Текст книги "Найди меня в темноте (СИ)"
Автор книги: La escritora
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 50 страниц)
Это охренеть, как неправильно! Какого хера она делает? Какого хера делает он сам? Почему не схватит эту руку, дразняще движущуюся по его коже? Почему не остановит?
Это все охренеть, как неправильно… И он сам последний мудак. Потому что разве нормальный человек будет испытывать такое желание обхватить руками эту тонкую талию, завалить на стол это хрупкое тело, запуская руки под футболку, чтобы коснуться обнаженной кожи? Впиться в эти губы, так призывно распахнувшиеся сейчас, чтобы почувствовать своим языком ее язык…
Разве нормальный человек может желать все это, когда ему рассказывают о том, что случилось с ней? Чем он лучше этого мудака Гормана?
Все эти мысли приходят позднее, когда наконец это сумасшествие заканчивается с неожиданным приходом Мэгс в кухню. Они причиняют не меньшую боль, чем слова Бэт о том, что ей довелось пережить. А тогда…
Тогда он просто думал о том, что ему просто охренеть как необходимо впиться в эти губы… Коснуться этой высокой груди, сжать ладонями эти бедра, так призывно прижимающиеся к его паху.
Только с голосом Мэгс пришло ясное осознание того, что происходит сейчас. Переворачивая все в нем напрочь. Словно кто-то перетасовал в его башке все, что он знал до этого. Соединяя то, что раньше даже в голову не пришло бы соединить. Внося понимание того, что уже никогда все не будет как раньше. Потому что если прежде он мог разъединить в своей башке Бэт и все остальное, что возникало в нем, подавить это в самом зародыше – потому что, мать его, это была Бэт – то сейчас это почему-то не сработало.
Долбанные леденцы ставят все с ног на голову…
Потому что теперь он уже не сможет смотреть на леденцы и не вспоминать пальцев, движущихся от его живота к соску…
Потому что потом ему начинает сниться всякая херня, доводя его просто до помешательства.
Никогда еще поцелуй не доводил его до такого состояния. Словно он воск, который плавится от огня. Языки сплетаются. Он медленно растекается, становясь воском под ее пальцами…
Губы к губам. Глубже. Еще глубже. Словно выпить до самого дна. Весь ее поцелуй. Всю ее целиком…
Он чувствует кожей ее обнаженную кожу. Старается, как может, чтобы его вес не давил на нее, упирается локтями о кровать, но она впивается пальцами в его спину, уступая движению его языка у нее во рту, и он тогда забывает обо всем. Эти губы… кожа… пальцы… Он буквально растворяется во всем этом, чувствуя невероятный по силе экстаз от всего происходящего в каждом кусочке своего тела. И это еще только самое начало. Потому что пока это только поцелуи. Глубокие. Чувственные.
А потом он отрывается на миг от этих губ и смотрит в голубые глаза-озера, чувствуя, как по телу разливается не меньшее наслаждение только при понимании того, что она ощущает то же самое…
Твою мать, думает Дэрил позднее в ванной комнате, глядя в собственное отражение в зеркале, твою мать… Как долбанный подросток-переросток. Что происходит? Что с ним происходит?
Долбанные леденцы…
Это охренеть как неправильно… охренеть как неправильно… Потому что это Бэт…
Это все оттого, что у него не было секса около трех недель, решает Дэрил. Именно потому и никак иначе. Не надо было вообще начинать все это, злится он. Потому что он прекрасно ранее обходился без всех этих долбанных дел. Самое главное – перетерпеть первые месяцы. Потом привыкаешь. И дернуло же его тогда пойти к рыжей…
Дэрил думает о том, чтобы пойти к Джи, но потом отметает почему-то эту мысль. Не сейчас. Он еще не дошел до этого. Потому что пойти к ней… пойти к ней сейчас как-то неправильно. Ничего хорошего из этого не будет. Только очередной виток паутины, в которой будут оба с головы до ног.
И потому, что он помнит, как это было с ней. Ничего похожего на те ощущения, когда пальцы скользили по коже от живота к груди.
Нет, он не пойдет сейчас. Быть может, позже. Когда станет совсем невмоготу… А определенно станет. Потому что от Бэт никуда не деться.
