Текст книги "Dragon Age: Серый Страж (СИ)"

Автор книги: Акили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 85 страниц)

Затриан один. С того самого дня, как умерла Неэн. Убила себя. Не выдержала. Желание умереть пересилило её любовь к отцу. Неэн, зачем? Зачем? Теперь Затриан знал зачем. Он нёс эту ношу много лет, чувствовал, как пустеет душа, но всё равно держал. Неэн не захотела. Она предпочла умереть. Уйти к Творцам и больше не страдать.

Её безжизненное тело. Кровь, засохшая на ране. Зов безутешного отца. Неэн ушла. Остался Затриан.

Хранитель отвлёкся на отчаянный вой. Среди углей сгоревшей рощи волчица-оборотень держала в когтистых лапах обожжённое тело волчонка. Страшные животные звуки вырывались у неё из горла, словно волчица… рыдала. Выла, прижимала волчонка к себе, но тот был мёртв.

Кто-то из оборотней снова атаковал Хранителя. Его силы были уже на исходе, но с магией крови он способен на ещё одно мощное заклинание, которое обрушит потолки и похоронит всех диких тварей под сводами забытого временем храма.

Уже скоро, Неэн… Адален. Затриан закрылся магическим щитом и, выгадав время, надрезал ладонь. Кровь запузырилась. Из крови, из жизни самого Хранителя зарождалась тёмная магия, наполняла тело горькой, как пепел, силой… и пропала. Затриан удивлённо посмотрел на погасший посох и заметил рядом Серого Стража. В этот момент оборотень, не получив отпора, завершил свой прыжок и сбил Хранителя с ног. Посох выкатился из ладони. Когтистая лапа нависла над его грудью… и ударилась о воинский щит.

– Не убивай его, – сказала Элисса.

– Почему? Нас он не жалел! Р-р-р. Он ненавидит нас и не снимет проклятие! Так пусть умрёт за всех, кто по его вине страдал.

Затриан пустыми глазами смотрел снизу-вверх на оборотня с шрамом под глазом. На звериной морде отчётливо скалилась гримаса глубокой ненависти. За его спиной волчица всё ещё завывала, оплакивая гибель волчонка… нескольких волчат, волков, волчиц. Огонь разрушительной магии не пощадил никого.

– Нет, Бегун – строго и спокойно сказала дух, она снова приняла облик женщины, природы, гармонии. – Несмотря ни на что, мы не станем мстить Затриану. Если в наших сердцах не найдётся места милосердию, как мы можем требовать милосердия от него?

В глазах Хранителя что-то изменилось. Он сел, оглянулся вокруг на почерневшую рощу, на тела оборотней и волчат, на Стражей и на духа. Его рука потянулась к посоху, и Бегун агрессивно зарычал, а Алистер был готов снова рассеять магию, но Хранитель лишь тяжело опёрся на посох, как старик на свою палку. Века ненависти, одиночества и боли разом обрушились на его плечи и душили.

– Затриан, молю. Выслушай нас. Тебе ведь не чуждо… – снова просила Хозяйка Леса.

– Я не могу, – слетели с губ усталые надломленные слова. – Я не могу сделать того, о чём ты просишь, дух. Я… слишом стар для милосердия. Я вижу перед глазами только лица моих детей, моих собратьев. Как мне это выдержать?

Если Неэн не смогла…

«Отец, я справилась!»

«Отец, она больше хвастается»

«Неэн! Адален!»

«Неэн, зачем?!»

– А как же те, кто ещё жив? – вмешался Алистер. – Разве им не нужна ваша помощь? Как можно жертвовать живыми во имя тех, кого уже не вернуть?

– Мёртвые не возвращаются, – сказал Зевран, – как бы их не просили и что бы ни делали. Смерть приходит ко всем, но к кому-то позже.

– Что ж, – кивнул Затриан. – Быть может, я… слишком долго живу на свете. Дольше, чем мне отвели Творцы. Эта ненависть разрослась во мне, точно древний, уродливый, искривлённый корень… она пожрала мою душу. Но как же ты, дух? Ты связана с проклятием не меньше меня. Если его снять, оно заберёт и тебя. Ты не страшишься смерти?

