Текст книги "Буря в стакане (СИ)"

Автор книги: AoleaHaron

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 60 страниц)

Отложив книгу, я уселся, подогнув под себя ноги, и вздохнул. Нужно погрузиться во внутренний мир, чтобы контакт состоялся. Сложно описать эмоции, которые овладевали мной в тот момент. Было до одури страшно, даже руки тряслись как после долгой и усердной тренировки, но в то же время я хотел увидеть свою Искру. В книге написано, что она принимала облик зверя, который изображён на символике Рода метузеллы, и мне хотелось узнать, к какому Роду я принадлежу. Войти в свой внутренний мир оказалось поразительно сложно. Я долгое время медитировал, пытаясь представить его себе, но в голову ничего не лезло. Открывая глаза, я понимал, что ещё нахожусь в комнате и продолжал медитировать. В итоге мне это до жути надоело, и я прилёг на пол, рассудив, что поза на медитацию не влияет, тут главное настрой, а у меня от сидения задница затекла. И всё равно ничего не произошло. Обращаясь внутрь, я видел Искру, но попасть во внутренний мир не мог. - Да что ж такое-то! – гневно воскликнул я и уставился в потолок. Тут же окосел, осознав, что никакого потолка и нет, одно сплошное небо. Усевшись, я понял, что нахожусь в каком-то поле, по краям виднеются деревья, вдали поднимается дымок от печной трубы. Забавно, я ожидал чего-то другого, а вокруг просто поле с аномально высокой травой. Над головой яркое солнце, ни одного облачка не видно. Даже странно, что мой внутренний мир такой светлый. - Эй, - крикнул я как можно громче, приложив руки ко рту. – Есть тут кто? Тут же смутился. Чего ждал-то? Что Искра ответит что-нибудь, вроде: «Я тут! Иди сюда, плюшками побалуемся»? Не желая стоять на одном месте, я пошёл, куда глаза глядят. Поле не заканчивалось, казалось, оно так и будет однообразно тянуться, и до леса я никогда не дойду. Я мог бы даже назвать его красивым, если бы не осознание, что где-то рядом находится Искра, которая явно не желала меня видеть. Пару раз я слышал шелест и видел, как верхушки трав колышутся, но, сколько ни озирался, никого не смог увидеть. Наконец, я вышел в круг с притоптанной травой, показалось, он очень похож на арену, а высившаяся трава – на зрителей, собравшихся смотреть представление. Мир начал быстро темнеть, не прошло и минуты, как вокруг сгустилась тьма, а на небе появилось кровавое ночное солнце - Золь. Внутри меня впервые за время пребывания здесь зародился страх. Казалось, кроме этого страха больше ничего и не осталось. Золь звал, и от его вида в венах закипала кровь. Я чувствовал, как в душе открывает глаза и поднимает голову зверь, и сжался, не желая, чтобы этот хищник вырвался наружу. Золь звал. Мышцы напряглись, горло свело резкой судорогой, и я упал, чувствуя боль во всём теле, затмевающую сознание. Что-то тяжёлое давило на разум, пытаясь побороть его, заменить чем-то неведомым. На поверхность проступал другой - разум безумного, бешеного зверя. Опустив голову, я скользнул взглядом рукам, они меняли форму и покрывались шерстью кирпичного оттенка. Судорога свела руки, и я упал лицом в землю. Кожа лопалась и тут же срасталась, кости ломались, меняя форму, суставы трещали. Я ощущал, как меняется и вытягивается лицо. Боль не отступала. Подняв голову, я попытался закричать, но из горла вырвался жуткий вой. - Жан! – голос Икара и глухие удары по дереву вернули меня в реальность. Я распахнул глаза и понял, что лежу на полу в своей комнате посреди кровавых линий и кричу едва ли не на всю башню, а за запертой дверью вопит и лупит ногой многострадальной двери мой друг. Быстро накидав на пол одежду, я поспешил открыть дверь. Увидев меня, Икар выдохнул с облегчением и заглянул в комнату. - С тобой всё в порядке? У меня такое чувство, будто ты тут в волка превращался! Я опешил. - Что смотришь? Я точно слышал вой! - А, ну, – я почесал затылок, наспех придумывая объяснение. – Ты же видел, что я ел на ужин... - Я не слежу за тобой!.. А что ты такого ел? - Рыбу, солёные огурцы и молоко, - соврал я с самым честным видом. – Последствия такие, что и не так взвоешь. В общем, иди-ка ты отсюда, сейчас тут будет вонять хуже, чем в нужнике. Лицо Икара перекосило гримасой отвращения. Я изобразил мучительный спазм, и захлопнул дверь, после чего сполз на пол и зажал