Текст книги "Раб из нашего времени. Книги 1 -7 (СИ)"

Автор книги: Юрий Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 147 страниц)

Вроде бы и не жалко юродивых, и еще только недавно мечтал их в порошок стереть, если бы силы в себе отыскал, но…

Опять вспомнился Димочка, трагедия, постигшая всю нашу большую семью после смерти его и его родителей. Опять вспомнилась самая первая игра в дочки-матери, и желание смерти для королевы и ее амазонок испарилось.

Зато вместо этого мне в голову пришла гениальная идея, как всех троих отвадить от попыток проникнуть в неизвестное «нечто». Поэтому приблизился к дереву и глухим голосом, словно продолжая отвечать на давно поставленный вопрос, прогудел:

– Ничего я не зазнался, но ни у тебя, ни у лисичек ничего не получится! И не свети мне этим дурацким фонарем в глаза!

Свет погас, и одновременно с этим послышался топот двух пар ног. Запыхавшиеся близняшки доложили с ходу:

– Там снега в пять раз больше!

– Деревьев-то нет!

– Вот все следы и занесло наглухо!

– Только на самой опушке чуток рассмотрели да общее направлении засекли.

Машка встала с колен:

– Жаль… Хотя этого и следовало ожидать. – Затем повернулась ко мне и хмыкнула: – Так договаривай, почему нам туда путь заказан?

Я не спеша, с явной издевкой потрогал свой нос, отковырял кусочек прилипшей крови, деловито попытался очистить ноздрю и только потом, прочувствовав, как молчание накалилось до предела, с кривой усмешкой выдал:

– Да потому, что у вас нет полового отличия мужчин!

Шумный выдох последовал из трех ртов одновременно, как и недоуменный вопрос:

– При чем здесь это?

– Важный фактор. Потому что Грибник, перед тем как сделать последние два шага, вывалил свое хозяйство наружу, двинулся вперед да так и пропал.

Верка чуть не заикалась:

– С торчащим?

– Зачем же! Со спокойно свисающим, – врал я.

Но Машка та еще волчица позорная.

– Но у тебя даже штаны не были расстегнуты!

– Как раз стоял и думал, следы запоминал, да и ноги тряслись. К тому же я идти совсем сегодня не собирался. Дурак я, что ли? Ни топора, ни оружия, ни видеокамеры со всем остальным техобеспечением. Опять-таки поесть, попить с собой надо захватить.

Видно было плохо, потому что фонарики погасили, но и без этого я догадался, как все трое хмурятся, укоряя себя за необдуманность и сожалея уже о том, что никогда не смогут прикоснуться лично к великой тайне. Но мне было плевать на их чувства, чаяния и раздражение. Я молча повернулся и решительно зашагал в сторону деревни.

– Стой! – Окрик и луч фонаря мне уперлись в спину, но я только небрежно показал «фак ю» и даже не приостановился.

За подобные выходки мои подруги выламывали другим парням пальцы и руки, сам не раз видел. Поэтому в следующее мгновение я был смят налетевшим ураганом и взят в плотный захват. А мне в лицо опять стала шипеть стервозная змея:

– Да мы тебя сейчас здесь и зароем!

– Ха! Делов-то! – умудрился я хохотнуть. – Хотите, я еще и ямку помогу копать? – Затем резко дернулся вперед, чуть не откусывая подруге нос: – А как ты думаешь, зачем я сюда пришел?! Да для того, чтобы издохнуть и ваши морды больше не видеть! Так что вперед! Копайте! Только спасибо скажу, сволочи! Стервы! Дуры!

Ругательства из меня лились нескончаемым потоком около минуты, пока я не выдохся и не повис обессиленно в руках у лисичек. Те только пыхтели усиленно, но больно не делали. Даже держали теперь как-то деликатно. Тогда как наша лидер бормотала себе под нос:

– Ага, ага… Выговорись, и узнаем наконец-то, что ты про нас думаешь. Вот ты какой, оказывается. Пригрели мы, девочки, змею на груди, смотрите, как он нас любит.

Я немного отдышался.

