Текст книги "Найди меня в темноте (СИ)"

Автор книги: La escritora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 50 страниц)

Она рассказывает все это таким обыденным тоном, что у Дэрила сжимается сердце. Охренеть. Когда такое стало таким привычным для нее, такой хрупкой и маленькой? Как это вообще стало возможно? Долбанный мир ходячих!

Ничего из ряда вон. Просто мы с Морганом завалили нескольких человек, которые чуть не сожрали нас. Живые чуть не завалили живых, чтобы пустить их на херово рагу.

Его ярость только распаляется еще сильнее при воспоминании, как сам когда-то попал в лапы таких же отморозков, жрущих людей. Ни за каким хером он не отпустит ее сейчас никуда дальше окрестностей Уоррентона, где они сейчас. Ни за каким хером!

– Бэт, ты должна пойти в Скотленд, – решается он. – Выбрось из башки мысль о том, что ты проживешь сама по себе, слышишь? Ты смогла! Смогла убить без своей долбанной темноты. Ее ведь не было на дороге, правда ведь? Значит, ты сможешь и там. Бэт… Ты слышишь меня? Завтра утром мы двигаем в Скотленд. Я доведу тебя до Скотленда и уйду. Но дай мне это… Бэт, мне охренительно нужно, чтобы ты была за стенами. С другими людьми. Останься в Скотленде. Тот мужик он примет тебя… ты сама это знаешь.

– Без тебя, – медленно говорит Бэт, глядя внимательно на его плечо. Аккуратно отрезает нить и некоторое время смотрит на шов, словно думает, красиво ли тот сделала. А потом кивает, начиная заниматься другой раной на его плечо. – Хорошо.

– Хорошо? – Дэрил не верит своим ушам.

Вот так все просто и легко? Без возражений. Просто долбанное «хорошо». Долбанное «хорошо», которое только падает куда-то внутри него. К ее прежним словам. Таким, как «Ты мне не нужен» и «Без тебя».

– Хорошо, – повторяет она. А потом начинает нести какую-то чушь, которую он почти не слышит сейчас. Она говорит и говорит, а он только смотрит на нее. На то, как шевелятся ее губы. На блеск ее глаз в свете свечей. На то, как порхают пальцы обрабатывая его раны. Потом она занимается раной на его голове, и он закрывает глаза. Потому что прямо перед его взглядом оказывается ее грудь, и он видит, что она без лифчика.

Долбанный лифчик. Он ведь помнит остатки этого лифчика, которые валялись возле рюкзака. Охренеть, подумала ли она, что ее могли запросто трахнуть прямо там, на дороге? О чем она вообще думала, расстегивая тогда рубашку? И о чем он сам думает сейчас?

– Все, – произносит Бэт, и он открывает глаза. И тут же встречает ее взгляд. Тонет с головой в этих глазах-озерах, которые распахиваются еще шире, когда он поднимает руки и запускает ладони в ее волосы. Потому что больше не может бороться с собой. Снова коснуться ее. Почувствовать. Утолить свою жажду. Прежде, чем это станет невозможно…

Он ждет, что она оттолкнет сейчас, как тогда на крыше. И дает ей эту возможность. То и дело отстраняется от нее после каждого поцелуя первое время. Чтобы заглянуть в глаза-озера. Чтобы уловить малейший протест.

Но она молчит. Только покорно подставляет губы под его рот и распахивает те шире, позволяя языку свободно скользить внутри. Вызывая невероятный по силе огонь в крови. Ярость, что бушевала прежде и скручивала мышцы, отступает, позволяя пережитым некогда на дороге эмоциям выплеснуться совсем иным способом.

