Текст книги "Вернуться в сказку (СИ)"

Автор книги: Hioshidzuka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 103 страниц)

Ну… Или почти ничем.

Солнце освещало небольшую светлую кухню и коридор – погода на улице стояла просто чудесная, несмотря на то, что осень уже началась. Листья ещё не начали желтеть, погода на улице стояла ещё довольно тёплая и солнечная… Лето ещё не отступило, осень ещё не вступила в свои права, но, по календарю, лето уже закончилось. Ночи стали уже темнее, скоро ли они, и вовсе, станут тёмными, а не светлыми, как летом? Выйти на улицу можно ещё в летней одежде – ещё тепло и сухо. Пожалуй, то, что осень уже наступила чувствуют разве что школьники… Комнат в квартирке было три. В одной из них царил порядок. Кажется, каждая вещь лежала на своём месте, даже самые крохотные листочки бумаги, в шкафах с книгами даже стояли буквенные указатели, кровать была застелена, кажется, ни единой складочки не было на покрывале, а на рабочем столе, настолько же идеально чистом, лежал выключенный ноутбук… Шторы были опущены и в комнате царил полумрак. Хозяин спальни же, кажется, уже давно ушёл работу, теперь тут было идеально тихо, так же идеально, как было и убрано.

Во второй комнате ещё спал подросток лет семнадцати. Вещи были разбросаны. Даже одежда валялась на полу, а не была повешена в шкаф. Несмотря даже на то, что в квартирку эту жильцы переехали совсем недавно, на полу, на книжных полках, даже на компьютере осел уже порядочный слой пыли. Солнце светило в окно, лучи света падали и на диван, где лежал парень. Подросток морщился и недовольно поворачивался на бок, впрочем, не просыпался. Сейчас ещё можно было вот так сладко поспать, не слишком боясь проспать куда-либо.

В третьей же комнате… На полу там лежал большой лист бумаги, на котором было начиркано что-то карандашом, а рядом стояли открытые баночки с краской. Впрочем, никто пока не торопился что-либо делать. Худенькая невысокая девочка лет четырнадцати сидела за столом и что-то увлечённо читала. Книга была довольно толстой, кажется, в тёмно-зелёной обложке. Девочка читала, периодически убирая спадающие на лицо волосы за ухо. Волосы у неё были ярко-рыжие и длинные. После сна они растрепались, и теперь не расчёсанные длинные пряди лезли в глаза, а это было не слишком приятно. Что-то неестественное было в этих волосах. Интересно, почему они были такие рыжие? Хозяйка комнаты заправила за ухо ещё одну прядь, недовольно фыркнула, буркнула что-то о том, как ей, всё-таки, неудобно, и продолжила читать дальше. Расчёсываться сейчас так не хотелось… Пижаму эта девочка переодевать не спешила. Пожалуй, в ней было весьма даже удобно – было и не холодно, и не жарко, к тому же, ничто не стесняло в движениях. Хозяйка комнаты начала спешно перелистывать страницы, а потом остановилась, как будто ничего до этого и не было.

Дочитав что-то, что ей было нужно, девочка захлопнула книгу, даже не положив закладку в то место, где она остановилась. Она подошла к листу бумаги, присела на корточки, ненадолго задумалась о чём-то, впрочем, потом, всё равно, взяла кисточку, макнула её в баночку с чёрной краской и стала обводить какую-то из карандашных линий, что уже были на её рисунке. Когда дело было сделано, хозяйка комнаты встала, с удовлетворением оглядела свою работу и пошла на кухню.

Кухня, как и говорилось ранее, была небольшой и светлой. Было немного непривычно после их старого дома. Ну ничего… Девочка прекрасно знала, что скоро они, всё равно, переедут отсюда. А пока не оставалось ничего, кроме как открыть белую лакированную дверцу. Эх! Чего только не было в холодильнике! А вот главного, всё-таки, не было. Опять про неё все забыли… Неужели, так сложно было заметить, что у неё нет её любимой ореховой шоколадки?! Эх! Этих двоих вечно приходится всему учить! Девочка с досадой захлопнула дверцу холодильника.