– Да ты на себя посмотри! Сама что творишь и лисичек совсем изуродовала! Был бы Димка живой, давно бы тебе башку свернул! Но ты и так допрыгаешься, и никакие твои знания карате не спасут, когда пяток таких братков на тебя наедет и внутренности наизнанку вывернут. А надо мной, ущербным калекой, так это любой издеваться сможет.

Кажется, последняя фраза подруг таки достала. Потому что меня резко отпустили, и все трое с обиженным фырканьем пошли в деревню. Мне ничего не оставалось, как подняться с колен и, вправляя вывернутые плечевые суставы, поплестись следом.

Что теперь будет?

Но по крайней мере, желание немедленно вернуться к дереву и таки сделать последние шаги у меня так и не появилось.

Глава девятая

Амнистия

На следующее утро мне дали выспаться, сколько мне заблагорассудится, и только после звука отодвигаемой на окне тяжелой портьеры, в мою комнату довольно бесцеремонно ввалилась вначале Катька, а потом и две остальные подруги. Причем Верка начала сразу с шуток и подколок:

– Оп-па! Какие красивые у нашего Пончика фингалы под глазами! И очков черных носить не надо!

Ее родная сестра тоже в стороне не осталась:

– Наверное, в темноте лбом на какое-то дерево наткнулся! Ха-ха!

Я отошел от окна, взял свои брюки, но прежде чем их надеть, сыронизировал:

– Во-первых, если обращаетесь ко мне, то только по имени Борис. А во-вторых, чего это вы нашу «самую старенькую» сестричку деревом обзываете? Да и светло было в комнате, сами ведь потом меня как мусор вынесли.

– О-о-о! – возмущенно замычала Машка, подходя ко мне и одним толчком отправляя в кровать. – Да здесь не только бунт с неповиновением, но целое восстание, которое нужно утопить в крови!

– Ты еще не напилась до вчерашней кондиции? – удивился я, не пытаясь вырваться и уже догадываясь о готовящихся для меня пакостях.

– Вчера мы были пьяными, и просто фантазии не хватило для твоего наказания. Но уж сегодня…

– Неужели сегодня сжалитесь и, перед тем как закопать в ямку, всю кровь выпьете?

– Не дерзи! – стала строгой Машка, усаживаясь на кровать и разглядывая мое лицо. – М-да! Тот еще красавец!

– Какой есть. Но вчера был более пристойный на вид. Ну, дай мне встать! Мне на чердак надо.

– Еще чего! – изумилась подсевшая с другой стороны Катя. – Мы тут суд над тобой пришли устраивать, а он так нагло уйти хочет без разрешения. Кстати, тебе не интересно узнать, как мы от тех козлов вчера избавились?

– Совершенно! Да и ребята они вполне нормальные. – Я разок дернулся, но меня и не думали выпускать. – И в полном своем праве были после подобного приглашения и расходов вас поиметь, как и куда вздумается.

– Ой, ваше величество! – стала входить в роль Вера, встав у изголовья кровати и хватая меня за волосы. – Кажется, ваш рыцарь вообще умом тронулся! Позволять такие речи в вашем присутствии!

– Действительно. – Машка тяжело вздохнула. – Придется жестоко судить.

Придерживаемый их руками, я расслабился, почувствовал себя на гребне высокого слога, принял шутливый тон и тоже вступил в игру в роли общественного обвинителя:

– Действительно, чего затягивать с процессом? Итак, приступим! Подсудимый Борис Ивлаев, приговоренный вчера к смерти, чудом остался жив и прожил целую лишнюю ночь. Как можно оценить такое вопиющее, наглое нарушение всех законов? Как можно еще больше наказать такого оголтелого преступника? Чем более его можно унизить и оскорбить, как не страданиями под ударами судьбы, подлыми тычками от его лучших подруг и мерзким насилием его родственниц? Как еще его можно покалечить, чтобы он ни ходить не мог, ни двигаться, а только с готовностью открывать рот, когда к нему подносят ложку манной кашки? Казалось бы, какое уже большее наказание для обездоленного и несчастного Бориса Ивлаева, но нет! Их королевское величество со своими амазонками и сегодня не погнушались принять личное участие в судьбе несчастного калеки и с воодушевлением сейчас придумают новые напасти, унижения, оскорбления на его голову! А может, и вообще снизойдут до того, что собственноручно приступят к его мучениям, отрезанию частей тела и прочих лишних конечностей, в коем деле у них уже имеется большой и несомненный опыт.

