Текст книги "Идеальные Солдаты (СИ)"

Автор книги: Kleine Android

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 50 страниц)

– Томми не рассказывал, что его куда-то перевозили, – усомнился я.

Феникс пожал плечами.

– Может, ты плохо спросил. Кроме того, если его тоже вскрыли, чтоб «сделать» искру, то должны были дать наркоз. Это на меня ничего не действует, а он мог спать во время перелета.

– Я спрошу еще раз, – пообещал я. – То есть, искусственную искру Томми сделали из твоей? Выходит, такое возможно?

– Логичный вывод, – с иронией согласился Феникс. – Это же не магия какая-нибудь, сплошная физика. Окей, с этой частью разобрались? Расскажи о профессоре Ли. Пат сказал, он в коме, под охраной. Пока оставили его на Марсе, а то даже в анабиозе откинется. Скажи, что он там делал?

– Мы встретили его в больнице, он завел нас к себе, как в ловушку, – ответил я. – Томми был у него вроде ручной зверушки, кажется. Сидел в аквариуме, как рыбка. Судя по кабинету, он там один из боссов, но когда мы взяли его в заложники, его подстрелили. Будто о его судьбе никто не волновался…

– Кабинет не его, – вдруг сказала Акула.

Я обернулся в недоумении.

– В смысле не его? Он там сидел! И ты нашла его удостоверение в ящиках стола.

– Нашла. И все. Никаких личных вещей. Комм тоже чужой. Еще схема здания. Подпись. Другая фамилия, – как смогла, объяснила Акула. – Не Ли. Притворялся.

Шестеренки в моих мозгах завертелись со скрипом. Феникс подался вперед, всем телом излучая любопытство.

– Черт, Джейк, и чей же это был кабинет? Кто тогда занимался Томми?

– Он говорил о каком-то докторе, – вспомнил я. – Да, он с кем-то часто разговаривал, причем без особого страха. А еще тот доктор предлагал привести его мать.

Феникс потер ладони.

– Возможно, Гарсия что-нибудь знает! Нужно наведаться к нему, потом получше расспросить Томми, а там и Ли из комы выйдет. Допросим его, как следует.

– Можно, с Томми я поговорю лично? – попросил я.

– Ничего не имею против, – ответил Феникс. – Окей, последний вопрос. Что за парень из Лицея Полиции был там вместе с вами? Щекотливая ситуация вышла с ним. Неохота СМИ в известность ставить о случившемся. Пат итак шумиху поднял. Он тоже волновался за вас, между прочим. Короче, посторонние нам не нужны.

– Это мой знакомый из началки, он не посторонний, – стал оправдываться я. – Мы учились вместе с ним и Рыжим. Думаю, ему верить можно. Прикажи его отпустить. Пусть подпишет что-нибудь о неразглашении, и сойдет.

– Уверен? – прищурился Феникс. – Хорошо, раз ты настаиваешь. Отправлю приказ. Кажется, мы обсудили все, что собирались, нет?

– Не все, – я покачал головой. – Одна деталь осталась, и она мне покоя не дает. Ты рассказал, что тебя похитили охотники за искрами, когда ты был со своим отцом. Знаешь, что сказал нам Ли, когда мы вспомнили о тебе? Что в Содружестве и в вашей семье главный отнюдь не ты. Это наводит на разные мысли.

Феникс застыл, как замороженный. Только зрачки сузились в точки. Через секунду все пришло в норму. Он встал и сказал, беззаботно потягиваясь:

– Не бери в голову. Нет никого круче адмирала космофлота, понятно? Захоти папаша задвинуть меня в дальний угол, воспользовался бы ситуацией и подал заявку в президенты, пока временное правительство и вся эта ерунда! Все равно выборы на весну назначим, и не от меня зависит, кого изберут.

Он провел рукой по лицу, словно стирая любой намек на подобные мысли. Потом спохватился, что опаздывает, и убежал на встречу с министром экономики, схватив с полки в коридоре свой комбез и поспешно натянув ботинки.

Мы с Акулой переглянулись.

– Странный, – сказала она.

– Значит, не мне одному так показалось, – разглядывая кружку остывшего чая, сказал я. – Сбежал, будто испугался под конец. Кажется, действительно боится потерять «корону».

