Текст книги "Игра с отчаянием (СИ)"

Автор книги: Ruby Battler

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 65 страниц)

Ёшики вздрогнул и, будто опомнившись, резко отпрянул от острого лезвия. Тау засмеялась. Ёшики прикусил губу и сжал кулаки, злясь из-за собственного бессилия и борясь с желанием расплакаться. Не перед этой садисткой, которой только того и надо. Он напряжённо молчал. Тогда слово взяла Тау. Легко вскочив на плоскую сторону лезвия, будто в изящном танце, кукла протянула руку к лицу растерянного Ёшики и, потрепав его по щеке, внезапно ласково произнесла:

– Да, ваша принцесса мертва. Рыцарь не справился со своей задачей её защитить. Но, – она ухмыльнулась, вскинув правый краешек губ, – шут сегодня милостив, и я готова предоставить вам шанс исправить ошибку. Я могу отправить вас, Кишинума-сан, в измерение, где с ней ещё ничего не случилось.

– Если я убью кого-то? – невесело усмехнулся Ёшики.

Кукла растянула губы в улыбке.

– Какой вы догадливый, Кишинума-сан! Как насчёт лимита в семьдесят два часа? Достаточно, чтобы придумать хороший план, способный выдержать натиск ваших “умных” одноклассников. Что ж, – Тау соскочила на пол и издевательски ухмыльнулась, – время пошло. Уж постарайтесь, Хулиган-сан, если хотите вновь обрести статус рыцаря.

Ёшики несколько секунд стоял в растерянности. Затем он раздражённо скрипул зубами и поспешил вон из этой проклятой комнаты.

***

С того злополучного дня исследования тайного хода Минато не оставляло неприятное ощущение тянущей тревоги. Ему так и не удалось дочитать дневник, но и того, что он успел прочесть, было достаточно, чтобы посеять в нём семя отчаяния.

Он заметил это не сразу; сначала он рассказал о результатах вылазки товарищам, выслушал упрёки по поводу своих действий от Марибель. Минато понимал, что его объяснения недостаточно для открытия хода, потому что кнопку сложно найти, не зная её точного расположения, так что за безопасность горе-исследователей он был спокоен. На какое-то время он и думать забыл о содержимом дневника. День прошёл как обычно вплоть до отхода ко сну. Вот тут-то со всей силой в голове вспыхнули проклятые строчки. Едва они возникли на периферии сознания, Минато больше не смог думать ни о чём другом. Слова Эношимы Джунко глубоко въелись в память, отпечатались на задней стороне век, выжглись на сердце. Её незримый призрак будто говорил с Минато. Картинки, описанные в дневнике, с живостью представали перед его глазами, стоило лишь сомкнуть веки. Минато осознал, что, если оставить всё как есть, он поддастся отчаянию этой странной девушки.

Вот только вместо того, чтобы обсудить это с кем-нибудь, Минато наоборот замкнулся в себе. Он чувствовал, что это неправильно, но поделать с собой ничего не мог. Мысль о том, чтобы банально поговорить с Ёшики или Марибель, вызывала у него отторжение. Ему будто вмиг опротивели все люди на свете. Умом Минато понимал, что объективных причин для этого нет, но тут же словно слышал женский голос, говорящий: “Люди, не принимающие отчаяния, не стоят внимания”. И, раздираемый противоречиями, Минато просто уходил от проблемы, пока не в силах придумать достойного решения.

И всё-таки поддаваться отчаянию Минато не собирался. Пусть он пока временно оградился от товарищей, Супер Повелитель персон надеялся как можно скорее вырваться из болота уныния. В качестве метода борьбы со сложившейся ситуацией он избрал старую добрую музыку.

Вновь Минато стал брать с собой повсюду свой плеер, немного покрывшийся пылью от долгого лежания без дела. Теперь было сложно увидеть Супер Повелителя персон без его верных наушников. Музыка произвела на него благотворное действие: он стал чувствовать себя спокойнее, перестал дёргаться из-за каждого шороха и заглушил воспоминания о дневнике громкими звуками любимых мелодий. Можно сказать, Минато взял перерыв от активной спасательной деятельности.