Мою затянувшуюся речь прервала неслабая пощечина от королевы. Близняшки опустили руки и сидели красные и насупленные, а Машка покусывала губы в каком-то бешенстве, смешанном с бессилием.

– Ты говори, да не заговаривайся! Или ты думаешь, нам тех уродов было в удовольствие убивать?

– Почему бы и нет? Не буду припоминать все остальные обиды, напомню только мой вчерашний день рождения. Если вы настолько унижаете и оскорбляете меня, что для вас чужому человеку отрезать руку или ногу?

Девчонки демонстративно встали, все отошли к двери и, пока я одевался с независимым видом, о чем-то коротко переговорили. Затем все трое опять двинулись на меня с самыми решительными намерениями. Причем на губах Машки играла стервозная, коварная улыбка. По взмаху ее ладошек Катька с Веркой привычно заломили мне руки и поставили на колени, заставив лбом коснуться стоп королевы. Еще и провякали при этом:

– Преступник нижайше просит пощады у вашего величества!

– Он глубоко осознал свою вину и раскаялся!

Мне ничего не оставалось, как подавить рвущиеся наружу слезы и приготовиться к самому худшему. Но себе я при этом дал зарок: умру, но на поводу у этих сучек больше не пойду! Пусть хоть и в самом деле на куски разорвут!

Тем более удивительным прозвучал вынесенный надменным и жеманным голосом приговор:

– Повелеваю! Приближенного к нашему божественному телу и к телам моих верных амазонок подлого Пончика отныне не допускать к оным! Запретить ему ласки, утехи и ролевые игры до его полного исправления и поданного в подобном же виде очередного прошения. Если же он этого не совершит, отныне пусть и не надеется на нашу защиту. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!

В тот же миг меня небрежно отпустили, и я зарылся избитым лицом в пушистые тапочки нашей королевы. На что ехидный Веркин голос констатировал:

– Ваше величество, кажется, он уже раскаялся и просится обратно к вашему телу.

А Катька, делая вид, что нечаянно, наступила на мои пальцы и уточнила:

– Это правда, Ивлаев? Или нам показалось?

Мне хотелось и плакать, и скакать от радости. Но подобным поведением я бы все испортил, и меня бы сразу опять превратили в невольника. Поэтому я ответил со всей возможной строгостью и раздражением:

– Показалось! И сойди с моей руки, Катерина Васильевна.

Та, как всегда, попыталась меня обмануть:

– Это она Катька!

Но я уже сидел, растирая отдавленные пальцы, и даже не смотрел в ее сторону.

– Старшим врать некрасиво. Да и младшим – тоже.

– Вот это да-а-а… – протянула наша королева в изумлении. – Может, тебя, Борис…

– Павлович! – строго напомнил я, поднимаясь.

– …еще и на «вы» называть?

– Лишнее. Молоды мы еще, Мария Семеновна, да и в близкой родне состоим. – Пока они все открывали рты для своих реплик и переглядывались, я с напором продолжил: – Тем более что мне на чердак надо в срочном порядке. Теперь, зная, откуда появится Грибник в следующий раз, мне надо срочно установить самую надежную камеру на постоянной основе. Он должна работать вечно, но таки заснять тот момент, когда этот таинственный странник появится вновь. Потому что наиважнейшее – знать, как он это делает. Иначе я могу и не вернуться.

Уже находясь в движении, я услышал в спину Машкин смешок:

– Ты к нам тоже собираешься возвращаться с торчащим хозяйством?

– Может, и да, может, и нет, но из-за какой-то глупой мелочи я в неизвестном тоннеле подыхать не собираюсь.

