Текст книги "Эльфийская сага. Изгнанник (СИ)"

Автор книги: Юлия Марлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 49 страниц)

– Приведи себя в порядок, – твердо, но беззлобно сказал главнокомандующий, всплеснув рукой в мокрой перчатке. Наказывать пьянчугу он и не думал. – Через четверть часа я жду подробных объяснений.

Хилый сидел с низко опущенной головой и, сгорая от стыда, прикрывал лицо влажными волосами. Он переоделся в чистый наряд, смыл кислый запах хмеля и вернулся в «Сломанную стрелу», где за столиком с кувшином дорого вина, двумя кубками и хрустальной лампой в серебряной оправе его ждал Габриэл.

Полукровка все еще не мог поверить, что господин смилостивился и не обрушил на него ярость, достойную звания «темного», а потому, не зная с чего начать, пролился новым потоком подобострастных извинений. Грубый голос оборвал на полуслове, приказывая перейти к сути делу.

– Да, мой шерл, – кивнул полукровка, не поднимая головы, – как вам будет угодно. Получив письмо от Его Высочества, я сразу бросился исполнять приказ. В Сторм частенько наведываются торговцы живым товаром из Горгано и, хотя по указу Ыгырака Змееносца торговля рабами запрещена, ушлые дельцы находят лазейки, чтобы обойти королевский запрет. Они везут пленных эльфов, белых гоблинов, фей или фавнов в земли гномов и дальше на запад и север – во владения людей. Те охотно покупают молоденьких эльфиек и фей, других они тоже неплохо берут.

Габриэл, откинувшись на спинку, внимательно слушал тихий хрип Хилого, и наблюдал за происходящим в таверне. В очаге, пропахшем топленым жиром и резкими ароматами специй, приплясывало пламя. Разномастная свора посетителей грудилась за столами, с жадностью глодая сочные свиные ребрышки, вымоченные в чесночном соусе, закидывая свежеиспеченные куски черничного пирога, хлебая грибные или луковые супы. Запах вина смешивался с тушеными овощами и жареным на углях мясом, и вливался в более тонкие ароматы сливовых и вишневых наливок, что стояли на столах гостей побогаче и позажиточнее в узорных серебряных кувшинах.

Два слуги – орка носились с подносами, ловко перепрыгивая через выброшенные в проходы ноги посетителей. В углу сидела пьяная компания низких троллей и играла в кости, со звоном бросая на стол золотые монеты. Жаркие волны хохота прокатывались над потолочными сводами всякий раз, когда кто-нибудь из них, проигрывая, лишался месячного жалования.

– Чтобы разузнать об этом Лексе я обратился к старому приятелю, а он в свою очередь отослал весть в Горгано, – продолжал Хилый, – Вчера я получил ответ. Тюремный страж написал, что месяц назад в их сеть попал один солнечный эльф. Они взяли его случайно, на перевале Знойных Ветров. Что он делал неподалеку от Черноземья, пленник не сказал, но когда его доставили в Горгано, под пытками признался, что вез лунную ртуть в Эбертрейл. К ведьмам его якобы отослал учитель – чародей Алиан. От колдовского зелья он, конечно же, избавился. Бросил с обрыва за минуту до того, как гоблины его схватили. И еще, мой господин, он назвался Грозовой Стрелой. Другого солнечного в тюрьмах Горгано с таким именем нет.

Густые ресницы Габриэла лениво прикрылись. Тяжелые прогорклые запахи, которыми пропиталась дешевая забегаловка, раздражали утонченную натуру темного эльфа, сбивая с мыслей, как орочий удар. Наступило тягостное молчание и Хилый напрягся. За соседним столом пьяный гном стучал деревянной ложкой по столу, громко требуя вина на родном языке.

– Барад манаг симана загад хамнамаран!

Его спутник с невозмутимым видом набивал табаком трубку из белой кости с длинным серебряным мундштуком в форме ладьи. Чиркнуло огниво, и папироса дыхнула клубочком синеватого дыма, дополнив феерию режущих горло запахов.

– Лорд? – Опасливо позвал доверенный. – До Горгано сутки пути. Если прикажете, я тот час вышлю письмо. К нашему приезду солнечный эльф будет скован кандалами и готов к отбытию.

– Нет.

