Текст книги "Вернуться в сказку (СИ)"

Автор книги: Hioshidzuka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 99 (всего у книги 103 страниц)

– Совсем обнаглел, щенок?! – взвыл мужчина. – Совсем страх потерял?!

Михаэлю остаётся лишь в ужасе попытаться отползти в сторону. Но его за шиворот резко поднимают на ноги. Принц молчит. Он слишком напуган, чтобы что-то ответить этому человеку. Он осторожно смотрит в сторону – Эелана смогла спрятаться за телегой. Девушка мелко дрожит, по щекам её катятся слёзы… Михаэль не плачет. Боль кажется ему невыносимой, слишком сильной. Но он почему-то не плачет. Всегда плакал, когда кому-нибудь из братьев удавалось толкнуть его или ударить. Почему же не плачет сейчас? Он, пожалуй, почти не чувствует боль. Ему слишком страшно, чтобы могло быть слишком больно. Принц боится даже дышать. А о том, чтобы заплакать или закричать – и говорить не приходится.

Эелана не смотрит на него. Почему? Что он сделал не так снова? Разве не он спас её сейчас? Михаэль не знал, почему снова чувствует себя оскорблённым. Даже не этим громилой, а сестрой. Разве принцесса не могла подарить ему хоть один благодарный взгляд? Этого было бы вполне достаточно. Больше ему и не нужно было… Эелана не смотрит. Может быть, ей просто слишком плохо сейчас?

– Как ты посмел?! – кричит тот, кто хотел надругаться над вампирской принцессой. – Как ты посмел мешать мне?!

Михаэль ужасно боится. Он не знает, чего больше – что его вот-вот убьют или что на его сестру могут снова напасть. Фиолетовые глаза незнакомца смотрят так зло, что, в конце концов, принцу становится просто противно. Он сам не понимает, как такое пришло ему в голову и как он решился на это, когда плюет в лицо магу. Лицо того перекашивается от ярости. Он отшвыривает от себя Михаэля, как котёнка. Удар ногой под рёбра застаёт младшего королевского сына врасплох. Юноше кажется, что он не может дышать. А маг продолжает бить. И уже в тот миг, когда принц про себя успевает попрощаться с жизнью, удара не следует.

– Остановись, Гарольд, – слышит он незнакомый голос. – Что сделал бы ты, если бы хотели обесчестить твою сестру? Разница лишь в том, что габаритами мальчишка тебе уступает.

Михаэль от неожиданности распахивает глаза. Человек, который остановил этого самого Гарольда, тоже меньше этого солдата раза в два. По росту он, должно быть, даже ниже пятнадцатого вампирского принца. Человек этот не то чтобы стар, но, всё же, кажется, даже старше Роймана. И он абсолютно спокоен. На морщинистом лице не отражается ни одной эмоции. Ни страха. Ни какого-то сожаления или сострадания. Гарольд же кажется даже немного виноватым, впрочем, солдат слишком разъярён, чтобы быть виноватым.

– Так почему же ты не подошёл, когда я приставал к этой девчонке, коль тебе её так жалко?!

Незнакомый старик усмехается. Этот человек будто чувствует своё превосходство. Может быть, он, и правда, превосходил всех присутствующих здесь? Одет он был совсем иначе, нежели солдаты. И даже не так, как Ройман. Мундир его не чёрный, как у генерала, а алый, а вышивка на нём не серебристого цвета, а золотого, да и вышито на мундире совсем другое. Другие символы. Кажется, это была надпись на герогиосте, древнем языке магов. Они так чтили своих предков… Всех до одного… Пожалуй, вампирам следовало перенять это у них.

– А смысл мне её защищать, Гарольд? Она – его сестра, – говорит неизвестный старик в красном мундире. – А мальчишку, всё же, оставь в покое. Он не трус, а стало быть, достоин быть нам и братом. А разве можно убить брата?

Гарольд отступает, послушно уходит куда-то, а старик помогает Михаэлю встать, утирает кровь с его лица платком. Юноша морщится, когда ткань соприкасается с его кожей. Когда кровь, наконец стёрта с лица, принц начинает удивлённо рассматривать этого человека. Он кажется ему странным. Почему такой верзила, как Гарольд, мог отступить, словно испугаться этого тщедушного человечка, уже немолодого?

