Текст книги "Найди меня в темноте (СИ)"

Автор книги: La escritora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 50 страниц)

Здание заправки не особо большое. Да и сама кажется маленькой в сравнении с теми, что они проходили раннее. Видимо, чем дальше от города, тем скромнее, думает Бэт, рассматривая место предполагаемого ночлега. Первым внутрь идет Дэрил, выбив дверь ногой. Бэт же только шагает следом за ним за порог, как в нос бьет невыносимый запах тухлятины и гниения. Причем, она понимает, что пахнет в помещении заправки не только испортившимися продуктами в давно неработающих холодильниках. Но и от трупов, силуэты которых видит в полумраке. Взрослые и детские.

Бэт еле успевает выбежать из заправки, как ее выворачивает. Безумно кружится голова. И следом за тошнотой приходит слабость, от которой она падает на колени в траву.

Какой ужас! Зачем я только пошла внутрь? Господи… какой ужас… ужас… Когда же я привыкну ко всему этому? Как к этому привыкнуть…?

Ее все выворачивает и выворачивает. До боли в уже пустом желудке. И только тогда она устало садится в траву. Сил встать на ноги сейчас нет совсем. Ее локоть обхватывает сильная рука и помогает подняться.

– Лучше не сидеть у собственной блевотины.

– Как тонко ты этой подметил, – иронично шепчет она в ответ. – А главное, как вежливо…

Он молчит, аккуратно ведет ее к одному из автомобилей, стоящих с распахнутыми дверцами у одной из колонок. Усаживает ее внутрь, потом пихает в руки бутылочку воды, которую она с наслаждением сейчас подносит к губам.

– Там были дети? – спрашивает Бэт спустя время.

– Двое, – нехотя отвечает Дэрил, сидя у заправочной колонки рядом с минивэном, на переднем сидении которого она сидит. – Ночевать внутри мы не будем. Там даже не вдохнуть нормально.

– И где тогда спать?

– Ну, дождя ночью быть точно не должно. И ночи сейчас теплые. Так что предлагаю – на крыше. Либо здесь, на заправке. Либо на том вон грузовике, – он указывает на фуру в сотне ярдов от заправки.

– Тут лучше. Забраться наверх проще, – говорит Бэт в ответ. – И если пойдет дождь, или станет прохладно, сможем спуститься и спрятаться в машине.

Бэт позволяет себе посидеть еще немного, не более пяти минут. Потом она обыскивает машины, которые стоят у заправки, а Дэрил, повязав бандану на нижнюю часть лица, чтобы хоть как-то спрятаться от запаха, проверяет помещение заправки. Бэт то и дело отрывается от своего занятия и следит за лучом его фонарика внутри. Ей везет найти плед и одну грязную маленькую подушку. Он же приносит целый пакет снеди: банки с содовой, батончики, пачки чипсов и соленых орешков, упаковки кексов.

– Там автомат внутри. Они обычно легко взламываются, – зачем-то говорит ей Дэрил, но он только устало улыбается ему в ответ. Потом он подсаживает ее, стоя на крыше внедорожника, чтобы она забралась на крышу заправки. После того, как она уже сидит на невысоком ограждении, что идет по периметру плоской крыши, перекидывает все их барахло и оружие и залезает легко сам. Некоторое время просто сидят в полном молчании, наблюдая, как медленно движется солнце к краю земли за широким лугом.

Дэрил курит, с наслаждением делая каждую затяжку. Бэт старается не смотреть на него, но никак не может оторвать взгляда. От его профиля, от этих пальцев, которыми он зажимает сигарету сейчас, от его фигуры на фоне заката. И пугается того, что возникает тут же в глубине ее души.

Она хочет быть с ним. Здесь. На этой крыше. В этом чертовом мире. Всегда.

Ей все-таки удается перевести взгляд, и случайно он падает вниз, туда, где заканчивается полоса кустарников и деревьев, идущая вдоль шоссе. Прямо у края асфальтированного выезда с заправки лежит поваленный знак, который был совершенно незаметным в траве, пройди она просто мимо него по шоссе, как это сделала недавно. Сейчас, когда она смотрит на него сверху вниз, белые буквы на ярком фоне кажутся почему-то угрожающими.

