Текст книги "И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 66 (всего у книги 73 страниц)
– Похожи, дедушка, страсть как похожи! – пылко поддержал и деда и мага Пашка. – Я вас как увидел, как очнулся–то, так чуть ума не решился – думал, это он!.. За мной пришел, думал…И глаз у него страшный… и пальцы были в крови… и… и…
– Не отдадим мы тебя ему, голубь, даже и не надейся, – похлопала его по плечу и приобняла Марфа, и мальчик расслабился.
– А я и не боюсь ничего, – выпятил нижнюю губу и снисходительно хмыкнул он, но вывернуться из объятий толстушки попытки не сделал.
– Ну, так вот, – заговорщицки прищурился старик в неярком свете коптилки и обвел умным взглядом командующего обороной Лукоморска и его зама. – Мне тут одна мысль в голову пришла, как свечка вспыхнула, как нам на этом нашем сходстве сыграть, и машине новой до нас добраться не дать.
– И как?..
– А вот садитесь–ка рядком, да послушайте ладком…
– Ну, ладно, – потрепала по вихрам Пашку Марфа и встала. – Вы тут заговоры стройте, да разговоры разговаривайте, а мне работать пора.
– Вы куда?.. – встрепенулся и подскочил стрелок.
– На дежурство, конечно, – повела мощным покатым плечом ведьма. – Ночь–то еще не кончилась.
– И я с вами!.. – его словно пружиной подбросило с лежака. – И я!.. Где мой лук?
– Тебе нельзя, ты болеешь!.. – протестующее вскинула пухлые ладони Марфа, но такой преградой воинственного вольного стрелка было в лазарете не удержать.
– Нет! Я уже всё! Я передумал! – протестующее мотнул он головой и перекинул ремень колчана через плечо. – Мне нельзя болеть!
– Это еще почему? – возмутилась ведьма. – Всем можно, а тебе нельзя?
– Да, мне – нельзя, – хитро глянул он на слегка опешившую от такого напора тетку Марфу. – Полковник Гвоздев сказал, и ты подтвердила, что сегодня ночью от меня зависит весь город!
– Ну, а знахарское искусство что по этому поводу скажет? – полностью разоруженная, она призвала на помощь подкрепление в виде деда Зимаря, надеясь, что тот запретит пережившему потрясение маленькому охотнику лететь сегодня с ней.
Но – клин клином вышибают.
– Знахарское искусство пожелает не попадать ко мне в руки как можно дольше, – смешливо собрал морщинки в углах глаз дед. – Но если что – помогу, чем могу и не могу.
– Вот видишь!.. – расплылся в торжествующей улыбке Пашка и решительно зашагал к двери. – Ну, пошли быстрей, тетка Марфа! Ночь–то еще не кончилась!..
* * *
Вечером пятого дня, когда по–осеннему рано стемнело, и дорогу среди деревьев было не разглядеть уже на расстоянии вытянутой руки, похитители яйца спешились на окраине леса под высоким холмом, на котором, словно громадное вычурное надгробие всем надеждам [203], зловещим черным силуэтом на черном фоне ночного неба, испещренного иголочными уколами звезд, возвышался замок Костея.
Они взобрались на холм почти ползком по шершавой шуршащей траве и прижались к холодной, словно отполированной черной стене.
– Находка? – вопросительно прошептала Серафима, оглядываясь по сторонам в поисках октябришны.
– Д–да… – еле слышным дрожащим шепотом отозвалась та откуда–то слева.
Было похоже, что, в отличие от царевны, возвращение к замку далось ей не так легко и безболезненно, и если бы не ее клятва защищать свою благодетельницу и не роль, отведенная ей в плане, она бы набралась смелости и попросила подождать на расстоянии.
Желательно километров в сто.
– Ну, не дрожи так, Находочка, – Серафима бережно сжала холодную руку октябришны в своей – сухой и горячей. – Всё пройдет хорошо. У меня такое предчувствие, правда. Как ученица убыр, ты веришь в предчувствия?
