Текст книги "Вернуться в сказку (СИ)"

Автор книги: Hioshidzuka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 103 страниц)

Георг Хоффман был доволен собой. Прошло даже меньше, чем полчаса, а Мария, кажется, заинтересовалась его предложением. Делюжан был бы доволен его успехами. Что же… Расположить к себе молоденькую девушку было не слишком сложно. Тем более ту, которая и сама готова сбежать с того бала. Под любым предлогом. Граф видел, что принцесса даже благодарна ему за то, что ей не пришлось находиться там, средь этой капризной публики.

Тут, в небольшой уютной комнатке, эта девочка – называть её девушкой Хоффману не хотелось – чувствовала себя спокойнее. Только сейчас, когда наследная принцесса думала над его предложением, он позволил себе разглядывать её. Она не была похожей на Алесию или на её двоюродную сестру Гретэль. В ней не было хрупкости тех, в ней не было того кокетства, того жеманства… По её глазам, по её взгляду можно было понять, что девочка была довольно умна, хоть и наивна. Пока. Впрочем, Георг надеялся, что наивность её останется с ней ещё хоть какое-то время. Волосы у неё были совсем светлые, даже светлее, чем у Алесии. Правда, не было привычных Хоффману кос: волосы девочки были совсем короткие. Мужчина даже подивился: у её сестры были очень длинные волосы. Почему же у принцессы Марии самые длинные пряди не достигали даже подбородка? Что же, на Земле совсем не обозначены нормы причёсок знатных леди? Впрочем, надо было поинтересоваться традициями землян. Георг сам знал только традиции до конца девятнадцатого века. Может, стоило всё-таки изучить традиции и историю Земли ещё за два века…

– Я думаю… – прошептала девушка неуверенно. – Я думаю, мы сможем сотрудничать.

Хоффман улыбнулся. Как он и ожидал, Мария быстро согласилась на его предложение. Что же… Тем лучше. Вряд ли что-то могло быть лучше такой быстрой победы.

Со смерти Аннэт прошло уже четыре года, а со смерти Мари – три, но Джордж ещё не мог позабыть мёртвого взгляда первой и общего вида мёртвого тела второй. Больно даже подумать, что когда-то эти две девочки были живы. И обе погибли из-за него. Одну он сам в гневе столкнул с лестницы, а второй не пришёл на помощь, когда эта помощь была нужна.

Джорджу было девять лет, и в его доме самыми частыми гостями за эти три года стали психиатры и другие врачи, “пытавшиеся помочь”. Отец, узнав, что мальчик постоянно во сне шепчет имя своей сестрёнки Мари, решил, что сыну нужно предоставить полный перечень медицинских услуг. Мальчик не понимал, зачем ему было это нужно? Он не был болен. Теперь он знал это. То, что все называли болезнью, на самом деле было просто даром. Магия, которая жила в нём, позволяла делать такие вещи, что… Расплатой были лишь головная боль, голоса в голове и ночные кошмары… Разве цена слишком велика? Джордж даже способен сам платить её! Так зачем же нужны все эти глупые люди? Люди, которые всё равно не могли сделать ничего.

Джордж сидел на крыше и наблюдал оттуда за тем, что происходило на улице. Во дворе дома, куда поместил его отец. Впрочем, ситуация на улице вполне отражала ситуацию в самом доме. На крыше было место, откуда было видно всё, но где его не видел никто. За старой печной трубой. Точнее, между этой трубой и башенкой, пристроенной к дому ещё прадедом мальчика. Уже пять часов ребёнок сидел здесь и смотрел за тем, как все суетятся, разыскивая его.

Джордж увидел машину, подъезжающую к дому. Отец… Интересно. Даже он подключился к его поискам. Странно, он ведь сам запер его в стенах этого дома, даже не наведывался последние полгода… Зачем же тогда он делал вид, будто сын ему нужен? Зачем? Разве все уже не поняли обратное?

– Джордж! Джордж! Помоги мне! Помоги, пожалуйста! – снова услышал мальчик.

Нет, нет, только не это! Джордж встал. Оставаться в том положении, в котором он находился до этого – почти без опоры, держась только за гвоздь, неизвестно почему торчавший из старой печной трубы, – было просто опасно. Мальчик не был уверен, что при повторении приступа он сможет удержать равновесие и не свалиться с крыши. Это была бы слишком глупая смерть.

