Текст книги "Найди меня в темноте (СИ)"
Автор книги: La escritora
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 50 страниц)
Живую. Дышащую. Пусть на самом краю жизни… но твою мать! Живую!
«Ты мой брат…»
Ярость клокочет в ушах, заглушает все своим шумом. Даже истерические рыдания Мэгги и всхлипывания Ноа, который уселся прямо у автомобиля. Рик ходит озадаченно вокруг и хмурится. И приговаривает: «Этого не может быть! Не может быть!» Остальные все просто замерли в растерянности и горе. Понимая, что значит, эта картина перед их глазами.
«Ты мой брат…»
– Я обещаю тебе… Посмотри на меня! Посмотри на меня, Дэрил! Ты не можешь поехать в Грейди. Только не ты. После того, что случилось – нет! Это ее единственный шанс. Потому что мы не довезем ее до Ричмонда, а вот до Грейди можем. Отпусти ее. Ради нее самой. Доверься мне. Ты мне веришь? Ты мне веришь?
– Хорошо, – соглашается он тогда. Потому что они все смотрят на него, и он чувствует себя так, словно он отнимает у Бэт единственный шанс остаться в живых. Потому что Рик не может быть не прав. Особенно после того, как Дэрил уже ошибся, решив пойти против плана Граймса по поводу нападения на копов в госпитале. – Хорошо. Я тебе верю.
Отрывает ее от себя. С корнями. Оставляя на месте этих корней кровоточащие раны. Вручает Рику свое сердце. Сам бережно укладывает на заднее сидение автомобиля, стараясь лишний раз не тронуть эту страшную рану. И он все никак не может выпустить ее маленькую ладошку с аккуратно подстриженными ногтями.
Как ты умудряешься, Грин? В мире долбанный апокалипсис. Везде грязь и чернота. А у тебя такие чистые руки и подстриженные ногти…
Бэт… О, Бэт… дотяни до этого долбанного госпиталя. Только дотяни. Ты же можешь. Ты сильная. Ты слышишь мой шепот? Ты слышишь меня? Ты сможешь… ты сможешь! Ты сильная. Ты – моя! Ты вся моя. От кончиков этих ровно подстриженных ногтей до светловолосой макушки, на которую мне так страшно смотреть. Ты вся моя, Бэт. Ты все для меня. Дотяни…
Он в последний раз гладит эту маленькую ладонь и захлопывает дверцу. Рик кивает ему, глядя в глаза, и садится в кресло водителя. Рядом Мишонн. И Ноа на заднем сидении.
И он долго смотрит вслед этому автомобилю. Не ощущая ладони Кэрол на плече.
– Все будет хорошо, – говорит она ему, но он даже не поворачивает головы в ответ, глядя на удаляющиеся точки сигнальных огней. Вслед своему сердцу, которое все дальше и дальше от него.
Которое Рик проебывает на этой самой дороге спустя пятнадцать минут.
«Она мертва…? – Нет, она просто исчезла»
========== Глава 8 ==========
Твою мать… Твою мать…
Она никак не может успокоиться. Слезы все льются и льются. Словно где-то открыли шлюзы, и они хлынули пусть и спокойным, но потоком.
Как там сказала доктор? Неспособность контролировать эмоции при чрезмерном возбуждении? Именно! Эмоциональная нестабильность…? Именно, твою мать!
Бэт вспоминает глаза Мэгги, когда кричала на нее недавно на крыше. Ее дрожащие губы. Ее поникшие плечи. Словно на нее с размаху опустили тяжелую плиту, придавившую вниз. Бэт не помнит, чтобы у Мэгги когда-либо были такие глаза. Даже когда они не знали, выживет ли папа после того, как у него отняли ногу. Даже когда по тюрьме пошла волна непонятного заболевания, выкашивающего обитателей, словно фермер спелые колосья в пору жатвы. Даже когда заболел Гленн.
И Бэт изо всех сил пытается не думать о том, что сама была виной этому состоянию. Пытается не вспоминать, что кричала тогда. Как ранила больно, не замечая, что эти раны отражаются на ней же.
Совсем как с Дэрилом…
– Почему вы везли меня обратно в Атланту, Мэгги? – сначала спрашивает тихо и спокойно. Словно ее вовсе не волнует ответ на этот вопрос.
