Текст книги "Идеальные Солдаты (СИ)"
Автор книги: Kleine Android
Жанр:
Постапокалипсис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 50 страниц)
Странный он. Заявить, что я вовсе его не боюсь, было бы враньем.
Но идти на поводу у страхов я не мог себе позволить.
На четвертый день терпение кончилось. После уроков я поймал жирдяя и припер за школой к стене у мусорных баков. Это вышло легко, потому что он явно боялся ко мне прикоснуться.
Никогда бы не подумал, что могу кого-то так напугать. Или не я, а моя новая особенность?
Будто отсутствием руки можно заразиться.
Жирдяй трясся, по рыхлому телу шли волны. Подбородки дрожали, как дешевый столовский пуддинг.
– Почему. Он. Это. Сделал? – раздельно и четко спросил я, стараясь каждым словом оставить в его мозгу отпечаток.
Видимо, что-то было в моем лице, от чего жирдяй выше меня на полголовы и шире раз в пять, гнобивший меня всю жизнь жирдяй обмочился прямо в штаны, добавив запахов и без того вонючему переулку.
– Я н-не знал, я честное слово не знал, Джейк! – заплакал он, размазывая грязными руками по лицу сопли и слезы. – Он давно говорил всем нам, что ты плохой человек, что с тобой нельзя заводить дружбу, но… Мне так стыдно, я никогда бы… Я не такой! Да я никому бы такого не пожелал!
Отойдя на пару шагов, озадаченный внезапной переменой, я уточнил на всякий случай:
– Так ты был не в курсе, зачем тащить меня на железную дорогу?
Жирдяй затряс головой, продолжая причитать что-то про “никому не пожелаю” и “ужасно жаль”.
Дальше я даже слушать не стал. Душещипательные признания мне было сложно понять.
Меня больше интересовали причины действий Швабры. Раз жирдяй не мог мне помочь, то толку его допрашивать больше не было.
Оставалось выследить Швабру, когда он будет один, без вечной толпы подхалимов, узнать у него причину ненависти ко мне, а потом сделать с ним что-нибудь равноценное тому, что случилось со мной. Правда пока я не мог придумать, что.
***
Жирдяй жил на седьмом этаже, я – на восьмом. Девятый и десятый этаж пустовали, квартиры там стояли закрытыми всегда, сколько я себя помнил. Швабра жил на одиннадцатом, выше него был только чердак.
Планов я не составлял, но додумался заранее собрать сумку вещей, которые возьму с собой, когда придется убегать. Я надеялся подкараулить Швабру на одном из пустых этажей, когда он будет спускаться куда-нибудь по делам, прижать в темный угол и выспросить все, что мне нужно.
Естественно, он был старше меня, выше и сильнее. Потому в качестве аргумента я взял кухонный нож, которым тетка обычно рубила кости на бульон.
Сумку с вещами я еще днем спрятал в кустах у железной дороги, решив уйти из города вдоль путей. На улице шел обычный противный дождь, потому я замотал ее в мусорный пакет и придавил сверху камнем, чтоб она уж точно никуда не делась.
Вечером я сказал тетке, что до поздней ночи просижу в школе за компом, тайком схватил нож и спрятался на десятом этаже.
Дождь за окном хлестал все сильней, на лестничной клетке горела одинокая тусклая лампочка, оставляя половину лестницы и дальние углы в полном мраке, потому можно было надеяться на элемент внезапности. Я прислонился к стене и стал ждать.
Что делать-то? Просто поговорить? А если его дружки будут с ним? С толпой мальчишек разом я не справлюсь.
А если он меня с лестницы толкнет и скажет, что так и было? До конца доведет задуманное.
Мы так ни разу и не пересекались с того самого дня. А что, если он просто выжидал момент, чтоб заново попытаться меня прикончить?
Черт, боюсь прямо как маленький!
Я успокоил дыхание и постарался выкинуть все это из головы.
Минуты тянулись медленно, словно липли друг к другу. Далеко внизу слышались шаги и голоса.