– Ты, Затриан, мой создатель. У меня не было ни облика, ни сознания, и ты мне их дал. В этом облике я познала любовь и боль, страх и надежду, всю радость того, что зовётся жизнью. Однако долгие годы несут за собой и печаль, и сейчас ничего я не желаю более, чем смерти. Я умоляю тебя, мой создатель… дай мне умреть. Мы умоляем тебя… Будь милосерден.

Утенера. Бессмертные предки эльфов погружались в вечный сон, когда бремя прожитых годов их тяготило, и уступали место преемникам. Они ни о чём не жалели и вручали будущее своим потомкам, спокойно засыпая по сенью величественных усыпальниц… таких, как этот храм.

Быть может, и мне…

Нестерпимая тоска отразилась во взгляде Затриана, морщины вокруг глаз как будто разгладились, стали менее резкими, стоило ему расслабиться и принять свою участь.

– Ты сделаешь это? Покончишь с проклятием? – спросила дух.

Затриан заглянул в её глаза и увидел нечто, ведомое лишь ему.

– Да. Давайте покончим с этим проклятием.

Он поднялся на ноги и прикрыл глаза.

Неэн… Адален… я так скучал.

Взмах посоха и раскатистый одинокий стук по каменному кругу. Глаза Хранителя закатились, и тело, снова подхваченное потоком времени медленно обратилось в прах.

Прочертят звёзды огненный путь,

В последний раз на тебя взглянуть.

Земля обнимет со всех сторон,

Лелея нежно твой вечный сон.

Навеки в ножнах уснёт кинжал.

Недвижен лук, не его вина.

В сей скорбный час.

Твой последний час.

Одна только тишина.

В зале было тихо, слышалась только мирная трель утренней птицы, залетевшей через проём под потолком. И вместе с утром, разлетаясь весенними листьями, исчезала и дух. Она тоже прикрыла глаза, готовая к смерти, но почувствовала, как на плечи ей легли лапы её преданных друзей и смогла им улыбнуться напоследок, прежде чем её тело исчезло в сверкающем тёплом свете.

*

Ланайя не спала всю ночь. Она ждала возвращения Хранителя. Весь вчерашний день собратья беспокойно спрашивали её, куда ушёл Затриан, ведь он никогда не покидал клан, но Первая ученица Хранителя успокаивала их и говорила, что всё будет хорошо, что Затриан не мог уйти надолго и скоро обязательно вернётся. Сама же она тревожно вглядывалась в глубину леса.

Соратники Стражей тоже не могли ждать спокойно.

– Подозрительно это. Только Серые Стражи нашли какие-то руины, эльф в балахоне тут же исчез. Подозрительно, – приговаривала Шейла.

– Надеюсь, с ними ничего не случилось. Я волнуюсь, – вздыхала Лелиана.

– Если они погубят себя по очередной своей глупости…

– Стражи вернулись, – голос Стэна вывел всех из раздумий.

Соратники тотчас вскочили со своих мест. Лелиана побежала навстречу друзьям, усталый и потрёпанный вид которых говорил о трудностях и сражениях. Поток вопросов готов был слететь с её губ: в порядке ли, нашли ли охотников, что случилось в лесу, – но Элисса только кивнула ей, привествуя, и прошла мимо прямиком к Ланайе, в руках она несла резной посох.

– Посох Затриана… – пробормотала Ланайя, принимая его в руки. – Где он? Где Затриан?

– Ланайя… нужно поговорить. Наедине. – Элисса серьёзно посмотрела Первой Хранителя в глаза, та немного помедлила, но не растерялась.

– Да… давай поговорим в моей аравели, и ты мне всё-всё расскажешь.

Они беседовали долго вдали от посторонних глаз, пока весь клан, прослышавший о посохе Затриана, собирался у аравели Хранителя. Алистер, Зевран, Огрен и Винн тяжело опустились у костра. Чейз зевнул, положил голову на лапы и задремал, дожидаясь хозяйки. Как ни пытались остальные соратники спросить, что случилось, Алистер лишь отмахивался и просил подождать, когда Элисса и Ланайя закончат разговор. Может быть, он и другие опасались сказать лишнего, когда вокруг было слишком много ушей с острым слухом, а может, попросту устали от приключений, потому не сразу заметили, когда Ланайя с Элиссой вышли ко всем.