Нет пути. Нет чертового пути. Это действительно так. У нее нет пути дальше. Потому что дальше будет только тупик. Без него нет никаких путей. Только одни тупики. А с ней рядом у него самого, возможно, не будет путей. Ни у кого из них. Из тех, кого она любит. И это тоже чертов тупик. Для всех них… и нет пути из него. Этого чертового тупика.

Я люблю его. Я люблю. Его. Люблю.

Нет пути…

Нет пути. Так подсказывал когда-то знак на Элкотт-стрит, откуда они шли вместе с Дэрилом из того дома, где она набрала для себя одежды. В том числе и эту джинсовую куртку, в которой сидит сейчас. В карманах которой нашла забытый той блондинкой чек из магазина косметики и мятную конфету-леденец, что сейчас так приятно убирает неприятный вкус во рту. Позднее под удивленным взглядом Дэрила она обязательно дважды почистит зубы, поливая себе из бутылки. Но сейчас сидит и смотрит на этот знак. И вспоминает.

Элкотт-стрит. Толпа ходячих. Трупы на асфальте улицы. Стрекот моторов мотоциклов. Повязки на рукавах. Фотографию, которую когда-то нашла в пыли под диваном. И собственные мысли, что пришли тогда в голову.

Кто из них первый умрет? Кто из них первый умрет, решив спасти другого любой ценой? Просто потому что будет считать себя обязанным это сделать. Потому что так велит ему сердце…

========== Глава 40 ==========

Солнце садится быстро. И так же скоро на землю опускаются летние сумерки, неся с собой ночную прохладу. Бэт накидывает на плечи одеяло, чтобы хоть как-то от нее защититься, и аккуратно раскладывает на поверхности крыши то, что будет сегодня их ужином: упаковку начос со вкусом сыра, сухие тосты, банку с консервированным соусом для начос, хрустящие сырные палочки и – после короткого раздумья – две банки консервов с овощным рагу. Она ненавидит есть холодные консервы, но вдруг Дэрил все-таки решит подкрепиться чем-то более существенным, чем чипсы, шоколадные батончики и печенье, запив все по привычке газированной водой. Бэт всегда удивляло, как его желудок может есть настолько разнообразную пищу без особых проблем. Но это же Дэрил Диксон…

Правда, его находку в магазинчике заправки среди прочих – круассаны с начинкой, Бэт все же выкидывает незаметно. Ей никогда не нравились эти мучные изделия в вакуумной упаковке, ничуть не потерявшие товарного вида, несмотря на то, что лежали годы на полке с момента конца прежней жизни.

Едят в полном молчании. Абсолютном. Тишину, которая сейчас окружает пространство вокруг них, нарушают только стрекотанье цикад в траве, редкое уханье ночной птицы в деревьях за заправкой и шуршание упаковок.

– И никаких змей, – вдруг произносит Бэт, первой не выдержавшая молчания, установившегося сейчас между ними. Они не разговаривали с тех самых пор, как забрались сюда. Все делают сейчас в абсолютном молчании – она распаковывает рюкзаки и сервирует скудный ужин. Он чистит стрелы, которые использовал днем, и внимательно осматривается на крыше, проверяя слабые места для защиты от возможной угрозы.

Дэрил ничего не отвечает. Только лезет в собственный рюкзак и достает из него две банки. Консервированный фруктовый салат и высокую и узкую баночку энергетического напитка, которую ставит рядом с собой. Она смотрит на баночку энергетика и не может не сказать ему:

– Это вредно для здоровья. На сердце влияет.

– Сейчас вообще все вредно, – коротко отвечает Дэрил, даже не поднимая взгляда от только что вскрытой им банки, в которой сейчас ловит ножом кусочек персика. Потом передает банку с фруктами ей.

– Тебе не обязательно его пить, – настаивает она после, вылавливая из банки кусочки ананаса, который ненавидит, а после кидая тот в пустую упаковку из-под чипсов. – Ложись смело спать. Я весь день отдыхала и смогу караулить всю ночь без проблем.