Я представил, как сливаюсь со стеной, как моя кожа растворяется, становясь одним целым с подъездной краской. Закрыв глаза, я мысленно соединился с домом и вдруг почувствовал, сколько же в нем людей. Мужчины и женщины, дети и старики – там, внизу, жили тихой вечерней жизнью десятки семей. Я чувствовал их, осязал исходящее от них тепло. Мое воображение представило на месте каждого крошечный огонек свечи. Маленький плюшевый теплый шарик. Крупинку невидимого за тучами солнца.
По лестнице сверху кто-то шел – я не слышал шагов, но чувствовал их кожей. Мне даже не надо было открывать глаза, я знал, где он сейчас находится.
Это точно Швабра. От него в моем воображении не было тепла.
Он не видел меня, а я его ощущал. Он не догадывался о моем присутствии.
Я сделал шаг из темноты, собираясь приставить кухонный нож к его горлу.
Предательская лампочка над нами вспыхнула крохотным взрывом сверхновой, загоревшись с утроенной силой.
Швабра вздрогнул и обернулся на долю секунды раньше, чем было нужно. Лицо его перекосила гримаса злости.
Страшный – жуть!
Резким взмахом руки он выбил нож и толкнул меня назад.
Спиной я впечатался в стену. Швабра навалился на меня, локтем пытаясь достать мне до горла. Я изо всех сил этому мешал. Сквозь наше пыхтение я слышал его скрип зубов.
Сознание мое по прежнему было пусто, я закрыл на секунду глаза, а потом ясно увидел черную сосущую пустоту на уровне сердца Швабры. Во все стороны от его тела расходились тонкие светящиеся нити, цепляясь концами за меня, за стены, за лестницу, одновременно проходя преграды насквозь.
Что это?..
Дьявольская лампочка над нами снова вспыхнула, едва не лишив меня зрения. Видение пропало, будто его и не было. Швабра растерялся всего на пару мгновений, но я успел выскользнуть из-под него и упасть на пол.
«А я же просто хотел поговорить», – пронеслось в голове.
В следующую секунду под моей рукой оказалась спасительная рукоять ножа. Швабра уже наседал на меня, скрюченными пальцами хватая за горло.
Ножом я махнул не глядя, не целясь, не ожидая спасения. Швабра только помог, в тот же самый миг пытаясь навалиться сильнее.
Его длиннопалые руки на миг сжали мое горло и тут же ослабли. По мне потекло что-то теплое, даже горячее. Снизу вверх я смотрел в безумное лицо напротив и понимал, что теперь-то все кончено.
Швабра обмяк. Глаза его еще бегали, ноги скребли по полу, он пытался что-то сказать, но я мало что разобрал.
– Надо было… С самого начала… А я им поверил… Не стал сразу… добивать.
По его подбородку потекла струйка крови, глаза остановились, глядя в одну точку.
Я кое-как разжал свои сведенные судорогой пальцы, отпустил рукоятку ножа. С трудом выбрался из под неожиданно тяжелого тела Швабры, оттолкнув его в сторону, на бок. Он лежал на полу манекеном, куклой; мой жалкий кухонный ножичек торчал у него прямо из-под ребер.
Мой разум отказывался признавать происходящее. Я все еще чувствовал себя частью окружающей обстановки, будто слился со стеной, с этажом, с домом, в котором стало на одного жильца меньше.
Всё так же, в полном оцепенении, я спустился на улицу, ухитрившись не попасться никому на глаза, медленно вышел под дождь, и только тогда до меня дошло.
Мне не было страшно, стыдно или грустно.
Чувства молчали, будто их и не было. Возможно, сперва это был шок, но понимание просачивалось сквозь него по каплям.
Отдельными, крохотными кусочками.
Это правда? Это действительно произошло?
Хотел просто поговорить, а в итоге?..
Да. Я убил Швабру. Так и не выяснив, почему он пытался прикончить меня самого, не получив ни единого ответа, но удовлетворив свое желание отомстить.
Пусть не специально, пусть защищая себя, но я оборвал его жизнь и испытывал только одно чувство по этому поводу. Это чувство…
Я думал об этом, пока никем не замеченный брел под дождем до кустов, где спрятал свою сумку.
Я думал об этом, пока шел по путям, а дождь хлестал мне в спину, будто подгоняя.
Я думал о том, почему же я чувствую радость?
