Текст книги "Игра с отчаянием (СИ)"

Автор книги: Ruby Battler

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 65 страниц)

Сейчас в помещении находились четверо. По разные стороны столика в центре комнаты, с веерами карт в руках, расположились Хитаги и Кано. Оба улыбались, но за их улыбками скрывалось нечто демоническое. Можно сказать, что эти улыбки заменяли им классическое безразличное “покерное лицо”. Азарт бурлил в крови обоих, в особенности Супер Азартного игрока, оказавшейся на родной почве. За внешней расслабленностью скрывалось напряжение и острое желание победить. Пара словно играла не на жизнь, а на смерть, и каждый использовал всё, что мог.

Остальные двое – всегда следующий за сестрой Дэймон и Шинтаро, которого Кано насильно таскал за собой целыми днями с момента исследования третьего этажа – сидели в креслах и с интересом наблюдали за этой игрой-сражением. Оба совершенно не разделяли настроя игроков и не понимали, как можно так серьёзно относиться к простой карточной партии. Им было невдомёк, что для Кано Шуи и Хицугири Хитаги это было не просто времяпровождение, а битва за гордость.

Тем временем Кано уж как-то по-особенному хитро усмехнулся, жестом фокусника разложил карты на столе и, широко улыбаясь своей кошачьей улыбкой, объявил:

– Каре! Есть что ответить, Хицугири-сан?

Глядя на четвёрку королей перед собой, Хитаги сделала растерянное лицо и приложила палец к губам.

– Каре, значит? Неплохо, – Супер Азартный игрок закивала.

В это время Шинтаро пробормотал:

– Хм… Этот парень умеет играть, – Супер Хиккикомори поёжился, вспоминая старые партии. Ему самому ещё ни разу не удалось обыграть этого хитреца. Затем он пробурчал: – И почему в школе есть карты? Разве это не запрещено?

Дэймон хмыкнул.

– С таким-то директором? Учитывая её пристрастие к алкоголю, не удивлюсь, если она ещё и курит!

Шинтаро пожал плечами в немом согласии и вернулся к наблюдению за игроками. Тем временем Хитаги вышла из задумчивости. Нарочито медленным движением она разложила карты и с ангельской улыбкой проговорила:

– Неплохо. Но у меня пять карт.

На столике против четырёх королей расположились тузы и джокер. Глаза Кано на миг расширились от удивления. Хитаги усмехнулась.

– Что, не ожидали? Не один вы умеете подмешивать карты, Кано-сан, – на её лице появилась торжествующая улыбка.

Шуя откинулся в кресле. Его выражение лица было удивлённо-обиженным, словно говоря: “Не понимаю, о чём вы”.

– Я и не думал жульничать, – невинно заявил он. – С чего такие жестокие обвинения, Хицугири-сан?

Хитаги подалась вперёд и с энтузиазмом принялась за объяснение. Сейчас она как никогда чувствовала своё превосходство, и её вид невольно вызывал ассоциацию с великими детективами, в конце произведения объясняющими, как они раскрыли преступника.

– Ну, мой глаз намётан на разного рода трюки, а прятать карты, как это сделали вы, – вообще один из простейших. Но, надо отдать вам должное, я не сразу заметила это, а только когда было уже слишком поздно что-то менять. Вы талантливый лжец, Кано-сан, – Хитаги одобрительно кивнула. Кано продолжал улыбаться. Девушка хитро подмигнула и добавила: – Но только на стороне Супер Азартного игрока ещё и удача.

Кано некоторое время молчал. Он успел понять, что “удача” Супер Азартного игрока – не что иное, как хитрый трюк. Мастер подмешивания карт и жульничества в домашних условиях, Шуя был поражён, встретив ещё более ловкого шулера. Они с Хитаги обменивались взглядами, полными уважения и в то же время презрения. Наконец, он заявил:

– С тобой интересно играть. Редко кто видит мою ложь насквозь, – Кано загадочно усмехнулся.

– Ну что вы, Кано-сан, – девушка склонила голову набок и невинно улыбнулась, – я просто понимаю вас. Мы в чём-то похожи, в конце концов. Ваше умение врать очень полезно для азартных игр, и я буду рада бросить вам вызов вновь.