Он смотрит на нее пристально пытливым взглядом, и Бэт понимает, что Дэрил знает, как она пыталась сбежать от него этой ночью в Клифтоне. Потому предпочитает быть откровенной с ним сейчас, открывая все карты.

– Я не сбегу сегодня. И завтра, быть может. Ты можешь смело ложиться отдыхать. Я ведь понимаю, что ты не дашь мне уйти далеко. Но честно говорю тебе, что уйду в первый же дождь. Нет следов – нет возможности найти, верно? – Бэт замечает, как темнеет его лицо при этих словах, и спешит добавить. – Дело не в тебе, Дэрил. Дело во мне. Я просто не могу быть с тобой. Не теперь.

– Тебе нужно пристрелять арбалет, – говорит он тихо в ответ, словно и не слыша ее вовсе. – Чтобы не было никаких проблем. Так нужно.

Он добавляет последнее, замечая ее взгляд. Наверное, желая убедить в верности своих слов. Но Бэт не надо никаких доводов по этому поводу.

Оружие сейчас это та вещь, которая должна работать безотказно, и к которому нужно привыкнуть. Чтобы оно стало буквально частью тебя. Иначе сейчас нельзя.

– Откуда у тебя этот арбалет? – спрашивает Бэт, вспоминая его слова в магазине Хофмана. Ей всегда почему-то казалось, что у него был один-единственный арбалет, и для нее было удивительным услышать иное сегодня.

– Мне привезли его от твоего друга, – отвечает Дэрил. Она видит без особого труда, что он пытается тщательно подобрать слова при разговоре о Моргане. – Рик и Мишонн нашли его когда-то во время одной из вылазок из тюрьмы. В его логове прямо настоящий склад оружия был. Мишонн знала, что у меня начались проблемы с тем арбалетом. Прихватила для меня новый из всего того барахла. Ты знала об этом?

И когда Бэт кивает, добавляет неожиданно:

– А о том, что он был слетевшим с катушек тогда, знаешь? Полностью слетевшим. Чуть не прирезал Рика тогда. Это ты знаешь?

Нет, она этого не знала. Не про ранение Рика. Про встречу с Граймсом ей Морган рассказал, а вот про это умолчал. Хотя… нет, не умолчал. Просто сказал, что поступил недолжным образом, как делал это часто в те дни. Дни, когда он был полон собственной темнотой.

– Тогда он был… не в себе. И да, я знаю это. Как и то, что он делал. Он убивал. Не только ходячих, но и живых. И я знаю, что среди них были те, кто вполне возможно, не заслуживал смерти. Не должен был умереть. Морган потерял сына. Дуэйна. Ему пришлось убить его собственными руками, чтобы не дать обратиться. Это вполне объяснимая причина для его темноты, разве нет? Но он справился с собой. И Рик это понял. Что Морган уже другой. Не такой, как раньше. Он справился со своей темнотой…

– Тогда и ты можешь, – говорит в ответ Дэрил. – Если он сумел это сделать, то и ты сможешь. Начать все сначала. Как и твой… Морган.

– Я не смогу. Я буду постоянно бояться, что вдруг случится что-то, и я снова не смогу контролировать себя. Понимаешь ли ты, каково это? Когда ты только спустя время осознаешь, что ты сделал? Когда твое тело не подчиняется тебе? Совсем не подчиняется. Когда ты отнимаешь жизнь, даже не понимая этого?

Каждый вопрос для нее словно очередной виток тугой спирали страха, которая закручивается внутри. Она смотрит на него и чувствует невыносимое отчаянье. Потому что ясно понимает сейчас, озвучивая все свои страхи и сомнения, что никогда не сможет быть со своей семьей и с ним. Не может себе этого позволить… просто не может.

– Ты предлагал идти в Скотленд. Но что, если там случится то же самое? Если я не смогу контролировать себя и нападу на кого-нибудь?

– Этого не случится, – говорит Дэрил твердо, и эта уверенность почему-то только злит ее сейчас.

– Откуда ты знаешь? – бросает она резко ему в лицо. – Откуда?

– Потому что я не допущу этого, – отрезает он. Даже в полумраке летнего вечера она видит, как дернулся желвак на его щеке при этом. – Потому что я буду рядом и смогу остановить… все это.