– Боже… Сделай милость – не шуми! – раздалось из второй комнаты.

Потом послышалось копошение, а после – и шаги. Голос подростка был сонным и раздражённым. Вскоре, его обладатель сам появился на пороге кухни – столь же растрёпанный и недовольный, как сестра. Он потирает глаза, пытаясь понять, из-за чего его, всё-таки, разбудили. Девочка, увидев брата, насупилась и снова открыла холодильник, жалуясь ему на то, что там опять пусто, как было по её мнению. То, что туда уже ничего не поместилось бы, она во внимание не брала.

Парень оглядывает содержимое холодильника, потом подходит ближе, достаёт оттуда масло и сыр, делает себе бутерброд, потом делает такой же сестре и отдаёт ей. Та, кажется, есть не хочет. Во всяком случае, от хлеба с маслом и сыром она отказывается. Интересно, из-за чего она тогда весь этот шум устроила? Подросток с аппетитом откусывает от своего бутерброда приличный кусок. Девочка недовольно смотрит на это действие, снова хлопает дверцей холодильника, топает ногой… Внимания на неё не обращают…

– Ну чего тебе ещё надо, а?! – почти стонет парень, когда сестра предпринимает ещё одну попытку получить желаемое. – Тут же всё есть! Я тебе даже поесть приготовить могу, если ты от меня отстанешь!

Девочка раздражённо смотрит на брата, впрочем, через секунду уже отворачивается и многозначительно фыркает. Брат пожимает плечами и, не дождавшись ответа, плетётся обратно к себе, стараясь не обращать на эту мелкую занозу внимания. Пожалуй, в последнее время эта маленькая ведьма стала особенно невыносимой. Она и до этого постоянно хмурилась, капризничала, закатывала истерики – и это даже тогда, когда всё было, в общем-то, нормально. Но в последнее время произошло что-то, что заставляло эту мелкую рыжую дрянь ныть и быть недовольной каждый день, каждый час и каждую минуту.

– Я хочу шоколадку! Ореховую! – выдаёт девочка.

Брат поворачивается к ней и раздражённо на неё смотрит. А она смотрит на него. Всё-таки, они, пожалуй, действительно, очень похожи, как и замечали многие. Следовало это признать. Пожалуй, они оба были весьма вредными и упрямыми. Да и внешне они были похожи – разве что у него волосы были не яркие, рыжие, как у сестры, а самые обычные, русые.

– Ты заработаешь себе сахарный диабет! – возмущённо замечает парень. – И мне, так как я тебя старше, достанется от отца!

Рыжая ведьма снова фыркает. Кажется она думает – как ей посмели перечить… Впрочем, странно, что она так думает. Ей во всём потакает только отец. Она для него – девочка, умница и прочее. И почему он только не замечает её вредный характер! Потому что у него самого такой же, что ли?

– Не заработаю! – выплёвывает она. – И, вообще, то, что ты меня старше – лишь ошибка природы!

Брат этой… этой… вредины тяжело вздыхает. Потом подходит к холодильнику, начинает смотреть, что там есть. Так… Плавленый сыр… Не то. Сыр обычный с неровно отодранной этикеткой… Не то. Колбаса докторская… Не то. Колбаса копчённая… Тоже не то. Банка со шпротами… Тем более, не то. Шоколадная паста. Может, это сойдёт за шоколадку? Не… Эта мелочь ещё отцу пожалуется, пожалуй, за такое «неуважение». Мала она ещё, чтобы её уважать… Раздаётся телефонный звонок, и эта мелкая бестия убегает на него отвечать, оставляя парня наедине с холодильником. И для кого он ищет там шоколадку – непонятно… Для себя, что ли? Ему то и шоколадная паста подойдёт…

– Ведьма с Земли у аппарата! – слышит парень звонкий голос сестры. – Да?! Ой… Конечно! Вы можете на меня рассчитывать!

Девочка вбегает к себе в комнату, оставляя брата на кухне. Минут через десять она, впрочем, снова там появляется, уже в своей зелёной бесформенной и безразмерной футболке и потёртых серых джинсах, с заплетёнными в две тугие длинные косички рыжими волосами, предварительно хорошо расчёсанными, недовольно интересуется, почему он до сих пор не одет, и, как ни в чём не бывало, хватает с ближайшей же полки ту самую ореховую шоколадку, отсутствием которой так возмущалась ещё минут пятнадцать назад.