Кано промолчал. Тогда Шинтаро, который вёл для них счёт, решил объявить результаты:

– Хицугири-сан выиграла. С разницей в одно очко. Просто невероятно… – уже тише промямлил Шинтаро, хватаясь за голову.

Хитаги с милой улыбкой склонила голову набок. Для неё такой исход был очевиден, как дважды два – четыре. Кано, с лица которого исчезло самоуверенное выражение, поднялся со стула и протянул Хитаги руку.

– Что ж, в этот раз победа не за мной, – усмехнулся он. – Но игра была очень интересна, спасибо.

Хитаги пожала его руку. Тогда Кано не спеша побрёл к выходу. Шинтаро также счёл нужным удалиться. Едва эти двое ушли, Хитаги, глядя им вслед, тихо проговорила:

– “Две лилии могут быть либо союзниками, либо злейшими врагами. Третьего не дано”.

В этот момент она была просто счастлива найти себе соперника по уровню. Эта маленькая битва здорово стимулировала девушку, и она была бы рада вступить в новую. Небольшая на вид победа заставила её чувствовать себя на вершине мира и уверила, что родная почва всегда поддержит.

Хитаги настолько была погружена в свои мысли, что совершенно не обратила внимания на косой взгляд Дэймона. Его изумрудные глаза были с мрачной сосредоточенностью устремлены на сестру. “Лилии, значит…” – пронеслось в его голове.

***

Как ни странно, кабинет физики, который так старательно избегали остальные и который отталкивал своей недоброжелательно-футуристической атмосферой, привлёк Кёко. Наверное, именно потому что там редко кто бывал, он приглянулся любящей одиночество Ирису. Ей нравилось запустение, позволяющее оставаться наедине со своими мыслями, не боясь вторжения. А её мысли сейчас занимал определённый человек.

“Ууджи”.

Даже сама Кёко не могла точно сказать, в какой момент она сократила в своей голове имя Ууджимы Сатоши. Просто теперь, после того как она совершенно случайно, из чистого любопытства заглянула в его блокнот, она начала чувствовать в нём родственную душу.

За всё время заключения они ни разу не разговаривали. Но Кёко и не нуждалась в пустой болтовне – ей хватало просто встречаться с ним взглядами. Ей было достаточно постоянной дистанции между ними – каким-то чудесным образом за завтраком между ними всего оказывалось одно и то же число стульев. Но главным средством общения с ним она считала рисунки. Хоть их стиль был довольно прост, Кёко они казались восхитительными. Она верила, что Супер Художник оставляет этими рисунками сообщения, а она сумела понять их смысл и его самого. Он разделял её чувства, и от этого на душе становилось тепло. Наверное, она не была так счастлива со времён младшей школы.

Кёко свято верила, что именно этот человек и предназначен ей. Она уже живо представляла, как они вместе будут обсуждать его новые рисунки. В её мечтаниях не было никого, кроме них двоих.

Внезапно в её фантазии ворвались чьи-то голоса. Кёко раздражённо щёлкнула языком и, не желая быть кем-то увиденной (не дай Бог, с ней ещё заговорят!), скрылась в тени шкафчиков. Благо, Ирису всегда умела быть незаметной. Иногда даже она думала, что могла бы с таким умением стать шпионом.

Кёко успела спрятаться как раз вовремя: в помещение вошли Ренко и Марибель. На лицах девушек были серьёзные выражения, а Супер Мечтательница ещё и болезненно держала руку на лбу.

– Ты точно не хочешь вернуться в комнату? – обеспокоенно спросила Супер Физик. Марибель слегка покачала головой.

Кёко в своём укрытии едва сдержалась, чтобы не хмыкнуть и не выдать себя. Девушка уже давно не верила, что люди могут искренне сопереживать другим, и в словах Ренко ей виделось лишь лицемерие.

Тем временем вошедшие остановились неподалёку от укрытия Ирису. Ренко огляделась, но не заметила притаившуюся совсем рядом Кёко, и заговорила:

– Итак, в чём дело, Мери? В этой точке помещения мы скрыты от камеры, не бойся, – добавила она, заметив обеспокоенные взгляды подруги.

