Текст книги "Вернуться в сказку (СИ)"

Автор книги: Hioshidzuka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 103 страниц)

– До сих пор не боюсь, – кивает Мария, лишь пожимая плечами. – Я очень глупа, не правда ли?

Демон хищно усмехается. Забавно, что его серые глаза когда-то пугали Алесию… Бывшую же принцессу они, кажется, совершенно не пугают. Как не пугает и хищная ухмылка. Она стоит прямо, не горбится, не хмурится, не пытается как-то отстраниться. Стоит в том положении, в котором и стояла. Даже нисколько не напряжена. Напротив, вся её раслабленная поза говорит о том, как же спокойно и уютно она чувствует себя в присутствии демона…

Словно то, что они стоят в её комнате, говорит о том, что они находятся на её территории. Впрочем, может быть, это, действительно, так? Стоило затащить её, как Алесию, в трущобы и девчонка бы затряслась, как миленькая! Нет… Элис трясло даже тогда, когда рядом с ними были люди…Хайнтс боялась его постоянно с той самой секунды, как поняла, кто перед ней находится… Всё-таки, что о ней не говори – девица вовсе не была глупа.

Быть может, Мария хотела мести?

– Тогда, стало быть, хочешь отомстить? – спрашивает мужчина, радуясь своей догадке.

Многие люди хотят мести… Асбьёрн вот хотел мстить постоянно, ежесекундно и всем подряд. Без разбору. Этому парню было всё равно – кто ты, что ты ему сделал, где вы находитесь и всё такое. Ас впадал в ярость так легко… И он был так красив в своей ярости… Так прекрасен…

– Не хочу, – качает головой Мария. – Какой мне прок мстить за неё? Я видела её пару раз в жизни!

Равнодушна… Совершенно равнодушна! Она не ублажает его, не пытается задобрить, пытаясь подобрать нужные слова. Говорит то, что думает. Райан сам слишком лжив, чтобы не замечать чужую ложь. А Мария не лгала. Девушка совершенно не собиралась мстить за смерть Алесии. Впрочем, не Асбьёрном же она была. Хотя… И тот бы не стал портить отношения с Райаном из-за смерти какой-то там девчонки.

Мария улыбается задумчиво. Немного грустно и немного потерянно… Будто пытаясь что-то вспомнить… Как же больно смотреть на неё! Как же безумно тошно! Как же сильно начинает ранить его в такие моменты его одиночество… В голову почему-то закрадывается идея вложить ей чьи-нибудь воспоминания. Пусть помучается… Зачем она так навязчиво напоминает ему о погибших товарищах? Чужие воспоминания всегда так трудно чувствовать. Так больно… Это разрывает твою душу. И в конце концов, душа разрывается на части – взрывается от той боли, которую чувствует… Ужасное наказание. Малус всегда был изобретателен в плане пыток – изобрести такую никто, кроме него, не смог бы. Райан даже завидовал его фантазии. И он накажет эту девчонку за то, что так сильно ранила его, напомнив ему его друзей… Он накажет её – эту мерзавку, которая вырывала ему его душу сейчас.

Мужчина наклоняется к ней с полной решимостью осуществить задуманное, приближает своё лицо так, что их губы почти касаются. Девчонка ниже его. Пусть не настолько, насколько обычно ниже его женщины. Но ему приходится нависнуть над ней, чтобы было удобнее.

– Хочешь золота? Или, может, любви? – шепчет он ей в самые губы. – Или… Короны? Хочешь править?

Смеётся. Смеётся! Прямо ему в лицо! Какая возмутительная наглость! Какая поразительная наглость…

Снова становится невыносимо. Как могла она делать это – заставлять его чувствовать себя ещё более виноватым? Куда ещё более виноватым? Он безгранично виноват перед своими друзьями – он постоянно, каждый день, всю свою чёртову вечность шепчет их имена, в надежде когда-нибудь почувствовать себя прощённым. Ему так хочется битв, драк, пылающих миров – потому, что тогда он может хоть на несколько мгновений позабыть свою боль…

Ему так хочется покоя…

Но разве может быть покой у предателя? Разве может достаться ему покой?! Как будто небеса могут помиловать его! Как будто его грех имеет право на прощение! Как будто… Ему хотелось кричать от переполнявшей его боли. Но… Демоны не имеют на это право. Он имеет право лишь тихо усмехаться, пугая тех людей, кто находились рядом с ним. Людей пугает слишком многое… Всё, что они не могут понять. А понять они не могут столь многое…

– Мне не нужно золото. Я не хочу любви, – качает головой Мария, не отводя взгляда от этого человека. – И я не хочу быть коронованной марионеткой.