Парень апатично пожимает плечами и идёт к себе. Пожалуй, за то время, которое жила его младшая сестрёнка, удивляться чему-либо было просто глупо. В конце концов, эта девчонка всегда была такой. И всегда считала себя в праве командовать всеми подряд. Но, хотя бы, не только им, что уже несказанно радовало. Ну или эта мелочь любила всех подряд шантажировать. Интересно, он то её брат, а вот как её остальные терпят то?

– Тимур! – восклицает «мелкая рыжая бестия», когда они уже выходят из дома. – Запомни, там, куда мы пойдём, твои дурацкие комментарии будут неуместны!

Комментарий к II. Глава шестнадцатая. Четвёртый обрывок событий.

* Песня, названия которой я не знаю – нашла где-то в интернете, скопировала текст, а автора не посмотрела. Если кто знает, скажите мне в личку, пожалуйста.

========== Бонусная глава. Немного о жизни Джулии Траонт. ==========

В дни лета природа роскошно,

Как дева младая, цветёт

И радостно денно и нощно

Ликует, пирует, поёт.

Красуясь в наряде богатом,

Природа царицей глядит,

Сафиром, пурпуром, златом

Облитая, чудно горит.

И пышные кудри и косы

Скользят с-под златого венца,

И утром и вечером росы

Лелеют румянец лица.

И полные плечи и груди –

Всё в ней красота и любовь,

И ею любуются люди,

И жарче струится в них кровь.

С приманки влечёт на приманку!

Приманка приманки милей!

И день с ней восторг спозаранку,

И ночь упоительна с ней!

Но поздняя осень настанет:

Природа состарится вдруг;

С днём каждым всё вянет, всё вянет,

И ноет в ней тайный недуг.

Морщина морщину пригонит,

В глазах потухающих тьма,

Ко сну горемычную клонит,

И вот к ней приходит зима.

Из снежно-лебяжьего пуху

Спешит пуховик ей постлать,

И тихо уложит старуху,

И скажет ей: спи, наша мать!

И спит она дни и недели,

И полгода спит напролёт,

И сосны над нею и ели

Раскинули тёмный намёт.

И вьюга ночная тоскует

И воет над снежным одром,

И месяц морозный целует

Старушку, убитую сном. *

Зимнее ночное небо – что может быть прекраснее его? Тёмное. Величественное. Пугающее. Особенно в ночь, когда годовое исчисление начинается с самого начала. Строгое, простое и до жути торжественное и праздничное. Лишь звёзды, лишь тонкий полумесяц луны и темнота… И голоса людей сливаются в один сплошной звук, почти гул, и слышать, что именно они говорят, уже совсем не важно… Вид этот навевал огромное множество мыслей, грустных, радостных, каких-либо ещё. Звёзды почти вечны, во всяком случае, так кажется людям. Впрочем, магам, вампирам, эльфам или сильфидам – тоже. Они тоже живут куда меньше, чем живут звёзды. Когда смотришь куда-то вверх, всё земное кажется настолько бессмысленным и маленьким, что становится почти грустно. Почти. Потому что грусть тоже – совсем земное чувство. Возникает, скорее, какая-то тоска. Какое-то необъяснимое уныние. Звёзды постоянно напоминают человеку о том, какое именно место он занимает в своём мире. Зимнее ночное небо. Что может быть прекраснее этой прекрасной картины, строгой и величественной. Небо над столицей, немного более светлое, нежели небо в провинциальных городишках, небо над королевским дворцом, красоту которого признали даже те, кто считал Орандор королевством слабым, даже те, кто презирал это королевство, небо над радующейся толпой празднично разодетых горожан. Оно, пожалуй, прекраснее всего, что только может быть на свете. Небо. Оно совсем не такое, каким бывает обычно. Впрочем, если на секунду оторваться от созерцания небес и устремить взгляд вниз, можно увидеть, что и город в эту ночь совсем другой. Горожане в эту ночь не спят, почти все их них, кроме, пожалуй, совсем маленьких детей, людей больных и очень старых. Люди поздравляли друг друга, общались даже с теми, с кем никогда в другое время и не заговорили бы. Так было в самом городе. А в королевском дворце начинался бал. Что из себя это представляло? Дамы в лучших своих платьях, главы и наследники самых знатных и богатых семейств в расшитых золотом и жемчугом камзолах, бравые гвардейцы в парадных камзолах; прекрасная музыка играет, приглашённые на бал танцуют, всё это великолепие отражается в огромных зеркалах… Блеск. Шум. Торжественность. Люди словно пытались заменить собой звёзды, будто хотели сверкать так же ярко, как сияют порой небеса. Но люди слишком глупы, порочны, развратны, чтобы осуществить это. Всё это великолепие дворцовых сводов привлекало, манило и… отталкивало от себя.