Марибель слегка качнула головой. Она некоторое время молчала, глядя в пол и собираясь с мыслями. Наконец, она заговорила:

– Ренко… Я, кажется, наконец-то поняла, в чём причина моего плохого самочувствия.

Ренко встрепенулась. Ещё в первый день в этом месте её подруга стала жаловаться на боль в голове, которая с тех пор постоянно сопутствовала ей, а теперь она знает причину. Но что-то встревожило Супер Физика. В голосе Марибель была странная обречённость, смешанная с ужасом, и волнение закралось в сердце Ренко, с каждой секундой молчания мечтательницы всё глубже и болезненней пуская корни и перерастая в нечто более жуткое, граничащее с настоящим животным ужасом.

Наконец, Марибель подняла глаза на Ренко. Они будто почернели за несколько секунд, а взгляд их сделался опустошённым. Всё это только подпитывало нарастающую панику. Хриплым голосом девушка заговорила:

– Я уже говорила тебе, что перестала видеть сны. Моя способность видеть границы также притупилась, но сегодня ночью я поняла, что вновь могу их чувствовать. И тогда я попыталась хоть чуть-чуть рассмотреть, что нас отделяет от внешнего мира. И лучше бы я этого не видела… – сипло заключила Марибель, невидящим взглядом уставившись на подругу. Она смотрела на неё, но в то же время словно пыталась разглядеть что-то сквозь неё.

Ренко поёжилась. Возможно, ради собственного спокойствия лучше просто забыть о том, что ей только что сказала Марибель, но природное любопытство было сильнее. И Ренко поддалась ему. Она собралась с силами и тихо спросила:

– И… что же ты увидела?

Марибель покачала головой.

– Я могу тебе рассказать, но лучше увидеть это самой.

Марибель вопросительно взглянула на подругу. Ренко едва заметно, но уверенно кивнула. Поздно было поворачивать назад, когда она уже начала этот разговор. К тому же, после всего, во что она втянула подругу, Ренко не могла позволить ей нести это бремя в одиночестве.

Даже получив согласие Ренко, Марибель некоторое время колебалась, недоверчиво глядя на подругу. Внезапно на её губах появилась слабая благодарная улыбка, и Супер Мечтательница беззвучно прошептала: “Спасибо”.

Супер Мечтательница положила руки на глаза подруги, и в следующие несколько секунд Марибель и Ренко уже обе видели это – нечто кроваво-красное и пульсирующее, всем своим видом напоминающее кровеносную систему. Переодически оно вздрагивало от пробегающих по нему электрических импульсов. Всё его существо словно представляло собой сгусток отрицательной энергии, и короткого взгляда хватало, чтобы у девушек разболелась голова.

Не в силах долго видеть это, исследовательницы быстро прекратили смотреть. От ужаса у Ренко сбилось дыхание. Зрачки сузились, и она в немом вопросе уставилась на Марибель, которая с виноватым видом опустила глаза. Мысли разбегались, словно множество проворных кроликов. Едва Ренко собрала их в кучу, она хрипло спросила:

– И ч-что это было?

Марибель ещё больше помрачнела.

– Боюсь, это – барьер, который отделяет эту школу от внешнего мира. Но это ещё не всё: когда я попыталась заснуть, мне это долго не удавалось. А когда всё-таки получилось, я увидела во сне, что… – Марибель нервно сглотнула. Ренко с трепетом ожидала продолжения.

– Что? – тихо спросила Супер Физик.

– Это барьер, который питается отрицательными эмоциями. Эмоциями тех, кто находится внутри него.

Комментарий к Wind of Agartha

Я выполнила своё обещание, данное после вторых “обычных дней”. И попыталась создать пищу для размышлений.

В этой главе очень много курсива, мда…

========== The Far Side of the Moon ==========

Взмах рукой – и на белом листе появляется карандашная черта. Из-под руки художника появлялись карикатурные образы животных, с каждыми штрихом всё больше напоминая кошек.