Марионеткой… Как же забавно… А ведь он хотел сделать эту девчонку именно куклой в своих руках… Вот почему она не боялась – не хотела, чтобы кто-то использовал её страх против неё, чтобы поработил её с помощью его… Милая девочка… Такая любопытная… Такая милая… Такая очаровательная… Подобных он видел редко… Даже Алесия и Сара – его последние «куклы» – были не так прелестны.

– Стало быть, ты хочешь играть? – спрашивает он, почти нежно касаясь холодными пальцами её лба. – Хочешь играть в ту игру – людьми и мирами – за участие в которой многие платили столь высокую цену, что тебе и не снилось?

Распахивает свои тёмные глаза, смотрит несколько завороженно. Он тоже зачарован ею. Попались оба. Только вот он – куда старше… И он сможет справиться с этим наваждением. В отличие от неё. Никто ещё не справлялся. Кроме Деифилии… Но та была недосягаема для него теперь.

Как же он тосковал… Ни один смертный не смог бы этого понять – у смертных всегда есть надежда соединиться после смерти. У него же такого драгоценного шанса не могло быть никогда… Он был наказан, наказан за свою трусость, тогда как вечно смеялся над Оллином с его осторожностью. Он был наказан за свою зависть, тогда как вечно упрекал в ней Саргона, чувствовавшего себя чужим в Сонме Отступников. Он был наказан за свою гордыню, тогда как всегда считал гордецом Танатоса. Он был наказан за своё безумие, тогда как главным безумцем среди них всегда был Драхомир.

– Я… хочу… – Мария смотрит на собеседника очень внимательно, стараясь не упустить ни одного его движения. – Я хочу этого…

Смеётся… Смеётся тем безумным смехом, который он всегда любил, перед которым всегда готов был упасть на колени… Это именно тот человек, которого он так давно искал. Это именно… Нет! Такое никогда не свершится! Небеса просто дразнят его этой девчонкой! Они смеются над ним, видя его отчаяние и беспомощность. Они наказывают его теперь. Сверх той меры наказания, которую он получил бы тогда, оставшись со своими друзьями. Вина… Вечная вина – вот было его наказание. И вечное одиночество, уже без надежды найти кого-нибудь из них…

Он был так слаб духом… Наверное, это была одна из причин, по которой он так ненавидел слабость в людях – когда-то его собственная слабость лишила его смысла, чести, друзей, дома… Лишила всего, чем только можно было жить. Оставив в душе лишь зияющую пустоту, которую ничем нельзя было заполнить. Только той жестокой игрой… Только бушующей, сносящей голову опасностью… Это было единственное, что помогало ему забыться теперь.

– Я – просто ужасный человек, правда? – смеётся девушка. – Я хочу играть людьми. Я презирала собственную сестру. Я бросила друга одного в чужом мире. Я видела, как умирает моя собственная мать, и мне было всё равно, только не хотелось умереть так же. Я не могу любить человека, который любит меня. И… Мне хорошо!

