сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 52 страниц)
— Нет. Я привела вас сюда из-за этого. — Она перевернула пергамент, чтобы показать другой список. — Это молодые волшебники, чистокровные или полукровки, которые были обнаружены с искаженными воспоминаниями и понятия не имели, где они находились последние несколько месяцев. Или вот. Список всех известных Пожирателей Смерти, которых не удалось найти после битвы за Хогвартс. А вот это список всех освобожденных Пожирателей Смерти и других приспешников Волдеморта, которые пропали без вести. Или этот человек, Лометт. Последнее заклинание, примененное к нему, было темномагическим, использовалось для изменения воспоминаний. В результате топорно выполненной работы сейчас он находится в Мунго, в отделении для необратимых состояний. Но нам удалось обнаружить несколько вспышек недавних воспоминаний. В одном из них было замечено лицо Руквуда, а в другом Лометт убивал маггла. Руквуд пропал без вести еще до финальной битвы. Лометт совершил убийство два месяца назад.
Малфой отстранился от папки и уставился на руки, потирая костяшки пальцев.
— Ты предполагаешь, что речь идет о Возрождении.
Гермиона отодвинула папку, но оставила ее лежать посреди стола открытой и развернутой к нему. У них было очень мало информации, кроме той, что она уже рассказала Малфою, но этого было достаточно, чтобы знать, что происходит. В таких вещах, как война и враги, совпадений не бывает. Есть удача, может быть, случайность, но не совпадение. Те немногие, у кого был доступ к нужной информации, прекрасно это понимали. Даже Малфой угадал еще до того, как она закончила говорить.
— Да, нам неизвестны подробности, но мы выяснили достаточно, чтобы понимать, что они перестраиваются, вербуют новых рекрутов, и нападения совершаются разными группами. Некоторые данные получены от детей, которые, конечно, пока не участвуют в активно действующих группах, но это только вопрос времени, когда их внедрят по-настоящему, и они начнут действовать сообща. Если уже этого не сделали.
— Ты сказала, что нужна проверенная информация. — Малфой бросил взгляд на папку, прежде чем поднять глаза на Гермиону. — Я ничего не знаю.
— Пока нет. — Он посмотрел на нее тяжелым взглядом, и ей пришлось приложить усилия, чтобы остаться неподвижной. В нем проскальзывало что-то от прежнего Малфоя, которого она знала в школе, но появилось и новое: многие вещи безвозвратно изменились в результате войны, тюрьмы и взросления. — Мы готовы сократить срок вашего заключения. Как вы сами сказали, оценка зависит от разных факторов, и мы оба знаем, что вас вряд ли освободят досрочно на фоне происходящих убийств и возрождения Пожирателей Смерти. А к тому моменту, когда дело попадет на пересмотр, все станет только хуже.
Если бы речь шла об обычных заключенных, арестованных за мелкие проступки, она могла бы счесть это несправедливым. Но это Пожиратели Смерти. Гермиона знала их преступления. Она все еще видела их в своем сознании, они все еще крали ее сон по ночам. Мама однажды сказала, что ее сердце способно уместить в себе весь мир, а ее голова — все его знания. И хоть последующие несколько месяцев она комплексовала по поводу размера своей головы, Гермиона всегда гордилась тем, кем она была. Но она до сих пор не смогла простить себя за то, что сделали Пожиратели Смерти — кого и что они украли у нее, ее друзей и мира, без сожаления и сострадания.
За годы, прошедшие после войны, она научилась понимать мотивы лишь немногих. Для этого ей потребовалось несколько лет, а то и дольше, проведенных за допросами заключенных во время работы в Департаменте магического правопорядка. Но Гермиона знала, что человек перед ней был настолько далек от зла большинства Пожирателей Смерти, что казался почти нормальным. Время принесло некоторое понимание причин сделанного им выбора — время и несколько разговоров с Гарри и Кингсли на протяжении месяца после того, как Кингсли впервые привел ее в свой кабинет, завалив файлами, воспоминаниями и протоколами судебных заседаний.