Ученица Хранителя всё держала в руках посох и смотрела на него, как если бы держала безжизненное тело учителя. Элисса рассказала ей всё без утайки и предоставила Ланайе самой решать, что она скажет клану. Первая Хранителя сделала глубокий вдох и начала речь:

– Хранитель Затриан присоединился к Серым Стражам в охоте на Бешеного Клыка. Вместе им удалось его одолеть в руинах в чаще леса, и Хранитель… отдал свою жизнь, чтобы получить волчье сердце, которое исцелит наших собратьев от проклятия. Сегодня же я приготовлю отвар, и наши проклятые братья и сёстры будут спасены. Благодаря Затриану… да пройдёт он безопасными дорогами к Творцам.

Ланайя ненадолго замолчала. Эльфы смотрели на неё, друг на друга и не могли поверить. Им и раньше приходилось хоронить сородичей, но Затриан был Хранителем клана задолго до их рождения. Он казался вечным, мудрым – незыблемой опорой клана. Его благословили Творцы на долгую жизнь, и теперь, когда Затриана не стало, каждый почувствовал в душе пустоту и растерянность.

Однако Ланайя не дала им впасть в отчаяние. Она подняла голову и твёрдо продолжила:

– Теперь я Хранительница клана. И как Хранительница, я даю слово, что долийцы помогут Серым Стражам в борьбе с Мором согласно древнему договору… и за их помощь нам. Будьте готовы. Смерть Затриана больно ударила по каждому из нас, но если мы запрёмся в своей скорби и не выполним древнее обязательство, Мор не пощадит никого, – выдохнула Ланайя и добавила тихо, но эльфы её услышали. – Затриан бы не хотел, чтобы погибло всё живое. Он больше не хотел потерь. Крепитесь, друзья.

После этого эльфы разбрелись по лагерю в глубокой печали и задумчивости. Сказитель клана готовил погребальный обряд.

– Спасибо, Ланайя, – поблагодарила её Элисса.

– Это меньшее, что я могу за всё, что вы сделали для нас. Как только наши следопыты поправятся, я отправлю их во все уголки континента с вестями для других кланов. Чтобы найти их понадобится время, но мы всегда примерно знаем, в каких местах кочуют наши собратья. Нас не так уж мало. У вас будет армия.

– Все вести о количестве и готовности войск отправляйте в Редклиф к эрлу Эамону. Там мы собираемся, – сказал Алистер, и Ланайя кивнула.

– Ма нувенин*, я отправлю туда наших представителей, и они будут передавать вести. Как только призовёте, мы будем готовы.

Долийцы попрощались с Затрианом и остальными погибшими у большого костра. Вместо тела они положили в могилу посох и посадили на ней росток дерева. Они читали эльфийские молитвы и рассказывали друг другу много хороших историй о Затриане. Стражей и их товарищей тоже пригласили на церемонию, и те присутствовали на ней безмолвно.

Отряд остался у долийцев ещё на день, чтобы отдохнуть и убедиться, что проклятие покидает больных эльфов. Им стало лучше ещё до того, как Ланайя напоила из простым отваром из коры, но нужно было поддерживать историю о вольчем сердце.

– Когда-нибудь я, наверное, расскажу собратьям, что случилось на самом деле, но сейчас им необходимо верить в Затриана и быть едиными, – сказала новая Хранительница. – Я догадывалась, что он связан с проклятием по его случайным оговоркам или тому, как он говорил об оборотнях, но для меня Затриан всё равно останется моим спасителем.

Элисса бродила по лагерю и думала об оборотнях.

Как только Хозяйка Леса исчезла, их тела тотчас изменились, уменьшились, когти вросли в пальцы, а густая шерсть выпала, обнажая человеческие тела. Люди с удивлением осматривали себя, одни растерялись и беспокойно озирались, как если бы всё ещё были зверьми, другие открыто улыбались и даже смеялись, обнимали друг друга и плакали от счастья.

Элисса тут же прикрыла в смущении глаза от нагих тел и впредь старалась смотреть на их лица. Её по имени окликнул мужчина с глазами цвета ореха, в которых ещё виднелся золотистый проблеск, а под одним глазом алел старый шрам.

– Бегун? – переспросила удивлённо Элисса, и он усмехнулся.

– Да! Не могу поверить, мы… мы люди! – Бегун смотрел на свои руки и сам был готов заплакать. Зверя, который жаждал крови и отмщенья, больше не существовало.

– Всё хорошо? Вы… в порядке?