Странно… Джулии раньше это нравилось. До того самого дня, как умер её отец, все эти балы и празднества казались чем-то, что могло хоть как-то объединить отца и дочь, таких похожих и таких разных. Теперь королём был её брат, Генрих, худой, русоволосый, вечно заикающийся, парень, и празднества и балы потеряли для девушки всякий смысл. Джулия не любила Генриха. Даже маленький Теодор раздражал её меньше. Этот мелкий задира и безобразник, хотя бы, умел шутить и сам понимал шутки. Впрочем, а кого она любила из этой толпы вечно напыщенных придворных? При дворе принцессу Джил тоже никто не любил. Она старалась появляться во дворце так редко, насколько это было возможно, но сегодняшняя ночь… Она не могла пропустить её. Никто бы не понял, по какому поводу сестра короля пропускает бал. Её бы все осуждали. Как осуждали леди Рероаш, которая умудрилась заболеть. Джулии было даже жаль бедную старушку, когда-то одну из самых блистательных и обаятельных фрейлин. Леди Рероаш было уже за восемьдесят, она была довольно резка в общении с кем-либо, поэтому её не особенно любили. Впрочем, наверное, как бы она себя ни вела, как бы себя ни преподносила, любви к ней от окружающих вряд ли прибавилось бы. Бедная старушка, она была так одинока. Мужа у неё не было, детей тоже, а все братья и сёстры давно умерли. Леди доживала свой век одна, в своём огромном роскошном поместье, среди тех вещей, что напоминали ей о её блестящей молодости.

«Подумать только!» – брезгливо говорили люди. – «Заболеть в самый праздник! Как этой старой карге такое только удалось?! Да и разве порядочные люди пропускают такое событие?»

Девушке неприятно думать о том, что происходит сейчас в мире. Все эти распри не интересовали, не занимали её. Пожалуй, в последнее время, вообще, вряд ли есть то, что занимало бы её. Поэтому она снова поднимает глаза к этому тёмному звёздному небу. Джулия была ещё молода, была она так же и довольно красива, даже богата, даже очень богата, но никто не смел подойти к ней. Её даже не приглашали теперь потанцевать. После смерти отца, которого Джил не слишком любила, впрочем, всё изменилось не в лучшую сторону. Тогда она была дочерью старого короля. Теперь она была сестрой нового короля. Ей не остаётся ничего, кроме как удалиться в своё имение и заниматься там непривычными доселе делами. Жить как обычная девушка своего круга. «Не отказывая себе ни в чём» – кажется, именно так сказал Генрих. Интересно, он, действительно, такой идиот, что подумал, что такое можно сказать Джулии, не обидев её, или у него такое чувство юмора? В любом случае, Генри чужой для неё. Они воспитывались разными матерями, у её брата, кажется, даже был отчим, с которым они прекрасно ладили, а у Джулии был другой брат. Малыша Тео, пожалуй, Джил любила. Он был такой маленький, хорошенький и вредный, что ведьма каждый раз при виде его сдерживала себя, чтобы не завизжать от восторга. Когда она родит себе ребёночка, а это обязательно будет сыночек, молодая герцогиня была уверена в этом, он обязательно должен будет быть похожим на Теодора. Она бы хотела этого. Джулия улыбается сама себе, когда ей в голову приходят эти мысли. Да. Тео был таким милым, похожим на неё саму в детстве. Даже сегодня, когда ему сказали, что он должен будет лечь спать и не может всю ночь праздновать, он так забавно обиделся на неё и Генриха. Эх… Она сама обиделась бы лет двадцать назад. Теодор был похож на неё. Так же упрям, так же вреден. Когда он, наконец, вырастет, неизвестно, как это всё будет смотреться. Впрочем, в любом случае, Джулии так казалось, Тео будет куда приятнее Генриха. Тот ни за что не позвал бы её, если бы не тот факт, что при дворе его сестра раньше появлялась куда чаще его, и именно к ней уже привыкли те люди, которые королю служили. Теодора он тоже не позвал бы. Впрочем, он и не позвал. Джулия сама заехала за ним по дороге во дворец. Пожалуй, мать этого мальчишки была даже благодарна леди Траонт. А вот Генрих ребёнку во дворце совсем не обрадовался.

