Текст книги "Вернуться в сказку (СИ)"

Автор книги: Hioshidzuka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 103 страниц)

Впрочем, нога болит… Ещё бы – так навернуться! Кто бы ещё так сумел?! Разве что Эйбис… Но Эйбиса бы кто-то обязательно толкнул и ещё, вероятнее всего, пнул бы под рёбра. К несчастью Хоу Вейча был в другой команде, и всё внимание доставалось бубновой королеве. Что же… Бывает. Надо было, всё-таки, проследить за тем, чтобы оказаться в той же команде, что и Вейча. Он был интересным парнем. Интересным, любознательным и… смог бы изобразить Йохана или Драхомира специально для неё. Эрне нравилось дружить с ним – впрочем, как и с остальными.

– Да… – добавляет озадаченно Роза, глядя на красное пятно, которое уже на следующий день обещало превратиться в огромный синяк, на лодыжке своей подруги. – Это уж точно… Полежи! Отдохни!

Роза и Феликс Эсканоры очень похожи. Во всём – в мелких привычках, характерами, отношением к проблемам других людей. Они были сводными братом и сестрой, но похожи были словно близнецы Кошендблат. Только разве что не ссорились так постоянно. Напротив. Пусть отношения у двоих Эсканоров были весьма прохладные, друг друга они старались по возможности поддерживать. Да – всевозможными подколками, подковырками, надменными замечаниями они друг друга сильно раздражали. Но как-только случалось что-то серьёзное, сразу бежали друг другу на помощь. В общем – своими родственными связями они не кичились (в отличие от Хельги Кошендблат, учившейся на другом факультете). Так что… Общаться что с Феликсом, что с Розой было приятно. Правда, Эрна – как и большинство учеников в Академии – согласилась бы с тем высказыванием Эйбиса, что Розу нужно было назвать скорее Кактусом или что-то в этом роде. Но это было уже совершенно не важно. Да и… Роза была сильным и решительным человеком, настоящим «тузом», коим она и являлась. С ней редко могло быть скучно. Быстрая, вёрткая, вечно растрёпанная, весёлая – в этом она с братом была удивительно похожа. Феликс тоже был таким – угловатым и подвижным. И удивительно ответственным.

Хорошо, что никто из девчонок их команды не надел по глупости платья. Было бы так неудобно идти… Практика – это практика. Это нечто совершенно бессмысленное и удивительное, во время чего всегда можно хорошенечко отдохнуть, пока Леонризес, Феликс, Константин и Нелли будут, словно умалишённые, носиться по лесу и сметать на своём пути всё, что может хоть в какой-то мере относиться к заданию. Райн ещё будет собирать нечто, что нужно и понятно лишь ему одному. Даже Земирлонг одела брюки под своё традиционное платье и заметно подкоротила оное.

Это будут весёлые деньки. Точно-точно. Эрна была уверена в этом. Они успеют вдоволь нагуляться и подышать свежим воздухом перед тем, как снова начнётся учёба. Это будет просто прекрасно – побыть на природе. Хоу любила природу… Как возможно было ею – природой – не восхищаться – этими горами, реками, травой, солнцем? Как можно было не считать истинным счастьем возможность любоваться этими чудесными пейзажами? Природа – единственное, что может быть истинно прекрасным…

А ведь – подумать только – во времена Танатоса всё было совсем иначе – в легендах говорили, что в то время стояла вечная зима, что люди замерзали в своих жилищах и умирали с голоду, потому что было слишком мало еды. Тепло стало после – когда Танатос расколол большой общий мир на три части. Тогда магма вылилась на поверхность, погубив множество жизней, но спасая множество других – кто знает, как сложилась бы история, не решись Отступник расколоть мир на части? Кто знает – быть может, не существовало бы больше людей, если бы Танатосу в голову не пришла та безумная идея… Кто знает – быть может, его следует воспевать в легендах, как спасителя, а не пугать им детей? Возможно, он был истинным героем, которого стоило прославлять? Возможно, его следовало любить?..

