Текст книги "Вернуться в сказку (СИ)"

Автор книги: Hioshidzuka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 103 страниц)

На цыпочки привстав.

Деревья-дети стали в ряд.

И слышу я вопрос:

– Скажи, когда ты выйдешь в сад

И что ты нам привез?*

Маленькой Марии было скучно. Её мама решила куда-то поехать и взяла с собой малышку Розу. Девочка, конечно, понимала, что Розе было всего три года и она была ещё слишком мала, чтобы оставаться одной дома, но почему нельзя было оставить Розу с ней, Марией? Было бы гораздо веселее…

В школу сегодня мама разрешила ей не идти. Почему? Наверное, из-за того, что она разбила нос тому мальчику-задире, мамаша которого тоже невероятно задавалась. А что в этом плохого? Тем более, он задрал юбку Элис, тихоне из их класса. Почему же никто из мальчишек не заступился? Почему Марии снова пришлось ввязываться в драку?

В дверь позвонили. Подумав немного, девочка бросилась открывать. На пороге стоял Альфонс. С его куртки капали капли воды, и только сейчас Мария вспомнила, что за окном шёл дождь.

– Проходи скорее… – сказала девочка. – Не стой, простудишься!

Мальчик послушался её и прошёл в квартиру. Он был довольно бледен, да и синяки на его запястье не укрылись от зоркого взгляда принцессы. Она закрыла дверь на ключ, подтолкнула друга к ванной комнате, а сама отправилась на кухню. Вроде в холодильнике лежали сыр и колбаса, а хлеб найти проблемой не будет.

Альфонс же, переодевшись в вещи своей лучшей подруги – кстати говоря, маму девочки, Кассандру, всегда удивляло то, что дети одевались почти одинаково, да и размер у них был один и тот же, – положил свои вещи в стирку и прошёл в комнату. Мальчик что-то крепко сжимал в руках, и Марии стало очень интересно, что именно.

– Что там у тебя? Покажи! – крикнула она, подбираясь поближе к другу.

Мальчик нахмурился и покачал головой. Марию, как довольно сильную физически, упёртую, как баран, и вредную, как многие маленькие дети, такой ответ совсем не устраивал.

– Покажи! – настаивала девочка. – Покажи! Ты же знаешь, иначе я сама посмотрю!

Ал упрямо качал головой.

Общение этих детей началось после того, как они что-то не поделили на детской площадке и стали драться. Кассандра, мама Марии, также знала, что нет никого, кто был бы так же упрям, как её дочь, кроме Альфонса.

Поняв, что добровольно Альфонс ладонь не раскроет, Мария решила действовать быстрее. Она подбежала к другу и стала пытаться разжать его руку. Через минут пятнадцать напряжённой борьбы принцессе, наконец, удалось это сделать. В руке Альфонса была какая-то бумажка. Девочка схватила её и выбежала из комнаты.

– Почему ты не отдал валентинку мне? Ты же подписал! – обиженно пропела она.

Мальчик равнодушно пожал плечами и уселся на диван. Он взял бутерброд и стал жадно есть его. Мария недовольно хмыкнула, но всё же не стала ничего говорить.

– Может, потому что ты дура?

В Альфонса полетело яблоко. Тот еле увернулся и захохотал. В него полетело ещё одно яблоко. Мария всегда так странно реагировала, когда он пытался говорить не литературной речью. Правильно говорил отец: женщин понять просто невозможно. А Мария – девчонка, какой бы весёлой и умной она не была. А девчонка – значит, маленькая женщина.

– Следи за языком! – крикнула она раздражённо.

Потом всё забылось… Они играли, смотрели телевизор, что-то декламировали вслух, ели бутерброды, яблоки, апельсины и конфеты, оставшиеся на кухне. И только потом уже, ложась спать на диване в гостиной, Альфонс услышал тихое: “Спасибо за подарок…”.

***

Рассказ второй. Краски.

Культура разума и воли

И эстетичность в простоте,

И согласованная стройность

Во всем размеренном ключе.

Рациональной планировке

Дан исключительный разбег,

Вся грациозность – «окантовкой»

Вписалась стильно в новый век.

Геометрическая плоскость

Влилась, как целостность, в струю,

И уловимых граней тонкость —

В уравновешенном ладу.