– Зилбер! – слышит Михаэль недовольный голос Роймана. – Почему ты не дал Гарри прикончить этого вампирёныша?! Он – враг! Его и его сестру я взял в плен для того, чтобы…

Зилбер, видимо, так звали этого старика, даже не поворачивается к Ройману, выражая этим крайнее презрение к нему. В серых глазах человека в красном мундире – Михаэль находился сейчас слишком близко к нему и, из любопытства, заметил, что глаза у мага серые, а это, после фиолетовых глаз Гарольда и почти белых Роймана, казалось необычным – промелькнул какой-то нехороший блеск.

Зилбер неторопливо поворачивает к генералу голову. Михаэль замечает, как вытянулся тот под недовольным взглядом этого, спасшего вампирского принца от Гарольда, человека.

– Мальчик мой, – обратился он к Ройману, – тебе стоит напомнить, кто из нас решает кого и для чего брать в плен?

Ройман качает головой, извиняется и уходит. Точно так же, как ушёл и Гарольд. Он слушается этого старика. Михаэль немного удивлён этим, впрочем, про себя думает, что порядки магов в этот раз спасли его жизнь, и их стоит принять любыми. Принц хотел бы продолжить жизнь здесь. Кажется, не все маги были настроены так враждебно к нему… Эелана продолжает прятаться где-то за телегой даже тогда, когда Зилбер подзывает её к себе. Михаэль тоже зовёт её, сестра, наконец, встаёт из-за укрытия и подходит к брату и этому странному мужчине.

Платье девушки помято, к тому же, всё в грязи – когда она отползала от Гарольда, думается пятнадцатому принцу, ей было не до того, чтобы остаться чистой. Лицо принцессы совсем бледное. Она была напугана. Впрочем, несмотря на катящиеся по лицу слёзы, ни одной эмоции на лице Эеланы почему-то не видно. Будто бы просто вода это катится по щекам, будто бы не слёзы…

Зилбер внимательно смотрит на девушку. Будто бы видит насквозь то, что другому человеку никогда в жизни не понять. Будто бы знает что-то. Принцесса Линдейма смотрит гордо. Она не смогла бы сделать ничего в той ситуации. И она бы не бросилась спасать кого-либо так, как сделал это её брат. Но взгляд её был куда более гордым, чем у Михаэля. Она чувствовала себя принцессой. Будто бы ничего не произошло. Будто бы не её только что хотел изнасиловать один из приближённых Роймана.

– Путь вы продолжите в моей карете, – говорит, наконец, этот старик в странном красном мундире. – Думаю, вас обоих стоит довезти до короля в целости и сохранности. Инард будет очень заинтересован вам.

Принц и принцесса кое-как забираются в карету Зиобера. Там намного теплее. Не дует. Сиденья там мягче… К тому же, там можно накрыться пледом, можно даже укутаться в него, как и поступает Михаэль. Эелана сидит неподвижно. Девушка мелко дрожит от холода. Или от страха? Немудрено – ведь в каком положении она могла оказаться всего около часа назад, если бы не подоспел Михаэль! Когда юноша, чувствуя угрызения совести, пытается накрыть сестру вторым пледом, которыми им разрешил пользоваться этот Зилбер, девушка, по лицу которой до сих пор катятся слёзы, лишь всхлипывает и, почему-то, отворачивается от брата. Она не смотрит на него всю дальнейшую дорогу. И тем более не говорит с ним.

За всю дальнейшую дорогу она не проронила ни слова. Как не проронила ни слова и ранее.

IV.

Уриолан. Легенда. Тот, что был задуман, как нечто непреступное… Столица королевства Линдейм. Что же происходило за стенами этого величественного и странного города? А за стенами города были люди. Такие же люди, как и везде. Они что-то покупали, продавали. Они что-то ели. Они что-то рассказывали. Людей было не мало. Ещё бы – самый населённый город в этом вампирском королевстве. После падения Реонхейма тысячи вампиров устремились туда. На Роффельской улице продавали пироги. Очень вкусные. Пирожник на Роффельской улице давно прославился своими творениями. Как-то раз, его пироги даже подавали в самом королевском дворце! Никто не знал, правда ли это, но, во всяком случае, так все говорили. Не могут же люди говорить чепуху?! Олли с неудовольствием брела по мощённым улочкам Уриолана. Она могла сегодня спокойно погулять, не беспокоясь о младшей сестре – к ним приехала бабушка. В чём же была причина неудовольствия девочки? Мать никогда не любила покупать ей сладости… Почему? Они же такие вкусные! Олли хотела бы попробовать засахаренное яблоко или ещё что-то в этом роде. Девочка брела по мощённым улочкам Уриолана. Видела многих своих знакомых, здоровалась с ними – поздоровалась даже с забиякой Гансом (пусть ему будет стыдно после этого за свою вредность) и с подлизой Кларриче (надутой дурой всегда одетой в чистенькое нарядное платьице). Впрочем. Олли с куда большим удовольствием зашла бы в лавку пекаря на Роффельской улице… Может быть, стоило потратить деньги, данные ей матерью, на какой-нибудь вкусный пряник? Эх! Мать обязательно начнёт так сильно ругаться, что лучше даже не пробовать.

