Текст книги "История Европы. Том 2. Средневековая Европа"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 79 страниц)

На юге Италии в собственном имении он основал «Виварий» – культурный центр, объединивший школу, мастерскую по переписке книг (скрипторий), библиотеку, ставшую образцом для других монастырских центров распространения знаний в раннем средневековье. В условиях интеллектуального господства церкви основатель «Вивария» придавал мирской мудрости легальный статус, видя в ней путь постижения вечной истины. «Наставления в науках божественных и человеческих», написанные Кассиодором в 60-х годах VI в., содержали образовательный минимум своего времени, в котором античное наследие перерабатывалось в соответствии с требованиями христианизировавшегося и варваризировавшегося мира.

На основании ныне утерянных 12 книг «Истории готов» Кассиодора гот или, возможно, алан Иордан написал в середине VI в. свою «Историю готов» или «Гетику». «История готов» Иордана была важным шагом на пути формирования самосознания народов, выходящих на арену европейской истории, и включала готов в историю всемирную, тем самым признавая значимость варварского мира для судеб человечества.

Представителем другой тенденции в раннесредневековой культуре Италии был Бенедикт Нурсийский, которого считают родоначальником монашества на Западе. Отшельник из Субиако в 529 г. основал монастырь Монтекассино, которому предстояло сыграть заметную роль в духовной жизни средневековья, как и «Правилам» (уставу монастырей), составленным Бенедиктом. Сам он не числил образованность среди главных христианских добродетелей, отказался от получения образования и считал его необязательным для христианина. Основание Монтекассино знаменовало то, что на смену античной школе познания и красноречия пришла школа служения и послушания Христу. Однако после смерти Бенедикта, не без влияния «Вивария» Кассиодора, бенедиктинские монастыри обзаводятся библиотеками и скрипториями и становятся культурными центрами раннего средневековья.

Для средневековья, когда основная масса населения была неграмотной, тем не менее характерно чрезвычайно почтительное, часто сакральное отношение к слову, книге. В значительной степени это объяснялось тем, что христианство, определявшее сознание общества, было религией «письма», «книжным учением». Латинский язык, латинская письменность и книжное дело сыграли важнейшую роль в преемственности античной и средневековой культур в Западной Европе. Латинский язык во взаимодействии с наречиями германских и кельтских народов стал основой развития европейских национальных языков, а латинский алфавит был воспринят и нероманизированными ранее народами.

Средневековая книга – это не просто вместилище знаний, средство хранения и передачи информации. Это, как правило, и произведение высокого искусства. Еще на заре средневековья, в VI—VII вв., на юге Италии, в Испании, Ирландии, Франции возникли мастерские по переписке книг – скриптории, в которых с большой любовью и старанием переписывались не только христианские тексты, но и сочинения древних поэтов и философов, учебники, энциклопедии, составившие фундамент средневековой образованности.

Книги, как правило, писались на пергаменте – специально выделанной телячьей коже. Листы пергамента сшивались с помощью крепких тонких веревок в книгу – кодекс и помещались в переплет из досок, обтянутых кожей, порой украшенный драгоценными камнями и металлом. Написанный текст (а средневековое письмо, несмотря на разность стилей, орнаментально и выразительно в художественном отношении) украшался рисованными цветными заглавными буквами – инициалами, заставками, а позже – великолепными миниатюрами.

Деятельность Боэция, Кассиодора и их просвещенных современников готовила фундамент для будущего подъема духовной жизни феодального общества. Однако на рубеже VI—VII вв. в Италии возобладала другая позиция, враждебная античной культуре. Наиболее последовательно ее отстаивал папа Григорий I, одним из ее проводников был Бенедикт Нурсийский. Общий упадок образованности, вызванный непрекращающимися войнами, сплошная неграмотность усилили негативное отношение к античному наследию, потребовали новых, форм мировоззренческого и социально-психологического воздействия. Широкое распространение получила агиография (жития святых), которая в наибольшей степени отвечала потребностям массового сознания того времени.