– Если сравнить с тем, что было раньше – с постоянной борьбой зверя внутри себя, то сейчас очень легко и свободно. Просто отлично! – ответил другой мужчина, имени которого Элисса не знала.

– Что вы теперь будете делать? Вы одни. У вас ничего нет.

– Да… Хозяйки Леса больше нет… Но главное: мы свободны, и мы вместе, – сказал Бегун и обернулся на растерянных товарищей. Среди них были другие мужчины, женщины и несколько детей. – Мы научим остальных, что значит быть людьми, как Хозяйка учила нас, и сохраним память о ней. Сначала похороним тех, кто не уцелел, а затем найдём других людей и поселимся где-нибудь. Спасибо вам…

Элисса дала им немного серебра, чтобы хотя бы купить одежду или что-нибудь на первое время. Она не представляла, что они будут делать, когда всю жизнь прожили в лесу, а теперь просто пойдут куда-то. Но бывшие оборотни были воодушевлены как никогда и твёрдо решили прожить свою человеческую жизнь как можно лучше. Винн сказала, что всем вместе и с таким упорством им это, вероятно, удастся, и Элисса успокоилась и мысленно пожелала им удачи.

Элисса вернула обрывок узорчатого шарфа Атрасу, чья жена помогла Стражам найти путь в руины, и передала её последние слова. Дейган уже встал стараниями Ланайи на ноги и рассказывал клану, как его спасли Серые Стражи. Теперь долийцы относились к гостям дружелюбно и с теплотой.

Лелиана вдоволь наслушалась долийских легенд и выучила кое-какие слова из их языка, культура долийских эльфов всегда пробуждала в ней интерес, и она ещё в Орлее часто расспрашивала эльфов-слуг, что им известно об их лесных сородичах. Стэн редко ходил по лагерю и больше времени проводил за чисткой доспехов и меча или рисованием. Некоторые из маленьких эльфов в качестве испытания на храбрость пробовали подойти к кунари, но едва он хмуро глядел исподлобья, те сразу бросались наутёк. Шейла ворчала по поводу птичьего чириканья и даже поспорила с одной эльфийской поэтессой, которая воспевала пернатых созданий.

– Сменили подозрительность на милость, а всего-то было надо чуть не погибнуть, чтоб спасти их шкуры, – ворчала Морриган у лагерного костра, когда в лесу уже начинало снова темнеть. Она тоже наблюдала за незнакомой культурой, хотя и делала вид, будто ей неинтересно.

Остальные соратники тоже неподалёку занимались своими делами. Завтра они покинут лес. Морриган почувствовала, что на неё смотрят и, обернувшись, увидела долийского мальчика, который неприкрыто и нагло её разглядывал.

– Я думал, что все шемы уродливые, а у тебя с этим не так плохо, – сказал он на ломаном общем.

– Брысь, пока уши не надрала! – вскинулась колдунья, и ребёнок тут же бросился прочь так, что пятки сверкали.

– Что ж ты так реагируешь на комплименты, моя дорогая? Нельзя же так, – подсел к ней Зевран. – Тебе говорили, что у тебя изумительные глаза?

– И снова льстишь? Ты ещё не устал от неуместных упражнений? – закатила глаза колдунья.

– В Антиве женщины привыкли к непрестанным заслуженным похвалам. Да завидев тебя, мужчины должны припадать к твоим стопам, словно узрели богиню!

– Я… не желаю, чтобы на пьедестал меня возводили.

– Ты этого вполне заслуживаешь! – распалялся Зевран. – Художники должны восхищаться тобой, скульпторы – ваять тебя, поэты – воспевать! Уверен, ты и сама знаешь, что твоя необыкновенная красота привлекла бы и самого Создателя!

Даже в свете костра стало заметно, как щёки Морриган порозовели от смущения.

– Это… я… думаю… – начала она, когда Зевран победно улыбнулся и повернулся в сторону Алистера.

– Дыхание Создателя! Тебе и впрямь удалось! – изумился Страж.

– Жду свои пять серебряных, Алистер.

– Вы… – лицо Морриган тут же исказилось от злости. – Всех ненавижу!

Она вскочила с места и сердито зашагала прочь. Элисса, которая всё слышала, бросила осуждающий взгляд на товарищей и побежала успокаивать колдунью:

– Морриган, не злись! Они пошутили!