Габриэл распахнул глаза небесной чистоты и посмотрел на руку, опущенную рядом с позолоченным кубком. Точнее, не на руку, а на кольцо на указательном пальце левой руки. Вырезанное из черного камня, оно сверкало печатью древнего эльфийского рода; по переплетениям эбонитового дракона и змеи из лунного камня текли капли яркого солнечного света, бьющего сквозь мутные витражи.

– Нет? – Полукровка потянулся к вину, его начинало колотить.

Главнокомандующий молчал с отстраненно-холодным лицом, и все что осталось Хилому – изо всех сил молиться Иссиль, чтобы его не вычеркнули из плана за ненадобностью и не отправили в Арву Антре прежде срока, точно старого и блохастого пса, поднадоевшего хозяину.

– Поедем в Горгано тайно, – сказал Габриэл, не сводя взора с кольца, отражавшего тусклый свет. – Будь готов на закате.

Густое рубиновое вино, блестевшее в кубке, темный эльф так и не пригубил.

* * *

В конюшне, залитой светом ламп, было душно и пахло сеном. Габриэл вывел кохейлана из стойла. Во дворе его дожидался полукровка, седлал вороного мохноногого дестриэ – как сговорились, с последним лучом они отбывали к ущельям.

Приглушенные звуки борьбы заставили парня вскинуть голову и навострить уши. Снаружи кто-то боролся против нескольких противников. Молниеносно обнажив клинок, он бросился в дверь. Темнота, пленившая задний двор «Сломанной стрелы» открыла ему следующую картину. Двое орков, явно из стражников – массивный доспех и узорные стальные шлемы с резными берилловыми рогами – держали Хилого за руки. Третий, стоя к Габриэлу спиной, наносил полукровке страшные удары в живот и грудь. У торца дома шевелились две тени. Высокая – в распахнутом халате и с тюрбаном на голове и совсем крохотная, стиснутая чем-то плотным и тяжелым. В высокой Габриэл опознал переводчика, предлагавшего услуги на запруженной улице еще днем; у второй заприметил босые ступни и выцветшие штаны с серебристыми змейками заплат. Орчонок Горак.

Избивавший полукровку резко развернулся, метнув в сторону темного эльфа ядовитый взгляд хищных глаз. Хилый тут же обмяк в массивных руках, похоже – лишился чувств.

– Так, так, – заговорил незнакомец, разворачиваясь к Габриэлу всем телом. Широкоплечий пустынный орк в доспехе, но без шлема с бритой головой оттенка жженой серы, оскалился, выпячивая клыки. – Не часто в Сторм заглядывают темные эльфы Мерэмедэля. Когда такое случилось в последний раз, я лишился Видящего Камня.

– Мы знакомы? – Поинтересовался молодой шерл, примечая в темных переулках отблески черненого золота. То блестели навершия клинков еще как минимум десяти сообщников, пришедших вместе с «врагом».

А как же правило: не проливать кровь в стенах города? Или тем, у кого мошна набита золотом, закон, что дышло?

– С вами лорд главнокомандующий – нет. Но это досадное недоразумение я жажду исправить. – «Враг» склонил голову, – Сейхан бей Габар, купец из Ажинабада. С моим преданным слугой Бессамой-аль Хугдаром вы уже знакомы.

Переводчик выступил из полосы мрака. За собой он вывел маленькое хрупкое создание, перевитое веревками от шеи до талии с мешком на голове. Мальчик дернулся, что-то промычал сквозь кляп и тут же получил подзатыльник.

– Молчи щенок! – Прошипел желтокожий степняк (все орки-степняки Ажинабада, Аллеура и Диких Степей имели грубую кожу желтоватого оттенка, а многие – желтые совиные глаза) и обратился к Габриэлу. – Зря вы мне отказали и наняли паршивца. Он долго не хотел говорить, куда вас привел. Признание вырывали силой.

Плечики мальчика мелко сотрясались, из-под мешка слышались сдавленные всхлипы.

– Что вам надо? – Жестко спросил Габриэл.

– Вы. Нам нужны – вы, старший маршал, – хрипло бросил ажинабадец и свистнул.

На зов повелителя выскочила охрана, сжимая в огромных лапищах стальные цепи, утяжеленные литыми гирями.