Ни в снах, ни в херовой реальности.
Бэт приходит через два дня после того, как он привез эти долбанные леденцы. Он только недавно возвращается внутренней стены, где вместе с Риком обдумывали возможность передвижения стены еще на несколько десятков метров вглубь бывшей территории Александрии. Людей становится в зоне все больше. Только на прошлой неделе прибыла группа из десяти человек. Всем необходимо жилье. И Моргану в том числе, напоминает он себе.
Не может же он вечно жить в доме Ри.
Дэрил только заваливается на постель, чтобы наконец снова открыть ту книгу с сине-желтой обложкой, когда в дверь раздается легкий стук.
Только Рику и иногда Карлу был открыт доступ в его комнату. Никому больше. Потому что это всегда есть и будет только его личная территория. Поэтому он долго думает, что ему делать сейчас, пока не раздается голос Бэт из-за двери.
– Дэрил, я знаю, что ты там. Прошу, позволь войти. Мне надо поговорить с тобой…
Поговорить, твою мать… в прошлый раз, когда мы с тобой говорили, Грин, твои пальцы оказались у меня под рубашкой. И я едва не завалил тебя на стол в кухне дома твоей сестры… Поговорить…
– Я прошу тебя…
В голосе Бэт ему вдруг слышатся слезы. И он сдается.
Он всегда был слаб. Из-за нее. Перед ней.
Она заходит, аккуратно закрывает дверь и садится прямо напротив его кровати на пол, прислонясь к стене. Дэрил же остается полулежать на постели, даже не пытаясь сделать вид, что рад ее визиту.
Потому что видит тонкие косточки в вырезе ее рубашки и вспоминает, как этой ночью во сне целовал их. А потом медленно спускался губами к груди…
Они молчат некоторое время. Просто смотрят друг на друга. Прямо глаза в глаза. Бэт отводит взгляд первой. Смотрит на обложку книги, которую он положил рядом с собой на покрывало.
– «Над пропастью…». Я не видела ее раньше у тебя. Не думала, что ты будешь читать ее…
– Потому что я не должен уметь читать? – грубо спрашивает он. Ее губы кривятся, словно она пытается не заплакать.
– Потому что все читали ее в школе, – а потом вспоминает, что, скорее всего, когда проходили роман по школьной программе, он едва ли посещал класс. – Я не удивлена, что ты выбрал именно ее. Есть нечто общее с тобой и Холденом. Ты так же не даешь упасть в пропасть. Ловишь прямо у края. Стараешься уберечь…
Дэрил смотрит на нее пристально. Чувствует себя в очередной раз каким-то ущербным, сравнивая ее и себя. Потому что эту книгу он выбрал исключительно из-за херовой обложки.
Сочетание голубого и желтого. Как ее глаза и ее волосы.
– Прости меня, – говорит Бэт, и в ее голосе он слышит снова слезы. И эти слезы скручивают его внутренности. – Я не должна была так себя вести тогда. Сама не понимаю, что на меня нашло. Я не должна была делать этого с тобой. Только не с тобой! Потому что в том, что случилось, вовсе нет твоей вины… Это все я. Это все из-за того, что случилось. Из-за того, что я сделала в госпитале. Из-за выстрела. Из-за стольких месяцев, когда я была не с вами. Но это не твоя вина. Это. Не. Твоя. Вина.
Она рехнулась? Или не понимает очевидного?
А потом понимает – это прежняя Бэт сейчас сидит перед ним и ищет ему оправдание. Совсем как раньше.
– Бэт, я проебал тебя тогда в том херовом доме с трупаками! – вскипает он. – Если бы я не проебал тебя, то ничего бы не было. Ни госпиталя, ни Гормана… Ни долбанного выстрела…
– Нет! Нет! – качает она головой. А потом закрывает лицо руками. – Господи, Господи, Дэрил! Ты не понимаешь. Они бы забрали меня в любом случае. И я только об одном думала после того, как поговорила с Ноа. Только об одном. О том, что какое счастье, что тебя тогда не было на дороге, когда они решили забрать меня! Потому что иначе… иначе я бы просто не пережила…
Они молчат некоторое время. Он пытается изо всех сил понять смысл ее последних слов. Но не успевает их хорошо обдумать, как она снова начинает говорить.
