Текст книги "Перстень Сварга (СИ)"

Автор книги: Веда Корнилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 74 страниц)

Глава 16

Беглецы уже четвертый день пробирались по дорогам чужой страны, и пока что все шло более или менее гладко, если, конечно, не считать того, что друг с другом они почти не разговаривали. Непонятно отчего, но каждый из них то ли злился на своего спутника, то ли испытывал перед ним неловкое чувство оттого, что стал его невольным супругом. Странное ощущение: если смотреть с одной стороны, то взаимопонимание между ними не исчезло, а если глянуть с другой стороны – складывается такое впечатление, будто во взаимоотношениях появилось нечто тяжелое, наносное, от которого нет никаких сил избавиться.

Бел и ранее не был любителем поговорить, но сейчас от него и вовсе трудно было добиться хоть одного слова. Впрочем, в последние дни у Олеи тоже не было особого желания разговаривать, так же как и лишний раз смотреть на если не раздраженное, то заметно недовольное лицо Бела. А ведь, кажется, можно радоваться – они только что пересекли границу Закары, и сейчас движутся по дорогам Маргала. Фу, наконец-то хоть одно знакомое название, да и ближе к их родной Руславии!

Маргал… Именно в этой стране Бел на глазах Олеи убил того человека, как он позже сказал, предателя… Тогда, помнится, женщина перепугалась до смерти. Ну, это дело прошлое, теперь она к таким вещам относится куда спокойнее. Да, верно говорится, что человек привыкает ко всему. Вернее, почти ко всему…

Только вот сейчас в эту страну беглецы въехали не по той дороге, по которой когда-то направлялись в поисках древних артефактов. Бел и Олея, возвращаясь назад и сами того не желая, оказывается, описали большой круг, прежде чем вновь оказаться здесь. Граница Маргала и Закары находилась очень далеко от тех мест, которые они пересекли в то время. Сейчас, чтоб добраться до той большой оживленной дороги, по которой в свое время они ехали (кажется, это было немыслимо давно!) надо отмахать весьма приличное расстояние.

Положа руку на сердце, следует признать, что Олея не имела ни малейшего представления о том, в каком именно месте Маргала они сейчас находятся, и сколько отсюда до той дороги, однако спрашивать об этом у Бела женщине никак не хотелось. Почему? Трудно сказать, но, как уже было сказано, оба чувствовали определенную неловкость, обращаясь друг к другу. Эта недоговоренность между ними длится с того момента, как старый священник поставил им условие – или женитесь, или я вам помогать не буду!

Тогда, в доме старика, они окончательно переругались между собой, и когда священник в сопровождении колдуньи вновь появился перед ними, то этот старый человек узрел перед собой двоих до предела обозленных людей, которые только что не кипели от ярости. Как ни странно, увиденное его даже чуть позабавило, но молодым людям он не сказал ничего, однако в глазах старика появился задорный блеск – ничего, мол, от неожиданности такое у всех поначалу может быть!.. Не дети малые, потом еще спасибо скажете!

Колдуньей оказалась старой грузной женщиной, одетой весьма небогато, если не сказать – бедно, и внешне куда больше смахивала на брюзгливую торговку с рынка. Она недовольно глядела на стоящих перед ней мужчину и женщину, и в то же время с уважением и чуть настороженно косилась на старого священника. Колдунья что-то долго и недовольно бурчала, и Бел сквозь зубы переводил Олее слова старухи. Общий смысл высказываний бабули был такой: я уже стара для таких дел, и ничем таким давно не занимаюсь, но вам отказать не могу, так что беру еще и этот грех на свою душу не по собственному желанию и не из-за денег, а по просьбе того, кому отказать не могу, то бишь я имею в виду находящегося здесь святого отца, да бесконечно продлят Боги его жизнь…

