Текст книги "Игра с отчаянием (СИ)"

Автор книги: Ruby Battler

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 65 страниц)

Робин тяжело вздохнул и, сняв очки, устало потёр переносицу.

– Я расставил пункты в порядке убывания приоритетности, а ты всё равно придрался именно к ним. Забавно. – Он усмехнулся, но в его глазах не было ни капли веселья. – Но спасибо, что хотя бы заговорил. А то я уже начал забывать, как звучит голос моего младшего сына…

Марти раздражённо щёлкнул языком и ещё дальше отвернулся. А Робин выпрямился и продолжил:

– Но я позвал тебя сюда не совсем ради того, чтобы отчитывать. Скорее, я бы хотел разобраться в причинах твоего поведения и убедиться, верны ли мои догадки.

Марти невольно напрягся. Эти слова означали именно то, чего он опасался: его отец будет “копаться” в его голове. “Как же я это ненавижу!” – подумал он и нервно облизнул губы.

– Итак, пожалуй, начнём. – Робин сцепил руки в замок на столе и приступил к высказыванию предположений. – Зачем же тебе постоянно находиться вне дома? Очевидно, потому что тебе здесь не нравится. Но почему? Подростковый бунт? Нет, это слишком поверхностное объяснение. Ненависть к собственным родителям? Но мы никогда тебя ни в чём не ограничивали, всегда прислушивались к тебе и твоим желаниям. Вспомнить только ту историю с барабанными установками, которые ты так хотел и которые мы подарили тебе даже несмотря на… сложившуюся ситуацию, – он не смог сохранить самообладание, и на этих словах его голос дрогнул. Затем он тряхнул головой и продолжил: – Да и ты ни разу не проявлял намёков на ненависть. Обиды, досаду, недовольство – бывало, но не полноценная ненависть. Скорее, периодические негативные эмоции, нормальные для любых человеческих взаимоотношений. Тогда что же? Почему ты бегаешь от собственного родного дома, как от огня? Ответ прост: ты боишься, – спокойно заключил он.

Таких обвинений Марти не выдержал и, резко повернувшись, торопливо возразил:

– Н-ничего я не боюсь!

И тут-то он осознал, что попался в ловушку: его отец снисходительно-ласково улыбнулся и мягко поинтересовался:

– Не боишься? Тогда почему так упорно убегаешь?

– Да не убегаю я! – упрямился Марти, чувствуя, что всё сильнее увязает в трясине собственных заблуждений. – Мне просто весело в этой компании, вот и всё. Или ты имеешь что-то против моих друзей? – с вызовом поинтересовался он.

Марти не хотел в этом признаваться даже самому себе, но в глубине души он прекрасно осознавал, какую чушь мелет. В школе он всеми силами старался найти себе занятие на вторую половину дня, с ужасом думая о том, что придётся возвращаться домой. Именно поэтому он с радостью принимал любое предложение коллектива, даже если с моральной точки зрения оно не всегда казалось ему правильным. Репетиции на ударных в школьной группе, сомнительные вечеринки с дешёвым алкоголем, подозрительные вылазки, ночные прогулки по городу, сон у какого-нибудь знакомого – всё это успел испробовать Мартин Фебфлауэр за последние два года. И чем дальше, тем хуже и… ниже.

Робин покачал головой и в очередной раз вздохнул.

– Интересно, действительно ли ты веришь, что они твои друзья, а не просто компания для кутежей, или понимаешь, как заблуждаешься? – пробормотал он.

Марти прекрасно его услышал, но предпочёл вернуться к тактике упрямого молчания. Робин понял это и возвёл глаза к потолку.

– До чего же ты упрямый, прямо как Инь… – сокрушённо вздохнул он и, зажмурившись, вновь потёр переносицу. Затем он взглянул прямо на сына и поинтересовался: – Скажи, Марти, ты хоть чуть-чуть испытываешь угрызения совести? Просто интересно.

– За что же? – криво усмехнулся Марти, нагло посмотрев на отца в ответ.