– Они идиоты!

– Э-э… да!

Минуты беспечности помогали всем отдыхать душой после тяжёлых событий. Чужие истории и судьбы – они возникали в жизни, оставляли след и шли дальше своим чередом. Появление Серых Стражей и их дела ещё долго будут помнить в клане Ланайи, а сказители расскажут детям свои истории о них и о Затриане. Это был не конец, долийцам и Стражам ещё предстояло встретиться и объединиться в самый тёмный час для борьбы с Мором, но сегодня они могли попрощаться и каждый пойти своим путём.

– Я всё думала о том, что случилось с эльфами и Хранителем, и… вспомнила одну песню, которую слышала много лет назад, – начала однажды Лелиана, когда отряд вышел из лесов и встал лагерем среди холмов. – Тогда только-только умерла моя мать, и одна мудрая эльфийка успокаивала меня и говорила, что не нужно ни бояться смерти, ни ненавидеть её… Смерть – это только начало нового. Каждый однажды должен сбросить земную оболочку и выпустить душу на свободу. Мне кажется, это прекрасное чувство, которое приносит мир и надежду скорбящим.

**Hahren na melana sahlin (Старейший, твоё время пришло)

Emma ir abelas (Теперь я полна скорби)

Souver’inan isala hamin (Усталым глазам нужен отдых)

Vhenan him dor’felas (Сердце стало сумрачным и серым)

In uthenera na revas (В бдительном сне твоя свобода)

Vir sulahn’nehn (Мы поём и радуемся)

Vir dirthera (Мы рассказываем легенды)

Vir samahl la numin (Мы смеёмся и плачем)

Vir lath sa’vunin (Мы можем любить ещё один день).

Комментарий к Глава 82. Сущность Зверя

*“Ма нувенин” с долийского “Как пожелаешь”.

**Долийская песня Лелианы. Лучше один раз послушать, чем сто раз прочитать) https://www.youtube.com/watch?v=Yc6Glzv0xMU

========== Глава 83. Друг ==========

Шум таверны и пьяный смех врезались в чувствительный слух, но не раздражали. Грубые голоса местных завсегдатаев расслабляли после напряжённого вечера. С кухни веяло такими головокружительными ароматами, что рот тут же наполнялся слюной и предвкушал прекрасный ужин, а пропитавшиеся выпивкой столы приятно ударяли в нос смесью запахов сырой древесины и алкоголя.

Зевран сидел за дальним столиком в углу, вальяжно закинув на него ноги. Ароматное вино кружилось в кружке и через мгновенье приятно растеклось внутри, как живительный нектар. Эльф заказал дополнительную порцию и не преминул построить глазки служанке. Её щёки тут же зарумянились, после чего она поспешила скрыться в кухне.

Зевран залпом осушил кружку и приметил в дверях таверны знакомое лицо.

– Тальесен! – махнул он рукой в приглашающем жесте.

Смуглый мужчина с короткими чёрными, как смоль, волосами прошёл к столику, обходя посетителей, но не сел за него. С окончания их миссии прошло три часа, однако Тальесен был всё в тех же доспехах, на которых ещё не стёрлись багровые брызги и свежие царапины. Впрочем, в таверне было так многолюдно, что никто не обратил на него внимания.

– Что ж ты так сурово выглядишь, друг мой? – широко улыбнулся Зевран. – После поражений расслабиться – это святое. К тому же мы ещё своё возьмём. Будь здоров!

Тальесен проследил взглядом, как Зевран схватился за только что принесённый винный кувшин и, наверное, уже в который раз подмигнул служанке, прежде чем щедро плеснуть напиток в две кружки. Тальесен пить не стал.

Их последняя вылазка окончилась полным провалом. Троица убийц не только не добралась до цели, но и попала в крупную засаду, которая стоила жизни большинству нанятых ими головорезов. Вороны едва выбрались оттуда живыми, а богатый торговец, их цель, так и не показался. И всё было бы нормально, в конце концов чего только не выпадало на долю молодых Воронов, но засада была слишком хороша и точна. Об их приходе знали. И ждали именно их.

– Зевран, нужно поговорить, – тут же приступил к делу Тальесен.

– Хм?

– Ты знаешь, где сейчас Риннала?

– Ринна? Я её не видел.

– А знаешь почему?