***

Вечером нас еще раз допросили обо всем, что мы видели на Марсе, на этот раз спрашивали официально, по порядку и под запись. На следующий день Акула отправилась на Аристей, продолжать учебу.

Стрекоза была где-то с Фениксом, потому в резиденции я остался один и быстро заскучал. Потому, когда пришло сообщение от Саши с просьбой немедленно лететь к ним, только обрадовался. Пусть на Орфее мне был знаком едва ли не каждый угол, там хотя бы были люди.

А еще там был Томми. Из-за него Саша меня и звал.

Добраться на станцию с планеты не составило труда. Карта удостоверения личности, выданная Фениксом, имела небольшой счет в банке. Заплатив за место на пассажирском транспортнике, я несколько часов просидел, глядя в окно и вспоминая, как раньше невыносимо боялся звезд. В главном ангаре Орфея Саша встретил меня лично. Он носился по кругу, как белка под кофеином, то и дело путаясь в полах мятого халата.

– Это невыносимо! – выпалил он, едва меня увидев. – Твой мальчишка невыносим! Забирай, забирай немедленно! Нужно кошмарно любить людей, чтоб продолжать с ним общаться!

– Что случилось-то? Успокойся, – я схватил его за плечо, фиксируя беснующегося ученого на месте хоть на секунду.

Протез держал крепко. Саша подергался пойманной бабочкой, потом успокоился и скрестил руки на груди с видом оскорбленной невинности.

– Он. Все время. На меня. Смотрит!! Ужас! Будто мне без того забот мало!

– В смысле – смотрит? – не понял я. – Я думал, он где-нибудь в отдельном отсеке, где гравитация пониже.

– Так и есть! – закивал Саша. – Далеко-далеко, в отсеке, вращающемся вокруг Хорды медленней, чем жилые Кольца. Но он смотрит прямо оттуда! Я чувствую, что он меня видит. Ты уверен, что у него все дома?

– Я сейчас сомневаюсь, все ли дома у тебя, – иронично сказал я. – Томми такой же, как я или Феникс. Ты же про все особенности в курсе? Вот. Он видит все типы излучений. Хочешь сказать, ты это чувствуешь?

Саша поежился.

– Видимо, да. Ну-ка, тест! Давай, сделай так же!

Я с сомнением почесал подбородок, но согласился.

Двойной ритм. Вдох-выдох.

Крохотная Сашина звездочка забилась в конвульсиях.

– Эй, человек-рентген, хватит, прекращай! – заверещал он, снова пытаясь вырваться из титановой хватки протеза.

Я моргнул, возвращаясь в материальный мир.

– Ничего себе. Гиперчувствительность! Интересно, из-за чего? Фениксу скажи, он заинтересуется.

Саша противно захихикал.

– Что, теперь без Петьки ничего делать не будешь? Эй, эй, не ломай мне руку, жертва сарказма! Мне пока некогда свои конечности протезировать. Потопали, покажу мальчишку. Поговори с ним, пусть не пялится на меня, а то жуть берет! Хорошо еще, что Гарсия вернулся на Кассандру, проблем еще и с ним я бы не пережил!

В отсеке Томми гравитация была в два с лишним раза ниже земной, но все-таки выше марсианской. Он встретил меня с горящими от восторга глазами.

– Я видел, что ты пришел! – выпалил он с порога. – Дядя Саша меня боится! Ты меня заберешь?

– Пока придется тут пожить, – ответил я. – Тебе на Эвридику рано, твой организм от нагрузки страдать будет, как если тебе на шею еще двух таких же мальчишек посадить и заставить таскать везде.

Томми обиделся, знакомо-знакомо надув щеки и выпятив губу. Образ Лолы не шел из головы.

– Мне просто хочется увидеть мир вокруг! Но я понимаю про гравитацию, – сказал он грустно. – Хоть я и не учился в школе, док и профессор Ли приносили мне много книг.

– Кстати, о докторе и профессоре, – подхватил я. – Расскажешь? Что ты про них помнишь?