Долбанный вопрос, который не дает ей покоя с тех самых пор, как она вышла в конце зимы на ту самую машину на дороге. Она тогда сидела у этой машины слишком долго, пытаясь воскресить в памяти то, что приходило в голову резкими вспышками или звуками. Слишком.
И именно у этой машины к ней вышли Охотники…
А потом что-то такое мелькает при этом в глазах сестры, что Бэт буквально срывается, хотя пытается отчаянно держаться за остатки былого спокойствия. Начинает выкрикивать то, что когда-то мелькало в голове обрывками мыслей. Осколками обиды.
– Почему вы не похоронили меня тогда, Мэгги? Не закопали сразу же?! Глубоко в землю. Чтобы ходячие не достали меня, не разорвали меня, беспомощную и беззащитную! Живую! И тогда бы я … когда умерла бы в земле…. только не от выстрела в голову, а от потери крови… или от долбанной лихорадки…или когда задохнулась бы от нехватки воздуха… Не важно уже от чего, потому что… я бы тогда не смогла бы… ходить, когда превратилась бы! Почему вы не закопали меня, чтобы я не шлялась где-то в одном желании сожрать кого-нибудь?
И добавляет уже то, что не давало покоя все время с тех пор, как пришло осознание того, что случилось с ней.
– Почему вы даже не проверили пульс? Почему не прислушались, бьется ли во мне сердце? Дышу ли я? Почему? Почему? Почему, Мэгги?
Шум в ушах становится совершенно невыносимым. Невыплаканные слезы превращаются в комок и застревают где-то в горле. Боль бьется внутри черепа, словно пленник, умоляющий выпустить на волю из тесноты. Сознание темнеет. Она чувствует, как постепенно проваливается во тьму. И чувствует, как пальцы правой руки сжимают рукоять ножа…
Я контролирую свое тело… я могу контролировать свое тело… Я могу…
– Бэт! Бэтти! – доносится откуда-то до нее голос Моргана. – Бэт, иди ко мне… дай мне руку, Бэт… дай мне руку! Сейчас же!
Гнев распирает. Гнев требует выхода. Гнев крутит мышцы. Выворачивает наизнанку. И боль захватывает не только голову, но и тело. Медленно. Отключая сознание…
– Дай мне руку! Дай мне руку, маленькая леди!
Но она не сразу протягивает руку. Сначала она резко замахивается и швыряет куда-то в темноту банку с пивом. Та шмякается куда-то в траву на лужайке дома напротив.
– Прошу тебя, уйди… Уйди, Мэгс! Просто уйди!
Сестра молча встает и пытается поймать взгляд Бэт. Чтобы попробовать протянуть некогда оборванную нить. Но Бэт закрывает глаза в попытке выровнять дыхание и унять барабаны, которые звучат в голове.
– Просто уйди!
В голосе звучат те же знакомые нотки, когда Бэт просила сестру дать ей уйти. Тогда, на ферме. «Просто дай мне уйти!»… Воспоминание об том времени обжигает обеих, несмотря на прохладу ночи. Тогда Мэгги не уступила. Сейчас она уходит с крыши…
– Спасибо, – шепчет Бэт, когда та уже спрыгивает в комнату. – Спасибо…
Бэт снова ложится на спину после ухода сестры. Только теперь не видит звезд. Это больше не россыпь ярких точек на темном покрывале. Звезды расплываются перед глазами в тусклые пятна из-за слез, которые сразу же наворачиваются на глаза.
– Ты видел? – спрашивает она Моргана спустя несколько минут. Тот все смотрит на нее, уперевшись обеими руками в раму окна. – У меня был приступ, но я сделала это! Я справилась!
– Только сначала ты сама себе его вызвала, – отвечает он ей.
– Ты же слышал доктора. Я не могу это контролировать.
– Ты только что доказала обратное, – он долгое время молчит, а потом вздыхает. – Маленькая леди, нельзя убить дьявола в своей душе, когда ты сам его питаешь своими поступками.
Она молчит в ответ. Понимая и признавая его правоту в который раз. Потому что сама думает сейчас об этом же. О собственном дьяволе, который толкнул ее на то, чтобы обидеть сестру. Не попробовать поговорить о том, что случилось тогда на дороге. Не выслушать. Не попытаться понять.
И приходят слезы. Словно попытка выплеснуть собственное сожаление за те злые слова и удары, которые она наносила недавно.