Все трое уже двигались за мной, довольно вежливо, по сравнению со вчерашними, засыпая вопросами:

– Значит, там все-таки тоннель?

– Ты его хорошо рассмотрел?

– И какой он величины?

– Ничего не видел, ничего не знаю, но! Отныне никаких пьянок и посторонних связей! Даже принюхиваться забудьте к алкоголю! Все силы, энергию, время и наши знания направляем на раскрытие великой тайны!

После моих патетических речей за спиной не раздалось ни слова!

Нет, все-таки я гений и молодец! Достаточно было утаить пару секретов, чуток при этом приврать и проявить так недостающую мне настойчивость, и вот – результаты налицо! Меня слушаются!

А уж про свое рабство, так меня доставшее до вчерашнего дня, и ворох сыплющихся на голову унижений вообще говорить не приходилось. Теперь все перевернулось с ног на голову. Меня не просто не наказали, меня амнистировали! Меня почти поставили в равные условия, и теперь вроде бы как (тьфу-тьфу-тьфу не сглазить!) меня хотят привлекать для «спектаклей» и ролевых игр только по полному согласию.

Хотя и обставили это дело как страшное наказание. Ну ничего, уж я-то лучше этих сучек знаю, чего им и как хочется! Не пройдет и недели, как они сами попросятся, чтобы я прикасался к их телам и ублажал их до логического оргазма. Главное теперь – не выдать своей радости от истинной свободы! Ну и чего греха таить, не проявить слабость и не потянуться к таким привычным и въевшимся в сознание ублажениям собственной плоти. Хоть как эти ублажения мне ни осточертели в последнее время, без ежедневного сплетения наших тел даже беглый и взбунтовавшийся раб не мог себе помыслить своего существования.

Даже интересно стало: кто первый сдастся и пойдет на попятную? И как это будет выглядеть? Опять набросятся и будут пользоваться силой? Хм! Вроде как я вознамерился не поддаваться больше подобному диктату. Но насколько я себя знал, подобное было первый раз в моей жизни, хоть и казалось основанным на полной несокрушимости моего духа, но вот какова окончательная прочность этого духа, мне еще предстояло проверить.

Вот такая у меня оказалась двойственная натура. Пока имеем, не бережем, а потеряем – плачем. Хотя в моем случае можно было бы перефразировать: пока меня заставляли – я это ненавидел, а стали запрещать – самого вдруг потянуло.

Ну ничего, может, так даже интереснее получится.

На чердаке я сразу раздал всем такую кучу заданий, что вскоре остался один. Девчонки разбежались по лесу, снимая закрепленные на деревьях вышедшие из строя мигалки и стаскивая на нашу базу. Впервые в своей жизни я почувствовал себя не просто игрушечным, а настоящим генералом. И следя за секторами по экрану, где мои воины находятся, с довольным хмыканьем представлял себе подобное положение вещей и в дальнейшем. При этом совсем недавние мысли про самоубийство мне показались настолько сумасбродными, далекими и нереальными, словно они приходили в голову не мне, а какому-то вычитанному в книге персонажу. С этого часа, несмотря на мое бренное и слабое тело, я кипел энергией, брызгал оптимизмом и пульсировал энтузиазмом. А впереди мне мнилось нечто великое, таинственное и сокровенное. Вот как порой меняется все настроение, все планы и вся жизнь в течение нескольких часов.

В итоге мы за оставшиеся два дня последних наших каникул провели титаническую работу. Пожертвовали две камеры, установив их в поочередном ждущем режиме записи. То есть более двух месяцев здесь не будет постоянного просмотра. Хотя раз в неделю, на выходные, мы и договорились приезжать сюда по очереди, просматривать записи и делать сброс пустых файлов в приготовленные архиваторы. А учитывая, что даже на одну неделю объемы памяти понадобились просто гигантские, мне пришлось последовательно установить все имеющиеся у меня в наличии переносные диски памяти, несколько «трекстеров» и обучить девчонок операциям по их опустошению. В общем, мы только и успели, что к приезду родителей впритык справиться с гигантскими проблемами да настоятельно убедить деда Назара никогда, ни в каком случае не подниматься на чердак. Самой доходчивой для него оказалась мысль, что мы там установили автоматический телескоп, который ведет круговую, многопрофильную съемку всего звездного неба.