Олея даже не поняла, когда на месте Бела оказался кряжистый мужичок с мрачным взглядом и натруженными руками, да еще и чуть сгорбленный, как бывает от постоянной работы в наклонку. Так, значит, эта старая ведьма, хотя и ворчала без остановки, но дело свое хорошо знала, и умело наводила морок. Глянь на Бела, вернее на этого невзрачного мужичонку – обычный крестьянин-трудяга из числа тех, кто пашет на своем клочке земли от зари до зари, недаром кожа на лице и шее чуть ли не почернела от солнца. Хм, вряд ли сейчас и сама Олея выглядит лучше – судя по тому, с каким ехидно-сочувствующим любопытством этот мужичок рассматривал молодую женщину, то, скорей всего, в данный момент она выглядит ему под стать. Вон, даже старый священник удовлетворенно кивает и улыбается – никто вас в таком виде не узнает!.. Это, конечно, хорошо, но стоит Олее представить, как она сейчас выглядит со стороны… Кошмар!

Меж тем старуха все еще что-то недовольно бурчала, и Олея из все того же перевода Бела поняла, что морок, к сожалению, долго не продержится – его для этого надо постоянно поддерживать, а бабуля уже далеко не в том возрасте, когда можно бездумно пускаться в путь-дорогу, даже со всем уважением к просьбам святого отца, которого она безмерно чтит! В общем, три дня морок простоит, поставлен надежно – в этом не сомневайтесь, а вот на четвертые сутки он, увы, развеется, и тут она уже ничего не сможет поделать, так же как она и не может сказать точно, когда именно это произойдет – в начале четверного дня, или в конце. Скорей всего, это произойдет во второй половине дня… Но вы надейтесь на лучшее, все одно, мол, вам ничего другого не остается… Вот ведьма старая!

Однако было и то, чего им надо опасаться, и это колдунья подчеркнула особо. Прежде всего надо учесть, что если они покажутся на глаза знающему человеку, то тут уже никакой морок не спасет – любой тайнознатец сразу поймет, кто перед ним. Еще им надо опасаться зеркал и прочих блестящих поверхностей: это человеческий глаз можно обмануть, а в зеркалах отражается истинный облик человека, какой бы морок на него не был наведен.

Что ж, подобного следовало ожидать: на то оно и колдовство, не может все идти гладко и спокойно. Тем не менее, четыре дня – это совсем неплохо, куда больше, чем они могли надеяться. За это время при должной удаче и сноровке можно оказаться очень далеко отсюда.

А колдунья, и верно, золото очень любит. Перед ее уходом Бел протянул старухе две золотые монеты – все же за работу платить надо, тем более за такую. Надо сказать, что эти две монеты исчезли из рук Бела не просто быстро, а, можно сказать, моментально. Олея даже моргнуть не успела, как бабуля, зацапав деньги, наконец-то соизволила улыбнуться им перед своим уходом, показав на удивление прекрасные зубы – похоже, ее сердце смягчилось, и она клятвенно пообещала, что морок продержится до конца четверного дня. Старый священник только головой покачал, глядя на подобное – похоже, он рассчитывал, что колдунья сделает что-то безвозмездно. Ага, как же, не такая это бабуся…

Потом была эта свадьба, вернее, не свадьба, а всего лишь свадебный обряд, который занял совсем немного времени. Ну, если все свадьбы в Закаре играются так, то потом и вспомнить нечего. Тогда беглецы и старик – все они вновь вернулись в храм, где к тому времени опять стали собираться прихожане, священник что-то прочитал над склонившимися перед ним Белом и Олеей, оба сказали "да" – все одно ничего другого говорить было нельзя, после чего старик благословил их и завязал на запястьях обоих что-то вроде узких белых лент – оказывается, именно таким образом в Закаре отмечают людей, которые только что вступили в законный брак. Кстати, здесь считается вполне естественным, если люди приходят на подобную церемонию в самой простой, обыденной одежде – так, дескать, они показывают Богам, что на первом месте у них не пустое бахвальство перед людьми, а труд во благо новой семьи! Да уж, торжество, нечего сказать! Скучно как-то и нерадостно, да и счастья от этого внезапного замужества Олея что-то пока никак не испытывает.