***
Сколько я шел вдоль железной дороги – не помню. Мимо проезжали набитые рудой тяжелые составы, навстречу шли порожние, громыхая пустыми вагонами на стыках рельс. Всю дорогу было темно, так что я давно перестал гадать, ночь еще или утро. Желудок недовольно напоминал о еде. Сбитые о гравий ноги ныли, полная воды обувь сильно мозолила пятки.
Последние мысли ушли, оставив только перестук холодных капель по моей макушке. Вечный кислый дождь набирал обороты, вскоре превратившись в настоящий ливень. Где-то сбоку в землю ударила молния, сразу за ней прокатился по округе гром.
Дальше идти я просто не мог и стал посматривать по сторонам в поисках какого-нибудь убежища, но, насколько хватало взгляда, вокруг была только болотистая, мрачная пустота.
Вскоре впереди показался сложенный из серых каменных блоков железнодорожный мост, проходящий над грязной бурлящей речкой. Выбирать не приходилось, потому через несколько минут я уже был рядом, промокший до нитки. Подойдя к невысокой железной оградке моста, я схватился рукой за холодные скользкие прутья. Прячущаяся под мостом мелкая речка из-за дождя превратилась в ревущий поток грязи и мусора.
Не упасть бы…
Почва речного склона плыла подо мной, медленно сползая вниз, засасывая мои ботинки так, что приходилось с силой выдирать ногу для каждого шага. Кое-как цепляясь одной рукой, балансируя на скользком склоне, я попытался спуститься, чтоб залезть под спасительный мост.
Наверху снова грохнуло. Рука соскользнула с очередного прута, грязная каша под ногами просела, я не успел даже закричать. Кубарем скатившись вниз, я с головой окунулся в бурлящую реку.
Вода обступила со всех сторон, заливаясь везде: в рот и в глаза – лишая понимания, где верх, а где низ, куда двигаться, чтобы выбраться.
Меня сжала, сдавила, сплющила тяжесть воды. Я никогда не учился плавать, а уж с сумкой за плечами и всего одной рукой…
Колотя ногами, пытаясь выплыть, выбраться из глубины, я открыл глаза в надежде увидеть хоть проблеск света, но со всех сторон была только грязная муть.
Легкие обожгло удушьем, словно раскаленным паром. Я умирал, задыхался, тонул – еще немного, и я вдохнул бы воду, смиряясь с неизбежным, но тут…
Будто молния ударила в воду, я увидел яркую вспышку света прямо над собой.
Через миг что-то плюхнулось рядом. Меня крепко схватили за руку, стремительно вытаскивая из круговерти течения.
Не успел я опомниться, как оказался выкинутым на берег, вышвырнутым, как рыба на мокрые камни, кашляющим от неожиданно колючего и холодного воздуха, блюющим остатками воды, мокрым теперь уже точно целиком и полностью, но по-прежнему живым.
Откашляв последние капли воды, я поднял голову и увидел стоящего надо мной человека. С земли мне были хорошо видны его серые ботинки явно военного кроя, на массивной подошве и с забитым грязью протектором. Все, что было выше, я разглядеть не успел. От усталости я лег прямо в грязь перед этими ботинками и закрыл глаза.
Ливень все еще шел, больно колотя меня по спине.
– Эй, не хочешь ли перебраться в более сухое место? – спросил меня насмешливый мальчишеский голос.
Спаситель сел рядом на корточки и помог мне подняться. Поддерживаемый им под руку, опирающийся на его плечо, я смог без приключений добраться до моста, от которого меня не успело сильно отнести течением. Незнакомец залез следом и уселся рядом со мной. Под мостом оказался сухой пятачок земли, достаточный, чтоб мы двое могли свободно сидеть, вытянув ноги. Над головами загрохотал очередной поезд, стук его колес заглушил дробные звуки дождя и раскаты грома.
Я сидел, дрожа, привалившись спиной к холодной мшистой стенке тоннеля, образованного нижней частью моста, и искоса разглядывал незнакомца.
На вид ему было всего лет десять или немногим больше. Просто тощий мальчишка, высокий, чумазый, откровенно курносый. Коротко стриженные виски, яркие синие глаза из-под светлой челки. Уверенный взгляд и ямка на подбородке.