Однако она по-прежнему была настороже. Гермиона ни на йоту ему не доверяла, не была согласна с ним и не испытывала ни капли жалости из-за того, что Малфой несколько лет провел в Азкабане. Молодой, впечатлительный, отчаянный и неспособный на убийство. Вот кем он был. Бог его знает, кто перед ней сидел сейчас. Возможно, он чувствовал, что у него не было выбора ни во время войны, ни до нее. Она прочитала о том, что было поставлено на карту. Вероятно, он не был воплощением зла, вероятно, пытался не выдать их в Мэноре и делал только то, что должен, при условии, что его собственная жизнь и жизнь его семьи была в опасности. Но Малфой был больше, чем просто трус. Его трусость и убеждения — какова бы ни была их причина и независимо от того, изменилась она или нет — все еще наносили ущерб или уносили жизни. Поэтому его пребывание в Азкабане, хотя бы ненадолго, было заслуженным.
И одному Богу известно, о чем он думал, находясь в тюрьме. Не то чтобы победившая сторона приветствовала его с распростертыми объятиями за то, что он не смог сделать. Его отправили под суд и в Азкабан за то, что он смог сделать, за то, что он пытался сделать, назначив при этом более мягкое наказание, чем многим остальным. Малфой, несомненно, был зол на это. И еще больше он разозлился, когда его снова обвинили в насилии уже в тюрьме. Волдеморт, возможно, заставлял его делать то, чего он не хотел, угрожал ему и его семье, но он никогда не держал Малфоя взаперти — по крайней мере, если верить протоколам судебных заседаний и копиям воспоминаний, хранившимся в комнатах для вещдоков в Министерстве. Насколько было известно Гермионе, последние четыре года Малфой варился в собственном соку, убеждая себя во всем, чему его когда-либо учили, все больше склоняясь в правильности геноцида людей, которые его сюда посадили, и оставаясь высокомерным расистом, даже если именно он был тем, кто извалялся в грязи.
Кингсли считал, что это единственный способ проникнуть в стан врага и раздобыть информацию, что это единственный человек, которому они могли хотя бы немного доверять при условии правильно выстроенных принципов, границ и мотивации. Этот способ все еще не нравился Гермионе и не вызывал доверия, но это был единственный вариант внедриться в Возрождение и сделать это быстро.
Малфой долгое время молча смотрел на нее. Его сжатые челюсти выдавали, что он пытался самостоятельно разобраться в происходящем, не задавая вопросов, но не мог.
— Чего ты от меня хочешь?
— Чтобы ты присоединился к Возрождению. — Вот так, прямолинейно и просто.
Он посмотрел на нее, и в его голосе послышалось недоверие:
— Ты хочешь, чтобы я стал шпионом?
Гермиона кивнула.
— Да, мы получим от тебя информацию, найдем их укрытия и доставим сюда.
Он открыл рот, поколебался, прежде чем заговорить, и наклонился вперед:
— И я получу?
— Министерство снимет арест с Малфой Мэнора и вернет твоей матери. Тебя освободят, без ограничений. — Еженедельные проверки скорее можно было считать требованием, чем ограничением.
— Освободят, — сухо повторил он и выглядел сердито, когда она кивнула. — И?
— Что и? — Не мог же он в самом деле рассчитывать на что-то еще сверх предложенного.
— В чем подвох, Грейнджер? Не оскорбляй мой интеллект, притворяясь, что его нет.
Он посмотрел на папку, словно ожидая, что она сейчас снова ее перевернет и раскроет зловещий замысел против него.
Гермиона заерзала на стуле, разглаживая складку на рукаве.
— Тебя не освободят, пока ты не выполнишь Задание.
Малфой сузил глаза, или это отблеск свечей произвел такой эффект.
— А если это продлится дольше, чем срок заключения?
— Я не думаю, что на это уйдет больше восьми лет. Мы не ждем, что ты найдешь всех Пожирателей Смерти — просто всех причастных, если только они не сбегут поодиночке.
Малфой испустил тяжелый вздох и откинулся на спинку стула. Она молчаливо ждала, пока он рассматривал свои наручники.
— Я знаю, у тебя были проблемы с Пожирателями, и маловероятно, что тебя примут с распростертыми объятиями. Но сообщение о твоем побеге из Азкабана и прилагающийся список нарушений, включая попытку воссоздания армии Пожирателей Смерти, должны помочь. Они решат, что тюрьма тебя ожесточила, и ты сделал свой выбор.
Он перевел на нее свирепый взгляд, и рука Гермионы снова потянулась к бедру, прежде чем она себя остановила.
— Рисковать жизнью ради досрочного освобождения.
— Сократишь срок на восемь лет, если не больше. Твоя помощь также будет оценена должным образом. — Она была уверена, что он без дальнейших объяснений поймет, что скрывается за этой фразой.