– Ты не сможешь!

– Я сильнее тебя, – произносит Дэрил так, словно она сказала несусветную глупость.

– Ты не сможешь, потому что я не допущу, чтобы ты был рядом. Ты ведь был рядом, когда все это случилось. Не забывай этого. Ты был тогда рядом!

– Я не знал, что это может случиться! – повышает он голос вдруг. – Если бы ты с твоим долбанным ниггером хотя бы что-то рассказали нам, то этого вообще бы не было!

– Если бы вы рассказали мне правду, всю правду, о том, что случилось, то этого бы точно не было! – вскакивает на ноги Бэт, опрокидывая нечаянно банку с консервированным салатом. Она переворачивается, и кусочки фруктов вываливаются из нее. Сладкая жидкость из банки заливает рюкзак, который Бэт не успевает вовремя поднять, спасая от этой лужи. Это только еще больше злит ее. Она пинает эту банку ногой, а потом поворачивается к Дэрилу.

– Если бы у вас не было секретов от меня, то ничего бы этого не было!

– Правда? Вспомни, какой ты была первое время, как пришла в Александрию! – вскакивает на ноги Дэрил. – Все даже подойти к тебе боялись лишний раз… Мэгс дышать на тебя боялась! И знаешь, что? Когда-то ты говорила, что хочешь измениться? Ты изменилась, Грин! Мои долбанные поздравления! Потому что раньше ты думала о других. А сейчас ты думаешь только о себе!

– О себе? О себе? – Бэт с трудом верит своих ушам.

– Именно! Именно, Грин! Раньше бы ты и подумать не могла, чтобы так свалить. Мэгги все глаза себе выплакала. Все из семьи сходят с ума сейчас, готов поспорить. Даже Морган! Потому что Бэт Грин решила свалить. Ни о ком не подумав.

– Я ушла из-за вас! – срывается она в крик, уже не заботясь, что ее могут услышать ходячие. Какая разница? Ведь тем все равно не достать их на крыше. – Я ушла потому, что боялась за вас! Потому что хотела, чтобы у вас было то, чего нам так не хватало раньше. Безопасность. Еда. Возможность жить. Жить, а не выживать, Дэрил!

– Это тебе так кажется, Грин! – шипит Дэрил ей сквозь зубы. – Тебе просто кажется, что ты делаешь лучше для всех. Что ты умнее всех. Но это не так… это не так, Грин! Ты хочешь, чтобы я ушел от тебя? Чтобы оставил одну? Какой твой план, Грин? Расскажи мне о нем. Что ты будешь делать одна? Потопаешь в Джорджию? Через половину страны?

Через треть страны, машинально возникает в голове мысль поправить его, но Бэт благоразумно давит это желание и молчит. Давая возможность Дэрилу выплеснуть из себя все, что накопилось в нем за эти дни.

– Ты долбанная идиотка, если думаешь, что сможешь выжить в одиночку! – орет он, уже не скрывая своих эмоций. – Никто в этом мире не выживает один! Никто! А ты – двойне! Ты знаешь, что на тебе, Грин, мишень стоит для всяких херовых ублюдков? Знаешь? На любой бабе сейчас стоит этот знак. Ты даже себе представить не можешь, сколько дерьма мы повстречали на своем пути в Александрию! И после… Сколько мы видели всего! В твою башку это не приходило, Грин? Или ты решила сдохнуть? Очередная идиотская мысль! Как все долбанные мысли в твоей башке!

– Ты просто не понимаешь…, – пытается оправдаться Бэт, задетая его словами. Только уже понижая тон, пытаясь заставить его успокоиться, потому что видит, что каждый выкрик только распаляет его сейчас. Словно угля подкидывают в полыхающий огонь.

– Нет, это ты к херам не понимаешь! Как ты себе думаешь там в твоей башке? – продолжает он, даже не пытаясь смягчить интонации. – Я должен вернуться в Александрию и сказать Мэгс: «Прости, Мэгс, я снова проебал твою сестру»? Ты так это себе думаешь, да? Что я вернусь обратно, и все будет как раньше? Для всех! Все охренительно станет для всех! И я ни одного долбанного раза не буду думать о том, что может быть, в эту самую минуту кто-то трахает тебя всей толпой, чтобы после перерезать глотку и бросить в кустах подыхать?!