рот руками, чтобы не захохотать в полный голос. ========== Глава 18 ========== Молчун опустился на нары и провёл языком по зубам, проверяя, скольких лишился в драке. Летье выбил ему три зуба. Не самая большая плата за победу. Приподняв рубаху, он скривился, увидев почерневший от ударов живот, после чего устало рухнул на нары. - Этого не должно происходить. Разве мы можем убивать друг друга? - Кто ты, чтобы противиться самой природе? Выживание, вот наша цель. - Тебе недостаточно того, что делают люди? Хочешь начать убивать своих? - Кому-то уж точно придётся умереть. Юноша болезненно скривился и отвернулся к стене, чувствуя на себе пристальный взгляд тени. - Я не убийца. Он был прав, я не убийца. - А кто, если не ты? Скольких уже ты убил? - Я выполнял приказы! - Не вали всё на других, - расхохотался голос. – Что за пагубная привычка? Будто это твой господин резал людей. Нет, это ты. Помнишь, каким оружием? Нет? Без оружия. Резал их без оружия. Словно играл на скрипке. Смычком вверх, смычком вниз, и вот она, твоя музыка смерти. А теперь ты предаёшь её. Смерть не любит предательства, она мстительная особа... - Да замолкни ты уже! – закричал Молчун. Вскочив с нар, он подскочил к углу в попытке схватить бесплотную тень, но та стремительно ускользнула. Злобно рыкнув, узник вернулся на нары и притворился спящим. Он не сдался, даже не думал об этом. Знание, что рано или поздно хозяин придёт, и он будет торжествовать, не покидало его. Он ждал дня, когда господин ступит в тронный зал дворца, освещённый сотнями свеч. Гордо подняв голову, пройдёт мимо вытянувшихся строем солдат, за спинами которых застынут неподвижно придворные, и посмотрит властным взглядом на своего самого преданного слугу. Как можно сдаться, когда эта картина столь ярко предстаёт перед глазами? Как можно сдаться, когда господин обещал, что будет рядом? И он не мог не верить. - Плата, - ворвался в его полудрёму голос солдата. Молчун приоткрыл глаза и уселся, рассматривая брошенный в его камеру свёрток. Внутри обнаружилось несколько картофелин, кусок хлеба и морковь. Он поспешно отложил их в сторону, казалось, одного взгляда хватит, чтобы он схватил всё и быстро проглотил. Желудок охватило страстное желание поесть. - Вот и всё, чего стоят наши жизни, - буркнул он, почувствовав себя обречённым. Подняв взгляд, посмотрел в темноту угла, но оттуда не донеслось ни слова. – Что замолчал? Следующие пять минут тишины ввергли его в ужас. Он и представить не мог, что однажды неизвестный может и правда смолкнуть. Стиснув зубы, он пристально всматривался в угол и ждал, когда же до него донесётся полубезумный хохот, за которым последует какая-нибудь фраза, наверняка полная дикости, как это часто бывало. Но тишина не прерывалась. Нахмурившись, узник зажал в ладони морковь и забрался на нары с ногами, спихнув остальную еду на пол, только бы она исчезла из поля зрения. Пучина отчаяния стремительно приближалась. *** Последние курсы готовились к испытаниям, экзаменов у них не было, зато предстояло кое-что пострашнее. И если раньше мы провожали их взглядами зависти, то теперь настал их черёд. Но и нашему курсу преподнесли огромную свинью. В середине июля Цепеш сдержанно поздравил меня и с радостью сообщил, что он договорился с преподавателем Корсоном, который обучал группу аристократов во главе с Тильром, устроить командные бои. Я принял новость с суеверным ужасом, невольно посмотрев на Кайла, однако тот стоял с каменным лицом, только согласно кивнул. Пришлось и мне дать согласие. Как сказал преподаватель, это должно укрепить наши отношения. Ха-ха три раза. Если победим мы, нас будут только сильнее ненавидеть, а если проиграем - начнут насмехаться в попытке опустить ниже некуда. День для командного боя выдался хорошим: солнце светило, травка зеленела, и было тепло. Мы заняли внушительную часть плаца, преподаватели согнали с неё остальных учащихся, и те расположились вокруг. Когда нам отдали команду начинать, я думал, оглохну. Студенты болели то за нас, то за наших противников, орали и хлопали. Шум стоял невообразимый. И мы определённо выигрывали. Но только потому, что в нашем дуэте мы уже сработались, да и с лидерством проблем не возникало, я признавал главенство Кайла. Так что мы сражались слаженно, прикрывая спины друг другу. У