Малфои могли восстановить свою репутацию, какой она была до начала Второй магической войны: Люциус, который бы клялся, что был под Империусом, Нарцисса, совравшая Волдеморту о смерти Гарри, и Драко, содействовавший подавлению Возрождения Пожирателей. Они бы снова заняли приемлемое положение в обществе, позволяющее им оказывать на него влияние. Мысль об этом вызывала жжение в груди Гермионы.
Малфой открыл рот, на губах заиграла усмешка, а потом он снова замер в нерешительности. В его глазах метались вспышки, словно отражение всех тех мыслей, которые вертелись в голове, а челюсть снова была напряжена.
Тишина. Один удар сердца, затем еще четыре.
— Я так понимаю, что мое знание о происходящем автоматически накладывает запрет на пользование общественными помещениями, а также на отправку писем во избежание утечек.
— Если откажешься… возможно. — Гермиона собиралась сказать, что они, вероятно, наложат на него заклятие, не позволяющее раскрыть информацию устно или письменно, но если были еще какие-то факторы, которые могли помочь склонить Малфоя на их сторону, то она не могла этим не воспользоваться. — Вероятно также, что ты отбудешь полностью весь оставшийся срок, но это решение останется за комиссией, которая будет производить оценку, и имеет лишь косвенное отношение к тому, что ты решишь сегодня.
— Сегодня, — медленно повторил он.
— В течение недели. Официальный ответ мне нужен к понедельнику.
Он побарабанил пальцами по столу, разглядывая ее.
— И как мне шпионить из Азкабана?
— Никак. Ты будешь уходить из Азкабана поздно вечером и возвращаться рано утром. Для тебя подготовят дом, который ты сможешь использовать на случай, если кто-то из Пожирателей проявит чрезмерное любопытство, или обстоятельства сложатся так, что придется провести ночь за пределами Азкабана. В этом случае ты будешь под присмотром авроров, у которых есть допуск к нашей операции.
Его рот искривился в легкой усмешке, и в этот момент он стал похож на самого себя прежнего больше, чем когда-либо.
— Думаешь, дом — это все, что нужно, чтобы убедить их в моей лояльности? Ты вообще имеешь представление о том, как они работают?
Они. Она заметила эту особенность в судебных протоколах Малфоя. Он всегда называл Пожирателей Смерти «они», «их». В то время, когда почти все остальные говорили «мы», «наши».
— Ты окклюмент, верно? — Он посмотрел на нее долгим взглядом, прежде чем слегка кивнуть. — Мы поместим в твой разум фальшивые воспоминания, созданные лучшими специалистами Министерства. Их невозможно обнаружить в целях обмана или манипуляции…
— Утешает.
— Ты будешь знать разницу, а они нет. Просто убедись, что они видят только поддельные. У нас также есть контрмеры против действия Веритасерума. У тебя будет «украденная» палочка. Ты будешь носить цепочку на шее, которая служит портключом — он может быть активирован тобой или мной. Кроме того, будет заклинание…
— Или тобой?
— Да, — подтвердила Гермиона и почувствовала кислый привкус от осознания сказанного на кончике языка. — Мной.
— Ты… что? Мой координатор? — Отвращение, с каким он произнес последнее слово, было очевидным, но она удивилась, что в его голосе не было ни намека на злость.
— Я буду твоим куратором. — На этих словах его брови приподнялись, а плечи, кажется, немного поникли. — Я буду заниматься всеми контактами, транспортом…
— Ты будешь сопровождать меня во время миссии? — Он задал этот вопрос очень серьезно и мрачно, как будто ответ на него и должен был стать решающим фактором.
— Не в прямом смысле.
Малфой пристально посмотрел на нее, его пальцы, бегающие по трещине в столешнице, сжались в кулак.
— Ты будешь отслеживать меня с помощью цепочки.
— Также на тебя будет наложено заклинание слежения. Это для твоей и нашей безопасности. — Не мог же он в самом деле думать, что они просто отпустят его, не удосужившись выяснить, где он был. Они доверяли ему в определенных границах — а дальше в ход шла магия, в целях защиты. Только так эта идея могла работать.
Он откинулся на спинку стула, наручники грубо царапнули по поверхности стола. Малфой смотрел на нее не мигая, и там, где другие могли бы искать какое-то доказательство правдивости или честности, его взгляд был пристален и буравил насквозь.