Закономерность четких линий,

Стремленья нравственный устой,

Природа линий в чистой лире

В облагороженный покой.

Характер форм – монументальность,

Размах новаторских идей,

И дерзких мыслей гениальность

Венцом сияющих лучей.

Консерватизм и отчужденность

Остались в прошлом навека,

Абрис – воссозданная стройность

На новой эре бытия.**

Из жизни нередко исчезают яркие краски. Мир вокруг становится серым, грустным, даже глупым… Всё тускнеет, теряет смысл. Жизнь становится безрадостной, беспроглядной серой бездной, выходом из которой является только смерть…

Георг шёл по одной из серых улиц серого города. Одинокого и жуткого в своём величии города. Высокие ровные дома казались скорее тюремной оградой, нежели жилищами людей. Живых людей, которым свойственно дышать, чувствовать, любить…

Впрочем, способны ли люди любить? Граф Хоффман всё чаще задумывался об этом. Способна ли любить эта совершенно бездушная огромная толпа, не готовая не только жертвовать чем-то ради другого, но и просто обратить на что-то внимание?

Толпа проносилась мимо. Хоффман никогда не чувствовал себя одиноким в этом городе. Он родился и вырос здесь, хоть его и увозила мать на лето отдыхать в горы. В горы, где с ним случилось несчастье. Сколько раз он уже думало о том, что, будь он в тот день в городе, ничего бы не произошло…

Впрочем, что такое одиночество? Георг никогда не понимал, что именно подразумевают под этим постоянно ноющие люди. Так что такое одиночество? Минута, час, проведённые вне шумной компании? В таком случае многих людей, которых знал Георг, можно было назвать одинокими. А может, это состояние души, когда чувствуешь себя ненужным, обездоленным, несчастным? Когда-то Хоффман чувствовал себя таким. Но это было не здесь, а там, в горах, в той солнечной деревне… Здесь мужчина ощущал себя совершенно уверенно и спокойно.

Но краски всё равно исчезали из его жизни.

Дома, в том роскошном дворце, который ему пожаловал сам король, его ждала Юта. Маленькая брошенная девочка. Одинокая. Никому не нужная. Как и он сам. Но она была куда более беспомощна здесь. В её глазах всё ещё плескалась надежда, в её глазах всё ещё было солнце. То, чего в глазах Георга никогда нельзя было найти.

Мужчина быстро шёл по улице. Посмотрев на небо, он зашагал ещё быстрее. Тучи над городом уже сгущались, и ему не хотелось попасть под дождь. Куртки на нём сегодня не было, а идти под дождём в шерстяном свитере было не лучшей идеей.

Уже поднимаясь по ступенькам парадной лестницы в своём доме, он вспомнил, зачем выходил сегодня из дома. Краски. Юта откопала на чердаке старые краски, точнее, их остатки, и пыталась размазать их по мольберту. С его стороны было бы даже подло не купить ей эти краски. Денег у графа Хоффмана было много. Он порой сам не знал, куда их девать.

– Юта! – крикнул Георг. – Юта! Подойди сюда!

Девочка испуганной мышкой выскочила из комнаты, оглянулась и увидела, что на лестнице стоял промокший от дождя граф, приютивший её, подбежала к нему и испуганно посмотрела.

– Бери! – сказал мужчина, протягивая девочке краски. – Бери. Рисуй ими.

Юта удивлённо посмотрела на него и вдруг повисла у него на шее.

– Спасибо! Спасибо! Спасибо! – прокричала она.

Через несколько мгновений радостная Юта уже убежала обратно к себе в комнату. А Георг всё ещё стоял посреди лестницы в мокрой от дождя одежде с взлохмаченными волосами. Он смотрел куда-то в окно и улыбался.

***

Рассказ третий. Путешествие.

Обводы сложных очертаний,

Абрис в изрезанность пруда

Воссоздают напоминание —

Эгейской бухты берега.

Великолепна пирамида,

Вверх устремился пьедестал,

Руст светло-серого гранита,

Как будто гасит всякий шквал.

И мрамор светится не броско,

Рельефом ростры корабля,

И плиты в бронзовые доски

Несли историю в века.