– Это я виновата. Во всем. Даже в том, что тебе пришлось сделать. Мэгс рассказала мне. Прости меня за то, что тебе пришлось сделать. За то, что ты убил Доун.
Бэт опускает ладони, и он видит, как блестят ее глаза от невыплаканных слез.
– Я не смогла тогда убить ее. Хотела ударить в шею. А потом поняла в последний момент, что не смогу. Ударила в плечо, понимая, что это глупо. Господи, как же глупо! Тогда прямо как тумане была… и ты убил ее. Из-за меня. Прости. Потому что я знаю, что ты не такой… что для тебя это тоже нелегко. Вот так убить…
– Я бы убил ее еще раз, будь такая возможность! – цедит Дэрил, вспоминая ту смесь эмоций, что захватили его тогда. Ярость. Ненависть. И горе, от которого невозможно было дышать.
– Из-за меня – да. Из-за любого из нас. Но не просто так, – не сдается она. – Это все из-за меня. Ты убил человека из-за меня. Господи…
Какие они все-таки разные. Неужели она не понимает? Он бы своими руками разорвал бы сейчас Доун за ее шрамы. Видимые и невидимые. И Гормана, и Охотников, которые гнали ее через лес когда-то, и всех тех, кто до сих пор прячется от него в глубинах ее памяти. Всех до единого… Из-за нее….
– И то, что я делаю… чувствую… так не должно быть. Потому что это не твоя вина. Не твоя вина в том, что я получила эту рану…
– Если бы я смог…
– Нет! – резко обрывает она его. – Это. Не. Твоя. Вина. Только я виновата. Только я. То, что случилось со мной. Это только моя вина. И ничья другая. И у всех сейчас своя жизнь. Из которой я просто вывалилась на полтора года. И то, что я вывалилась – моя вина. У Мэгги – ребенок. У Рика – жена. Подумать только! Жена! У Саши тоже бойфренд… Мэгги говорит, они живут вместе уже три месяца… И ты… Я всегда хотела, чтобы у тебя было все только самое лучшее. Потому что ты как никто заслуживаешь этого… Самого лучшего.
Они снова смотрят друг другу в глаза. Внимательно. Долго.
Почему он не может прочитать ни одной долбанной мысли, что сейчас просто носятся табунами за этим высоким лбом, на котором прямо над переносицей он видит такие знакомые морщинки? Иногда ему так чертовски это необходимо – понимать, что там творится в этой белокурой голове… Иногда ему так охренительно не по себе осознавать, что он ни хера не понимает этого… Совсем как сейчас.
– Ты простишь меня?
Она совсем охренела? Для него это сейчас звучит так, словно она просит прощения за то, что они тогда оставили ее в машине. За то, что он проебал ее потом… в лесу…
– Нечего прощать.
Наверное, Дэрил слишком грубо говорит это, потому что она как-то сразу никнет. Глаза гаснут. Она прикусывает губу, и он вдруг вспоминает свой недавний сон. Ее губы. Ее руки. Ее кожу.
Это охренительно неправильно то, что он чувствует к ней… Охренительно неправильно!
– Тебе больше не надо сюда приходить, – хрипло говорит Дэрил, только сейчас вдруг понимая, что они находятся в его спальне. Одни. Как тогда, в его сне. – Это неправильно, я так думаю. Не уверен, что кто-то правильно поймет, что ты тут делаешь…
– Ты меня гонишь? – переспрашивает она резко.
Именно! Я безумно хочу, чтобы ты ушла отсюда. Из этой комнаты. От этой кровати. Потому что я вижу в вырезе рубашки твою кожу. И мне кажется, я знаю ее вкус из-за этих долбанных снов! Как знаю вкус твоих губ, которые ты сейчас облизываешь, сама не понимая, что делаешь со мной…
Но Бэт не уходит. Даже не трогается с места. Просто смотрит на него пристально. И он отводит взгляд от ее глаз. Потому что знает, насколько легко она умеет читать его мысли.
А эти мысли, будь он проклят, ей точно не надо знать…
Потому что тогда она точно поймет, какой он на самом деле. Истинный Диксон. До последней капли крови.