– Д–да… Н–нет… Н–не з–знаю…
– Не веришь – проверишь, – сжала несопротивляющуюся ладонь Серафима. – Вот увидишь – прорвемся. И ты нам поможешь. Получится?
Находка перестала дрожать, сделала несколько неровных вдохов–выдохов, потом затаила дыхание и на выдохе кивнула, уже спокойнее:
– Да. Сейчас. Погодите.
Она отошла в сторону, повернулась к черной стене, сложила ладошки лодочкой и торопливо что–то в них зашептала.
Иванушка с интересом выгнул шею, выглядывая из–за плеча своей супруги, умруны обернулись, Серафима сжала кулаки, и тут же радостно перевела дыхание: между ладонями Находки возник и ожил бледный, пугливо вздрагивающий желтоватый огонек. Продолжая шептать, ученица убыр медленно обошла всех присутствующих, останавливаясь напротив каждого на несколько секунд, потом резко схлопнула ладони и тут же снова развела их. Огонек продолжал светиться, но теперь ровным голубоватым светом, заливающим все вокруг в радиусе трех метров.
– Всё, – несколько успокоившись, прошептала она. – Теперь, кроме нас, его никто не увидит. Можно начинать.
– Ну, что? – едва слышным шепотом дохнула в ухо Иванушки Серафима. – Готов?
– Готов, – так же беззвучно кивнул в ответ тот и приступил к делу.
Для начала ему предстояло найти участок стены, свободный от прижавшихся к нему умрунов, Находки и Серафимы.
Ему это удалось с третьей попытки, и он застыл перед открывшимся перед ним монолитом, размышляя, как бы сподручнее приняться за работу. Раньше стены резать ему не приходилось, но в его представлении это было делом хоть и трудоемким, но выполнимым, и вот теперь ему предстояло доказать это на практике.
Ощупав еще раз – на всякий случай – обреченный участок стены перед собой, он мягко и осторожно воткнул клинок по самую рукоятку в гладкий камень и повел его вниз, потом влево, затем вверх и вправо, пока проем будущего хода не был полностью очерчен, и тут же проворно отскочил в сторону, приземлившись на чьи–то ноги, чтобы избежать личного участия в следующем этапе, предусмотренном его планом: падения вырезанного фрагмента стены.
Владелец ног терпеливо промолчал, и лишь постарался как можно более тактично извлечь свои отдавленные конечности из–под каблуков царевича.
Тот шепотом ойкнул, извинился и отступил еще на шаг, перейдя на следующий комплект ног.
Потом повторил маневр.
И только тогда его внимание привлек более важный факт: стена оставалась на предписанном ей архитектором месте, и падать, по–видимому, не собиралась.
Может, ее надо подтолкнуть?..
Подковырнуть?..
Постучать?..
Произведя все три действия поочередно и вместе, Иван понял, что самое интересное только начинается.
– Ты ее по кусочкам отрезай, – посоветовала сдавленным шепотом супруга сразу, как только ей стал ясен смысл производимых царевичем манипуляций. – Ты же ее, наверняка, не насквозь прорезал.
Иванушка согласно кивнул и стал отрезать стену по кускам.
Делом это оказалось нелегким и еще более неблагодарным, чем он ожидал.
Через час стена была искромсана как жертва маньяка, Серафима и Находка замерзли, ему самому пот заливал глаза, а проход шириной в метр и высотой в рост Ивана углубился едва ли на полметра.
– Какой толщины эта стена, кто–нибудь знает? – тяжело дыша, он привалился спиной к неровной, ощетинившейся острыми ребрами и корявыми ямами иссеченной, расковырянной поверхности и стер рукавом с лица пот и мелкие осколки изувеченного камня.
– Сержант Щур как–то упоминал, что на этой стене могут свободно разъехаться две колесницы, – с готовностью сообщил Терентий.
– Две?.. А вы ничего не путаете? Сколько это в метрах? – предчувствуя недоброе, нервно поинтересовалась Серафима. – Со второй линии обороны, из моей башни, она не казалась настолько толстой…
– Метров пять–шесть, – предположил голос слева.
– Не меньше, – согласился с ним голос сзади.