В тот день Минато сидел в столовой, погрузившись в мир звуков, но не забыв осторожность – в конце концов, идея убийства всё ещё могла быть довольно заманчивой для кого-то. Минато сидел лицом к двери столовой и внимательно наблюдал за входом, готовый в любой момент встретить потенциального преступника.

Тот не заставил себя слишком долго ждать. Не прошло и пятнадцати минут с того момента, как Минато пришёл в столовую, когда на её пороге появилась знакомая фигура одноклассницы. В приветствии слегка кивнув головой, Хицугири Хитаги прошла мимо Супер Повелителя персон прямиком к чайнику. “Всё-таки так странно видеть её в одиночестве…” – подумал Минато и, проводив её взглядом, тут же вернулся к своему прежнему занятию – спокойному сидению на месте и поеданию кексов.

Вот только он не мог сидеть как прежде в присутствии Хитаги. Уж слишком часто Минато ловил на себе её странные взгляды. За то время, что кипел чайник, она по крайней мере пять раз успела скосить на него задумчивые печальные глаза. Минато некоторое время ломал над этим голову. В итоге он не выдержал. Выключив плеер и достав наушник из уха, он одновременно с щелчком чайника поинтересовался у Хитаги:

– Ты что-то хотела, Хицугири-сан?

Хитаги вздрогнула, а затем смущённо опустила глаза. Минато терпеливо ждал ответа. Наконец, она нерешительно взглянула на него и медленно кивнула.

– Пожалуй, – согласилась Хитаги. – Я просто подумала… – Она некоторое время молчала, словно собираясь с мыслями, а затем скрестила руки на груди и с горькой усмешкой произнесла: – Наверное, здорово иметь при себе постоянный источник музыки. Мой сейчас слишком подавлен для музицирования. Даже немного завидую вам, Арисато-сан.

Минато понял, что последним предложением она подразумевала не только зависть к возможности слушать музыку – скорее, она имела в виду его взаимоотношения с другими людьми. Хитаги, в последнее время потерявшей всех своих компаньонов, должно быть действительно одиноко. Минато вдруг охватил порыв поддержать её, и он, обводя руками стол перед собой, предложил:

– Кстати, не хочешь составить компанию?

Хитаги удивлённо моргнула, но затем с ухмылкой кивнула. Пока она заваривала чай уже двум людям, Минато наблюдал за ней и думал, почему он не сторонится общества этой девушки. Наконец, когда она поставила напротив него чашку и сама села за столик, он пришёл к выводу: в отличие от его предыдущей компании, Хитаги не казалась кем-то близким. Всё их общение сводилось к обмену мнениями на суде или общем собрании. Пожалуй, сегодня вообще был первый раз, когда они решили просто побеседовать за чашечкой чая. Хитаги осознавала это ничуть не хуже него, так что чувствовала определённую неловкость.

Некоторое время они просто молчали, не зная, как лучше завязать разговор. И когда Хитаги начала думать, что это импровизированное чаепитие пройдёт в тишине, Минато неожиданно для неё прямо спросил:

– Ты чувствуешь себя одиноко?

Хитаги вздрогнула и подняла на него глаза: Супер Повелитель персон смотрел куда-то в сторону, словно не решаясь взглянуть на собеседницу, на его лице было серьёзное сосредоточенное выражение. Хитаги замялась. Она совсем не привыкла откровенно говорить с кем-то о своих чувствах, так что растерялась, не уверенная, стоит ли ей отвечать. Её глаза забегали, она не знала, на чём остановить взгляд. Минато терпеливо ждал, косясь на неё. Наконец, Хитаги смущённо посмотрела на него, опустила глаза в стол, сделала глубокий вдох и призналась:

– Да. – Она сделала паузу, а затем нерешительно продолжила: – В итоге я чувствую себя покинутой и даже преданной. Возможно, это и не совсем справедливо, но я просто не знаю, что теперь и думать. У меня больше не осталось никого, с кем я могла бы обсудить свои проблемы, с кем я могла бы просто беззаботно поболтать. Я уже вообще не понимаю, что мне делать. Я вообще ничего не понимаю, – с тяжёлым вздохом заключила она и провела по лицу ладонями.