– Мэгги говорит, что послезавтра устроим барбекю. Если, конечно, ты принесешь что-нибудь из леса, – произносит она, улыбаясь загадочно. Глаза снова блестят.
– Мэгс, нам нужно что-то из прошлой жизни… Дни рождения, пикники. У кого из наших скоро день рождения?
– Только в конце лета. У Бэт.
– Тогда пикник.
– Дэрил, пикник – это выезжают куда-то с едой и одеялом. Поедем все вместе за стены искать приключения на свою задницу?
– А если просто… не знаю… ну, там пожарить мяса на решетке… Разве это не пикник?
– Это барбекю, Дэрил.
– Одна на хер разница…
Интересно, сдала ли Мэгс его с потрохами сестре или просто намекнула? Он до сих пор не мог понять, что пришло тогда ему в голову. Просто как-то в ту ночь, когда они сидели на крыльце, всплыли в голове ее слова. Про долбанные пикники и дни рождения.
Одно из пожеланий, которое Бэт тогда озвучивала на веранде, уже сбылось. Дэрил сидел тогда и слушал, как в доме тихо хнычет мелкая, засыпая. Ребенок Мэгги и Гленна.
И пусть он никогда не сможет вернуть ей отца. Но он определенно сможет сделать все, чтобы сбылось остальное, что она желала тогда. Эти долбанные дни рождения, праздники и летние пикники…
А сейчас смотрит на нее и думает о том, что костьми ляжет, чтобы сделать ее жизнь нормальной. Как она того заслуживает.
– Я должна была сказать тебе тогда в кухне не это.
– Нет, ты все правильно сделала. Такие вещи нельзя хранить в себе. Знай, что я всегда готов выслушать тебя.
Что с тобой случилось за эти полтора года, Бэт? Что ты так бережно хранишь в темных углах своей памяти? Что за демоны терзают тебя?
Но Бэт ловко уходит в сторону от столь нехитро высказанного предложения. Она снова улыбается ему. Широко и открыто. И он снова теряется в мыслях, чувствуя, как сияние наполняет его с головы до ног странным теплом.
– Я должна была сказать тебе, что ждала тебя, – его сердце пропускает несколько ударов при этих словах. – И что я благодарна тебе за подарок. Я знаю, что ты никогда бы не смог меня обидеть… ничем…
Долбанные леденцы… При слове подарок в его голове снова проносятся одна за другой картинки из того момента. А вслед за ними идут уже другие… те, что приходят ночами.
Обидеть, Бэт? Ну, смотря, что вкладывать в смысл этого слова «обидеть». Потому что если то, что, скорее всего, вложил бы Хэршелл, говоря о таком, как я, своим дочерям, то да, я определенно могу обидеть.
Именно поэтому тебе надо держаться подальше, Бэт. От этой кровати. От этой комнаты. От меня…
А потом она взрывает его сознание. Беря своими маленькими ладошками его сердце, перепугано забившееся в миг, когда он слышит ее слова.
– Я попросила Рика, чтобы он позволил мне стать членом Александрии. Стать частью Зоны. Я хочу быть скаутом. Мишонн сказала, что у меня определенно есть шанс. Потому что у меня есть навыки. Потому что я теперь другая… И он сказал, что подумает над этим.
Она молчит некоторое время, а потом добавляет:
– Я бы хотела, чтобы ты знал еще кое-что, Дэрил. Ты спас меня. После госпиталя. Ты спас меня. Ты даже себе представить не можешь, сколько раз ты спасал меня. Я жива только благодаря тому, что когда-то мы с тобой вместе провели те несколько недель. Просто хотела, чтобы ты знал. Что я жива, потому что ты спас меня….
Он чувствует вдруг, как в этот момент что-то рушится где-то в глубине. При взгляде в эти голубые глаза, наполненные теплом и чем-то таким, что он не может никак разгадать. При тех словах, что слышит от нее сейчас. Словно разматывается невидимая пружина, больно давившая на какую-то болевую точку внутри него.
А потом в горле все равно почему-то встает комок, мешающий дышать.
Нет, Бэт, ты не хера не понимаешь. Потому что если бы я тогда нашел тебя в том долбанном лесу, то тебе бы вообще не пришлось применять то, чему я учил тебя когда-то. Потому что я никогда бы не отпустил тебя от себя. Никогда. И ты бы не страдала так от мысли, что пропустила столько всего в их жизнях.