Царевна задумалась.
– Иван, как ты считаешь, ты сможешь прорубить проход… пролаз… или хоть что–нибудь, через что мы могли бы пробраться внутрь, сквозь такую толщу?
– В принципе, уже положен неплохой задел, и, по моему мнению, нет ничего невозможного… – сам не веря в то, что произносят его губы, заговорил он, и с каждым словом – бодрым, вселяющим уверенность в успехе их предприятия – он всё больше понимал, что за ночь прорубить такую дыру не в состоянии даже его безотказный меч.
Вот если бы к волшебному мечу еще бы и волшебное кайло, или волшебную совковую лопату…
– …и это не может не подтверждать, что теоретически препятствий для выполнения нашей задачи не существует… – закончил он тоном, который чаще используется для произнесения заупокойных молитв и оглашения некрологов.
– То есть, ты не сможешь ее прорубить? – сделала правильный вывод из речи мужа царевна.
– Нет, смогу, – сердито тряхнул головой, он, отгоняя мрачные мысли, стиснул зубы и снова, с удвоенной яростью набросился на многострадальную стену.
Богатырский натиск продолжался в течение получаса, пока, наконец, похрустывая наваленным на землю фаршем из черного гранита, из провала не показался сам богатырь с убитым видом и не прошептал растеряно:
– Кажется, я уперся…
– Во что? – кинулись к нему все, и он развел руками:
– Мой проход стал получаться каким–то… сужающимся… иначе камень невозможно было вырубать… меч должен входить под углом… И вот как–то незаметно получилось… я оказался в клиновидном тупике…
– И что теперь делать? – плохо понимая объяснение, но сердцем чувствуя, что в клиновидном тупике ничего хорошего произойти не может, тревожно спросила Находка.
Иванушка понуро пожал плечами:
– Конечно, можно начать расширять этот проем, но, чтобы пробиться через стену в пять метров толщиной, нужно провести вычисления, составить пропорцию, вывести закономерность…
– На сколько? – не очень вежливо оборвала ученые рассуждения благоверного царевна, предчувствуя катастрофу их предприятия.
– Метров до пяти… – виновато отвел глаза Иван. – Потому что он всё время сужается и сужается…
– Мы чем–нибудь можем помочь, Иван? – выступил вперед Кондрат.
– Нет, спасибо… – покачал встрепанной головой тот.
– Понятно, – коротко кивнула Серафима. – Какие будут еще идеи?
– Может, сделать подкоп? – нерешительно проговорил голос справа, кажется, Наум.
– Ты хочешь сказать, «упростим задачу»? – невесело хохотнул кто–то рядом с ним.
– Или перелезть?.. – высказали мысль слева.
– Снаружи они гладкие, как стекло, – напомнил солдат справа.
– По крайней мере, выше нашей дыры, – угрюмо уточнил Иван.
– Или, может, применить… волшебство?.. – предложил кто–то хриплый слева, выговаривая последнее слово так, будто жевал бутерброд из половой тряпки с мокрицами.
Беда замолкла и выжидательно повернулась к ученице убыр.
– Я… не знаю, что с ней можно сделать… – едва слышно прошептала Находка и залилась краской стыда.
– Тогда как мы попадем внутрь?..
– Пройдем через ворота, – вдруг уверенно заявила Серафима.
– ЧТО?!.. – подскочил и чуть не нарушил всю маскировку Иван. – Но это же самоубийство!..
– Есть, конечно, еще один вариант, – невозмутимо пожала невидимыми в темноте плечами его супруга.
– Ну, вот видишь! – с облегчением перевел он дух. – Какой же?
– Развернуться и пойти, куда глаза глядят. Но не домой. Потому что если мы не перетянем Змиуланию на свою сторону, то дома у нас не будет уже очень скоро.
Иванушка возмущенно набрал полную грудь воздуха, чтобы немедленно противопоставить ее пессимизму какой–нибудь убийственный контраргумент, начал что–то говорить, запнулся, начал снова, и опять осекся, потом замычал, как от зубной боли, затряс головой и бессильно выдохнул:
– Да…
– Я так и думала, что ты меня поддержишь, – удовлетворенно кивнула она. – Теперь давайте думать, кому часовые на воротах могут открыть ночью пусть если не охраняемый объект, то хотя бы ма–аленькую калиточку в нем.