Вот оживает в камне «ода»

Перед покоями дворца,

Встают Орловские ворота,

Луч нежит порцией тепла.

Тивдийский мрамор в стенах арки,

Колонны в мощный пьедестал,

Как «Возрождение» Петрарки

Гуманистических начал.

Высокий аттик над карнизом,

И надпись высечена в тон,

«Цвет» дарования отчизне

В числе прославленных имен.**

Плохое настроение для леди Траонт всегда являлось нормой. И с этим уже давно смирились все слуги и знакомые герцогини. И только Жан имел наглость пытаться бороться с этим плохим настроением.

Погода была чудесная. Джулия решила, что “этому несносному мальчишке” не мешает получить хотя бы начальные понятия правил хорошего тона, культурного развития человека и личности, а так же, наконец, “помолчать хоть минуточку”. Иногда леди даже жалела, что выбрала именно этого паренька из всех тогда в капелле. Она, вообще, иногда даже жалела, что вошла туда. Так что, сейчас и герцогиня, и её юный друг сидели в карете.

– Джулия! Посмотри! Как красиво!

Ничего красивого в фонтане перед вокзалом герцогиня не видела, но почему-то кивнула. Парень же восторженно смотрел на тот город, куда его сейчас привезли.

– Это столица? Правда?! Как красиво! А почему говорят, что это мрачный город? Кстати, Джулия, а ты помнишь, что сегодня за день?

Герцогиня задумалась. Это точно не её день рожденья. Новый год был полтора месяца назад, до дня их встречи ещё далеко, встретились они летом, а Седрик вообще родился в сентябре…

– Конечно, помню, Жан! Твой день рождения! – заявила Джулия.

Приняв такое решение, женщина вдруг задумалась, что именно она может подарить своему кавалеру. Так что того, как погрустнел Жан, услышав эти слова, она не видела.

Увидев, что карета проезжает мимо какой-то лавки, леди крикнула кучеру, чтобы тот остановил экипаж, выскочила на улицу и, сказав приказным тоном: “Сиди здесь! Выйдешь – получишь по заднице!” – бросилась в ту лавку. Жан тяжело вздохнул и с грустью посмотрел ей вслед.

– Вообще-то день рождения у меня был месяц назад… – расстроенно пробормотал он. – Я тебе всегда что-нибудь дарю на день рождения… И всегда помню, когда он…

Джулии не потребовалось много времени, чтобы выбрать подарок: она заметила, что в лавке имелась очень хорошая флейта, а Жан уже давно намекал ей, что ему нужен этот музыкальный инструмент. Попросив, ну, или приказав, чтобы подарок хорошенько завернули, женщина вышла из лавки, бросив предварительно лавочнику одну золотую монету.

– Поехали! – крикнула ведьма, садясь в карету. – Эй, Жан! Ты чего такой кислый? Выше нос!

Паренёк слабо улыбнулся. К столичному дому герцогини они доехали в полном молчании.

– Жан! Это просто дурной тон так дуться! Я же тебе и подарок купила! Жан?

Парень прижался к герцогине и прошептал, что его день рождения был уже давно, а сегодня день всех влюблённых, который он хотел провести вместе со своей леди…

– Ну, забыла… Ты вообще чуть больше месяца назад воскрес. Мне не до этого было… В следующем году отпразднуем. А сейчас отмечаем твой день рождения. В конце концов, ты мне важен больше, чем какие-то влюблённые.

Жан рассмеялся. Да уж… Так поднять настроение ему могла только леди Джулия.

_______________________________________________________

Ссылка на второй и третий эпиграф: http://www.stihi.ru/2009/10/20/2388

Первый – стихотворение Маршака “Бывало, в детстве под окном…”

P.s. Глава состоит из нескольких маленьких рассказиков.

P.p.s. Akiza, извини, но романтика у меня вышла только такая.

========== I. Глава двадцать восьмая. Легенда белых лебедей. ==========

И снова вихрь, и снова вальс,

И снова кажется, что тщетны

Попытки были кануть в бездну,

И снова шёпот, пенье птиц,

И снова… Снова то забвенье,

Забвенье горя и обид,

Забвенье радости и счастья,

И снова хочется заплакать…

И снова вихрь, и снова сон,

И снова снятся лес и поле,

И кажется, что всё вокруг

Лишь бред сознания больного…

И видишь снова речку ту,

Что вряд ли может быть реальной,

И слышишь снова голос той,

Что рядом быть клялась когда-то.