Комната Томми мало отличалась от палаты, в которой я сам еще недавно валялся дни напролет. Он залез на койку с ногами, обхватив коленки ручками-веточками, я сел рядом на край.

– Док был добрым, – сказал Томми, глядя в одну точку. – А профессор Ли злым. Он просил называть его «дядюшка Ву», но никакой он мне не дядюшка! Док говорил, что профессор хочет залезть в мои мозги и что-то там переложить по-другому. Это страшно! Док ему не разрешал.

– Значит, ты общался только с Доком, – сказал я. – А куда он подевался? Недавно он предложил позвать твою маму, так? Но ты отказался с ней встретиться. Что случилось потом?

Томми поднял на меня удивленный взгляд.

– Ты это видел, да? Я знал, что ты меня видишь, но не знал, что настолько… Да, несколько дней назад Док ушел и не вернулся. Профессор Ли пришел вместо него ко мне вечером и сказал, что теперь-то он залезет в мою голову и посмотрит, как там все устроено! Я испугался… Док был хорошим. Он все время хотел, чтоб я пообщался с кем-нибудь. Говорил, что это мне поможет. Но если для родителей я – неудавшийся эксперимент, то зачем мне с ними общаться? Не нужны мне такие родители…

Он шмыгнул носом и нахмурился.

– А ты упрямый, да? – сказал я. – И правильно. Дураков вокруг хватает, если из-за каждого расстраиваться, нервов не останется. Даже, если дураки – твои родители. Своих я даже не знал, и ничего, прожил спокойно. Только грустно немного, да.

– Мне больше не грустно, – Томми затряс головой. – Я буду дружить с тобой и Акулой. И мне будет весело!

Я не знал, как выразить то, о чем думал. Потому, поколебавшись, потрепал его по голове.

– Если хочешь, то будем дружить, конечно. Слушай, а ты не пробовал переключаться на обычное зрение? Ты не устаешь все время смотреть изнутри?

Томми покосился с непониманием.

– Это как? Я не пробовал. Хочу попробовать!

Повернувшись к нему лицом, я сложил ноги по-турецки и положил руки на колени.

– Акула научила меня, как смотреть изнутри. Наверное, это поможет и для того, чтоб вернуться к обычному зрению. У тебя должно быть такое особенно чувство. Что-то лично твое. Звук твоей Искры.

Томми повторил мою позу и закрыл глаза. Дыхание его стало реже и глубже, лицо расслабилось.

– Двойной пульс, – сказал он. – Я слышу будто два сердца внутри себя. Никогда не замечал этого.

Меня кольнуло тревогой. Спешно выкинув себя в другое зрение, я уставился на искру Томми. Красная, плотная, раздутая звезда-гигант была огромной, увидеть что-то сквозь нее было сложно.

Ощущение не отпускало. Я сосредоточился. Материальный мир – пленка. Глубже.

У красной звезды Томми было металлическое ядро.

Вынырнув, я долго ловил ртом воздух. Томми открыл глаза и охнул, принимаясь тереть глаза.

– Все такое… тусклое! Вот это да! Как свет выключили!

Он вращал головой, разглядывая комнату, потом опустил взгляд и положил ладошки на свою грудь.

– Не светится. Не вижу. Она же не исчезла, нет?!

– Все в порядке, – медленно сказал я. – Слушай, Томми… Расскажи еще кое-что. Только отвечай честно, ладно?

– Ладно! – с готовностью пообещал он. – Ты научил меня такой штуке, ты спас меня от злобного профессора Ли, я буду стараться ответить на все-все твои вопросы!

– Расскажи про то, как у тебя появилась твоя искра, – попросил я. – Вообще все, что помнишь. Даже мелочи.

Томми задумался.

– Ну, это было давно. Не знаю, сколько лет назад, по ощущениям целых сто! Мне сейчас одиннадцать, а тогда было, наверное, семь или восемь… Да, где-то так!

– Тебе одиннадцать? – мимоходом удивился я. – Ничего, я в твоем возрасте тоже мелкий был… Продолжай.

Он кивнул.