С каждым словом Хитаги говорила всё уверенней, будто ей нужно было преодолеть лишь трудный первый шаг, чтобы излить душу. Слова лились потоком, явно не раз прокрученные в голове. Минато с пониманием выслушал её откровение, не встревая и не перебивая. Убедившись, что она закончила, он выждал пару секунд, чтобы она смогла добавить что-то, если вдруг забыла это сказать, а затем с усталой улыбкой проговорил:

– Мне знакома часть твоих переживаний. Я чувствовал что-то подобное после смерти Санады-семпая. – На мгновенье пальцы, держащие чашку, чуть дрогнули. Тряхнув головой, Минато продолжил: – Возможно, тебе покажется это слегка неправдоподобным – в конце концов, меня пытались поддержать Хан-сан и Кишинума – но тогда мне тоже казалось, что я остался совсем один. Они просто не могли достучаться до меня.

Хитаги задумчиво провела пальцем по краешку чашки.

– Терять близких всегда сложно… – проговорила она и со вздохом прикрыла глаза. Затем она чуть улыбнулась и заметила: – Вот только что-то мне подсказывает, Арисато-сан, что вы уж точно не останетесь один. – Хитаги взглянула на Минато из-под полуопущенных ресниц и, заметив на его лице лёгкое недоумение, пояснила: – Я не могу объяснить этого, но мне кажется, что вы именно тот человек, к которому тянутся другие. Хан-сан, Кишинума-сан… Да даже я в какой-то степени. – Взгляд Хитаги стал совершенно серьёзным. – Сомневаюсь, что я бы так разоткровенничалась, будь на вашем месте кто-то другой.

– Но разве тебе просто не захотелось перед кем-нибудь выговориться? А я всего лишь первым подвернулся под руку… – Минато усмехнулся.

– Не в этом дело, – задумчиво нахмурилась Хитаги. – Скорее, я бы сказала… вы просто по какой-то причине кажетесь надёжным человеком.

– Получается, я стою твоего доверия? – с улыбкой спросил Минато и подался вперёд. Этот диалог слегка поднял его настроение.

Хитаги вдруг удивлённо захлопала глазами и склонила голову набок. Казалось, что-то вызвало у неё недоумение. Несколько секунд она растерянно смотрела на Минато, а затем криво усмехнулась. Приняв нормальное положение, Хитаги взяла в руку чашку и с горькой ироничностью произнесла:

– Доверие? К сожалению, такая роскошь мне недоступна.

Затем она быстро допила чай, словно желая закончить разговор, торопливо поблагодарила Минато за компанию и поспешила в сторону выхода.

Минато ничего не сказал. Он проводил её задумчивым взглядом. В его голове промелькнула мысль: “Если все думают так же, то есть ли у нас шанс противостоять отчаянию?..” И тут же насмешливый женский голос ответил: “Ни единого”.

***

Дэймон бесцельно блуждал по коридорам уже несколько часов. Он не мог точно сказать, сколько именно так ходит, но чувствовал, что ночное объявление должно прозвучать с минуты на минуту. Вот только парень совсем не торопился в свою комнату. С тех пор, как Хитаги узнала, что он всё это время ей лгал, Дэймон больше не знал, куда ему податься. Усугубила ситуацию и история с Марти. Супер Мечник был вынужден признать, что за всё это время успел в какой-то степени привязаться к барабанщику и привыкнуть к его обществу. “Возможно, я бы даже назвал его товарищем…” – нехотя думал Дэймон, прохаживаясь по коридору.

Помимо переживаний по поводу Хитаги теперь появилась ещё одна проблема: каждый раз, когда Дэймон думал о Марти, перед глазами мечника невольно возникал образ барабанщика, каким он видел его в последний раз. Дэймона пугали те безнадёжность и смирение, которыми была пронизана каждая черта Марти тогда. Супер Мечник точно знал, что никогда не забудет этих пустых безжизненных глаз ещё не мёртвого человека, который сдался, потеряв смысл жить. Пожалуй, именно этот образ станет его наиболее жутким ночным кошмаром… после покинутого жизнью тела самого дорогого существа в мире.