– Фу, Дэрил!

– Нет, Грин… не фу! Не фу, ни хера! Потому что это так и будет. Ты слышишь? Может, ты сумеешь убить одного. Может, повезет завалить двоих. Но тебе ни за каким хером не справиться с тремя, правда ведь? И что бы там не просыпалось в твоей башке, тебе не сделать этого! Не сделать! Ни за каким хером! И как мне жить с этим, Грин? Как ты думала, я буду с этим жить? Каждый долбанный день! Думать об этом каждый долбанный день. Что я мог что-то сделать, но не сделал! И я снова все проебал. Как и все в моей жизни! Потому что я все всегда проебываю!

Он пинает со всего маху ногой банку с энергетиком, и та, пролетая через всю поверхность крыши, падает куда-то в деревья, что растут за заправкой. А потом Дэрил отворачивается от Бэт и уходит к противоположному краю крыши, где пытается закурить. Но в зажигалке, видимо, закончился газ, потому что она выдает только слабые искры, еле заметные в полумраке летней ночи, и наконец, потеряв терпение, Дэрил сдается, переламывая сигарету пополам. Бэт безумно хочется подойти и обнять его, как делала это у домика самогонщика и в ту ночь у озера Берк, но она колеблется, разрываясь на части от вихря эмоций и чувств, что кружат ее сейчас.

Потому что разум напоминает, что это только будет ошибкой. Коснуться его сейчас. Подпустить его ближе, позволяя только глубже проникнуть в ее душу, откуда она так безуспешно пытается вытолкнуть его. Потому что делать этого не стоит сейчас. Иначе они никогда не сумеют расстаться…

Хотя… Разве они сумеют сделать это уже сейчас? Когда он стал частью ее. Когда у них на двоих одно сердце.

Иначе почему ей так больно сейчас, когда она слышит все это? И почему разделяет его боль, такую острую, что даже глубокого вдоха не сделать?

– Я все всегда проебываю, – говорит Дэрил тихо, и Бэт слышит в его голосе отголосок ничем неприкрытой боли. – Все и всегда. Я проебал собственную мать, когда укатил из дома, радуясь случаю. Останься я тогда, то и пожара могло не быть. Я проебал Софию, потому что мог начать поиски гораздо раньше, а не ждать пока будут шевелиться остальные. Я проебал Мэрла, потому что не понял, что он… что он намного лучше, чем все думали о нем. Чем даже я сам думал о нем! Я! Его брат! И твой отец! И ты…! Я тебя столько раз проебывал, Бэт! Столько раз! В том долбанном доме. В Грейди. В лесу около Атланты. Я пытался искать… я искал… и я верил. Я верил! Я жил тогда в каждом долбанном следе. Я копался в кишках у каждого ходячего, боясь, что все может быть кончено. Я был готов перерыть весь долбанный лес. И я почти перерыл его… и все равно… все равно все проебал…

– Не надо… Дэрил, прошу тебя. Просто не надо…

Она очень надеется, что если не прикосновением, то просто голосом сумеет унять сейчас боль, что так рвется из него с каждым словом. Раня одновременно и ее саму. И сначала так и происходит. Его плечи чуть расслабляются, когда он слышит ее голос. Пальцы разжимаются, выпуская смятую в труху сигарету.

– Мне нужно было искать, – говорит он по-прежнему, не глядя на нее. – До последнего. Не сдаваться. Даже когда я нашел тех ходячих… Этих долбанных ходячих. Я прекратил искать тебя, когда нашел именно их. И подумал, что искать уже бесполезно… и проебал тебя… ведь там был твой гипс. И твоя футболка… она была вся в крови…

– Он выхватил у меня из рук поло. Ходячий. Подросток…, – вспоминает Бэт.

– … с переломанными ногами, – кивает Дэрил, а потом спрашивает глухо. – Как далеко была кабина от места, где ты потеряла гипс, Бэт? Ты не написала… Как далеко она была от них?