Папа был бы недоволен. Господи, как же был бы недоволен папа!
Спустя какое-то время Бэт сдается. Уступает проснувшейся совести, у которой почему-то голос отца. Не укоряющий, а ласковый и такой мягкий. Напоминающий. Не дающий покоя ее душе. Впервые проснувшийся в ней почему-то именно сегодня.
И она перелезает обратно в окно и идет к Мэгги.
Ребенок не спал всю ночь. Бэт слышала ее тихий плач из глубины дома через распахнутое окно. Наверное, поэтому Мэгги заснула в кресле у колыбели дочери, прислонившись лбом к краю этой маленькой постельки. У Бэт сжимается больно сердце, когда она видит тени под глазами сестры. Такой знакомый румянец от слез на ее щеках. Ей хочется коснуться ее. Провести рукой по плечу. Обнять и сказать, что все будет хорошо. Все теперь будет хорошо… Если так можно сказать в том мире, который окружает их сейчас.
Но Бэт сама пока верит в это с большим трудом, и потому просто стоит и смотрит на спящую сестру. Пока не заметила, что есть кое-кто, кто пристально сам сейчас наблюдает за ней самой.
Она не спит.
Она терпеливо ждет, пока Бэт приблизится к ней, чтобы надежно взять в плен своей маленькой ладошкой ее сердце… чтобы откуда-то из-за заслонов выпустить то, что раньше так тщательно она прятала в своей душе…
Маленькие пальчики… какие у нее маленькие пальчики! Какие щечки… глазки… какая она вся маленькая и хорошенькая! Какая она…
Бэт сомневается сначала, медлит, но все же сдается и касается ее. Сначала кончиком пальца пухленькой щечки, отчего малышка сразу же распахивает глазенки еще шире и смотрит на нее внимательно. Но не плачет, как пугается Бэт почему-то. Просто смотрит на нее. Внимательно, изучающе. Как и сама Бэт, склонившаяся над колыбелью.
– Привет, – шепчет Бэт и несмело касается сжатой в кулачок маленькой ладошки. Та вдруг неожиданно открывается и берет в плен палец Бэт. Вмиг взрывая последние заслоны, что она так старательно пыталась держать сейчас.
– Привет, – снова шепчет она. Слеза не удерживается на ресницах и падает прямо малышке на щечку. Та моргает недоуменно, а потом ее личико сморщивается, и она открывает рот, готовая закричать. И Бэт не успевает даже подумать, как тянет к ней тут же руки и поднимает из колыбели, прижимая к себе.
– Тихо, моя хорошая… моя сладкая… моя девочка, – приговаривает она, пытаясь успокоить ребенка, аккуратно придерживая ладонью ее головку.
– Моя маленькая… моя хорошая, – шепчет Бэт, и ребенок тут же успокаивается в ее руках. А затем поднимает голову и смотрит на нее удивленно и доверчиво, полуоткрыв ротик.
Все, что видит сейчас Бэт – это голубые глазенки, уставившиеся на нее. Все, что слышит – тихое дыхание ребенка. Все, что ощущает – эйфорию, захлестнувшую с ног до головы. От этих глазенок, этой мягкой кожи и неповторимого запаха присыпки и молока. Запаха младенца…
Малышка вдруг опускает голову на плечо Бэт, явно пристраиваясь, чтобы заснуть. Как Джудит когда-то, думает она. И закрывает глаза.
Она ощущает запах младенца, чувствует вес малышки на своей руке. Ее тепло под ладонью. Ее дыхание, приятно согревающее кожу груди в вороте рубашки. Девочка спит, и этот сон приносит Бэт умиротворение и покой. Она смотрит, как возится в земле Рик, как что-то рассказывает ему Карл, недовольно сдвинув брови под околышем шляпы, на которой когда-то была звезда шерифа. Смотрит на отца, сидящего рядом с ними на ящике. Он улыбается ей, и Бэт возвращает ему улыбку. Такую похожую на его собственную…
Потом она смотрит в голубое небо, на котором почти нет облаков. На башню, где видит только головы Мэгги и Гленна. Они слишком близко друг к другу… Целуются, понимает Бэт. Кто-то касается ласково ее плеча. Это мимо проходит Кэрол, несущая мокрое постиранное белье в корзине, прислонив ту к бедру. «Спит?», спрашивает она одними губами, тоже улыбаясь при виде этой маленькой светленькой головы на плече Бэт. Она кивает ей в ответ.