– Ну-у… – Робин скрестил руки на груди и в наигранной озадаченности вскинул одну бровь. – Может, потому что таким безжалостным образом убиваешь нервные клетки своих родителей. Нет, конечно, со смертью своих я уже давно смирился, но вот Сати… – В его глазах появился жёсткий огонёк, а в голосе – сталь. – Ты вообще думаешь, какую боль ей причиняет твоё поведение? Если бы это действовало лишь на меня, я бы был готов принять любые издевательства от тебя, но когда дело касается моих дорогих людей, я не могу простить измывательства над ними, даже если источник – один из них.

Робин невольно сжал зубы, чтобы не сорвать гнев на сыне, и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Отношение Марти его действительно раздражало: он видел, как страдает из-за этого его жена, мать его детей, и ничего не мог с этим поделать. Максимум, что он мог сейчас сделать, это поговорить с самим Марти, но он сильно сомневался, что это даст какие-нибудь плоды. И всё же сидеть сложа руки и смотреть, как любимая женщина убивается из-за того, что двое её детей находятся в странной коме с низкими шансами пробуждения, а третий своими руками гробит свою жизнь, Робин Фебфлауэр не собирался. Именно поэтому он продолжал давить на Марти, надеясь пробудить у того хоть немного совести.

– Марти… – тихо продолжил он, опустив голову. – Пожалуйста, просто постарайся не убегать от проблем, а хоть попытаться предпринять что-нибудь для их решения. Я думаю, Уилл и Рэм были бы со мной согласны…

– Какая жалость, что перед тобой сейчас не Уилл, а всего лишь я, да?! – вдруг язвительно поинтересовался Марти.

Робин даже опешил и поднял на сына глаза: тот смотрел на него с исказившимся от гнева лицом, весь дрожа из-за ярости. Видя недоумение отца, Марти жестоко улыбнулся и, медленно поднявшись с места, спросил:

– Чего ты так удивлён? Неужели, думал, что я не вижу, кто у вас фаворит?

– Марти… – пролепетал ошарашенный Робин, но Марти вновь перебил его.

– Что? Что?! Я всегда осознавал, что я в этой семье третий лишний! С Уиллом и Рэм у вас всегда было полное взаимопонимание, потому что они так на вас похожи, а я вышел какой-то дефектный… Что, скажешь, не так? А может, всё-таки признаешь, что моё рождение было ошибкой, и сойдёмся на этом? Разве нет?!

Марти ударил обеими ладонями по столу и с разъярённым выражением лица уставился на отца, ожидая ответа. Робин просто не знал, что и сказать. Однажды Марти уже говорил ему, что чувствует себя менее окружённым вниманием, чем брат с сестрой, но он не думал, что эта эмоция перерастёт у него в нечто подобное. Робин опустил голову и с виноватым видом тихо проговорил:

– Так вот, насколько ужасно ты себя чувствовал? Прости, если у тебя сложилось такое впечатление. Правда, мне очень жаль. Ты не ошибся в том, что Уилла и Рэм мы с мамой понимали лучше – мы ведь все довольно домашние люди, а тебе постоянно нужна свобода. И мы действительно старались дать тебе свободу. Кажется, нам удалось это плохо, раз с твоей стороны это выглядело как безразличие…

Марти выслушал его и раздражённо хмыкнул.

– Это уже не важно, – резко оборвал он. – В конце концов, менять что-либо уже поздно. Ваш идеальный сын сейчас в коме, и никто пока не может это исправить, а что до дефектного… Ну, думаю, вы прекрасно проживёте без меня, – холодно заявил он и безжалостно улыбнулся. – А теперь, если ты позволишь, прощай!

Марти, наконец, оттолкнулся от стола и махнул рукой, словно на прощание, а затем, не слушая возражений, просто вышел, хлопнув дверью. Робин проводил сына полным боли взглядом. Несколько секунд он просто молча смотрел на дверь, а затем с тяжёлым вздохом отъехал на своём офисном кресле, чтобы открыть правый верхний ящик стола. Внутри не было ничего, кроме двух фотографий. Обе из них изображали счастливую пору его собственной жизни с семьёй. Вот только на левой он был запечатлён ребёнком вместе с сестрой и родителями, а на правой – уже с женой и своими детьми. И на обеих было по два человека, которых он потерял – то, что он больше не увидит своих детей, он уже чувствовал. Робин с сожалением взглянул на снимки, особенно долго задержавшись на левой фотографии.