Так что добровольный, наиболее сознательный, преданный, никем и ничем не подкупный сторож у нас имелся.

Пользуясь своей новой ролью технического генерала, я загонял подружек до такой усталости, что они валились спать без задних ног и за эти двое суток у них из головок как выветрились упоминания об алкоголе, так и поутихли ежедневные пристрастия к ролевым играм. Но ничего, как-то оно у нас все прошло довольно мягко. Тем более что мы теперь все только и думали о найденной дырке, входе или воротах, суть не важно как назвать, и мысленно мечтали кто о сказочных богатствах, кто о невиданных устройствах и оружии, а кто о путешествиях и полной, окончательной свободе. Уж теперь фанатизм подогревать искусственно не приходилось. И этот факт нас сблизил как-то совсем по-иному, по-новому.

Правда, парочка попыток меня соблазнить на постельные шалости все-таки проскакивала. Но я умудрился их весьма филигранно пустить в другое русло, и уставшие подруги даже не до конца осознали всех моих хитростей.

Настоящее испытание на терпение и стойкость ждало меня уже в городе. Причем если первую неделю я умело отлынивал от ролевых игр и своего присутствия возле обнаженных тел своих подружек, то на вторую мои оборонные рубежи стали трещать по всем швам. Не помогали ни самовнушение, ни ссылки на учебу, ни в самом деле невероятно возросшие нагрузки при наверстывании пропущенного в прошлой четверти материала. И что самое наихудшее: я стал жутко нервным, издерганным, плохо спал и в конце концов стал вскакивать среди ночи из постели после неожиданных поллюций. Видимо, моя развратная юность оказала на мой искалеченный организм и неокрепшую психику такое влияние, что я в душе давно походил на сексуального, страшно развращенного и не умеющего с собой бороться сексуального маньяка.

Это меня пугало.

Оказывается, у подружек были такие же проблемы. Причем если учитывать, что женщины по всем половым признакам созревают на год, а то и три раньше мужчин, то можно себе представить, как это вдруг у них в семнадцать лет случился такой облом: то было всего много и каждый день, а то вдруг раз – и ничего! Ну почти ничего. Потому что их жалкие попытки собираться втроем, без меня, оканчивались только раздражением и возрастающей взаимной неприязнью. И если вначале они никак не могли понять, что же случилось, то после нескольких Машкиных истерик они до чего-то додумались, обговорили свои действия и подались на штурм моей целомудренной крепости. Кстати, эта крепость и сама уже была готова рухнуть, словно колосс на глиняных ногах, и мне первому явиться к девчонкам «с повинной» просто не позволил максимально усиленный курс учебы. Я уже подумывал, как бы самому деликатно к ним подобраться и сделать вид, что все пошло самотеком, как подруги ко мне заявились еще при свете дня и поставили категорический ультиматум.

– Так нельзя! – набросилась на меня заранее науськанная Катенька. – У нас головные боли, и мы стали скандальными, как древние старухи. Нам даже удвоенные нагрузки на тренировках не помогают нормально уснуть. Поэтому выбирай: или мы вновь начинаем расслабляться алкоголем и покладистыми парнями, или ты опять приступаешь к исполнению всех своих главных ролей!

Я постарался скривиться не от счастья и самодовольства, а якобы от жутких сомнений:

– Даже не знаю, что сказать. Мне столько заданий надо сделать, рефератов написать. Да и почему «всех» ролей? Я теперь тоже имею право соглашаться и самому выбирать тему новых игр. Иначе…

Внимательно всматривавшаяся в мое лицо Машка, скорее всего, догадалась о всей подноготной выдаваемого мною сомнения. И с визгом стала быстро раздеваться.

– Это мы еще посмотрим! Право выбирать тему надо еще заслужить! Верка, проверь дверь!

И первой бросилась на мое тщедушное тельце.