Поезд проехал, земля перестала дрожать. Гром прокатился над нами, затихая вдалеке. Дождь еще колотил по мосту постоянным перестуком.
– Я Петер, – с легким, незнакомым мне акцентом представился парень. – Увидел, как ты под мост лезешь, – сразу понял, что навернешься в реку. Удачно я тебя вытащил, а?
В ответ я только кивнул, сил говорить не было. От холода начали стучать зубы.
– Хэй, вижу, тебе не помешает просушиться, – тут же с энтузиазмом начал Петер. – Смотри, вот там есть совсем сухие ветки. И если поставить их вот так, а эти две палочки потереть друг о друга…
Я уже не слушал. То ли сон, то ли обморок накрыли меня пеленой, утаскивая в темноту.
***
Пришел я в себя от ощущения тепла, даже жара. Сквозь закрытые веки плясали радужные тени.
Знакомое тепло…
Открыв глаза, я резко сел. С плеч свалилась чужая серая куртка из мягкой, тонкой, почти невесомой ткани. Петер сидел рядом с самым невинным видом. Одежда на нем была чистой и совершенно сухой, как и его куртка на моих плечах. Перед нами весело трещал небольшой костерок.
Нереально. Откуда все это на болотистых пустошах Нижней Земли, под дождем?
– Я подумал, что ты простудишься, если будешь спать в сырой одежде, – сказал Петер совершенно будничным тоном, – потому взял на себя смелость снять с тебя куртку и ботинки, пока ты спал. Ну и поделился своей, чтоб не замерз.
После его слов я понял, что еще изменилось. Недоуменно ощупав себя, я заметил, что и моя одежда высохла едва ли не полностью, будто бы я побывал в сушилке.
В костре подкупающе уютно трещали ветки. Петер подкинул туда еще немного сушняка. Пламя отражалось в его глазах двумя огоньками свечей.
Меня пробрало крупной дрожью.
Я отодвинулся от Петера к самой стене, откинув подальше странную куртку и машинально потирая здоровой рукой занывший обрубок правой. Бинт с нее размотался и остался где-то в реке. Швы горячо пульсировали болью.
Что происходит-то?
– Я умираю без кислорода в реке и вижу галлюцинации? Или, может, ты шпион Лунного Союза и хочешь меня прикончить? – было первым, что я спросил вслух.
Голос меня подвел, язык был шершавей наждачки. На зубах скрипел песок, в горле засел вкус земли и рвоты. По всему телу отчетливо болела целая сотня синяков и царапин, начиная от содранного где-то во время падения локтя и заканчивая разбитой губой.
Не могут галлюцинации быть такими подробными!
– Ерунда какая, – сказал Петер, смеясь. – Просто я тебя спас, мог бы хоть спасибо сказать, что ли.
– Ну, допустим, – я кивнул, все еще держась настороже, и посмотрел на свой обрубок. – Извини, не могу тебе руку дать… но спасибо за помощь, да. Может, расскажешь, кто ты такой вообще и откуда тут?
Петер задрал нос, указывая курносым кончиком в каменные своды моста.
– Правда же я офигенно крут, раз смог тебя из такой грязищи бушующей выловить! Теперь ты мой должник, – важно заявил он, явно игнорируя мой вопрос. Потом уже нормальным тоном спросил: – Есть хочешь?
Мой живот ответил радостным бурчанием, и я решил отложить разбирательство на потом.
Из лежащей под его спиной небольшой сумки Петер достал запаянную пластиковую упаковку и вскрыл ее одним движением. Запахло мясом.
– Это типа сухпаек, – пояснил он, когда я уже доедал последние крошки. – Мой… ну… Мой отец знаком с военными. У них есть всякие крутые штуки.
– Ботинки тоже от них? – понимающе спросил я, вытирая пальцы о край своей футболки. – Классные. Выглядят сурово.
Петер с гордостью закивал.
– Я вообще всегда хотел сам стать офицером, – сказал он. – Через неделю я должен сдавать экзамены в среднюю школу. Думаю, мне не составит труда поступить в Академию на Луну-12. Слыхал о такой?
– Обижаешь, – возмутился я. – Конечно. У нас каждый второй туда попасть хочет. Это же первая в Содружестве Академия Военно-космического Флота!