– Я обещал, что буду относиться ко всем своим детям одинаково, но в итоге повторил твои ошибки… папа. – Он горько усмехнулся. – Жаль, что мне не удалось что-то исправить. Теперь и вправду всё бессмысленно.

С этими словами он поддел ногтем двойное дно ящика, чтобы достать оттуда предмет, который он как раз хранил для таких случаев…

Марти большими шагами пересекал коридор в направлении выхода, который был уже в зоне досягаемости, и хотел было открыть дверь, когда услышал из-за спины короткий громкий звук. Он остановился, как вкопанный, осознав, что является его источником. Всё его раздражение и бравада мигом улетучились, уступив место дурному предчувствию и подступающему к сердцу липкому страху. “Нет, быть этого не может… – в ужасе думал Марти, ощущая, как внутри у него всё холодеет. – Это просто похожий звук, ничего более… Это грохот с улицы, да? Да же?” Не в силах выдержать это ноющее чувство тревоги, Марти несколько раз сжал и разжал кулаки, а затем резко развернулся на сто восемьдесят градусов и сорвался с места, побежав к двери, из которой он пару минут назад вышел. “Пожалуйста, пусть мне показалось! Я согласен выглядеть идиотом, только пусть…” – в панике думал Марти, чувствуя подступающие к горлу слёзы.

Он распахнул дверь резко, без предупреждения. И то, что он за ней увидел, подтвердило его худшие опасения.

На столе, лицом вниз, лежал его отец. Вот только он делал это явно не ради простого отдыха: в его правой руке был зажат пистолет, а на гладкой поверхности стола, среди бумаг и писчих принадлежностей, растекалась быстро увеличивающаяся лужа крови. Кровавые брызги и красные ошмётки были и много где справа от стола: на мягком кресле, на стене, на небольшой части окна.

Марти не раз прежде слышал этот звук на тренировках Рэм по стрельбе – звук выстрела из пистолета. И теперь этот звук забрал с собой жизнь его отца.

Марти задрожал всем телом. Его охватил ужас и запоздалое раскаяние. “Ведь это именно я довёл его… Своими словами, я довёл папу…” – лихорадочно думал он, в то время как по щекам уже текли слёзы. Его зрачки сузились. Марти не отрывал отчаянного взгляда от трупа отца. Ему было тяжело стоять, поэтому он отступил назад, к стене, и прижался к ней спиной. Но это ничуть не помогло: он сполз вниз и приземлился на зад. Ему хотелось кричать, но крик застрял в горле, будто бы царапая его изнутри. Наконец, сдавленный звук всё-таки сорвался с его губ. Марти полным боли и сожаления голосом произнёс лишь одно слово:

– Папа…

***

На похоронах Робина Фебфлауэра присутствовало не так уж много человек. Он был достаточно замкнутой личностью и открывался только немногим близким, так что помянуть его захотели также довольно мало людей. В этот день выдалась крайне тоскливая погода: солнце скрывалось за тяжёлыми серыми облаками, ни на секунду не показываясь даже в маленьком просвете, и всё выглядело так, словно вот-вот начнётся один из типичных для туманного Альбиона дождей.

Марти всё время церемонии стоял поодаль, чувствуя, что не имеет права после всего приближаться к кому-либо из родных. Он избегал встречаться с кем-нибудь взглядом, видя свою вину в произошедшем. Ему было стыдно за всё, что он делал прежде: за тот разгульный образ жизни, который он вёл последние два года, за свои жестокие слова по отношению к отцу, за боль, которую он причинил близким, за эгоизм, за бессмысленные споры.

