сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 52 страниц)
Рокфорд не использовал блокирующие заклинания, но далекий голос, который всегда оставался спокойным перед лицом всепоглощающей паники, подсказал ей, что он также не использует темномагические заклинания. Его проклятие попало в одного из авроров, выбивая из-под ног землю, и Гермиона резко свернула на улицу, на которой исчез Малфой.
Она пять раз нервно постучала ногой, прежде чем закрыть глаза и аппарировать. Гермиона тут же оказалась на полу, ее глаза резко открылись, и она увидела освещенные свечами стены и массу, движущуюся в замешательстве и тревоге. Гермиона попыталась подняться на ноги, но ее тело было слишком большим, конечности слишком длинными, а грудь слишком сдавило. Кто-то похлопал ее по плечу, когда она завалилась обратно, и взгляд нашел Малфоя в нескольких шагах от нее. Его кожа блестела от пота, челюсти были сжаты, а мышцы подергивались. Он осматривал комнату, и его взгляд стал жестче, когда остановился на ней.
— Уходи, — произнесла Гермиона одними губами, но ничто не намекало, что он ее понял.
— Блять, мы все здесь?
— Некоторые сбежали.
— Когда я аппарировал, на земле лежало не менее пяти человек.
— Вам всем нужно уйти, — Малфой не кричал, но его голос все еще перекрывал резкий шепот и повышенную тональность, — авроры могли выследить нас, а если они этого не сделали, кто-нибудь из оставшихся мог сказать им, где мы. Идите домой, ничего не говорите.
— Встречаемся завтра?
Малфой поправил мантию, как будто только она портила внешний вид, а спутанные волосы или пот на коже никак на это не влияли.
— Я сообщу, если это будет возможно.
Он аппарировал, как только договорил, и Гермиона быстро последовала за ним. Она вытащила блокнот из кармана еще до того, как открыла глаза, и обернулась в поисках Малфоя. В тот момент, когда она поняла, что его в комнате нет, раздался громкий удар двери о стену. Гермиона подпрыгнула, развернувшись, и сделала шаг назад.
Малфой был в ярости. Все его тело было напряженно, челюсть сжата, а на виске билась венка. Когда он открыл рот, она ожидала услышать крик, но его голос звучал низко, он растягивал гласные, медленно выговаривая слова.
— Какого хера это было?
— Я не знаю. — Вот почему она должна была писать об аврорах в блокнот прямо сейчас, а не сжимать палочку, ожидая, когда Малфой бросится на нее.
— Ты не знаешь, — процедил он, и в этот раз его голос был уже на октаву ближе к тому крику, которого она ожидала. — Какова цель твоего пребывания там, если ты…
— Я доказала свою цель сегодня вечером, когда мне пришлось связаться с Министерством…
— И они просто забыли уведомить…
— Если бы они знали как! Задание под грифом секретно. Они не могут просто заблокировать ответную атаку, не вызвав подозрений и разговоров.
—Как они узнали?
— Они, очевидно, не знали, что те придут, так как я не получила…
— Авроры, Грейнджер! Откуда они узнали, что мы…
— Я не знаю…
— Ты не знаешь. Конечно, ты не знаешь. Ты блядски бесполезна!
Гермиона почувствовала, как ее накрывают волны гнева, погребая под собой дрожь от адреналина и паники.
— Что?!
— У тебя всего одна задача, пока ты там, и это коммуникация с…
— Если бы они уведомили меня, все было бы совсем по-другому! Меня не уведомили! Более того, мы даже не должны были быть там так долго, просто пытая каждого маггла, который попадался на глаза!
Малфой сделал шаг к ней, и Гермиона лишь слегка качнулась назад.
— Ты так говоришь, как будто это моя вина…
— Я говорю…
— Мы оба понимали, куда все шло, и для чего они тренировались в первую очередь. Они не собирались довольствоваться двумя тайными аврорами. Это вина твоего Министерства за предоставление…
— Это не просто…
—…и неблокировку улиц должным образом. Я не несу ответственности…
— Естественно! Ты никогда не берешь на себя ответственность за то, что делаешь!