Райан смотрит в её глаза, и ему думается, что нет… Кому, как не ему знать, что ей никогда не бывало хорошо? Да, быть может, ей никогда и не бывало по-настоящему плохо. Никогда не бывало плохо до тошноты, до дрожи в коленях, до ненависти к жизни и желания умереть. Но, наверное, для людей этого было мало. Людям всегда бывает мало того, что у них есть. Демону нравилась эта их черта. Райан знал и знал прекрасно, что у создания, что стояло сейчас перед ним, была душа – душа страждущая и ищущая, никогда не ведавшая покоя, никогда, ни на одну секунду, не желавшая этого покоя, душа которая никогда не сможет быть упокоена, слишком уж много грехов было совершено ею когда-то… Этой девушке никогда не было хорошо. Разве что… в моменты смертельной опасности, когда сердце было готово вот-вот выпрыгнуть из груди, её душа чувствовала себя живой. Любил Райан, всё-таки, таких людей. Любил их за удальство, за безумие в глазах, особенное безумие, каковым только они обладали. В этих людей невозможно было не влюбиться – в их холодные ясные глаза, в широкую дразнящую улыбку… Их можно было ненавидеть, не понимать, бояться, но не быть ими очарованным было совершенно невозможно. Слишком уж сильно они манили к себе – эти странные люди. Встреча с ними не предвещала ровным счётом ничего хорошего. Но к ним тянуло… Тянуло, словно бабочек к огню…

Райан знал одного такого человека…

Тогда он отказался от всего, чтобы пойти вместе с ним. Ради одной его улыбки… Ради одного смеющегося взгляда… Ради того, за что обычно трудно даже пожать человеку руку. Тогда Райан готов был на всё. Миры пылали. Пути к отступлению были разрушены. Но Райану – его тогда звали совсем иначе – было абсолютно всё равно. Только бы видеть эти глаза почаще, только бы быть другом того человека… Их дружба была бушующей, пылающей, уничтожающей целые миры… Человек прошёл через многое. Но он смеялся. Его глаза смеялись. Ему было весело. Мир пылал вокруг него, но не обжигал его. Человек тот часто смеялся. Часто шутил. А ещё он был силён и смел. Всё было ему по плечу. Всё было безразлично. Он шёл по трупам, не обращая на них никакого внимания, танцевал на костях – прелестно танцевал, хватая за руку Деифилию, заставляя Драхомира жутко ревновать, когда под магическим обстрелом отстукивала она каблуками, не выпуская ту горячую руку из своих длинных тонких пальцев… А Йохан тогда пел… Пел так, как не умел петь никто… Красиво и трогательно, почти трепетно… Он был их бардом, их летописцем – бабник и вечный шутник… И Драхомир обязательно толкал Йохана, заставляя его петь нечто другое, грубо хватал Деифилию за плечи под смех всех остальных и начинал свой танец – понятный ему лишь одному…

– Хочешь – научу убивать? – спрашивает демон, глядя прямо в её чёрные глаза. – Хочешь вершить судьбы?

Девушка смотрит внимательно, заглядывает в его глаза, пытается понять его душу, прочесть её. Он сам пытался сделать это. Не получилось. Она была пока закрыта от него. Эта странная девчонка, так напоминавшая ему о тех прошлых днях… Ни дня не прошло с того самого момента, как Райан предал их, чтобы он не видел их лиц перед собой, чтобы не слышал звенящие, смеющиеся голоса, пение Йохана…

Мария Фаррел… Кто она была такая, чтобы заставлять Райана переживать это ещё более тяжело? Разве не имел он право хоть на какой-то покой? Ни дня не проходило без того, чтобы он не обвинял сам себя в содеянном. Разве этого было так мало?! Ему было так тяжело… Безгранично тяжело каждую секунду… За что же небеса послали ему ещё и эту девчонку, Марию Фаррел?

– И что вы за это потребуете? – спрашивает она, не отстраняясь, не отшатываясь от него. – Вы научите меня убивать, я почему-то знаю это. Но что вы потребуете взамен? Не слишком ли дорога для меня окажется цена?

Хороший вопрос. Слишком хороший. Слишком логичный. Но он так рад, что она не отказалась. Он научит её убивать. Это она правильно подметила. Он никогда не посмеет нарушить условия сделки. В конце концов, возможность совершать эти сделки была единственным, что у него ещё осталось с тех времён, когда он был счастлив… И он не был готов пока что отказываться от этого…

Если её душу не разорвёт на части слишком быстро, он обязательно спросит её, кто она такая. Ему так интересно… Нет. Он ни за что не будет спрашивать её об этом. Пусть это будет её маленькая тайна. У людей тоже должны быть свои тайны. И Райан никогда не посмеет себе лезть в них. Слишком уж много у него своих тайн. Слишком уж хорошо он понимает, что могут значить для кого-нибудь тайны…