Олли зашагала быстрее. Она хотела бы побыстрее увидеться с отцом. Он уехал воевать. Воевать с этими злыми дяденьками-магами. Зачем была эта война? Взрослые всегда ругают детей, если они дерутся. Так почему же теперь дерутся сами взрослые? Вспомнив про то, как папа обещал ей сводить её на речку, когда вернётся, Олли улыбнулась. Девочка так хотела поскорее его увидеть! Не может же её папа не победить этих злых магов, нападающих на Линдейм? Олли хотелось как можно скорее отправиться с ним на рыбалку. Вдвоём. Без сестры, конечно. Кесси было всего три годика, и она уже была такой вредной и похожей на Кларриче… И без мамы. Мама всегда всё портила. Девочка зашагала бодрее. Нужно было зайти к доктору. А доктору жил в третьем доме на Зоршельдской улице, что находилась почти сразу за Роффельской улицей. Олли подумалось, что странно, что мама послала её к господину Йонеска, ведь все были здоровы, но, немного поразмыслив, девочка решила, что не стоит задавать лишних вопросов, а лучше будет попробовать упросить мистера Йонеску разрешить ей взять один медячок из материнских денег себе. Пряник у пекаря стоил где-то пять или шесть медяков, но, быть может, она сумеет как-нибудь накопить себе столько денег?

Думая об этом, она не заметила, как уже почти добралась до места: вот уже Олли прошла Роффельскую улицу и оказалась на Зоршельдской. Вот первый дом. Вот второй. А вот и третий. Девочка стучит в дверь, ей открывает мальчик её лет. Роберт. Вот бы кинуть в него что-то… Белобрысый мальчик свысока смотрит на неё. Олли показывает ему язык. Роберт отвечает ей тем же и… Скрип ставен немного отвлекает детей от их интереснейшего занятия.

– Пап! – кричит Роберт. – Пап! Олли из Тироширферов пришла!

Мальчик убегает, и в дверях появляется седой господин. По правде говоря, он был ещё молод. Так почему же волосы у него уже поседели? Девочка здоровается с мистером Йонеской и спрашивает у него, почему мама послала сегодня её к нему. Господин Велиор Йонеска поморщился и сказал Олли, чтобы она не задавала лишних вопросов, а лучше слушалась маму…

То происходило в одном из бедных районов Уриолана. Там, где жили ремесленники, небогатые купцы, самые разные лавочники и прочий сброд. Что же происходило дальше? В самом центре города? Там, где находился королевский дворец… Что же… Королевский дворец Уриолана считался одной из главных достопримечательностей Линдейма. Когда ещё не началась война, посмотреть на дворец, хотя бы издалека, стекались толпы народу. Дворец был большим и, если смотреть на него сверху, по форме напоминал спираль. Один из путешественников как-то сказал, что дворец Уриолана напоминает по форме большую ракушку. Пожалуй, это сравнение тогда многим понравилось. Он, и правда, был похож на ракушку – закрученный спиралью, бежевого цвета, с кучей лепнины… Кто только не был изображён на барельефах! Тут были и религиозные сюжеты, и светские… И касающиеся нынешней войны… Огромные окна, украшенные витражами… Маги никогда не понимали, почему вампиры так любили эти разноцветные стёклышки.

В покоях королевы сегодня было на редкость тихо. Обычно, Её Величество королева Эрлена любила развлекаться. Вообще, эта женщина любила жить хорошо, громко, ярко, весело… Но сегодня – когда ей было донесено о падении Реонхейма – веселиться совсем не хотелось. Реонаш, Артур, Реон, Оливер, Шенирдон, Самалиэнд, Норхок, Ликард, Ерин, Михаэль, Эелана – муж и десять её детей были мертвы. Женщина не понимала – за что ей всё это. Она была послушной дочерью своих родителей, она была послушной женой своему мужу, она была добродетельной и строгой матерью своим детям… Боги наказывают за непослушание. За что же они наказали её? За что отняли даже Эелану с Михаэлем?

За что отдали жизни близкие ей люди?