— Тебе нравится выставлять себя идиоткой, или ты просто игнорируешь время, которое потратила на изучение моего дела, чтобы знать, что я признал себя виновным по всем
обвинениям, выдвинутым против…
— И при этом ты все еще жалуешься и ненавидишь Министерство, потому что считаешь, что не заслужил Азка…
— Потому что я достаточно заплатил за них, — Гермиона фыркнула, когда он сделал еще один шаг к ней, — в то время как другие, которые сделали то же самое или даже хуже, никогда не платили вообще! И теперь я участвую в этом Задании, рискуя быть убитым Пожирателями и Министерством! Ты…
— Мы никому не позволим убить тебя, Малфой, были приняты меры…
— И этой мерой была ты.
— И ты действительно думаешь, что я позволю убить тебя, просто наблюдая и ничего не делая? Есть и другие авроры, и…
— Неважно кто это! Все сводится к тому, что защита меня на самом деле просто защита миссии — так ты мне сказала. И в тех ситуациях, когда это так опасно, что может быть смертельно, мы все же дадим Министерству того, чего оно хочет, чем бы это ни было, и, если есть риск, значит, на него нужно пойти. Вот только каждый раз, когда приходится рисковать, речь идет о моей жизни, а не жизни миссии!
Рот Гермионы широко раскрылся, она пыталась с воздухом вытолкнуть из себя слова, но они бесполезным грузом падали обратно куда-то в желудок, свернутый тугим узлом. Она сделала глубокий вдох, а затем прочистила горло.
— Если бы я знала, что появятся авроры, я бы нашла способ покончить с этим раньше. Я ценю человеческую жизнь выше любого задания…
— И что значит моя, — теперь его голос стал тише, но все еще был хриплым от гнева, — по сравнению с остальными, которые ты спасешь, когда Возрождение умрет.
— Если бы нас так мало заботила твоя жизнь, у тебя бы не было этого портключа на шее, и они бы не просили меня стать куратором. Если ты войдешь в комнату, которая раскрывает все секреты и выдает местонахождение каждого члена высшего круга, но при этом я буду знать, что это будет стоить тебе жизни, я никогда не попрошу тебя войти в нее. Я найду другой путь, даже если это будет более трудный путь. Я не прошу людей умирать за меня, Малфой. Как и Гарри.
— Значит, ты не думаешь, что, как только этот высший круг увидит меня, они убьют меня или сделают из меня пример всем своим новобранцам?
Она пожала плечами.
— Возможно, но очень маловероятно.
Она скрестила руки на груди, когда он поднял бровь и опустил подбородок, словно ожидая, что она увидит, как ее аргумент сгорает дотла.
— Это опасная ситуация. Ты знал это, когда соглашался. Тебе придется всегда вести себя в соответствии с этим фактом. Я не говорю, что ты гарантированно доживешь до конца Задания, Малфой. Я говорю, что буду делать все от себя зависящее, чтобы защищать тебя так же сильно, как я бы защищала сотрудника Министерства или члена Ордена.
Он смотрел на нее еще мгновение, мускул на его челюсти дернулся, а затем протянул палочку.
— Хорошо.
— Ты должен, э-э…тебе следует оставить носки. Я имею в виду, возьми их с собой.
Она вертела палочки в ладони, слишком быстро отведя от него глаза, чтобы попытаться понять его реакцию. У нее были гораздо более важные вещи, на которых можно было сосредоточиться: портфель, сухость в горле, стука сердца и жжение в глазных яблоках, вызванное паникой и воспоминаниями.
========== Шесть ==========
04:32
Настоящая, сильная энергия магии. Она прожила с осознанием этого более половины своей жизни, чувствовала, как магия пронизывала ее тело словно электричество или окутывала ее теплом, отдавала холодом или болью. Это была такая же неотъемлемая часть как и сердце, ведь когда оно билось спокойно и ровно, она почти не замечала его присутствия в грудной клетке. Так что она не понимала, почему один несостоявшийся удар магии имел такое значение.
Малфой мог позволить заклинанию попасть в нее. Кто знает, что это было за заклинание, но это не было бы его проблемой. Если только он не думал иначе. Да, должно быть, так оно и было. Должно быть, он решил, что если в Гермиону попадет заклинание, то это негативно отразится на нем самом.
Или он поставил щит по какой-то еще причине. Какой-то.
Пальцы Гермионы барабанили по закрытой папке, она посмотрела на часы. Ее взгляд снова остановился на портфеле и она потянулась к нему, задумчиво прикусив щеку. Гермиона встала, открыла его и заглянула в стопку бумаг. Три, пять, шесть — она нашла нужную и развернула, обходя стол. Она прислонила пергамент к стене, накладывая быстрое приклеивающее заклинание, а затем вернулась на место.