– Джордж! Джордж, помоги! Мне больно! Я боюсь!

Снова. Странно только: раньше этот кошмар он слышал только по ночам. Сейчас всё происходило почти наяву, и Джорджу стало казаться, что то, что произошло до этого: смерть Мари, последующие три года – всего лишь страшный сон, и ему стоит скорее бежать к любимой сестре, чтобы то, что он видел, не произошло на самом деле…

Джордж ударил кулаком по кирпичной трубе. Больно. Значит, это не сон? Мальчик не понимал, что происходит с ним. Он не понимал, что вообще происходит. Мир начинал терять краски, потом всё стало блекнуть, кружиться и… Нужно было срочно прибегнуть к тому способу, что всегда помогал ему при приступах – просто увидеть кровь. Свою, чужую – неважно. Важен лишь вид крови. Только это помогало раньше, значит, только это может помочь сейчас.

Что происходило дальше, Джордж помнил смутно. Очнулся он лишь сидя на полу, среди осколков той дорогой вазы, которую непонятно почему не вывезли из этого дома. Кровь стекала по его руке, а рядом суетились врачи, няня, экономка, отец…

Георг Хоффман идёт по коридору дворца королевского советника Делюжана. По правде говоря, это самый богатый дворец, который когда-либо видел молодой мужчина. А сколько здесь хранилось произведений искусства, с таким упоением собираемых министром…

Сам Делюжан находился в своём кабинете. По правде говоря, Хоффман даже завидовал этому человеку, хоть у него самого всегда были и хорошие кабинеты, и роскошный дворец… Кабинет Делюжана находится на третьем этаже дворца, и это одна из самых богатых и красивых его комнат. Портрет министра висел на стене, противоположной той, где находилась дверь. Портрет короля же висел напротив огромного окна. Да… Делюжан не пожалел денег на оборудование всего этого великолепия…

– Как всё прошло? Девчонка что-то заподозрила? – спрашивает пожилой мужчина, сидящий в кресле. – Ты убедился в этом?

Хоффман улыбается. Разве мог он себе позволить не убедиться в отсутствии подозрений у этой юной леди? Впрочем, Мария была ему даже немного симпатична, и он вряд ли сделал бы с ней что-то, что он обычно предпринимал в экстренных ситуациях.

– Всё прошло успешно. Принцесса Мария “клюнула” на вашу уловку, господин Делюжан. Я лично проследил за всем этим. Единственное – нам чуть не помешали.

Министр медленно встаёт с кресла. В его взгляде появилось некоторое подозрение. А подозрение во взгляде этого человека может означать, что тому, кто вызвал это подозрение, не жить. И Георг Хоффман на всякий случай спешит заверить:

– Мальчишка. Простолюдин. Зовут Алом. Принцесса Мария, во всяком случае, назвала его именно так. Пришлось прибегнуть к помощи Алесии, – усмехается граф и видит, что морщинки на лице министра разглаживаются.

Тот прекрасно знает, что означает фраза “помощь Алесии”. Эта девчонка всегда была слишком распущенной, своевольной, непредсказуемой, что министр никогда не понимал, что именно можно было ожидать от неё. Впрочем, должна же быть от этой девицы хоть какая-то польза… Делюжан медленно подходит к Георгу. Так же медленно, как ходит всегда, без тени торопливости, без единого лишнего движения…

– А что насчёт твоей девчонки… Если она будет нам мешать…

Министр пристально смотрит в глаза Хоффману. И тот знает: отводить сейчас взгляд равносильно гибели. Равносильно краху всего, что он смог построить. Делюжан специально испытывает его. И Георг Хоффман прекрасно знает, что будет с ним, если он не сможет пройти это испытание.

– Я убью её, – равнодушно произносит Георг и, отвесив поклон, выходит из кабинета Делюжана.

Я скорее убью тебя, нежели её…

___________________________________________________

*Песня Мельницы “Дороги”

========== I. Глава тридцать третья. Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. ==========

Нас книги обманут,

А люди не вспомнят -

Последняя битва

Сорвёт голоса.