– Гонцу? – радостно предположил Иван. – Гонец может прибыть в любое время дня и…
– Сообщение между отрядами производится посредством связных на коврах, – остудил его энтузиазм один из солдат.
– М–да… – невесело вздохнула царевна и выразила всеобщую мысль: – Масдай бы нам сейчас не помешал…
Все замолчали, чувствуя, что добавить они могут немного.
– А, может, вместо стены мне лучше прорубить ворота? – через пять минут вдруг снова оживился Иван. – Наверняка ведь они ну, если не спят, то дремлют на посту, а пока сообразят, что происходит, мы уже будем с той стороны!..
– С той стороны за воротами на ночь опускается тройная железная решетка, – хмуро сообщил хриплый голос слева.
– Тройная?.. – не сразу понял Иван.
– Одна, потом, через два шага, вторая, потом, еще через три – третья, – пояснил уже другой голос.
– То есть, пока мы прорубаем все три, на ноги поднимется весь замок, – кисло подытожила Серафима.
Над помрачневшим отрядом у холодной неуступчивой стены снова повисло черное, гнетущее и непроницаемое, как беззвездная октябрьская ночь, молчание.
Которое снова прервала Серафима.
– Бойцы?.. – вопросительно оглядела она умрунов.
– Слушаем, ваше величество Елена Прекрасная Серафима, – шепотом отчеканили они.
– Кому вы подчиняетесь? – спросила она.
– Никому, ваше величество Елена Прекрасная Серафима, – самодовольно доложил Кондрат. – Вы сами несколько дней назад сказали, что мы – вольные люди и можем делать, что хотим. Поэтому мы никому не подчиняемся, только вам и Ивану.
– Это понятно, – постаралась скрыть улыбку она (что в такой непроглядной тьме оказалось не слишком сложной задачей), и поставила вопрос другим ребром: – Кому вы подчинялись, когда еще служили у Костея?
Умруны помрачнели, нахмурились, но стали вспоминать и загибать пальцы.
– Царю Костею – раз, полковникам – два, майорам гвардии – три, капитанам гвардии – четыре, лейтенантам гвардии – пять, сержантам гвардии – шесть.
– А волшебникам? И офицерам армии или стражи, не гвардейским?
Умруны, не задумываясь, дружно закачали головами:
– Нет.
– Послушай, Сеня, какая сейчас разница, кому они когда–то…
– Очень большая разница, – сделала огромные глаза царевна. – Я бы сказала, жизненно–важная.
– Но в чем…
– Погоди, сейчас всё объясню. Слушай. Костей увел свою армию на Лукоморье. Эта война слишком важна для него, чтобы оставить в каком–то замке, который никому не нужен, включая и его самого – это он так говорил, не я – большой гарнизон. Кроме того, я полагаю… надеюсь… что он забрал с собой и всю гвардию. И что охранять замок остались простые собакоголовые стражники ну и, может быть, волшебник. На всякий случай.
– Ты… предлагаешь взять замок штурмом?.. – недоверчиво нахмурился Иванушка.
– Приблизительно, только наоборот, – загадочно ухмыльнулась царевна, и шальная искорка блеснула при свете заинтересованно выглянувших на минутку далеких звезд и затаилась в хитрых очах. – Только не надо со мной спорить, ладно, Ваньша?..
Ночь в сторожевой башне над воротами проходила спокойно – как вчера, как позавчера и как две недели назад, одним словом, как все ночные караулы после ухода грозного царя в поход на непокорных его власти, то есть, на весь Белый Свет.
Карты, кости, домино, прятки – кто–то выигрывал, кто–то проигрывал. Кто–то раздавал щелбаны направо и налево, кто–то залазил под стол в караулке и шепотом – чтобы не разбудить его великолепие господина второго помощника первого советника, волшебника Сабана – кукарекал. Хотя [204], чтобы заставить этого толстого пройдоху раскрыть очи до наступления часа смены караула, когда он должен проследить, что дежурство заступающей смене передано по уставу и тихо, не натыкаясь на предметы, переползти в свою комнатушку в северном крыле досыпать, нужно было приложить немалые усилия.