Ведь порой это единственное, что остаётся…

А Марии Фаррел будет жутко больно… Она будет захлёбываться в собственном крике… Она будет каждый день видеть кровавые знаки на собственном теле. Будет чувствовать себя совершенно ужасно. И это одновременно даст ей ту возможность чувствовать, о которой девушка думала… Должно быть, это слишком даже для Райана. Ему не стоит этого делать. Абсолютно точно не стоит. Но он сделает. Потому что иначе просто сойдёт с ума. Он и так почти безумец. Зачем же ускорять сей процесс? Марии Фаррел будет почти так же больно, как больно сейчас ему. Только вот… Почему же душа демона так протестует теперь, заставляет изменить своё решение… Впрочем, он не изменит. Если изменит – это будет крахом…

– Слишком, – кивает мужчина. – Слишком высока. Это будет память.

Девчонка хмурится. Если скажет «нет», Райану будет плевать даже на то, что по идее в таком случае он не имеет права заключать сделку… Он уже достиг того состояния, когда всё становится безразлично. Он – безумен уже давно. Только вот сейчас это снова прорывается наружу. Только вот сейчас это почему-то снова стало важно. Как было важно тогда – когда Деифилия танцевала под пение Йохана, когда Хелен зло смотрела на Драхомира, не позволяя тому совершить очередную глупость, когда Оллин тихо причитал, а Танатос, глядя на это, лишь хохотал… Райану всё становится столь же важным, сколь важным было – тогда… Тогда, когда он ещё не был дважды предателем…

– Я не хочу потерять память, – говорит Мария, ни на секунду не отводя взгляда от этих холодных серых глаз, в них она чувствует что-то неуловимо знакомое, словно именно это она видела каждый раз, смотрясь в зеркале. – Что именно я забуду? Я должна знать, если хочу пойти на эту сделку.

Хочет… У неё просто нет права выбора – либо она говорит «да» и хоть что-то получает или говорит «нет» и умирает довольно быстро и в ещё больших муках, чем может умереть сейчас. Райан не сможет бороться с собой. Он просто разорвёт её на части… Он не сможет сдержать себя… Его уже переполняют эмоции. Он едва может говорить, отвечать на вопросы…

Но Райан берёт себя в руки. В конце концов, он сейчас больше всего на свете хочет, чтобы сделка состоялась. Для этого надо говорить всё, что угодно. Отвечать ей. Так, чтобы поверила…

– Не забудешь, – качает головой мужчина. – Напротив – вспомнишь.

Взгляд чёрных глаз снова заставляет демона практически взвыть. Почему девочка напоминала ему их всех – и Танатоса, и Хелен, и Йохана, и остальных? Кем она была? Неужели, она специально была создана, чтобы поймать его в ловушку? Он ведь совершенно не может сопротивляться… Он готов даже стать подопытной крысой Малуса. И сам считает это полностью заслуженным…

– Вспомню? – усмехается Мария недоверчиво. – Что же такого я могу вспомнить, что это будет ценой за то, что я научусь убивать?

Ему хочется зашипеть… Зачем он пришёл сюда? Развлекался бы лучше с Сарой, помогая ей добиваться расположения одного человека, расположение которого её просто убьёт когда-нибудь… Да и… Разве мало кукол можно себе найти из людей? Зачем же он пошёл именно к этой девчонке? Именно к этой – так сильно напоминающей ему о том страшном предательстве, которое он совершил когда-то.

Небеса карали его за то страшное преступление. Нужно было лишь порадоваться, наверное… Быть может, это означало, что его мучения не вечны? Быть может, это означало, что когда-нибудь он сможет искупить свою вину перед ними? Быть может, это означало, что когда-нибудь они простят его?