аристократов дела шли хуже, они спорили, кто будет главенствовать, чей род длиннее и заслуги перед королем выше. Идиотизм. Не об том на поле боя думать надо! Впрочем, нам это только на руку. Мы вышли победителями, но радости от победы я не испытывал. Во время боя провалился следом за мечом, выставив себя в глупом свете, и аристократы принялись надо мной смеяться, чем Кайл и воспользовался. К тому времени, как они скоординировались, было уже поздно. Урок на в сю жизнь: сначала победи, а потом глумись. Корсон ушел злой, пообещав, что в следующем сражении мы точно проиграем. Как я заметил, между преподавателями велось нешуточное противостояние, кто лучше. Выясняли они это одним путём – чьи ученики сильнее, тот и побеждает. Так что Цепеш на радостях отпустил нас с тренировки рано, дав редкую возможность отдохнуть. Я воспользовался этим, чтобы лишний раз пообщаться с Искрой. Наши отношения нельзя было назвать хорошими. Я, конечно, понимал, что это мой внутренний мир, я там и король, и сам господь бог, а зверь лишь отражение меня самого. Моё второе я, если хотите. Всего-то и нужно, что победить его. Звучит легко. А вот сделать сложно. Как бы ни начался наш бой за право владения телом, я неизбежно проигрывал. Не помогало ничего - ни настрой, ни грозные выкрики. После нашей победы в командных боях, оба преподавателя взъелись друг на друга, а потому командные бои вошли в норму. Счёт вёлся с переменным успехом. Иногда побеждали мы, иногда наши противники. Когда мне предложили сражение тет-а-тет, я первое время отказывался. Не было у меня уверенности, что без поддержки смогу одержать победу. Но моего мнения не спрашивали, а потому вскоре, Цепеш объявил, что мне предстоит одиночное сражение со старшим принцем. Кайл на это только пожал плечами. А когда я завёл с ним разговор о грядущем поединке, чтобы узнать сильные и слабые стороны его брата, думаете, он ответил? Нет! Сказал, что это я должен выяснить сам, а помогать мне он не намерен. Вот и спрашивается, как я смогу победить противника, который старше меня на шесть с лишним лет и, соответственно, гораздо опытнее? О чём Цепеш думал, соглашаясь выставить меня против Генриха, я не понимал. И вот наступил день поединка. На плацу собралось больше студентов, чем обычно, даже младший принц соизволил явиться. Мы с Генрихом неподвижно стояли друг напротив друга, только сузившиеся до минимума зрачки выдавали готовность. Он бросился резко, почти незаметным движением понимая клинок. Шаг вперёд, и мир начинает вертеться в бешеном ритме. Резкие смазанные рывки, взблески мечей, тени, мелькающие по камням. Казалось, мечи являются продолжением нас самих. Быстрее. Неподдающиеся контролю потоки стремительно растеклись по плацу. Быстрее! Молниеносные развороты, обманные удары, блоки. Металл и потоки сплелись воедино. Быстрее!! Тёмная, почти чёрная кровь веером брызг разлетелась под ноги студентов. Я охнул от неожиданности и боли, где-то внутри зашевелилась Искра. Она выглянула, пристально вглядываясь в происходящее вокруг, а потом незримые нити резко протянулись к горлу противника и пронзили его. *** Пролежал я в палатах целителей не меньше месяца, всё это время общался с Искрой, казалось, происшествие на плацу сплотило нас. Она была рада мне, и когда я обращал свой взгляд внутрь себя, встречала взглядом преданной псины. Рана заживала быстро. Целители покачивали головами и говорили, что у меня сильный молодой организм, но я знал, что на деле происходит. Потоки опутывали меня как паутина муху и лечила, восстанавливая повреждённые ткани. Не знаю, почему Искра решила придти на помощь, наверное, понимала, что если умру я, она тоже прекратит своё существование. А жить нам обоим хотелось. Когда я выздоровел, на меня обрушились страшные новости – Генрих заболел. Он умирал долго, почти два месяца. До меня доходили только обрывочные слухи, но я и так прекрасно понимал, что происходит. Это была вовсе не болезнь – внутри принца сидел сгусток моих собственных потоков и медленно его убивал. Против этого не было лекарства. И, наверное, даже я сам не смог бы ему помочь. Разве что добить из жалости, чтобы не мучился, но этого я не стал бы делать, будь у меня хоть сотня возможностей. Я не испытывал к нему жалости. Порой это казалось глупым, но когда я вспоминал год унижений, начинал