Блокнот Ууджимы Сатоши уже давно заполнялся тысячами изображений кошек. И всё бы хорошо, если бы не одно “но”: чем дольше разглядываешь эти рисунки, тем более жуткими они начинают казаться. Кошка, заснувшая в микроволновой печи; кошка, поедающая отравленный торт; кошка, медленно убивающая себя сигаретный дымом – кошки и смерть, и на каждой странице их не менее десятка, ни одна смерть не повторяется. Рисунком, который занимал Сатоши на данный момент, он особенно гордился. На листе сейчас было три кошки; первая безвольно повисла в петле, вторая свернулась калачиком на рельсах, а третья отчаянно барахталась в воде, пытаясь урвать хоть немного кислорода. Спустя несколько минут к ним присоединится ещё одна, тающая под палящим солнцем.

Для большинства это место было клеткой – Сатоши же воспринимал своё заключение как благодать. Смерти одноклассников как ни что другое вдохновляли Супер Художника на творчество, но было и ещё кое-что, подталкивающее его рисовать больше.

Ирису Кёко.

С тех пор как эта девушка заглянула в его блокнот и явно получила удовольствие от творений, Сатоши почувствовал, что нашёл преданного обожателя в её лице. Он и не заметил, как из простого способа выпустить негативные эмоции рисование превратилось для него в средство связи. Он полностью разделял чувства Ирису, даже не подозревая этого. И так же, как и Кёко, ему не нужно было разговаривать, чтобы чувствовать привязанность к человеку. Более ценными он считал случайные взгляды и их связь через рисунки.

Именно поэтому Супер Художник в кабинете искусств продолжал сидеть на полу по-турецки и, согнувшись над своим блокнотом, с удвоенным рвением рисовать мёртвых кошек. Мрачные изображения соседствовали в его голове с светлыми мыслями об улыбке Ирису Кёко. Больше для него не существовало никого в этой школе.

И уж конечно его не волновали никакие мотивы их похитителя. Зачем загружать лишний раз голову, если тебе впервые за долгое время так хорошо?..

***

Дэймон начинал беспокоиться: он уже некоторое время не видел сестру, и ему казалось, что что-то тревожит Хитаги. Как-то за завтраком он попытался спросить её прямо, но она лишь отшутилась и забыла об этом вопросе. “Она никогда не говорит всего, что на самом деле чувствует”, – сокрушённо подумал Супер Мечник.

Сейчас Дэймон направлялся в самое вероятное место пребывания его сестры – комнату отдыха. Подойдя к двери и бросив короткий взгляд в окошко на ней, он заметил Хитаги. Супер Азартный игрок как обычно сидела за столиком в центре комнаты с картами в руках и улыбалась своей особенной “покерной улыбкой”. Застав её за любимым делом, Дэймон облегчённо вздохнул: уж от игры в карты у неё проблем точно не будет!

Он ещё не представлял, как жестоко ошибся, позволив себе расслабиться.

Едва Дэймон открыл дверь и с вежливой улыбкой зашёл в помещение, как в его поле зрения попал соперник Хитаги, заставивший Супер Мечника остановиться в проходе и ошарашенно уставиться на игроков. Напротив Супер Азартного игрока сидела Тау. Подобно Хитаги, кукла глядела в карты с растянутыми в надменной и самоуверенной улыбке чёрно-красными губами. От неожиданного сочетания Дэймон потерял дар речи и некоторое время просто смотрел на пару, которая была полностью поглощена партией и даже не обратила внимания на приход мечника. Некоторое время простояв так, он, наконец, взял себя в руки и медленно опустился в ближайшее кресло, весь обратившись во внимание.

Внимание Супер Мечника приковала Тау. Кукла держала себя непринуждённо, на её лице не было и намёка на напряжение, лишь в чуть прищуренных глазах играли лукавые огоньки. Дэймон даже счёл бы её красивой, если бы не знал о её кровожадности, из-за которой Тау вызывала у него отвращение. Когда он смотрел на Тау, его пальцы непроизвольно сжимались либо в кулаки, либо, как в этот раз, – на подлокотниках кресла; в сердце Супер Мечника, словно вода в котелке, бурлила ненависть; его и без того тонкие губы порой сжимались в настолько тонкую линию, что их попросту не было видно. Но хуже всего в этой ситуации было то, что его сестра так близко к этой мерзкой, непредсказуемой и опасной кукле. Дэймону больше всего хотелось оградить Хитаги от Тау, не позволить кровожадному “директору” протянуть свои цепкие руки в длинных белых перчатках к ничего не подозревающей девушке. В его сознании Тау как гигантский монстр нависла над беззащитной Хитаги, и ему больше всего хотелось уберечь сестру. А Хитаги тем временем, похоже, вообще не понимала опасности и беззаботно играла в карты.