А ещё его одолевали нерешительность и волнение. Ещё полтора года назад он получил известия насчёт брата с сестрой от Юджины. Та, как и обещала, выяснила, что примерно с ними случилось. Судя по её рассказу, их души заперты в определённом мире, и шанс их вытащить есть. Вот только имелась и одна серьёзная загвоздка: это измерение окружал какой-то барьер, созданный с помощью украденной из её библиотеки книги, и пробиться снаружи было невозможно. Но и это можно было решить: это место было ловушкой под прикрытием элитной академии в Японии для талантливых учеников, существующей одновременно в нескольких мирах, в том числе и в его собственном. Если тебя выберут, ты сможешь туда попасть. И всё это время Марти тайно готовился к операции: оттачивал своё мастерство как барабанщика, напряжённо учил японский. Правда, у этого были и свои побочные эффекты, такие как изуродованные фанатичной игрой ладони и бессонница от обилия информации, но результатов он добился. А за день до похорон он как раз получил шанс поехать в страну восходящего солнца в качестве ученика по обмену. Теперь же он выжидал момент, чтобы рассказать об этом последнему живому члену своей семьи – матери.

Едва последняя горсть земли была брошена, все стали потихоньку расходиться. В этот момент к Марти приблизилась женщина, на которой чёрный цвет одежды смотрелся действительно гармонично и естественно, как бы жестоко это ни звучало в такой момент. Одного взгляда на неё хватало, чтобы осознать, что они с Марти родственники – незнающий человек даже мог подумать, что именно она его мать. Но нет, эта русоволосая женщина средних лет с старомодной причёской, правильными чертами лица и добрыми серыми глазами была его тётей, младшей сестрой отца. По забавной прихоти их родителей, её также назвали Робин Фебфлауэр, но большинство людей знало её как Инь. Она приблизилась к племяннику и ласково потрепала его по макушке.

– Ну что, Марти, теперь ты остался у мамы один, – горько улыбнулась она. – Сомневаюсь, что моей поддержки ей будет достаточно, так что уж позаботься о ней, хорошо?

Марти замялся, а затем неуверенно кивнул и промямлил:

– Д-да…

Инь вновь улыбнулась, но её печальные глаза с головой выдавали её истинные чувства. Она стала такой тогда же, когда Уилл и Рэм впали в ту странную кому: её дочь, их кузина Рэйчел, также оказалась в подобном состоянии. А Инь, заметив приближение своей лучшей подруги, с тяжёлым вздохом отправилась прочь, бросив последний взгляд через плечо на могилу брата.

И вот рядом с Марти уже оказалась та, кто его всю жизнь воспитывал – Сателла Фебфлауэр. Сейчас на её лице были измученное выражение, но при обычных условиях Марти всегда считал её идеалом красоты – разве что брюнетка, а не блондинка. Но и мягкие черты лица, и фигура с пышными формами и стройной талией его вполне устраивали, и не раз он думал, как хорошо было бы иметь похожую на неё девушку. Сати ласково улыбнулась младшему сыну и тихо поинтересовалась:

– Ну и что ты собираешься делать, Марти? Будешь жить, как прежде?

Марти решительно тряхнул головой. Он и так чувствовал, что потерял кучу времени впустую, и не хотел повторять ошибок прошлого. В глазах Сати появилась надежда; надежда, что он теперь не оставит её. Марти очень не хотелось её разочаровывать, но он уже набрался решимости покинуть родные места в погоне за жизнями брата и сестры. И теперь, сделав глубокий вдох, он вновь покачал головой, но уже не уверенно, а медленно. Этот его жест очень встревожил Сати, и она осторожно спросила:

– Ты… что-то хотел мне сказать?

Марти кивнул, но всё так же колебался, прежде чем начать, видя боль на лице матери. Затем он отвернулся и, собрав решимость в кулак, уверенно заговорил:

– Мама, я… Я должен уехать.

На лице Сати отразилось удивление и потерянность. Марти понимал, что разрушил её последнюю надежду на воссоединение с собой, но успокаивал себя, что результат вполне стоит этой боли – как её, так и его. Желая хоть как-то её приободрить, Марти взял её за руку и, заглянув в глаза, с виноватой улыбкой проговорил:

– Прости, что оставляю тебя в такой момент. Но знаешь, это действительно нужно. Я уеду, но стану известным музыкантом. Вот увидишь, как обзавидуется Рэм, когда очнётся и выяснит, что её младший брат стал звездой без неё! Как бы опять не упала… – попытался пошутить Марти и неловко рассмеялся.