И снова вихрь, и снова крик,

И снова вспомнишь боль и горе,

И кажется порой, что миг

Длиннее века стать вдруг сможет.

И снова сон, и снова вопль,

Вопль радости и вопль счастья,

И снова кажется чужой

Планета, на которой часто

Бывает дождь, бывает зной,

Бывают ночи и закаты,

Бывает боль, бывает сон,

Бывают радости и горе.

А девочка – лишь тот ребёнок,

Который может помешать

Или помочь всем тем невзгодам,

Которой нужно отстоять

То право быть посланцем Бога.

Она живёт, как все живут,

Но отчего-то так обычно

Идут мгновенья и года,

Которых не было тут прежде.

И снова вихрь, и снова вальс,

И снова кажется, что тщетны

Попытки кануть, чтоб спастись,

Попытки умереть, чтоб выжить.

Кассандра не любила сказочный мир. Да, это был её мир. Полностью её. И полностью чужой. И сейчас, когда пришлось проснуться в ненавистных королевских покоях, женщина думала только о том, как бы ей снова сбежать отсюда. В прошлый раз всё получилось гораздо проще. Подвернулся этот Теодор. Единственное, что пошло не по плану Кассандры – так это её беременность. Кто же знал, что её первый ребёнок будет от непонятно какого проходимца, которого даже просто достойным человеком нельзя было назвать. А ещё он, кажется, приходился Сандре дядей, что было куда более досадным фактом.

Мать-лебедь тихо песню пела,

И озеро внимало ей,

И дети слушали тихонько,

Боясь сказать или вздохнуть…

Прошло уже семнадцать лет. Довольно хороший срок, чтобы всё обдумать, всё понять… И Кассандра давно всё обдумала! Давно! Ещё тогда, когда сбегала из ненавистного отчего дома. А сейчас… Отец всячески пытался задобрить её и убедить остаться. И он, пожалуй, не был виноват во всём этом, женщина прекрасно знала и понимала это. Но он был королём – королём ненавистной страны. Разве могла Кассандра – мать и просто гордая женщина – остаться здесь?! Но приходилось. Нужна была только Мария, которая опять пропадала неизвестно где.

Женщина тяжело вздохнула. Рядом сопела сонная Роза, которой явно не нравилось то, что в комнату лезли солнечные лучи, и Кассандра зашторила окна, чтобы не мешать дочери спать. Порой ей становилось просто обидно, что старшая её дочь совсем другая. Другая… Она была похожа скорее на Теодора, нежели на свою мать. Такая же… упрямая, вспыльчивая, невозможная! И вместе с тем такая же талантливая, умная… Роза же всегда была спокойным ребёнком. Слишком спокойным. После постоянно орущей, бегающей, дерущейся, сующей свой нос всегда и везде Марии спокойная, тихая Роза казалась чуть ли не ангелом. И Кассандру это почему-то стало беспокоить. И, как оказалось, не зря. У второй дочери принцессы было плохо со здоровьем. И врачи мало что могли сказать. Зато сама Кассандра могла: когда-то она изучала болезни магических существ, и у одной из них были именно такие симптомы. Почему именно у ребёнка оказалась эта болезнь, женщина не ведала, но зато знала точно: к себе на Родину ей возвращаться нельзя. Там такое не лечат, да и климат там куда хуже. Во всяком случае, для этого заболевания.

Мать-лебедь тихо напевала,

Не зная горя и забот.

Кто знал, что уже очень скоро,

Не будет деток у неё.

Как оказалось, теперь опасения не были беспочвенными. Розе действительно становилось тут хуже. И если на Земле болезнь почти сошла на нет, то тут всё загорелось с новой силой.

– Отпустите меня домой! – попросила женщина вошедшего в комнату министра. Тот лишь покачал головой.

Кассандре вспомнилось, что этого человека она знала когда-то, точно знала, но вспомнить, где и когда… В комнате было почти темно, и пока так мрачно, Розе было легче, Кассандра знала это, но человек использовал какое-то заклинание, и комнату снова залил свет.