– Вот. Я уже несколько лет жил у доктора. Наружу я никогда не выходил. Искры я тогда не видел, но как будто… чувствовал. В общем, вот такой красоты разноцветной не было. Что-то похожее, но не глазами! Еще я помню, что очень себя боялся. В голове были голоса, они говорили страшные вещи. Будто люди вокруг меня постоянно думают о всяком… о плохом. Мне было больно и грустно. Я хотел, чтоб меня оставили в покое, и чтобы голоса исчезли. Док обещал, что поможет мне. Что я уникум, а вовсе не ошибка.

Однажды я почувствовал, что рядом появился большой-большой и очень теплый огонек. Ему было даже больней и грустней, чем мне тогда, но он оставался таким теплым и ярким… Мне хотелось его потрогать или даже обнять. Потом ему стало совсем-совсем больно. А док пришел ко мне и что-то сделал. И я уснул. Сколько спал – не знаю, честно. Потом проснулся, а вокруг суета! Ну, не совсем вокруг, далеко, через много стен и дверей от меня. Но я чувствовал, как люди там бегают.

И еще, я стал видеть. Вот это все, яркое, красивое. Огромный огонь внутри себя. Голоса замолчали, мне стало так хорошо!

– Ты засыпал снова потом? – спросил я. – Или, может, помнишь что-нибудь интересное сразу после того, как та большая и теплая искра исчезла?

Томми смешно прижал палец к губам.

– Засыпал. Доктор стал приходить каждый вечер, и каждый вечер я засыпал без снов, а утром долго не понимал, что происходит.

– Значит, ты не знаешь, переезжали ли вы с места на место? – уточнил я.

Он покачал головой.

Я задумался.

– И больше ничего не было?

– В первый день болела нога, – вдруг вспомнил Томми. – Ты сказал, рассказать обо всем! Вот, рассказываю. Нога, вот тут, наверху, внутри, болела, как будто я поранился, но сам не понял, где и как.

– Не знаю, как это связано, – признался я, – но учту. Спасибо. Ты сейчас обычным зрением смотришь? А можешь обратно переключиться и еще кое-что сказать? Попробуй снова двойной пульс почувствовать.

Томми закусил нижнюю губу, хмурясь. Потом моргнул.

– Получилось. Что ты хотел?

– Ты видишь что-нибудь внутри наших с тобой искр?

Ответ был быстрым и однозначным.

– Да. Темные штучки. Как металлические шарики.

– А у Акулы или кого-нибудь из других людей ты такие видел?

Он без промедлений затряс головой.

– Нет. Точно нет. А что это значит?

– Еще не знаю, – ответил я, пребывая в растерянности. – Но когда выясню, обязательно тебе скажу.

***

Долго болтаться без дела между Орфеем и Эвридикой я не мог. Близилась середина лета, а значит не за горами были выпускные экзамены из средней школы. Несмотря на все окружающие меня странности и вопросы, касающиеся глубин материального мира, забросить учебу было нельзя.

Следующим шагом был Аристей. Акула заканчивала его, я поступал. Отложив в сторонку все проблемы, я сутками просиживал над программой пятого курса Академии. Кажется, последний раз я так готовился к переводным из началки.

Как и обещал, Феникс обеспечил меня честными экзаменами. Пусть писал я их дистанционно, но даже не думал жульничать.

Это не мой способ. Я всегда шел в лоб, напролом. По самому прямому пути, не закоулками, но и не перескакивая через десятки ступеней разом.

Правда, иногда все-таки оглядываясь назад. Жечь за собой мосты, не вынося опыта, не делая выводов, не сохраняя пользы, означало пустую трату времени. Доходить до этого своим умом пришлось довольно долго, но результат меня устраивал.

Потому на летние каникулы я собирался встретиться с Джерри и рвануть, как раньше, в гости к Ма и Па. Правда, почему Акула высказала желание лететь со мной, все равно не мог понять.

К августу Томми более-менее привык к нормальной гравитации и готовился к переезду на Эвридику. Правда, учитывая, что я собирался жить на Аристее ближайшие годы, если все сложится удачно, следить за ним все равно было некому.

Ситуация решилась сама.

Перед самыми экзаменами, находясь где-то между тихим бешенством и громким умопомешательством, я решил перезагрузить мозги и написал Меган.