А пока ему нужно говорить всё, что только приходит в голову. Если он не начнёт обращаться к ней сейчас, словно обращался бы к своим потерянным друзьям, он просто не сможет ничего с собой сделать… Чувства были слишком сильны для него. Он уже давно привык чувствовать вину перед всем Сонмом Проклятых. Но никогда ещё эмоции, переполнявшие его, не были настолько сильны…

– Что-то, что тебе так хотелось забыть, мой властелин, – смеётся человек. – Что-то, из-за чего ты не сможешь больше спать, как человек. Никогда. Не бойся – это тебе больше никогда не будет нужно. Но ты справишься со всем этим. Я – демон, но ты – нечто большее, нечто более страшное, мой господин…

Кажется, он называл её так, как когда-то называл, целуя ей руку, Хелен, на что та всегда усмехалась и целовала его в лоб… А Асбьёрн усмехался и называл их женихом и невестой… А Драхомир говорил, что ни Хелен, ни Райан – он уже позабыл своё настоящее имя – не любят и не умеют любить так, чтобы это было достойно венчания… И Йохан снова запевал что-нибудь о любви, из-за чего Танатос хохотал… Они все были так близки ему когда-то. И так недосягаемы теперь…

Мария сглатывает. Райан видит это, и это заставляет его мысленно порадоваться. Он видит, как её заинтересовало то, о чём он говорит ей. Он буквально чувствует это… Это не может не радовать. Ведь это означает только одно – его партия ещё не совсем проиграна. Сделка состоится… Райан очень надеется на это.

– Говоришь – вспомню нечто, что заставит меня кричать, как только мне удастся уснуть? – спрашивает девушка. – Говоришь – справлюсь с этим? Это вся цена, которую мне придётся заплатить?

Это заставляет нахмуриться уже демона. Нахмуриться и усмехнуться. Знала бы девчонка, что за цену ей придётся заплатить… Не соглашалась бы так наивно… Впрочем, её же счастье, что не знала – Райан уже был не в состоянии отпускать её. Он просто бы не смог это сделать теперь.

– Тебе мало? – удивлённо спрашивает демон, заглядывая в чёрные глаза Марии. – Впрочем, тебе всегда было мало, мой господин…

Он почему-то обращается к ней, как когда-то обращался к нему… Впрочем – не важно. Главное, чтобы только она согласилась. Только бы согласилась. Он готов отдать за это всё, что только может отдать. Впрочем – у него почти ничего и не осталось с того самого дня… Но теперь – после этих слов – он совершенно уверен, что она согласится. Не может быть не уверен. Что-то подсказывало демону это. Он уже сам не мог понять, что именно.

– Так что? – спрашивает Райан, почти полностью уверенный в том, что получит именно тот ответ, который хочет получить. – Ты согласен, мой господин?

Она смотрит на него задумчиво. Словно взвешивает что-то. Явно не принципы. Тут дело совершенно не в них. Дело в том, что именно она считает важнее – свои жизнь и благополучие или возможность повеселиться как следует. Любой другой человек выбрал бы первое.

Но Мария Фаррел не любой человек.

Она совершенно другая. Чужая той семье, в которой родилась, чужая родному миру… А Земле – и подавно. Одинокая. Но любящая своё одиночество, в отличие от Райана. Хотел бы он быть таким, как она… Хотел бы быть равнодушным, хотел бы не чувствовать ни в чём своей вины…

– Да, – кивает бывшая принцесса. – Что мне следует сделать для того, чтобы наша сделка состоялась?

Да. Это то, что ему нужно. Согласие на сделку. Он может быть спокоен теперь – всё будет совершенно законно. Его не найдут другие демоны, выследив по неправильному магическому контракту. Он может спокойно чувствовать себя и дальше в безопасности. А главное – чувствовать в безопасности то право заключать сделки. Это ведь единственное, что у него ещё осталось от прежней жизни…

– Ты считаешь себя в праве распоряжаться чужими жизнями… – зачем-то говорит Райан. – Считаешь, что жизнь – игра, и человеческая жизнь в этой игре ничего не стоит…

Ему нужно поговорить с ней, пока сделка ещё не скреплена… Он почему-то чувствует странную, иррациональную потребность в этом. Даже не просто глупое желание. Райан просто обязан сделать это. Он совершенно не понимает, что может произойти, если он этого не сделает. Как будто бы что-то страшное. Как будто бы с ним ещё может произойти что-то страшное…

– Считаю… – выдыхает девушка. – Считаю. Разве это не так?