– А ты сам как, туда не мечтал поступать? – вдруг спросил меня Петер совершенно серьезно.
Он говорил громко и уверенно, улыбался открыто и безбоязненно. Не жалел, не боялся, и, кажется, даже не издевался.
Я заметил, что не стесняюсь своей правой руки, даже не пытаюсь прикрыть ее, как уже почти привык делать. Я сидел без куртки, из правого рукава футболки торчал только маленький кончик культи, а я не боялся, потому что Петер так ни разу на нее и не обратил внимания.
Он смотрел мне в глаза, когда говорил.
Но то, что он видел во мне человека, все равно не меняло моей ущербности. Я опустил голову.
– Ты чего, думаешь, такого уродца возьмут военным? – спросил я, для наглядности помахав обрубком правой руки.
Петер фыркнул и даже глаза закатил.
– «Уродца», скажешь тоже. Будто ты других в чем-то хуже. Ну, другой, ну, бывает – подумаешь. Отговорки это все.
– Тебе-то легко говорить! – вспылил я. – Ты-то здоровый вон какой! Спорим, еще и папаша поможет, если вдруг на экзаменах провалишься! А я, без руки да без помощи…
– Никакой папаша мне не поможет! – заявил Петер категорично. – Я привык только на свои силы рассчитывать. Потому что всю жизнь один. И вообще, думаешь, ты тут самый несчастный? Думаешь, что твоя потеря – самая страшная?
Он вскочил на ноги, надувая от злости щеки, вытащил подол майки из-под ремня и демонстративно задрал ее почти до шеи.
Очередной поезд оглушил меня стуком колес. Мост над нами опять заходил ходуном.
Через всю грудную клетку Петера шла сетка неровных багровых шрамов, часть кожи была будто нашита отдельным лоскутом.
Алая, бугристая, страшная левая половина грудной клетки.
Поезд проехал, дрожь вокруг улеглась, но меня продолжало трясти. В горле встал ледяной комок.
Петер хмуро запихал майку обратно в штаны.
– У меня вместо сердца искусственная металлическая хрень, – сказал он, опускаясь обратно на пол. – И вместо левого легкого тоже. Уже больше года. Пат… э-э-э… кое-кто из знакомых уверен, что мне и волноваться лишний раз нельзя. Если бы я считал это причиной бездействия, то сидел бы дома и рыдал, как девчонка. И меня бесят люди, выдумывающие идиотские отговорки, вместо того чтоб действовать.
– Так я хочу действовать! – я обиделся, принимая все слова на свой счет. – Если бы ты знал, как я всю жизнь мечтал о космосе! Путешествовать, сражаться, узнавать новое! Стать Адмиралом, быть тем, кто приведет Содружество к победе в новой войне с Лунным Союзом!
– Целым адмиралом? Круто! Тогда сражайся! – Петер потряс над костром кулаками. – Я от своей мечты не отступаю. У меня тоже есть цель, которой я добьюсь во что бы то ни стало! И со своего пути никогда не сдвинусь.
– Спорим, я своей цели раньше тебя достигну? – Я не мог спасовать перед его напором. Не мог отступить, когда видел такую решимость. – И вообще – через год сдам экзамены, поступлю в Академию и надеру тебе задницу, обещаю!
Петер нахально улыбнулся на это и без раздумий протянул мне левую руку. Пальцы у него были горячими, будто его лихорадило.
Догорающий костер перед нами вдруг воспрянул с новой силой. Наши тени заплясали по стене тоннеля, в глазах у Петера мне почудился синий огонь, будто пламя газовой горелки. Над головами снова грохотал поезд, но за лихорадкой собственного пульса я его почти не слышал.
– Еще чего! Спорим, что победа будет моей?! – крикнул Петер громче стука колес, пожимая мне руку так твердо, будто хотел оставить отпечаток нашего обещания. – Мы обязательно встретимся на Луне-12, так или иначе. А до тех пор придется очень постараться!
Я отпустил его руку; ладонь горела, будто побывавшая в огне. Мне больше не было холодно, решимость переполняла меня жаром, стучала о ребра торопливой птицей, призывая скорее вперед, вставать, действовать!
Я всё смогу.