Ты бы увидела беременную Мэгги. Знаешь, она ведь тоже умеет светиться. Она светилась, когда была беременной. Ты бы среди первых взяла на руки племянницу. И принимала участие в выборе ее имени.
Где ты была в том долбанном лесу? Почему я не нашел тебя тогда?
– Не вини себя, – говорит она и улыбается одними уголками губ. – И не позволяй никому винить себя в этом. Даже Мэгги. Потому что если бы не ты, я бы тут не сидела. И дело не только в том, чему ты обучил меня…
Почему-то ему кажется, что сейчас она что-то скажет еще к этому, и он весь собирается в ожидании. Но Бэт молчит. Только смотрит на него пристально.
А потом вдруг снова ставит его в херов тупик… Как обычно. Потому что поднимается на ноги, открывает дверь и, стоя на пороге, вдруг оборачивается к нему.
– Если кто-то звал кого-то сквозь густую рожь, и кого-то обнял кто-то, что с него возьмешь?
Она снова прикусывает нижнюю губу, а между бровей появляются две знакомые морщинки. У него внутри все скручивается от желания, когда он смотрит на ее губы. На часть груди, которую видит в вырезе рубашки. На бедра, обтянутые джинсами. Он легко может представить, что там у нее под рубашкой и под джинсами. Потому что ему кажется, что за последние две ночи, полных его долбанных снов, он хорошо успел запомнить линии ее тела.
Хотеть Бэт Грин так же неправильно, как хотеть ангела.
Это охренеть как неправильно…
Охренеть… Долбанные леденцы…
========== Глава 14 ==========
Рано утром Дэрил выезжает из Александрии в сторону уже несколько лет как заброшенного национального парка. Он нашел его на карте еще семь месяцев назад, когда проверял, что за леса тут есть поблизости от Александрии. Никогда не надеялся на то, что местные свинки смогут прокормить такую херову ораву жителей. Потому что помнил, как нелегко удавалось это им самим еще тогда, в тюрьме.
По-хорошему ему определенно было бы легче, будь у них под боком заповедник, похожий на заповедник Джорджа Вашингтона. Охренительно огромное пространство лесов и гор. Но до него ровно двести миль… Самоубийство сейчас. Хотя… и тридцать миль до национального парка Принс Уильям Форест тоже не назовешь легкой дорогой.
Он опускает стекло окна до упора и наслаждается ветром, который трепет волосы.
Может, этот ветер выметет дотла и все его херовы мысли из башки? Потому что он охренительно устал от всего этого…
После ухода Бэт из комнаты он с трудом, но все же умудряется вернуться в чтение, в который раз поражаясь тому, какой тупой неудачник этот Холден. Везде все проебывает. Везде и все. Какой-то малолетний мудак, выдумывающий себе проблемы на задницу просто оттого, что ему тоскливо жить. Попал бы он сюда, мигом просек бы долбанную прелесть всего того, что осталось в его прекрасной жизни в Нью-Йорке! А потом вспоминает слова Бэт о пропасти и начинает просто пролистывать страницы, чтобы понять, в чем же именно она нашла его сходство с Холденом. Пока он видит только одну схожую черту – охренительное умение все проебывать…
И находит. Короткий отрывок. В разговоре с девчонкой, которая чем-то напомнила ему Бэт. Своим умением проникать сразу под кожу и выворачивать самые потайные уголки души наружу. И долго думает. Вспоминает ее слова, которые она сказала прежде, чем выйти из комнаты.
А когда темнеет, встает с постели и идет к дому Ри. Чтобы поговорить с ней на крыльце, как когда-то.
О книге. О мудаке Холдене и его сестре. О пропасти. О фразе про любовь к ушедшим людям. О карусели и дожде.
Ему просто хочется поговорить с ней…
Но Бэт нет. Чертов мудак Рейвен вернулся с вылазки этим утром. А вечером зашел за Бэт, как сказала ему Мэгги, отводя глаза в сторону. И теперь Бэт нет.