Генрих стоял и поражённо смотрел на мальчишку, который, улыбаясь, попытался поздравить старшего брата с праздником. Тео радостно выпалил начало стихотворения, которое ему посоветовала выучить мама. Он был искренне рад тому, что он оказался во дворце да ещё и на праздник. Отца своего малыш не помнил, слишком уж мал он был, когда тот умер, следовательно, не мог он помнить и того, как раньше бывал в королевском дворце.

– Я не хотел его видеть, сестра! – произнёс он резко, не утруждая себя даже тем, чтобы попросить Тео уйти в другую комнату на время его разговора с Джулией. – Ты знаешь, отец спал с той шлюхой, что является этому ребёнку матерью, и моя мать потеряла из-за этого своего ребёнка! Не думаю, что она будет рада видеть этого…

Теодор после этих слов предусмотрительно спрятался за сестрёнкой Джил и показал брату-королю язык. Герцогиня Траонт едва не улыбнулась этому, вместо этого просто погладила ребёнка по голове. По таким же тёмным, как и у неё, волосам. Пожалуй, если бы не характер, он был бы похож на Деми. Ребёнок прижался к ней крепче. Джулии тогда так хотелось врезать Генриху за его слова, но вместо этого она просто ответила ему.

Тео был так обижен. Ещё бы! Он ждал встречи со старшим братом, радовался этому… И тут? Ребёнок вряд ли мог помнить своего отца, он был слишком мал, когда тот умер. Но ему, пожалуй, хотелось это помнить. У него не было братьев или сестёр его возраста, как у Джулии, у него не было любящего отчима, как у Генриха. Он чувствовал себя одиноким. Мать не смогла бы дать ему всего, хотя, Джил видела это, эта несчастная женщина искренне пыталась это сделать.

– Зато наш отец спал с твоей матерью, когда моя едва оправилась от родов, – возражает герцогиня. – Уверяю тебя, у меня есть не меньше поводов назвать шлюхой твою мать, чем у тебя – мать Теодора. Но я этого, почему-то, не делаю.

Голос Джулии слишком резкий, она злится, и малыш Теодор в испуге зажимает уши, хотя продолжает прижиматься к сестре. Генрих вздрагивает от негодования. Он не ожидал этого услышать. Эх, Генри! Он, небось, думал, что его сестрёнка Джил промолчит! Он всегда её недооценивал. Отец вот понял бы, что с ней лучше лишний раз не спорить. Хотя отец умел спорить куда лучше Генриха.

Генри всё молчит в ответ, потому что не знает, что можно ответить сестре. Как и всегда. Джулия даже на секунду сердится на брата, что тому хватило ума не спорить с ней при людях. В комнату входит вдовствующая королева, как окрестила себя эта женщина. Как же она некрасива! И что только отец в ней нашёл? Мать Джулии была куда красивее. Впрочем, король никогда не отличался постоянством, и Дея, мать Генриха, тоже вскоре была отвергнута им. Кажется, они потом снова, уже после смерти отчима Генри, пересекались с отцом. Дея даже во второй раз забеременела.

– Генри! – кричит эта старуха своим некрасивым голосом. – Генри! Я надеюсь, ты надел тот жёлтый камзол?