Дэймон остановился посреди коридора первого этажа и невольно положил руку на сердце, почувствовав щемящую боль в груди. В этот момент послышалось ночное объявление. Дэймон хмыкнул, на его лице возникла гримаса отвращения, вызванная голосом Тау. Едва этот звук затих, в коридоре повисла благотворная тишина. Дэймон с удовольствием вслушался в её безмятежную беззвучность. Внезапно его чуткий слух уловил омерзительные нотки знакомого голоса, раздающиеся в стороне спортзала. Мечник неприязненно скривился. Несомненно, голос принадлежал Тау. “Не хватало только встретиться с ней”, – недовольно подумал Дэймон. Он хотел было уже идти в противоположном направлении, тем более, что настало время возвращаться в свою комнату, как вдруг осознал, что, помимо голоса Тау, он слышит ещё один. И диалог куклы с его обладателем не сулил ничего хорошего. “Оставаться в стороне теперь равносильно преступлению”, – сказал сам себе Дэймон и поспешил к спортзалу.

В паре метров от помещения он замедлил шаг и, крадучись дойдя до неплотно сомкнутых дверей, остановился. Затаив дыхание, Супер Мечник вслушался в разговор.

А в спортзале Тау ликовала. Она радостно прыгала на месте и хлопала в ладоши, с счастливым смехом повторяя:

– Я скоро стану ведьмой! Я стану ведьмой, и мне больше не придётся торчать в этом унылом тесном мире!

Её собеседница неприязненно поморщилась, наблюдая за её радостью. Фурудо Эрике совсем не нравилось то, что ей приходится делать. Она чувствовала себя девочкой на побегушках. “Передать владелице мира, что ей заинтересовалась сама Великая Ведьма Сената, леди Бернкастель? Это работа курьера, а не Детектива!” – с отвращением думала Эрика. Само поручение унижало её достоинство. Эрика не сомневалась, что жестокая госпожа с наслаждением наблюдает, как её фигура играет столь жалкую роль – в конце концов, Фредерика Бернкастель любит мучить свои игрушки. А самой Эрике только и оставалось, что наблюдать, как какая-то кукла радуется тому, что на неё обратила внимание такая могущественная ведьма.

– А это совсем-совсем точно? – наивно хлопая глазами, спросила Тау, заложив руки за спину и заглядывая в лицо Эрике.

Эрика раздражённо щёлкнула языком: хорошее настроение куклы её бесило, ровно как и факт, что госпожа пожелала взять в свои подопечные это отродье. Думая о последнем, Эрика просто сгорала от ревности: ей совершенно не хотелось делить место фигуры госпожи с Тау. “Радует лишь то, что она пока ещё не знает всей прелести быть использованной, и поэтому так рвётся к госпоже!” – злорадствовала детектив, стараясь себя успокоить.

Но ни одной из этих мыслей Эрика вслух не высказала. Вместо этого она изобразила на своём лице радушную улыбку и произнесла:

– Конечно! Госпожа уже некоторое время наблюдает за вами и получает удовольствие от ваших жестоких историй, так что она решила поощрить вас за доставленные приятные эмоции.

Тау самоуверенно усмехнулась и склонила голову набок.

– Вам она, наверное, давно-о говорила что-то подобное, да, Фурудо-сан? – не смогла не съехидничать она.

Эрика вздрогнула и яростно скрипнула зубами. “Как эта стерва смеет!.. – подумала было она, но тут же старательно отогнала от себя подобные мысли. – Нет. В конце концов, сейчас я на её территории”. И всё-таки доля раздражения осталась: в своём замечании Тау попала в точку. Эрика могла лишь раздосадованно отвернуться, чувствуя себя оскорблённой. А Тау злорадно улыбалась, довольная удавшимся подколом и открывающимися перед ней перспективами. Она развернулась на пятках и стала мерить помещение шагами.

– Ладно, ещё одно-два убийства – и можно сворачивать лавочку, чтобы отправляться в лучший мир! – довольно заявила кукла.

Эрика лишь усмехнулась. Мир с регулярными убийствами её вполне устраивал, и она была не прочь побыть здесь ещё немного.