В конце VI – начале VII в. центр культурной жизни Западной Европы перемещается в Вестготскую Испанию. Варварские завоевания не носили здесь столь разрушительного характера, как в остальных районах Европы. При вестготах в Испании еще сохранились традиции римского образования, функционировали школы, имелись богатые библиотеки (в частности, в Севилье). Вестготские короли, стремившиеся к укреплению единства страны, выступали за преодоление в духовной сфере различий между готами и испано-римлянами. Идейным вдохновителем и главой культурного подъема, именуемого иногда «вестготским возрождением», стал Исидор Севильский (ок. 570—636) – первый энциклопедист средневековья. Главное его произведение – «Этимологии, или Начала» в 20 книгах. Это свод сохранившихся остатков античного знания: семи свободных искусств^[18], философии, медицины, минералогии, географии, химии, агрономии и т.д. Во времена Исидора более полное ознакомление с античным наследием практически уже было никому недоступно (в том числе и самому Севильцу). Многие сочинения древних авторов были безвозвратно утрачены или прочно забыты, потеряны навыки интеллектуального труда. В Западной Европе даже самые образованные люди редко имели представление о греческом языке (знание его сохранялось лишь в монастырях Ирландии), а латинский язык сильно варваризировался. Но для будущего была принципиально важна сама идея допущения античного наследия, языческой мудрости в мир христианской культуры.

Единство, систематизация и организация – вот те основания, на которых строит свои «Этимологии», – а шире – свою модель культуры Исидор Севильский. И если философ Боэций задает параметры схоластическому мышлению, Кассиодор вырабатывает практические принципы и пытается в жизни построить модель грядущей культуры, то Исидор наполняет уже очерченный интеллектуальный универсум конкретным содержанием, расцвечивая его теоретическую основу огромным разнообразием фактического материала. «Этимологии» стали образцом для многочисленных «Сумм», отразивших и сконцентрировавших в себе существо средневекового миропонимания. В конце VII – первой трети VIII в. энциклопедическую традицию продолжил англосаксонский монах Беда Достопочтенный (ок. 673—ок. 735).

Деятельность Боэция, Кассиодора, Исидора Севильского и их немногих просвещенных современников была связующим звеном между культурами гибнущего античного мира и нарождавшегося средневекового в условиях всеобщего упадка во всех сферах жизни общества и его варваризации. Каковы бы ни были разрушения культуры – ее вычеркнуть из исторической жизни нельзя, ее будет трудно возобновить, но никогда никакое разрушение не доведет до того, чтобы эта культура исчезла совершенно. В той или иной своей части, в тех или иных материальных остатках эта культура неустранима, трудности лишь будут в ее возобновлении. В конце V – середине VII в. был создан определенный фундамент для последующих подъемов в духовной жизни феодальной Европы, сопряженных со своеобразными формами обращения к античной культуре.

Вместе с тем не только античное наследие и христианство были слагаемыми раннесредневековой культуры. Еще одним важнейшим ее истоком была духовная жизнь варварских народов, их фольклор, искусство, обычаи, психология, особенности мировосприятия, художественные пристрастия и т.п. Элементы «варварского сознания» сохраняются на протяжении всего средневековья, культурный облик которого немало обязан им своим своеобразием.

Крайне скудные данные источников не позволяют воссоздать сколько-нибудь полную картину культурной жизни варварских племен, стоящих у истоков средневековой цивилизации Европы. Однако общепризнанно, что ко времени великого переселения народов, к первым векам средневековья относится начало складывания героического эпоса народов Западной и Северной Европы (древненемецкого, скандинавского, англосаксонского, ирландского), который заменял им историю. Варвары раннего средневековья принесли своеобразное видение и ощущение мира, исполненное еще первобытной мощи, питаемой родовыми связями человека и общности, к которой он принадлежал, воинственной энергии, характерного для родового строя чувства неотделенности от природы, нерасчлененности мира людей и мира богов, непонимание жесткой скрепленности причин и следствий и отсюда убежденность в возможности вещно-магического воздействия на все окружающее, что начало питать неутолимую жажду чуда при соприкосновении с христианством.