Бэт для него теперь нет…
Он не знает, о чем завести разговор с парой Ри и Тарой. Словно он пришел сюда, как обычно, поболтать именно с ними. А еще ему до смерти не нравится Морган, который сидит и наблюдает за ним.
Долбанный ниггер заполучил себе не только Бэт, но и Рика, ведь теперь эти двое вдруг стали будто долбанная парочка попугайчиков в клетке. Постоянно что-то обсуждают, спорят, планируют. Именно Морган предложил расширить территорию, мать его.
Тара приходит вдруг Дэрилу на помощь и начинает болтовню о послезавтрашнем долбанном барбекю. Гленн тоже оживляется и предлагает ехать с ним на охоту следующим днем.
– Ты же не дотащишь оленя один, – говорит он, когда Дэрил отказывается.
Ему охренительно нужно завтра побыть одному. Весь долбанный день. Без мыслей. Без людей. Только он наедине с собой.
– Не гони коней. Могу завтра вообще ни хера не найти, – злится он, потому что ненавидит, когда ему говорят под руку. А потом замечает пристальный взгляд Мэгги, от которого почему-то сердце падает куда-то вниз.
– Гленн, не возьмешь ли Патти? – говорит она, когда Дэрил собирается уходить. И в голове Диксон сразу же загорается долбанная красная лампочка. – Я провожу Дэрила…
Что она видела? Что она тогда видела в кухне? Заметила ли то, что делала Бэт? Или его собственную долбанную реакцию на все это?
Он уже мысленно готов дать отпор и даже придумал уже ответ, что ей все как всегда показалось, как Мэгги вдруг задает совсем неожиданный вопрос:
– Ты послезавтра придешь один? Ты прости, но мне просто необходимо прояснить этот вопрос.
– Тебе не кажется, что это не твое дело?
– Мы уже обсуждали это, Дэрил. И думаю, я ясно дала понять, что все, что касается Бэт – мое дело. Если у тебя все серьезно, то, разумеется, я не буду против прихода доктора Робардс. Но если это просто… просто физиология… м-м-м… просто потребность, то я бы очень просила тебя прийти одного.
– Я сам решу, ладно? – злится он. Его раздражают все эти разговоры и долбанные драмы. Его раздражает все сейчас. Даже семья.
Охренительно хочется побыть одному.
Именно поэтому целый день в национальном парке для него как глоток свежего воздуха. Он оставляет машину, съезжая глубоко в сторону от основной дороги. Прежде чем уйти, наваливает ветки, чтобы спрятать автомобиль от ненужных глаз, и закидывает листьями следы шин на земле. Вокруг стоит невероятная тишина, но все-таки…
Сначала сосредоточиться на охоте не удается. В голову постоянно лезут одна за другой мысли. Сперва о последнем разговоре с Бэт, который он раскладывает на слова и фразы, пытаясь понять и выцепить для себя что-то важное.
Это как смотреть следы на земле. Найти среди множества те самые, выдели их из числа прочих, и ты выйдешь к своей цели. А то, что вчера эти следы были, он чует… чует, мать его!
А потом Дэрил думает о том, что даже если и выцепит какой-то след – какой-то особый смысл ее слов, то, что будет дальше? Их отношения должны быть, мать их, снова такими же, как в тюрьме. Потому что это были самые правильные отношения. Особенно при ее желании иметь нормальную жизнь.
Особенно при его долбанных мыслях сейчас. При его снах…
Потому что он идет по лесу и вспоминает, как когда-то они вместе были в лесах Джорджии. Он учил ее стрелять из арбалета – ни за каким хером он бы сам не представил такого еще за пару месяцев до того!. Стараясь не обращать внимания тогда на то, какими сильными становятся ее руки день ото дня. Или на то, какая тонкая у нее шея в вырезе того долбанного кардигана. Он до сих пор помнит этот серый драный кардиган…
Потом лес все-таки поглощает Дэрила с головой. Он растворяется в этой удивительной зелени, редких звуках животных, разрывающих тишину, в этом еле слышном шелесте листьев на ветру. Все чувства и мысли уходят прочь, оставляя только инстинкты. Теперь он идет по следу, который выцепил его глаз среди остальных на земле. И совсем не удивляется, когда видит в паре десятков шагов от себя оленя и олениху.