Сати выслушала его с грустным выражением лица. Едва он закончил говорить, она печально улыбнулась, а затем, чуть помедлив, кивнула. Несколько секунд нерешительности – и она заключила сына в объятия. По её щекам текли слёзы, когда она она ласково, полным любви и нежности голосом говорила:

– Конечно, обзавидуется. Ты точно добьёшься славы, Марти. Я верю в тебя, и всегда верила.

Марти почувствовал от этих искренних слов тепло, разливающееся в груди. На минуту его охватило горькое чувство того, что он совсем не хочет ехать в чужую страну, бороться в одиночку с неизвестным соперником, а хочет просто остаться рядом с мамой, которая всегда его поддержит и позаботится о нём. В порыве эмоций он также крепко обнял её и не смог сдержать слёз. “Но так надо”, – одёрнул себя Марти, возвращая всю свою решимость двигаться вперёд. Если не он спасёт Рэм с Уиллом, то кто?..

***

С тех пор, как Марти приехал в Японию, он стал работать над следующим шагом своего плана зачисления в “Пик Надежды”. В первую очередь он постарался разорвать все связи с прошлым: ни разу не дал весточку о себе кому-либо из родных, сбежал автостопом из школы, куда приехал как ученик по обмену, заранее позаботился о фальшивой биографии. Далее он приступил к тому, что должно было сделать его популярным – сценическому образу, который, скорее всего, станет его новой личностью.

Конечно же, начал он с размышлений о внешности. “Чтобы стать знаменитостью, надо быть запоминающимся или смазливым”, – рассуждал Марти. Будучи англичанином в Японии, остановиться он решил на первом – к тому же, на изменение фигуры у него не было ни времени, ни сил, а на лицо – средств. Да и в целом свою внешность он считал относительно близкой к “смазливой”.

Следующим шагом он сделал манеру разговора. Он долго практиковал правильный тембр голоса, пока не остался им доволен. В меру развязный, насмешливый, и в то же время мягкий и глубокий. Благодаря вокальным данным и тренировкам для Марти это не составило огромного труда, а наоборот, доставило несказанное удовольствие. Что до самих разговоров, не стоит говорить, как отброс, но и не перестараться с заумностью – во всём нужна золотая середина.

Далее – характер и поведение. Марти знал, что нужно делать, чтобы очаровывать девушек, так что нацелился именно на женскую аудиторию. Надо быть очаровательным, беззаботным, с чувством юмора, в меру жестоким и при этом достаточно обходительным. А ещё вести себя, как одиночка, чтобы “жертва” думала, что спасает несчастного. “И постараться забыть про сочувствие, – говорил себе Марти. – Быть подлым, использовать все методы для достижения цели”. Не считая последнего пункта, всё это более-менее соответствовало его реальному характеру, так что это так же было не слишком трудно.

“В конце концов, всё это на благо, – убеждал себя он. – Когда всё закончится, я снова смогу увидеть Рэм и Уилла. Нас снова будет трое, мы все вместе вернёмся домой, мама будет очень рада нас видеть… И всё снова будет как раньше”.

Да, даже несмотря на готовность идти по головам и использовать самые грязные методы для достижения целей, Марти продолжал лелеять наивную мечту вернуть прошлое. Он жил лишь ради этой слабой надежды восстановить свой разрушенный мир. Он успокаивал себя тем, что, когда всё закончится, когда брат с сестрой будут рядом, он вновь станет прежним. Вот только в своей слепой вере Марти совершенно забыл, что три года жизни не могут пройти бесследно, особенно когда за это время было так много всего безнадёжно уничтожено.

И всё-таки была одна вещь, разорвать связь с которой Марти так и не смог. Она была для него, словно сильнодействующий наркотик. Это вещь – посещение мира Юджины. Марти не раз пытался просто не ходить к ней, но неизбежно срывался, лишь бы увидеть ставшую за последние несколько лет родной ведьму. И хуже всего в этой ситуации было то, что он успел влюбиться в неё, как подобает мальчишке его возраста – беззаветно, наивно, трепетно.