Джулия усмехается – Генри так смущён и перепуган. Теодор тоже тихонько смеётся и поглядывает снизу вверх на сестру. Маленький. Какой же он маленький. Джил редко умилялась при виде маленьких детей, обычно, они её даже раздражали, но Тео казался ей настолько милым, настолько похожим на неё и на отца…

Вдовствующая королева замирает, когда видит Теодора. Лицо её искривляет гримаса отвращения. Дея никогда не любила этого ребёнка. Она даже едва разрешила присутствовать его матери на похоронах короля. Тогда тоже на этом настояла Джулия. Тео прижимается к сестре ещё крепче. Эта старуха пугает его даже больше, чем презрительные слова брата.

– Генри! – снова кричит вдовствующая королева. – Генри, почему я здесь вижу ребёнка этой шлюхи?!

Теодор весь сжимается от страха. Следовало попросить его подождать в другой комнате. Нечего такому маленькому мальчику слушать, что именно говорят про него взрослые. Особенно, если это далеко не приятные слова. Генрих молчит, он не знает, что ответить матери. Кажется, отвечать придётся Джил. Снова. Как и всегда, когда следовало заставить эту старуху замолчать. Герцогиня Траонт искренне не любила её. Она всегда была такой неприятной, злой…

– Должно быть потому, что он здесь находится, миледи, – произносит Джулия.

Старуха-королева шипит и выходит из комнаты. Тогда Джил начинает задумываться о том, что Теодора не следует оставлять одного, когда начнётся бал. Кто знает, что может с ним сделать Дея? Мысли герцогини снова возвращаются к звёздному небу. Звёзды – не люди. Они не умеют лгать, они не убивают друг друга… Наверное, со стороны она выглядит более, чем странно. Ещё бы – идёт бал. Люди танцуют, веселятся, а она просто смотрит на небо, которое неизвестно что может ей дать. Но звёзды, как кажется Джулии, куда лучше, чем люди.

Стоять на балконе сейчас, пожалуй, прохладно, и ведьма теребит свою накидку, желая согреться. Она даже не замечает, что к ней кто-то подходит сзади. Впрочем, незнакомец подкрадывается так неслышно, что, пожалуй, не заметил бы никто, не только Джил. Джулия оборачивается резко, даже слишком резко. И встречается взглядом с незнакомыми ей глазами разного цвета. Леди Траонт про себя подмечает, что, конечно, природа посмеялась над этим человеком, наградив его глазами фиолетового и жёлтого цветов и, в остальном, совершенно непримечательной внешностью.

– Приветствую вас, Ваше Высочество! – кланяется незнакомец. – Моё имя – Седрик Солнман. Мне бы хотелось, чтобы вы уделили мне несколько минут.

Джулия презрительно фыркает, впрочем, не возражает. Седрик – что за глупое имя! У его матери было плохо с фантазией! Она ни за что на свете не назовёт так сына! Ей и не хочется возражать. Звёзды на небе ещё такие яркие, даже здесь, в центре Орандора, что сводить с них глаз совсем не хочется. Человек, представившийся Седриком Солнманом, накидывает на плечи леди Траонт свою куртку и просит её зайти в помещение. Девушка пожимает плечами, но, впрочем, следует за новым знакомым.

Интересно, кем он был? По виду не скажешь, что орандорец. Скорее всего, из близлежащего королевства – Тизиорана. Люди оттуда часто обладали похожей внешностью. И их глаза… Пожалуй, цвет их глаз всегда всех удивлял. Жёлтые, фиолетовые, красные – Джулия как-то была там и ни у одной из служанок, что к ней приставили, не было, например, серых или карих глаз. Тогда леди Траонт подивилась этому. Сейчас она, наверное, уже не обратила бы на это внимания. Но тогда она впервые путешествовала с отцом, это случилось, когда её ведьма-наставница в одиннадцать отпустила ей на две недельки отдохнуть. Как же тогда её всё это увлекало! Наверное, почти так же, как сейчас всё увлекало малыша Теодора.