Ни один человек во вселенной, пожалуй, не заслуживал осуждения. Разве имеют право люди судить о том, чего не смогли прочувствовать сами? Разве имеют право люди судить о том, что не является их болью? Разве можно осуждать человека за что-то противозаконное или аморальное? У всех всегда есть свои причины на какой-либо поступок. Какими глупыми бы не казались эти причины.

Леонризес сегодня была не слишком довольна тем фактом, что на этот раз ей пришлось заплетать две косы, а не одну, как она это делала обыкновенно. Княжна привыкла к размеренной жизни. Она привыкла, что ничего не меняется годами, а, может, десятилетиями или даже столетиями – ведь именно так привыкли все вампиры и эльфы. А Эрне так хотелось, чтобы в её жизни происходило как можно больше всего – и хорошего, и плохого, – что становилось прямо тошно, особенно – от осознания того, что вряд ли хоть когда-нибудь в её жизни произойдёт нечто хоть сколько-нибудь необычное. У Феликса и Розы Эсканоров – скорее всего. У княжны Леонризис – непременно. У Мери Земирлонг – обязательно. У Константина Райна – гарантировано. У Эбиса Вейча – наверняка. А вот у неё, Эрны Хоу, что жаждет увидеть нечто невероятное – ничего удивительного в жизни так и не произойдёт… Она будет умирать просто от старости. В собственной постели. Около неё будет стоять её сын или дочь. Быть может – кто-то из внуков. И с ней в жизни ни разу не произойдёт чего-нибудь, от чего бы кровь застыла в жилах, от чего захотелось бы жить… Пусть Леонризес говорит и думает, что угодно – но она рождена для перемен, для чего-то совершенно нового, для леденящих душу приключений и происшествий, для танцев на пепелище… Для чего-то жутко страшного. Для чего-то удивительно прекрасного. Для чего-то совершенно невозможного… В отличие от Эрны. Какой-то внутренний голос шептал Хоу, что когда-то она упустила свой шанс прожить удивительную, полную невероятных приключений жизнь.

И теперь она будет вынуждена расплачиваться желанием когда-нибудь вновь получить возможность на удивительную, невероятную, невозможную жизнь… Кто-то словно наказал её за былые грехи… Что за грехи это были? Ненависть, гордыня, трусость, жадность? За что она была наказана столь сурово?

– Мы и сами сходим! – кивает Земирлонг, жалостливо смотря на свою «коллегу». – Тебе не стоит сейчас перетруждаться, иначе завтра всё опухнет.

Эрне остаётся только кивнуть – Мери тоже права. Так приятно, всё-таки, что о ней заботились. Значит, её судьба небезразлична этим девочкам, что учились с ней в Академии вместе? Это было очень приятно… Впрочем, на их отделении всегда были достаточно тёплые отношения. Пока не появились Кристиан Виланд, Феликс Эсканор и Эйбис Вейча, вечно спорящие и враждующие между собой по всякому удобному поводу, но больше, конечно же, без повода вовсе. Впрочем, пожалуй, их стычки лишь привносили в размеренность жизни некоторую нотку совершенного, неистового безумия, без которого становится так тошно жить…

Бубновая королева была благодарна им – особенно Эйбису – за это. За этот сумасшедший танец вражды, в котором теперь кружились все четыре масти. За эту бешеную пляску неистового соревнования. Соревнования до потери пульса и других признаков жизни. Соревнования до крови, до слёз, до боли, до криков и ненависти. За то, что эти трое заставляли Академию дышать. Дышать их непрекращающимися спорами и гонками за первенство. Дышать их бурлящей в венах кровью. Дышать их криками, бранью и потасовками. Дышать всем, что не может дать человеку спокойствие. Пусть Леонризес считала, что угодно, но счастье было именно в этом – в дыхании полной грудью, в обдирании ладоней до крови, в беге по краю пропасти…

Эрна была уверена в этом…

И Эйбис – милый, милый пиковый валет – соглашался с ней в этом. Он сам жил свободно… Если у кого-то в Академии и была свобода – так это у него. У человека, который был готов отказаться от всего, поставить на кон всё, что у него было – а было у него немного. Эрна искренне восхищалась этим парнем. Чтобы про него не говорили – он делал всё для того, чтобы быть счастливым.