Вся эта ситуация началась ещё с тех пор, как он только познакомился с Юджиной. В то время Эрика, которой не было позволено покидать измерение и которой было ужасно скучно в его рамках, таскала в их мир людей из разных вселенных. Марти оказался среди них вместе с братом, сестрой и кузиной. И именно их четвёрка задержалась там дольше всех, потому что Рэйчел, которая изучала порталы, оказалась знакома с парой ведьм, как-то попав в их мир в результате экспериментов. Постепенно все из Фебфлауэров и Октавиан в какой-то степени сдружились: Рэм стала подругой Эрики, Уилл начал встречаться с Юджиной, Рэйчел, которой не особенно нравилось знакомство, всё же была благодарна ведьмам за возможность изучать механизм порталов, а Марти… ну, Марти просто стал всеобщим любимчиком и душой компании, ни с кем особо не сблизившись, впрочем, как это обычно происходило с ним. И с самого начала Марти привлекла Юджина – прелестная блондинка с мечтательными глазами и мягкой грустной улыбкой.

Сначала это была просто небольшая симпатия, но чем дольше Марти находился в том измерении, тем сильнее пускали в нём корни чувства влюблённости. Особенно удобряли этот безжалостный сорняк на его сердце те дни, когда он приходил туда за информацией о брате и сестре и разделял с Юджиной чувство беспокойства и общую боль. Марти сам не заметил, как всё это переросло в полноценную любовь: просто в один миг он понял, что больше не может мириться с тем, что Юджина – девушка Уилла. “Нет, это несправедливо, – говорил себе он. – С его-то отношением к ней…”

И когда пришло время разрывать связи, Марти с ужасом осознал, что не может избавиться от чувства привязанности к Юджине. Если бы он это сделал, то непременно бы лишился чего-то важного, какой-то части себя. Эту боль он вынести не смог бы. “Господи, как это всё неправильно! – в отчаянии думал Марти, чувствуя себя последней скотиной по отношению к матери. – Да уж, родную мать бросил, а девушку не смог…”

А самое ужасное было то, что при всей своей любви к Юджине, Марти не мог ничего сделать с её угасанием. Она таяла буквально у него на глазах: девушка похудела, побледнела, её мир, так сильно связанный с ней, пожух и потускнел – а он мог лишь наблюдать за тем, как она страдает, и чувствовать боль на сердце. И всё-таки он продолжал упрямо возвращаться, не в силах забыть, не в силах помочь, не в силах прекратить эту пытку отравляющей любовью.

Тот день мало чем отличался ото всех остальных. Марти, как обычно, пришёл к Юджине, и они, как всегда, в молчании пили чай. Наверное, из-за своего отношения к этому миру Марти считал этот чай самым вкусным и ароматным. Он всегда делал комплименты Юджине по поводу напитка и сопутствующих сладостей, а та непременно вежливо улыбалась, даже в течение последних четырёх лет. И всё же эта жалкая улыбка на осунувшемся лице не шла ни в какое сравнение с её прежней радушной и светлой улыбкой.

– Спасибо, что продолжаешь приходить в этот мир даже в таком неприглядном его состоянии, – нарушила тишину Юджина, чувствуя, что молчание продолжалось слишком долго и начинало становиться грубым.

Обычно Марти в ответ на это лишь с лёгкой улыбкой качал головой, говоря, что это не стоит благодарностей, но не сегодня. Сегодня его слишком охватила горечь от всего происходящего. Тяжёлые мысли захлестнули его с головой, и он, не до конца соображая, что делает, вдруг опустил глаза в стол и опёрся лбом о сцепленные в замок руки. Юджина с лёгким недоумением склонила голову набок. А Марти горько усмехнулся и произнёс:

– Я не мог поступить иначе… Ведь я… Я люблю тебя, Юджина, – вдруг неожиданно даже для себя признался он и тут же в смущении ниже опустил голову.