– Позвольте узнать, чем я вас заинтересовал? – Усмехнулся Габриэл, замечая, как в щелях забрал горят орочьи глаза, но не огнем торжества, а черным пламенем страха. Они до смерти боялись темноэльфийского шерла и не могли этого скрыть.

– С большой радостью, – прохрипел купец, выгибая грудь колесом. – Один из ваших высокородных лордов, а если откровенно – Его Высочество Брегон изредка посещал Сторм под видом обычного купца. Он приезжал сюда, чтобы приобрести разные вещицы и мелочи, которых не достать в Подземном королевстве. Из Ажинабада и Аллеура я привозил для него магические маски и живые кристаллы, золотые лампы и волшебные клинки. Из Диких Степей вез магические травы и специи. Из гномьих королевств доставал заклятые зеркала и непробиваемые доспехи. Из Озерного края добывал живую и мертвую воду. Но ему всегда и всего было мало! Он хотел больше и больше! Жаждал собрать коллекцию волшебных кинжалов, дарующих бессмертие, мечтал отыскать Кубок Белого Дракона, открывающий врата в мир огненных демонов. Слыхал, он и сейчас не может остановиться, – зло шипел ажинабадец. – По Верхнему Миру ходят слухи он ищет корону Лагоринора Неугасимую Звезду. Охотно в это верю. Брегон неисправим. О чем это я? Ах, да, отвлекся. И вот, в свой последний приезд, он заявился в мой дом, здесь в Сторме без приглашения. Требовал, чтобы я раздобыл для него Нефритовую шкатулку, исполняющую желания, а потом он увидел его.

– Его? – Габриэл прищурил сердитые глаза.

– Видящий Камень. Узнав о колдовских свойствах камня, Брегон потребовал, чтобы я привез ему такой же. Но эти камни, лорд главнокомандующий, – титул эльфа купец громко и важно выделил, – не финики – они не растут на пальмах, и они не ракушки с жемчужинами, их не выплевывает море, и они не птицы, их не заловишь в сеть! Но Его Высочество был неумолим в своем стремлении обладать. Он выкрал у меня Видящий Камень и сбежал в Мерэмедэль под защиту всей темноэльфийской армии! Трус! Ему не хватило мужества даже на то, чтобы убить меня лично! Он прислал вместо себя лучшего воина. Бесхребетный червяк! Что ж, пусть так! Я пленю вас и обменяю на Видящий Камень! Ваша жизнь бесценна для Брегона, так же, как Камень бесценен для меня! Сдавайтесь. Обещаю, я не причиню вам боли. Но если вздумаете сопротивляться, вы познаете, какими беспощадными могут быть разгневанные жители пустынь.

– Сочувствую вашей потере, бей Габар, но вынужден отказать. Разменной монетой я не стану, – холодно предостерег Габриэл.

Он потянулся к застежке из серебра, скреплявшей черный плащ у горла. Расшитый лунными самоцветами бархат спланировал к его ногам крылом ворона, а в следующее мгновенье орк-купец отдал приказ атаковать.

– О, – хрипло потянул он, – станете, лорд главнокомандующий, станете. Взять его!

Стальные цепи с гирями выскользнули из рук стражей и с тяжелым громом рухнули о землю. Орки подались вперед и оскалились в жуткой ухмылке. Их руки заколыхались – цепи стали медленно, со свистом раскачиваться, набирая ускорение, чтобы через секунду обрушиться на голову эльфа. Однако, грузные фаруханцы с необхватными горами мышц были неповоротливы и тяжелы, а сейчас, закованные в стальной доспех, и вовсе стали неповоротливы, словно обломки древних скал, скатившихся с вершин Гор Жизни. Каждый взмах, каждый новый шаг отдавался гулом скрежетавшего металла, звоном лат, треском щитов и ножен; был медлен и предсказуем.

Легкий, худощавый Габриэл в облегающем черном одеянии и перетянутый серебристым поясом выглядел на их фоне высокой тростинкой – дунь и улетит. Утонченная эльфийская легкость, кошачья поступь и плавность движений всегда сбивала противника с толка; сбила врага и на этот раз.

Молниеносно оценив ситуацию, шерл отвел клинок в сторону, и сильно изогнув гибкую спину, уклонился от летящих гирь. Железные шары просвистели над бледным лицом с высокими скулами и метнулись к стражам. Те замешкались, пытаясь придать цепям правильный угол наклона, и тут же поплатились за нерасторопность.