Стараться не стану,

Ничем не наполнить -

Пустая молитва,

Пустые глаза.

А ты уходи,

И чем дальше, тем лучше.

Нет права тебе

Вернуться назад

И ты не следи,

Как, цепляясь за тучи,

Дорогой небес

Поднимается Ад.

Нас Дьявол покинет,

И Бог отвернётся,

Сломается хрупко

Бессильная сталь.

И время застынет,

И кто-то вернётся,

За тем, чтоб найти

На пороге Грааль.

Молчание дней,

Славной жизни кумиры

Уходят стремительной

Горной рекой.

Мы будем сильней

За границами мира,

Мы пленом земным

Заслужили покой.

Протянуты в вечность

Вечерние тени.

Дневная обида

Предсмертно нежна.

Фальшивая ценность

Пустых откровений

Для всех очевидна

И этим смешна.

Не видно лица

Неизбежности жуткой,

Где пламя ревёт

И бессильна вода.

Душа в небеса

Улетает голубкой.

Она не умрёт,

Не умрёт никогда.*

Делюжан спокойно смотрел, как уходит из его кабинета Хоффман. Всё-таки, правильно он поступил, когда, увидев шестнадцатилетнего мальчишку, стоявшего на площади, решил предложить ему работать на первого министра. Парнишка тогда, казалось, вообще, не имел понятия обо всех этих политических дрязгах. Он, казалось, даже не слышал никогда ни о чём подобном. Где же он рос? По его внешнему виду никак нельзя было сказать, что это простолюдин. Да и копнув глубже, Делюжан убедился в том, что это не так. Почему же шестнадцатилетний Георг ни о чём не знал? Он был прекрасно воспитан, но никого в королевстве не знал, даже короля. Так же, Делюжан заметил, что мальчишка совсем не ориентировался в городе. Значит, рос не в столице, сделал вывод советник короля. В быту мальчик был совсем бесполезен. Он не понимал элементарных вещей, хоть, как заметил Делюжан, был вовсе не глуп и не лишён практичности.

Министр не мог до конца понять, что за человек был граф Хоффман, и это сильно мешало ему. Неудобно вести дела, не зная полностью того человека, что стоит перед тобой. Георг в тот момент не был избалованным жизнью подростком, и, как заметил министр, парень умел здраво оценивать ситуацию. А это было одно из тех качеств, которые он требовал от своих подчинённых. Что же… Это было очень даже неплохо. Иметь такого союзника, как Георг Хоффман было неплохо. Правда, Делюжан всегда опасался того, что этот хрупкий союз может быстро перейти во вражду. А врага такого иметь не хотелось. Мальчишка быстро учился. Министру довольно быстро удалось научить его стрелять. Но Делюжан никогда не мог быть полностью уверен в чём-либо. И союзников, в основном, он выбирал по принципу: “Ты, всё равно, не имеешь возможности отказаться”.

Делюжан ненавидел то, что не приносило ему пользу. Хоффман приносил ему не мало полезных сведений. Хоффман выполнял многие его поручения. Почему же тогда граф не внушал доверия первому министру?

В кабинете было душно. Советник короля Алана никогда не любил духоту. Это мешало ему думать. А имеет ли право человек, фактически находящийся во главе государства, терять хоть минуту из-за этого? Нет. Делюжан не мог бы простить себе даже эту минуту.

Мужчина вышел из кабинета. Ему хотелось выйти в сад. Уж там то точно куда больше свежего воздуха, необходимого ему для нормальной мозговой деятельности. Немного подумав, королевский советник зашёл обратно в кабинет, взял там одну из лежавших на столе книг и снова вышел. Не хотелось больше находиться в том душном здании. Тем более, в здании с такой историей, которую имел дворец первого министра.

Сад нравился Делюжану куда больше, чем его собственный кабинет. Тут можно было дышать полной грудью. Тут было даже более спокойно, нежели там… Там – в том проклятом здании. Что случилось с людьми, жившими когда-то во дворце нынешнего первого министра? Кто-то из них было отравлен на одном из званных обедов, кто-то заколот кинжалом в одну из прохладных летних ночей, кто-то был убит на поле боя… Делюжан помнил только, что ни один из тех людей, кто жил когда-то в его дворце, не умер своей смертью. Советник короля помнил, как суеверная Моника пыталась убедить его переехать из этого проклятого дома хоть куда-нибудь, пытаясь объяснить это тем, что если дворец на самом деле кто-то проклял, нет ничего лучше, чем просто разрушить это здание, пока оно не принесло ещё одну смерть.