А потом слышит, как приближается автомобиль, и пытается за этим шумом распознать другой, не такой плавный, как звук мотора «Хендая». Ей очень хочется подойти ближе к воротам, которые открывает Тай, но она боится. Боится, что не увидит в машине какое-то из знакомых лиц. Что не увидит мотоцикла…
Саша выпрыгивает из машины и бросается на шею Таю, уже закрывшему высокие ворота из сетки. Мишонн выходит из-за руля и, махнув рукой приветственно компании на огородике у забора, спешит открыть багажник.
– Приходится уезжать за смесью все дальше и дальше, – говорит она Бэт. – Но зато тебе понравится, что мы нашли в этот раз. Огромная упаковка памперсов. Разве не замечательно?
Нет, думает Бэт при этом, опуская глаза на голову Джудит сразу же, как видит мотоцикл, объезжающий автомобиль. Замечательно то, что вы вернулись невредимыми… Что мы все живы. Что выжила Джудит. Что мы все вместе, одна семья. Что у нас есть безопасное место. Что мы счастливы даже, когда просто находим упаковку памперсов…
Как замечательно то, что мы счастливы…
Она осмеливается поднять глаза только, когда замолкает мотор мотоцикла. Стараясь быстро окинуть взглядом, чтобы понять, он цел. Ничего не стряслось за время вылазки.
Как замечательно, что с ним ничего не стряслось…
Но Дэрил вдруг ловит ее взгляд, слезая с мотоцикла, и Бэт чувствует, как вспыхивает лицо. Не красней, Грин! Не смей краснеть… И она тут же опускает снова взгляд на ушко Джудит, надеясь, что ее смущение никому незаметно.
– Привет, Боевая малышка, – кончиками пальцев Дэрил легко касается спинки Джудит. И Бэт не может не думать о том, что если он чуть ниже опустит руку, что может коснуться ее ладони.
– Бэт, – говорит тихо он, здороваясь кивком, и она с трудом заставляет поднять взгляд, чтобы посмотреть на него. В его глаза с привычным прищуром под растрепанной мокрой от пота челкой. Прежде, чем он пройдет мимо к Рику и ее отцу у ограды. Прежде, чем он пройдет мимо как обычно. Задержавшись только, чтобы поздороваться…
Дочь Мэгги – мой Бог, дочь Мэгс! Подумать только! – тихонько сопит на ее плече, погрузившись в глубокий сон, как обнаруживает Бэт, возвращаясь из прошлого. Она касается губами нежной кожи головы малышки, снова вдыхая аромат ребенка. Стараясь не думать о том, что плачет снова.
Твою мать, столько слез я не выплакала за последние полгода, сколько пролила за эти дни…
И почему-то становится вдруг неловко от своих мыслей. Из-за грубости выражения, которое промелькнуло в них. А потом приходит осознание, снова кружащее ее голову от радости.
Я дома. Я вернулась домой. К Мэгги. Я вернулась…
Бэт осторожно кладет спящую малышку в колыбель, стараясь не потревожить ее сон, и укрывает одеяльцем, как делала это прежде с Джудит столько раз. Легко проводит костяшками пальцев по пухленькой щечке, не удержавшись. А потом выпрямляется и встречается глазами с Мэгги, уже давно выпрямившейся в кресле и наблюдающей за ней со странным выражением в глазах.
Они смотрят друг другу в глаза некоторое время, а потом Бэт протягивает руку, и Мэгги тут же подается навстречу, протягивает свою. Их пальцы переплетаются. Смыкаются. Так крепко, что у обеих даже отдает в костяшках.
– Я вернулась домой, Мэгги, – шепчет Бэт, и Мэгги снова начинает плакать.
Потом они сидят на полу, прислонившись спинами к креслу. Просто сидят рядом. Голова Бэт на плече Мэгги. Пальцы по-прежнему в тесном сплетении. Будто разомкнешь пальцы – и все, тут же разомкнется нить, протянувшаяся между ними недавно.
– Мне жаль, что я тебе столько наговорила тогда, на крыше. Прости меня. Иногда меня несет, и остановиться практически невозможно…
– Это то… с банкой? Как это бывает? – пытается узнать Мэгги, но чувствует, как тут же напрягается Бэт, сидящая рядом. – Прости-прости… не говори ничего!