Олее невольно вспомнилось ее первая свадьба, когда она выходила замуж за Серио. Обряд был красивый и торжественный, а уж одежда!.. У нее тогда было такое красивое нежно-голубое платье, отделанное роскошными белыми кружевами! Помнится, перед свадьбой ее отец, чтоб порадовать дочку, отдал за это платье целую кучу денег. Даже мать Олеи, узнав, сколько оно стоит, упрекнула мужа: платье, конечно, очень красивое – кто ж спорит?!, но уж слишком дорогое, а деньги считать надо, особенно перед свадьбой, когда и без того расходов полным-полно! Однако чуть позже, увидев дочку в этом платье, замолчала – уж очень оно было к лицу Олее. И потом, на свадьбе, все говорили, что невеста настолько хороша – не налюбуешься!, а Серио не сводил со своей молодой жены восхищенного взгляда…

Н-да, когда это было, в какой немыслимой дали? Наверное, в другой жизни… И платья того у нее уже нет: после развода, среди тех вещей, что ей вернул Серио, свадебного платья не оказалось, как, впрочем, и много другого…

Тьфу ты! – невольно подумалось Олее. – Нашла, о чем вспоминать! Самое место и самое время! Думать ей, что ли, больше не о чем? Все одно дочери Серио вряд пойдет впрок все то, что она забрала у своей молодой мачехи. Да пусть эта юная дуреха хоть подавится всем, что сумела тогда ухватить, а Олее нечего свою голову всякой чушью забивать – сейчас ну никак не то время, чтоб копаться в прошлом, выискивая старые обиды.

Итак, Олея и Бел поженились… Тогда, чуть ли не сразу после совершения свадебного обряда, старый священник направился к выходу – он, оказывается, уже заранее велел заложить карету, а новобрачные, стараясь лишний раз не глядеть друг на друга, пошли вслед за ним.

Уже в карете, по внешнему виду куда больше напоминающей простой деревянный ящик на колесах, священник коротко пояснил беглецам, что им следует делать дальше и куда направляться. Олея, все еще несколько растерянная от всего происходящего, едва ли не пропустила кое-что из слов старика. Хорошо еще, что вовремя сумела взять себя в руки, откинуть в сторону все эмоции и ненужные мысли. Что ж, в общих чертах понятно, куда им надо идти дальше.

Тем временем старый священник вез их к городским воротам, чтоб беглецы смогли как можно скорей покинуть Балеут.

– Все поняли? – спросил старик, закончив говорить.

– Да… – одновременно кивнули головой и Бел, и Олея.

– Прекрасно. Надеюсь, у вас все получится… Молодой человек, проявите хоть немного чувств к своей молодой супруге. Позже вы поймете, как я был прав, заставив вас вступить в брак – вы оба избавились от возможного греха, а я забочусь о спасении ваших душ.

– Вы, никак, хотите, чтоб люди всю свою жизнь без греха прожили? Увы, не получится! – буркнул Бел, по-прежнему не глядя на Олею. – Жизнь куда сложнее наших намерений…

– Что вы сказали? – священник повернулся к нему. В голосе старого человека было нечто такое, не прислушаться к чему было просто невозможно. Это не было ни угрозой, ни гневом, но, тем не менее, тот человек, к которому обращался старик, чувствовал себя если не виноватым, то полным раскаяния.

– Ничего. Это я так, сам себе…

– Молодой человек, учтите, что подобное высказывание я могу расценить, как откровенную ересь.

– Извините. У меня просто случайно вырвалось несколько слов.

– Так вот, постарайтесь в моем присутствии более не допускать подобных… случайностей.