Я знал, что ее брата не нашли. Почему-то это мешало мне поговорить с ней. Я боялся чужой беды, в которой не смогу разобраться и не смогу помочь. Моя беспомощность отталкивала меня каждый раз, когда я брался за клавиатуру.

В этот раз не оттолкнула. Мозг был перегружен, чтоб думать еще и об этом. Потому я просто написал, будто ничего не случилось. Рассказал о себе, о сложностях. Об Акуле, с которой понятия не имею, что делать. О тревоге перед предстоящими экзаменами. И о доставшемся мне Томми.

Гарсия пропадал на Кассандре, переселение народов шло полным ходом. Временное правительство Содружества следило за ситуацией, Феникс носился туда-сюда, как скаковая лошадь, позабыв про отдых. Новую планету следовало обеспечить всем необходимым, раздать счастья всем, пусть не даром, но чтобы никто не ушел обиженным. Со мной он опять общался только через Сеть, и то в основном передавал сообщения через майора Джонсона.

Саша изучал Гекубу. Соседка Эвридики и Кассандры, теоретически она содержала в себе колоссальные запасы галактиония. Бедный Саша строил новые насосы, сидел над улучшениями методов добычи и очистки, изредка возмущаясь, что вообще специализируется на другом, но раз уж он гений, то так уж и быть… Только ради «Петьки и Яшки».

Я занимался своей учебой, Акула – своей.

На Томми ни у кого не оставалось времени. Это беспокоило и отвлекало от всех дел и забот, мешало сосредоточиться и включить мозги на полную.

Утром перед экзаменами я получил ответ от Меган. Будто не было месяцев молчания, ее письмо ни слова не содержало о брате или происходящем в стране. Она говорила только о том, что меня волновало. Как всегда не считала ни одну из моих проблем ерундой или мелочью. Даже объяснила, как смогла, что думает Акула и что мне можно сделать.

А еще предложила взять Томми к себе. Ее родители жили на Эвридике, в моей памяти даже валялась картинка с их адресом в Сети. Меган сказала, что уходит из Академии и возвращается к ним. И воспитание Томми не будет для нее в тягость.

Уж если кто и любил людей, так это Меган. С ее предложением я был согласен безоговорочно.

Гарсия мне не ответил. Саша был только рад. Майор Джонсон от лица Феникса дал свое согласие. Сам Томми, которого я догадался спросить последним, сперва расстроился, что не сможет жить со мной, но получив обещание видеться каждые каникулы, согласился.

Экзамены я сдал. Оказался последним в списке результатов, опередив следующего претендента всего на два балла, но все-таки прошел. Своими силами, без чьей-либо помощи.

В первый день августа мы собрались в гостиной, в резиденции на Эвридике. Феникс, измученный и похудевший, Стрекоза бледной тенью следом за ним, за левым плечом. Мы с Акулой выглядели не лучше. Ей тоже пришлось постараться на выпускных экзаменах, чтоб получить лейтенанта. Пропущенный месяц учебы сильно ударил по ее успеваемости.

Томми прятался за моей спиной, выглядывая блестящим круглым глазом. К вечеру я должен был отвезти его к Меган, а до того он пользовался моментом и не отходил от меня. Стрекоза уже успела пошутить про домашнего питомца, получив в ответ такой тяжелый взгляд, что даже прятки за диваном не помогли ей прийти в себя до конца.

Феникс развалился на диване, как всегда занимая самое удобное положение из возможных.

– Кажется, скоро можно будет отдохнуть, – сказал он. – Мы определились с выборами, сроки известны, кандидаты тоже. До конца осени продлится подача заявлений, но вряд ли кто-то новый появится. Будем выбирать сразу президента и премьера. Дальше, в ближайшие пару лет, новые перестановки в Совете, Парламенте и Правительстве, понятное дело. А потом все, только сидеть и контролировать, как бы никто не полез грязными пальцами мое новое Содружество лапать!

– Это для тебя скоро? – присвистнул я. – Звучит бодро, как похоронный марш. Ладно, господин адмирал, на том свете отоспишься!

– Попасть бы туда, хоть разок, – откликнулся безрадостно Феникс. – Хотя… Нет, не хочу. Еще столько дел не сделано! Если вселенная бесконечна, то мне нужно бессмертие, чтобы осмотреть ее всю!