Необузданная и мрачноватая фантазия германцев и кельтов населяла леса, холмы и реки злыми карликами, чудовищами-оборотнями, драконами и феями. Боги – могучие чародеи, волшебники и люди – герои – вели постоянную борьбу со злыми силами. Эти представления нашли отражение и в причудливых орнаментах варварского «звериного» или «тератологического» (чудовищного) стиля, в которых фигуры животных утрачивали цельность и определенность, как бы «перетекая» одна в другую в произвольных комбинациях узора и превращаясь в своеобразные магические символы.

Боги варварской мифологии – это олицетворение не только природных, но уже и социальных сил. Глава германского пантеона Вотан (Один) – бог бури, вихря, но он и вождь-воитель, стоящий во главе небесного героического воинства. К нему в светлую Валгаллу устремляются души павших на поле брани германцев, чтобы быть принятыми в Вотанову дружину. Память о Вотане, несущемся по небу во главе своего воинства, и до сих пор сохранилась в поверьях о «дикой охоте» мертвецов.

Германцы принесли с собой и систему нравственных ценностей, вышедших еще из недр патриархально-родового общества с присущим ему особым значением идеалов верности, служения, воинского мужества, сакральным отношением к военному предводителю, признанием более высокой значимости общности, племени, чем индивидуальной жизни. Для психологического склада германцев, кельтов и других варваров была характерна открытая эмоциональность, несдерживаемая интенсивность в выражении чувств, сочетавшаяся с любовью к красочному ритуалу. Не случайно, например, Вотан был еще и богом бурных душевных движений человека – неистовства, гнева, экстатических психических сил.

При христианизации варваров их боги не умирали, как не умерли языческие греко-римские боги. Они трансформировались и слились с культами местных святых или пополнили ряды бесов. Так, например, архангел Михаил, «водитель небесного воинства», обрел черты и римского Меркурия, и германского Вотана, а покровительница Парижа св. Женевьева – германской богини Фреи. Новые храмы возводились на местах старых капищ и жертвенников. Эта традиция не иссякнет и в развитом средневековье. Так, собор Парижской богоматери будет воздвигнут на месте древнейшего кельтского святилища.

Варварам Христос представлялся, как и Вотан, верховным предводителем святых, могущественным королем небесного мира. Новая религия принимается упрощенно, грубо, как аналог земных отношений. Бог – суровый вождь, небесный король, установивший закон, который нельзя нарушать. Выход за рамки этого закона влечет за собой возмездие или необходимость выкупа, понимаемого буквально как материальное подношение или как покаяние и соответствующие содеянному греху наказания – епитимьи, которые кодифицируются так же конкретно и мелочно, как наказания за обычные проступки в варварских Правдах. Очень скоро с помощью выкупа становится возможным очищение от любого греха, это прочно входит в практику христианской церкви на Западе.

Мощи святых, их вещи, превращаются в предметы особого поклонения. Они наделяются чудесной силой, способной отгонять злых духов (как некогда языческие амулеты), исцелять от болезней, способствовать удаче в делах. Они проявляют свою силу и мистически, но через реальное, вещное соприкосновение. Отношение к ним «снижено» до того, что франкский историк Григорий Турский называет пыль с могилы Мартина Турского «небесным слабительным». А ведь Мартин Турский – наиболее почитаемый франками святой, плащ которого они как главную реликвию, дарующую победу, берут с собой в военные походы. Западное христианство под влиянием варваров в VI—VII вв. приобретает своеобразную «натуралистическую» интерпретацию, предельно «заземляется».

Нравственные нормы варваров сопрягаются с этическими идеалами христианства, обмирщая их и огрубляя. Пристрастие варваров к ритуалу, которому они придавали порой сакральную значимость, сливается со стремлением церкви совершенствовать литургию и соответствующими импульсами византийского влияния. Ритуал прочно входит не только в религиозную практику, но и закрепляется в бытии общества. Варварский элемент преобладал в духовной жизни Меровингского государства. Это нашло яркое отражение как в агиографической литературе, насыщенной стереотипами варварского сознания, так и в «Истории франков» Григория Турского (538—593) – крупнейшем памятнике меровингской эпохи. На первый взгляд безыскусное творение, но при более глубоком анализе «многослойное», это произведение воссоздает жестокую и правдивую картину становления новой государственности, пытающейся найти свой собственный, независимый от римской традиции путь, свидетельствует о формировании самосознания народа. При дворе Меровингов слагал свои хвалебные оды и стихи последний римский поэт Венанций Фортунат.