Они обе вспоминают то, что сказала доктор, которая приходила сюда по просьбе Гленна сегодня утром. И обе плачут.
Мэгги – из-за того, что случилось с Бэт, и последствий этого, которые так просто не стереть из жизни ее маленькой сестры, как бы ей ни хотелось того. Бэт – из-за своей слабости перед нахлынувшими эмоциями при воспоминании о том визите.
Странно. Ни тени былого гнева, который яростно пылал в крови, вызывая бешеный стук в висках. Ни ненависти, которую, как она думала, будет ощущать, наподобие той, что пришла к ней тогда ночью после подслушанного разговора у крыльца.
– … невероятно, – тонкие холодные пальцы требовательно ощупывают голову, разведя длинные пряди в стороны. Но на удивление Бэт, не причиняют ей дискомфорта и не вызывают раздражения. Как и изумление, которое так явно слышится в голосе доктора.
Почему у докторов всегда такие холодные пальцы?
– И все это без медикаментозного лечения. Без реабилитационной поддержки… Это невероятно. Неврология, конечно, не моя специальность, но… это же… все, что я знаю, все, чему училась столько лет, говорит сейчас о том, что это просто невозможно! Но я вижу своими глазами! Мой Бог! Тут действительно поверишь в чудо! – улыбается доктор.
Она хорошенькая. И такая молодая для доктора, лет тридцати-тридцати пяти. Бэт ожидала увидеть почему-то мужчину и в возрасте, а пришла она – в белой футболке и джинсах, веселая и сразу же располагающая к себе чем-то.
Правда, видеть ее радушие и готовность к знакомству было странным. Но Бэт все-таки заставляет себя пожать ее ладонь при знакомстве. Последний раз, когда ей вот так улыбался незнакомец, дело закончилось в очередной раз кровью. Потому что той компании очень приглянулись арбалет Бэт и теплая куртка Моргана.
Она снова откидывает голову Бэт, чтобы теперь взглянуть на шрам от входного отверстия пули. Аккуратно трогает его пальцем, потому что замечает, насколько напряжена та под ее руками.
– Я сейчас перечислю, а ты подтвердишь, что бывает у тебя, хорошо? Просто кивни мне, когда я назову то, что замечаешь за собой. Судороги в мышцах. Мигрень. Потеря ориентации в пространстве. Потеря краткосрочной памяти…
Она что-то еще говорит, но Бэт ее уже не слышит. Она смотрит прямо в лицо склонившейся к ней женщине. На еле заметную россыпь веснушек на переносице. На ярко-рыжий завиток, упавший на лоб. Потом переводит взгляд на тонкие пальцы, обхватившие ее запястье, и почему-то думает о том, как эти самые пальцы медленно скользят по его крепким рукам… по спине. Вспоминая пустую упаковку от презерватива, лежащую под кроватью.
– Что-то случилось? – хмурится женщина перед ней. – У тебя вдруг участился пульс. У тебя нет головокружения сейчас? Дай мне левую руку…
Бэт протягивает ей левую руку, пытаясь побороть детское желание вообще отдернуть ладони. Теперь она понимает злость Мэгги на Гленна, который привел утром доктора.
Женщина вдруг застывает на мгновение над ее запястьем.
– Да, – говорит Бэт спокойным и ровным голосом, хотя в ушах вовсю уже стучит оглущающе громко пульс. – Я резала вены. Как видно – попытка не удалась. Я жива.
Женщина трогает указательным пальцем бусину на одном из ее кожаных браслетов.
– Красивый, – говорит она глухо. – Ты сделала это сама?
– Да. У меня было таких еще два. Потеряла.
– Ясно.
А потом она поднимает взгляд от запястья, и Бэт вдруг замечает, что ее глаза уже не так светятся, как раньше. Чуть погасла улыбка на губах. Она смотрит на нее пристально и долго, и Бэт почему-то начинает казаться, что та откуда-то знает ее.
– Так, – доктор отпускает ее запястье, а потом отходит к сумке, которую она принесла с собой. – Продолжим…
– Прости, что причинила тебе боль, – говорит Бэт сестре, пытаясь поверить в те слова, что произнесет следом. Пытаясь убедить не только сестру, но и себя сейчас. – Это ведь долбанный конец света. Если вы так поступили, то это было самое верное решение. Мертвое тело… это всего лишь мертвое тело. Важнее вот что…
Она указывает на колыбель.