Гермиона скользнула в отпечаток своих ягодиц на обшивке стула и откинулась лопатками на спинку. Ее зубы снова и снова кусали нижнюю губу, пока она наблюдала, как крошечная точка перемещается по маленькой комнате на карте, отмеченной восьмым уровнем.
22:00
Гермиона ощущала под кончиками пальцев материал своих брюк, крошечные бугорки и швы, тепло кожи, поднимающееся сквозь них. Малфой наконец перевел взгляд с нее на пол и теперь стоял неподвижно, как статуя. Единственным звуком в комнате был шелест листьев за окном.
— Ты голоден?
— Нет.
Она кивнула и сосредоточила свое внимание на мерцании свечей в комнате.
Гермиона хотела оставить его сегодня ночью в Азкабане, но он должен был быть в Риме на случай, если случится что-то, для чего он мог понадобиться. В доме было нечего делать, кроме как стоять. Никаких книг, журналов, ничего развлекательного. Ей следовало принести статью, чтобы он прочитал, как она и собиралась сделать. Тогда, по крайней мере, она могла бы притвориться, что читает остальную часть газеты еще раз.
— Плюс случившегося в том, что высший круг теперь скорее всего в курсе, чем вы занимаетесь. Я понимаю, что для них было бы предпочтительнее услышать об этом из подполья, которое у них должно быть есть, но это может подтолкнуть их к контакту…
— Они будут сомневаться в моих способностях руководить, в моем выборе новобранцев и будут думать, что я слишком неосмотрителен и неопытен, чтобы занять какое-либо реальное положение среди них. Скорее всего, они свяжутся со мной из любопытства, мести или потому, что мы привлекли внимание Министерства к Возрождению, частью которого мы на самом деле не являемся.
— Тогда ты докажешь, что они ошиблись. — Гермиона скрестила руки на груди, наблюдая за каплей воска, которая соскользнула со свечи и упала на пол. — Они подумают, что у тебя достаточно амбиций и преданности делу, чтобы что-то начать, и узнают, что ты не боялся пытать магглов и проклинать авроров. Ну а то, что авроры узнали, кто ты такой… ты можешь сказать, что тебе было все равно, потому что ты был уверен, что уйдешь от них.
— Неблагоразумие никому не делает чести.
— Тот факт, что ты не знал о появлении авроров тоже сыграл нам на руку. В глазах Возрождения это снижает вероятность твоей работы на Министерство. Они пришли за всей группой, а ты не мог знать, что они сканируют высококонцентрированное использование темной магии в маггловском мире. Что касается того, что кто-то из группы попался…
— Они были расходным материалом, низкого ранга, и с ними нужно было разобраться, прежде чем сформировался какой-либо серьезный план.
Гермиона наклонила голову, наблюдая, как он выдернул пару ворсинок.
— Они купятся на это?
Малфой пожал плечами.
— Нелояльность не заслуживает лояльности.
Гермиона хмыкнула, повернув свечу на стойке так, чтобы свет падал сквозь отверстие, где расплавился воск.
— Интересно, что станет с Миллсом.
— Имеет ли значение, что он был частью группы, где лидер, работающий на Министерство, поощрял его действия?
— Не знаю, — честно ответила она, — я на это надеюсь в какой-то степени. Он хороший парень. Он просто попал не в ту компанию. — Ей не составит труда сказать об этом Кингсли.
— Они все попали не в ту компанию, — тихо сказал Малфой, глядя в окно, — и со своей точки зрения, они делают то, что сделало бы их героями на этой стороне. Борьба за то, что они считают правильным во времена великого угнетения.
— Но это неправильно, — Гермиона хотела бы, чтобы это вышло резко, но вышло почти вопросительно.
— Я не говорил, что это не так. — Да, именно этого тона она и добивалась.
— Я просто надеюсь, что они скоро это поймут. Я знаю, что дети не могут повлиять на то, какие знания они получают или на то, чему их учат родители. Я знаю, что некоторые дети будут делать что-то только из чувства противоречия, потому что они знают, что это плохо. Они не до конца понимают последствия того, что они совершают. Но где-то по пути произойдет что-то, что либо откроет им истину, либо укрепит их идеалы, независимо от того, какие факты появятся позже.