В спальне королевы было тихо. Совсем тихо. Эта тишина давила на неё, заставляла её сердце сжиматься от горя. Эрлене совсем не хотелось жить теперь. Глаза её опухли от слёз… Сколько она проплакала? Женщине хотелось бы знать это… Но она сама не помнила, когда зашла к себе. Она просто попросила выйти всех служанок и фрейлин. Королеве хотелось побыть одной. Она считала, что имеет право на это. В конце концов, королева Линдейма была ещё и женщиной, дочерью, женой, матерью… В конце концов, она имела право поплакать хоть немного. Лечь лицом вниз на огромную кровать с золотым балдахином и зареветь, зареветь от собственного бессилия, от осознания того, что всё уже произошло, и изменить это невозможно. Не смотреть в зеркало, где будет отражаться её покрасневшее и опухшее от слёз лицо. Не смотреть в окно, за которым собрались тысячи таких же жертв войны, как она.

Эрлена не понимала. Женщина в ней, мать, не понимала, почему десять из её шестнадцати детей мертвы. Почему мёртв её муж. Королева понимала, что она просто не имеет права горевать и плакать. Потому что ей нужно возвести на трон старшего сына из оставшихся ей шестерых сыновей. Она – королева. И она просто не имеет права на слёзы.

Но так хотелось плакать…

Ариозелир, четырнадцатый её мальчик, стоял у неё в покоях. Эрлена с ужасом думала о том, что, пожалуй, из всех своих детей, меньше всего она любила его, этого нескладного, худого и не по годам сообразительного мальчишку. Сейчас он был уже взрослым человеком. Очень молодым для вампира, но уже взрослым. Ему было двадцать шесть лет. Он так и остался нескладным. Он так и остался сообразительным. Самым умным из всех её детей. Ариозелир не был безрассудно смел, как предписывал образ Героя во многих вампирских легендах, не был слишком уж милосерден или истинно справедлив. Принц не был и жесток. Эрлена с ужасом думала, что этого своего ребёнка она никогда не любила так же, как остальных своих детей. Будто он был ей чужой… Четырнадцатые роды были так сложны для королевы, что она два года только и могла делать, что отдыхать и восстанавливаться после них. Она почти не видела Ариозелира эти два года. Она не чувствовала его своим. Ари стоял у неё в покоях и смотрел куда-то вдаль. Было ли ему жаль своих братьев и сестру? Он, казалось, никогда не любил их… Королева столько раз защищала Михаэля от Ари, что… А Эелана никогда не любила проводить со старшим братом время, хотя всех остальных из братьев очень любила… Теперь королева, пожалуй, и вовсе, прозевала то время, когда она могла как-то влиять на сына. Он уже совсем другой, не такой, каким был в детстве, – и пусть он не позволит себе возразить ей – мысли в его голову вложить уже невозможно.

А ещё женщина понимает, что она и сейчас не слишком любит Ариозелира. Он был ей чужим, она не чувствовала к нему ничего… Не то, чтобы она не хотела его видеть, но… Королева была бы куда менее несчастна – эта мысль заставляет её вздрогнуть – если бы погиб он, а не Эелана. Она хотела бы видеть рядом с собой дочь. Пусть Реонаш не был доволен её рождением, но она, Эрлена, была больше, чем счастлива.

– Зачем ты пришёл? – недовольно спрашивает королева сына. – Зачем ты пришёл ко мне? Позови Тешера!

Ариозелир молчит, стоит так же спокойно, как стоял до этого. Серо-зелёные глаза сына внимательно смотрят на Эрлену, а та тяжело вздыхает и переводит взгляд на платок, который ещё совсем недавно вышивала Эелана… Эелана… Эеланочка! Почему ты покинула матушку? Ведь могла ты упросить отца не брать тебя с собой, ведь в войне девочка не могла оказать никакую помощь… Почему Реонаш забрал её с собой? Лучше бы забрал всех-всех сыновей. Только бы оставил Эрлене Эелану…

Королева смотрит в зеркало – на кого она стала похожа за эти несколько дней! Каштановые волосы были растрёпаны, всё лицо опухло от слёз, а платье – подумать только – не переодевалось несколько дней. Эрлене следовало срочно привести себя в порядок. Ей следовало снова стать королевой. Забыть о том, что она, вообще-то, мать.

– Я хочу попросить у вас одну вещь, матушка! – отвечает Арио совершенно спокойно. – Я очень устал за эти три дня – вы знаете, Тешер попросил меня узнать природу магического огня… Я бы хотел попросить вас о том, чтобы вы попросили братьев не беспокоить меня сутки-другие. Мне бы хотелось поспать, матушка.