– Прекратите немедленно! Я всё-таки принцесса, хоть, может быть, и не с полным перечнем прав. Занавесьте окна! Моему ребёнку плохо.

Мужчина равнодушно отошёл в сторону, но никаких действий не предпринял, что, нужно сказать, разозлило Кассандру. Роза, почувствовав на себе солнечные лучи, сделала попытку закрыть лицо руками. Принцесса, среагировав на это, быстро зашторила окно.

– Я же попросила вас! – с упрёком сказала она. – И вообще, приведите меня к моему отцу!

Человек усмехнулся. Он подошёл к Розе и, не обращая внимания на протесты Кассандры, поднял её на руки. Когда женщина хотела подбежать к нему, чтобы выхватить из его рук малышку, тот, снова прошептав что-то, сумел отбросить её в сторону. После чего мужчина вышел из комнаты.

– Роза! – закричала Кассандра. – Роза!

Дверь захлопнулась прямо перед ней. Открыть её не получилось. Женщина обессиленно упала на пол.

Мать-лебедь плакала, стонала,

Но видела: всем дела нет.

Она давно уже устала,

И исчерпала слёз запас.

***

Человек отнёс Розу на руках в какое-то помещение. Он положил её на кровать и вздохнул, сев в кресло, находившееся рядом. Девочка вздрогнула и проснулась. Она не понимала, как оказалась здесь и почему не проснулась раньше. Хотя бы минутой раньше. Она бы, может быть, знала, что это за место. Но она не проснулась минутой раньше. Она проснулась сейчас. Тут было темно, солнечный свет не проникал вообще. И хоть девочка чувствовала себя тут лучше, чем в той спальне, ей очень хотелось, чтобы рядом находился не чужой ей мужчина, пугающий одним только видом, а мама или Мария, ну, или Альфонс, но точно кто-то знакомый и уже родной…

Один птенец был жив. Но всё же…

Вдали от матери, один,

Живущий в клетке золочёной,

Он был несчастнее других.

Мужчина сидел, повернувшись к ней спиной, и Розе подумалось, что, будь она Марией, она бы обязательно воспользовалась этим. Но она не была Марией. Ей никогда не стать похожей на неё. Она сроду не могла поступить так, как следовало бы…

– Очнулась? – равнодушно поинтересовался мужчина.

Его голос был чистым, ровным, спокойным, но девочку нисколько это не успокаивало. Наоборот, пугало. Если этот человек оставался таким спокойным, когда ему пришлось похитить её, он, вполне возможно, не будет слишком нервничать, если ему придётся её убить. Роза тихонько кивнула и попыталась отползти как можно дальше.

В комнате было прохладно и очень тихо. Девочку пугало это. Мужчина продолжал сидеть там, где и сидел, больше в помещении не было никого, кто мог бы объяснить Розе, что именно с ней происходит. Значит, стоило поговорить с этим человеком.

– Где я, сэр? – тихо спросила девочка, кутаясь в шерстяное одеяло, которое прекрасно спасало от холода, а ребёнку уже становилось холодно.

Мужчина встал и подошёл к Розе. Та изумлённо посмотрела на него. Он не был похож на маньяка или убийцу, впрочем, впечатление могло быть обманчивым, но он перестал так пугать девочку. Мужчина усмехнулся. Что же… Девочка даже нравилась ему.

– Не беспокойтесь, Ваше Высочество. Вы находитесь в полной безопасности. Пока не решите сбежать, разумеется. Очень надеюсь, что вы не допустите такой глупой мысли. Мы находимся в бункере. На пятом подземном этаже. Поверьте мне, Ваше Высочество, это не так глубоко, как может быть. Так что очень надеюсь на ваше благоразумие.

Девочка изумлённо смотрела на него. Да, её похитили. Но для чего? Мария в детстве любила читать книги про разных важных особ, которых похищали с целью выкупа или шантажа. Но кого можно было шантажировать ею? Роза была всего лишь маленькой девочкой, которая вряд ли нужна была кому-то, кроме матери и сестры. Кому она могла сейчас понадобиться?

Птенец без матери, в неволе,

Он плакал, плакал и просил,

Но кто ж услышит и поможет?

