Текст книги "Эльфийская сага. Изгнанник (СИ)"

Автор книги: Юлия Марлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 49 страниц)

* * *

В тени заката Брегон объявил о смерти Теобальда. Перед рассветом похвалился поимкой виновных. На следующий вечер назначил казнь.

…Королевские гвардейцы окружили столичную площадь неподвижным кольцом. Свет ярких фонарей играл в наконечниках копий, холодные звезды блестели в щитах с королевскими гербами; под сводами вились знамена.

Сегодня здесь собрались все подданные Мерэмедэля: лорды и леди из благородных родов, потомственные шерлы, ремесленники и мастера нижних кварталов; и все дивились помосту для казни из красного дерева, установленному посреди площади. Вокруг плахи, обмотанной кольцами, прогуливался грузный орк-палач; его голову скрывала маска-капюшон с прорезями для глаз, руки прятались в плотных перчатках. Темные эльфы считали рубку голов – занятием позорным, а потому палачами для них издревле служили охочие до крови и денег народцы.

Обойдя плаху десятым кругом, орк остановился у заостренного металлического кола и проверил наконечник – достаточно ли остро. Убедившись, что острее некуда, он довольно фыркнул, вернулся к колоде и, подхватив топор, принялся перекидывать его из руки в руку. Заточенная сталь, вкусившая благородной эльфийской крови, в каскаде уличного света засверкала полированным зеркалом.

По обычаям сумеречного народа – преступников из низших кварталов и взятых в рабство пленников приговаривали к повешению или распятию на воротах и стенах. Благородным дамам и господам – рубили головы. Темные эльфы верили, преклоняя колени и опуская голову на плаху – высокородные преступники, тем самым, являли смирение и признавали над собой власть короля. Но не зря в толпе гуляли шепотки и резкие словечки – ждать от бывшего лорда главнокомандующего смирения… вот уж насмешили.

Давно перевалило за полночь, а обвиняемого так и не представили на суд. Брегон не торопился. Сидя в королевской ложе, он лениво обводил глазами толпу и о чем-то переговаривался с тщедушным Гелеганом. Король был облачен в черный наряд. На голове вместо короны черная лента – знак траура по отошедшему в Арву Антре отцу. И если Брегон хоть немного изображал скорбь, играя на публику, того же нельзя было сказать о Гелегане. Поблескивая роскошными перстнями с аметистами и изумрудами, он громко хохотал над каждым королевским словом.

– Преступника! Требуем преступника! – Прокричал из толпы выходец низших кварталов.

По толпе прокатилась волна возмущения – и как только посмел открыть рот в присутствии благородных господ!

– Безобразие…

– Вопиющая наглость….

– Бросить этого выскочку в подземелье.

– Выводите преступника! Мы устали и замерзли! – Снова рявкнул смельчак, мелькнув непокрытой головой средь блеска драгоценностей.

– Вон он! Обходи его!

– Уходит!

– Не уйдет!

Стражники заметили босого полуголого наглеца и, ловко вытолкнув к краю площади, скрутили веревкой и потащили в темный переулок, а потом за угол ближайшей кузни.

– Давай, давай, шевели ногами, босяк! – Подталкивали упиравшегося парнишку королевские гвардейцы.

Король вяло глянул на заварушку, задержал взгляд на лицах не дольше двух секунд, и продолжил неспешную беседу с разодетым, как на величайшее торжество Гелеганом.

Вигго, Малиус, старый Фаллериар, сухой Келевор и прочие заговорщики, скучившись в дальнем углу у звонкого фонтана, обменивались хмурыми, как предгрозовое небо, взглядами. Серые, уязвленные лица лучились отчаянием и страданием. Говорить не было сил. Да и о чем, собственно? О позорном провале и горькой неудаче, повлекшей крах всех надежд?

Вигго терзали муки того, что эльфы Верхнего Мира называли совестью, а темные – честью или сознанием. Он склонил голову и судорожно выпустил воздух через рот: зачем он позволил Габриэлу остаться в том подвале? Знал же, что король не отпустит бывшего друга и, чтобы еще больше устрашить запуганных и забитых подданных, устроит этот спектакль с показательной казнью: «встань на колени, склони голову, смирись с моей волей, ибо я твой король, а ты – мой раб и только мне вершить твою судьбу».