Слова эти принц произносит совершенно равнодушно, будто бы привычно. Эрлене не хочется лишний раз думать об этом. Реонаш любил Ариозелира. Во всяком случае, ему нравился этот ребёнок своим безукоризненным послушанием. Ариозелир не возражал ему никогда. Делал всё так, как приказывал отец. Королева всегда удивлялась этому. Быть может, ей стоило обеспокоиться послушанием своего ребёнка, как сделала её камергер-дама Розалинда, но ей было как-то не до этого. Эрлена считала про себя, что была хорошей матерью.

– Зачем ты спрашиваешь меня об этом? – удивляется королева. – Иди – отдыхай.

Произнеся эту фразу, женщина про себя замечает, что в её голосе нет тепла, с которым она относилась к остальным своим детям. Пожалуй, Эрлене самой стыдно за это, но она ничего не может с этим поделать. Отчего-то, королева начинает рассматривать плащ, который набросил на свои плечи принц. Женщина не любила такие вещи. Тусклые. Арио смотрелся в этом плаще неплохо, и, пожалуй, нисколько бы не затерялся в толпе, но… Эрлене не были привычны такие вещи. Ариозелир, почему-то, постоянно кутался. Лет с тринадцати. Ему будто постоянно было холодно. Никто из её детей не одевался так тепло, как он. Расшитая золотом куртка под плащом… Она, наверное, тоже была тёплой. Тут, во дворце, во всяком случае, когда не было всех этих лишних людей, можно было одеться во что-то неофициальное и лёгкое. Тут было тепло. Почему же Ариозелир так кутался?

– Отец требовал, чтобы я просил у него разрешения на это, если хочу уйти к себе, – произносит принц так же спокойно и безразлично, как и ранее.

Королева с таким же безразличием, передавшимся и ей, слушает сына. Она не отпустила бы Михаэля, Ерина, Эелану или ещё кого-нибудь из своих детей, если бы те сейчас стояли перед ней. Она бы кинулась к ним, схватила бы за руку, за рукав, топнула бы ногой, уговорила бы остаться… Арио никогда не требовал к себе внимания в детстве. Это был самый послушный из её детей. Послушнее даже Эеланы. Та иногда капризничала. Ариозелир никогда не возражал родителям, не топал ногами, не катался по полу в истерике, не получив какую-то игрушку. Он был безразличен к братьям и сестре. Был даже несколько жесток с Михаэлем…

– Иди же! – нетерпеливо требует Эрлена. – Я разрешаю…

Принц склоняется в вежливом поклоне. Мать даже не встаёт. Молодой человек выходит из покоев королевы настолько быстро, насколько только может. Ему не хочется лишний раз там находиться. Он не любил эту женщину. Пожалуй, он уважал её, как следовало уважать старших. Пожалуй, он уважал её, как следовало уважать королеву. Но любить он её не мог.

Принц шёл к своим комнатам быстрым шагом, едва удерживая себя от того, чтобы не начать озираться по сторонам, будто бы он вор, в собственном доме. Ари хотелось побыстрее оказаться у себя. Там не было ни любопытных взглядов, ни голосов, обсуждающих его жизнь, его образ жизни… Там не было ничего из того, что он так ненавидел. Не было даже братьев, которые никогда не любили его. Он тоже не любил их. Особенно младшего – Михаэля. Но Михаэля теперь не было и во дворце.

Принц заходит в комнату, принадлежащую ему, запирает двери. Потом подходит к окнам и зашторивает их. В комнате воцаряется полумрак, кажется, приятный Ариозелиру. Он тяжело вздыхает, шепчет что-то. Арио подходит к двери в спальню. Дверь закрыта. Ари вздыхает. Потом молодой человек подходит к книжному шкафу, достаёт, кажется, пятнадцатую книгу слева на шестой полке, открывает её, выковыривает из-под обложки какой-то кристалл… С кристаллом Арио подходит к двери в свою спальню, для чего-то оглядывается вокруг, ещё раз проверяет, закрыты ли двери, зашторены ли окна. Только после этого принц вставляет в глубокую трещинку в двери кристалл, тяжело вздыхает и… открывает дверь.

В комнате, куда он зашёл, темно. И довольно жарко. Арио осторожно, чтобы не запнуться обо что-нибудь и не упасть, идёт по этой тёмной комнате. А ещё здесь тихо. Кажется, никого нет…

– Что же! Ты пришёл! – вдруг слышит Ариозелир знакомый, немного насмешливый голос. – Я рад этому!