Темный эльф обрушил пламенное лезвие на ближайшего стража, тут же ушел из-под атакующего замаха громадного орка в рогатом шлеме и рубанул с плеча. Чиркнув по доспеху, эльфийский клинок его распорол. Из раны брызнула вонючая орочья кровь. Страж взревел, начал заваливаться, подминая под себя других; подцепил берилловыми рогами чужие шлемы и уволок на камни не меньше троих сослуживцев.

– Схватить его, кретины! – Хрипел ажинабадский купец.

Стражи, ошалевшие от резвости эльфа, бросили цепи и обнажили мечи. Легкий, но сильный он проскользнул в орочью толчею, завертелся волчком. Внутренний двор «Сломанный стрелы» наводнили каркающие вопли. Орки с грохотом валились на каменные плиты в облаке белых слепящих искр, как срезанные стебли диких колючек.

Солдаты, державшие Хилого, переглянулись и, бросив бесчувственного полукровку, ринулись в кипящий бой. Доверенный (успевший очухаться) сбил одного из них с ног, и выхваченным из-за пояса кинжалом оборвал жизнь, всадив лезвие в щель забрала. Он резко обернулся и, заметив, стоящего у торца переводчика, державшего связанного мальчишку, зашипел. Переводчик вздрогнул и попятился, толкая ребенка к стене. Распустившийся конец тюрбана полетел полосой черного золота, полы халата шумно залепетали. Пробежав двадцать шагов, степняк издал короткий крик и упал – меж лопаток разбойника торчал кинжал полукровки.

Купец из Ажинабада заметался вдоль конюшни. Его, как ему казалось, гениальная затея пошла прахом. Он схватился за голову и настолько увлекся самобичеванием, что не заметил вылетевшее из клубка битвы бездыханное тело. Страшной силы удар впечатал его в стену. Его ноги и руки, вдруг затрещав, хрустнули и он оказался придавлен неподъемной броней мертвеца. От боли пустынный орк не смог вскрикнуть и окосел.

Тем временем битва закончилась. Среди груды железных пятен, блестевших маслом, осталась стоять высокая фигура с идеально прямой спиной и гордо вскинутой головой. Волосами, рассыпанными по спине, играл ночной ветерок. В серебристом поясе, обвивавшем стройную талию, мерцали блики дальних фонарей. В чуть отведенной руке точно ее продолжение – сверкал прямой и тонкий клинок. По закаленному лезвию стекал свет разгоравшихся в облаках звезд.

Воин воткнул клинок в мертвеца и быстро подошел к постанывающему комочку, лежащему у стены. Освободив голову рыдавшего мальчика от мешка и вынув из его рта кляп, Габриэл разрезал веревки.

– Не плачь. Все закончилось.

– Господин, господин, – всхлипывал орчонок, – простить меня. Они ворваться в дом, связать маму, а меня поволочь с собой. Сказать, если я не покажу им, куда вас вести, они убить маму, потом меня.

– Я не держу зла, Горак, – успокоил Габриэл.

– Господин простить меня? – Мальчик заглянул в бледное и холодное лицо.

– Мне не за что тебя прощать, – сказал темный эльф, и его губы тронула чуть заметная улыбка. – Возвращайся к матери. Скажи ей, все позади.

Мальчик шмыгнул, утер нос грязным рукавом и решительно кивнул.

– Да, господин.

– Горак, – Габриэл окликнул ребенка, когда тот поспешил в темноту соседней улицы, – судьба послала мне хорошего проводника.

– Я не забывать вас, господин, – пообещал мальчик и исчез в сумерках Сторма.

– Мой шерл, – тихо захрипел полукровка за спиной, – надо уходить. Скоро сюда нагрянут стражи Наместника. Вы помните, в городе запрещены кровавые разборки. Виновных ждет смерть.

Габриэл выпрямился и обернулся к купцу, прижатому неподъемной тушей мертвого орка. Сейхан был еще жив, хоть и заходился в хриплом кровавом кашле – удар переломал его кости, и теперь он не мог пошевелить и пальцем.

Вдали слышались крики, топот и лязг кольчуг. Стражи Наместника спешили к месту полуночной драки.