Разве не это главное в человеке? Желание собственного счастья… И попытки хоть как-нибудь его осуществить…

– Уж извини, Эрна! – смеётся Леонризес, вплетая золотисто-зелёную атласную ленту в одну из своих роскошных длинных кос. – Вряд ли будет возможность поднять тебя на руки и нести всю оставшуюся дорогу!

Им много чего придётся перенести из леса. Лишняя помощь бы им не помешала. Всё-таки, как-никак – в команде, в которую попала Мира Андреас, были, кроме червовой королевы, одни парни. Пусть и не стоило слишком многое вешать на Леонарда Кошендблата, ещё не оправившегося после болезни, другие из них могли довольно многое. Да Эсканор и Виланд даже одни смогут справиться с этой задачей – решив снова устроить соревнование на предмет того, кто из них сильнее, быстрее, ловчей или ещё мало ли чего. Пусть в одних соревнованиях выигрывал один, а в других – второй, одно в их гонке за первенство оставалось неизменным – разбитый нос довольно улыбающегося Вейча и ревущая Мира Андреас.

Глупая… И что она так переживала? Не убьют же они друг друга – слишком велик риск загреметь в тюрьму. К тому же, Феликс прекрасно себя контролирует, а Виланд банально не так силён магически, чтобы причинить какой-нибудь существенный вред Эсканору. А из-за разбитого носа Вейча в последнюю очередь переживал как раз его – носа – обладатель. Подумаешь!

– Да!.. – вздыхает Эсканор задумчиво. – Жаль, что Райн не в нашей команде – он бы быстро тебя вылечил!

Райн – да. Он всегда умел хорошо обрабатывать раны. Словно кто-то научил его этому… Интересно, почему он всегда был таким хорошим… хорошей сиделкой… Говорил этот тип всегда мало, так что выудить у него что-либо Хоу не смогла даже при огромном желании сближаться с этим парнем. А желания как-то не было. Вот с Вейча она бы поболтала. Тот, несмотря на острый язык, был, в общем-то, добрым малым, который всегда был готов прийти на выручку. Предварительно обругав всеми возможными способами, конечно, но он бы пришёл. Да и в мыслях у него никогда не было причинять кому-либо серьёзный вред: подколоть, оскорбить, обескуражить – это да. Но он явно был безобиден, словно ребёнок. А слова… Что слова? Говорить можно всё, что угодно. Это не приносит боли.

Разве что дуракам.

Мира была глупой… Она каждый раз оскорблялась. Как и большинство из червов, бубнов или трефов. Эйбис был неплохим психологом, он всегда знал, что такое можно сказать человеку, чтобы на глаза у того навернулись слёзы. Возможно, не самое хорошее с моральной точки зрения умение. Но Эрне нравилось. Нравилось слушать, что он говорил про неё. И исправляться. Потому что всё, что только мог сказать Эйбис, было правдой. Нужно было только приглядеться. Заглянуть внутрь себя и понять, что Вейча является бесконечно правым. На него просто нельзя было обижаться!

– Спасибо, девочки! – улыбается Эрна. – Я очень благодарна вам за поддержку!

Она, действительно, благодарна. Теперь у неё будет шанс долечить ушибленную ногу несколько скорее, чем если бы она ещё находилась сегодня. Разве это было не хорошо? Правда, приключениям в Древней эпохе Эрна Хоу в любом случае обрадовалась бы куда больше. Но… Этому ведь было не бывать? В таком случае не следовало и расстраиваться по этому поводу. Как там говорилось другими мастями про бубнов – «совершенно чокнутые оптимисты»?