Граф стиснул кулак. Полный идиотизм.

Его радовало только одно: подкупленный тюремный охранник сообщил – Его Величество запретил пытать маршала; то-то новый Надзиратель Керл, сын Клианна изрыгал проклятья и метался по тюрьме, вымещая злобу на пленных гоблинах и орках. Позже выяснилось, что он затаил обиду на главнокомандующего еще со времен похода на Эбертрейл. Ходили слухи, Керл превысил полномочия и Габриэл наказал оборзевшего солдата по всей строгости. Кто ж, знал, что меньше, чем через два месяца они поменяются ролями.

– Брегон решил нас извести? – Малиус потер переносицу.

– Именно, барон. Этого он и добивается, – грустно сказал Вигго, сев на каменную чашу фонтана, потому, как ноги ему отказали. Запустив руку в водный шелк и сбрызнув лицо, граф съежился. Он разгадал замысел короля.

У Габриэла оставалось немало сторонников из числа благородных лордов, а уж числа шерлов-военных и того больше. Многие до последнего верили, что бывший главнокомандующий бросит принцу вызов и призовет того на поединок. Иные ждали – он возглавит сопротивление. Третьи надеялись еще на что-то. Ничего этого не случилось.

– Разве не очевидно? – Утерся Вигго. – Разъясню. Все мы – сторонники или союзники, друзья или приятели Габриэла сейчас собрались здесь в ожидании королевского приговора. Всем нам известно, какую меру Брегон для него изберет. Потому Его Величество и не торопится. Смакует удовольствие, так сказать, а заодно топчет наши надежды и населяет сердца неизбежным ужасом, чтобы ни у кого в дальнейшем не возникло нового желания поднять против него меч, сказать слово или заявить протест.

– Умен, хитер и жесток. Истинный темный король, – заключил Малиус.

– Я этого больше не вынесу, – Селена прижалась спиной к мраморному пьедесталу древней величественной статуи Дагоберта Четвертого Пепельного.

Созерцать целый час безмятежное веселье Брегона, точно казнь ее брата для него всего лишь забава, оказалось выше ее сил. Печаль одержала вверх над ее стойкостью, страх отравил волевую душу.

– Умоляю, леди Селена, только не плачьте, – шепнула прекрасная Гвендолин, – только не у всех на виду.

Раздавленная горем стражница почти беззвучно утешала несчастную сестру Габриэла; а, может, она утешала саму себя. В разуме Гвендолин царили хаос и смятение, ибо черноокая, нежная и трепетная, как лань эльфийка не ведала, как помочь воину, к которому столько лет тянулась ее душа.

– Только не плачьте. Мы темный народ. Нам запрещено являть слабость и открывать чувства. Помните?

Селена помнила, но слезы все равно сыпались по щекам каплями белого хрусталя. Сестринское сердце разрывалось от боли, мысли окрасились тонами всеобъемлющей горечи. Она предчувствовала беду, ощущала ее опаляющий зной задолго до свалившегося несчастья, потому-то и обратилась к рунам с надеждой развеять беспочвенные страхи. Но руны ее не обрадовали. В последний расклад выпали «энэр», перевернутый «дракон», «власть», «эвазми» и руна «судьбы», а вместе они составляли опасный расклад под названием – «горнило испытаний». В тот момент эльфийка не поняла смысл предостережения, а когда поняла – стало слишком поздно. Она ведь умоляла Габриэла! Умоляла оставить эту проклятую службу и уйти с поста главнокомандующего, повесить клинок на стену и ступить на новый путь, не окрашенным цветами войны и смерти. Но достучаться до гордого, честолюбивого брата, преданного Теобальду всем сердцем, не сумела.

– А когда дядя Габриэл вернется домой? – Спросил Эджиннал в третий раз.

Перепуганный ребенок жался к матери, стойко сглатывал слезы, пытался храбриться, но синюшный восковой оттенок и темные круги под глазами выдавали его страх и отчаяние. В ладони он сжимал вырезанный из льдаррийского хрусталя кулон с маслом Древа Элленгвала. Тепло волшебного пузырька придавало ему сил, но душившая изнутри тяжесть, отбирала последние крупицы храбрости.