– Не знаю, как предложить вам это, – задумчиво произносит Солнман. – Миледи, быть может, всё это покажется вам крайне странным…

Джил присаживается на диван, устало смахивает прядь своих чёрных волос, упавшую на лоб. В комнате, куда её привёл Седрик Солнман, слишком светло. Особенно после того созерцания ночного неба. Джулия бы хотела снова уйти туда. Она и уйдёт обратно на балкон, как только человек договорит. А Солнман всё не продолжает, и герцогиня начинает злиться. Она не для того ушла с балкона, чтобы он просто молчал! Смотреть на звёзды было так приятно, и девушке хотелось поскорее вернуться туда, а не стоять и наблюдать за тем, как какой-то из гостей её брата не может выдавить ни слова. Он хотел ей что-то предложить, но до сих пор не прозвучало не единого слова. Принцессу Джил это злило.

– Уж предложите как-нибудь, раз начали! – бросает Джулия резко. – Я жду!

Седрик Солнман тяжело вздыхает. Он показывает герцогине на часы, что стоят на камине, та равнодушно смотрит на них. Обычные часы. Достаточно красивые, но это их обычности совсем не отменяет. Джил пожимает плечами. Ей уже хочется уйти. Этот человек не сказал ничего, что могло бы заинтересовать её. Ничего, ровным счётом ничего. Разве он не понимает, что, чтобы привлечь внимание ведьмы нужно что-то большее, чем простые часы? Отец, кажется, эти часы особенно не любил. Впрочем, Джулии могло просто казаться это.

Покойный король, вообще, в конце своей жизни не любил какие-либо часы – механические, песочные, солнечные. Они напоминали ему о том, сколько ему ещё осталось в этом мире. А тогда ему оставалось совсем немного. Герцогиня Траонт снова пожимает плечами. Она не знала, что было особенного в том предмете, на который указал ей Солнман.

Леди Траонт с досадой смотрела на часы. Самые обычные. Небольшие. Совсем небольшие. А рядом стояла ваза с цветами. Кажется, это были любимые цветы вдовствующей королевы Деи. Золотые ариодизы. Что за глупое название! Джулия как-то слышала, что в других мирах таких нет. Многие знатные дамы Орандора любили их, ариодизы считались признаком достатка и роскоши. Наверное, именно поэтому Дея так любила их. Прожив большую часть своей жизни очень бедно, она так и не смогла привыкнуть к роскоши, что стала окружать её после коронации её сына. Джулия нередко думала о том, что, наверное, Дея вряд ли когда-нибудь сможет к этому привыкнуть. Джил тоже росла далеко не в роскоши, но деньги у её семьи, пожалуй, были всегда. Мама никогда не стесняла себя в чём-либо.

– Не понимаете? – грустно бормочет мужчина.

Джулия кивает. Она с вызовом смотрит на человека, который отвлёк её. Часы… Она совсем не понимала, почему он указывал на них. Они были… обычные. Совсем обычные. Такие, каких во дворце было сотни! С таким успехом можно было показать на любой предмет. Её злило то, что она не смогла отгадать загадку, что задал ей этот человек. Она всегда славилась своим умением понимать то, что обычно никто не понимал. Так почему же теперь она ничего не понимала?

Какая глупость! Какая несусветная глупость! Что мог предложить ей этот человек? Быть может, он, вообще, был не в своём уме, раз посмел предложить что-то подобное! И зачем только она пошла за ним?

– Не понимаю, – соглашается она.

Солнман снова вздыхает. Что же за глупое у него было имя! Седрик! Надо сильно постараться, чтобы назвать ребёнка как-нибудь более нелепо! Интересно, где, вообще, мамаша этого мужчины откопала такое имя. Сейчас редко называли детей так. Интересно, сверстники не дразнили этого мужчину, когда он был маленький. Джулия обязательно сделала бы так на их месте. Ей не нравилось его имя. Впрочем, и сам он ей не нравился. Слишком этот Солнман был… странным. Даже для неё, ведьмы, которая считала, что странного для неё ничего быть не может!

– Так вот о чём я хотел вас попросить… – начинает говорить Седрик Солнман после недолгого молчания. – Вы знаете о пророчествах?