========== Легенда о войне. Часть третья. Король. Спасённый. ==========

V.

Арионм – пограничная крепость Фальрании. За последние семь лет она выросла почти вдвое. Старый король был тяжело болен под конец жизни, да и не слишком любил воевать, особенно после смерти сыновей, старшего, погибшего сражаясь за пограничные земли магов, и младшего, погибшего в землях эльфов. Природа начинала готовиться ко сну. Зима в этом году обещала быть суровой – на радость магам. В крепости топится так жарко, что находиться в помещении почти невозможно, но сегодня невозможно находиться и за пределами этих высоких стен. Вампиры слишком слабы, чтобы показаться здесь, у них даже нет достаточно тёплой одежды. Впрочем, и маги не любят этот суровый ветер, заставляющий их бросать все свои дела и прятаться в домах. В крепости жарко… Для магов жара непривычна. Она даже губительна порой для них. Именно поэтому они без надобности никогда не покидают пределов Фальрании летом, в те дни, когда солнце находится высоко в небе, когда воздух становится горячим и сухим, одним словом – неприятным, когда на деревьях появляются листья… Но зимой, холодной зимой, маги топят печи в своих жилищах так жарко, что воздух в их домах становится таким же горячим, как бывает в землях вампиров летом, только разве что не сухим, как там, а тяжёлым, влажным. В Арионме куда не так холодно, как в северных замках Фальрании, но всё же, когда за окном свирепствует вьюга, редкий человек посмеет выйти из дома… За последние годы в Фальрании становится всё холоднее. Если всё будет идти так же – скоро в самых северных землях будет невозможно жить. Именно поэтому нужны смешанные земли, за которые вампиры так держатся. За последние семь лет Арионм разросся, превратился из небольшого каменного замочка в настоящий форт, теперь не в Арионм не войти без ведома стражи и, следовательно, короля. Инард часто бывал здесь. Впрочем, это выражение было не совсем верно. Инард жил здесь теперь. Пусть в столице остаётся Хильдегер, в Имештфорде сейчас куда безопаснее, эта девушка скоро должна будет родить ему, королю Инарду ребёнка. Дочь или сына всё равно – ребёнок любого пола будет только способствовать укреплению власти своего отца. Инард ещё очень молод, чтобы переживать о наследниках. Стены Арионма стали раз в пять толще и во столько же раз выше с момента пришествия на трон молодого мага. Дед не любил это место. Говорили, именно удерживая этот город, когда-то погиб его старший сын – принц Раймон, старший брат отца Инарда, погибшего четырьмя годами позже. А за пределами крепости простирается снежная пустыня… Король встаёт с кровати и подходит к зеркалу, висящему на стене его спальни, смотрит на своё раскрасневшееся от жары лицо, на лёгкую рубашку, которую и то хочется поскорее снять, только бы избавиться от этого проклятого ощущения. Иногда ему кажется, что, когда так сильно топятся печи, он может растаять, как тает снег, приносимый в тёплый дом. В спальне молодого короля не слишком много мебели – широкая кровать, горячо растопленный камин, зеркало, висящее на стене и старый стул, который когда-то принадлежал его отцу, привезённый шесть лет назад из покоев его, Инарда, покойной матери. Маг никогда не любил излишества. Вся эта роскошь, так необходимая его деду, была ему ни к чему. Надевать сапоги в такую жару кажется безумием – по полу можно ходить и босиком. Только вот в других помещениях, кроме своей собственной спальни, мужчина не может себе этого позволить. Король не имеет права показывать, что он такой же, как и остальные.

Инард вглядывается в своё раскрасневшееся от жары лицо, смотрит на свои длинные, почти белые волосы, смотрит на такой же тёмно-синий, как и обычно, королевский амулет на своей груди… Находиться в замке ему не слишком хочется. Было бы куда лучше оказаться по ту сторону стены, возможно даже в землях вампиров… Вместе с Зилбером и своими войсками. Насколько знал король из посланного ему письма – Реондейм был взят, а старый вампирский король – убит. Ройман обещал привезти его отрубленную голову. Что же… Это будет неплохой подарок. Хорошо знать, что твой враг убит, но ещё лучше видеть это своими глазами. Вьюга за стенами Арионма воет, словно мать, потерявшая своего единственного ребёнка – надрываясь, плача, кляня тех, кто равнодушен к её горю. Инарду близко это сравнение – он ещё помнил крики и слёзы своей матери, когда его, пятилетнего ребёнка забирали от неё. В последнее время его дела шли как нельзя лучше – несколько королевств вампиров было уничтожено, вот и Линдейм скоро должен был пасть… Королю до невозможности порой становилось жалко свою убитую горем мать и ещё сильнее становилось жаль того маленького себя, который ничего не мог поделать. У принца Еймозда было ещё две дочери, на два и на четыре года старше молодого короля. Они остались с матерью тогда. Инард давно не видел сестёр. Впрочем, он и не особенно хотел их видеть.