– Скоро, – шептала безутешная эльфийка, – скоро, сынок.

Справа рыдала Агата. Кроха плохо понимала суть собрания, знала только – где-то рядом любимый дядя и очень скоро ему будет плохо и больно.

– Гадина, – не сдержалась Гвендолин. – Предала его, а теперь стоит и улыбается.

Селена обернулась – сестра Сирилла говорила о Лире из рода Веллетреэв. Черноволосая красавица в темно-сером платье из агройского атласа, черной накидке с выбитыми по бархату узорами из сиварского позолота, ворковала с двумя красивыми молодыми лордами. Дочь Вигго легонько кивала и в такт ее движениям в высокой и сложной прическе покачивались переливающиеся серебром подвески в виде виноградных лоз. Молодой эльф справа склонился к ослепительно красивой Лире, что-то шепнув на ухо, и та заливисто рассмеялась.

– Я заставлю ее замолчать, – Гвендолин привычным жестом потянулась к рукояти клинка.

– Нет. Вы погубите себя. – Селена бросила тяжелый взгляд на сиявшую Лиру, – забудьте о ней. Она для нашей семьи больше никто.

– Хвала Иссиль, лорд Габриэл не успел взять в жены эту подлую тварь.

– Да, хвала… – скорбно согласилась она и крепче прижала детей.

Взревели горны, призывая к тишине. Толпа ахнула и притихла.

Жужжали уличные фонари, шуршали на сквозняках горевшие огнем знамена, позвякивали доспехи и оружие копьеносцев, в нетерпении на помосте притоптывал орк-палач, рядом кто-то сдавленно рыдал, дальше в толпе слышались смешки и грязные шуточки, беспечно журчали фонтаны.

Селена зажмурилась, переплетя густые шелковистые ресницы, блестевшие водяной пылью и услышала нервные шепотки:

– Смотрите, ведут. Сколько их…

Первым вели Габриэла со связанными впереди руками. За ним цепочкой шли солнечные эльфы – последним волокли упиравшегося коротко остриженного молодого мужчину.

Обогнув площадь с севера, конвой провел преступников вдоль помоста для казни, обошел шеренгу королевских гвардейцев, дабы подданные обозрели убийц и предателей, и подвел к ступенчатому возвышению с троном. На плечи Габриэла навалилось несколько рук – конвоиры заставили его и остальных обвиняемых встать на колени. Главный конвоир выступил на шаг и, ударив кулаком в область сердца, звучно сообщил:

– Заключенные доставлены, Ваше Величество.

Габриэл бросил взгляд в пол из темного мрамора, усмехнувшись убогому отражению. Посеревшее усталое лицо хранило следы багровых кровоподтеков и синяков, под глазами чернели отпечатки теней, спутанные локоны грязными лохмами легли по плечам, рубаха из халлийского шелка истрепалась, на запястьях красовались тугие металлические путы. Еще недавно его имя шептали с придыханием, величая лучшим воином королевства, сегодня он казался бродягой, схваченным где-нибудь в вонючих расселинах Беллийских гор или скверных гномьих гротах Аскья Удо.

Преклонившие колени солнечные эльфы выглядели не лучше. Эллион скрипел зубами и бросал на окружающих ненавистнические взгляды. Лекарь Эстрадир, склонив голову и спрятав лицо под поседевшими от пыток и пережитого унижения волосами, взывал с мольбами к Властелину Над Облаками. Менестрель Андреа и книгочей Лоррано отчаянно теребили запястья, надеясь, перетереть сталь, вступить в битву и умереть героями. Братья Левеандил и Рамендил бросали взоры в спину молчаливого, опустившего голову Габриэла, точно ждали от него непредсказуемого порыва, который непременно спасет их от неминуемой гибели.

Толпа молчала. Брегон, наконец, поднял голову и мрачно обвел «преступников» глазами.

– Считать судебное разбирательство открытым! – Проревел герольд.

Гелеган ощерился, лицо увядавшего эльфа исказила злоба, сцепленные вместе руки подрагивали – ему не терпелось растоптать молодого соперника, превосходившего его доблестью на поле брани, мудростью в схватке слов, решимостью в безнадежном деле. Он незамедлительно приступил.