– Важнее жизнь. Не смерть. Если бы я узнала, что с тобой что-нибудь случилось из-за моего мертвого тела, я бы умерла второй раз. Если бы действительно была мертва, конечно, – пытается пошутить неловко Бэт. Не понимая, что вызывает при этом в сестре целую бурю эмоций. – И никогда бы себе этого не простила…
– Я никогда больше не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось! – вдруг яростно прижимает ее голову к своему плечу Мэгги, а потом целует прямо в макушку несколько раз. – Я сделаю все, чтобы защитить тебя! Все! Все, Бэтти! Больше никогда…! Никогда!
Бэт закрывает глаза, улыбаясь уголками губ.
О, Мэгги, мне уже давно не нужна твоя защита. Потому что я сама могу защитить тебя. Сама. Мне никто уже не нужен, Мэгги. Никто!
Когда Бэт просыпается следующим утром, в доме только она, Морган, маленькая Патрисия и незнакомая Бэт женщина, которая представляется соседкой Ри. И снова Бэт с трудом подавляет в себе настороженность перед тем, как открыто с ней говорит женщина. Несмотря на то, что косится на нож у Бэт на поясе.
– Нам не доверяют, – пытаясь скрыть свою обиду, царапнувшую при словах соседки, говорит Бэт Моргану, сидящему с кружкой травяного чая на крыльце.
Его часто в последнее время мучают боли в колене. Иногда он уступает настойчивым уговорам Бэт принять таблетку из ее запасов. Правда, только после того, как Бэт угрожает не шутя, что высыплет тогда их все к …
…к чертям собачьим, слышишь меня?! Потому что я знаю как никто, что невозможно терпеть невыносимую боль! Потому что я не хочу, чтобы кто-то так страдал, как я мучаюсь! Так что, выпей этот чертов анальгетик и не спорь со мной!
– В этом мире уже мало кто кому доверяет, маленькая леди. И потом – доверие это такая вещь, которую легко потерять и сложно найти. Но я не думаю, что твоя сестра не доверяет тебе, – говорит Морган и добавляет шутливо. – Она попросила присмотреть за тобой, потому что ты спишь. Каждому – по девочке. Мне досталась ты.
Еще одна мертвая девочка…
– Я не девочка, – сердито замечает Бэт в ответ, и Морган с готовностью кивает.
– Конечно же, нет. Ты – маленькая леди.
Они молчат. Бэт при этом исподтишка наблюдает за Морганом. Смотрит на то, как щурятся его глаза, отчего у уголков глаз разбегаются тонкие морщинки. На легкую улыбку.
– Посмотри на все это, – говорит вдруг он. – В это так сложно поверить до сих пор, но это есть. Просто посмотри и послушай!
И Бэт переводит взгляд на то, куда смотрит он. На соседней лужайке играют двое детей. Мальчик и девочка. Наверняка, в том другом мире они бы ходили уже в начальную школу.
И, скорее всего, ходят здесь, поправляет себя мысленно Бэт, вспоминая здание, которое видела по пути к дому Граймсов в первый день в Александрии.
Дети бегают по траве босиком. Солнце играет в их светлых волосах, ласково греет открытые плечики и руки. Маленький щенок крутится у их ног, забавно подпрыгивает и то и дело падает на спину, желая, чтобы они приласкали его. Он так забавен, что дети не могут не смеяться, и до Моргана с Бэт постоянно доносятся взрывы их хохота.
Бэт смотрит снова на Моргана и видит по его глазам, что он думает о сыне. Его боль словно проникает в нее просто при взгляде на его лицо, на его слишком крепкую хватку кружки с чаем – даже костяшки пальцев посветлели. И тогда она обнимает его, обхватывая руками изо всех сил.
– Все хорошо, маленькая леди, – говорит он, ласково хлопая по ее сомкнутым ладоням на его плече. Целует в лоб привычно. – Все будет хорошо… Теперь все будет хорошо.
Бэт смотрит на детей, на щенка, что путается у тех под ногами, на развешивающую мокрое белье женщину на одном из соседних двориков. Тихая мирная картинка. Такая привычная в прошлой жизни. Такая обычная. И такая чужая сейчас для нее.