– Еще раз прощу прошения…

– Принимается. А вы, деточка… – обратился старик к Олее, – вы постарайтесь не обращать внимания на слова этого молодого человека. Дело в том, что холостые мужчины после тридцати лет более чем тяжелы на подъем в отношении выбора спутницы жизни, а уж при слове "свадьба" им вообще хочется побыстрей убежать куда-то за тридевять морей, и не возвращаться оттуда как можно дольше. Как правило, эти молодые люди уже привыкли к одиночеству, и перестроить их, или подтолкнуть к семейной жизни, несколько сложновато. А уж внезапность принятия подобного решения – это вообще на какое-то выбивает мужчин из привычной колеи. Некоторых из таких парней надо или пнуть (в переносном смысле этого слова), или же едва ли не силой отвести под венец – в противном случае они так и будут откладывать женитьбу на неопределенный срок, и в конце концов останутся холостяками, тщательно оберегая свою так называемую свободу, хотя на самом деле эти люди, сами не понимая того, просто берегут собственное одиночество… О, вот мы и приехали.

Действительно, карета остановилась. Олея, выглянув в небольшое окошко, увидела недовольную толпу людей, вернее, даже не толпу, а длинную очередь из людей, повозок и всадников, стоящую у городских ворот в ожидании, когда же они сумеют покинуть столицу. Да, из города сейчас так просто не выйти…

– Погодите! – Олея решила спросить старика о том, о чем они с Белом так и не удосужились поинтересоваться. – Святой отец, простите нас, но мы так и не знаем ваше имя! О здравии кого нам надо молить Богов?..

– Как? – священник чуть улыбнулся. – Ах, да, я же не представился… Возможно, вы удивитесь, но при рождении родители нарекли меня Дайяром, в честь того святого, которому я сейчас служу по мере своих слабых сил и возможностей… Все, теперь вы замолкаете, и да пусть пребудет с вами в дальнейшем святой Дайяр.

Старик приоткрыл дверцу кареты, и подозвал к себе одного из стражников. Несколько слов, сказанных старым священником – и стражник едва ли не со всех ног кинулся куда-то бежать. Не прошло и минуты, как возле кареты оказался запыхавшийся офицер. Похоже, он мчался сюда едва ли не опрометью, и сейчас, согнувшись перед стариком, стал что-то почтительно тому говорить, приложив руку к сердцу, а священник, выслушав его, сам вступил в разговор.

Олея знала, о чем идет речь: в качестве личного одолжения старик просил офицера без очереди отвести этих двоих людей к воротам, чтоб они могли покинуть город. Дескать, он, священник, только что совершил свадебный обряд – сочетал браком двоих немолодых людей, сидящих в его карете, и ему бы не хотелось, чтоб этот радостный для них день эти вступившие в брак немолодые люди провели в этой долгой и нудной очереди перед городскими воротами. Оттого-то он и решил оказать благодеяние этим двоим новобрачным, подвезти их до места, тем более, что он и так собирался направиться сюда, чтоб благословить солдат и охранников. (Судя по всему, – отметила про себя Олея, – подобный поступок старика не был чем-то необычным – как видно, он частенько посещал простых людей). Так что, – продолжал старик, – так что для господина офицера вряд ли составит большой труд выполнить эту несложную просьбу…

Офицер не возражал, тем более что внешне эта пара никак не походила на тех, кого сейчас ищут по всей столице, а приметы там были указаны довольно точные, и чуть ли не досконально описывали разыскиваемых. Так что почему бы и не выполнить просьбу святого отца, тем более, что он и ранее частенько просил за разных сирых и убогих…