– Уж не хочешь ли ты сказать, что она от досады обчищает до нитки какого-нибудь богатого простака? Без меня!

– Ринна предала нас.

Зевран непонимающе уставился на товарища, а тот продолжал спокойно смотреть в ответ.

– Это из-за неё мы попали в засаду. Торговец хорошо заплатил ей за сведения, где мы будем и когда. Никто, кроме нас троих, не знал об этом.

Звуки, грохот, звон и грубые голоса отдалились, словно звучали по ту сторону Завесы. Сейчас близко был только Тальесен и правда, что он говорил.

– Ринна предала нас и должна поплатиться. Антиванских Воронов нельзя предать.

Да, это была правда. Зевран уверен. В Ринне всегда было что-то странное. Она притягивала и пугала, отталкивала и манила. Она могла вывернуть душу наизнанку и со смехом её растоптать. Она могла говорить о любви, перерезая глотки. Могла лизнуть кровь жертвы с ножа и дать почувствовать её вкус поцелуем. А ещё она смотрела. Так чисто и в самую суть. Так, что даже самое зачерствевшее сердце могло вдруг затрепетать. Сердце, что не желало быть пробуждённым.

Теперь всем этим странностям есть объяснение. Простое, понятное, и не нужно копаться в себе, искать причины в себе самом. Это всё Ринна. Двуличная Ринна, не будь которой, не было бы и этого всего. Этого страха. Этой жаркой, как страсть, агонии, которая, несомненно, со временем бы убила. Нет, Ринна умрёт первой.

– Ринна умрёт, – спокойно кивнул Зевран. – Я согласен.

Солёные брызги сердитого моря долетали до края обрыва в полутьме. Свинцовые тучи налились тяжёлой влагой. Вороны втроём стояли на скале, и будто молния должна была вот-вот сверкнуть меж ними. Трое стояли на серых безжизненных камнях, и лишь одна стояла на них на коленях.

– Зевран, клянусь, я не предавала вас! Зевран, я люблю тебя! Зев…

Молниеносный свист ножа, и тонкая алая линия начала стремительно растекаться по шее. Быстро. Без жалости и лишних слов.

Ринна смотрела на Зеврана до самого последнего мига – так чисто и искренне, как умела только она, – до мига, пока её взгляд не опустел.

Он не поднял руки, чтобы подхватить её падающее тело. Оно рухнуло вперёд к его ногам, а кровь растеклась по влажным камням и подошвам его сапог.

Тальесен молчал. Он внимательно глядел на Зеврана, вытирая окровавленный нож о тряпицу, которую потом выбросил вниз. Зевран не мог допустить слабости ни на чьих глазах. Любые глаза – это глаза Воронов… только не глаза Ринны.

Словно желая лишний раз подтвердить, что он всё сделал правильно, Зевран нарочито громко усмехнулся и плюнул на труп предательницы, прежде чем ногой столкнуть его во встревоженное море с обрыва.

Нет больше этих глаз. Закрылись навсегда.

Тальесен удовлетворённо кивнул и призвал товарища остаток ночи отдохнуть, а завтра они завершат работу.

– Да, теперь без предательницы в наших рядах должно быть проще, верно? – с усмешкой отозвался Зевран.

– Верно, – усмехнулся в ответ Ворон.

Они завершили дело. Наняли новых людей, добыли сведения о передвижениях цели и сделали это. Копаясь в бумагах торговца, они обнаружили торговое соглашение с поставщиком, у которого троица Воронов покупала сведения о своей цели. Соглашение было свежим и очень выгодным для поставщика, и первый крупный взнос «за услуги» он получил в день, когда Вороны попали в засаду.

Зевран не хотел дальше искать. Он и так всё понял. И Тальесен тоже. Ринна их не предавала.

– Мы сваляли дурака, приятель, – нарочито легкомысленно пожал плечами Зевран, но любой бы с виду определил, что Зевран… потерян. – Надо бы сказать, что мы сглупили. То-то главный посмеётся.

– Зевран, зачем? – увещевал его Тальесен. – Просто скажем, что Ринна погибла в бою. Такое случается. Хочешь, я скажу?

– Да говори, что хочешь, – отмахнулся Зевран и ушёл.