– Габриэл, сын Бриэлона обвиняется в заговоре с целью убийства Его Величества короля Брегона, в сговоре с наемницей известной под именем Белый Лебедь, и убийстве короля Теобальда. Вместе с сообщниками, – он кивнул на солнечных эльфов, – шерл планировал проникнуть во дворец и убить Брегона, сына Теобальда, а после провозгласить себя королем. Так же имеются неопровержимые факты, что полтора месяца назад в день Луноликой Иссиль он хладнокровного расправился с Теобальдом, сыном Дагоберта из рода Дракона и Змеи.

Толпа заволновалась, зашумела.

– Ложь! – Вскричал Эллион, пытаясь подняться с колен, – Этого темного, – кивок на Габриэла, – мы впервые увидели три дня назад в темнице! Никакие мы ему не сообщники! Это обман…

– Молчать! – Взревел конвоир, и на голову Эллиона обрушилась стальная перчатка. Лучник поперхнулся словом, рухнул на мраморный пол, рассыпав по плитам оборванные рукава полукафтанья, и затих.

– Эллион, Эллион!

Сородичи светлого звонко заголосили, но гаркающий окрик конвоира заставил их испуганно прижать уши и умолкнуть.

– Молчать! Молчать, ничтожные твари! Еще слово и вам на шеи натянут петли!

– Продолжим, – хищно улыбнулся Гелеган. – Заключенный Габриэл, вы сознаетесь в том, что возглавили заговор против короля Брегона?

Габриэл гордо поднял голову, обнажив снежное лицо, обжег Гелегана черными горящими глазами, медленно, но уверенно встал с колен и твердо ответил:

– Да.

Темные эльфы ожидали от бывшего главнокомандующего смятения, страха, ропота, попыток оправдания, но не признания. Селена уронила голову на руки и зарыдала, Эджиннал и Агата прижались сильнее.

– Мама, мама, не плачь.

– Вы сознаетесь, что лично готовились проникнуть в королевские покои через потайной ход, о котором знали по долгу службы, чтобы убить Его Величество?

– Да.

– То есть вы сознаетесь, что возглавили заговорщиков?

– Кроме меня, участие в заговоре принимал только шерл Теяр, сын Фармарина из рода Серебряных Звезд. Вы его убили. Иных заговорщиков не было. Этих пленных эбертрейльцев я знать – не знаю, – громко бросил Габриэл, кивнув через плечо.

– Слава Всевидящему, – прошептал Левеандил Око Бури. Он так боялся разочароваться в темном сородиче и друге по несчастью, что искусал тонкие губы в кровь.

– Лжешь! – Гелеган топнул ногой. – Они были с тобой заодно!

– Нет! – Прошипел Габриэл. – Никогда!

Шум охватил взволнованную толпу.

– Доказательства! Мы требуем доказательства!

– Тихо! Тихо! – Кричал сгорбленный Сэт, но медовый шелест голоска тонул в реве и звоне бушующего океана.

Утихомирить разгневанных подданных удалось конвоирам.

– Молчать! – Заревели они. – Молчать!

– Благодарю, – кивнул Гелеган, блеснув украшением в седых волосах. – Правильно ли я вас понимаю, заключенный, кроме вас и убитого Теяра, сына Фармарина в заговоре более никто не участвовал?

– Правильно, Гелеган, – едко выдал Габриэл.

– Ах ты… – Вскипел старик, оскорбленный тоном мальчишки.

Зазвенели кольца и браслеты – Гелеган что-то выхватил из широкого рукава, и под ноги парня полетело малахитовое ожерелье; темно-зеленые каменья с рисунком павлиньего пера запылали золотом, рассыпая по зеркальному полу изумрудные и хризопразовые отблески. Шерл узнал украшение – он сам сорвал его с Белого Лебедя и передал Брегону в ночь Иссиль.

Жители заметались на местах в попытках рассмотреть, что выбросил главнокомандующий.

Меж плотных рядов прокатился шепоток:

– Подвеска. Это подвеска-ожерелье.