Потому что она сама словно чужеродный элемент здесь. С ее поцарапанными руками. С ее постоянным ожиданием опасности в любой момент. С оружием, которое никак не может оторвать от себя, словно это уже часть нее. С ее потрепанной и кое-где залатанной одеждой, которую она по-прежнему носит, хотя Мэгги неоднократно предлагает что-то из своих вещей.
С ее шрамами. С ее приступами. С ее темнотой…
Бэт встает резко и идет в дом, где соседка уже носит на руках проснувшуюся Патрисию.
– Ее надо покормить, – говорит ей женщина. – Мэг оставила сцеженное молоко в холодильнике. И нужно поменять памперс.
– Я сделаю, – твердо произносит Бэт, протягивая руки к ребенку на ее руках.
Она нужна ей… нужна до дрожи в пальцах. Нужен ее запах, мягкость ее волосиков, тепло ее маленького тельца.
– Ты так это делаешь, будто вырастила уже не один десяток детей, – шутит Морган. Они снова сидят рядышком на крыльце под теплыми лучами солнца. Бэт улыбается, наблюдая, как крепко малышка удерживает бутылочку пальчиками, словно боясь, что соску вырвут прямо изо рта и не дадут доесть молоко.
– Нет, только одного. И то… не так долго. Джудит, дочь Рика, – они никогда не говорили об этом прежде, и она буквально кожей ощущает на себе пристальный взгляд Моргана. – Лори умерла, давая жизнь Джудит. И я стала заботиться о ней…
– Ты? Сколько тебе тогда было? Семнадцать? Почему ты, а не другие женщины вашей группы?
– Я не знаю, – честно отвечает Бэт после минутного молчания. Она пыталась найти хотя бы какую-нибудь причину для этого и не находит в своей памяти, как ни скребет отчаянно по ее уголкам. – Наверное, я сама так захотела. Я всегда хотела иметь ребенка…
– Когда-нибудь он будет, – говорит Морган, улыбаясь. Бэт не может не прислониться сейчас лбом к лобику малышки, так отчаянно ей нужно ее прикосновение сейчас.
Она вспоминает холодные пальцы на своем запястье и веснушки на переносице. И снова не может не думать о той проклятой упаковке из фольги.
Как это было? Как это было у нее с Джимми? Нет, скорее, как то, что она когда-то видела в кино, которое смотрела с подружками, скрываясь от контроллеров в темном зале кинотеатра. Потому что их запросто могли выставить вон с сеанса с такими сценами.
Поцелуи… прикосновения… Кожа к коже… губы к губам… Глубоко. Проникновенно. Горяча кровь и сбивая дыхание.
Она не может не представлять эти тонкие пальцы на его руке. Прямо на линии твердых мускулов у самого плеча. На таких знакомых ей руках. Которые она считала настолько родными, что ни одно прикосновение уже не смущало как когда-то. Даже то, такое волшебное и волнующее… Когда он подхватил ее на руки в домике похоронщика.
– Я иду так быстро, как могу, – протестует она шутливо, не желая, чтобы он отпускал ее сейчас. И знает… читает в его ответе, в его голосе, в его глазах, что он тоже не хочет этого.
Такие родные руки… Которые будут носить на руках другую женщину.
Ей же достались только чужие руки. Не те, которые она так хотела чувствовать на своем теле. Чужие руки. Грубые руки. Чужие прикосновения….
– Нет, не будет, – шепчет она. – Я не хочу уже иметь ребенка. Не в этом чертовом мире.
Морган трогает ее за предплечье, пытаясь привлечь внимание. Чтобы она посмотрела в его глаза. Иначе как ему снова пытаться проникнуть туда, куда она так не часто пускала даже его – в ее душу. Но тут из дверей дома выходит соседка и спускается по ступеням.
– У тебя отлично получается. Я думаю, что во мне здесь больше нет нужды, верно? – улыбается женщина. – Ри скоро вернутся. И Тара. Они сейчас у Граймсов. Не думаю, что надолго…
Тара, Гленн и Мэгги так спешно ушли к Граймсам сегодня утром? Все вместе?
Она невольно напрягается. В ней просыпается прежнее такое знакомое чувство. То, что не раз прежде сохраняло ей жизнь.