Ей кажется, что понимание того, насколько он был близок к цели, поможет ему понять, что он все-таки нашел ее. Что это не его вина, что так вышло. Что рано или поздно, он бы вышел к той кабине и нашел бы ее… если бы на его пути не встретились те ходячие.

Но она ошибается. Потому что после того, как она отвечает на его вопрос, Дэрил устало опускается на поверхность крыши. И ей кажется, что он спокоен какие-то доли секунды. Пока он не размахивается и бьет кулаком о бетон, снова разбивая костяшки в кровь. Вызывая в ней невыносимое желание завыть в голос и разреветься от вида его боли.

Разделяющее их расстояние в несколько шагов Бэт минует в один короткий миг. Опускается перед ним на колени и обхватывает ладонями его лицо, вынуждая взглянуть в свои глаза. В синеве его глаз плещется просто океан боли и вины, причиняющий ей сейчас едва ли не физическую боль.

– Это не твоя вина…

– Триста шагов, Бэт… пройди я триста долбанных шагов, и ты никогда бы не пережила всего этого. Я проебал тебя. Именно я.

– Это не твоя вина…

Бэт больше не выдерживает. Нет сил бороться с желанием, которое только становится все больше и невыносимее с каждым мигом, что она рядом с ним. Особенно в эту минуту, когда она понимает, насколько хочется быть нужной ему. И быть с ним. Всегда.

Его губы сухие и горячие. И он не сразу отвечает на ее несмелые поцелуи. Похожие больше на мимолетные и робкие касания губ, чем на поцелуи. Только, когда она смелеет и делает эти прикосновения чуть глубже, он поднимает руки и запускает пальцы в ее растрепанные волосы. Не позволяя ей уйти от его собственных поцелуев, настойчивых и требовательных, наслаждаясь которыми она распахивает губы, позволяя его языку скользнуть вглубь ее рта. И сама вмиг воспламеняется от этих касаний языка и губ, от ощущения силы его пальцев, захвативших ее голову в плен, лишая свободы движений. И снова возникает желание, с которым бороться совершенно бесполезно. Потому что оно намного сильнее требований разума прекратить все это.

Не уступать натиску его губ. Не запускать пальцы в вырез его рубахи, чтобы коснуться хотя бы кончиками его горячей кожи. Не прижиматься к нему все теснее, чтобы ощутить твердость его тела.

Это желание сильнее. Намного. Потому что в памяти еще живо все то, что было между ними, и при воспоминании об этом где-то в глубине живота все сжимается сладко. Потому что с каждым поцелуем кровь бежит все быстрее в теле, требуя, чтобы эти поцелуи стали еще глубже. Чтобы его руки касались ее смелее. Намного смелее, чем сейчас.

Именно из-за этой жажды, которая становится все настойчивее и настойчивее с каждым мгновением, Бэт только выгибается, сидя уже на его коленях, навстречу ладони, смело скользнувшей под топ. Сначала его рука скользит по обнаженной коже живота. Мучительно медленно, как ей кажется сейчас. Потом на спину, где пальцами находит застежки лифчика. Даже мысли протеста не возникает в голове Бэт, когда крючки поддаются натиску пальцев, и застежка оказывается в секунду расстегнутой, позволяя ладони свободно завладеть грудью. Ложась на холмик груди так, словно это было таким обыденным жестом. Один из пальцев касается ее соска, и…

Это простое прикосновение – просто одно-единственное касание – заставляет ее окончательно забыть обо всем. О том, что они находятся на крыше заправки посередине шоссе. Что возможно в небольшой роще, что окружает здание полукругом с трех сторон, могут быть ходячие. Что в любой момент может что-то случится, как она привыкла в последние годы.

Сейчас для нее есть только этот момент. Эти руки. Эти губы. Эти прикосновения. Эта жажда.

Сейчас для нее во всем мире существует только он.

Бэт не приводит в чувство даже прохлада летней ночи, когда он стягивает с нее топ вместе лифчиком. Потому что у него слишком горячая кожа, жар которой греет ее, когда он прижимает ее к себе теснее. К обнаженной коже. Потому что его рубашку Бэт быстро расстегивает и разводит ее полы в стороны, чтобы свободно водить ладонями по его груди и животу.