Он целует и целует, обхватывая ее все крепче и крепче. Прижимая к себе все теснее. Запускает руку под топ, чувствуя, как сердце бьется в груди глухо и быстро, грозя ему переломить ребра. И ощущает кончиками пальцев, как бешено колотится ее сердце сейчас. Ее кожа такая горячая… такая мягкая и нежная…

– Я переменила белье в постели на втором этаже, – шепчет она ему вдруг в губы, заставляя спираль острого желания свернуться еще туже в нем. Твою мать, Грин… что ты делаешь со мной…

– Мы можем…? Или…

Он что-то мычит в ответ, снова целуя ее. Да, этот долбанный мир ходячих, и в любую минуту может случиться все, что угодно. Тем более, от Гейнсвилла по дороге топает херова туча мертвяков. Но… но этот дом стоит в двух милях к западу от шоссе Ли, и они не шумели… и значит, опасности может и не быть… И она постелила долбанные свежие простыни…

От белья пахнет какими-то травами. От ее волос пахнет ягодами. А ее поцелуй на вкус – яблочный сок, который она отхлебывала из банки детского питания, что они прихватили в аптеке на Сентревилл-роуд. И от всего этого у него кругом идет голова. От смеси запахов, вкусов и ощущений, которыми полон для него этот момент.

Он целует ее и целует. Выпивая до самого дна. На всю оставшуюся жизнь… на все долбанные дни, что ему останутся. Старается запомнить все это. И понимает с горечью, что не запомнит ни к каким херам. Потому что знает, что память истончается… долбанная память…

Но все же пытается. Пытается собрать все это в воспоминания.

Хрупкие косточки ключиц. Ее родинки между грудей. Тонкие ребра. Узкую талию. Он готов поклясться, что может обхватить ее двумя ладонями. Мягкость ее кожи. Вкус ее кожи. Ее вздохи. Ее шепот. То, как она выгибается навстречу его рукам и губам. Ее пальцы на своей коже. Ее губы на своей коже. Ее ответ на то, как он берет ее. Раз за разом. Теснее. Глубже. Еще глубже. То, как она цепляется в его здоровое плечо и прикусывает нижнюю губу. Как переплетаются их пальцы на подушке. Как сплетаются тела… Теснее. Еще теснее. Ему хочется сейчас раствориться во всем этом. Навсегда остаться здесь. В этом моменте. И поэтому он погружается все глубже и глубже в нее. С каждым ее откликом. С каждым вздохом…

И шелест дождя за окном, который льется на землю той ночью. И то, как она мягко водит по его плечу пальцами, валясь после в подушках. Выражение ее лица. Такое умиротворенное. Такое счастливое. Она вся светится. Он готов в этом поклясться. Она вся светится…

И он ловит эти пальцы. И ее в свои руки. Прижимает ее снова к подушкам, чтобы целовать эти губы. Ловить этот свет. Вбирать его в себя. Пока у него есть такая возможность. Пока она его…

Солнечный свет, идущий издалека… Дэбасиге… Бэт…

Ужинают они гораздо позже запланированного. Уже остывшим рагу из овощей и свиными ножками, которые он точно заслужил, даже не пискнув, когда она обрабатывала раны. Они почти не говорят. Просто сидят рядом, иногда соприкасаясь плечами. Она заканчивает первой свой ужин. Потому что ест как долбанная птичка. А потом сидит и смотрит на него. Просто смотрит. Во все свои огромные глаза-озера, которые странно блестят сейчас в мягком свете свечей.

За окном шелестит дождь, и ему очень хочется думать, что Бэт не планирует сейчас, как бы ей свалить, пользуясь этим подарком природы. А потом понимает.

Пусть валит. Он все равно найдет ее. Только тогда у нее уже не будет ни малейшего шанса увильнуть от того, чтобы идти в Скотленд. Тогда она узнает, что он может быть далеко не таким, каким она привыкла его видеть. Пусть она возненавидит его за это, но этот долбанный балаган пора прекращать.

– Пошли спать? – говорит Бэт, когда он заканчивает ужин. Вот так просто. Пошли спать. Вместе. Словно они делают это каждый долбанный вечер.