— Я полагаю, что ты мой тест. Должна убедиться, что я не сделаю никаких, — его ноздри на мгновение раздулись, и уголок левого глаза слегка дернулся, — бестактных замечаний или попыток насилия.
Нельзя сказать, что он был неправ. Они решили, что Гермиона будет не только самой беспристрастной, но также и наиболее вероятной кандидатурой, чтобы расстроить любую его попытку вести себя вежливо, если он замыслит месть.
— Они используют это освещение как тактику запугивания. Ты просто выглядишь как ребенок. — Его взгляд на мгновение скользнул по ее лицу и волосам.
— В битвах обычно проигрывают те, кто недооценивает врага.
— Понятно. Итак… — Малфой наклонился вперед, и его руки медленно вернулись к краю стола. От этого жеста плечи Гермионы напряглись, и она почувствовала давление в позвоночнике. —Ты переоцениваешь мою возможность сбросить эти кандалы и перепрыгнуть через стол, вероятно, чтобы вонзить большие пальцы тебе в горло и перекрыть дыхание. Но на тот случай, если бы я просто c силой толкнул стол, вонзая в тебя острый край и ломая ребра, у тебя, значит, уже был план…
Стул с треском ударился о пол, когда Гермиона выскочила из него так резко, будто ее перенесла какая-то другая сила. Во взгляде Малфоя расцветало сожаление, бровь взметнулась, а уголок рта слегка приподнялся. Он спровоцировал ее — вряд ли он сделал это намеренно, если только предложение и тюремное заключение действительно ничего для него не значили. Ее реакция была естественной, гораздо меньше поддающаяся контролю, чем прилив крови или учащенное сердцебиение. Опасность, реакция, выживание — это то, что укоренилось в ней. Гермиона не так привыкла к ментальной войне, как к настоящей.
Он заплатит за это. Так или иначе.
Гермиона бросила взгляд на Малфоя, а затем приподняла повыше подбородок, скользя по его лицу и скованным рукам небрежным, отсутствующим взглядом. Она аккуратно сложила папки и вещи обратно в портфель, чувствуя, как тишина щекочет ее затылок и нервы. Защелкнув портфель, Гермиона еще раз посмотрела на Малфоя холодным взглядом, ничем не выдающим неровное сердцебиение.
— Каждый вечер вплоть до понедельника один и тот же мужчина будет приносить вам обед. На подносе будут лежать бобы. Если и когда вы согласитесь на наше предложение, съешьте их. Я вернусь позже тем же вечером. Если к вечеру понедельника они все еще будут на подносе, сделка отменяется.
Она посмотрела на него еще секунду, прежде чем развернуться к выходу из комнаты — его рот был плотно сжат, а взгляд вновь буравил насквозь.
30 мая, 21:18
В квартиру Гермионы было невозможно аппарировать напрямую, не подвергнувшись расщеплению. На здании было установлено слишком много защитных заклинаний и чар, и им всегда требовалось некоторое время, чтобы распознать ее, пока она последовательно преодолевала каждое из них. То, что сразу после точки аппарации, то, что у двери, то, что перед следующей дверью, и последнее — прямо перед лестницей.
Рон всегда говорил, что ощущает себя параноиком, ожидая, что заклинания в любой момент набросятся на него и расщепят на части. Гермиона называла это абсурдом, но его слова стали невольно всплывать в памяти каждый раз, когда она проходила сквозь чары. Оказавшись, наконец, у двери квартиры, она воспользовалась двумя ключами, затем мощным отпирающим заклятьем, сняла еще четыре защитных заклинания и задержала дыхание, пока оставшиеся чары не распознали ее. Немногие здания позволяли накладывать столько защитных и охранных заклинаний: домовладельцы боялись, что они помешают другим жителям или маггловским технологиям. Именно поэтому она предпочла эту, а не более просторную квартиру рядом с Министерством.
Гермиона закрыла за собой дверь, наблюдая, как ее котенок стремглав несется по коридору, впечатываясь в дверной проем гостиной на резком повороте. Это существо ненавидело ее. Котенок был глупым, вечно во все врезался и смотрел на нее только издалека. Он был совсем не похож на Живоглота, но она прожила уже два года в пустой квартире, когда Гарри появился у ее двери с этим маленьким комком нервов, и поэтому не смогла отказаться. У нее не хватило духу отдать Пеппера обратно — совершенно неоригинальное имя по любым меркам, но Гарри настоял на нем, когда животному как коту исполнилось три месяца.