С конца VI в. Италия оказалась под властью лангобардов. Жестокие и грубые завоеватели довольно скоро попали под влияние еще сохранившейся, хотя и понесшей серьезный урон, римской культурной традиции. Запись лангобардских законов (эдикт Ротари) была сделана на латинском языке, который вскоре стал и языком письменной лангобардской литературы.

Виднейшим лангобардским писателем был историк Павел Диакон (ок. 720—799), чье творчество приходится уже на период после присоединения лангобардского королевства к государству франков. Некоторое время Павел Диакон находился при дворе Карла Великого, украшая его Академию. Возвратившись в Италию в аббатство Монтекассино, он создал свое самое значительное сочинение «Историю лангобардов».

В конце V – начале VII в. центры раннесредневековой учености складываются в Британии, пережившей вторую волну христианизации, которая была осуществлена с севера ирландскими, а с юга римскими и даже греческими миссионерами, принесшими сюда свой язык и византийскую образованность. В монастырях Линдисфарн, Джарроу, Кентербери возникают хорошо организованные монастырские школы, скриптории, библиотеки, что не замедлило дать результаты: учителя из Британии стали пользоваться общеевропейской известностью. На конец VI – первую треть VII в. приходится разнообразное творчество Беды Достопочтенного, создателя «Церковной истории англов», которая является наиболее совершенным образцом раннесредневековой историографии. Он также систематизировал школьные науки и написал трактаты по философии, теологии, орфографии, математике, астрономии, музыке и другим дисциплинам.

Второе десятилетие VIII в. начинается с завоевания арабами, Испании. Это событие имело далеко идущие последствия для Западной Европы и ее культуры. Противостояние исламскому миру и своеобразное взаимодействие с ним на несколько веков становятся важными факторами, влиявшими на развитие западноевропейской цивилизации. Через восемь десятилетий после смерти основателя ислама Мухаммеда Средиземноморье надолго разделилось на три культурных зоны – византийскую, арабскую и латинскую.

После завоевания арабами большей части Пиренейского полуострова здесь возникла одна из самых блестящих средневековых цивилизаций. Вместе с завоевателями на покоренную территорию (в Андалусию) проникли арабский язык и высоко развитая культура восточных областей Арабского халифата, соединение которых с сохранившимися и в период недолгого господства вестготов элементами античной традиции, а также с духовно насыщенной жизнью местного испано-романского населения, стали благодатной почвой для стремительного расцвета литературы, философии, архитектуры. Почти на восемь столетий мусульманская Испания становится посредником в культурном общении Востока и Западной и Южной Европы, передатчиком важных духовных и художественных импульсов, стимулировавших европейское средневековое мышление и искусство.

Андалусские города Кордова, Гранада, Севилья, Валенсия и другие славились не только великолепием и красотой своих дворцов, мечетей, парков, фонтанов, но и богатейшими библиотеками. Так, например, библиотека, собранная кордовским эмиром ал-Хакимом, состояла не менее чем из 400 тыс. томов, а поиски рукописей для нее велись специальными библиографами во всем мусульманском мире. В прекрасно организованные учебные заведения Андалусии устремлялись жаждущие приобщиться к передовой науке того времени учащиеся из разных стран мусульманского Востока и христианской Европы.

В VIII—X вв. главным культурным центром была Кордова, столица правителей мусульманской Испании. Здесь были созданы стихи эмира Абд ар-Рахмана I «Пришельца» (755—788), самобытного поэта, творчество которого окрашено трагизмом. Взаимодействие арабской поэтики с местными испано-романскими песенными традициями увенчалось рождением строфической поэзии (мувашшаха).

Зирйаб (ум. 857), выходец из Персии, обогатил и поэзию, и музыкальное искусство. Он основал в Кордове консерваторию, усовершенствовал некоторые музыкальные инструменты. Зирйаб оказал огромное влияние на быт андалусской знати, с его именем связывают распространение в Испании утонченной арабской кухни, изысканного придворного этикета, даже появление «календаря мод». Своеобразной антологией арабской поэзии и культуры было «Ожерелье» Ибн Абд Раббихи (890—940).