– Уважаемые лорды и леди! Габриэл, сын Бриэлона лжет! – Гелеган спустился на одну ступень и ослепил собравшихся серебром одежд и обилием драгоценностей. – Как мы все помним, это украшение было на наемнице в день покушения на Теобальда. Она ранила Его Величество и бежала. Облава, устроенная им, – он ткнул кривым и сухим пальцем в Габриэла, – не увенчалась успехом, потому что он позволил ей уйти. Они давно были в сговоре! Это украшение мы нашли в доме старшего маршала. Вот оно, доказательство! Его хватают в момент, когда он мыслит о преступлении против короны, а в его доме находят подвеску, принадлежащую Белому Лебедю!

Габриэл спокойно слушал старика, хотя его кровь кипела от гнева, а самого его трясло. Дикую злость выдал отчетливый металлический звон его тона:

– Ты – подлый обманщик! Твоя ложь не сойдет тебе с рук.

– Скажите, заключенный, – чуя, что нащупал точку для удара, тот усмехнулся: – как давно вы с Белым Лебедем любовники?

Толпа охнула и хлесткая брань, брошенная Габриэлом в лицо обнаглевшему герцогу, утонула в шуме потрясенных голосов. Старик махнул рукой и не упустил шанса его оскорбить:

– Все с тобой ясно, сопляк.

Гвендолин побледнела; слезы застыли на ее щеках осколками серебра. Девушка не верила ушам: благородный лорд Габриэл, приемник Теобальда и убийца по прозвищу Белый Лебедь любовники? Нет, замотала она головой – этого не может быть.

Граф Вигго вскочил с каменной чаши и закричал:

– У вас нет прямых доказательств!

– Да! Да! – Поддержала Вигго одна половина толпы.

– Вот оно доказательство! Подвеска! – Кричали другие – сторонники власти Брегона.

– Молчать! – Ревел конвоир, бряцая копьем о мраморный пол. – Молчать! Тишина!

Солнечные эльфы, поставленные на колени и окруженные конвоем, вжимали голову в плечи, затравленно озираясь по сторонам. Левеандил и Рамендил закрыли глаза и опустили головы, они-то ждали быстрой казни, а окунулись в смертельно-опасный ураган страстей и интриг королевского двора исчадий ночи.

Эллион пошевелился и перевернул голову. Золото коротких волос стекло с истощенного эльфийского лица и он застонал. Тупой удар в макушку ненадолго выбросил его в темноту. Открыв глаза и уперев руки о зеркальный пол, лучник попытался встать, но ладони оскользнулись и он рухнул под гадкие смешки конвоиров.

– Лежите, – прошептал Левеандил, – вас ударили по голове.

– Я думал, нас уже казнили. – Удивился Эллион, опускаясь на прохладный, вспыхивающий искрами, пол – голова страшно болела, а вокруг стоял такой ор, что в сравнении с ним камнепад на крутых склонах Гор Жизни – просто детский лепет.

– Нет, пока мы живы, – ответил юноша, устремляя взор в спину Габриэла. Надежда на чудесное спасение из кровожадных лап исчадий не покидала юное бесстрашное сердечко Око Бури. Все свои надежды он связывал почему-то с дерзким и непокорным темным эльфом, смевшим перечить тирану-королю.

– Молчать! Молчать!

Скрипя зубами, эльфы умолкли. Свет фонарей потускнел, залился серым скорбным оттенком – серебро и чернь вокруг поблекли. На площади стало сумрачно, точно в склепе Вечной Тишины. Дуновение ветра иссякло (над Верхним Миром наступил мертвый штиль), и воздух столицы налился духотой с примесью тяжелых металлов.

Селена подняла голову и посмотрела в просветы остроухих голов. Габриэл стоял у ступенчатого возвышения, статно расправив плечи и гордо вскинув голову. Женщина нахмурилась: едва заметная дрожь плеч выдавала его – он горел огнем ярости, и одной Иссиль было известно, каких усилий ему стоило держать себя в руках подле ухмыляющегося Гелегана и взирающего с высоты собственной значимости Брегона.

Гвенолин до боли сжала ее ладонь и прошептала:

– Король готов вынести приговор.

Владыка шевельнулся, поднял руку, залитую блеском колец, и привлек внимание.

– Решение короля! – Звучно возвестил герольд.

Взвыл горючий горн.