Едва поезд проехал, как наступила полная тишина. Костер дымил, лениво шурша тлеющими углями. Ливень кончился, река медленно возвращалась в свое русло.
– О, дождя нет! – обрадовался Петер, снова вскакивая на ноги. – Все, мне пора бежать!
– Идем вместе, – предложил я, тоже поднимаясь, медленно и осторожно, опираясь рукой о стену. Тело все еще ныло, как после драки, но настроение стало совсем другим.
Теперь у меня есть не просто мечта. Теперь это настоящая Цель, а добиться ее поможет самое настоящее Обещание. Теперь уж точно нельзя сбиваться с пути.
Петер поднял свою куртку, закинул на спину сумку, выпрямился и покачал головой. Только стоя рядом с ним, я заметил, что он выше меня почти на голову, да еще явно старше, чем показалось сперва.
Или просто серьезней, чем был до того?
Возможно, потому что стоял он с прямой спиной и высоко поднятой головой. Светлый комбез, светлые волосы. Яркое пятно на грязи Нижней Земли. Как клочок неба и солнца в разрыве туч.
– Мне в другую сторону, – сказал он с сожалением. – И уже давно пора идти, а не то Патрик будет опять меня ругать!
Он накинул куртку прямо поверх сумки и заспешил наружу.
Я схватил свои ботинки, прыгая на одной ноге, пытаясь натянуть их как можно скорее. Голова еще кружилась, пальцы не хотели слушаться. Внезапно стало так страшно – до боли, до дрожи. Я не хотел идти дальше один, вообще больше быть один не хотел!
– Постой, ну погоди ты! – крикнул я в отчаянии, пытаясь одной рукой совладать с вредной обувью.
Петер замер на секунду, руками держась за прутья моста, и посмотрел на меня через плечо.
– Нам пока действительно не по пути, Джейк, – мягко, как взрослый говорит ребенку, сказал он. – Ты смотри, не забудь обещание. У тебя все получится. Зря я тебе, что ли, столько жизнь спасал?
Я бросил сражаться с застежкой и обреченно прислонился к холодным камням стены. Он кивнул мне, легко подтянулся на руках и залез на мост. Через секунду там, сверху загрохотал поезд, а я стоял и думал, когда же успел назвать Петеру свое имя?
Комментарий к Глава 2. Цель.
https://pp.userapi.com/c831108/v831108337/7343f/jv1v-4nO0DE.jpg
========== Глава 3. Путь. ==========
Из-под моста я ушел почти сразу после Петера. Пути просматривались на пару километров в обе стороны, но на них было пусто.
Испарился? Исчез? Вокруг же ничего, только болота…
А был ли Петер? Нет, что за ерунда, конечно был! Мало ли, куда он делся. Да и не так уж это и важно.
Теперь у меня есть цель, нужно немедленно приступить к ее осуществлению! Представив себе карту, я прикинул, сколько идти до ближайшего города. По моим подсчетам, оставалось не так уж и много.
Еще потерпеть, я точно дойду, я обязан!
Грязная вата туч застилала небо уже не так беспросветно, как утром. Без дождя было куда светлее, я обходил лужи, перескакивал со шпалы на шпалу и чувствовал себя пусть израненным и уставшим, но уверенным в себе.
События прошлых дней отодвинулись, камнем свалились с плеч. Будто с сегодняшней ночи я все начал заново. Перешел реку, как границу. Впереди меня ждет небо, Солнце и космос.
Сперва нужно попасть наверх, а там уж я разберусь!
Через пару часов ходьбы, несколько мозолей и бессчетное количество поездов я увидел впереди серые коробки зданий. Небо над ними было затянуто путаной сеткой проводов. Из-за крыш в его белесое брюхо таращились лучи прожекторов – в этом городе была станция аэробусов, ходящих до Верхних Городов.
Один из воздушных грузовиков как раз взлетал над городом. Поднимаясь по плавной дуге, он набрал высоту и носом зарылся в тучи. Через некоторое время до меня донесся приглушенный рокот его двигателей.
Подходя к городу, я обдумывал план действий. Лучше всего найти грузовой аэробус, залезть между ящиков или коробок (или чего они там могут везти?), спрятаться, а по приезду —незаметно вылезти и скрыться в толпе. В том, что там будет толпа, я даже не сомневался.