И губы слишком горячие. Когда он целует ее шею и тонкие ключицы, постепенно спускаясь к груди. При первом же прикосновении губ к обнаженной коже Бэт так выгибается в его руках, что он с трудом удерживает ее на своих коленях. Дэрилу приходится вслепую расправить одеяло, которое упало с ее плеч, когда она обняла его несколько минут назад, и положить ее. Чтобы больше у нее не было возможности уходить от его губ, скользящих по ее коже. Отклоняться от его ласк даже в приступе острого наслаждения, от которого так и ходит кругом сейчас голова, и туманится разум. И хочется еще и еще… хочется, чтобы он никогда не останавливался…

Бэт приходит в себя только, когда Дэрил расстегивает молнию на ее джинсах и скользит ладонью под плотную ткань, ложась прямо поверх тонкого хлопка ее трусиков. Потому что тогда в задурманенную желанием голову приходит мысль о том, что у них нет ничего из средств защиты, а значит, может быть ребенок. Ребенок…

Я всегда хотела иметь ребенка…

Ребенок. Который сейчас определенно не должен быть. Который все только запутает напрочь.

– Подожди… подожди…, – шепчет Бэт прямо ему в ухо, чувствуя неприятную тяжесть в теле, которое скручивает сейчас потребность довести все до самого финала.

Дэрил сначала не понимает, что она отталкивает его. Ловит ее руку, которой она упирается в его плечо, и заводит за голову, прижимая запястье к одеялу. Туда же под эту сильную ладонь отправляется и второе ее запястье, когда Бэт повторяет попытку. И тогда на какое-то мгновение в ней вдруг просыпается слабый страх, что он может не остановиться, несмотря на ее просьбы.

Если он не захочет остановиться, то она ничего не сможет сделать. Потому что она намного слабее его.

Почему-то в голове всплывает, как так же были заведены руки за голову, когда ее тело терзал Джерри, и Бэт каменеет. В висках начинает биться еще пока неровным ритмом паника, грозя приближением приступа.

Господи, только не это… не это…

– Бэт?

Она даже не сразу замечает, что Дэрил внимательно смотрит на нее, нависая над ней. Его глаза тоже уже не горят знакомым ей огнем желания. Только слабый его отголосок. И ничем не прикрытая тревога.

– Я просто… просто… нам нельзя… мы не можем продолжать…

Она думает, что он отпустит ее сразу же.

Потому что он обычно всегда отпускал ее по первому же ее желанию. Потому что он никогда не стремился удержать, потакая лишь собственным желаниям. Потому что это Дэрил…

В этот раз так не происходит. Он по-прежнему держит ее руки прижатыми за головой. Не сильной, но ощутимой хваткой. Внимательно вглядываясь в ее лицо, словно пытаясь поймать даже тень в ее глазах. Разгадать ее мысли, которые могут возникнуть в ее голове при его вопросе.

– Почему?

– Потому что… потому что у нас… ничего нет. И может быть ребенок.

– Я удивлю тебя, Грин, если скажу, что у нас может быть ребенок и от того, что мы делали раньше? – в его голосе звучит мягкая ирония, и ее губы помимо воли раздвигаются в улыбку. А пульсация паники становится еще слабее. – Так что – какая сейчас разница?

– Это я удивлю тебя, Диксон, если скажу…, – ей хочется ответить в тон его шутке. Но голос сбивается от мимолетного приступа сожаления, который возникает в ней при воспоминании о том, как она уходила из Александрии. В горле перехватывает, и она еле выдавливает глухо. – Ребенка не будет. Я точно это знаю. Его не будет, и… поэтому нам нельзя… нам не стоит…

– Мы могли бы…

– Нет, – отрезает она даже чересчур резко. Желая сейчас только одного – чтобы его лицо было не так близко к ее лицу. Иначе слишком хорошо понимает то, что видит в его глазах сейчас. А ей не хочется это понимать…

– Я тебе прошу, Дэрил. Пожалуйста… отпусти…

Дэрил поднимается с нее так неожиданно, что она сама удивляется. А потом ей тут же становится холодно. Невыносимо холодно. Без тепла его тела. Без него. Так холодно, что ее начинает колотить от озноба.