испытывать удовлетворение от мысли, что мой враг дохнет, как безродный пёс – в мучениях, захлёбываясь собственной кровью. А потом он действительно умер. Вот так просто. После смерти наследного принца академия погрузилась в траур. Всюду можно было видеть лица с печатью грусти, за которой скрывалась потаённая радость. Лорды перешёптывались, посматривая то на Кайла, то на Тильра, то обращая своё внимание на других отпрысков не менее знатных фамилий, гадая, кому передадут впоследствии корону. Сам Кайл оставался спокойным, как скала среди бушующего океана, не выражая никаких эмоций, вроде беспокойства или радости. Постепенно жизнь возвращалась в прежнее русло, только Тильр, Алексей и Годрик ходили, как в воду опущенные. Оно и понятно, их друг погиб, то ещё потрясение. Мне не было их жаль, в какой-то мере я радовался, что меня, наконец, оставили в покое. И только изредка чувствовал уколы совести, шепчущей, что я - убийца. Впрочем, если я думал, что горе отвлечёт герцога от моей персоны, то крупно просчитался. Уже был поздний вечер, когда я сидел в библиотеке и зубрил ненавистное богословие. Получалось не очень. Проблема вовсе не в том, эта наука – если можно этот бред назвать благородным словом «наука»! - плоха сама по себе, скорее, во мне самом. И виной тому вовсе не лень. Тому, что мне было интересно, я учился с удовольствием. Впрочем, тому, что меня не слишком интересовало, тоже учился, хоть и через силу. Экзамены сдам вполне прилично, хоть и забуду всё уже через неделю. Дело в том, что я сквозь мою нелюбовь к церкви даже богословие виделось в самых мрачных тонах. Тильр появился неожиданно и уселся рядом с настолько неприятной ухмылкой, что я тут же заподозрил неладное. - Чего тебе? – я смерил герцога уничижительным взглядом. - Не груби, Жан. Так забавно наблюдать, как ты строишь из себя дурачка, но, несмотря на всю твою глупость, с этих пор тебе придётся быть со мной вежливее. - Это с какой же радости? Он чуть подался вперёд и положил руки на стол, глядя с едва скрытой ненавистью. - Потому что я знаю, кто ты. Думаешь, всех сумел обмануть? Ты вовсе не полукровка, и я это знаю. Проверил. Как думаешь, что произойдёт, если я решу всё рассказать? - И что ты хочешь за молчание? - А с чего ты решил, что мне от тебя что-то нужно? - Выдавать ты меня не спешишь. - Это ведь ты убил Генриха? - Очнись, это он чуть не прикончил меня. Если не помнишь, я потом долго пролежал в палатах целителей. Хотя, признаться честно, я не слишком огорчился, узнав о его болезни. - Да что же ты за человек! - Ты только что сам сказал, что я не человек. Но не стоит переиначивать мои слова, я не убивал Генриха, мы оба это знаем. Понимаю, что ты чувствуешь и не стану напоминать, что наш поединок проходил при сотнях свидетелей, но Генрих был старше на пять лет и сильнее. При всём желании, мне не хватило бы сил его убить. - Ты мог сделать это другим способом. - Прежде чем говорить подобные вещи, сначала предоставь доказательства. А пока не стоит приписывать мне того, чего я не делал. - Сволочь, - процедил сквозь зубы парень. – Я знал, что от таких, как ты, ничего хорошего ждать не приходится, но не думал, что ты такое чудовище. - Да неужели? Думаешь, узнал, кем я являюсь, значит, понял меня? Нет, Тильр. Ты лишь часть толпы, слепо следующей за Верховным инквизитором. Вы не знаете ни меня, ни моей расы, но при этом считаете правильным нас судить. Глупо. - Метузеллы хотели уничтожить людей! - Всё, чего они хотели, это мира! Поэтому не убивали во время войны! Но церкви выгоднее было называть их «творениями дьявола» и уничтожать. Скольких жертв можно было избежать, оставь вы их оставили в покое? Дай жить в мире! - В мире? Тогда к чему были все эти смерти и бессмысленные жестокости в Сотаре? Вы – звери, проклятые Богом. Ваши руки обагрены кровью. Как может идти речь о мире с такими тварями? - Вспомни, что происходило, как только очередная раса раскрывала своё существование. Они тут же получали свою порцию недоверия и ненависти из-за своего отличия. Не мои сородичи были жестоки, так что не надо говорить, кто из нас тут зло. Можешь болтать, что угодно, но на деле ты ничего, другого и не можешь. Ты как маленькая собачонка: тявкаешь много, но укусить боишься. - Не забывай, что я знаю твою тайну, - прошипел он злобно.