Уже выйдя из кареты и идя вслед за офицером, Олея чуть оглянулась. Старик, глядя им вслед, немного приподнял руку, делая жест, благословляющий их дорогу… Напрасно ранее Бел пытался ехидничать: пусть этот человек и не святой, но он честен, непримирим к тому, что считает нарушением законов, и во всем поступает согласно своим убеждениям. Ох, и плохо же старику придется, если он, и верно, расскажет Церковному Совету о том, что сегодня произошло в его храме, а заодно поведает и о том, как поступил с теми, кого искала едва ли не вся стража столицы! Кажется, старый священник слишком хорошо думает о людях, в том числе и о тех, кто заседает в Церковном Совете: помочь уйти тем, кого объявили государственными преступниками – подобное обвинение ему вряд ли хоть кому-то сойдет с рук…

Направляясь вслед за офицером вдоль длинной и недовольной очереди, Олея вновь и вновь благословляла про себя старика: если б он не попросил офицера вывести их из города, то еще неизвестно, сколько времени она и Бел провели бы в этой раздраженной и шумной толпе. Встань они в хвост очереди – вполне могло получиться так, что они не вышли бы из города и до вечера, уж очень медленной и тщательной была проверка у городских ворот…

Однако и здесь им помогло негласное вмешательство старого священника: стоило офицеру сказать недовольным стражникам, что этих людей привез святой отец Дайяр, как отношение к этой парочке немолодых провинциалов, только что вступивших в брак, значительно поменялось. Их осмотрели не так дотошно, как остальных, что, вообще-то, неудивительно: никакого груза при себе у них не было, с приметами разыскиваемых преступников у пары не имелось никакого сходства, да вдобавок эти двое еще и поженились сегодня!.. В общем, обыскали их не очень тщательно, и, как и ожидалось, ничего не нашли, и на прощание пожелали счастья и легкой дороги.

Оказавшись за пределами города, беглецы вначале шли не торопясь, но стоило им удалиться на более-менее заметное расстояние от городских стен, как Бел и Олея разу же прибавили шаг, а заодно и сняли со своих рук белые ленты: во-первых, слишком приметно, а во-вторых, не хотелось лишний раз видеть этот знак вступления в брак. Не очень-то эти семейные узы им и нужны, тем более что Олея до конца так и не могла принять того, что идущий рядом с ней хмурый мужичок и есть немногословный и выдержанный Бел, или Лавр, или как там его правильно называть…

Через пару часов быстрой ходьбы беглецы дошли до большого поселка под странным названием Яя. Об этом поселке им уже говорил священник – тут жили барышники, торгующие лошадьми, так что у Бела и Олеи появилась реальная возможность продолжать дальнейший путь не пешком, а верхом. По счастью, в этот поселок пока что не пришел приказ о временном запрете на торговлю лошадьми – как это частенько случается, в общей суматохе что-то упускают из виду.

Бел не стал понапрасну терять время, и быстро сторговал двоих коней у первого же торговца лошадьми. Низкорослые лошади были хотя и довольно невзрачными с виду, но довольно выносливыми, а беглецам именно это и было нужно. Увы, но эта покупка здорово облегчила их кошелек, вернее сказать – почти полностью его опустошила, потому как барышник был человеком наблюдательным, и сразу понял, что покупатели очень торопятся, а, значит, ему можно почти не скидывать цену – все одно возьмут едва ли не по той цене, которую он запрашивает. Так оно и вышло. В тот момент для беглецов главным было обзавестись лошадьми и оказаться как можно дальше от этих мест.

Все последующие дни были одной сплошной гонкой – нужно было торопиться, ведь неизвестно, что сейчас творится в Балеуте, столице Закары. Понятно, что все проводящиеся повальные обыски и облавы не дали результата, и не исключено, что там уже могли разобраться, куда именно делись разыскиваемые.

Беглецы мчались по дорогам все светлое время суток, не останавливаясь до тех пор, пока на землю не спускалась полная темнота. Но даже тогда они вставали на ночлег не на постоялых дворах, а неподалеку от дорог, в укромных местах, даже не зажигая огня – им следовало быть очень осторожными, нельзя оставлять за собой никаких следов – все же им надо даже не пройти, а проскользнуть до границы как можно более незаметно.