– И захватить, – вполголоса добавила Стрекоза.

– И захватить! – согласился Феникс воинственно.

Акула включила новости. Половина каналов в Сети показывала улыбчивую, располагающую к доверию и всеобщему признанию хитрую морду Феникса.

– До чего техника дошла, – саркастично заметил я. – Нашего адмирала и там, и тут передают! А есть каналы, где чье-нибудь менее курносое лицо показывают?

– Да ладно, оставь! Или я не прекрасен? – заржал Феникс.

Акула переключила канал.

Смех Феникса оборвался. В гостиной резко стало жарче.

Голубые глаза, только не газовый огонь, а лед стылой северной речки.

Бегущая строка внизу экрана сообщала нам черными, колючими буквами:

«Пополнение среди кандидатов в президенты: известный меценат, бизнесмен, совладелец пакета акций крупнейшей в Содружестве корпорации «Венера Энерджи» Свен Ларссон только что выступил с публичным заявлением, объявив о своем желании поучаствовать в гонке».

Волной горячего воздуха качнуло шторы. Протез вздрогнул, галактионий в искусственных мышцах откликнулся резонансом. Двойной пульс подскочил к самому горлу.

Смотреть на Феникса было опасно для зрения.

– Вот оно что, – сказал он тихо и страшно. – Значит, все-таки пытается меня обойти.

Феникс встал и подошел к балкону. Воздух дрожал вокруг него, как в жаркий солнечный день над перегретым асфальтом. Прижав ладони к лицу, он медленно выдохнул.

– Ничего. Я держу себя в руках. Ничего не случилось. Если этот урод думал, что у меня козырей нет, то он глубоко ошибся. Это я здесь решаю, кто и как будет играть, потому что я – крупье. Стрекоза, напиши Сашке. Если я сейчас комм в руки возьму, он расплавится к чертям собачьим. Меценат и бизнесмен? Ха! У нас есть кое-кто получше.

Комментарий к Глава 38. Ответственность.

И это последняя глава третьей части. Следующая часть – “Ойкумена”. 39 глава будет в четверг, 27 сентября, как обычно, вечером.

========== Часть четвертая. Ойкумена. Глава 39. Просьба. ==========

Зеленая планета висела над моей головой. Я падал – вверх? Сложно понять, куда ты двигаешься, когда вокруг невесомость.

Под ногами была бесконечность, я видел ее мутным мраком речного дна, точками светлячков в августовской ночи, черным светом пустого экрана. Крохотный человеческий разум вместить подобное просто не мог, потому создавал аналогии. Тащил картинки из памяти.

Маленький и жалкий.

Я падал. Или планета падала на меня?

Движение. Непрекращающийся хоровод, поворот вечного колеса. Круги на воде, на тонкой пленке материального мира.

Океан темноты под ним.

Все начинается темнотой.

Рывок у пояса. Смех и шепот в динамиках шлема. Материальный мир не церемонился со мной, ощутимым толчком напомнив, что невесомость не означает отсутствие массы. Трос натянулся, удочкой выкинул меня в реальность.

– Сэр, вы в порядке?

Десяток студентов в сцепке со мной, не дающей им дрейфовать бесконтрольно. Старшекурсники Аристея, мои подопечные.

Толчком крохотных маневровых я развернулся ногами к планете. Теперь бесконечность оказалась впереди. Представить ее целиком даже пытаться не стоило. Расстояния в космосе восхищали и пугали одновременно.

До ближайшего студента была всего пара метров. До нашего транспортника – чуть меньше сотни. В десятках километров от нас сверкала белизной лучей и граней хрупкая снежинка, станция Аристей. От нее до красного карлика, местного тусклого солнца, была уже половина астрономический единицы. Если пара десятков километров еще укладывались в голове, то семьдесят пять миллионов – нет.

А в целых сорока световых годах отсюда, незаметное глазу, светилось Солнце земное.