А вот подслушивающему всё это Дэймону, притаившемуся за дверями, их диалог вовсе не оставил приятных впечатлений. Побледнев, он вслушивался в разговор и в ужасе представлял, что сможет сделать Тау, если станет ведьмой. Перед ней откроется огромное могущество и множество способов реализовать весь свой садизм. “Она и так-то причинила столько бед, а что будет тогда… – лихорадочно думал мечник, зажав рот рукой и старательно подавляя дрожь. – Тогда мы упустим последний шанс с ней расправиться! Нет, нельзя этого допустить!” – твёрдо решил он и поспешил прочь, подальше от этого проклятого места.

Он и не догадывался, что в этот момент Эрика задумчиво скосила глаза на двери спортзала…

***

Марибель в последний раз опасливо, воровски оглянулась и осторожно притворила за собой дверь собственной комнаты. Только оказавшись в своей “крепости” Супер Мечтательница могла вздохнуть спокойно, не опасаясь, что её поймают. После того, что она сделала, она чувствовала себя слегка виноватой, но потребность была сильнее её, и Марибель сдалась.

Девушка присела на край кровати и дрожащими от волнения руками отвязала от ноги книгу. Несмотря на уговоры Минато и его убедительные доводы, Марибель всё-таки не сдержалась и забрала дневник Ренко из шкафчика в раздевалке к себе в комнату. “Я верну его утром”, – пообещала себе она. Она просто не могла не сделать этого; не могла отказать себе в возможности ещё разок прочитать изложенные мелким почерком мысли подруги, воплощённую в бумаге частичку Усами Ренко. Марибель до сих пор не смирилась с тем, что её больше нет.

Перечитывая записи об их совместных приключениях, Супер Мечтательница словно возвращалась в счастливое прошлое, полное паранормальных историй и безумных теорий. Марибель почти физически ощущала присутствие Ренко рядом. Закрывая глаза, она видела её держащую ручку кисть, проворно двигающуюся при записи очередной любопытной детали; слышала её учащённое от волнения дыхание, задумчивое хмыканье, раздражённое цоканье, разочарованные вздохи; чувствовала тепло её тела, привычную гамму запахов, всегда шлейфом сопутствующих подруге – кажется, среди них были книжный запах и аромат каких-то трав.

Марибель нехотя открыла глаза и, захлопнув лежащую на коленях книгу, отложила её на прикроватную тумбочку. Некоторое время она просто сидела на постели и невидящим взглядом смотрела в одну точку. Она не плакала – её глаза были совершенно сухи. Наконец, Марибель с тяжёлым вздохом произнесла в пустоту:

– Ты совершенно напрасно так сильно переживала за меня, Ренко. Здесь всё ещё есть хорошие люди.

Конечно же, ей никто не ответил: Марибель была в комнате совсем одна. И всё-таки она продолжила с горькой усмешкой:

– Но всё же тебя здесь не хватает. Ты ведь так хотела исследовать это место сама… Но не волнуйся, я сделаю это для тебя.

Плечи Марибель сами собой дрогнули. Она запрокинула голову назад и опёрлась руками на кровать за спиной. Теперь перед её глазами был потолок.

– Хотя… Знаешь, на самом деле в последнее время всё не так хорошо. Например, Арисато-сан – я не рассказывала, как он мне помог? – уже несколько дней ведёт себя как-то странно. Наверное, на него сильно повлияло то, что он увидел в том дневнике… Да и остальные не лучше: все замкнулись в себе, ходят особняком… Кстати… – Марибель вздрогнула, вспомнив какую-то важную вещь, и, торопливо повернувшись к “журналу путешествий”, воскликнула: – Я ведь ещё не рассказала тебе всех новостей!

Она забралась на кровать с ногами и, устроившись поудобнее, принялась за рассказ. Она говорила обо всём, что произошло после смерти Ренко, словно пересказывая все события, которые подруга с тех пор пропустила. Марибель не забыла ни одной важной подробности. Она будто делилась новостями с человеком, который вернулся домой из долгой поездки. Марибель говорила долго. В какой-то момент ей и правда начало казаться, что Ренко сидит здесь, напротив, и с интересом слушает рассказ. Супер Мечтательница предугадывала её вопросы и уверенно отвечала.