Герцогиня Траонт кивает. Как же ей надоел этот человек! Он начал вдруг ей что-то рассказывать. Будто не понимает, что она, ведьма, уж точно должна знать об этом. О том, к какой расе и к какому классу она относилась, знал, пожалуй, каждый. Почему же этот противный Солнман задал ей такой вопрос?

– Разумеется, я знаю! – фыркает она недовольно. – Кто же не знает о них?

Мужчина почему-то улыбается. Чему? Он был какой-то слишком уж странный. Джулия уже поднялась, чтобы уйти. Ей совсем не хотелось слушать этого человека. Пожалуй, следовало сделать это уже давно. Нет. Следовало просто не идти за ним, когда он предложил ей войти в здание. Стояла бы она сейчас и смотрела бы на небо. На небо, которое было источником силы для некоторых магов. Интересно, а для неё – тоже? Джулия не была магом заклинаний, она знала это, хотя сейчас многие из этих мини-ритуалов у неё получались, у настоящих магов заклинаний они получались сразу. Она была ведьмой стихии. Ведьмой природы.

Человек почему-то молчит. Герцогиня Траонт недовольно хмурится и уже направляется к выходу. Ей совсем не хочется тратить своё время на того, кто даже не уважает его. Джулии хотелось бы ударить своего нового знакомого, но, пожалуй, это придётся по вкусу любителям сплетен. Она не хочет снова стать источником для всех этих дурацких россказней! Она, и так, постоянно находится в центре внимания.

– Стойте! Пожалуйста, стойте, Ваше Высочество! – хватает её за руку Седрик Солнман. – Мне нужна ваша помощь, чтобы кое-что понять в них. Я был бы очень признателен вам, если бы вы…

Девушка поворачивается к нему и с интересом на него смотрит. Пожалуй, теперь у неё больше поводов остаться здесь, нежели уйти. На балу, всё равно, пожалуй, слишком скучно, а на звёзды она ещё успеет насмотреться, когда они с Солнманом поговорят о том, что нужно этому мужчине.

– С этого следовало начинать! – замечает Джил недовольно. – Что вам нужно, господин Солнман?

На лице Седрика мелькает несколько нервная улыбка. Конечно, герцогиня Траонт, как всегда, сделала что-то слишком быстро для леди! Мама бы обязательно начала сейчас читать ей нотации! Как глупо! Но, впрочем, ведьма думает, что исправляться она пока не собирается. Ей нравится смотреть на то, как нервно на неё поглядывают все, кто, всё-таки, решился заговорить. Ей нравится смотреть на то, как обсуждают что-нибудь из её поведения придворные дамы. Ей нравится видеть себя другой, не такой, как все эти люди, собравшиеся здесь. Очень нравится.

А отец, напротив, одобрил бы это. Она знала. Покойный король сам был достаточно резок, сам был достаточно самолюбив и горд. Совсем не такой, каким был сейчас Генрих. Генрих – лишь бледная тень отца. Теодор, возможно, когда вырастет, будет похож на своего родителя, а вот Генрих не был похож никогда. Джулия, пожалуй, любила своих родителей. Почти. Чаще всего. Её младший братишка Теодор тоже был ей родным. Она его видела сейчас. Он был совсем маленький. Хотя, наверное, ему сейчас казалось, что он уже очень-очень взрослый. Джил самой когда-то так казалось.

Мама обязательно, обязательно поругала бы её за плохие манеры. Но, Джулия довольно равнодушно про себя заметила, что матери её тут нет, и, вообще, появиться она тут не сможет даже при большом желании.

– Я хочу познакомить вас с одним моим знакомым, принцесса, – говорит Солнман. – Он вампир. Быть может, вы его знаете. Его зовут Вэлэриу Грацеда, и он присутствует здесь сегодня.

Девушка кивает. Она прекрасно знает, кто такой этот вампир. Почему Седрик заговорил о нём? Вампира Джулия не любила. Впрочем, не только Грацеду. Она, как и многие из магов, не любила вампиров и эльфов. Вэлэриу Грацеда, наверное, тоже не оценит рвения Солнмана познакомить его с ведьмой. Герцогиня Траонт, во всяком случае, не оценила бы на его месте.