Не нужен он, хоть дорогой.

– Не беспокойтесь, скучать вы не будете. Думаю, моя воспитанница сможет составить вам компанию.

Мужчина взял какой-то радиоприёмник со стола, крикнул “Юта!”, и через несколько минут в комнату вошла девочка, внешне – ровесница Розы. Девочка была одета довольно просто, но Роза не могла не заметить маленького украшения в виде дракона на её шее.

– Юта, надеюсь, ты помнишь мои указания. Принцесса Роза, думаю, вы подружитесь. Юта очень милая девочка. И да, если будет что-то нужно, воспользуетесь рацией.

Мужчина вышел из комнаты, и две девочки остались одни. Роза заинтересованно смотрела на Юту, а той, казалось, было почти безразлично. Она жестом попросила присесть и, когда принцесса кивнула, сделала это. Розе гостья показалась почти неживой.

Цена дороже – он несчастней.

И хуже смерти та тоска,

Без матери, один, в неволе,

Сбежать бы. Только бы сбежать!

Роза попыталась встать с кровати, но гостья резко пресекла эту попытку. Она буквально повалила внучку короля Георга на кровать. Взгляд Юты казался злым и не слишком-то дружелюбным.

– Не смей вставать и двигаться вообще! – крикнула Юта раздражённо. – Мистер Хоффман сказал, что ты болеешь и тебе не следует вставать с постели для избежания смертельного исхода.

Роза вздрогнула. Чем она могла болеть? Да, ей было не слишком хорошо с того самого дня, когда она вместе с Марией, Альфонсом и Седриком перенеслась сюда, в сказку. Но это же могло объясняться тем, что климат тут был совсем другой, что тут была совсем другая еда и… она не могла болеть ничем серьёзным!

Юта же, заметив, что Роза больше не делает попыток встать или просто как-то подняться, успокоилась и вернулась на то место, откуда и пришла. Она казалась абсолютно спокойной и… Кем она тут работала? Сиделкой? Медсестрой? Не слишком ли она была юна для этого? Розе в голову пришла мысль, что девочка могла быть дочерью или племянницей врача, который будет лечить её. Наверняка всё так и есть. А если так… Тогда Роза решила, что её тут, скорее всего, оставила мама, увидев симптомы этой самой болезни. Она же вернётся домой? Правда же вернётся? И тогда Мария обязательно расскажет ей какую-нибудь свою историю…

– Да не бойся ты! – уже спокойно сказала Юта. – Всё пройдёт хорошо. Я сама видела, как мистер Хоффман оперирует пациентов. Всё проходит успешно.

Побег! Что может быть чудесней,

Но только вот… не удался.

Хозяин, дороживший пташкой,

Её не сможет отпустить.

Операция… Это было плохо. Роза с самого детства боялась врачей. Боялась, потому что ей пришлось провести в одной из больниц почти год, когда она была совсем маленькая, и ей не хотелось почувствовать всё это снова. Здесь. Она снова начинала бояться этого места, юную принцессу трясло, тело не слушалось её, она не могла выговорить ни слова. И это не скрылось от проницательной Юты.

Девочка подбежала к рации и стала звать на помощь. В ответ донеслось лишь шипение. Это могло означать только одно: что бы ни случилось сейчас, рассчитывать на чью-либо поддержку не приходится. Придётся справляться самой. А как справляться? Господин Хоффман говорил ей, что, возможно, придётся столкнуться с некоторыми трудностями. А ещё он говорил, что будет готовить операционную. Как бы у него ничего не случилось… Девочке совсем не хотелось оставлять того одного там, рядом с этим противным мистером Кейнотом, который был одним из спонсоров эксперимента. Зачем нужны были спонсоры? И без них хорошо! Юта же прекрасно знала, что у графа было достаточно денег на это… А может быть, и недостаточно, одёргивала себя воспитанница Хоффмана, это вообще не касалось её, и она не имела права обсуждать это. Не имела права обсуждать даже про себя.

***

Кассандра не знала, что ей делать. Она не смогла защитить своего ребёнка от этого человека. Как она тогда смеет называться матерью? Если не может ничем помочь… Если не может никак защитить…

Мать-лебедь всё ещё рыдала,

Отчаянье брало своё.