Шесть-семь гиперпрыжков, ерунда. Несколько часов информационной пропасти. Грузовики, курсирующие между Солнечной системой и Эвридикой делали десяток рейсов в сутки. Огромное, невообразимое расстояние, для прохождения которого даже фотонам требовалось сорок лет, исчезало, теряло свои пугающие размеры в гиперпространстве.

Но Ойкумена на этом заканчивалась. Экспедиции в дальний космос были лишь булавочными уколами изученного посреди бескрайних пространств неизвестности. Не хватало денег, ресурсов, людей. Передо мной и вокруг, везде, по какой оси не иди, какое измерение не выбери, сколько не беги, всюду оставалась бесконечность. Оттуда, из мутной воды бурной речки, из темноты августовской ночи, выглядывали светлячки-звезды. Я стоял к ним лицом, упирался ногами в зелёную планету, слышал в динамиках смех беззаботных студентов, сжимал кулаки – титановый и настоящий – и смотрел вперед.

– Тишина! Заткнулись, иначе связь вырублю, – приказал я, бегло и невнимательно проверяя столбцы информации на стекле шлема. Скафандр каждого студента был оснащен сотней датчиков, показания каждого транслировались мне в режиме реального времени. Стекло ловило движения моего взгляда. Список листался в нужную сторону сам.

Студенты притихли. Только кто-то мычал под нос. Я проверил, из чьего динамика идет звук и спросил:

– Мелкий, тебе отдельное приглашение нужно? Баллы сниму!

– Никак нет, сэр, – спохватился мальчишка. – Извините.

Работа в паре и индивидуальное перемещение в пространстве, как с тросом, так и без него, помощь пострадавшему товарищу и действия в случае отказа маневровых на скафандре – сегодня программа была даже жестче, чем обычно, но никто не думал жаловаться. Когда я вызвался вести занятия в открытом космосе у старшекурсников, то сразу решил, что жалеть никого не стану. Слишком ярко запомнились мои собственные, совсем недавние уроки.

Справившись с заданиями, студенты выстроились в цепочку и поплыли вдоль троса к транспортнику. Их учебные скафандры задорно блестели огоньками, а кислородные баллоны за спиной носили гордую эмблему Аристея – силуэт снежинки-станции рядом с зеленым кругляшом Эвридики.

На станцию мы шли на автопилоте. Я откинул спинку кресла, сложил руки за голову и меланхолично разглядывал космос сквозь прозрачный потолок кабины.

Сегодня мне не повезло со вторым пилотом, но техника безопасности, особенно при работе со студентами, была непреклонна, обязывая сопровождать группу минимум вдвоем. Молчаливый долговязый парень с Марса, он учился вместе со мной, но на пару курсов старше. Я помнил его еще с Академии. Он был одним из тех, кто любил потешаться над маленьким одноруким наглецом, посмевшим без сил, без связей поступить в престижную среднюю школу и претендовать на звание офицера.

На первом курсе Аристея я со смесью удивления и досады понял, что добрых две трети студентов составляют ребята из Академии. Шесть из десяти первокурсников были мне знакомы. Большая часть старших – тоже.

Например, этот молчун с Марса. Высокий рост и большие кулаки – все, чем он мог похвастаться. Правда, после общения с Дылдой, огромным он мне не казался, да и сам я успел сильно прибавить в росте с момента нашей последней встречи. Я был бы рад его не помнить, но даже такую бесполезную личность выкинуть из идеальной памяти не мог.

Он меня узнал. Увидел косу, за которую обзывал в Академии девчонкой.

Мое появление на Аристее его возмутило. Дразнить меня одноруким смысла больше не было, потому он придрался к волосам. В первую же неделю на станции он с дружками перегородил мне дорогу в коридоре, ухмыляясь с явным желанием драки. Он ее получил, но результату остался не рад. Да и мне, если честно, понравилось не особо.

Ему достался перелом руки со смещением. Мне – выговор и суровое предупреждение. Его раздробленное запястье собирали по кусочкам, порванные обломками костей сухожилия и мышцы сшивали вручную. Я сидел под домашним арестом и много думал.

Использование протеза сводило любую драку в избиение. Мастером рукопашного боя я не был, но аргументов против титанового кулака не имелось ни у кого. Рефлексы заставляли меня сперва бить с левой. Разум, даже мутнеющий от злости или близкой опасности, подсказывал выставлять следом правую. И ловить удары противника.