Он понимает, что ему нельзя спать. Что кто-то должен остаться и следить за окрестностями. Но почему-то уступает ей и идет вместе с ней наверх, в спальню. Правда, ложится только она, а он занимает место у окна, чтобы окинуть окрестности взглядом. Широкое пространство перед домом абсолютно пустое. По крайней мере, единственная тень, которую он видит через стену дождя – тень трактора вдалеке.

– Я хочу рассказать тебе, – вдруг доносится голос Бэт со стороны кровати. – Про того… кого убила первым в своей темноте. Тогда на дороге ты не спросил, почему я убивала живых. А ведь это важно. Ты же сам понимаешь, как это важно понимать, почему была отнята человеческая жизнь. Я убила двадцать… двадцать четыре…

– Двадцать три, – обрывает ее Дэрил. Ее голос полон такой боли, что у него сжимается сердце. – Не приписывай себе лишнего, Грин. Того, которого ты только пощекотала своим ножом, пришлось убить мне.

– Я рада… ой, в смысле, не тому, что ты его убил… а что не я… Потому что я боюсь. Всех их. Думать о том, что ты сделал… понимать это…

– Сейчас…

– Да-да, чертово время такое, что либо ты, либо тебя. Но… Двадцать три человека. Из них только девятнадцать – потому что они были ублюдками. И вопрос стоял именно такой. Ты или они. Но остальные… Одного я убила по ошибке. Самого первого. Ты читал про это. Первая жизнь, отнятая мной. Еще двое – из милосердия. И последний… я убила его из-за таблеток. Я тогда только-только восстановилась после ранения. Голова болела нещадно. Тебе даже не описать как. Когда каждый звук, свет, движение – это боль. А не двигаться ты не можешь, потому что умрешь иначе. И я тогда искала обезболивающее. В каждой аптечке машины. Потому что в домах искать не могла еще. Была слабая. И однажды я встретила его. Он подошел со спины, когда я нашла упаковку. Целую упаковку. У меня даже руки затряслись… как у наркомана. Он потребовал отдать. Все отдать ему. Я просила. Умоляла. Оставить мне хотя бы половину… треть… хотя бы пару таблеток. В тот момент я сделала бы все ради них, клянусь… эта боль… позднее она стала терпимее. А тогда… это был ужас. Пытка. Каждую секунду. Я действительно была готова на все ради таблеток тогда. Но никогда не думала, что буду готова на убийство… он начал кричать на меня, стал угрожать… достал пистолет… я попросила одну-единственную таблетку. Он сказал, чтобы я валила к херам. А потом я разозлилась…и все… хлоп, я в темноте… думала, что просто свалилась в обморок. Иногда такое бывало. У меня, видимо, низкий болевой порог. Но тогда… я его застрелила. Когда я очнулась, у него была дырка во лбу. А у меня в руке пистолет. Я его убила… ради таблеток… Видишь, какая я стала теперь…

Дэрил ложится рядом с ней и привлекает ее к себе, позволяя спрятать свои слезы на его плече. Очередной рассказ из ее прошлого, и снова она выворачивает и закручивает узлом его внутренности.

Триста долбанных шагов… триста долбанных шагов, и она никогда бы не пережила этого.

Ее слезы обжигают сейчас его кожу. Его сердце.

– Готов поспорить, что это был долбанный нарик. Для варки какой-нибудь херни. Типа, винта, – глухо замечает Дэрил.

И потом – кто может спокойно смотреть, как она мучается? Будь он тогда рядом с ней, Дэрил бы точно свернул шею тому долбанному мудаку.

– Правда? – шепчет Бэт в его плечо.

– Правда. Так что… не все так, как может казаться.

Они некоторое время лежат молча, слушая, как шелестит за окном дождь. А потом Бэт произносит:

– Знаешь, мне тогда показалось, что он выглядит странно… но я… я решила, что это мне это показалось, а теперь… Ты можешь быть прав. Это, конечно, ничуть не…

– Бэт, ты уверена, что он первый не попытался грохнуть тебя? Я видел тебя, когда ты …не в себе. Ты вряд ли бы завалила его без причины, – прерывает ее Дэрил. Она только молчит в ответ, а потом подносит его руку к губам. Просто целует ее и шепчет тихое «Спасибо», еле различимое на фоне шума дождя.