Несмотря на различие религий, между мусульманской Испанией и христианской Испанией существовали постоянные не только хозяйственные, политические, династические, но и культурные связи. Об этом свидетельствуют обоюдные лингвистические, литературные, художественные заимствования. Даже самые суровые поборники Реконкисты, такие, как, например, легендарный Сид или граф Санчо Кастильский, отчасти «арабизировались» в быту.

Мусульманская Испания поддерживала отношения с Византией, между ними осуществлялся постоянный обмен посольствами. Влияние византийских мастеров прослеживается в декоративной технике некоторых архитектурных памятников Кордовы того времени.

После почти полуторастолетнего «распыления» и упадка культурных сил Запада, когда они были сосредоточены более всего по его окраинам – в Испании (до арабского завоевания), в Ирландии и Британии, а в центральных областях Западной Европы и в Италии культурная жизнь почти замерла, сохранившись в немногих монастырских центрах, – происходит их консолидация в государстве Карла Великого (742—814). Этот подъем духовной жизни получил название «каролингского возрождения».

Культурные устремления Карла были частью его общей политики, «устроения земного мира», которое, как он считал, входило в обязанности государя Священной империи, получившего свою власть от всевышнего. Латинский язык, бывший до того языком церкви, становится и средством государственного объединения. Каролингская Европа вновь обращается к классическому наследию, в школах наряду с отцами церкви начинают изучать древних авторов, совершенствуется преподавание классических дисциплин тривиума и квадривиума.

Центром образованности была придворная Академия в Аахене, столице государства. Сюда стекались наиболее образованные люди тогдашней Европы. Деятели «каролингского возрождения» брали себе имена знаменитых античных авторов – Гомера, Горация и др. Сам Карл, правда, именовался Давидом, т.е. именем того библейского царя, от которого якобы вел свою родословную Иисус Христос. Но даже этот, казалось бы, малозначащий факт выглядит символичным. При искреннем стремлении питаться от источников древней мудрости главенствующее начало в «каролингском возрождении» все-таки принадлежит христианству. И не случайно, имея «собственных Гомера и Горация», Карл больше всего сокрушается, что у него нет «двенадцати Августинов и Иеронимов». Реформы в культурной сфере были начаты с сопоставления различных списков Библии и установления ее единого канонического текста для всей страны. Св. Писание, таким образом, признавалось основой идейной и культурной жизни, всей образованности в государстве. Тогда же осуществляется реформа литургии, ее очищение от местных наслоений, приведение к единообразию, соответствующему римскому образцу. Монастыри реорганизуются в соответствии с бенедиктинским уставом, составляется «единый» сборник проповедей.

Культурные реформы император проводил в союзе с церковью. Они были частью его общей политики, направленной на укрепление государства. Оживление духовной жизни было в определенной мере вдохновлено сверху, но очевидно и то, что реформаторские устремления государя совпали с глубинными процессами, происходившими в обществе. Это и обеспечило действенность и плодотворность (хотя и кратковременную) начинаний верховной власти в области культуры.

Главной идеей «каролингского возрождения» все же было создание единой христианской культуры, хотя и не сугубо церковной, а включающей довольно широко и светские элементы. Об этом свидетельствует весь быт двора Карла Великого, далекого от аскетизма, открытого мирским удовольствиям и устремлениям.

Для выполнения просветительских целей Карл привлек образованнейших людей тогдашней Европы. К его двору собрались учителя из Италии, Ирландии, Британии, Испании, воспитавшие затем и ученых из франко-германской среды.

Крупнейшим деятелем «каролингского возрождения» был Алкуин. Выходец из британской Нортумбрии, он стал главой Ахенской Академии, советником императора в делах культуры, школы и церкви. Он развивал идеи широкого народного образования, в том числе и для мирян, которые нашли отражение в постановлениях Карла Великого. В 796 г. Алкуин основал знаменитую школу в монастыре св. Мартина в Туре, с 801 г. возглавил ее. Большинство сочинений Алкуина написаны в педагогических целях. Он придавал значение разнообразию методов обучения и форм изложения материала, использовал загадки и отгадки, простые парафразы и сложные иносказания. Среди его учеников были многие выдающиеся деятели «каролингского возрождения».