Роза Эсканор была такой… Безудержной в радости и в горе. Но старающаяся во всём видеть лишь счастье и радость. Какова бы не оказалась реальность на самом деле. Умная, ветреная, вечно кружащаяся в танце жизни. Бойкая, в меру вредная и бесшабашная. Вечно куда-то спешащая, бегущая, рвущаяся всё успеть и сделать, со всеми подружиться. Совершенная оптимистка. Верящая в людей и, главное, – людям. Добрая весёлая девчонка, от видения которой всем становилось на душе как-то тепло и хорошо…

Леонард Кошендблат был таким… Добрый, наивный, светлый мальчишка. Один такой во всём своём многочисленном семействе. Тоже бойкий. Когда на него не смотрели его отец, мать, братья и сестра, конечно. Тоже шустрый. Смешливый. Безоговорочно верящий в чудеса и в то, что он – хороший человек. Вечный оптимист. С добрыми смеющимися глазами и располагающей к себе улыбкой. Человек, соскучиться в присутствии которого было просто невозможно.

Итан Августин был таким… Спокойно уверенным в себе и в своих силах. Совсем не надменным. Умным. Готовым прийти на помощь в любое время дня и ночи. Щедрым. Готовым отдать свою последнюю рубашку нуждающемуся в этом. Светлым… Он был спокойным, и это спокойствие и было его оптимизмом. Он был безмятежен. Его душу не трогали страсти. Находиться рядом с ним всегда было так приятно. Особенно, если что-то по-настоящему беспокоило…

А были ли оптимистами остальные? Нелли Андреас – совершенно точно нет. Филипп Джонс – тоже вряд ли. Эйлин Сюзан Лайонс – возможно. Но это было так непонятно… А остальные? А сама Эрна? Должно быть, её считали такой – чудачка, верящая в древние сказки, просто не может не быть оптимисткой. Но было ли так на самом деле? Хоу не знала, что на это ответить. Совершенно не знала…

– На! – говорит ей Роза, пихая прямо в руки красное крупное яблоко. – Поешь! Хоть как-то силы подкрепишь!

Леонризес немного скованно улыбается, а улыбку Мери Земирлонг, если бы та не закрывала лицо, Эрна совершенно точно увидела бы… Эсканор, и вовсе, после торжественного вручения яблока, вешается подруге на шею и говорит, говорит что-то о том, что они обязательно принесут ей ещё и ягод… Эрна улыбается и отвешивает шутливый поклон. И они уходят в лес. А бубновая королева остаётся в лагере. Она пристраивается под какую-то берёзу, садится и пытается зарисовать в своём блокноте эту природу. В конце-концов, у неё сейчас есть время на это…

Но мысли о природе проходят почти сразу после того, как Хоу видит единственный красный кленовый лист посреди множества зелёных. Девушка берёт в руки этот лист и вдруг снова вспоминает ту чудесную легенду про одного из Отступников – Йохана. Так приятно фантазировать о том, что именно в этих местах преступник когда-то скрывался, что именно в этих местах как-то встретил свою любовь – юную Елисавет…

Говорили – Елисавет никогда не была красавицей. Симпатичной тонкой девушкой с пшеничными волосами… И это всё. С совершенно обыкновенным, ничем не выделяющимся лицом. Но почему-то тогда она так понравилась Отступнику… Быть может, виной этому был её голос? Тихий, успокаивающий… Отступнику могло понадобиться это спокойствие… Он страдал слишком много, ему нужно было куда-то прийти, где-то почувствовать себя дома… Говорили – она прямо до этого была свидетельницей страшной гибели своего жениха и постоянно плакала по ночам. Говорили – долго не верила ему. Боялась поверить. Он и сам, как писали, боялся, что она ему поверит.

Говорили – сам Йохан был хром. И грудь его была скована страшной болезнью, от которой не лечат даже сейчас, а тогда не лечили и подавно. Говорили – пусть он оставался красив и страшно обаятелен даже в последние свои годы, его чёрные волосы уже тронула седина. А ещё он был измотан. Измотан – вечными погонями, постоянными сражениями и никогда для него не заканчивающимся голодом. Он едва тогда добрался до крепости Нофграннде – рана на его второй ноге загноилась. Как он дошёл? Цепляясь ли за кусты и землю? Падая ли каждые несколько минут? Что с ним было? Говорили – он из крепости его сначала чуть не прогнали, приняв за попрошайку. Он и был почти попрошайкой тогда – просто бард… Без друзей, семьи, цели в жизни… Всё, что у него оставалось – лишь голос да магия. Да и голос был уже посажен. Он был одинок. По-настоящему одинок.