Они стоят рядом, так близко друг к другу. Грациозная олениха щиплет траву, а олень, гордо выпрямив голову, что-то высматривает в глубине леса. Охраняет ее. Словно долбанная семейная идиллия… Бэт бы точно понравилось, вдруг приходит в голову Дэрила, и палец замирает на курке арбалета. Он медлит, хотя понимает, что ему просто необходим этот олень.
Охренительно необходим…
А потом видит, как напрягается олень и поворачивает голову в сторону, расслышав шум, который приближается откуда-то справа. Весь подбирается для того, чтобы сорваться и бежать прочь с этого места вместе с оленихой, которая тоже теперь внимательно смотрит в том же направлении, что самец. Они срываются с места в один момент, мелькают белоснежной россыпью пятен среди зелени кустарников и скрываются в лесу. Но Дэрил все еще ждет… терпеливо ждет, пока на поляну не вырывается из кустов дикий кабан. Только тогда он нажимает на курок и пускает стрелу.
Для долбанного барбекю кабан даже лучше, чем олень…
Он привозит не только кабана. На обратном пути к машине натыкается на фазанов, важно прогуливающихся среди деревьев. Некогда их разводили только для красоты в этом парке, теперь же они пойдут на стол.
Нет, ему определенно больше нравятся парки и заповедники, чем дикие леса, в которых раньше удавалось найти чаще всего только зайцев и белок.
– Ты не зайдешь? – спрашивает его Мэгги, когда по возвращении в Александрию, он заезжает, чтобы отдать ей пару фазанов. Разделяя свою добычу в семье, как привык за последние месяцы.
Дэрил качает головой. Он весь потный и грязный, в запекшейся крови. Даже он понимает, что его видок совсем не для визита.
– Прости меня за то, что сказала вчера. Ты прав. Я постоянно лезу не в свое дело. Просто мне почему-то казалось, что все будет по-другому.
Что-то такое звучит в голосе Мэгги, что он торопится побыстрее свалить от ее дома. От этого окна над крыльцом, где так призывно развеваются легкие занавески на ветру. Правда, куда бы свалить от собственных мыслей? Которые разом наваливаются на него, когда он разделывает кабана на заднем дворе, вернувшись к себе.
Рик тоже суетится рядом, полагая, что достаточно знает, как разделывать тушу, но Дэрила почему-то сейчас даже не раздражает то, что он это делает совершенно неправильно.
Охренеть, Рик за столько времени ты даже не запомнил ни хера из того, что я тебе показывал…
– Я не знаю, говорила ли тебе Бэт, – вдруг начинает Рик, и Дэрил с трудом сохраняет прежнее спокойствие, делая вид, что очень увлечен разделкой кабана. – Я разрешил ей стать одним из добытчиков. Разрешил стать скаутом.
– Она сказала, что ты только подумаешь.
– Я подумал. И решил, что она вполне может с этим справиться. У каждого у нас здесь есть обязанности. И Бэт пора тоже заняться тем, чем она может принести пользу Александрии.
– И именно как скаут? Не в школе, не в центре у Гленна, не на долбанной стене. А именно за стенами, да? – Дэрил пытается выровнять дыхание и подавить в себе странную смесь чувств, вспыхнувших в нем в этот момент. Злость. Раздражение на Рика, что он принял в очередной раз решение, не посоветовавшись с ним. Долбанный страх…
Потому что принцессы не выживают за стенами…
– Мишонн говорит, она хорошо показала себя на вылазке. И после, когда они, возвращаясь, наткнулись на небольшую группу ходячих. Я думаю, что полтора года не прошли даром для нее.
– Охренительно верно! Потому что иначе она бы просто не выжила там одна! Еще бы они прошли даром.
– Дэрил, не злись. Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас, но нам необходимо показать ей, что она часть всего этого. Не только часть семьи. А именно часть Александрии. Доктор Робардс считает, что Бэт будет лучше именно скаутом или в охране. Из-за оружия. Ты сам видишь… В общем, Дэрил, я бы хотел, чтобы ты взял ее в свою группу.
– Не к Мишонн? – уточняет он, ощущая странную легкость при этом известии. Не в группу к мудаку Рейвену!