Она готова быть счастливой,

Увидев только лишь мираж…

В комнату ворвались слуги её отца, скоро прибежал и сам король. Кассандра кинулась к нему. Её сознание было поглощено тем всеобъемлющим и всепоглощающим отчаянием, которое не давало женщине ничего увидеть. Это отчаяние причиняло такую боль, такую невыносимую боль, что той хотелось сделать всё, что угодно, лишь бы как-то заглушить её.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! Из-за тебя… – рыдала женщина, пытаясь как-то ударить, как-то задеть седовласого мужчину, стоявшего теперь перед ней. – Если бы не ты, она бы была со мной! Я бы не потеряла своего ребёнка!

Король отшатнулся, как от пощёчины. Он с ужасом смотрел на дочь, кажется, лишающуюся рассудка. Перед ним так давно не возникал образ плачущей над могилой убитого сына Джулией. И этот образ возникал снова. Его сестра всегда была сильной, даже всемогущей, но, как оказалось, воскресить своего собственного ребёнка было ей не под силу. Генрих помнил того малыша: мальчику было едва ли больше пяти-шести лет… Джулия родила его, будучи ещё совсем молодой… Леди Траонт была так счастлива рождению сына, что о многом позабыла… Королю вспомнилось, что его сводная сестра даже готова была простить ему его коронацию…

Мужчина тяжело вздохнул. Простить гибель собственного ребёнка он бы тоже не смог. Наверное, Джулия была права в своём гневе, когда, узнав о том, что Седрика отправили на Землю разыскивать принцессу, явилась во дворец промывать кости “любимому” брату, а заодно и придворным, которые просто попались под руку разгневанной леди Траонт. Наверное, он сам поступил бы так же на её месте… Гибель Дерра серьёзно сказалась на характере герцогини.

Но не было даже такого,

И блика не было того,

Что мог бы ей помочь забыться,

Что мог бы ей помочь забыть…

Он смотрел на плачущую, орущую дочь и с болью вспоминал про тот случай, произошедший двадцать пять лет назад. Та истерика, если так, конечно, можно было назвать поведение Джулии, была молчаливой и тихой, что совсем не вязалось с её обычным поведением. Ведьма не плакала, не кричала, не проклинала никого. Она просто стояла у гроба с телом её маленького сына и молчала. Просто смотрела на него, не отвлекаясь ни на что, даже на собственных братьев, пытавшихся как-то успокоить её. А успокаивать и не потребовалось. Джулия стояла тихо, не проронила ни звука, ни слезинки. Только взгляд, не злой, не сердитый, просто очень тяжёлый и горький, говорил о том, что в жизни герцогини действительно произошло что-то страшное. Генрих помнил, как стали закапывать гроб с телом этого маленького несчастного ребёнка, помнил, как хотелось бедной Джулии кинуться вслед за гробом, помнил, как он, удерживая сестру, получил весьма заметный шрам на левой руке. Женщина просто расцарапала ему руку. И Генрих мог поклясться, что ему ещё повезло: молодому садовнику противостояние с герцогиней чуть не стоило жизни.

Кассандра же плакала и кричала. Она не таила боль в себе, она не могла сделать этого. Она не была такой, как Джулия, грустно думалось мужчине. Но от этого становилось легче. Король никогда не понимал, как можно помочь его сестре, но зато он понимал, как можно помочь его дочери.

– Не бойся… – как можно спокойнее сказал Генрих. – Я, кажется, догадываюсь, кому могло понадобиться исчезновение твоей дочери. Мы найдём её. Слышишь? Найдём!

Кассандра всхлипнула и, кинувшись к отцу, разрыдалась на его груди. Она больше не могла быть одна. Она уже не выдерживала этого одиночества. Ей нужен был кто-то, кто мог бы помочь ей…

_______________________________

Подумать только – прошло уже чуть больше года с того момента, как я начала писать этот ориджинал!

========== I. Глава двадцать девятая. Нет ничего такого, что не могло бы возродиться. ==========

Как страшный сон, проходит жизнь.

Война. И не на жизнь, а на смерть.

И, как в кошмаре, льётся кровь.