Наверное, ему хотелось просто выть от этого…

Говорили – на пальце у Йохана был тяжёлый перстень с крупным рубином… Танатос обожал алмазы, Хелен и Йохан – рубины, Деифилия и Драхомир носили изумруды… Об остальных Эрна ничего не знала в этом ракурсе. А Елисавет он подарил прекрасный перстенёк – маленький, тонкий, лёгкий – с каким-то неведомым драгоценным камнем, переливающимся всеми цветами радуги. Говорили – его ни на секунду не отпускали мысли, что он хуже её во всём. Говорили – он очень сильно любил её… Возможно, нет, скорее всего – это была лишь очередная красивая легенда, в которой всё было совершенно не так, как на самом деле…

И так – думая только об этих легендах, Эрна пропускает момент, когда в лагерь возвращаются Отакар и Рид. А они и не замечают её. Ругаются только. И Хоу старается не шевелиться, чтобы они случайно не заметили её. Впрочем, наверное, можно было обойтись и без этого. Эти двое не услышали бы её сейчас, даже если бы она взорвала что-нибудь. В стиле Вейча и Монтаганем.

– Ты ничего об этом не знаешь! – кричит Андэль, с негодованием смотря на своего лучшего друга – Рида. Возможно бывшего лучшего друга.

Девушка осторожно выглядывает из-за дерево. Так и есть – эти двое пришли, не принеся практически ничего из того, что должны были принести по распределённым обязанностям. Да… Разговор, очевидно, намечался серьёзным. И Эрна просто обязана была его знать. Хотя бы затем, чтобы, если что, вовремя сказать Райну о проклятье, которым эти двое могут наградить друг друга.

Трефовый валет смотрит как-то потеряно – ему явно было не до наблюдения за тем, как Эрна споткнулась и упала. Он думал о чём-то другом в тот момент. И Хоу даже знает о чём – его младшая сестра умерла от туберкулёза несколько дней назад. Примерно в то же время, что умерла и мама Миры. Эрна даже не представляла, насколько это, должно быть, больно – потерять близкого человека…

Андэль, впрочем, пытался справиться. Эрна прекрасно знала это. Сама же видела, как его ревущего где-то за одним из домов, принадлежавшим командам, утешала княжна Леонризес. Да… Именно она – бесстрастная и гордая княжна Леонризес. Именно она прижимала парня к себе и даже шептала что-то… Сначала, Эрна помнила, Отакар был в шоке. Он ходил, словно ничего не осознавая, а потом в один день, когда Роза, Итан и Мери делали кукол для того, чтобы отнести их в детский приют, находящийся не так уж далеко от Академии, вдруг осёкся, сказав, что он бы хотел взять одну из кукол, чтобы подарить его Жанне, а потом побледнел, зажал рот обеими руками и убежал. А потом рыдал, прижимаясь к Леонризес и что-то говоря ей.

– Чёрная магия, как минимум, противозаконна! – шипит на него Толмей.

Это подло, – думается Хоу. Подло говорить это человеку, который является, пожалуй, одним из самых преданных людей в Академии. Подло бить по самому больному. Но Рид, разумеется, даже не задумывается над этим. Он – идиот. Куда уж ему думать? И тем более – куда уж ему думать о людях, точки зрения которых хоть немного не совпадают с его собственными идеалами. Андэль совершенно точно знает о запрещённости чёрной магии. Уж получше Толмея. Ведь именно Андэль как-то предостерегал от этой же самой чёрной магии Константина Райна. Разве он мог не знать о том, что этот вид волшебства является противозаконным? Он сам это когда-то не уставал повторять…

Разве можно было отвечать так резко? Разве можно было настолько не заботиться о чувствах другого человека? У каждого человека есть свои причины на совершение того или иного поступка. И уж Андэль Отакар уж точно не был исключением из этого правила. Уж точно не он…

– А как максимум – неприятна лично тебе! – огрызается в ответ Отакар. – Конечно – куда уж благороднейшему Толмею Риду дружить с простыми смертными вроде меня?!