– Давай, сделай то, зачем прибыл в Сторм, – прохрипел он, сплюнув черный сгусток. – Знаю, Брегон не вернет мне Видящий Камень. Без него моя торговля пошла прахом. Я разорен и погряз в долгах. Без камня мне все равно не жить.

Габриэл заглянул в ядовито-желтые глаза степняка и наклонил голову набок. Шум из переулка усиливался – стража торопилась.

– Ну, – раздражался купец, прекрасно осознавая, какая страшная кара его ждала, попади он в руки Наместника короля, – чего ты ждешь?! Пролей мою кровь эльфийским клинком! Доведи битву до конца!

– Нет, – покачал головой Габриэл. – Ты и эти продажные твари, призванные блюсти в городе законы и следить за порядком, но позарившиеся на золото и поправшие их, – он обвел глазами стражников, многие из которых оказались живы, а не мертвы, как поначалу показалось купцу, – понесете заслуженное наказание за разбой, учиненный против мирных путников.

– Заклинаю Зерран-Ханно, убей меня, – взмолился купец, обливаясь желтоватым потом. – Прояви милосердие!

– Мой клинок не чинит правосудия. Это клинок воина, а не судьи. Прощайте, лорд бей Габар. Пусть ВАШИ боги будут к вам милосердны.

Глава 3. Белый Лебедь

Высокое имя лучше высокой крыши

(Персидская пословица)

О Горгано, затерянном в ущелье Беллийских гор, мало кто знал. Поговаривали, в поселении черных гоблинов процветала работорговля и это, забытое богами место, слыло ее неофициальной столицей с давних и давних времен. Слухи полнились каждый день, разбавляя мутную завесу лжи.

Горгано лежал в низине двух громадных хребтов и большую часть суток черные зубчатые склоны, как две посмертные плиты, вдолбленные напротив, пеленали тайную обитель рабства густыми тенями страха.

Черные гоблины слыли народом ночи: темнокожие, мускулистые, лишенные волосяного покрова, с заостренными ушами и мелкими острыми зубами. Все основные работы они вели в обманчивом сиянии луны или трепетном блеске месяца, а солнце ненавидели даже пуще своих заклятых врагов темных эльфов и гномов. С предвестием рассвета жизнь в ущелье замирала, а скопление одноэтажных домиков и построек накрывало обманчивое безмолвие.

К северу от Горгано лежал Лар-Гар. К востоку, в седловине гор цвел злачный Барсо. Три поселения, отстроенные на закате эльфийского владычества, были ни чем иным, как обителями подлости, низости, мерзости, гоблинского невежества и жестокости. Здесь, среди отвратного бытия и кровавых пиршеств, предстояло выполнить новое задание наемнице по имени Белый Лебедь.

Она пряталась в тени изломанных гребней, наблюдая за оживлением улиц, политых светом зловещих звезд. Внизу маршировали надзиратели в латах, хрипло бахвалясь друг перед другом, как умело и легко они развязывали пленникам языки. Кони протягивали сцепленные клетки, набитые новым «товаром», а потом возвращались совершено пустые и выезжали куда-то по узкой горной тропе на восток. В сумеречных тенях мелькали силуэты заезжих покупателей и торговцев. Дозорные, гремя броней, обходили посты.

Местные гоблины выходили из одного племени и на эльфийском кам'рэ звались грорвы – поработители. Нежные губы наемницы изогнулись в отвращении. Эльфы ненавидели грорвов больше иных гоблинских племен и вели с ними беспощадную войну со времен Первых Зорь. К скорби эльфийского народа, разрозненные гоблинские племена в последние десятилетия заметно окрепли, объединились и стали одерживать победу за победой, расширяя границы кровавой империи на севере и востоке.

Белый Лебедь с грустью прикрыла глаза. Алый лоскут трепетался на ветке больше суток, прежде чем ветер донес ей весть о приглашении на новую встречу. Среди жителей равнины Трион не было того кто не знал, как вызвать ее на разговор. Желающий нанять эльфийку повязывал на ветвь Ведьмина Вяза алую ленту с указанием времени. Старый иссохший вяз, избранный посредником между наемницей и нанимателями, рос в Каменном Саду на границе Льдарри и Черноземья и был овеян жуткой молвой. Старинное предание гласило: свое название древо получило после того, как в него живьем замуровали ведьму. С той поры вяз обрел колдовские свойства – из его ветвей и сучьев бесовьи твари стали изготавливать летающие метлы, а раз в тридцать лет в полнолуние устраивать под ним шабаш с плясками и жертвоприношениями [легенда мира].