Прибывший из Испании просвещенный писатель и поэт Теодульф соединил в себе тяготение к размышлениям над сложнейшими теологическими проблемами, талант стихотворца и иронию насмешника. В его стихах мы встречаем метко написанные портреты императора, его двора, современников поэта.

При дворе Карла расцветает жанр историографии. Его придворный биограф Эйнхард, прозванный «человечком» за свой маленький рост, показал себя большим писателем, своеобразный стиль которого отличался лаконизмом и убедительностью; в нем слышатся отголоски римской исторической биографии. Его «Жизнеописание Карла Великого» стало «классикой жанра» в средние века. Вместе с тем оно особенно ценно свидетельствами очевидца, свежестью чувств и впечатлений.

Блестящий, ироничный, светский, несмотря на сан аббата, Ангильберт описал деяния Карла в исторических поэмах. Его сын и внук Карла Великого Нитхард продолжил эту традицию при дворе Людовика Благочестивого, создав сочинение, являвшееся своеобразным опытом политической истории.

Эстафету Алкуина принял его ученик Рабан Мавр, незаурядный знаток латинского языка, неплохой стилист и отличный педагог, оставивший множество сочинений по различным вопросам. Ему, в свою очередь, «духовно наследовал» Валафрид Страбон, прекрасный поэт, родоначальник ряда ведущих жанров литературы средних веков, и в частности, существенно усовершенствовавший агиографическую повесть.

Карл Великий стремился объединить в своих руках светскую и духовную власть. Его культурная политика подкрепляла силу франкского меча и убедительность королевских капитуляриев христовой верой, латинским языком, унификацией образования и мышления. Он попытался сделать образование доступным для значительной части населения через разветвленную сеть приходских школ.

При нем также было развернуто строительство дворцов и храмов, которые подражали византийским образцам и несли на себе отпечаток стилистической неустойчивости.

До настоящего времени сохранилась только капелла в Аахене, построенная на рубеже VIII—IX вв.

Значительный интерес представляет книжная миниатюра каролингского периода, очень разнообразная по стилю, напоминающая эллинистическую традицию (Аахенское Евангелие), эмоционально насыщенная, выполненная почти в экспрессионистской манере (Евангелие Эбо), легкая и прозрачная (Утрехтская псалтырь).

После смерти Карла Великого вдохновлявшееся им культурное движение быстро идет на спад, закрываются школы, постепенно угасают светские тенденции, культура снова сосредоточивается в монастырях. Основным занятием ученых монахов было, однако, не изучение и переписка античной литературы, а богословие, поглощавшее скромные интеллектуальные устремления эпохи, концентрировавшиеся в основном на двух проблемах: о причащении и предопределении.

На фоне борьбы вокруг них развернулась трагическая история Годескалька, смелого экспериментатора в области литературной формы, развивавшего учение Августина в духе «двойного предопределения» людей богом: одних к спасению, а других к вечному осуждению.

Особняком в интеллектуальной жизни IX в. стоит ирландский философ Скот Эриугена (ок. 810—ок. 877), один из крупнейших мыслителей средневековья. В 827 г. Людовик Благочестивый (814—840) получил от византийского посольства в подарок сочинение Дионисия Ареопагита «О небесных иерархиях». Примерно тогда же возникла версия о тождестве греческого философа с наиболее почитаемым во Франции святым Дионисием. Эриугена сделал перевод этого сложнейшего сочинения, философская глубина которого потрясла его, оставив неизгладимый отпечаток в его собственных духовных исканиях и творчестве. Он изучал также комментировавших Ареопагита византийских мыслителей Максима Исповедника и Григория Нисского. С переводом Ареопагита связан один из интереснейших моментов интеллектуальной жизни раннего средневековья, первая дискуссия о задачах и характере перевода, развернувшаяся между Эриугеной и итальянским эрудитом Анастасием Библиотекарем. В ней ирландец выступил как сторонник максимально близкой к оригиналу передаче текста подлинника, в то время как Анастасий отдавал предпочтение переводу-интерпретации.