Так что конец апреля, а соответственно и весь май с началом июня, мы провели в полной гармонии и без головных болей. Я получил красный диплом, мы отгуляли довольно шумный выпускной вечер и на следующее утро уже мчались в нашу Лапу. Мчались, уверенные в новых приключениях и с мечтой о готовой раскрыться специально для нас великой тайне.

Кстати, если уже вспоминать про мое вожделенное высшее заведение. На совместном совете я решил, и меня поддержали единогласно, что в этом году особой спешки для поступления в университет вроде как нет. Диплом – на руках, знаний – полная башка, так что продолжить учебу можно в любое свободное от раскрытия тайн время. Тем более что мне, в отличие от других парней, не грозило избегать призыва в армию или вынужденно прислушиваться к настояниям родителей. Те мне дали полную свободу выбора. Как, впрочем, и родители моих подружек своим оторвам. Так что мы все вчетвером были вольны делать, что нам угодно, путешествовать, где нам нравится и пропадать на какое угодно время в любой выбранной туристической точке нашей необъятной Родины.

Естественно, что мы не погнушались воспользоваться предоставленной нам свободой.

Глава десятая

Переход

Не стоило и уточнять, что после приезда в нашу родную Лапочку мы сразу подались на чердак для просмотра записей и проверки жизнедеятельности нашей сети. К сожалению, дожди, перепады температуры, а возможно, и любопытные пернатые с грызунами вывели обе наши камеры из строя. Одна перестала подавать сигналы еще в середине апреля, а вторая «гавкнула» уже в самом конце мая. Так что нигде не обозначенный в записи Грибник мог не только выскользнуть за это время обратно, но и проделать дорогу в обе стороны неоднократно. А это заставляло нас лишний раз напрягаться и перестраховываться. Слишком уж не хотелось встречи лоб в лоб с этим таинственным незнакомцем. И если в самом лесу или на тропах столкновение в лучшем случае закончится для нас гипнозом и бестолковым возвращением «домой», то вот в самом тоннеле, лифте – или что там еще находится – подобная встреча считалась нами крайне нежелательной.

Хорошо еще, что на этот раз оборудования и технических приборов мы с собой прихватили по максимуму. И за первые дни не только починили, но и намного усовершенствовали всю нашу сеть наблюдения. На этот раз мы использовали уникальные, довольно дорогостоящие камеры для скайпа. С огромной разрешимостью изображения, широтой кадрового захвата, они не только давали отличную картинку на мониторы, но и благодаря своим минимальным размерам легко устанавливались в любом месте и маскировались настолько идеально, что даже при всем желании и наличии приборов их трудно было рассмотреть.

Провели мы также и вторую дублирующую линию проводной подачи сигналов к пульту управления «базы». Потому что первая, установленная попутно с мигалками, уже дышала на ладан. Девчонки, правда, сильно возражали против этого объемного труда, настаивая на беспроводных технологиях, но мне удалось-таки их убедить в умении определенных воинских частей засекать любые подобные излучения или электромагнитные колебания любой частоты, определять их точки подачи и в случае нужды свалиться с вертолетом прямо на наш чердак. Понятно, что вертолеты почти не летали, военные почти не показывались, но это не значило, что их не было.

Так что мы перестраховывались по полной программе. Как нам казалось.

И только через три недели, так и не зафиксировав подозрительных телодвижений в нашем лесу, мы решились на попытку перехода в неизвестность. Вернее, решился я, потому как подруги чуть ли не с первого дня буквально поедом меня ели, убеждая в решительном шаге. Один подобный спор происходил в таком духе.

– Чего тебе бояться, ты ведь мужчина? – презрительно кривила свои губки Машка.

– Да и вообще, долго задерживаться не надо, только загляни – и обратно! – поучала Катерина, дергая своими плечиками. – За пять секунд от тебя ничего не убудет.

– Ну разве что лишние части, торчащие спереди, укоротятся! – бесстыже ржала Верка. – Но ведь великие тайны требуют жертв!

– Ага! – возмущался я их бесшабашностью. – На чужом горбу хотите в рай въехать? Не получится! Небось со своей грудью, торчащей вперед, в дырку бы не полезла?