Король садится на кровать, забирается на неё, ложится, смотрит на каменный потолок своей спальни. Пожалуй это минимальное количество вещей в комнате помогало ему отвлечься от мыслей о том, кем бы он стал, не погибни двадцать пять лет назад его отец, принц Еймозд. Тогда, он остался бы жить в отцовском доме, воспитываться матерью вместе со старшими сёстрами, может быть, у него появились бы ещё сёстры, а может быть, даже братья… Вряд ли бы он тогда стал таким, каким был сейчас. А Инарду нравился тот он, каким он был сейчас. Порой королю и не хотелось той, возможно ставшей бы счастливой жизни. Он не был готов пожертвовать властью ради неё. Инард смотрел на серый каменный потолок и думал о том, что ему, пожалуй, хотелось бы сейчас посетить родной Имештфорд, хотелось бы снова увидеть Хильдегер, понять, что у неё всё хорошо… Маги – смелый народ, не привыкший отступать или сгибаться под тяжестью навалившихся событий, пожалуй, это было тем, что король считал даром, посланным ему из чертогов земли. Он любил свой народ и готов был вести его, куда угодно. Мужчине отчего-то снова вспомнилась Хильдегер – эта рыжая девчонка, со слезами на глазах умолявшая его не уезжать из Имештфорда, уговаривавшая его вести такую же политику невмешательства, какую вёл в конце своей жизни его дед… Пожалуй, она была достаточно милой для того, чтобы стать наложницей, матерью его ребёнка… Король ждал того момента, когда она, наконец, родит. Пожалуй, ему следовало увидеть его сестёр. Лея недавно писала ему, что хочет увидеться… Только вот он не хотел. Сёстры были ему чужими – он даже не видел их ни разу со дня своего пятилетия – и он не хотел становиться им братом, братом в том смысле этого слова, которое понималось магами. Инард не чувствовал себя их родственником, не чувствовал ответственности перед ними, за них, не чувствовал боли или даже сожаления, когда на войне погиб муж Леи… Он даже не знал этого человека, не знал так хорошо, как знает Зилбера, Роймана или кого ещё из своих военачальников… Должно быть, когда-то в детстве с ним играла именно Лея, а не Инара, всё-таки, последняя была чуть больше, чем на четыре года старше, и чувствовала себя образцовой старшей сестрой, которой не позволено играть с несмышлёным младшим братцем, каковым тогда и был Инард. Лея, вроде, была более живой, подвижной, смешной… Только вот король уже плохо помнил то время. Помнил, пожалуй, только вечные слёзы матери, которые теперь казались ему слабостью, невозможной и глупой слабостью, от которой Леофан спас своего внука тогда. Лея… Инард пытался вспомнить её, должно быть, худенькую хрупкую фигурку в сером или синем платьице – такие цвета часто использовались для платьев маленьких девочек в Фальрании, бегающую вместе с ним по коридорам материнской, тогда ещё довольно скудно украшенной – это после дед, словно извиняясь перед невесткой за внука, стал дарить ей дорогие, поистине королевские подарки, части дворца, пытался вспомнить, должно быть, весёлый и звонкий смех, когда они кидались чем-то в друг друга, пытался вспомнить самого себя, должно быть, радостного и увлечённо игрой, в те дни и… чувствовал, что вспомнить не может. Будто что-то заставляло его в тот же миг отвлекаться от этих мыслей, будто что-то заставляло его уходить от этой темы и на какое-то время забывать даже само ощущение попыток вспомнить…