В дороге их несколько раз останавливали стражники – все же со стороны выглядит довольно непривычно, что обычно бережливые крестьяне так гонят своих лошадей! Странно, и никак не вписывается в рамки поведения таких людей… Во всех случаях Бел всегда говорил стражникам одно и то же: нам с женой, мол, сообщили, что близкий родственник находится при смерти, и дни его жизни сочтены. Вот оттого-то мы и несемся во весь опор, чтоб, если на то будет милость Небес, еще успеть застать его живым… Для достоверности Бел называл какие-то имена, города, селения… Как видно, слова Бела звучали достаточно убедительно, если после этого их почти сразу же отпускали.

Беглецам повезло – к концу третьего дня они сумели пересечь границу, причем сделали это безо всякого труда, и именно в том месте, которое им указал старый священник. Трудно сказать, повезло им, или же в том месте, и верно, был какой-то особый переход, которым пользовался лишь строго определенный круг людей. Надо же, и у сильных мира сего, как и у простых контрабандистов, есть свои особые места для переходов границы, которые как бы негласно охраняются… Впрочем, беглецам сейчас было не до таких тонкостей: покинули Закару – и хорошо!

Итак, они в Маргале, и пусть до нужных дорог им еще добираться и добираться, но на душе все же полегче – все же они миновали еще одну страну… Вроде, можно радоваться, но все одно холодок, возникший меж беглецами, так и не проходил.

Олея вновь посмотрела на спину Бела, который ехал чуть впереди нее. Ох, ну она никак не может привыкнуть к тому, что этот незнакомый мрачный мужчина на самом деле и есть Бел, тот самый мужчина, с которым они уже столько пережили! Хороший морок поставила колдунья, ничего не скажешь! Без сомнений, сейчас и сама Олея выглядит ничуть не лучше, недаром Бел лишний раз старается не смотреть в ее сторону. Понятно, кого он там видит – усталая женщина средних лет с потухшим взглядом, вся жизнь которой крутится возле своего небольшого надела земли. Однако стоит Олее глянуть в зеркало, или еще какую блестящую поверхность, как там по-прежнему отражается красивая молодая женщина. Пустяк, а приятно…

Бел… Н-да, муж, называется… Со времени свадьбы он словно старается держаться от своей новой жены на расстоянии, и даже в его голосе, когда он обращается к Олее, звучит легкий, почти неуловимый холодок, словно Бел вовсю старается дать понять – все произошедшее в храме Дайяра не стоит воспринимать всерьез, и сейчас его раздражают даже воспоминания о своем вынужденном согласии на вступлении в этот никому не нужный союз. Он что, опасается, что новоявленная жена будет требовать от него исполнения супружеского долга? Размечтался! Хм, как бы этому Белу (или Лавру) пояснить, не срываясь на грубость, что свои опасения он может засунуть куда подальше: ей это нужно не больше, чем ему, так что за свою честь и поруганную невинность он может не опасаться!

Планы у него на будущее, видишь ли, были другие… Между прочим, в ее планы он тоже никак не входил! Ну уж если так получилось, то надо хотя бы сохранять видимость хороших отношений между ними! Конечно, вполне может оказаться, что у Бела есть невеста, которая верно и преданно его ждет, так ведь Олея и не настаивает на том, чтоб их брак продолжался и дальше! Можно подумать, он ей нужен до зарезу!..