Грандиозная собственная философская система Эриугены, учившего о космосе и природе, пребывающих в боге, и о боге, растворяющемся в мировом разнообразии, являющем себя через заключенные в Логосе и осуществляемые духом вечные первичные причины, приводила к выводам пантеистического и даже еретического характера, что, однако, не было понято его современниками, очень далекими от столь тонких и глубоких философских умозрений.

IX в. дал весьма интересные образцы монастырской религиозной поэзии, однако литература того времени не ограничивается ею. Светская линия представлена «историческими поэмами» и «славословиями» в честь королей, дружинной поэзией. В это время были сделаны первые записи германского фольклора и его переложения на латинский язык. Латинизированные версии впоследствии послужили основой составленного на латинском языке германского эпоса «Вальтарий». Во многом это было следствием взаимодействия ученой и народной, фольклорной культуры, которое имело место в монастырях, школах и скрипториях, куда попадали представители крестьянства, народных низов. К середине IX в. относится создание поэтессой Дуодой, графиней Септиманской, «Наставительной книги в стихах», адресованной ее сыну, в которой с трогательной непосредственностью излиты материнские чувства и заботы.

Своеобразным откликом на потребности массового сознания эпохи было распространение такой литературы, как жития святых и видения. Они несут на себе отпечаток народного сознания, присущего ему образного строя, системы представлений. В конце IX в. на латинском языке были составлены сборники народных легенд, ставшие излюбленным чтением людей средневековья.

Во второй половине IX в., при короле Альфреде Великом (ок. 849—ок. 900), усиливается англосаксонское государство. Его консолидация была связана с идейным и культурным подъемом, развитием школ и просвещения. Король создал при своем дворе некоторое подобие Академии Карла Великого, хотя и более скромное по масштабам и результатам деятельности. Большое внимание уделялось записи древней поэзии англосаксов на родном языке. Сам король, как утверждает традиция, перевел на древнеанглийский язык «Утешение» Боэция и «Историю» Беды с целью более широкого распространения этих трудов среди его подданных.

В конце раннего средневековья в ирландских монастырях переписывали и хранили не только произведения отцов церкви и античных авторов, но и древние кельтские саги – народные эпические сказания, насыщенные яркими, прекрасными образами народного сознания, богатейшей мифологической и сказочной фантастикой. Любимый герой древнего ирландского эпоса – богатырь Кухулин, могучий, храбрый и самоотверженный, заплативший за собственное благородство своей жизнью. С ирландской народной эпической литературой перекликаются валлийские сказания, которым в еще большей степени присуща изощренная сказочность, стихийность приключений. В V в., когда Британию завоевывают англосаксы, начинает складываться устный эпический цикл о легендарном короле Артуре. Этому циклу предстояло сыграть исключительную роль в дальнейшем развитии средневековой культуры Западной Европы. Ирландия и Британия дали древнейшие образцы так называемой дружинной поэзии, носителями древнейшей лирической поэтической традиции были барды. Примерно к 1000 г. относится запись сложившейся в устной традиции, как считают, в VIII в. англосаксонской эпической поэмы «Беовульф». Героем ее является молодой воин из народа гаутов (Южная Швеция), совершающий подвиги, побеждающий в жестокой схватке в стране данов великана Гренделя. Эти фантастические приключения разворачиваются на реальном историческом фоне, отражающем процесс феодализации у народов Северной Европы.

Скандинавия оставалась языческой почти до X в., и затем христианизация этой части Европы, как и общее развитие культуры, осуществлялось медленно. Германские племена, осевшие в Скандинавии, еще в IX—X вв. поклонялись общегерманскому пантеону богов, главой которого был Вотан (Один). У них имелись зачатки письменности – руны, имевшие и магическое значение. Политический подъем скандинавских народов, связанный с походами викингов, сопровождается и крупными позитивными сдвигами в духовной жизни скандинавов. Возрастает число рунических надписей, на смену общегерманскому 24-буквенному алфавиту пришел 16-буквенный – младшие руны, которые теперь использовались и для записей светского характера.