Правда меня начал посещать смутный страх того, что меня могут искать. Например, тетка заявит о пропаже или того хуже – узнают, что я убил Швабру, и начнут искать уже как преступника.
Будут охотиться за мной, как в шпионских фильмах. Не объяснишь же взрослым, что я просто защищался, а он начал первым! На кухонном ноже, ставшем невольным орудием убийства, конечно же остались мои отпечатки.
Ну, долго переживать об этом я не мог.
Разбираться с проблемами я решил по мере их поступления, потому просто шел и шел вперед, надеясь поскорее добраться до какого-нибудь теплого сухого места, где хотя бы можно будет сесть и передохнуть.
***
Новый город встретил меня шумом, блеском и запахами, ударил мельтешением по глазам, привыкшим к километрам монотонной болотистой пустоты.
Крики, смех, навязчивая музыка реклам. Неон на фоне уходящих бесконечно вверх серых стен, широкие, но грязные и кривые улицы, сотни темных переулков с запахом дешевой еды и тяжелой жизни. В них мигали неоном вывески помельче и курили одетые не по погоде грустные женщины.
По улицам ходили взрослые – все одинаково задумчивые, торопливые, со скучными лицами и опущенными глазами. Такие же, как в моем родном городе, только тут их было куда больше. Изредка под ногами у них вертелись дети разных возрастов и расцветок, тоже мало чем отличающиеся от моих бывших одноклассников и мальчишек со двора. Из-за нагромождений мусорных баков выглядывали облезлые коты и грязные лохматые собаки – не такие тощие и злобные, как на знакомом мне с детства пустыре, но все равно довольно страшные.
На перекрестках стояли военные патрули. Плывущая по улицам толпа обходила их, оставляла вокруг этих серьезных людей в серых комбезах широкие проплешины пустоты.
Я остановился, прижавшись к стене, разглядывая один из патрулей.
Военные стояли по двое, неслышно переговариваясь и безучастно поглядывая по сторонам. Они тоже выглядели одинаковыми: прямые спины, усталые взгляды, короткие стрижки. Светлые серебристые комбезы и высокие серые ботинки. Точь-в-точь как были у Петера. Уж я-то мог быть уверен в своей памяти. Совпадало даже количество заклепок. Выходит, и правда его форма была настоящей?
Патрули попадались почти на каждом перекрестке.
Сперва я решил, что это ищут меня. Опасного преступника, сбежавшего убийцу, однорукого бандита. Но никто не обращал на меня внимания, никто не вглядывался в мое лицо с подозрением, никто не пытался остановить.
Никому в этом городе не было до меня дела.
Я шел, держась у стены, обходя детей, собак и котов, лавируя под ногами у взрослых, спокойно минуя один патруль за другим. Прожекторы аэробусной станции отчетливо виднелись впереди, служа для меня ориентиром.
Правая рука болела, швы зудели и жутко чесались. Все сильнее хотелось есть, мой желудок молил о пощаде, заставляя ежиться и все чаще сглатывать слюну, чуя очередной хоть немного съедобный запах. Ноги начали заплетаться.
Энтузиазм покидал меня вместе с последними силами.
То и дело теряя лучи прожекторов за высоченными стенами зданий, все чаще натыкаясь на людей и путаясь в своих собственных ногах, в конце концов я вышел на небольшую площадь перед аэробусной станцией и без сил уткнулся в сетчатый забор.
Там, за этим забором, впереди, простиралось ровнехонькое гладкое поле, расчерченное желтой светящейся краской на взлетно-посадочные полосы. На некоторых стояли огромные пузатые грузовики, серые и черные, с цветными эмблемами компаний на боках, на других – длинные пассажирские, белые, тонкие, с множеством окон. С самого края были полосы для маленьких ярких аэротакси и разного личного транспорта.
Я стоял, зачарованно разглядывая аэробусы, вцепившись пальцами уставшей руки в проволоку забора, и пытался вспомнить, что же собирался делать дальше. Нос чуял неподалеку еду, разум отказывался работать без подпитки. Пришлось отвернуться от аэробусов и заставить себя преодолеть гордость, занявшись сперва поисками ужина. К тому же, на улице быстро темнело, а глухая ночь, на мой взгляд, куда больше подходила для моих сверхсекретных планов.