– … Кстати, как-то я проходила мимо музыкальный комнаты, – говорила Марибель, – и там было не закрыто. В то время там репетировал Флай-сан, и я остановилась послушать. Он пел, и чем дольше я вслушивалась в слова песни, тем больше мне казалось, что она написана про меня. – Марибель вздрогнула и натянуто засмеялась. – Сначала мне стало очень жутко… А потом я подумала о… Да, да! – Она подскочила, будто услышав какой-то интересный комментарий, и взволнованно заёрзала на месте. – Возможно, наш мир пересекается с миром Флая-сана! Я вспомнила твою теорию о том, что события книг могут существовать на самом деле в других мирах, а рассказы – их воплощения. Может, ты рановато её отбросила? Что скажешь, Ренко?

В комнате ненадолго повисла тишина. Дневник лежал на прежнем месте. Марибель улыбнулась и, будто получив ответ, снова заговорила.

Девушка продолжала вести диалог с воображаемым собеседником.

***

Дверь распахнулась, и в комнату буквально ввалилась Хитаги. Тяжело дыша, она предоставила свою безопасность автоматическому замку, мысленно благодаря Тау за установку такой приятной технической мелочи и избавление от трудности возиться с ключом, а сама неуверенными шагами кое-как побрела к кровати. Одного взгляда хватало, чтобы понять, насколько Супер Азартный игрок не в порядке: она была бледна, как смерть, дышала отрывисто, её трясло, лоб покрылся испариной, мутные глаза не могли ни на чём сфокусироваться.

Хитаги почувствовала себя нехорошо за ужином. Всё началось с боли в уже привычном месте, которая, впрочем, отпустила довольно быстро, взамен оставив тошноту и раскалывающую черепную коробку головную боль. С трудом сообразив, что в таком состоянии нужно идти в свою комнату, Хитаги кое-как поднялась с места, дрожащими руками оперевшись на стол, и, пошатываясь, пошла к себе. На столе осталась тарелка лапши, на две трети нетронутая.

Хитаги шла, опираясь на стену, с трудом волоча подкашивающиеся ноги. В паре метров от кровати её колени задрожали уж слишком сильно, и она не удержала равновесия. В последний момент Хитаги успела зацепиться за стену, что и спасло её от жалкого падения, заменив его сползанием на пол по стенке. Хитаги завалилась на бок и мученически огляделась. Иных опций, кроме как доползти до кровати, у неё не было. Тогда она собрала последние силы и проползла эти пару метров, в нынешнем состоянии показавшиеся ей километровым марафоном. Наконец, она с трудом залезла на постель.

Тут только Хитаги позволила себе сделать всё, что она так хотела: укутаться одеялом с головой, сжаться в комок, обнять себя руками и тихонько заплакать. Она чувствовала себя как никогда беззащитной. В больную, раскалывающуюся голову лезли какие-то дурацкие мысли, перемешивающиеся с совершенно детскими мольбами о помощи. Хитаги даже не вспомнила о том, что нужно раздеться, разве что туфли она сбросила где-то по дороге, но даже в одежде и под неожиданно тяжёлым одеялом её бил дикий озноб. Она не знала, как спастись от этого холода, поэтому лишь куталась сильнее. При этом всё её тело покрыл пот; если бы кто-то коснулся её кожи, он бы с удивлением осознал, что она вся горит. Внутри Хитаги мёрзла, но это никак не отражалось на её теле – словно её сознание существовало отдельно от туловища.

Хитаги молилась, чтобы заснуть и избавиться от всех этих мучений, но она лишь периодически проваливалась в забытье, лишь чтобы при пробуждении ещё явственнее ощутить всю ничтожность своего положения. В полудрёме к ней являлись разные образы, знакомые и неизвестные.