Приблизительно вот как сейчас.
Бум–м… бум–м… бум–м… бум–м…
– Тихо!.. Что там?.. Что это?.. – зависли все игры разом.
– Стучится, вроде, кто–то…
– Тс–с–с!..
– Сам тс–с–с!..
– Да тихо вы!!!
– Сам тихо!
– Нет, показалось…
Бум–м… бум–м… бум–м… бум–м…
– Да говорю тебе точно, кольцами по воротам стучат!
– Кого нелегкая принесла?..
– Среди ночи–то…
– Ай, да ну их… Постучат, да перестанут.
БУМ–М… БУМ–М… БУМ–М… БУМ–М…
– Кто?.. что?.. зачем?.. Чего на… ай!!!..
ХЛОП.
Господин второй помощник первого советника Сабан свалился с кушетки, вскочил, не открывая глаз, нащупал на тумбочке очки, нацепил их на переносицу, сунул ноги в растоптанные чуни и уставился – всё еще с закрытыми глазами (а вдруг стукуны куда–нибудь подеваются магическим образом, и можно будет спокойно завалиться досы… то есть, нести караул дальше) – на стражников.
– Чтслчилось?.. – пробормотал он, покачиваясь в состоянии той странной смеси сна и бодрствования, которую достигают в определенный час все работающие в ночную смену. – Ктстучал?..
– Не можем знать, ваше великолепие, – по уставу пожали плечами стражники, и на их собачьих мордах отразилось искреннее недоумение и глубокое сожаление о нарушенном сне чародея.
Сейчас проснется и начнет нудить…
БУМ–М… БУМ–М… БУМ–М… БУМ–М…
– Ну, и чего стоим, ни мычим, не телимся? – опасения сбылись, Сабан проснулся. – Я, что ли, за вас бегать открывать–закрывать ваши дурацкие ворота должен?
– Никак нет! – с ужасом отвергли такое предположение стражники.
«Сабан» и «бегать» были двумя несовместимыми понятиями [205], и если бы его великолепию пришлось открывать ворота, то ожидающие снаружи могли бы с легким сердцем сходить в город, снять комнату на постоялом дворе, заплатить вперед за два дня и уйти кутить – раньше стальные створки ворот царского замка для них просто не распахнулись бы.
– Ну, так сходите, откройте!!!.. Лентяи! Бездельники! Лежебоки! Лодыри! Дармоеды! От скамейки лишний раз оторваться не могут, а туда же!.. За что вам только деньги платят!.. Кстати, – поток красноречия господина второго помощника первого советника наткнулся на непреодолимую преграду и закрутился на месте, накапливая силу и напор. – А кто это там в два часа ночи расстучался? Какое право имеют? Кого мне превратить в склопо… в сокло… в скопло… в сплоко… [206] в слизняка? Уже посмотрели?
– Никак нет!
– Ну, так идите!!!.. Лентяи! Бездельники! Лежебоки! Лодыри! Дармоеды! От скамейки лишний раз оторваться не могут! И за что вам только деньги платят!..
Последняя, третья решетка была, наконец, поднята со страшным скрипом и скрежетом, и беда, смертоносная и целеустремленная, как стрела арбалета, промаршировала во двор и остановилась перед едва успевшим натянуть сапоги, разгладить балахон, водрузить на макушку форменный колпак (правда, задом наперед, но это мелочи) и подхватить на ходу факел Сабаном.
Высокомерный белобрысый сержант в штатском, но с обязательным черным мечом наголо, смерил второго помощника первого советника надменным неприязненным взглядом и даже не доложил, а неохотно, словно делая одолжение, сквозь зубы процедил:
– Сержант Брысь. Я и моя беда схватили беглую царицу Елену Прекрасную и ее служанку, как приказал его величество царь Костей, и доставили их сюда для размещения в ее старых покоях до особых распоряжений.