Внезапно Тау склонила голову набок и мило улыбнулась.

– Ай-ай, нехорошо, Игрок-сан! – воскликнула кукла. – Прекратите подмешивать карты.

На это Хитаги самоуверенно хмыкнула.

– Хорошо, – проговорила она с кривой усмешкой. – Тогда вы верните в колоду джокера. Да-да, того самого, который сейчас в складках вашего плаща, Директор-сан! – добавила девушка, заметив удивление на лице “директора”.

Тау некоторое время недоумённо глядела в лицо Хитаги. Неожиданно она усмехнулась.

– Что ж, – заговорила кукла, – думаю, нет смысла играть, раз уж мы разгадали трюки друг друга, не так ли? – кукла насмешливо пожала плечами и сбросила карты – пиковых туза, короля, джокера, даму, валета и десятку.

Хитаги аккуратно взяла карты со стола и замешала свои и чужие в колоду.

– Надо же, – с расслабленной улыбкой проговорила она, – не думала, что вы окажетесь настолько сильным соперником, Директор-сан. На моей памяти только один человек мог сравниться со мной в мастерстве шулерства, – когда она говорила это, ни один мускул на её лице не дрогнул, но Дэймон успел приметить лёгкое движение её плеч. Похоже, она сама удивилась своим неосознанно сказанным словам, но старательно не подавала вида.

Тау пожала плечами.

– Аналогично, – заявила она и, соскочив со слишком высокого для неё стула, буквально растворилась в воздухе, отчего Дэймон потёр глаза, засомневавшись в своём зрении. Тут-то его и заметила Хитаги. Девушка приветливо улыбнулась брату и отложила карты.

– Что-то случилось? – обеспокоенно поинтересовалась она, заметив, что Супер Мечник как-то притих.

Дэймон изо всех сил старался не взорваться: порой беспечность сестры жутко раздражала. Мечник сделал несколько глубоких вдохов и шумных выдохов через нос, отчего его ноздри раздувались, делая парня похожим на разъярённого быка.

– И чем ты думала, играя с Тау? – наконец, выдавил он.

Хитаги лишь удивлённо склонила голову набок.

– А что такого? – невинно спросила она. – Она хороший соперник. К тому же, что плохого в небольшом развлечении?

– Ты говоришь, как Марти! – не выдержав, Дэймон перешёл на крик, и его пальцы сильнее, до побеления костяшек сжали подлокотники. Не давая ей заговорить, Дэймон раздражённо продолжал: – И вообще, ты слишком много времени проводишь с этим… Он ведь из тех людей, кто может и будет использовать твои слова против тебя!

На этих словах Дэймон вспомнил рассказ Марибель и Ренко. Он тогда пришёл к ним извиниться за ошибочные подозрения, и троица немного разговорилась за чашкой чая. Во время беседы он и выяснил подробности чаепития девушек с Марти перед судом. Ренко особенно резко отзывалась о барабанщике, и эта история подпортила и без того не радужное мнение мечника о парне.

Едва он договорил, в комнате повисла тишина. Дэймон тяжело дышал после приступа гнева и хмуро смотрел на сестру. Та же пристыженно, как показалось (или хотелось думать) Дэймону, опустила голову, избегая зрительного контакта. Постепенно злость отступала, и, глядя на сестру, Дэймон вдруг почувствовал, что погорячился, накричав на неё. Он отвернулся, чтобы скрыть смущение и хоть немного сохранить образ строгого старшего брата, и как можно небрежнее поинтересовался:

– Ты, часом, не вспомнила ничего нового?

От этих слов Хитаги заметно оживилась. Её осанка тут же выровнялась, а подбородок с достоинством поднялся.