Королевские писцы крепче сжали перья и посмотрели на повелителя. Они перевели уйму шелковой бумаги, фиксируя все сказанное на судебном разбирательстве. Осталось запечатлеть самое важное.

– Габриэл, сын Бриэлона! В шестой день одиннадцатого месяца Года Созвездия Серны ты признаешься виновным в сговоре с Белым Лебедем и убийстве короля Теобальда! Ты и твои сообщники признаются виновными в заговоре против короны и попытке переворота! Ты и твои сообщники приговариваются к смертной казни!

Толпа ошарашенно выдохнула. Одни закричали «да», другие «нет», третьи еще что-то. Скучавший на помосте орк-палач вскочил, схватил топор и нижайше склонился, дернув кончиком маски-капюшона. Селена разрыдалась. Вигго, сын Иарта оперся на плечи соратников и побелел. Лира заливисто рассмеялась. Плененные эбертрейльцы поникли головами: другого приговора они и не ждали. Гелеган торжествующе кивнул. И только Габриэл не шевелился и молчал, точно все происходящее его не касалось. В равнодушных стеклянных глазах сверкали резкие отсветы огней, но молодое снежное лицо не выказывало ни страха, ни горести, ни отчаяния.

– Конвой! Взять их! Доставить к месту казни! – Скомандовал Гелеган. – Исполнить приговор немедля!

Конвой сделал два шага, вычеканив из пола колючий звон, и окружил осужденных остриями копий.

– Встать!

Солнечные эльфы обреченно поднялись с колен. В красивых голубых и серых глазах оживала тоска, но не по утраченному будущему, а по яркому теплому солнцу и по холодным прекрасным звездам, которых, сотканным из света созданиям, уж более не суждено было узреть в Мире под луной. Левеандил и Рамендил горестно вздохнули, но повиновались. В двадцати шагах их ждала плаха и топор палача. Эллиона подхватили под локти – после жестокого удара в голову идти самостоятельно он не мог.

Габриэла обступили последним.

– Развернись! Пошел!

Равнодушное хладнокровие в черных глазах охладило пыл тех, кто задумал напоследок унизить бывшего главнокомандующего. Задумка подталкивать Габриэла к помосту копьями пресеклась на корню.

– Но! – Брегон поднялся с трона, щурясь от света фонарей.

Орк-палач чуть не выронил топор, двое охранников споткнулись, среди толпы кто-то громко взвизгнул.

– Утром я объявил траур сроком Сто Закатов. Как всем нам известно, Луноликая не приветствует войн и казней во время Горькой Декады. Мы и так поступились древним обычаем. На юго-западных границах наши храбрые войска ведут войну с желтыми великанами Шар-Рахри. А потому нарушить обет Луноликой еще и пролитой в столице кровью, стало бы полным кощунством!

– Ваше Величество, – начал Гелеган, но король оборвал его жестом.

– Эти преступники заслуживают смертной казни, но обстоятельства вынуждают меня поступить иначе! Смертная казнь будет заменена изгнанием!

– Ваше Величество, так нельзя! – Гелегана затрясло от злости. Королевское решение стало для герцога из рода Черных Соколов полной неожиданностью и страшно уязвило самолюбие.

– Габриэл, сын Бриэлона, ты и твои сообщники с этого часа изгоняетесь из Подземного королевства Эр-Морвэна! Срок изгнания – вечность!

Толпа взорвалась криками.

Раздосадованный палач сорвал с головы маску и наотмашь бросил под ноги. Лира зашипела от злости. На губах Гвендолин расцвела улыбка победы. А почерневшее сердце Селены пропустило удар. Она пошатнулась, коснулась руки Гвен и лишилась чувств. Что происходило на площади потом, она узнала на следующий день из уст черноокой сестры Сирилла.

Девушка рассказала, король скомандовал «увести» и конвоиры подчинились, обступили Габриэла и других пленников и увели обратно в сторону подземных тюрем. Больше их в городе не видели. Сирилл узнал – сегодня в полночь изгнанников тайно выведут в непроходимые дебри Мертвого леса Стих Оргул; оставят ли им жизни или убьют там без лишних свидетелей – измученная горем Гвендолин могла только догадываться.

* * *

Одноглазый ворон копошился на переломленной ветке старого кипариса, вычищая из смоляных перьев болотную тину. Птица блеснула загнутым клювом, мигнула глазом и громко каркнула.