Мрачные легенды сковали Ведьмин Вяз несокрушимой броней страха и отпугнули любознательных глупцов, мечтавших хоть одним глазком узреть воительницу из праздного любопытства. В Каменный Сад приходили только те, кто действительно отчаялся и потерял всякую надежду. Они с мольбами взывали к защитнице Верхнего Мира, совершенно справедливо называя ее последней надеждой народа Рассвета. Ее нанимали ради спасения кровников, угнанных в земли врагов, или мщения бессердечным тварям, не достойным бродить под печальной луной.

Эльфийка встречалась с нанимателем и обсуждала заказ. Сразу ответа не давала – сообщала решение на следующий день. Белая лента, повязанная на ветку Вяза, была знаком ее согласия. Черная – отказом.

Так вот, последняя встреча неприятно удивила девушку. Заказчик, пожелавший остаться неизвестным, щедро заплатил бриллиантами и поручил найти некого Лекса Грозовая Стрела. Он не сообщил, чем юный солнечный эльф, случайно угодивший в тюрьмы Горгано, был так ценен, но поставил ей жесткое условие, которое оказалось наемнице не по душе. У нее не было выбора и она согласилась. Впервые на Ведьмин Вяз не было повязано ни белой, ни черной ленты…

Белый Лебедь грациозно выпрямилась. Хрупкую фигуру стягивала белая шелковая рубаха в каплях лазурита с узкими рукавами, перехваченными по запястьям серебряными браслетами. Стройные ноги обтягивали черные брюки, заправленные в высокие сапоги. Осиную талию обвивал серебристый корсет со сплетенными под грудью шелковыми шнурками. В руке она сжимала двуручный клинок эльфийской работы с навершием из снежного агата в виде волчьей головы с оскаленной пастью. Гладкая гарда переливалась магическим блеском, по лезвию плелись охранные заклинания.

Лицо наемницы скрывала бархатная маска, инкрустированная самоцветами белее света звезд. Кожа Лебедя светилась лунным серебром, в прорезях маски сверкали изумрудные глаза. Длинные пепельные волосы были уложены в высокую прическу, украшенную нитями лучистого жемчуга, острые ушки обвивали сережки из белого топаза в форме ползущей веточки ивы.

Враги прозвали ее Тьма.

– Пора, – мелодично шепнула эльфийка.

Крупный волк лениво зевнул и потянулся. Шерсть зверя отливала зеленоватым серебром, вдоль позвоночника тянулась полоса черного густого меха. Когда он атаковал – она топорщилась и походила на остро выброшенные лезвия кинжалов. В кроваво-красных глазах, пылающих мертвенным заревом, жила смерть. Это истинное воплощение ужаса и страдания, приходившее вместе с Тьмой, враги поспешили окрестить Призраком.

Белый Лебедь исчезла во мгле. Белоснежный волк мотнул хвостом и последовал за ней облаком зимнего вихря.

Таверна «Секира и кулак» пустовала. Подавальщик еды – темно-серый гоблин с раскосыми бегающими глазищами и одутловатым лицом со шрамом, стоял за стойкой, протирал засаленным полотенцем стаканы из толстого стекла и напевал под горбатый нос:

Мой папаша тугодум,

Старый, лысый Харкатун

Брел домой с охоты тихой,

Нес в корзине горстку лиха.

Эльф сбежал, и гном удрал,

Орк под ребра сдачи дал.

Ни лисенка, ни зайчонка,

Не поймал даже бельчонка!

Старый, лысый Харкатун

На обед принес кору!

Положил на стол, хваляся,

«Вот смотри, сынок, еда вся,

Кушай, кушай, не боись,

Она сладкая, Гахтис».

«Ты, папаша, тугодум»,

Говорю ему без страха,

«Раз считаешь ее сладкой,

Сам кусай и жуй кору,

Чтоб тебе сгореть в аду!»

Протертый стакан пополнил зеркальный ряд. Гоблин потянулся за новым. Из подсобки донесся треск и грохот, а потом послышалась отборная ругань:

– Харх! И какой тупоголовый поставил ящики с грибами в проходе?