Юджина в удивлении смотрела на него, не находясь, что сказать. Марти понял, что брать свои слова назад уже поздно, и скосил глаза на собеседницу в ожидании её ответа. Наконец, Юджина медленно заговорила:

– Что ж, Мартин, я польщена такое слышать. Ведь я прекрасно осознаю, что в нынешнем состоянии совершенно не похожу на объект для воздыхания. Вот только мне жаль, что не могу ответить взаимностью: я люблю твоего брата. Прости. – Юджина виновато отвела взгляд.

Марти молча выслушал её. Не сказать, что он не ожидал такого ответа – наоборот, он уже миллиард раз прокручивал в голове, как признается ей в любви, но в его мыслях почти всегда за этим следовал подобный отказ. И всё же в глубине его души теплилась смутная надежда, что за всё это тяжёлое для них обоих время, что он был рядом с ней, в ней зародилось ответное чувство. Именно из-за неё ему так больно было слышать отказ. А ещё в нём неожиданно закипела злоба из-за упоминания брата. Марти и сам иногда не понимал, почему разговоры о Уилле вызывают у него такое бешенство: старший брат всегда поддерживал его в трудную минуту и никогда не проявлял враждебности по отношению к нему. Но факт оставался фактом: когда речь заходила о Уилле, Марти непременно начинал задаваться вопросом: “Почему? Почему он всегда оказывается впереди? Почему все те, кого я люблю, любят Уилларда сильнее, чем меня?..”

– … Почему он всегда лучше? – непроизвольно озвучил Марти поток своих мыслей.

Юджина даже опешила и осторожно поинтересовалась:

– Ты о Уилларде?

Марти поднял глаза и зло усмехнулся.

– О ком же ещё? – хмыкнул он. – Разве не Уилл – идеальный сын для своих родителей, который всегда спокоен и аккуратен? Разве не он обо всех заботится и вообще главный альтруист? Разве внимание тех, от кого бы я его больше всех хотел получить, не на стороне Уилларда?! – Марти невольно повысил голос. Он говорил первое, что приходило ему на ум, совершенно забывая о собственных преимуществах перед братом, таких как талант к музыке и лучшая коммуникабельность, и приписывая ему те качества, которыми он вовсе не обладал. Поддавшись эмоциям, Марти выплёскивал весь накопившийся негатив по отношению к Уиллу. Наконец, он вскочил со стула, отчего тот завалился на пол, и в сердцах вокликнул: – Да моя жизнь без него будет определённо лучше! Я пойду в эту школу только ради Рэм, а он пускай и дальше гниёт в этом чёртовом мире, мне плевать!

Марти осознал, что сболтнул лишнего, когда уже было слишком поздно. Едва до него дошёл ужасающий смысл собственных слов, он сам испугался всего этого и тут же повернулся к Юджине, чтобы объясниться. Вот только встретил его неожиданно холодный, полный тихой ненависти и презрения взгляд.

– Убирайся отсюда вон, – безжалостно проговорила ведьма.

– Юджина… – растерянно пролепетал Марти, ошарашенный резкой переменой в её отношении.

Юджина нетерпеливо прикусила губу, а затем отчётливо повторила:

– Я сказала: убирайся вон. Такой неблагодарной скотине не место в моём мире. Всё ещё не понимаешь? – спросила она, видя, что он не шевелится, растерянно глядя на неё. – Тогда я объясню. В первую нашу встречу ты произвёл на меня не особенно приятное впечатление. Тем, кто защищал тебя, говоря, что ты на самом деле хороший парень, был Уилл. Он делал это искренне, без какого-либо корыстного умысла. Просто потому что он действительно любил тебя. И я поверила ему. Какая жалость, что и он, и я в тебе ошиблись… – сокрушённо заключила она и, кажется, собиралась повторить своё требование, но Марти опередил её.

– Но он ведь врал тебе! – в возмущении, призванном замаскировать отчаяние, воскликнул он. – Уилл встречался не только с тобой, у него ещё параллельно были отношения с Адель Тироуз!