– Я думаю, тебе будет спокойнее, если она будет с тобой. И дерево наше проживет еще подольше, – Рик косится на дерево за спиной Дэрила, и тот старается не краснеть, вспоминая, как яростно пришпиливал тогда к нему гвоздем пустую банку в качестве мишени. Как стрелял в нее. И как потом сюда пришла Бэт… как обняла его в тот вечер.
– Так что, Дэрил? Возьмешь ее к себе? Давай попробуем.
Он только пожимает плечами в ответ.
– Мэгс будет просто в ярости, – тихо говорит он. Ри оторвет голову Рику за это решение. И ему, если что-нибудь случится.
Хотя если что-нибудь случится, он сам себе оторвет херову башку…
Дэрил вспоминает, как светились ее глаза, когда она с придыханием говорила недавно в его комнате.
Потому что у меня есть навыки. Потому что я теперь другая…
Вспоминает, как ей хотелось этих изменений когда-то, и говорит:
– Ладно, давай попробуем. Только скажешь Мэгс, когда я буду подальше от вас, хорошо?
– Да ты храбрец! – шутит Рик в ответ. И Дэрил улыбается ему в ответ уголком рта.
Тем же вечером он идет к Кэрол. Потому что его по-прежнему беспокоит то, какими потухшими у нее вдруг стали глаза с момента того утреннего разговора в доме Граймсов. Когда семья решила и дальше хранить свои секреты.
Ей, вроде бы, стало лучше, отмечает Дэрил, когда она открывает дверь.
– Привет, Пуки, – улыбается она и принимает из его руки фазана. От уголков глаз разбегаются тонкие лучики морщинок, а сами глаза светятся радостью. – Я не ждала тебя сегодня. Даже ничего нет такого, чтобы подать на ужин. У Тома сейчас очень прожорливый период. В него все сваливается, как в бездонную бочку. И куда только все идет?
– В рост. Он еще вымахает, вот увидишь, – отвечает ей Дэрил. Том, приемный сын Кэрол, худенький мальчишка лет восьми, выходит из спальни, едва заслышав знакомый голос. Они здороваются по-особому: сначала прикасаются костяшками пальцев, сжатых в кулак, потом прислоняются плечом к плечу, для чего Дэрилу приходится низко наклониться к нему.
– Привет, Железный человек. Как твои дела? Готов завтра все сожрать у Ри?
– Дэрил! – возмущенно шепчет Кэрол. – Пожалуйста, следи за языком. Мы только недавно забыли одно очаровательное слово из твоего лексикона.
– Даже боюсь спросить, какое именно, – шутит он в ответ и взъерошивает волосы на голове Тома под деланно возмущенный вскрик того. Мальчик убегает в спальню, и они остаются с Кэрол снова одни.
– Не стоит даже спрашивать, – соглашается она с улыбкой. – Ты сюда на пару минут или все-таки посидим при свечах?
Когда-то давно Дэрила очень смущало подтрунивание над ним Кэрол. Она словно забавлялась тем, как он краснел всякий раз при ее шутках. Теперь уже привык.
– Я шел к старому Хэму. Мы с Риком решили, что неплохо было бы взять его пива на завтра.
– Эта бурда не может называться пивом, – шутливо кривится Кэрол.
– Но тебе нравится. И мне нравится. Старик неплохо варит, согласись. Правда, оно выходит чуть крепче у него, но это не та херня, которую пили раньше.
Старик Хэм варит не только пиво или самогон, прозрачный, как слеза, и пробирающий до самых внутренностей. Дэрил определенно знает, что он еще выращивает травку. Но пока в Александрии все спокойно, пока эта травка предназначена только для Хэма, он молчит и не сдает его Рику. У них вот такое негласное соглашение. И Дэрил знает, что Хэм выполняет его. Потому что слишком похож на его засранца-отца – боится силы.
– Кэрол, – просит вдруг Дэрил, надеясь, что она не посчитает его просьбу очень странной. – Постриги меня. Хочу, чтобы было как раньше. Как в тюрьме.
Ему охренительно хочется, чтобы все стало как раньше. Как в тюрьме. Чтобы он сам стал тем прежним. Который будет смотреть на Бэт и видеть в ней, мать его, девочку.