Толстое, толще моей лодыжки запястье хрустнуло давленым тараканом в тисках металлических пальцев. Не пришлось даже вырубать рецепторы, настолько малое потребовалось для этого усилие.

Никто не стал выносить конфликт наружу, хотя меня легко могли привлечь за средние телесные и вред здоровью. Светлый образ военных, особенно правительственных войск, подконтрольных сияющему господину адмиралу, был необходим в шатком и неустойчивом новом мире. Все мы, вся система сейчас работала на это.

Для молчуна с Марса я оказался победителем боя. Для себя – еще не известно.

С тех пор он боялся. Обходил стороной, зыркал с ненавистью. Ладно хоть не пытался мстить. Все годы учебы держался от меня подальше, а потом неожиданно вернулся работать на станцию после выпуска.

И теперь в который раз попадался со мной в пару на занятия в открытом космосе. Наверное, он и сам был этому не слишком рад.

Полеты с ним становились полной тоской. Тишину я любил, но не такую напряженно-тягостную. Молчун напрягал своим присутствием и будто следил за моими движениями.

Кое-как дотошнив на малой скорости до станции, мы прошли шлюзы и сели в главном ангаре. Не дожидаясь полного выключения систем, я отстегнул ремни и выбрался наружу, бросив молчуна заканчивать все одному.

Спрыгнув из люка пилотской кабины, я потянулся, хрустнув спиной, и снял шлем. Студенты спускались из пассажирского отсека по трапу, сохраняя ровный строй и полную тишину. Если в космосе, далеко от учителей и кураторов, они еще позволяли себе вольности, то атмосфера станции мигом возвращала дисциплину.

Построившись передо мной в одну шеренгу, они замерли, даже не дыша. Старостой этого курса был Мелкий – еще один старый знакомый, мальчишка из Академии, которого мы толпой защищали от травли во время Индокитайского конфликта. Сделав шаг вперед, он отчитался о выполнении группой всех намеченных целей и сдаче оборудования.

Формальности. Я слушал в пол-уха. Живы, целы, не жаловались, значит проблем не было. Главное, что выполнили все задания.

Направленные на меня взгляды светились обожанием. И если у Мелкого это можно было списать на память о моей давней помощи, то остальную группу я понимал не особо.

Сам недавний студент, старше их едва ли на два-три года, при этом заставляющий выкладываться на двести процентов каждое занятие, вряд ли я заслуживал такого отношения.

Годы шли, а люди вокруг меня не становились понятней.

Отпустив группу, я сдал шлем, перекинул через плечо куртку и отправился в душ, намереваясь добраться кратчайшей дорогой. Гранитно-серую, с искрой форму Аристея я поменял на светлый комбез с пустым семиугольником сразу же, как получил лейтенанта, и сейчас ощущал что-то вроде преемственности поколений. Патрик Джонсон, учивший меня полетам, форму Академии не носил, предпочитая настоящую военную.

В коридорах Аристея было довольно пусто. Студенты здесь без дела не шатались – учеба отнимала куда больше времени, чем в средней школе. Это меня вполне устраивало.

Еще неделя оставалась до конца триместра, две – до Рождества и возможности свалить, наконец, на планету.

При тщательном обдумывании близкие праздники не радовали, а заставляли нервничать. Томми утверждал, что подарков не хочет совершенно, но я знал, что эта сволочь будет дуться месяцами, если я снова отделаюсь открыткой. Неизвестно, как Меган удавалось с ним справляться все это время, потому что Томми включал режим ранимого цветочка по щелчку пальцев и не выключал даже под угрозами получить по шее.

Знал, мелочь вредная, что на него я руку не подниму никогда, и пользовался ситуацией без зазрения совести. Хотя, кажется, совесть его атрофировалась еще в далеком детстве.

Называть Томми мелочью, на самом деле, было уже неправильно. В свои семнадцать лет он почти догнал меня по росту, правда, все еще отличался эльфийской тонкостью костей. Сколько бы я не таскал его на тренировки, он сохранял состояние «нахрен уносит любым порывом ветра».