Это именно то, что демон так хотел услышать. Этого достаточно. Он уже готов скрепить их сделку, но она хватает его за руку, отстраняя от себя. Райан смотрит непонимающе. Разве девчонка только что не согласилась на совершение этой сделки? Разве что-то было не то? Или дело было в том, что эта юная мисс совершенно не знала, как скрепляются такие сделки? Нет… Конечно, она не знала… Но, возможно, дело было совсем не в этом…

Ей тоже нужно было что-то ему сказать.

Девчонка смотрит с вызовом, смеётся. Совершенно не боится… Ей бы следовало бояться. Но она почему-то этого не делает. Она болезненно напоминает ему их всех – его потерянных друзей… Она не менее упрямая, чем они. Она достаточно сильна. И почти так же, как Танатос, смеётся…

– Раз уж мне представляется такая возможность… – говорит Мария Фаррел. – Парень, давай сожжём всё дотла! Я же вижу – ты сам жаждешь этого. А меня просто распирает от этого желания!

И девчонка, усмехаясь, отпускает его руку. И он наклоняется к ней, касается её губ. Девчонка смотрит с любопытством… Райан целует её – и все последние сомнения исчезают. Он так мечтал об этом – о том, что это свершится когда-нибудь. Это было единственное, чего он так жаждал… Он целует её, целует крепко, уже стараясь не смотреть в ничего не понимающие чёрные глаза. Он сжимает её плечо очень сильно… И единственное, что он ещё в состоянии запомнить перед тем, как раствориться в воздухе – её взгляд и её тихую усмешку. Победную усмешку. Девчонка проводит рукой по тому месту, где только что стоял демон, и усмехается…

Но теперь Райана это вовсе не беспокоит.

Он – счастлив. Он достиг всего, о чём не мог, не смел даже мечтать. Всё, что он только может сделать – это бессильно переводить дух и благодарить всех, о ком только может вспомнить, за то, что даровали ему этот шанс… Стало быть, миры им уже порядком поднадоели, раз уж они преподносят Райану такую возможность… Мужчина сам не верит в это… Он недостоин того счастья, которое в этот самый миг переполняло его. Но он счастлив. Теперь у Райана есть не только надежда… Комок слёз, таких долгожданных, подступает к его горлу, мешая дышать. Тяжесть того груза вины разбивается на мелкие осколки от переполняющего его чувства радости.

Но старая молитва, всё же, продолжает звучать у него в голове:

Танатос, Хелен, Драхомир, Деифилия…

Да будут вспоминать ваши имена в самых страшных легендах… Я до сих пор вижу ваши взгляды…

Йохан, Асбьёрн, Уенделл, Изар, Саргон…

Да будет вам не слишком тяжела та кара, которая на вас легла… Я до сих пор слышу ваши голоса…

Оллин, Калэйр, Лилит, Киар…

Не осуждайте меня слишком сильно… Я осуждаю себя сильнее… Я до сих пор не могу простить себя за то, что сделал с вами…

Безумнейшие…

Драгоценнейшие…

Прекраснейшие…

Простите меня?

Комментарий к II. Глава тридцатая. Долгожданная сделка.

Fleur – Маленький принц

========== II. II. Глава первая. Бубновая королева. ==========

Probabiliter pessimum errorem damnare aliquem…

Non placet aliis – et quod iustum est.

Non important – heros vel proditor. Hunc eximium est ipse homo.

Unum quippe idemque est, quid ibi faciant.

Crudelitas, humilitatem, iracundia – tantum arbitrio hominis.

Non culpa affectus.

Fidelia omnia mandata eius viae, nil praeter voluntatem ipsius hominis immutare.

Quicquid usquam fit – maxime terribilis erroris humani semper convictio…

I.