Первым она видела Дэймона; он долго извинялся перед ней и умолял простить его. Затем она видела Марти, который страдал в одиночестве и которому она никак не могла помочь, отчего ей было очень больно, и она проснулась с плачем. Дальше были какие-то смутно знакомые девушки: серьёзная беловолосая леди в элегантном бело-зелёном платье с резкими чертами лица и печальной, даже будто немного виноватой улыбкой на тонких губах; маленькая девочка с блестящими большими глазами ярко-зелёного цвета и звонким смехом, играющая своими золотыми волосами, настолько длинными, что, наверное, их хватило бы, чтобы обернуть всё её тело дважды, как кокон; задумчивая девочка-подросток, самозабвенно рисующая какую-то картину и совершенно не обращающая внимание на краску, измазавшую её щёку, густые каштановые волосы чуть ниже плеч и синий комбинезон; уже знакомая балерина, вид которой вызвал у Хитаги вполне справедливую напряжённость; облачённая в голубое монахиня, по плечам которой из-под головного убора спускались две розовые косички.

Последними к ней явились два расплывчатых образа, которые, как она ни старалась, она не смогла разглядеть. Они стояли за её спиной по разные стороны и говорили с ней. Хитаги явственно запомнила их голоса. “Я всегда буду с тобой”, – нежно произнесла девушка с низким, немного мальчишеским голосом, стоящая справа. “Тебе не сбежать от меня!” – смеялась левая, в чьём голосе сквозили высокие насмешливые нотки, отдающие оттенком безумия. Хитаги старалась вырваться от неё, тянулась к свету, исходящему от изумрудного силуэта, но тщетно: путы пугающей девушки держали крепко.

После этого сна Хитаги пробудилась. Она резко распахнула глаза – болезнь как рукой сняло. Хитаги несколько секунд лежала неподвижно, прислушиваясь к собственным ощущениям, и, наконец, убедилась: тошнота, холод и боль исчезли. Она осторожно высунула голову из-под одеяла, а затем села в кровати и полностью отбросила его. В конечностях чувствовалась слабость. Хитаги осмотрела себя и, взглянув на левую ногу, всё ещё не до конца соображая, отметила: “Где-то порвала колготки…” И действительно: в районе икры на чёрной поверхности колготок тянулась белёсая полоска.

С тяжёлым вздохом Хитаги поднялась с кровати и пошла к креслу: ей хотелось спать, но одежда стала мешать, так что она решила сменить наряд на что-то более удобное. Но на полпути её внимание неожиданно привлёк предмет, которого точно не было в комнате, когда она вернулась сюда после ужина. Хитаги резко остановилась и взглянула в сторону выхода: на полу, под дверью, лежал листок белой бумаги. Хитаги заинтересованно подошла к нему и, нагнувшись, аккуратно взяла лист в руки. Как она и предполагала, им оказалось письмо. Отправитель был также очевиден ещё с первой строки, так что Хитаги сначала не стала особо вчитываться в послание, лишь пробежавшись по строчкам глазами. Но когда она дошла до последней, всё резко изменилось.

Сначала Хитаги в растерянности оцепенела, не зная, как это понимать; затем она нахмурилась; потом на её лице появилось выражение осознания. Она резко побледнела, её руки, держащие лист бумаги, задрожали, и Хитаги торопливо перечитала письмо, уже внимательнее вникая в смысл слов. Едва она закончила, письмо выскользнуло из её рук, и она, зажав рот руками, в ужасе затряслась. “Боже мой… – думала она. – Что же я наделала… Надо срочно, срочно извиниться! Чёрт, какая же я дура!” – мысленно выругалась она и резко сорвалась с места, забыв о слабости и усталости.

Хитаги торопливо принялась открывать дверь и, едва ей это удалось, выскочила из комнаты, чтобы тут же рвануть к двери напротив. Она с силой надавила на звонок, ругая себя всеми возможными словами. Её охватило лихорадочное оживление. Ей было плевать, сколько сейчас времени: дело не терпело отлагательств. В голове прокручивались строки письма:

“Дорогая Хина!

В первую очередь, мне бы хотелось перед тобой за всё извиниться. Пожалуйста, не выбрасывай это письмо сразу же, а хотя бы дочитай до конца – большего мне и не надо. Мне бы хотелось рассказать тебе всю правду. Ты ведь этого хотела, так? Я же больше не в силах лгать. Мне просто надоело”.