Моника… Именно она сейчас шла по одной из главных дорожек сада. Наверняка, она идёт к нему, чтобы отдать очередной отчёт. И почему она не могла успокоиться и скинуть всё это на Хоффмана? Тот, правда, и так, был загружен всем, чем только можно, но ведь и у Делюжана дел невпроворот. Можно же было понять это. Нет. Моника казалась куда более взволнованной, нежели обычно. Неужели, у неё случилось что-то серьёзное, или она, как и всегда, явилась по пустяковому поводу?

– Господин Делюжан! – услышал мужчина взволнованный крик увидевшей его девушки.

Первый министр спокойно повернулся к ней. Волосы девушки были растрёпанными, что уже было довольно странно. Особенно для неё. Может, увидь Делюжан перед собой ту же Алесию, он бы и не стал удивляться. Но Моника с растрёпанными волосами…

– Что с вами, моя дорогая? – спрашивает советник короля, подходя к своей подчинённой.

Та дрожит. Мужчина про себя отмечает, что для этой леди это вовсе не характерно. Это слишком необычно и даже почти немыслимо. Что же могло случиться?

– Господин Делюжан, помните, я говорила вам про приют, которому я пытаюсь как-то помогать? – еле шепчет Моника.

Слова даются девушке тяжело, и Делюжан думает, что если шпионка не сможет оправиться от своего горя, то как бы это не было прискорбно, её придётся убрать. И никакое “личное отношение” не должно иметь места в его работе. Даже если он будет всех жалеть, никто не будет жалеть его.

– В приюте уже два месяца пропадают дети! А недавно, некоторых из пропавших нашли мёртвыми! Понимаете?! Говорят, на телах, – девушка уже всхлипывает, – многих из них имеются шрамы. Похожие на те, что могут оставаться после хирургических операций…

Делюжан сглатывает. Если всё, действительно, так, как сейчас говорит Моника, ему и самому следует знать, чьих это рук дело. Иначе, всё может обернуться очень плохо для королевства. Положение короля, и так, не слишком надёжное. Министр знал, что в некоторых слоях общества уже готовилась революция. Два года назад он с таким трудом подавил один из бунтов… Не хотелось бы, чтобы общество снова всколыхнулось. Это было бы слишком опасно.

– Ты не знаешь, кто мог это сделать?

Девушка качает головой и снова всхлипывает. Делюжан, как и следовало бы поступить истинному джентльмену в такой ситуации, осторожно, стараясь лишний раз не дёргать изрядно переволновавшуюся Монику, отводит её в гостиную, усаживает на диван, даёт выпить стакан воды. Ту это не особо успокаивает. И первому министру даже становится стыдно за то, что он за тех детей совсем не переживает. Для него нет ничего важнее его нынешнего положения в обществе.

– Эти изуверы… Эти изуверы… Они убили тех детей! Я знала лично каждого! Знала… И вот – они мертвы… Почему? Почему, господин Делюжан? Почему?!

Моника рыдает, а советник короля приказывает одному из своих слуг отправляться к Хоффману. Обычно, именно он занимался подобными делами. Что же… Пусть поработает над этим и сейчас.

Девятилетний мальчик сидел на диване и читал что-то, когда мистер Райт вошёл в комнату. Ребёнок даже внимания не обратил на гостя, вошедшего в комнату. Мужчине же подумалось, что всё почти повторяется, только рядом с этим мальчиком теперь не сидит та девочка, Мари. Нужно будет спросить его, где сейчас его сестра.

– Джордж, привет. Ты помнишь меня? – спрашивает психолог, присаживаясь рядом с ребёнком.