На улице в это время года всегда тепло. Ещё почти летнее солнце греет. Осень ещё не началась – начнётся лишь через несколько недель. И этих нескольких недель вполне достаточно, чтобы закончить практику и приступить уже к занятиям. Несколько недель на природе, в лесу… Что может быть лучше? Несколько недель походов по лесу, исследований развалин старинных крепостей и зданий – в окрестностях Академии их было предостаточно. Говорят, магическая школа была основана прямо на месте древней крепости Нофграннде – крепости, в которой однажды Йохан из Сонма Проклятых встретил юную Елисавету. Возможно, легенда и была правдива – в Академии никогда не было ни слишком жаркого лета, ни слишком холодной зимы. Как и писалось в легендах – «осень на месте встреч Грешника с пошедшей за ним дочерью первого из Королей каждый раз встречалась лишь с весной, минуя зиму и лето»… Летописи говорили, что Йохану тогда было больше сорока лет, тогда как Елисавете только исполнилось шестнадцать. Странная, должно быть, это была история – странная, как и всё Древнее. И ужасно красивая. История о магии, войне, смерти, любви – разве может быть что-то прекраснее этого? История совершенно неправильной любви, которая оказала такое влияние на судьбу всего мира… Подумать только – Елисавете было всего шестнадцать. Она была юной девочкой, живущей под опекой своих отца и матери, когда в крепость Нофграннде пришёл странствующий певец Йохан… В легендах писалось, что он был всё ещё красив… И уж точно не менее обаятелен, чем когда-то в молодости. А Елисавета была юна, свежа, по-детски очаровательна и наивна. И эта встреча…

Впрочем, Эрне следовало прекратить отвлекаться на всякие сказки. Она придавала этим легендам слишком большое значение. И мама, и сёстры, и подруги – все говорили ей об этом… Девушка жила этими волшебными сказками и легендами, верила в них, чувствовала их чем-то большим, чем просто легендами или сказками. Она словно видела их – кружащихся в страстном танце Деифилию и Драхомира, Танатоса, вонзающего нож в грудь Мириим, Инарда, целующего свою крошечную дочь, Каролину, склоняющуюся над телом мёртвого мужа, убитого ею, Амона, призывающего свой народ восстать против многолетнего ига, Йохана, стоящего на коленях перед Елисавет… Это были чудесные истории – о любви или ненависти, вражде или процветании… Это были чудесные истории, в которые Эрна не могла не верить. Сейчас до сих пор невозможно понять, существовал ли он на самом деле – этот прекрасный и ужасный одновременно в своём величии Сонм Проклятых. Или, быть может, это была всего лишь сказка, которую выдумали лишь для того, чтобы пугать ею маленьких детей? Эрне хотелось верить, что – нет… Что они на самом деле существовали – эти герои и чудовища Древности. Ей бы хотелось увидеть гордого величественного Танатоса, хотелось спросить его о том, что он чувствует, есть ли у него душа. Ей бы хотелось увидеть Хелен, ослеплённую, уничтоженную горем, о котором теперь старались не говорить. Ей хотелось бы увидеть обаятельного Йохана, который бы улыбался ей, хотелось услышать его пение – говорили, он был прекрасным бардом. Ей хотелось бы услышать его историю о Сонме Проклятых…

Но этому не суждено случиться. Мало кто умеет путешествовать во времени. А Эрне бы хотелось… Хотелось танцевать – там. Хотелось петь – там… Хотелось чувствовать себя нужной – там… Наверное, в этом было что-то странное. В том, что Эрне так хотелось попасть в легенды. Нет, она прекрасно понимала, насколько малы её шансы выжить, коль это случится на самом деле. Но ей… хотелось. Хотелось видеть всё то, что происходило тогда, своими глазами. Хотелось не просто читать – хотя читать Эрна Хоу любила очень сильно, – но и видеть, чувствовать, слышать… Не только представлять… Кто знает – какие они были на самом деле? Кто знает – что они чувствовали? Кто знает – как справлялись со своими эмоциями?

Эрна Хоу была «бубновой королевой» и постоянно «витала в облаках». Обычно это до хорошего не доводило. Она была слишком уж невнимательна. Подумать только – она могла раз по десять переспрашивать учителей, чтобы ей объяснили какую-то тему, и каждый раз отвлекаться на мысли о ком-то вроде Кэссиди или Инарда. Над ней постоянно смеялись по этому поводу другие ученики. Она и сама была готова смеяться над собственной неуклюжестью и невнимательностью. Вот и сейчас, отправляясь на практику, она успела сильно подвернуть ногу, а после этого ещё и упасть на камень, хотя вся команда проделала путь до места их лагеря без особых проблем.