– Вообще-то, да, – заявила она. Весь её вид, казалось, осуждал Дэймона за то, что он не задал этого вопроса и, более того, начал ругаться. Но Дэймон не обратил внимания на это и приготовился слушать и отвечать на любые вопросы. Тогда Хитаги вздохнула и серьёзно продолжила: – Понимаешь, ещё когда Урсула была жива, она как-то назвала меня леди Хиной. Теперь, когда я вспоминаю этот случай, имя Хина кажется мне до боли знакомым…

Дэймон, неожиданно после недавней вспышки гнева, добродушно усмехнулся. Мягко улыбаясь, он объяснил:

– Конечно, оно знакомо тебе. Это твоё прозвище, в конце концов.

В следующие несколько секунд на лице Хитаги сменилась гамма эмоций: удивлённо расширенные глаза, недоумённо и немного недоверчиво поднятая бровь и сияющая улыбка.

– Значит, не я одна умею сокращать имена, а, Дей? – Хитаги явно веселилась.

От наблюдения за такой радостной сестрой на душе Дэймона становилось теплее. Он всегда любил её улыбку и, хоть и немного смущался, восхищался её умением быть жизнерадостной и находить светлые мелочи даже в такой мрачной ситуации.

– Конечно, не одна. Хина… – произнеся это прозвище, мечник нежно улыбнулся.

От его тона в груди Хитаги разлилось приятное тепло, словно переход на такое непринуждённое обращение чуть приоткрыл дверцу прошлого, за которой скрывалось всё родное сердцу; словно Дэймон – ключик от этой двери. В такие моменты все сомнения по его поводу отступали на второй план, и Хитаги хотелось забыть все тревоги, неуверенность и настороженность, чтобы просто поверить. Поверить, что рядом есть близкий человек, который всегда поддержит.

***

Прошло уже довольно много времени с тех пор, как их всех заперли тут, а Ёшики до сих пор не шёл ни с кем на контакт. Возможно, в данной ситуации и было лучшим решением сплотиться в команду и искать выход коллективно, но…

Ёшики привык быть один. Настолько привык, что мысль сблизиться с кем-то даже немного пугала. Он и со старыми одноклассниками долго не мог поладить, и ничего бы не вышло, если бы не эти дружелюбные ребята. На самом деле, он часто думал, кем бы он был, если бы не они. Наверное, обыкновенным школьным хулиганом, проживающим свои дни как ходячий мусор. Собственно, что он без своих друзей? Совершенно бесполезный и жалкий человек. Даже то, что он так помог на прошлом суде, сам Кишинума расценивал как удачное стечение обстоятельств. Он ведь просто столкнулся с убийцей в коридоре. Даже не приметил её как преступника, а просто увидел. Не раскрыл фальшивку, лишь встретил и ни о чём не догадался.

Сидя один в комнате отдыха, Ёшики тяжело вздохнул. “Нет, так дело не пойдёт, – подумал он. – Мне срочно нужно на что-нибудь отвлечься. Кажется, тут были журналы?..”

Ёшики поднялся с кресла и направился к стенду. Таблоиды и журналы по интересам, газеты и познавательные издания – на полках были экземпляры на любой вкус. Кишинума наугад выбрал первый попавшийся. Им оказался журнал про спорт. “Что ж, в этом я хоть что-то понимаю”. Ёшики плюхнулся в ближайшее кресло и принялся читать, мыслями постоянно возвращаясь к больной теме. Едва ли он понимал смысл напечатанного в издании, лишь осознавал отрывки фраз. Но один заголовок заставил его невольно напрячь внимание.

“Кувата Леон, звезда бейсбола, поступает в “Пик Надежды”, – гласил заголовок. “Кувата? Кто это вообще такой?” – озадаченно подумал Ёшики. Он довольно хорошо разбирался в современном бейсболе, и незнакомое имя сильно озадачило парня. В статье, как назло, не было ни одного знакомого события – Ёшики, как ни старался, не мог вспомнить все эти игры. “Может, журнал просто старый?” – предположил Кишинума. Он совершенно проглядел дату, и теперь закрыл журнал и принялся изучать обложку в её поисках. Наконец, он нашёл…

“Январь 2010”.