А если серьезно, то почему ее так задевает поведение Бела и особенно его реакция на слова старого священника насчет того, что им следует вступить в брак? Ну, не хочет парень жениться на ней – так и не надо, но отчего это ее так обижает? Может, все дело в том, что за последние дни она привыкла к тому, что Бел постоянно находится подле нее, защищает, оберегает, и вместе с тем она может полностью на него положится. Что ни говори, а сильного мужчину, за плечами которого можно чувствовать себя укрытой от бед внешнего мира, женщины чувствуют сразу, и инстинктивно не хотят отпускать от себя. Следует признать, что и она сама за последнее время стала тянуться к этому человеку, восхищаться его сообразительностью, находчивостью, умом, внутренней силой… Это, наверное, еще не любовь, а просто глубокая привязанность, но еще недавно в душе Олеи не было и этого! Иногда ей казалось, что она нравится Белу – а что, внешне она вовсе не уродина!, но в то же время из других слов мужчины складывалось впечатление, что он чуть ли не из последних сил вынужден терпеть ее подле себя… И отношения у них еще совсем недавно были очень даже неплохими…

Конечно, она и сама была ошарашена словами старого священника, вернее, даже не словами, а самым настоящим приказом о вступлении в брак, но ведь, в конце концов, это же всего лишь брак, а не приказ на жестокую казнь или публичную порку!.. И нечего Белу бесконечно злиться на нее: можно подумать, что это она умолила старого священника провести свадебный обряд! Вот уж верно сказал святой отец – ох, как же не любят некоторые мужчины терять свою свободу!..

Ладно, нечего переливать из пустого в порожнее – она уже и так решила, что придя в Руславию, сразу же подаст на развод: не стоит и дальше видеть вечное недовольство на лице своего так называемого мужа! Пусть потом женится на ком захочет, и когда пожелает – ее это уже не будет касаться никоим образом!

Оказавшись в Маргале, беглецы по-прежнему продолжали гнать лошадей, стремясь уйти от границ как можно дальше вглубь страны. Как Бел коротко пояснил Олее, в здешних малолюдных местах дорог слишком мало, так что стражникам при необходимости легко можно перекрыть их все, выставив посты или засады в нескольких местах на пересечениях дорог. Именно оттого беглецам надо было как можно быстрей достичь тех мест, где находятся куда более оживленные пути – там все же легче затеряться.

Итак, четвертый день пути, и погода стала портиться. Как обычно бывает в таких случаях, вначале на бледно-голубом небе стали появляться первые белые облачка, которых становилось все больше и больше, и они уже не были столь светлыми и воздушными. Еще через какое-то время небо сплошь затянули темные тучи, постепенно задул ветер, а через какое-то время пошел дождь, пусть и не очень сильный, но нудный, куда больше напоминающий осенние дожди их родной Руславии. Что ж, следовало радоваться хотя бы тому, что сейчас идет обычный дождь, а не хлещет во всю мощь песчаная буря.

Тем не менее, через какое-то время беглецы промокли до нитки. Холщовая одежда легко впитывала воду, которую к тому же выстуживал небольшой ветер, выдувая остатки тепла из уставших тел. Еще через какое-то время стало понятно, что быстро дождь не закончится, так что хочется того, или нет, но людям необходимо где-то остановиться на ночлег, поесть горячей еды, обсушиться и отдохнуть. Как ни крути, а для беглецов сейчас главное – отыскать настоящий дом под крышей, а не какое-нибудь жалкое укрытие из камней или кустарника. Олея и Бел – они оба настолько устали и вымокли, что ни у одного из них не было никакого желания и дальше продолжать свой путь: было ясно, что если они в ближайшее время не отыщут себе место для ночевки, и еще какое-то время пробудут под этим холодным дождем, то, без сомнений, простудятся, а больным людям сложно продолжать путь, да еще такой трудный и опасный.

Правда, тут была еще одна опасность – все же заканчивался четвертый день, начиная с того момента, как на них был наведен морок. Тогда колдунья пообещала им, что три дня они могут быть спокойны – на это время морок поставлен надежно, вот к концу четвертого дня морок пропадет. Конечно, надо бы дождаться того момента, пока морок исчезнет, и только потом двигаться дальше: нетрудно предугадать, как поведут себя посторонние люди, если на их глазах кто-то враз поменяет свою внешность… Конечно, в любое другое время беглецы по возможности обходили бы всех без исключения до той поры, пока морок еще лежал на них, но, к сожалению, выбирать не приходится, и обстоятельства складывались так, что в очередной раз надо идти на риск.