Подавальщик пошевелил острыми ушами, возвышающимися над лысой макушкой на добрый дюйм, и загоготал, запрокинув голову. Дверь распахнулась. В таверну ворвался разъяренный управляющий: тощий сморщенный старик с руками до колен, низким лбом и плоским злым лицом. В ало-огненных глазах металась дикая злоба. Гоблин налетел на подавальщика и поколотил от души, а потом, фыркая и ругаясь, скинул с ушей связки шампиньонов, висших будто серьги из горного хрусталя.

Подергав клочковатую бороду, он разорался:

– Сколько раз я говорил тебе не ставить ящики в проход, тупая твоя башка! Харх! Когда ты, наконец, запомнишь это, проклятый увалень! И зачем я только взял тебя на работу! От тебя сплошные убытки! Немедленно ступай в подсобку и прибери там!

Подавальщик зло пробурчал:

– Простите, господин. Да, господин.

– Харх! Не нужны мне твои извинения, ничтожество! Еще раз забудешь оттащить ящики к стене, а бросишь на дороге, пеняй на себя! Ну, чего стоишь?! Иди, убирай!

Подавальщик, прижав уши, отложил полотенце на стойку и подался к подсобке, но вдруг застыл, как вкопанный. Из темных углов таверны послышалось чуть слышное урчанье, медленно перетекавшее в звериный рык.

– Слышите? – Он напряженно наклонился вперед, подогнув колени. – Там кто-то есть.

Старый управляющий метнул злющие глаза в темноту и костлявой рукой, обтянутой сухой, как кора трухлявого пня кожей схватил обоюдоострый тесак. В свете железных светильников лезвие блеснуло, отливая мертвенной синевой.

– А ну, покажись! – Захрипел он на всеобщем.

Из темных завес возникла зыбкая тень, легкая и трепетная, словно призрачный отблеск, отброшенный светом низкой луны. Но луна никогда не светила над Горгано и два черных гоблина утробно зарычали, чуя опасность.

Тем временем тень, зыблясь и подрагивая меж столов и стульев, вытянулась и поросла четкостью женской фигуры, несущей в руке тончающую, бесконечно длинную иглу. Неясная, бесформенная мглистость расступалась, тень налилась объемами и, достигнув края стойки, замерла – в проеме возникла эльфийка с клинком. У ее ног скалился взъерошенный волк со вскинутыми ушами.

– Призрак и Тьма, – сипло выдавил плешивый подавальщик, – это Призрак и Тьма!

Перепуганный гоблин не посмел заглянуть в ее изумрудные глаза и, потупившись, попятился к подсобке. Седой управляющий оказался сложен из другого теста. Он не испугался воительницы в маске, пусть с клинком, вышедшим из под разящих эльфийских молота и наковальни.

– Белый Лебедь, – глумливо рассмеялся он, обнажая кровоточащие десны, лишенные зубов. – Зачем пришла? Тебе не выбраться из города живой! Харх! Ты хоть знаешь, какая цена назначена за твою голову?

Она не ответила. Зато заворчал зверь, на его хребте вздыбилась черная полоса.

– Я убью тебя, – решил седой гоблин, цокнув языком. – За тебя мертвую тоже хорошо заплатят.

Сказав так, он бросился с неожиданной для щуплого старика скоростью. Железные светильники задрожали, и бледные полосы света на стенах и полу колыхнулись, потревоженные внезапным движением. Управляющий выбросил руку с оружием, надеясь поразить наемницу, но был ослеплен вспышкой белого света. Эльфийский клинок взлетел и пал, а вместе с ним лысая гоблинская голова. Из обрубка шеи хлынул черный фонтан, щуплые колени подогнулись и он рухнул.

Плешивый подавальщик будто очнулся и завопил так, как вопили истязаемые ими пленники, упрятанные в холодных беспросветных тюрьмах, выдолбленных под мрачными лабиринтами местных улиц. Он бросился бежать, но был сбит облаком серебристого вихря.

Белый Лебедь смахнула кровь и вложила узорчатый клинок в заплечные ножны на широкой серебряной перевязи. Она обернулась к поверженному подавальщику. Он лежал на животе, скулил и бессильно барахтал ногами и руками, не в силах сбросить волка, разлегшегося на его пухлой, мясистой спине. Она подошла поступью весенней капели. Он задрожал, вперив распахнутые глаза на ее сапоги из белой кожи.