Ребёнок тихо кивает, но даже не думает повернуться к мистеру Райту и посмотреть на него. И мужчине кажется, что почти ничего не произошло за те три года, которые он не видел этих детей. Наверное, ему стоит спросить, что же произошло за эти три года…

Джордж сидит тихо. Слишком тихо для девятилетнего ребёнка. Книгу он отложил. Психологу кажется, что от этого этот мальчик стал выглядеть ещё более странно. Бледный, темноволосый, худой, этот маленький человек был больше похож на какого-нибудь призрака, нежели на обычного нормального ребёнка.

– Ты не рад меня видеть? – усмехается мистер Райт, пытаясь как-то разрядить обстановку.

Мальчик снова берёт в руки книгу. Он не кажется ни радостным, ни расстроенным, ему просто безразлично. Для него нет разницы – есть ли в комнате психолог, или его уже нет. Мужчине кажется, что это как-то слишком даже для этого мальчика.

– Ко мне приходит много врачей… – подаёт голос ребёнок. – И не только врачей. Отец приглашал ко мне гадалок, ведуний, знахарок… Глупо, не так ли?

Мистер Райт пожимает плечами. Он как-то видел отца Джорджа, Дэвида Блюменстроста, и нельзя сказать, что отец мальчика произвёл на него приятное впечатление. Дэвид был несколько груб. Мать мальчика, Элис Блюменстрост, казалось, была запугана – она за весь тот вечер не произнесла ни слова, женщина даже не смотрела ни на кого.

– Он беспокоится о тебе, – произносит мистер Райт, и про себя думает, что вряд ли сам верит в это.

Ребёнок качает головой. И мужчине кажется, что он просто обязан как-то разрядить обстановку. Было слишком неудобно, неловко говорить с этим мальчиком сейчас.

– Джордж, ты не мог бы позвать Мари? Мне кажется, что она…

Джордж неожиданно вскакивает с дивана и выбегает из комнаты. Психолог остаётся сидеть там. Что он такого сказал? Неужели, что-то случилось с той милой девочкой? Мужчина медленно встаёт и идёт к миссис Лэнд. Уж она то точно должна знать, что случилось с девочкой.

Моника с надеждой смотрит на Хоффмана. Он должен был найти хоть какую-то зацепку… Должен был… Девушка не верила, что такой человек, как Георг, не смог найти ничего. Она просто не могла поверить в это. Делюжан смотрел на Хоффмана с интересом, но надежд и уверенности Моники он не разделял. Вряд ли можно было выяснить что-то в такой короткий срок. Хоффман не смотрел ни на кого из них. Он был всецело поглощён своими мыслями. И это вряд ли нравилось кому-то из этих двоих.

– Ты нашёл? – спрашивает мисс Эливейт.

Девушка готова, в который раз за этот злосчастный день, снова разреветься, только услышав неутешительные новости. Вся эта история сильно вымотала её, она слишком устала, чтобы воспринимать всё достойно.

– Я могу сказать только то, что приют, про который ты говорила, теперь под охраной. Я не думаю, что дети будут пропадать оттуда и дальше. Хотя…

Моника всхлипывает. Девушка не сможет выдержать ещё одной смерти… Не сможет. Это слишком тяжело и больно для неё. Делюжан приподнимается с кресла и недоверчиво смотрит на графа.

– Я узнал, что пропало десять детей. Десять из тысячи! В приюте даже больше тысячи детей… Самому младшему из пропавших двенадцать, самому старшему – пятнадцать. И девять из них имеют репутацию трудных детей.

Делюжан усмехается. Морщины на его лице разглаживаются. Проходит меньше минуты, как первый министр начинает хохотать. И Георг Хоффман тоже начинает улыбаться. Вся эта ситуация с пропажей детей теперь кажется советнику ерундой, не требующей особого внимания.

– Дорогая моя, – произносит советник, – когда я был подростком, я неоднократно сбегал из дома. Что же говорить про детей, которые растут в приюте? Им просто хотелось почувствовать себя свободными, взрослыми…

Моника гневно смотрит на первого министра, потом переводит взгляд на усмехающегося Хоффмана. В этот момент девушка готова убить этих двоих. Как можно смеяться над таким горем, как смерть тех детей? Мисс Эливейт вскакивает со своего места, зло смотрит на двух мужчин сидящих в кабинете, потрясённо качает головой и выбегает.