Зря я это сказал. Девчонки от таких слов вообще расшалились.

– Ух ты! А ведь и правда! – загорелись глаза у Машки. – Может, и в самом деле попробовать? У мужчин свой пропуск, у нас свой, но срабатывает он одинаково.

– Ура, ура! Я первая! – запрыгала на месте Верка, поддерживая ладошками свои полушария. – Они у меня самые большие!

– Неправда! – обиделась Катька, начиная расстегивать кофточку у себя на груди. – Сейчас я тебе докажу.

– Стоять, молчать, бояться! – прикрикнула Машка на своих амазонок, бесцеремонно хватая их за волосы. – У кого большие и самые красивые?

– У вас, ваше величество! – с готовностью лепетали близняшки хором, и все трое посматривали в мою сторону, требуя судейского решения.

А я в тот момент не догадался сказать ничего умнее, как:

– У вас троих мозгов не хватает!

– Ах так?! Нарушаешь договор про отсутствие оскорблений?

– Какой договор? Я просто пошутил.

– Поздно оправдываться! – Машка уже вся пылала желанием надо мной поиздеваться, как и прежде. – Сейчас мы тоже будем шутить. Схватить этого негодяя, оскорбившего наивысших лиц нашего государства! И в пыточную!

– Девочки, – запоздало вопил я, – так нечестно! И нам надо еще засветло много чего сделать! Прекратите! Подождите до ночи.

– Жалкий трус! – Меня уже с радостью волокли в спальню, а сзади нас подталкивали восклицания «ее мелкого величества»: – Как обзывать нас дурами, он не боится, а как нести ответственность – то только в ночное время? Ничего, раз согласился заранее, то и ночью тебе достанется.

Подобные сценки, несмотря на всю мою осторожность и попытки их не провоцировать, все равно случались в нашей жизни довольно часто. И, честно говоря, вымотали меня и морально, и физически до предела. Я даже где-то в душе стал опять ненавидеть своих подружек и раздражаться от их чрезмерной жажды чуть ли не ежечасного участия в наших ролевых играх. Поэтому когда я все-таки назначил конкретный день первого перехода, то почти на неделю приблизил мысленно зарезервированное время.

Последние три дня ушли на скрупулезный подбор сопутствующего снаряжения, попытки обучиться навыкам обращения с этим снаряжением и доскональной технической экипировкой. Наибольшая проблема заключалась в том, что мое тщедушное и хлипкое тело было не в состоянии пронести более ста метров весь комплект, который мы собрали по необходимому минимуму. Покалеченный организм категорически отказывался волочь на себе недельный запас пищи, кинжал, газовый пистолет с патронами, палатку, спальный мешок, горелку с газовым баллоном, скалолазные приспособления и огромный моток капроновой веревки к ним в придачу, фонарики, видеокамеру, рацию, батареи к ним, переговорное устройство ближнего радиуса и еще кучу всяких мелких, но страшно необходимых принадлежностей, вещей и прибамбасов.

Помню, когда я первый раз все это водрузил на себя в своей спальне и, страшно потея, посмотрел на себя в зеркало, то захлебнулся лающим смехом:

– Что-то подобное я видел в каком-то фантастическом фильме. Но там так нагрузили стального робота! А я ведь даже не человек, калека.

– Да ладно тебе плакаться! – прикрикнула на меня Машка, помогая снять самое тяжеленное с моих плеч – рюкзак. – Таких выносливых и стойких, как ты, еще поискать надо!

– Ага, – с готовностью поддакнула Вера, – никто, кроме тебя, целую ночь в постели не выдерживает.

Я замычал от злости и раздражения, и Катенька постаралась завуалировать оплошность своей сестры:

– В любом случае твой дух выше всяких похвал! К тому же тебе будет достаточно только пройти «туда», потом осмотришься и сбросишь все лишнее и ненужное.

– И если сохранится связь, то сразу и нам дашь знать, что и как делать, – напомнила Машка. – А уж если и для нас появится возможность перехода, то мы тебя на руках будем нести.