Пожалуй, Эрне его жаль… Она заставляла себя, с самого детства учила себя – никогда и никого не осуждать. Но Толмей сейчас её жутко раздражает. Конечно, с одной стороны, его вполне можно понять – волшебникам с самого детства вбивали ненависть к чёрной магии. Но разве это был повод для того, чтобы оскорблять друга? Эрна никогда не считала это достаточным поводом… Достаточно ведь и того, что ты дружишь с человеком, чтобы простить ему всё на свете – разве не так? И всё, что он сделал кажется настолько мелким и неважным, что просто забываешь об этом…

Дружба – самое важное, что только может быть у людей. Глупо жертвовать ей только потому, что кто-то из друзей преступил закон, сделал что-то ужасное – разве дружба не существует для того, чтобы помогать и поддерживать? Разве не в этом её высший смысл – помощь даже тогда, когда все люди отвернутся от человека?

– Чёрная магия губительна для души! – кричит Рид, очевидно, думая, что в лагере сейчас кроме них никого быть не должно и тоже не вспоминая про случай с Эрной Хоу, когда та смогла так неудачно удариться ногой. – И я не хочу видеть рядом с собой человека, готового связать с этим жизнь!

Андэль смотрит в ответ зло, стоит несколько секунд, словно ошпаренный, а потом разворачивается и убегает куда-то. Андэль всегда был добр к ней и к другим… Пусть он не ладил с Виландом, он был милым парнем и всегда был готов прийти на помощь любому, кто в этой помощи нуждался. Трефы отличались этим – они всегда приходили на помощь. Даже заносчивый Константин.

Андэля было жалко… Эрна даже помнит малышку Жанну, шестилетнюю девчушку, столь же тонкую, бледную и обыкновенно молчаливую, как и её старший брат. Худенькая, маленькая девочка, слабенькая и грустная. Её радовали лишь те самодельные игрушки, которые они мастерили вместе с братом… Ведь мать их умерла ещё рожая Жанну, а отец был слишком слаб, чтобы справиться с свалившимся на него горем.

Рид как-то раздражённо фыркает и садится на траву рядом со своей палаткой. Эрне думается, что как раз сейчас ей лучше подойти. Быть может, ей удастся всё объяснить этому упрямцу?

– Ты обидел Отакара… – задумчиво произносит Эрна, садясь рядом с Ридом.

Её только молча одаривают недовольным и одновременно непонимающим взглядом. Всё-таки, не ожидал червовый валет, что Хоу будет находиться где-то по близости. Совсем не ожидал… Девушка сидит теперь на траве рядом с ним. Она не знает, как бы начать этот разговор. По правде говоря, ей больше всего хочется наорать, надавать подзатыльников и тычков – объяснить ситуацию, в общем, с позиции Розы Эсканор, которая не особенно интересовалась мнением враждующих сторон, когда бралась их примирять. И почти всегда она мирила всех успешно. Правда, с Вейча и Виландом вышел просчёт – дело было в чём-то таком, что было Розе явно не по силам…

Но Эрна не будет так делать. Зачем же отбирать работу у Розы? Если та узнает о ссоре Отакара и Рида и решит, что эти двое просто обязаны помириться и это, главное, возможно, а не как в случае Кристиана, Эйбиса и Феликса, то просто столкнёт обоих лбами, проорав что-то о том, что ей совершенно не нужны какие-либо конфликты сейчас… И ведь будет права? Разве нет? А Эрна попробует иначе – попробует поговорить…В конце-концов, это именно тузы и короли привыкли все свои вопросы и разногласия решать при помощи кулаков, парочки проклятий и обязательного выговора со стороны кого-то из преподавателей в Академии…

– Ты зря его обидел, – задумчиво произносит бубновая королева, доставая из кармана куртки яблоко. – Будешь?