Граф Георг Хоффман смотрит ей вслед. Смотрит так, как будто эта ситуация что-то напоминает ему.

***

Георг не понимал, что нужно от него этой сумасшедшей! Да и как он мог понять её, когда она не могла нормально связать и двух слов?! Нет, это было просто ужасно! Он не нянька и не жилетка, чтобы Гораций и Моника использовали его только для того, чтобы выплакаться и выложить свои грандиозные планы. Нет, это было даже унизительно для чернокнижника! О чём только он думал, когда подружился с ними?

– Моника, я не считаю, что не прав – все дети подростки, при том, трудные подростки. Они просто решили сбежать из приюта. И всё. Ты уж извини, но глупо думать, что их кто-то похитил, – не выдерживает в какой-то момент Георг.

Девушка зло посмотрела на него, потом вскочила, подлетела к нему и дала пощёчину. Хоффман даже был готов рассмеяться. Щека горела от её удара, но сам тот факт, что Моника не смогла держать себя в руках, что она была так зла сейчас, грел графу душу.

У вас есть душа?

Воспоминание о той убитой сильфиде заставляет Хоффмана задуматься. А так ли она была не права? Впрочем, стоило ли думать об этом? Права или нет была та девушка уже вовсе не важно.

В комнату входит Юта. Бледная, чем-то испуганная… И графу становится абсолютно всё равно, что подумает о нём Моника, что его репутации неприступного и холодного человека может прийти конец, что он будет выглядеть совсем не так, как хотел бы.

– Что случилось, Юта? – спрашивает мужчина, вставая с кресла и подходя к девочке, и замечает слёзы на её бледном худеньком личике.

Девочка качает головой, а потом вдруг прижимается к Георгу Хоффману, заставляя того окончательно позабыть о том, что в комнате находится ещё и Моника.

– Приснился кошмар… – тихо шепчет Юта. – Можно я посижу рядом с тобой?

И граф кивает головой, берёт девочку на руки, она совсем лёгкая, хоть Хоффман прекрасно знает, что девочка набрала в весе за те два с половиной месяца жизни у него, Юта ещё совсем худая, и осторожно усаживает её на диван. Туда, где только что сидел сам. Моника смотрит на этого ребёнка с изумлением. Она никогда ещё не видела эту девочку, и ей кажется странным сам тот факт, что Хоффман, вероятно, усыновил этого ребёнка.

Девочка засыпает довольно скоро, и Георг прикрывает её пледом. Мисс Эливейт готова поклясться, что граф очень тепло относится к этому ребёнку. Кто эта девочка? Дочь? Хоффман ещё слишком молод, чтобы иметь такого большого ребёнка. Насколько помнит Моника, ему всего лишь двадцать пять лет, а девочке на вид можно дать лет одиннадцать. Сестра? Девушка никогда не видела родителей Георга. Мужчина старался даже не упоминать их. Лишь один раз он сказал, что не хочет видеть их. Племянница? А были ли у Георга братья или сёстры? Об этом Хоффман тоже никогда не говорил…

– Кто эта девочка? – наконец, спрашивает Моника, когда все возможные варианты уже перебраны в её голове.

Хоффман жестом просит её говорить тише. Он осторожно гладит девочку по волосам. Сидит мужчина, как кажется мисс Эливейт, слишком неудобно, но он не делает никаких попыток как-то пересесть. Он боится потревожить этого ребёнка. Боится, что она проснётся.

– Моя дочь. Я усыновил её два назад. Извини, но мне кажется, тебе пора. Мне следует перенести Юту в её комнату. До встречи.

Моника тихо кивает и так же тихо покидает гостиную в поместье Хоффмана. Тот факт, что у её друга, оказывается, есть дочь, пусть и приёмная, сильно тревожит девушку. Почему она даже не знала об этом?

Замёрзший ребёнок бежит по улицам города. В руках его окровавленный нож, и ребёнку даже не приходит в голову выкинуть его. Босыми ногами бежать по заснеженной улице больно. Но не бежать нельзя. Ободранная старая куртка велика этому ребёнку и совсем не греет. Страх сковывает, мешает бежать, мешает двигаться. Но останавливаться нельзя. Любое промедление равносильно смерти. В начале марта ещё довольно холодно, дождь и снег постоянно сменяют друг друга, и ребёнок не понимает, к чему нужно приспосабливаться больше. Сейчас темно. Не видно почти ничего. Перебегая мост через Тери, реку, которая протекала в этом районе, ребёнок поранил ногу, и теперь рана начинала сильно болеть.