– Спасибо, лестно. Только вот все равно к дереву все это сами потащите. – После этих слов у меня мелькнула идея: – Еще лучше будет где-то рядом организовать нечто вроде скрытого бункера и там припрятать самые тяжелые, но гипотетически нужные вещи.

– Например?

– Да что угодно! Лом, топор, дубовые и стальные клинья с кувалдой, одну из лебедок с цепью, мощный аккумулятор с электромотором, да и тот генератор, что мы видели в сельпо, срочно купить придется. Вдруг и он понадобится?

Помимо сборки, подгонки и укладки вещей мы и определенные условия обговорили. Все-таки слишком долгое отсутствие Грибника нас вполне логично заставляло остерегаться неведомого. Если посещения так редки, то с чем это связано? Если с невероятной длиной тоннеля, то это одно и легко преодолимо. А если на той стороне окажутся ловушки? Западни? Или непроходимые лабиринты? Фантазии у нас хватало, чтобы придумать и обдумать самые химерические варианты развития событий.

В итоге мы договорились о следующем: если я не возвращаюсь сразу, то меня все равно ждут, не менее семи суток. На этом пункте я стоял рьяно, до собственного посинения и до осипшего голоса. Хотя в идеале пытался настоять, что, если я не вернусь, вообще ни в коем случае туда не соваться. Разве что с большой натяжкой сомнениями и спорами я дал девчонкам добро все-таки сделать попытку выследить Грибника, попытаться его усыпить нервно-паралитическим газом и после допросить со всеми вытекающими оттуда последствиями. Ну и понятно, что за всю неделю моего отсутствия вменялось вести строжайший контроль наблюдения и просматривать записи.

В душе я понимал, что если меня и в самом деле не будет целую неделю, то своенравная и решительная Машка может учудить что угодно вместе с отчаянными, бесшабашными амазонками. Слишком уж они привыкли полагаться на свою силу, напор и бойцовские умения, а это часто порождает в человеке неправильную самооценку. Как следствие – возможны поражения или неудачи там, где, казалось бы, и трудностей не существует.

Но с другой стороны, поделать больше я ничего не мог. И так целая неделя отсрочки в любых действиях по проникновению в переход – исторический подвиг, достойный занесения в летописи нашего рода. Я и на этот итог не рассчитывал.

И настал час, когда дальше оттягивать пробу ни смысла, ни возможностей не осталось.

День девятого июля выдался настолько чудесный и замечательный, что когда мы стащили в восьмой квадрат все нужное и необходимое, то даже на короткое время устроили нечто вроде легкого пикника, знаменующего поворотную точку в нашей истории. Впервые меня так интенсивно, истинно по-матерински стали закармливать, что пришлось оградиться от переедания шуткой:

– Хватит! А то мне в дырку вползать придется.

Верочка по этому поводу припомнила знаменитую древнюю кинокомедию:

– Так мы тебя с размаху туда забросим, как Вицина в «Кавказской пленнице»!

– Не получится, – авторитетно возразила Катя. – Его ведь животом вперед швырять придется.

Мария тоже присоединилась ко всеобщему нервному смеху:

– Ничего, нам сил хватит его как угодно подкинуть, лишь бы назад его кто обратно выкинул.

Посмеялись, побалагурили, стресс немножко сбросили и приступили к отправке Бориса Ивлаева… фиг его знает куда! Может, и в космос. Мы и такой вариант обсуждали. Но шутки шутками, а мне моя, казалось бы, гениальная выдумка в ту памятную ночь сегодня вышла боком. Ведь снимать меня на видеокамеры собирались с трех сторон, и вид спереди обещал быть самым импозантным. Хоть я и понимал, что съемка ведется только для личного пользования и кроме нас эти кадры никто не просмотрит, но моя обвешанная снаряжением фигурка с расстегнутой ширинкой и торчащим наружу хозяйством смотрелась настолько дико и несуразно, что в самый торжественный момент девчонки просто-напросто давились смехом и прикусывали себе язык, лишь бы не высказать какую-нибудь пошлость.