– аар… аар… ар… – отозвалось ночное эхо мертвого мира.

Встряхнувшись и нахохлившись, ворон перепрыгнул на соседнюю ветку и снова уткнулся в липкие перья. Опасности он не чуял, а следовало бы. Из-за темного ствола, печально клонившего изломанные ветви в колючую, словно сосновая хвоя траву, мигнули два безжалостных глаза. Прыжок всколыхнул куст шиповника в бардовых бусинах. Птичье горло стиснули стальные зубы химеры. В неровном свете тонкого месяца ворон дернулся и обмяк в пасти чудовища.

Химера довольно заурчала и, бросив тушку, приготовилась отведать свежатины. Шорох заставил ее настороженно вскинуть морду, измазанную темной кровью. Развернув массивную чешуйчатую голову, чудище выбросило багровый раздвоенный язык и зашипело. Со стороны прогалины шли темные эльфы и… их солнечные сородичи. Химера злобно заворчала – опять одни будут убивать других, что ж, хорошо; ей больше мяса, и меньше охоты. Подхватив изорванное тельце, тварь блеснула пламенем синеватых чешуек и скрылась за низким каменистым бугром, оплетенным стеблями ковыля.

– Конвой, стоять! – Ведущий страж остановился и крутанулся на каблуках.

Шеренгу пленных вывели на круглую, пугающую поляну: сухая, режущая до крови, трава жалобно хрустнула под сапогами, из узких ямок вырвались серебристые облачка жужжащих мошек.

– Ты, вперед, – конвоир в парадном доспехе потянул Габриэла за веревку, выталкивая к пруду с затхлой, темной водой.

Размахнувшись, он ударил его в живот. Парень упал на колени, закашлялся. Конвоир снова размахнулся, но окрик короля, остудил его пыл.

– Рано!

Тот пристыженно отступил, припал на колени, склоняя голову:

– Простите, Ваше Величество, погорячился.

Габриэл сплюнул, отер рот рукавом, заглянул в мутную маслянистую жижу, засыпанную желтыми листьями бузины, и язвительно поинтересовался:

– Решил меня утопить?

Изо рта эльфа вырвалось кружево блестящего пара – жестокое дыхание зимы, летевшие с алмазных пиков Драконовых гор, ощутимо пробирало до костей. Особенно пленных – в рваных полукафтаньях, потрепанных рубахах, дырявых сапогах и со связанными руками не особо-то и погреешься.

– Легкой смерти не жди, – пригрозил король, позвякивая налокотниками и наколенниками в золотистых узорах.

Эллион, братья Левеандил и Рамендил, Эстрадир и менестрель Андреа, книгочей Лоррано, сбившись в кучу у края поляны, наблюдали за необъяснимым и странным, с их точки зрения, поведением темных эльфов. В смирении ожидая своей участи, они все еще надеялись, что король сдержит слово и «вечное изгнание» чудесным образом обратится для них в «вечную свободу».

Косо поглядывая на Габриэла и темноэльфийского короля, Левеандил Око Бури покачал головой. Все же солнечному эльфу было не понять, за что Его Величество так возненавидел молодого воина. Вон он, кстати, король – застыл, как статуя из сверкающего металла. Задумался, что ли, – мальчишка потер нос о плечо и прислушался. Мрачное, бесконечно притягательное величие леса, кажется, правда заворожило владыку, и он совсем забыл про пленных.

Левеандил осмотрелся: гудящая, чужеродная, голодная темень отторгала ненасытной жаждой вывернуть наизнанку любую жизнь, но именно эта извращенная красота и привлекла сына Теобальда. Его душа давно истлела – стала чернее самой глубокой морской расселины, куда не проникали даже слабые отблески зари, и холоднее самой высокой вершины Аред Вендела, где невыносимые стужа и мороз губили все живое в первые пять секунд.

– Стих Оргул. Мертвый лес, – в восхищении выдохнул Брегон белым кружевом. – Темный и безмолвный. Сколько опасности под покровами синих теней, сколько ужаса за кулисами густых туманов. Безоружный здесь обречен.

Он развернулся к конвоирам. Звякнув железом и полыхнув нагрудником, он кивнул в сторону солнечных эльфов:

– Отпустить их.