Дважды на дороге беглецам встречались небольшие селения в пару десятков приземистых глинобитных домишек, но остановиться в тех местах не получилось, хотя промокшие Бел и Олея не единожды делали попытки попроситься на ночлег в этих селениях. Местные жители, неприязненно глядя на уставших путников, без особых разговоров отказывали им в приюте – дескать, места в доме у нас мало, а семьи большие, так что вам у нас не понравится. Вместо этого советовали одно и то же: вы, дескать, поезжайте вперед, там через сколько-то верст будет большое селение – вот в нем-то как раз и находиться постоялый двор, где вас с радостью примут, а мы… Вы уж простите нас, люди добрые, но в наших краях не принято пускать на постой проезжих людей. Граница близко, пограничники суровые, приказы строгие, и вообще… Надеемся, вы нас понимаете.

Ну, не примете – так не примете, приходилось ехать дальше. Все бы ничего, только вот дождик и не думал прекращаться, он, наоборот, то и дело припускал с новой силой, и к тому времени как Бел и Олея добрались до нужного поселка (кстати, путь до него оказался вовсе не близким), на них не только не было ни одной сухой нитки, но дождевая вода даже начала чуть ли не хлюпать в сапогах, а беглецы замерзли до того, что у них зуб на зуб не попадал.

Этот поселок был, пожалуй, самым большим из всех, какие они пока что встретили на земле Маргала, да и постоялый двор в нем к числу маленьких отнести было никак нельзя, а, значит, в нем отыщется местечко для усталых путников. Ну и хорошо, добрались. Плохо то, что морок пока что по-прежнему был на них.

Внутри было жарко, но беглецы в насквозь промокшей одежде этого вначале никак не почувствовали – их все еще потряхивало от холода. Ох, переодеться бы, только вот вопрос – во что? Запасной одежды нет, да и купить ее не на что…

Хозяин постоялого двора, покосившись в полглаза на мокрых, уставших крестьян, к тому же просивших комнатку подешевле, махнул рукой – обождите, мол, сейчас что-нибудь для вас придумаю…

Да чего там думать! Хозяин еще пару раз покосился взглядом на этих крестьян. Тоже мне, богатеи… Он с первого взгляда понял – несмотря на то, что у этих двоих хотя и имеются кони, но наличных денег при себе немного, а все дешевые комнаты уже разобраны: из-за дождя многие путники не стали продолжать свой путь, решили переждать время на постоялом дворе за кувшинчиком вина. Однако каждый из постояльцев в той или иной мере стремился сэкономить хоть немного, и оттого все недорогие номера к этому времени были уже заняты, а на дорогую комнату прижимистые крестьяне ни за что не разорятся. Тем не менее не стоило отказываться от возможности заработать даже всего лишь несколько медных монет – деньги лишними никогда не бывают. Как говорится, курочка по зернышку клюет… Подберет он этим беднякам какой-нибудь уголок из числа тех, что годятся только таким вот скупым крестьянам, а зная нравы таких вот мелких земледельцев и их привычку к экономии, хозяин понимал, что недовольно воротить в сторону нос они не станут.

Пока хозяин был занят своими делами, Олея оглядывала большой полутемный зал, освещенный свечами, парой горящих факелов, да еще огнем очага. Женщина не ожидала, что на постоялом дворе соберется столько народа, как проезжающих, так и местных, которые справедливо решили, что на земле в такую погоду работать все одно не будешь, а сидеть дома, в четырех стенах, нет ни малейшего желания. В конце концов, и у вечно работающих крестьян иногда должно выпадать время хоть для короткого отдыха! Вон как сейчас тут шумно и весело, чему способствует и немалое количество кувшинов с вином, которые разносят гостям разбитные девицы-подавальщицы. Кое за какими столами уже и песни петь начинают…