Юджина вздрогнула, её глаза расширились в удивлении от его наглости и этого заявления. Наконец, она торопливо отвернулась и с болью прошептала:

– Так значит мои подозрения были верны… Но это ничего не меняет, – решительно заявила она, вновь повернувшись к Марти, и повторила: – А теперь, пожалуйста, исчезни с глаз моих, если не хочешь стать новой подставкой для ножей Амели.

В этот момент за спиной Юджины возникла её верная кукла. Она буравила Марти жёстким взглядом, от неё исходила аура убийственного намерения. Было очевидно, что Амели готова исполнить любой приказ госпожи прямо здесь и сейчас.

Марти сдался. Его плечи бессильно опустились, и он слабо кивнул. Понурив голову, Марти с пристыженным видом поплёлся в сторону выхода, одними губами прошептав слово: “Прощай”.

В этот момент он вспомнил, как четыре года назад он мысленно осуждал Эрику Октавиан за жестокость по отношению к сестре. “А ведь я только что повёл себя так же…” – с раскаянием подумал он, чувствуя, как воспоминания о счастливом времени с братом всплывают в голове. Марти понял, что теперь Уилл точно никогда его не простит. “И почему я такой кретин?” – спросил себя он, ощущая, как в глазах собираются горькие слёзы.

Таким образом, последняя ниточка к его счастью была им обрублена.

Я всего лишь хотел вернуть всё, как было. Вот только я в погоне за своими фантазиями совсем забыл, что нельзя восстановить то, что уже вдребезги разрушено. Это как пытаться склеить разбитую чашку. Я слишком низко опустился и преодолел точку невозврата…

И почему я всегда всё ломаю? Почему когда в моей жизни что-то только начинало налаживаться, я всегда всё непременно портил?

Простите меня, все. Особенно вы, Уиллард, Юджина… Дэймон, Хитаги. Да. Я был недостоин таких замечательных друзей, как вы. И всё-таки ты до последнего не презирала меня, несмотря ни на что, Хина. О лучшем друге я и мечтать не мог… Мне жаль, что я не смог тебе соответствовать.

Комментарий к hope

Такое странное чувство, написать полноразмерную главу в качестве Экстры, да ещё и без Хитаги…

Ну, кое-кто занимает действительно много экранного времени, что поделать.

Экстра про Дею будет отдельно, потому что в ней слегка отличается структура повествования, и определённо короче (по крайней мере, в ней меньше пунктов плана), но вряд ли она появится раньше, чем через две недели, ввиду моей занятости.

========== ALIVE ==========

Их было семеро. Семь сестёр, каждая из которых была связана с каким-нибудь цветком. Из всех сестёр шестая Орхидея восхищалась именно младшей.

Казалось бы, правильная и справедливая Дея непременно должна тянуться к собранной и всегда решительной Розе – первой – или же к блюстительнице порядка и непорочности Лизе – пятой; ей бы даже больше подошла ребячливая Сиетта или же элегантная Лирия, которых обеих можно было назвать принцессами, пусть и диаметрально противоположными по характеру; в крайнем случае, мечтательная Наоми. Но никак не непредсказуемая, подчас жутковатая, любящая дразнить окружающих Хина. Не такая прекрасная дама должна быть у рыцаря, от клейма которого Орхидее никогда не избавиться.

И всё-таки Орхидея любила младшую сестру больше остальных.

В Хине ей нравилось многое. Пожалуй, самым точным описанием для неё Дея назвала бы слово “яркая”. Даже на фоне такого пёстрого цветника, Хина казалась ей чем-то выделяющейся. Общаться со “старшими” сёстрами Дее было приятно, это её расслабляло – но с единственной младшей такого не получалось. Хина могла беззаботно шутить, весело пихая локтем в бок, а в следующее мгновение уже нашёптывать на ухо что-то пугающее; самоуверенно посмеиваться и с загадочным видом списывать всё на удачу, в очередной раз победив в какой-нибудь игре благодаря жульничеству (она просто не умела играть честно, как ни старалась, и даже пытаясь, в итоге всё равно выкидывала какой-нибудь фокус), а затем искренне проявлять свою любовь в крепких объятиях.