Этот шелест и ее тепло рядом действуют на него настолько убаюкивающе, что помимо воли, он проваливается в сон. И ему снится логово волчьей стаи. Не только взрослые волки, но и маленькие щенки, еле стоящие на ногах. И почему-то он знает, что это не просто волки. Потому что в волчице с белой отметиной в шерсти прямо у острого уха он узнает Селену. И эта отметина на волчице ни что иное, как ее седая прядь в волосах. Он видит, как к логову подходят охотники, медленно крадясь между деревьев. И недоумевает, почему волки не чувствуют их приближения. Ведь волки за мили чуют человека, и хер их поймаешь просто так. А потом видит настоящую бойню, когда охотники стреляют по волкам, не жалея никого – ни малых, ни больших. Кровь… визги и хрипы… щенячий скулеж, от которого стынет кровь в жилах. Последнее, что Дэрил видит прежде, чем проснуться, это то, как умирает волчица с белой отметиной у уха. Защищая совсем не своих щенят. Пытаясь закрыть их своих телом.

Этот сон оставляет горечь во рту и какое-то неприятное ощущение в душе. Волки – хищники, но видеть жестокую смерть как-то радости не доставляет. Особенно при понимании, что волчицей была Селена. А еще он понимает, что рядом нет Бэт, и дождь, льющий стеной всю ночь напропалую, закончился с первыми же лучами солнца, которое ласково пробует дотянуться до него одним из своих лучей.

Она свалила. Она взяла и свалила. Это первое, что приходит ему в голову. Второе – это, что надо одеться и идти следом за ней по следам, которых сейчас полным-полно будет на мокрой земле. Потому что накал дождя, когда он проваливался в сон, был уже не такой, как в самом начале.

А мелким дождиком ни за что не смоет следы, мисс Я-Умнее-Всех. Ни за каким хером.

Дом весь залит первыми солнечными лучами. В нем по-прежнему царит умиротворение и покой. Но ее арбалета в холле нет, как отмечает Дэрил, быстро спускаясь, по лестнице. Правда, в кухне стоит на столе кружка с недопитым чаем. А еще до его уха доносится странный скрипящий звук. Еле слышный в тишине утра.

Он медленно открывает дверь и выходит на крыльцо, чувствуя, как спадает напряжение, охватившее его в спальне. Потому что Бэт никуда не делась. Сидит на качелях, подогнув под себя одну ногу, а второй отталкивается от пола и раскачивается. Качели чуть слышно скрипят, впервые за долгие годы пустившись в движение, и Бэт иногда морщит носик, когда скрип становится резче обычного.

– Привет, – произносит она, замечая Дэрила. Качели тут же останавливаются. – Я разбудила тебя? Прости… я знаю, что они нещадно скрипят, но не думала, что ты услышишь.

– Неа, – отвечает он. Достает из кармана джинсов смятую пачку, чтобы притвориться, что вышел просто покурить. А не спускался вниз, перепрыгивая через ступени. Потому что хотел догнать ее и оторвать голову.

– Мне не спалось, – говорит Бэт. – Так что я караулила. А потом на рассвете вышла сюда…

Она в длинной мужской футболке и в своих ботинках на босу ногу. Кутает плечи в вязаное покрывало, которое, скорее всего, откопала среди всяких поделок этой старой леди, которая осталась лежать в пикапе при въезде на ферму. Волосы собраны в узел на затылке, открывая взгляду тонкую шейку. И от ее вида у него снова перехватывает дух.

Он ни за каким хером, наверное, не сумеет привыкнуть к этой ее трогательной беззащитности и хрупкости. Наверное, именно из-за них и хочется спрятать ее от всего этого долбанного мира за стенами.