Тучи снова нависли над ним в полутьме на том самом обрыве. Только дождь упрямо не желал окроплять камни. Зевран стоял на коленях и душил в груди беззвучный крик. Его словно вскрыли ножом и сжали в кулаке трепещущее в агонии сердце. Он почувствовал это в тот миг, когда увидел, как кровь растекается по горлу Ринны. Почувствовал и заглушил, но больше не может.

Она была невиновна. Зевран ведь это знал. Если бы он начал расспрашивать, узнавать глубже, он бы это доказал, по крайней мере, себе. Он просто не стал, а позволил Тальесену убить причину его беспокойства, глупо надеясь, что с Ринной умрёт и его страх.

Зевран нервно расхохотался под раскаты грома и солёные капли на щеках.

«Ринна. Тебя больше нет, и теперь ты меня никогда не отпустишь, верно? Так убей меня! Я твой, Ринна! Я согласен! Я люблю тебя…»

Он никогда не говорил ей этого.

«Зевран, клянусь, я не предавала вас! Зевран, я люблю тебя! Зев…»

*

–…ран? Зевран?

Он сморгнул несколько раз, прежде чем понял, что над ним тряпичный потолок его палатки. За полупрозрачным пологом виднелся силуэт присевшей Элиссы.

– Ты спишь? – снова подала голос она.

– Нет, не сплю.

– Поешь, пока еда не остыла. И нам выходить скоро.

Она встала, и солнечный луч из-за её спины больно уколол влажный глаз.

Через несколько минут Зевран лениво выполз из-под полога, растирая сонные глаза. Никто на него не смотрел. У костра стояла глиняная миска с остатками завтрака из котла. Для него. Элисса специально поставила к углям, чтобы утренняя похлёбка осталась горячей. Зевран бы сказал, что он тронут, но Элисса сделала бы так для любого члена отряда, так что особенным себя эльф не считал.

Он присел к огню, накрыл плечи одеялом и принялся за еду. Нет, всё-таки в Ферелдене слишком холодно. В Антиве сейчас, должно быть, уже по-летнему тепло, солнце искрится на морских волнах и рассыпается бликами на бюризовой плитке прибрежной улицы, воздух пахнет морем и цветами. Ферелден же везде одинаково воняет мокрой псиной. Вот и сейчас…

– Да уж, хоть ферелденцы и изображают мабари на тронах и в доспехах, и вырезают ваши статуи, смердишь ты всё равно как собака. Даже как несколько собак, – вслух заметил Зевран, отваживая один мокрый собачий нос от своей миски. Чейз задорно гавкнул, словно был невероятно горд тем фактом, что стоил нескольких собак… если вообще понял, о чём вёл речь эльф. – Кстати говоря, вчера утром одна собака напустила слюней в мой вещевой мешок. Не знаешь, кто бы это мог быть? – мабари со знанием дела радостно гавкнул. – Не то чтобы я кого-то обвинял. По правде говоря, я способен оценить искусную кражу, даже если жертвой окажусь я сам, но оставлять в качестве улики целую лужу слюней – это… слюнтяйство! – Чейз склонил голову набок и с любопытством заскулил. – Ладно, буду считать это извинением. – Радостный лай. – Встретить такой энтузиазм у одного из спутников – это отлично. Правда.

Зеврану снова пришлось поднять миску над головой, чтобы до неё не дотянулась собачья пасть.

– Чейз, дай Зеврану поесть. Ты уже позавтракал, – строго пожурила волкодава подошедшая Элисса, и тот как послушная собака пошёл приставать к Огрену.

Вскоре с дальнего конца лагеря послышалася громкий голос гнома:

– Эй, чего тебе надо? Лучше иди… шевелись быстрее ты, вонючая куча будущего дерьма, – пёс не оценил обращения и сердито зарычал, после чего гном заметно повеселел, как после фляжки эля: – Ха! Да ты, чурбан, за словом в карман не лезешь. Может, в этом ферелденском обычае держать собак за товарищей что-то есть? И не нужны никакие громадные шумные големы. Строго между нами, псина, я думаю, что от големов хлопот куда больше, чем пользы.

– Хн, я обязательно припомню этот миг, когда прилетят птицы, – проворчала услышавшая Шейла.

– Ты мабари в вони обвиняешь, а сам-то, гном, смердишь не лучше, – фыркнула Морриган.