Тот как-то невесело усмехается. Но не отвечает. Это несколько раздражает девушку. В конце-концов, это было невежливо. Он должен было ответить ей хоть что-нибудь. И он же не Эйбис, чтобы просто сидеть и дуться из чистого упрямства. Поэтому Эрна держит яблоко в протянутой рукой достаточно долго, пока ей, наконец, не удаётся хоть чуть-чуть расшевелить червового валета…

– Нет, спасибо, – бурчит себе под нос Толмей. – Ешь сама…

Это радует бубновую королеву. Радует, что с ней заговорили. Это означает, что она, возможно, сможет его и убедить в чём-либо. Хоть в чём-нибудь. Но наиболее желательно – извиниться перед Андэлем Отакаром. Тому ведь и без этих упрёков, должно быть, препаршиво… И как обидно, должно быть, слышать это от человека, с которым дружил в детстве и хотел продолжать дружить и всю жизнь?

– Ты говоришь, я его обидел, – презрительно замечает Рид. – А разве не он сам виноват в том, что…

Эрна слушает заинтересованно. «Сам виноват» – от этих слов девушке отчего-то хочется рассмеяться и отвесить – как сделала бы Роза – парню неслабый подзатыльник. Человек никогда не бывает виноват «сам». Так всегда говорил девушке её отец. Всегда есть что-то, что толкнуло его на тот или иной поступок. Иногда это что-то слишком хорошее, иногда – что-то слишком ужасное…

– В том, что заинтересовался некромантией потому, что его младшая сестрёнка недавно умерла? – спрашивает Эрна. – Нет, я не считаю, что он виноват.

Снова в голове всплывает образ малышки Жанны, которой теперь нет среди живых… Её было так жаль… Маленькая девчушка с тёмно-рыжими, как и у Андэля, жидкими волосами в простеньком, местами заштопанном и залатанном, но чистом и выглаженном тёмно-синем платьице… Бедный ребёнок, который никогда не знал ни материнской, ни отцовской ласки. Её любил один лишь брат – Андэль. Тихая, скромная девочка, не решившаяся тогда взять печенье с подноса. Вкусное шоколадное печенье, которое Леонризес и Роза готовили специально для неё. Эниф тоже пыталась подключиться. Но готовила Монтаганем прескверно, все это прекрасно знали… Девушка и сама это знала. И поэтому лишь скакала около маленькой девочки, пихая ей в руки купленные на какой-то ярмарке разноцветные леденцы…

– Мира не заинтересовалась некромантией только потому, что умерла её мама! – вскидывается Толмей. – Это не причина!

С ним постоянно хочется рассмеяться… Всё-таки, Виланд ей нравился больше – он пусть и совершенно не умеет думать, так и не пытается. Это было во много раз лучше. Кристиан, вообще, был неплохим парнем. Бойким, смелым, обаятельным… И, кажется, так же, как и Феликс Эсканор, по уши влюблённым в Миру. Наверное, именно поэтому они так враждовали.

Интересно, кто из них, всё-таки, победит в этой схватке за сердце Андреас?

Будет смешно, если победит кто-то совершенно посторонний… Тозеур, например. Или Тигарден. Вот тогда Виланд и Эсканор точно заключат «временное перемирие»… Если уж они могли столько цапаться друг с другом, вполне возможно, что вся их нерастраченная энергия перенесётся на того несчастного, в кого влюбится Мира.

– Не причина? – приподнимает бровь Хоу. – Один человек может держать себя в руках, когда умирает кто-то из близких ему людей, а второй буквально сходит с ума от горя. И, если Андэль не может справиться со своими эмоциями самостоятельно, только твоя вина в том, на что он пошёл.

Она сама обдумывает, что только что сказала. Нет, кажется, верно. Она иногда говорила прежде, чем успевала подумать над своими словами… Но сейчас она совершенно точно сказала всё верно. Не перепутала ничего. А Толмей смотрит на неё поражённо. Нет, у Виланда выражение лица в моменты шока было куда более привлекательным. Его хотелось лишь поцеловать в лоб и расхохотаться, а не врезать посильнее.

– Моя? – удивляется Рид. – Моя вина в том, что ему никто не помог справиться с его чувствами? Разве не туз должен заниматься поддержкой остальных «карт» своей масти в форме?