Как только они прибывают на место, Эрне приходится намазать ушибленную лодыжку какой-то странной пахучей мазью и забинтовать ногу. Всё-таки, жаль, что Райн оказался не в их команде. Он, конечно, был заносчив и мрачен, но зато умел варить настолько прекрасные зелья, что можно было простить ему все прегрешения. Уж для кого точно – так это для Эрны и Эйбиса – зелья и настойки Константина были просто манной небесной. С их-то постоянными травмами… К кому же ещё можно было обратиться, кроме Константина Райна – самого талантливого зельевара среди них всех? Нет, можно было обратиться и в Лазарет, но там бы продержали, как минимум, неделю, что было чревато неподготовленностью к экзаменам.

На улице слишком тепло для начала осени. Ещё практически лето. Да что там – ещё лето. Ещё так звонко поют птицы, ещё ветер не стал холодным, ещё листья не начали желтеть, ещё темнеет так поздно… Это просто прекрасное время. Эрна его так любит… Уже не так жарко, как было в июле или августе, но ещё и не так холодно, как будет совсем скоро – в октябре. Это прекрасное время. Тихое, спокойное… И с ежегодной практикой на природе, которая обычно заканчивается дракой Вейча и Виланда под аплодисменты Эсканора и… его единокровной сестры… Тоже Эсканор. Эрна старается не думать лишний раз об этом – всё равно, каждый год повторяется один и тот же сценарий, который ужасно надоел бубновой королеве.

Она сидит на солнышке и ждёт, пока остальные поставят палатки. Хорошо, что Тозеур разрешил ей посидеть спокойно – сейчас она была бы должна ставить палатку именно с ним. Пиковый король всегда был джентльменом. Как и пиковый туз. Про пикового валета этого, к сожалению, сказать было нельзя, но Эйбис был хорош сам по себе этим своим неисчерпаемым весельем, своим неисчерпаемым запасом острот, подколок, ужимок, от которых так хотелось смеяться…

А потом девушка охает от боли, когда, наконец, встаёт с камня, чтобы пойти куда-то. Андэль и Леонризес сразу обращают к ней испуганные взгляды. Разумеется, в тот момент, когда начинают распределяться обязанности – куда кому и за чем сходить в лес (за водой, за хворостом, за ягодами) – Эрне сразу же говорят, чтобы она оставалась в лагере и никуда не уходила.

– Не изволь беспокоиться – и без тебя сможем сходить! – усмехается Леонризес, глядя на ушибленную ногу Хоу, а потом добавляет серьёзно. – Не следует тебе отходить от лагеря далеко, а то завтра, и вовсе, не сможешь идти.

Княжна, как и всегда, права. Эльфийка понимает, пожалуй, слишком многое. Пожалуй, из них всех, после Райна, именно Леонризес является лучшим целителем. Впрочем, в любом случае, эта девушка была, пожалуй, одним из самых добрых людей среди всех «карт». А вовсе не Мира, Нелли или Аделинд. Эрна ценила ту сухую заботу, которую оказывала княжна.

Бубновой королеве теперь вспоминаются легенды о прекрасной Хильдегер – наложнице Инарда, – которая когда-то смогла спасти столько невинных жизней своей добротой… Леонризес чем-то была на неё похожа. Нет, эльфийская княжна вовсе не была такой милой, каковой, бесспорно, была Хильдегер. Напротив – эльфийка была очень горда. Даже горделива порой… Княжна любила себя, старалась не замечать чувств Мицара к себе, стремилась во всём и всегда быть лучшей – красивейшей, аккуратнейшей, умнейшей… В этом не было ничего плохого. Эрне всегда было невероятно интересно находиться рядом с Леонризес. Эта девушка была умной, обаятельной, великолепной собеседницей, сама знала много легенд и сказок, которые иногда рассказывала своим мелодичным голосом… Ещё она прелестно пела разные эльфийские песни… Леонризес любила петь… Но редко пела кому-нибудь, кроме Эрны или Феликса. Не все ученики в Академии были способны оценить её способности в пении. А княжна была слишком гордой, чтобы петь для кого-то, кто не смог бы понять её.