– Я не пойду в Скотленд. Не хочу, – вдруг говорит Бэт, и помимо воли, он сжимает сигарету сильнее обычного, с трудом сдерживаясь, чтобы не послать ее к херам со всеми ее желаниями.

С Бэт Грин как на долбанных качелях. Ни хера неизвестно, что тебя ждет в следующую минуту…

– Я не хочу идти туда без тебя, – продолжает она, и его сердце делает долбанный кувырок в груди. – Я поняла, что никуда не хочу идти без тебя. И… если ты хочешь, чтобы я пошла в Скотленд, то тебе придется идти со мной. Вот как-то так… Я понимаю, что не могу… не могу просить тебя оставить Рика… и остальных… но… ты когда-то был готов жить со мной. И я подумала, что ты можешь… потому что я… потому что мы…

Она сбивается и начинает накручивать прядь волос на палец в волнении, а он только и может сейчас, что смотреть на нее, как долбанный идиот. Потому что в голове вообще никакой мысли, а тело стало таким легким, что грозится утащить его к херам, как воздушный шарик.

А потом Бэт Грин снова вышибает из него дух всего тремя словами. Она смотрит на него пристально, прямо в глаза, словно пытаясь проникнуть куда-то вглубь него.

Хотя куда еще глубже? Потому что она у него под кожей… она в самой крови…

Она прикусывает губу, а потом кивает своим мыслям и произносит:

– Я люблю тебя.

У него чуть не вываливается сигарета из пальцев при этих простых словах. Которые никто и никогда не говорил ему. Вот так просто. Улыбаясь мягкой и нежной улыбкой. Светясь, как солнечный луч. И никто и никогда не дарил ему столько тепла, сколько подарила она за все время, что они рядом. Только она.

– Это тебя ни к чему не обязывает, – голос Бэт начинает дрожать, и он понимает, что должен сказать хоть что-то сейчас. – И моя просьба тоже ни к чему не обязывает. Решение только за тобой. Просто хочу, чтобы ты знал. Хочу, чтобы ты знал… и вообще… просто потому что…

– Иди ко мне, – наконец хотя бы что-то удается произнести ему, разлепив губы. И тогда она в один миг срывается и в два шага пересекает крыльцо. С размаху входит прямо в кольцо его рук и прижимается к нему всем телом, чуть приподнявшись на цыпочки в своих смешных ботинках.

Маленькая. Хрупкая. Его. Вся его. Вся. Его.

Ее макушка у него прямо под подбородком. Он утыкается лицом в ее волосы и смотрит поверх ее головы на луг перед домом, автоматически выцепляя взглядом ходячего у ограды слева, который тычется сейчас всем телом в забор. Потом Дэрил спустится с крыльца и, пройдя через широкое пространство луга, снимет этого долбанного мертвяка. Но это потом.

А сейчас Дэрил стоит и вдыхает ягодный запах волос Бэт, чувствуя, как она прижимается к его груди. Ее тонкое тело под своими руками. И впервые в жизни понимает, насколько ярким может быть солнечное летнее утро.

– У тебя так бьется сердце…

– Угу.

– Ты ведь пойдешь со мной в Скотленд?

– Это ты пойдешь со мной в Скотленд, Грин. Я первый о нем заговорил.

– Очень смешно. Только у меня условие.

– Валяй.

– Если тебе там будет плохо, мы уйдем сразу же. Идет?

– Тогда у меня тоже есть условия. Два. Первое – по пути завернем в Александрию.

– Я и сама хотела предложить это, – с готовностью кивает Бэт. И смотрит ему в глаза, запрокинув голову. И весь мир для него отражается в этих огромных глазах-озерах. – А второе?

– Мы двинем только завтра. А может, послезавтра.

– Почему? – спрашивает Бэт удивленно, а потом вглядывается в его глаза и произносит то самое, от которого так сладко замирает сейчас внутри. – О…!