Обойдя забор по периметру, у входа в аэровокзал я наткнулся на крохотную покосившуюся забегаловку, из дверей которой просто волшебно пахло мясом со специями. Вывески над дверями не было, на стенах белели остатки штукатурки, местами облезлые, местами покрытые граффити. Но запах был не сравним ни с чем.
Стараясь не шуметь, я осторожно приоткрыл дверь и вошел в густой полумрак.
В маленьком зале на выложенном плиткой полу теснился десяток высоких столиков, за ними ели и пили большие люди в форменных куртках с эмблемами компаний – такими же, как на бортах аэробусов за забором. Они громко смеялись, много говорили, хлопали огромными руками по столешницам, курили вонючие дымные сигареты, спорили на десятке разных языков.
Они отличались от серых людей на улицах, правда сказать, в чем именно, я бы не смог. Может быть, от них пахло дорогой, а не застойной грязью переулков.
Обойдя всех стороной, я пристроился в уголке, кое-как вскарабкавшись на высокий шаткий стул. Открыв рюкзак, я нашарил кошелек со своими сбережениями, надеясь, что их хватит хотя бы на порцию бульона или кусок хлеба.
Внезапно прямо над головой раздался громкий голос, заставивший меня подскочить на полметра:
– Что такая грязнющая козявка делает в нашем шикарном ресторане?
Я, обернувшись, увидел за спиной крупного мужика с пышными черными усами и мясистым красным носом. Он был в форменной куртке водителя аэробуса, туго натянутой на круглом, торчащем вперед, как бочка, пузе. На груди светилась надпись «Венера Энерджи».
– Пахнет тут вкусно, – я не растерялся и сказал так, как есть. – Вот, решил зайти. А нельзя?
Внутренне сжавшись в комок, я был готов к ругани и злости.
Но усатый мужчина рассмеялся от души.
– Я запрещаю, что ли, нэ? – качая головой, сказал он. – А мамка твоя знает, где детеныш пропадает ночами?
Широкая ладонь мягко, но предостерегающе легла мне на здоровое плечо, заставляя напрячься сильнее.
Чего ему надо от меня, блин?
– Нет мамки у меня, – я повел плечами, сбрасывая его руку. – Где хочу, там и пропадаю.
– Не местный, нэ? – спросил мужик уже не так громогласно, как прежде. – Погорелец, что ли?
Я молчал, глядя перед собой в одну точку. Если не обращать внимания, то он уйдет… так ведь? Покажу ему, что не заинтересован в разговоре.
Мужик явно сделал для себя совсем иной вывод, потому что довольно грустно вздохнул, отодвинул стул и сел рядом.
– В новостях уже было об этом, понятное дело, – тихо сказал он, наклоняясь ко мне. – Пробежались среди прочего, будто игрушки всё это. Пришлось самому потом в Сети искать. Случайное возгорание, говорят. Да только я знаю, что в такой ливень дотла выгореть целый дом не может.
Я навострил уши, сохраняя безучастное лицо. Усатый мужик снова воспринял это по-своему.
– Да я все понимаю, ты не парься, – сказал он сочувственно. – Сбежал ты, там же у вас мало что осталось – слыхал я про ваш поселок, кучка домишек вдоль железной дороги. Как оно там сгореть могло – ума не приложу. Всю ночь и с утра еще ливень такой шел – жуть. Сколько там этажей было, одиннадцать, нэ? И все до фундамента. Видел-видел я фото в Сети. Страшная картина.
Где-то посреди его проникновенного рассказа я не смог удержаться и повернулся к нему всем телом, даже не пытаясь скрыть удивление. Он явно говорил о моем родном городке, но пожар?
Одиннадцать этажей, до фундамента. Мой дом?
Усач продолжал качать головой с выражением вселенской грусти на лице.
– Люди пишут – один мальчик только погиб, – сказал он, смахивая толстым пальцем невидимую слезу. – Совсем юный был, а даже костей почти не осталось. У меня племяшка троюродная махонькая, прям как он или ты. Остальные успели выбежать, нэ?