Хитаги звонила уже несколько минут подряд, не отрывая пальца от кнопки, но ответа не последовало. Тогда она выругалась уже вслух и рывком развернулась, чтобы поискать хозяина где-нибудь в здании. “Ну почему тебе понадобилось запропаститься именно сейчас?!” – нетерпеливо думала она, нервно кусая губы.

Хитаги начала с шага, но почти сразу сорвалась на бег, полная тревоги.

“Для начала, я извинюсь за ложь. Да, у тебя на самом деле никогда не было и просто никаким образом не может быть братьев. Мне бы очень, очень хотелось рассказать тебе всю правду, но меня связал уговор. И это вторая причина, по которой я чувствую свою вину перед тобой: я косвенно причастен к твоей потере памяти. Если бы не моё бездействие, Роза бы не смогла претворить свой план в жизнь. Она считает, что ты бы разболтала всё, останься ты со своими воспоминаниями. Да, твоё мнение насчёт неё было совершенно справедливым”.

Хитаги оббегала весь первый этаж, но так и не нашла того, кого искала. “Да где же ты?!” – в панике думала она, предполагая наихудший исход, и, тяжело дыша, направилась на исследование остальных этажей. Она всё ещё не теряла надежды – по крайней мере, старалась.

“К тому же, я хочу извиниться за своё поведение уже здесь. Ты знаешь (хоть и, скорее всего, ещё этого не помнишь), что ты самое дорогое для меня в этом мире. И, когда ты очнулась здесь, растерянная и напуганная, к моему стыду, ты показалась мне очень милой и беззащитной. И… В общем, мне понравилось то, как ты от меня зависишь. Но в какой-то момент я осознал, что пытаться оградить тебя от общения с такими людьми, как Марти и Эрика, совершенно бессмысленно. Да и делать тебя “правильной” глупо. В конце концов, я люблю тебя именно такой, какая ты есть на самом деле. В общем, прости меня за мой эгоизм”.

Нет.

Его нигде нет.

Она обыскала уже четыре этажа, и до сих пор не напала на след нужного человека. Хитаги всё больше и больше охватывала паника, близкая к истерике. Она уже не в состоянии была нормально соображать, ведомая лишь одной мыслью: “Найти, во что бы то ни стало!” И она упорно продолжала искать. Исследовать каждый уголок очередного помещения, надеясь увидеть уже привычный облик родного человека. Надеясь без лишних слов обнять его, забыть о напрасных подозрениях, лишь бы он был рядом. “Пожалуйста, пусть твоё чутьё ошибётся!” – молила она, чувствуя, что вот-вот расплачется.

“Почему я пишу тебе именно сейчас? Наверное, это из-за моего предчувствия. Понимаешь, сегодня мне весь день кажется, что со мной должно случиться что-то плохое. Может, я даже стану следующей жертвой… Короче, я не мог оставить всё так, как есть. Мне нужно было излить душу, и вот настал подходящий момент. Надеюсь, я просто ошибаюсь. Извини, если причиняю тебе лишнее беспокойство”.

Хитаги вся взмыленная добежала до лестницы на крышу. Её ноги подкашивались, когда она поднималась к двери. “Пожалуйста, пожалуйста…” – мысленно повторяла она, стараясь привести в порядок дыхание. Наконец, она подошла к двери и дрожащими руками взялась за ручку. “Умоляю…” – слабо прошептала она и, зажмурившись, резко распахнула дверь.

В лицо ударила волна холодного ветра, но Хитаги мужественно выстояла и осторожно раскрыла один глаз. На улице стояла метель, так что сложно было разглядеть что-то даже на расстоянии вытянутой руки. И всё же Хитаги заметила подозрительное тёмное пятно в углу крыши. Она открыла уже оба глаза и неверными шагами медленно приблизилась к нему. Ей мешали глубокие сугробы, колючие снежинки, летящие в лицо, тяжёлый воздух, которым было невозможно дышать, но она упрямо шла вперёд. Она была тут в последний раз в день смерти Супер Боксёра, и в её сердце теплилась смутная надежда, что “пятно” появилось за то время, что она не посещала этого места.