На некоторое время парень потерял дар речи, осмысливая увиденное. Он старался взять себя в руки, но на лице проступала предательская бледность, то и дело Ёшики нервно сглатывал, а те самые руки, в которые надо себя брать в такой ситуации, в ужасе дрожали.

Внезапно Кишинума резко вскочил с кресла и принялся расхаживать по комнате, закусив губу. “Нет, этого не может быть, – нервно думал он. – Мне, наверное, привиделось!” Сделав несколько кругов по помещению, Ёшики резко подскочил к журналу, взял его в руки и ещё раз прочитал. Дата, как назло, не менялась. Январь 2010.

Руки Ёшики затряслись, словно в помещении был тридцатиградусный мороз. Журнал выскользнул из ладоней, открывшись на какой-то статье с яркими иллюстрациями. Ёшики всё ещё не мог поверить.

“Как? – спрашивал он сам себя. – Ведь сейчас должен быть… 2008. Неужели, мы провели в этом месте два года?..”

***

Вопреки всеобщему настрою, Амели выглядела довольно мирно: за столом она сидела прямо и элегантным жестом подносила чашку к губам, чтобы отпить свой чай. Её глаза были прикрыты, а плечи расслаблены. В столовой пахло жасмином – аромат светлого зеленоватого напитка.

Дэймон уже некоторое время стоял в дверях, не решаясь подойти к метательнице ножей. Сейчас было не время для приёмов пищи, и помимо них двоих в столовой никого не было. Сам мечник просто заскочил перекусить, но, заметив Амели, остановился как вкопанный. После смерти Урсулы он невольно чувствовал к ней некую симпатию. Не раз после суда он задавал себе вопрос: а что было бы, если бы умерла его сестра, а не её?

– Если я вас смущаю, я могу уйти, – неожиданно произнесла Амели.

Дэймон настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как Амели перевела взгляд на него. Девушка со своим обычным выражением глядела на мечника. По её виду было ясно, что она говорит совершенно серьёзно, и Дэймон смутился.

– Нет, – он покачал головой, – вы мне не мешаете, Октавиан-сан. Я просто… задумался.

Амели слегка подёрнула плечами, но ничего не сказала, лишь вновь уставилась куда-то перед собой и отпила немного чая. Дэймон решил, что нет смысла стоять в дверях, и, торопливо заварив себе чай, присел неподалёку от неё. Некоторое время они сидели молча. Дэймон украдкой бросал на Амели любопытные взгляды. Она же совершенно не обращала на них внимания; эта молчаливая и безразличная ко всему девушка словно существовала в своём отдельном мире, непонятном никому и закрытом ото всех. Дэймону хотелось о многом ей сказать и многое обсудить: он чувствовал в ней родственную душу. Но он упорно не мог придумать, как завязать разговор – слишком таинственная и непонятная была эта девушка.

Наконец, он неловко спросил:

– Любите жасмины?

Амели медленно повернула к нему голову и склонила её набок. Дэймону показалось, что она удивлена его внезапным и довольно нелепым вопросом и всерьёз задумалась, что на него ответить. Спустя почти минуту молчания, она проговорила:

– Наверное, это так.

Дэймон лишь молча кивнул. Амели вернулась к своему чаю. Разговор явно не клеился. Дэймон усиленно думал, как бы ненавязчиво узнать то, что его так гложило, и в итоге не нашёл ничего лучше, чем просто спросить прямо.

– Октавиан-сан, – тихо заговорил он, – что вы чувствуете после потери сестры?

В этот раз на лице Амели точно отразилось слабое подобие удивления. Казалось, что метательница ножей просто не умеет выражать эмоции, настолько трудноразличимым оно было. Амели отставила чашку и задумалась, уставившись в светлую жидкость. Дэймон уже тысячу раз успел укорить себя за бестактный вопрос, когда она, наконец, ответила. В голосе Супер Метательницы ножей появились нотки печали.

– Пустоту. Нас всегда было двое, теперь же я одна. И я… не совсем понимаю, что будет дальше. Но с другой стороны, – Амели вновь взяла чашку в руки и прикрыла глаза, – я догадывалась, что Урсула не выдержит этого испытания, и была готова к такому исходу.