Певучий голос прошил тишину.

– Где вы держите пленных?

Подавальщик был так напуган, что не мог отвечать. Девушка села на корточки, заглянув в его пустые глаза. Встретившись с решительным взглядом воительницы, овеянной колдовской славой, он взвизгнул – из-под него потекла желтая зловонная лужа.

– Где вы держите пленных?

Воздух заткала вонь.

– Внизу. В подвале. Вон та дверь, – заплетавшимся от страха языком, отвечал обмочивший штаны.

– Кто их привозит? Имена. Прозвища. Отвечай, – она дернула его за ноздри и он взвыл.

– Я… я не знаю. Их много… Очень много… Там, за стойки, книжица… В ней все расчеты…

Наемница бросила взгляд на стойку, облитую недвижным светом железных светильников, и снова посмотрела на черного гоблина.

– Кто чаще привозит пленных? Говори!

– Я не знаю имен. Их двое. Женщина и мужчина. Лица всегда скрыты масками, как у тебя. Я помню, у женщины была татуировка на левой руке. Скорпион.

– Скорпион, – пепельно-серые брови эльфийки дрогнули, а пальцы ослабили хватку.

Изящно, как дикая кошка, Лебедь проскользнула за стойку и в нише у самого пола отыскала тонкую книжицу, обвитую серебристой тесьмой. Спрятав находку в голенище сапога, наемница еще раз посмотрела на грорва и тенью исчезла в проеме подсобного помещения. Через мгновенье стальные челюсти, унизанные ледяными клыками, сомкнулась на его плешивой голове.

… Лестничный пролет таился в опасной темноте, под ногами зияли дыры размером с арбуз, бездонные щели и провалы пожирали ступени и перила; оступиться – значило сорваться в пропасть и неминуемо сгинуть в беспросветной тишине. Подземные катакомбы гоблинов-грорвов не зря нарекли Царством Скорби и Мук – выжить в условиях вечного полумрака, невыносимого холода и голода шансов не было даже у самых крепких и выносливых пленников; рано или поздно под гнетом боли и страданий сдавалось всякое, брошенное сюда живое существо.

Белоснежный волк угрожающе зарычал. Глаза зверя блеснули мертвенным огнем. Белый Лебедь спустилась с последней ступени и прижалась к стене. Лица коснулись резкие ароматы. Подземелье, освещенное багровым светом, пропитывали запахи глины и горячих паров, сладковатые ароматы разложившихся трупов и сырости.

Девушка сделал острожный шаг. Факелы трещали и клонили пламя набок, повсюду гуляли удушливо-металлические сквозняки. Под подошвами хрустели обглоданные кости. Черепа эльфов, гномов, белых гоблинов, угодивших в обитель отчаяния и безнадежности и навсегда сложивших здесь головы, белели у стен и в выдолбленных полукруглых нишах.

Наемница вынула из гнезда закопченное древко и, подняв над головой, осветила темные и запутанные, как липкая паутина косоногих, лабиринты. Слева простиралась глухая каменная стена, заляпанная воском и пятнами. Справа тянулись пустые клетки, в каменных углублениях алым огнем отблескивали кандалы. По всей вероятности, державших здесь пленных, уже распродали с торгов.

Лебедь помнила, зачем сюда спустилась: отыскать Лекса Грозовая Стрела и… Девушка покачала головой – задание обжигало ее душу отчаянием, сердце обливалось кровью; чем парнишка не угодил нанимателю? За что тот приговорил его к смерти? Выхватив клинок и стиснув ледяной эфес, она вдохнула спертый воздух и твердо кивнула – она выполнит задание, чего бы ей это ни стоило, обязательно выполнит.

Тонкая тень, распадаясь на десятки полупрозрачных силуэтов, и сливаясь в единую плотную черноту, заскользила по блестящей стене вглубь лабиринта. Холодные своды, нависавшие над головой, дышали обрывками древних корней и коврами из мха. Стены вибрировали непонятным гулом – где-то работали установки – землекопы; гоблины продолжали расширять тюремные казематы на юг и восток. Металлические челюсти перемалывали породы Беллийских гор, как мягкий речной песок.