Что-то нехорошее… совсем близко… совсем скоро… Что-то…
========== Глава 9 ==========
Тогда…
Удивительно, как одна-единственная секунда решает все.
Секунда, от которой зависят дальнейшие минуты, часы, месяцы и даже годы. Одна-единственная секунда, становящаяся точкой отсчета времени, которое могло бы быть совершенно иным, если в ту самую секунду было сделано совершенно иное действие или принято совсем иное решение.
Одна-единственная секунда…
И приходят вопросы, заново взрывая пласты памяти и разжигая в душе огонь вины и сожаления. У кого-то этот огонек, еле живой, поддающийся дуновению времени. У кого-то это настоящий пожар, у которого даже длинные месяцы не способны ослабить накал. Эти вопросы у всех разные. Но начало у них всегда одинаковое. Всего три слова. «Что, если бы…»
Что, если бы он тогда последовал решению Рика, и они забрали бы своих людей силой из этого долбанного госпиталя? Что, если бы не убежал и не погиб третий коп? Что, если бы они не потащили Ноа с собой на обмен людьми?
Что, если бы он понял тогда, что с Бэт творится что-то неладное? Ведь после, раз за разом прокручивая в голове то, что случилось в том долбанном коридоре, он ясно слышал слезы в ее голосе, когда она стояла перед той копшей.
Что, если бы он стоял ближе к ней в том коридоре, и ему хватило бы одной единственной секунды, чтобы взять Бэт за плечи и дернуть на себя, уводя от пули?
Но этого не произошло. Он не стоял к ней ближе. А из-за ярости, ядом разлившейся в крови при виде шрамов на ее лице и при воспоминании о словах Ноа обо всем, что творилось в этих стенах, Дэрил не сумел понять, что с Бэт происходит что-то не то.
Наверное, он просто недостаточно ее знал. Недостаточно, чтобы предугадать тот неожиданный поступок, причину которого ему не разгадать до сих пор.
А иногда ему приходил в голову вопрос, который заставлял в нем просыпаться невероятную по силе злость на Мэгс.
Что, если бы Мэгги не поперлась тогда в этот чертов Вашингтон, а была рядом с ними в том коридоре? Разгадала бы она тогда, что творится с сестрой? Сумела бы одним своим присутствием удержать Бэт от того шага в сторону копши? И от долбанного удара ножницами…
Правда, этот вопрос приходит в голову Дэрила не сразу, а только спустя некоторое время. Сначала включаются инстинкты, заглушившие на некоторое время горе, туманившее сознание. На вопль Мэгги, который повторно разорвал его сердце на две половины, медленно собираются ходячие, как кажется, со всей долбанной Атланты. Много ходячих… Охренительно много.
И снова бег. Добежать до машин, прорываясь через руки, тянущиеся со всех сторон. Вырваться из улиц города, запруженных теми, кто еще недавно дышал и чувствовал. Кто еще недавно жил.
Бег… бег… бег… словно долбанные хомячки в колесе. Одно и то же. Каждый чертов день. Ничего, кроме инстинкта выжить. Ничего…
Да, они привыкли терять людей за эти годы. Каждая потеря становилась очередным шрамом на сердце после того, как отболит и затянется рана. Но никогда еще эта рана не была так глубока, как тогда… и никогда еще они не чувствовали себя такими бессильными и такими растерянными, какими стоят тогда у машин на одной из дорог близ Атланты. Даже Рик…
Но только не долбанный спасатель мира, мать его…
– Что мы будем делать? Куда поедем дальше? – Даже латиночка была подавлена сейчас, но рыжий был бодр и полон духа.
Наверное, так и надо. Потому что ни на короткий миг нельзя было расслабляться в мире, где в одну секунду могло произойти многое. Но тогда, в те минуты, это злило.
Охренительно злило…
– Мы не можем просто так стоять здесь на дороге. Скоро начнет темнеть. Нам нужно найти место для ночлега. И решить, что мы будем делать с телом. Мы можем сделать это сейчас.
Сейчас? В лесу, твою мать, закопать? Или на обочине дороги?
Наверное, что-то такое появляется на его лице, потому что Рик тут же хватает Дэрила мягко, но требовательно за руку, покачивая головой. А потом почему-то именно сейчас его вдруг возвращает что-то назад, в ту половину его жизни, где она еще была жива.