Кровь беззащитных, неопасных…

Невинный будет вдруг убит,

А недостойный будет счастлив.

Кто так придумал этот мир?

За что? Мир был такой прекрасный…

Когда-то не было войны,

И люди думали о благе…

Когда-то не было зари,

Такой чужой, такой опасной…

Как страшный сон проходит день,

Второй проходит ещё хуже.

А третий… Вовсе нет его.

Погибших уже больше в мире.

Четвёртый день, как будто ад,

И Человек уже боится,

А кто-то, радуясь, кричит,

Что он умрёт, но след оставит.

След… Тот кровавый жуткий след…

И это кажется безумством,

Но нет… Реальность, правда, быль.

Кто в это верить нас заставит?

И каждый день как будто бред.

Проходит, оставляя трупы,

Проходит, оставляя боль

И горе от большой утраты.

И льётся кровь, и слышен крик,

Но нет, не верится, не может…

Не может это правдой быть!

Оказывается, точно может.

Забыться, просто всё забыть,

И никогда не просыпаться…

Но, может, это здесь – лишь сон,

И если тут заснуть, проснёшься?

Как страшный сон проходит жизнь.

Война. И не на жизнь, а на смерть.

И, как в кошмаре, ты погиб,

Но, к счастью ль, горя не увидишь…

Георг Хоффман сидел в своём кабинете и спокойно пил кофе. Как же он любил вот такие дни перед операциями! Это доставляло ему то садистское удовольствие, от которого он никогда бы не смог отказаться. Как же это было приятно – знать, что несчастная его жертва ничего не может сейчас сделать, кроме того, как молить о пощаде, а он в данный момент решает всё. От одного его слова может зависеть жизнь подопытного. Что может быть лучше? Хоффман не знал ничего, что могло так поднять ему настроение. Ну… Ещё, конечно, было лопотание Юты о том, как счастливо она жила до смерти родителей… Но с настроением перед операциями всё равно ничто не могло сравниться!

Что есть погибшее? Что есть уничтожившееся? Что есть уничтоженное?

Организация Schreiendes Blut была основана им совсем недавно, но уже успела оправдать часть своих ожиданий: было доказано много вещей, до этого считавшихся выдумкой, бредом больного воображения учёных и древних. Было доказано существование самого того мира. Того огромного мира, который некогда раскололся на три части. Три части, которые известны сейчас.

Земля. Сказка. Забвение. Так теперь назывались эти три мира. А раньше, когда-то, всё это называлось просто Величием. Да… Было бы интересно увидеть тот прежний общий мир.

Древняя магия питалась душевными силами людей… Древняя магия питалась самими людьми… Выживали только те, кто мог питаться самой магией…

А всё началось ещё в школе… В самом первом классе, когда с мальчиком с тонким шрамом, пересекающим левую сторону лица и уродующим его, никто из детей не хотел нормально общаться. Как возненавидел тогда маленький Георг этих лживых мелких тварей, притворяющихся перед учительницей милыми и добрыми. Но и сама учительница была ничуть не лучше…

Не время для этого! Давно это было. Всё прошло и больше уже никогда не вернётся.

Георг тряхнул головой, пытаясь оторваться от воспоминаний. В конце концов, ничего хорошего эти воспоминания сейчас не несли. Ему нужно хорошенько отдохнуть перед предстоящей нервотрёпкой с вечно недостающими инструментами и ничего не понимающими ассистентами… Стоило отдохнуть перед всем этим. Насладиться самим предвкушением этой операции…

Выживали только сильнейшие и достойнейшие… Выживали только лучшие…

В кабинет вошёл Вэлэриу. Это был высокого роста пожилой человек, бледный, в длинных тёмных волосах которого уже виднелись седые пряди, но их было не так уж много. Хоффман нередко удивлялся этому: наверное, у него к возрасту этого старика уже вся голова будет седой. Хотя нет… До возраста этого старика Георгу никогда не дожить. Серые холодные глаза Вэлэриу смотрели будто бы глубоко в душу, что, наверное, до полусмерти пугало молодых подчинённых этого человека. Впрочем, Георг сам был не слишком чувствителен к этому. А вот Юта пугалась. Пугалась, пряталась за спину графа, пыталась отпрашиваться по какому-то поручению…