— Истина — это не просто что-то, что открывается само по себе, это то, чему человек учится. Это событие, при наступлении которого положительные эмоции превалируют над отрицательными, или это то, что считалось правильным до тех пор, пока не вступило в противоречие с еще большей личной истиной. Истина — это набор убеждений, которые только этот человек может считать истинными. А если другие в них верят, то и для них это становится истиной. Это не значит, что это истина для кого-то еще. Или что это не может измениться.
— Некоторые вещи универсальны, — она указала рукой в сторону кухни, — это стол. Э…
— Слепой человек никак бы его не назвал.
— Потому что он не может видеть.
Малфой приподнял бровь.
— Именно. А ты можешь. Две разные истины.
— Но слепой знает, что там что-то есть…
— Откуда?
— Ему сказали.
— Именно.
Гермиона покусала губы.
— Он это чувствует.
— Он что-то чувствует. Поверхность. Это может быть все, во что он верит. Может быть, он считает, что это стол. Может быть, он считает, что это что-то совершенно другое.
— Хорошо. Истина в том, что мы стоим здесь.
— Мы? Возможно, этот момент…
— Мы оба знаем, что стоим здесь.
— Это не универсально, Грейнджер. Если бы ты спросила у ближайшего к нам человека, где ты стояла пять минут назад, он бы не знал.
— Тогда согласно такому взгляду, то, что я существую, тоже не является истиной.
— Если ты во что-то веришь, значит, ты веришь.
— Хорошо. Что, если бы я не верила, что ты существуешь?
— Но ты веришь.
— А если бы нет?
— Как я уже сказал, Грейнджер, истина меняется.
28 июня, 21:43
На этот раз она принесла книги и, немного поколебавшись, осторожно села напротив него и принялась читать. Ее глаза не отрывались от страницы, но периферийный взгляд также был прикован к нему, и через тринадцать вдохов он вытащил книгу из стопки и тоже погрузился в чтение.
29 июня, 23:28
— Господи Иисусе, — выдавила Гермиона, закутавшись в рукав своей мантии.
Малфой смотрел на нее из конца комнаты, на его лице застыло жесткое выражение. Его левый глаз дернулся под силой его взгляда, но на внутренней стороне ее черепа не было написано никаких ответов. Диксон перестал облокачиваться о стену, в его глазах сверкнуло что-то дикое и безумное, когда он посмотрел на нее, вытирая пот с лица. Ллойд смотрел только на тело, и его отрешенность нервировала больше, чем взгляд Диксона.
Гермиона тяжело сглотнула, подавляя дикую тошноту и желание закричать, завыть. Ее взгляд несмотря на протесты ее разума и напряжение в груди, не способный сопротивляться ужасающему зрелищу, беспомощно вернулся к телу, прислонившемуся к стене. Только одна нога была обута в кроссовок, другая была нгая, грязная и бледная. Брюки и рубашка были изодраны, кровь испачкала ткань черточками и звездочками. Костяшки окровавленных рук в синяках покоились на его ноге и на внутренней стороне бедра, слегка согнутые пальцы были обращены ладонями к потолку.
В его груди зияли дыры, кожа была порвана или сморщена, но из ран больше ничего не вытекало. Его лицо в одних местах отливало черным, в других — пурпурным, зеленым или было покрыто красными волдырями, и так распухло, что невозможно было разглядеть настоящие черты. Его нос был сломан, искривлен влево, а челюсть свисала вправо. Сквозь вздутые бугры его скул, век и бровей она различила лишь мелькнувшие тусклые глаза, покрытые белым налетом. Короткие светло-каштановые волосы запутались в сгустках крови.
Гневный жар вспыхнул за ее глазницами, спустился в скрутившийся желудок, а затем разлился кипятком в крови. Ее рука дрожала, и ей хотелось плакать, ей хотелось разрыдаться, ей хотелось спасти человека, которого не могла, и ей хотелось проклясть, навредить тем двоим, кто это сделал.
— Нам нужно избавиться от тела, — сказал Диксон.
Гермиона повернулась на каблуках и неуклюже вышла из комнаты в коридор, капли пота стекали с волос на лицо. Ее большое туловище отяжелело от жары, ботинки громко стучали по полу. Она почти снова повернула назад, когда услышала, что Ллойд предложил сделать с трупом, но вместо этого ускорилась. Это их цель — удалять такой сорт людей, изгонять из общества, запереть подальше от тех, кому они причиняли боль. Вот почему она должна была оставаться на своем месте и не рисковать Заданием.
