешского князя Болеслава I, возникшая здесь церковь с самого начала оказалась в зависимости от Рима.

Иным было положение на землях, занятых мадьярами, где в равной мере ощущалось политическое влияние и Византии, и Германской империи. Некоторые из венгерских князей на землях, граничивших с Первым Болгарским царством, приняли крещение из Константинополя, и в 965 г. было создано венгерское епископство, подчиненное константинопольскому патриарху. С другой стороны, князь Гейза, владения которого граничили с Баварией, пригласил в 973 г. к себе миссионеров из этого немецкого княжества. Как указывалось выше, сын Гейзы Иштван одержал победу над другими венгерскими князьями, и это определило установление организационной связи венгерской церкви с Римом. Однако благодаря особенностям международного положения Венгрии, о которых говорилось выше, в XI – начале XII в. католическое вероисповедание венгерских правителей не мешало им терпимо относиться к православию на землях Венгерского королевства, где в это время существовал ряд православных монастырей (некоторые из них были основаны членами правящей династии).

Христианские епископства на землях полабских славян были образованы в 968 г. после их подчинения Германской империи. Поскольку в данном случае христианство было навязано извне, они почти перестали существовать после произошедшего в 80-х годах X в. грандиозного восстания полабских славян. Восстановление епископств в дальнейшем было так или иначе связано с подчинением полабских славян в XI—XII вв. власти немецких феодалов.

Сложившиеся раннефеодальные государства Центральной Европы, принимая христианство и определяя свое место в системе европейских государств, стремились к собственной, независимой церковной организации. Эту задачу в полном объеме удалось решить лишь Польше и Венгрии, где уже в самом начале XI в. были созданы свои церковные «провинции». Чешские же епископства вплоть до XIV в. подчинялись архиепископству майнцскому.

В период раннего феодализма положение церкви в странах Центральной Европы определялось ее всесторонней зависимостью от государственной власти. Как отмечалось выше, часть потребностей духовенства удовлетворялась за счет доходов с их земельных владений, но в период раннего средневековья большее значение имел иной источник доходов – передача различным церковным учреждениям определенной доли (часто – 1/10) судебных и торговых пошлин или вообще всех доходов, поступавших в «грады». Следует также учитывать, что в условиях упорного сопротивления населения христианизации духовенство могло существовать и укреплять свои позиции лишь в самом тесном сотрудничестве со светской властью. Никакой приходской организации, которая охватывала бы всю территорию страны и обеспечивала бы повседневное влияние духовенства на массу верующих, в раннефеодальную эпоху в регионе не существовало. Отдельные храмы, появлявшиеся в сельских владениях магнатов, служили прежде всего удовлетворению духовных потребностей самих магнатов и их окружения. Большая часть христианских храмов этого времени находилась в «градах» (отсюда польское их название «костел» – производное от латинского castellum) под непосредственной опекой представителей государственной администрации. Они же в этот период наказывали за нарушение христианских норм (например, в Польше за нарушение поста выбивали зубы), а штрафы делились между церковью и государственной казной. Следует добавить, что все церковные учреждения этого времени были основаны правителями, располагавшими широкими правами патроната над ними. Неудивительно, что при такой всесторонней зависимости от государства практически именно правитель назначал угодных ему людей на должности епископов и аббатов, а сами епископы прямо именовались «его» капелланами. Изменения в положении церкви, связанные со спорами из-за права на инвеституру, не затронули страны Центральной Европы.

С образованием в Центральной Европе трех крупных раннефеодальных монархий определилось и место региона в системе международных отношений того времени. Существовала одна проблема, общая для всех трех государств, – взаимоотношения с Германской, позднее «Римской империей», их главным соседом на Западе. Центральная Европа была постоянным объектом активной внешней политики германских императоров. Прежде всего они стремились сохранить здесь своего рода равновесие сил между Польшей, Чехией и Венгрией, не допуская усиления одного из этих королевств за счет соседей. Это было нужно для осуществления дальнейшей цели – вовлечения их в сферу политического влияния Империи.

Относительно Венгерского королевства такие попытки предпринимались лишь в 40—60-е годы XI в., когда императоры Генрих III и Генрих IV пытались посадить на венгерский трон своих ставленников – сначала Петра (1044—1047), а затем Соломона (1063—1074). Но попытки эти закончились провалом, и Венгерское королевство полностью сохранило свою самостоятельность. Отношения Польского государства с Империей были ознаменованы целым рядом конфликтов (от продолжительных войн XI в. до начала XII в.). Главный итог этих войн также оказался для Империи негативным: установить зависимость польских правителей от императора не удалось. Ленная присяга польского князя Болеслава Кривоустого императору Лотарю в Мерзебурге в 1135 г. оказалась эпизодом, не имевшим последствий.

Несколько иначе складывались взаимоотношения Империи с Чехией. Используя конфликты Пшемысловцев с соседями, правители Германской империи добились с начала XI в. установления ленной зависимости чешского князя от императора, после долгого перерыва эта практика возобновилась в конце столетия. Однако такая ленная зависимость сводилась, как правило, к утверждению избранного чешскими феодалами короля и не давала императору серьезных возможностей для вмешательства в чешские внутренние дела. В целом с внутренним ослаблением «Римской империи» в период спора из-за инвеституры опасность с ее стороны для центральноевропейских государств уменьшилась и стала опять возрастать лишь с вступлением Польши и Чехии в период феодальной раздробленности.