Туз… Что «туз»? Обязанности туза в той мере, в которой это должно было быть по Кодексу, исполнял лишь Феликс Эсканор. Он вот, действительно, был для пиков человеком, к которому всегда можно было обратиться, который всегда выручит, заступится, поймёт, пожалеет… А Константин был чёрств. Была ли у него душа? Даже если и была – пустая. По какой-либо причине. Вполне возможно, что когда-то он сам изничтожил её, искромсал на мелкие кусочки. Но Рид вряд ли это поймёт. Он, совершенно очевидно, не разбирается в древних легендах, в которых говорится про израненные, уничтоженные людьми души… Разве он поймёт?

Впрочем, когда это Райн – а именно он был тузом трефов – имел что-то против чёрной магии? Это ведь Андэль его постоянно отговаривал… А теперь… Теперь Константин вряд ли попробует сделать это. Ему хорошо хотя бы потому, что ему больше никто не мешает. Что ему ещё надо? Он просто пожмёт плечами и пройдёт мимо, даже если перед ним будет лежать умирающий человек. Что уж тут говорить о живом и, в общем-то, физически здоровом Отакаре? Уж это Рид должен понять – что Константин никогда бы не стал останавливать кого-либо от какого-либо глупого поступка, если это, конечно, не скажется на репутации всей команды? Когда это Райну было небезразлично то, что происходит вокруг него? У этого парня была некая своя цель, к которой он шёл все эти годы, что учился в Академии. И больше его ничто не интересовало…

– Константин не имеет ничего против чёрной магии, если ты не знал, – пожимает плечами Эрна. – Вполне возможно, что именно он и подкинул ту книжку Андэлю. Знаешь ли… Мировосприятие Райана несколько более… прогрессивно, что ли, чем ваше.

Толмей ожидаемо фыркает на эти слова. Ну, конечно – поверить в прогрессивность строгого и консервативного великого и ужасного Константина Райна, который нагонял ужас одним своим присутствием – это выше сил червового валета… Конечно… Как могла Эрна этого не учесть?

– И его «прогрессивность» в том, что он одобряет чёрную магию? – кривится Рид. – Хороша «прогрессивность»! Ничего не скажешь!

Бубновая королева смеётся. Смеётся… Ей почему-то становится в душе так хорошо, так легко, что не рассмеяться – грех. Ей так хорошо, что она готова вскочить, позабыв про больную ногу, обнять Толмея и кинуться – куда-нибудь… Броситься – бегать по траве, по цветам, по листьям… Вспорхнуть и – куда-нибудь улететь. Полететь туда – в Древнюю эпоху. Чтобы увидеть легендарный Сонм Проклятых. Чтобы пуститься в пляс вместе с Драхомиром и Деифилией, чтобы услышать хриплый смех Йохана, чтобы увидеть ухмылку Танатоса и прекрасные глаза Хелен… Если бы девушка только могла бы это сделать – она обязательно бы кинулась к ним…

– Ты – непроходимый дурак, Рид… – качает головой Эрна. – Плоха не чёрная магия как таковая. Она совершенно безвредна сама по себе, если ей не начинают пользоваться во зло. Как бы объяснить… Сам по себе нож не является злом, злом он является только в том случае, когда ты хочешь убить им кого-нибудь. Так и магия! Всё совершенно просто… Всегда дело лишь в человеке!

Толмей молчит. Молчит… А бубновая королева старается не отвлекаться на легенды – так она никогда не сможет убедить никого в чём-либо. Всё-таки, Сонм творил столь много всего, что это интересно даже теперь, спустя тысячелетия. Всё-таки, в Сонме были прелестные, необыкновенные люди, с которыми было бы так интересно общаться… Каждый со своей неповторимой историей и судьбой… Люди, сумевшие пронести свою дружбу сквозь века и тысячелетия… Разве они были не восхитительны? Разве ими не стоило восторгаться – этими безумцами, изменившими мир?

Ведь мир меняют только безумцы…

А Сонм Проклятых содержал в себе поистине талантливых и удивительных безумцев, что сумели пройти через столько бед и испытаний вместе, выстоять против всего, что их подстерегало…