Ещё чуть-чуть. Стоит только добежать до обычного убежища. Там, хотя бы, не будет снега. Кто-то хватает ребёнка за руку, и он, следуя инстинкту, выработанному за годы жизни на улице, пытается ударить неизвестного ножом в живот. Но руку с оружием перехватывают.

– Спокойно. Я не собираюсь причинять тебе вред. Пока.

Голос этого человека холоден, и ребёнок чувствует, что начинает дрожать. На этот раз вовсе не от холода. Этот человек своей холодностью пугает куда больше того злобного трактирщика, что ударил ребёнка. Пугает куда больше того Луца, который хотел убить ребёнка, и который был убит.

Незнакомец наклоняется, а потом, и вовсе, садится на корточки. Теперь, он смотрит прямо в глаза этому ребёнку. В его взгляде читается любопытство. Просто любопытство. Ни страха, ни гнева. Просто интерес. И ребёнку становится с каждой минутой всё страшнее.

– Девочка? – удивляется человек. – Хм… Не думал, что девчонка сможет с такой силой ударить Луца. Даже ножом…

Смеётся. В смехе этого человека так же нет никаких эмоций, привычных этому ребёнку. Внезапно, человек перестаёт смеяться, встаёт. Он довольно высок, и девочке приходится высоко запрокинуть голову, чтобы снова встретиться с ним глазами. Не видеть взгляда собеседника слишком страшно. Ребёнок не может себе позволить бояться ещё больше.

– Пошли! – коротко бросает человек.

Страшно, слишком страшно. Идти куда-то за человеком, который пугает тебя почти до паралича, слишком странно. Девочка послушно плетётся за незнакомцем. Ножа в её руке уже нет, она только сейчас замечает это.

Хоффман бережно подхватывает спящую Юту на руку и осторожно несёт в её комнату. Та что-то бормочет во сне, и мужчина ловит себя на том, что улыбается этому бормотанию. Юта спит, и Георг рад этому – девочке каждую ночь снятся кошмары, так что, её спокойный сон имеет огромную важность для этого ребёнка. Хоффман кладёт девочку на кровать, потом осторожно прикладывает ладонь к её лбу. Температуры нет, и это хорошо. Было бы плохо, если бы девочка снова заболела.

Когда-нибудь, с тобой произойдёт тоже самое! Ты тоже можешь потерять дорогого тебе человека!

Георг Хоффман снова слышит голос Моники, произносящей эти слова. Разве он даст кому-то обидеть то, что у него есть? Разве он даст кому-то обидеть Юту? Он сам убьёт кого угодно ради неё.

Девочка тихо сопит во сне, и Хоффман снова улыбается. Она совсем ещё ребёнок… Она стала его дочерью два месяца назад. Она стала его семьёй. У него, кроме неё, нет никого. Разве он может позволить кому-то отобрать её у него?

____________________________________________

*Песня Канцлера Ги

========== I. Глава тридцать четвёртая. Иногда приходится выбирать. ==========

Душой я бешено устал!

Точно тайный горб

На груди таскаю.

Тоска какая!

Будто что-то случилось или случится

Ниже горла высасывает ключицы…

Российская империя – тюрьма,

Но за границей та же кутерьма.

Родилось рано наше поколение,

Чужда чужбина нам и скучен дом,

Расформированное поколение

Мы в одиночку к истине бредем.

Чего ищу? Чего-то свежего

Земли старые – старый сифилис.

Начинают театры с вешалок,

Начинаются царства с виселиц.

Земли новые – табула раса.

Расселю там новую расу.

Третий мир без деньги и петли…

Ни республики, ни короны!

Где земли золотое лоно

Как по золоту пишут иконы

Будут лики людей светлы!..

Смешно с всемирной тупостью бороться —

Свобода потеряла первородство.

Её нет ни здесь, ни там…

Куда же плыть?