Элисса расслабленно слушала непринуждённую болтовню товарищей за спиной. Приходу тепла все были только рады и заметно оживлялись во время привалов. Наконец, можно было снять тёплые накидки и спокойно спать под одним одеялом, а значит, скоро лишнюю поклажу можно будет где-нибудь сбросить. Правда тепло также означало неизменную проблему лесных ночёвок – насекомых, которые ухитрились выжить и зудеть даже в близких к моровым землях. Порой насекомые доводили отряд до бешенства, когда все не могли спать из-за постоянного жужжания над ухом. Больше всех жаловался Огрен. Меньше всех – Шейла и… Морриган.

Она бросала в свой костёр какую-то пахучую траву и спокойно наслаждалась одиноким обществом без насекомых. Все смотрели на это и завидовали, пока Элисса не попросила колдунью сделать то же самое с общим костром. Морриган не сдвинулась с места, но траву ей вручила, и проблема к всеобщему ликованию оказалась решена. Даже сейчас от уже маленького огня ещё веяло терпким травяным ароматом, которым также успела пропитаться еда.

– Да, весело тут у вас, – заметил Зевран, уже допивая остатки завтрака из миски.

– У тебя всё хорошо? Ты здоров? – посмотрела на него Элисса.

– Командир вдруг интересуется моим здоровьем. Что я должен подумать? – притворно удивился эльф.

– Ты долго не вставал сегодня, вот я и подумала, вдруг ты заболел. – Её серьёзные глаза были так похожи на чистые горные озёра, от них веяло мягкостью и умиротворением.

Зевран резко поднялся и сбросил с плеч одеяло.

– Если дело только в этом, то я здоров, – как можно лучезарней улыбнулся он.

Элисса посмотрела на него так, словно не очень-то поверила, но докучать не стала. Вместо этого она ушла к лошади, на которую Алистер уже начал грузить вещи, и стала что-то искать под седельной сумкой. Зевран даже почувствовал досаду. Может, стоило сказаться больным и получить персональную порцию заботы от командира? Впрочем, скорее всего, Элисса бы просто отправила Зеврана к Винн и не сделала бы для него ничего, чего бы не сделала для других… и это куда больше того, на что Зевран вообще когда-либо рассчитывал, а потому до сих пор даже спустя месяцы путешествия рядом с этими людьми чувствовал себя странно. Он посмотрел на носки антиванских сапог и поковырял ими редкие сухие травинки. А потом к нему снова подошли.

– Зевран, это для тебя.

Он внимательно посмотрел на предмет, что протягивала ему Элисса, и приподнял бровь.

– Перчатки? Ты даришь мне перчатки? Зачем?

Тем более женские.

– Я выменяла их у долийцев. Для тебя. Знаю, это не то же, что от матери, но хоть какая-то память о её народе…

Зевран неожиданно выхватил подарок и уставился на него во все глаза. Он лишь однажды упомянул о потерянных перчатках матери вскользь, просто пришлось к слову, и даже не подумал, что это могли запомнить и истолковать вот так. Он неожиданно осел на землю, всё ещё не отрывая взгляда от перчаток и изучая на них каждый стежок и каждый узор, словно воскрешал похороненные воспоминания.

Их путь лежал на запад к Редклифу. Все обещания по договорам Стражей получены, и теперь предстояло заняться не менее сложной задачей – объединить Ферелден под единым правлением. Элисса ожидала, что Алистер будет нервничать, но он вёл себя как обычно. Только с тех пор при всякой возможности, когда они проходили мимо селений с воронятней, Алистер отправлял Эамону письма. В них не было ничего особенного. Обычно это были короткие сообщения о том, где отряд сейчас идёт и где будет, и каждое письмо Алистер заканчивал словами: «Кстати, я ещё жив».

Страж знал, что Эамон ради своего спокойствия и безопасности Алистера, с удовольствием бы запер его в своём замке. Особенно после гибели Кайлана на поле боя. Однако эрл прекрасно знал, как своего племянника, так и воспитанника, и потому просто отпустил последнего с теми, кто действительно сможет его защитить. Алистер – прежде всего Серый Страж и не будет скрываться от долга, тем более никогда больше не взвалит его на одну Элиссу. Но Эамон всё равно беспокоился. Беспокоился за Собрание земель и за Алистера. Потому Страж при любой возможности ему писал, просто чтобы сказать, что ещё жив, и это грело сердце Эамона куда больше, чем это сделало бы одно обстоятельное письмо.