Конвоиры растерялись. Они ожидали другого приказа.

– Оглохли! – Взорвался король. – Я сказал, они свободны!

Двое темных эльфов выхватили кинжалы и разрезали путы на руках озадаченных эбертрейльцев, не знавших – радоваться или горевать над последними часами светлой юности. Ибо король не солгал – выйти отсюда живым невозможно; под каждым кустом здесь таились кровожадные химеры, на каждом дереве гнездились зубастые василиски, поросшую острыми травами землю бороздили ламии, затянутые тиной и камышом пруды и озера населяли левиафаны.

– Пошли прочь! – Зарычал Брегон.

Пленники попятились к деревьям, росшим вокруг поляны правильным кругом, будто кто-то неведомый насадил их забавы ради. Левеандил бросил напоследок короткий взгляд на Габриэла. Темный эльф застыл у пруда в бесстрастном молчании с опущенной головой и связанными в запястьях руками. Лицо его скрывали прямые блестящие пряди, и мальчишка так и не узнал, о чем думал в последний момент, тот, кому, как ни странно, они были обязаны жизнями и свободой.

– Сюда! – Позвал Эллион и нырнул в темноту мертвого леса.

Конвоиры отвлеклись всего на секунду – посмотреть, как сверкают пятки вольноотпущенников меж высоких серо-коричневых стволов с высохшей и облупившейся корой. Взвыл леденящий ветер и обглоданные, как белые кости ветви закачались, а огни факелов, затрещали и полегли, осыпав королевскую стражу каплями жидкого пламени. Все случилось так быстро – они даже не успели отреагировать. Вроде Габриэл стоял на коленях, Брегон кричал о величии и непобедимости, они наблюдали за убегавшими под своды мрачного, как заброшенное кладбище леса, как вдруг…

Габриэл взлетел с колен, молниеносно бросился вперед. Брегон взвыл, отшатнулся, его рука потянулась к клинку, не успела – раздался хруст ломающейся кости, и вот король уже лежит на земле со сломанным носом, воет и бьет ногами о траву, кровь плещет черным фонтаном, а заключенный возвышается над ним победителем с самодовольной ухмылкой и ядом в черных глазах.

Выпорхнувшие из ножен клинки, полетели в Габриэла, но Брегон выбросил руку:

– Мечи в ножны! Мечи в ножны! – Булькающе проорал он.

Габриэл ударил в переносицу – из носа хлестала бордовая кровь, отсверкивая раскаленной сталью. Распластавшийся правитель, зажимал искалеченное лицо и ревел от гнева, кляня бывшего друга.

– Мечи в ножны!

Злобно шипя, конвоиры спрятали клинки и, лязгнув, отступили.

– Ваше Величество. – Страж протянул Брегону платок.

Король заткнул окровавленный нос и гнусаво выдавил:

– Когда я закончу, ты сам будешь молить меня о смерти. Стража!

Брегона подняли и оттащили к обломку корявого пня с двумя изогнутыми голыми ветками, облепленными нитями паутины в капельках холодной росы. Он замахал руками, прогоняя помощников.

Золотистый свет месяца лился на поляну, отражался от глянца зловещей озерной глади, отсвечивал от доспехов и копий эльфийских конвоиров, поблескивал в растрепанных волосах Габриэла. Парень ждал ответных действий с ядовитой ухмылкой на красивом утонченном лице.

Брегон встал и прислушался. В кромешной тишине дурного леса растворялся шелест шагов отпущенных на свободу пленников. Где-то неподалеку злобно ворчали и клацали стальные клыки чудищ. Мутное озеро булькнуло, запузырилось – кожистый плавник проскользил над поверхностью, резанув гладь. Что-то легкое, длинное, с шипящим хрипом прошуршало по траве около невысокого, заросшего жесткой омелой бугра, походившего на могилу павшего храбреца. Твари учуяли сладкий запах эльфов и потекли к поляне в ожидании пролитой эльфийской крови.

Скоро, скоро, усмехнулся король и бросил ненавидящий взор на гордо расправившего плечи изгнанника. Молодой наглец не собирался подчиняться его королевской власти – глядел дерзко и высокомерно.