– В этом долбанном мире нельзя иметь детей, Грин? – зло бросает он ей, застегивая рубашку на груди. – Так что ли? Из-за этого?

– Нет, не из-за этого, – Бэт пытается найти взглядом свой топик, а потом сдается и шарит рукой по поверхности одеяла, надеясь нащупать его среди складок. – Просто потому, что… потому, что ребенок – это то, что вообще нам не нужно…

– Говори за себя, ладно? – следует за этим резкая реплика в ее сторону. Она кожей чувствует его злость. И ей становится не по себе от этой злости. И от собственной вины перед ним. За все.

Дэрил резко подходит к ней, и она, сама того не желая, инстинктивно сжимает голову в плечи перед волной его ярости, которая настолько ощутима сейчас. Он только легко подхватывает откуда-то из складок одеяла топик и швыряет ей.

– Одевайся, Грин. Ты хотела караулить, так давай начинай.

– Дэрил…

– Я спать хочу, – отрезает он. – Давай сваливай с одеяла. Дай мне четыре часа, потом разбуди, поняла? Тачки сейчас нет, так что завтра тебе точно не удастся прохлаждаться весь долбанный день. И надо будет поспать перед тем, как двинем дальше. Только подумай, куда именно. Потому что план двигать в Джорджию идиотский!

Она совсем забыла, что Диксон может быть таким редкостным придурком!

Если еще пару минут назад ей хотелось плакать, то сейчас Бэт просто разрывает от злости. Она даже не пытается натянуть топик, который он швырнул ей. Поднимается на ноги как есть – обнаженная по пояс. Вынуждая его своим пристальным взглядом смутиться и опустить глаза вниз, к носкам собственных ботинок. После этого Бэт гордо шествует к рюкзаку, из которого достает рубашку и новый лифчик. Потому что искать прежний в складках одеяла в ночной темноте ей не хочется сейчас.

– Доброй ночи тебе, Диксон!

Бэт понимает, что поступает совсем по-детски, когда проходит мимо него, уже устроившегося на импровизированной постели из одеяла с маленькой подушкой под головой. Но не может не проговорить это самым деланно мягким тоном, на который только способна. Он только опускает руку на глаза, словно закрываясь от нее сейчас. И она снова чувствует себя виноватой.

А еще очень неприятно тянет где-то в теле. От неудовлетворенного желания, понимает Бэт, устраиваясь на ограждении крыши и свесив ноги вниз. Она запрокидывает голову и смотрит на звезды, что подмигивают ей сейчас с высоты. Смотрит на них и думает о том, что безумно боится своих чувств и той близости, что есть между ними. И что ничего не может поделать с тем, что не хочет избавляться от этих чувств. Перерезать ту нить, что держит их друг с другом по-прежнему крепко. Что рада, что может слышать его дыхание и чувствовать его присутствие рядом, от которого становится так спокойно сейчас.

Это будет долгая ночь… Чертовски долгая ночь…

******

Это будет охренительно долгая ночь…

У него не только болит тело, но и неприятно тянет сердце. И от этого совсем не заснуть. Хотя он охренительно устал за этот день. И единственное, что хотелось еще недавно это лечь и провалиться в глубокий сон. Но сейчас после тех всплесков эмоций, которые ему довелось пережить недавно, это кажется невозможным.

Сон никак не идет. Хотя Дэрил уже попробовал представить мысленно долбанных овец, как когда-то слышал надо делать при бессоннице. Ему даже одной овцы сейчас не представить, потому что мыслями он все время возвращается в три момента прошлого вечера.

Первый, когда она сказала ему про долбанные триста шагов, которые выбили его сознание к херам. До сих пор при этом воспоминании он чувствует горечь во рту. Охренеть! Всего триста шагов, от которых зависело так многое! Пройди он тогда всего каких-то триста долбанных шагов… Эта мысль еще долго будет причинять ему боль, падая в копилку вопросов «Что, если бы…», от которых никуда не убежать. И которые не стереть из своей памяти. Ни один из них.

Как там, сказала когда-то Бэт? Можно заменить воспоминания иными? Только вот каким воспоминанием можно заменить те, в которых он так тупо лажал?