Это было совсем не то, что ожидал услышать Дэймон. Ему казалось странным, что Амели не выглядит горюющей о сестре. Она будто бы смирилась со всем заранее, и после смерти Урсулы лишь убедилась в справедливости своих ожиданий. Дэймон даже начал думать, что ей всё равно, что она потеряла, возможно, одного из ближайших людей в этом мире.

– И вам совсем не жаль? – с его губ невольно сорвался вопрос.

Амели смерила его оценивающим взглядом.

– Не поймите неправильно, господин Хицугири, – проговорила она, глядя в стол. – Разумеется, мне жаль Урсулу… насколько я вообще могу жалеть о чём-либо. Я осознаю, что со стороны выглядит так, словно мне всё равно, – она подняла голову и уверенно продолжила: – Но наши с сестрой обстоятельства сильно отличаются от обстоятельств остальных в этой школе. Сейчас у меня другие приоритеты.

Девушка скосила глаза на помрачневшего Дэймона и заговорила более мягким тоном:

– Вы, наверное, считаете меня бессердечной, господин Хицугири. Я понимаю, как вам странно слышать мои слова об Урсуле, ведь ваши отношения с сестрой очень отличаются от наших. Возможно, – после небольшой паузы добавила она, – я даже немного завидую вам. Ведь я не могла бы так любить сестру, даже если бы очень захотела.

Дэймон удивлённо поднял глаза на Амели. Она показалась ему немного мечтательной и печальной.

В этот момент в помещение раздался звон, заставивший Дэймона отвлечься от своих мыслей. “Снова Тау!” – гневно подумал он. Амели быстро допила свой чай и также прислушалась. Из динамиков раздался довольный голос куклы. Она, казалось, искренне чему-то радовалась.

– Дорогие ученики! – нараспев заговорила она. – Очень жду вас в спортзале. У меня хорошие новости!

“Хорошие новости? – Дэймон был озадачен. – Разве после такого обычно не следует мотив для убийства? Хотя кто знает, что у этой куклы на уме… Может, она и это считает хорошими новостями…”

Раздражённо щёлкнув языком, Дэймон отставил чашку с недопитым чаем и встал со стула. Амели также поднялась с места и, оправив юбку, побрела к выходу.

***

В этот раз Тау казалась намного взволнованнее обычного. Она в нетерпении ёрзала на своём пьедестале, ожидая опаздывающих учеников, и выглядела как никогда оживлённой. На губах куклы была довольная и вместе с тем хитрая улыбка, способная соперничать с улыбкой Чеширского кота.

Наконец, все собрались, и Тау получила возможность выпустить эмоции, которые копились внутри неё, на волю. С трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на скороговорку и тем самым убить всю торжественность момента, она заговорила:

– Итак, убийств долго не было, и я вновь решила предоставить вам мотив. Но в этот раз всё будет немного иначе, чем обычно. В первый раз я предоставила вам взять в руки своё будущее, во второй – улучшить настоящее. Теперь же… – кукла выдержала паузу, приложила палец к губам и с видом, словно она раскрывала какую-то великую тайну, загадочно объявила: – Я даю вам шанс изменить прошлое!

Одноклассники недоумённо переглянулись. Тау не спешила объясняться, поэтому Минато счёл нужным осторожно поинтересоваться:

– И что это значит?

Улыбка Тау стала ещё шире, едва прозвучал этот вопрос. Она словно только этого ждала и с торжественным видом воскликнула:

– О, в этом мире нет ничего невозможного! Ведь многие из вас теряли когда-то близких людей, верно? – в голубых глазах появился лукавый огонёк. – Только ради вас, я решила вместо угроз применить награду! Тот, кто совершит убийство до полудня завтрашнего дня и не будет раскрыт, получит уникальную возможность воскресить одного дорогого ему человека!

В спортзале раздались шокированные возгласы, и несколько человек одновременно удивлённо выдохнули. Это объявление вызвало у участников школьного колизея противоречивые эмоции: кто-то был в шоке, на чьих-то лицах отразилось недоверие, а в сердцах некоторых разгорелся слабый огонёк надежды. Надежды вновь встретить того, кого, казалось, больше никогда не увидишь, но чью ладонь так хотелось бы сжать в своей руке ещё раз.