Маг встал с кровати и подошёл к небольшому, запертому, залепленному с другой стороны снегом, окну. Так и быть – ничего он увидеть не сможет. А жаль… Король снова садится, правда уже на стул, снова поднимает голову и смотрит на потолок своей спальни. Отчего-то ему кажется, что так он сможет вспомнить хоть что-то из той жизни, которая окружала его более двадцати лет назад. Отчего-то ему вдруг показалось, что так должно быть чуть менее больно, чем бывает обычно. Ему хотелось верить в это, хотелось думать, что на этот раз всё пройдёт лучше, чем проходит обычно. Почему всегда было больно, когда он пытался что-то вспомнить? Почему словно тысяча игл сразу вонзалась ему в голову? Почему это происходило каждый раз? Король вдруг думает, что это не первый раз, когда он стал задавать самому себе такой вопрос… Пожалуй, стоит узнать, что это такое. Инард тянется за листом бумаги, но в его голове тут же всплывает мысль, что ни бумаги, ни чернил в его спальне нет – дед не разрешал ему брать что-либо за пределы учебных комнат, и эта привычка осталась с ним. Боясь того, что он снова может забыть об этих мыслях, как забывал всегда, он прижимает лезвие кинжала к ладони, надавливает…

Вьюга завывает. В Арионме снег всегда выпадает рано. Пограничная крепость. Подумать только – в городке Реонхейм, находящемся не так далеко отсюда, только начали опадать листья, а здесь уже идёт снег! Когда-то мать пела ему колыбельную, где говорилось о снежной крепости Изенберг, где закончил свою жизнь легендарный Танатос, герой и злодей в одном лице. Пожалуй, он хотел бы быть похожим на Танатоса. Быть таким же сильным. Стать легендой… Теперь он жил одной это мыслью, целью, ведущей его вперёд сквозь все препятствия и трудности. Стать легендой… Как же хотелось этого Инарду, хотелось так, что он бы отдал за миг славы, за пару восхищённых слов людей будущего всё, что у него было. Инард жил мыслями о славе, о величии… Возможно, это было результатом того детства, которое он провёл у деда, король не знал, но одно он понимал точно – желания иметь близких и родных людей у него как-то не было. Может, дело было в Леофане, не совсем понимавшему, что именно он хочет от внука, и от этого бывавшем то слишком заботливым, то слишком равнодушным. Может, дело было в постоянных слезах матери, в её вечном нескончаемом плаче после смерти отца. Может, дело было в нём самом, как человеке. Быть может, он сам не был способен любить и чувствовать от рождения. Правитель королевства магов пытался вспомнить сестёр – он не видел их со своего пятилетия, дед запрещал ему общаться почти со всеми, кроме двух-трёх слуг, бывших намного его старше, и учителей из которых только Зилбер стал по-настоящему близким другом принца. Впрочем нет, Инару Инарду удалось увидеть не так уж давно – ещё до его отбытия в Арионм этой осенью (король старался не бывать в южной крепости летом – там было слишком жарко). Эта женщина поразила его своим кротким видом и странной одеждой, молитвенником в руках, скромной манерой держаться… Инара всегда была такой, скорее всего. Тихой, набожной, скромной. Инард всегда считался довольно спокойным ребёнком, но тихим он не был, а набожным и скромным он не был и паче. Король ведь тогда даже не поговорил с ней… Впрочем, нужно ли это было? Нужны ли были все эти бессмысленные разговоры, полные фальшивого сожаления о том, чего не было и чего никогда не могло быть? Молодой правитель помнил, как Зилбер часто говорил ему, что никогда не бывает «бы». Король редко грустил о том, чего никогда не было. И думать об этом казалось ему вещью бесполезной и глупой, а уж тем более – грустить. Порой так хотелось вспомнить то, что было когда-то очень давно, когда он ещё не попал под влияние деда. Порой так хотелось той, обычной жизни… Жизни, не скованной обетами, не скованной всевозможными ограничениями, постоянными занятиями, приёмами, манерами. В конце концов, жизни, в которой не было бы места голоду и войне. Ему очень хотелось такой жизни. Хотелось не быть вечно запертым в крепостях, но не хотелось и вечно сражаться, хотелось спокойной жизни, которую он сможет целиком посвятить благоустройству Фальрании, строительству в этой стране городов, тех городов, которые имели место быть в королевствах вампиров и эльфов, даже людей… Ему не хотелось видеть магов в домах Скорби, без ног или без рук. Инард чувствовал, что ему совсем не хотелось того, чего хотел в своё время от жизни его дед Леофан. Всё чаще король задумывался о том, что и войну то он ведёт только для того, чтобы скорее победить в ней, чтобы потом, потом – в тех плодородных землях – у его народа всё было хорошо, чтобы больше не приходилось голодать или тратить такое огромное количество золота и драгоценных камней, покупая еду у вампиров или эльфов, которые, ввиду уже произошедших событий, могли и не продать это.