Не знаю, капитан…

Я путь ищу, как воин и мужчина,

Но буду честен, есть еще причина…

Меня по свету гонит страшный бред,

Душой я болен с отроческих лет,

Когда на мне остановился взгляд

Казанской Божьей Матери!

Увидел в Ней не Вседержительницу Деву,

А женщину с вишневыми глазами.

Хотелось защитить ее, спасти

Мне не помог ни врач, ни богослов,

Я посягнул на Божию любовь.

Знал многих женщин. Схоронил жену.

Но всюду чуял тайный взгляд вишневый…*

Георг Хоффман стоял у распахнутого настежь окна. Ветер дул ему прямо в лицо, и это казалось ему чем-то вроде дара. Головные боли его проходили, стоило только этому ветру дунуть ему в лицо. На улице моросил дождь. И от этого Хоффману становилось только лучше. Боль отпускала, мысли становились более чёткими и ясными… Столица Сказочного королевства всегда встречала его так… Он не мог припомнить ни одного дня, когда в его присутствии тут было солнечно. Хотя, вряд ли это можно было объяснить просто климатом – многие говорили, что тут нередко была хорошая погода. Но что означает это выражение? “Хорошая погода”… Для Хоффмана хорошей погодой были дожди. Он не выносил солнца… Он ненавидел дни, когда на небе не было облаков и туч. Он ненавидел безветренную погоду. В эти дни голова его болела особенно сильно… Задание, данное ему Делюжаном, выполнялось даже лучше, чем сам граф ожидал: Мария предоставила ему комнату во дворце, что, судя по её усталому лицу, удалось ей не сразу. Обычно ему всегда приходилось либо снимать номер в отеле, либо ехать в одно из своих поместий, в то, которое находилось ближе всего.

Дождь моросил… В какой-то момент Георгу показалось, будто бы на его лицо капают не капли воды, а капли крови. Мужчина поднёс руку к лицу, чтобы убедиться в этом. Нет, на его лице была всё та же вода… Самая обычная. И настроение начало стремительно портиться. Обычно кровь, заменявшая воду, знаменовала в его видениях что-то не слишком хорошее. В последний раз, когда кровь появлялась в его видениях, это означало гибель. Гибель его матери… Хоффман вздрогнул. В последний раз он видел видения девять лет назад. Это было слишком давно. Он отвык от такого.

Принцесса Мария вошла в комнату и поинтересовалась, как идут дела у её гостя. Девушка была бледна, её лицо казалось измождённым, хотя вряд ли её напрягали тяжёлой физической работой; она сама, казалось, похудела с того времени, как Хоффман видел её в последний раз. Девушка была слишком спокойна, мужчине даже показалось, апатична. Впрочем, кто, как не он, мог знать причину такого внешнего вида принцессы Марии? Девушка подошла к своему гостю и спросила, как именно ей стоит поступить в том случае, если её дед не будет одобрять её сделку с графом из соседнего королевства. Тот задумался… А девушка не была так уж глупа… Если она думала о том, что ей предстоит сделать, если… Нет, определённо, он был о ней худшего мнения! Хоффман посмотрел в окно, чтобы снова почувствовать дуновение того спасительного ветра, и замер… Из окна той комнаты, которую ему выделили, можно было увидеть многое, что не было видно из других окон. В частности, девушку в странной одежде, с какой-то тряпкой в руках, которая пыталась взломать изнутри ворота. За которыми стояла разъярённая толпа. Хоффман резко повернулся к принцессе. Та по-прежнему ничего не понимала. Девушка удивлённо смотрела на то, что происходило там, совсем недалеко от дворца, но даже не двигалась с места.

И Хоффман понял: действовать надо быстро. Иначе всё снова будет слишком… Не так, как хотелось бы графу. А ведь неисполнение планов – не очень приятная вещь. Георг схватил принцессу Марию за запястье и потянул к выходу из комнаты. Перед глазами графа вдруг встала картинка: трупы стражников, стоящих около ворот дворца. Он ускорил шаг. Нельзя было терять ни минуты. Обычно то, что появлялось в его голове после иллюзии крови, всегда было правдой. И Хоффману не слишком хотелось проверять это именно сейчас.