– Схватили, значит, всё–таки… – Сабан поправил толстым пальцем на не менее толстой переносице очки в круглой позолоченной оправе и боком, словно перекормленный краб неизвестной породы [207], обошел беду, ее командира и ее пленников.
– Хм–хм–хм… Это действительно она… – негромко, будто беседуя сам с собой [208], пробормотал Сабан.
– Естественно, – ледяным тоном процедил сержант.
– …Я помню её… – тут колдун предусмотрительно, на всякий случай, пропустил напрашивающийся на язык эпитет, – …физиономию… словно мы расстались вчера… Ах, Елена, Елена, твое неразумное, легкомысленное, недальновидное величество, какую же ошибку ты совершила, решив, что сможешь провести нашего многомудрого, предусмотрительного, и просто великого во всех отношениях правителя царя Костея… Как ты об этом еще пожалеешь… Как будешь страдать и каяться…
– Кончай трепаться, – грубо, почти с ненавистью, оборвал его излияния сержант. – Дай нам пройти.
– Придержи язык, дуболом, – брезгливо поморщился Сабан, но болтать перестал. – Завтра утром я прикажу отправить гонца в расположение войск его величества с радостной вестью.
Сержант замер.
– На ковре? – настороженно оглянувшись, поинтересовался он.
– На пододеяльнике, – мстительно огрызнулся колдун и вдруг зашелся, заколыхался веселым хохотом оттого, что смог уесть противного солдафона, вообразившего о себе, как и все его собратья, впрочем, невесть что на ровном месте.
– Трепаться кончай, – раздраженно рявкнул сержант, хоть и не так злобно, как в предыдущий раз.
Скорее, рассеянно.
Но великий маг, великолепный Сабан, приписал отступление пристыженного противника исключительно своим заслугам, и снисходительно смягчился.
– Веди их, куда велено. Но караульных на двери я тебе не дам: у меня весь гарнизон–пятьдесят человек, и им не до этой дуры.
– Своих хватает, – яростно сверкнув глазами, прорычал сержант, закашлялся, а, может, прошипел «сам дурак», выхватил из несопротивляющихся рук колдуна факел и отдал приказ:
– Беда! К месту заключения ее величества шагом марш!
Ни слова не говоря, умруны сомкнули шеренги вокруг пленниц и гулкой мерной поступью двинулись к башне Царица.
Сабан заложил коротенькие пухленькие ручки за спину и довольно прищурился им вслед: завтра утром к царю вылетит гонец с сообщением о живейшем участии его, второго помощника первого советника, в долгожданной поимке сбежавшей невесты. А хам–сержант долго еще будет месить дорожную грязь, подставлять свою тупую башку под чужой меч, служить со своими громилами в каждой бочке затычкой и ждать продвижения.
Он еще покается, что посмел разговаривать таким тоном с самим вторым помощником первого советника! Что, безусловно, лишний раз доказывает, что мозгов у него не больше, чем у его умрунов.
Умрунов, умрунов, умрунов…
Хм–хм–хм…
Что–то с ними было не так, с этими умрунами…
Да нет, они были самые настоящие умруны, умрунов он, что ли, никогда не видел, но эти… Чего–то у них не хватало, что ли?..
Чего–то, что было у всех остальных, когда–либо виденных им Костеевых гвардейцев, что примелькалось настолько, что стало просто незаметным, но теперь, когда его, этого, не стало, то словно…
Сабан, которому не терпелось поскорей заняться составлением победной реляции государю, поморщился, фыркнул, сплюнул на мостовую: вот была охота загружать себя подобной ерундой!.. Этот нелепый сержант, его болваны–громилы… какое ему до них до всех дело? Ведь уже через несколько дней он будет обласкан и знаменит, и его участи позавидует черной завистью любой чародей в услужении великого царя! И, кто знает, хотя такое, конечно, никто не загадывает наперед и не думает об этом, но, повторяю, кто знает: может, когда–нибудь, в далеком или недалеком будущем, когда пост первого советника его величества освободится…
Но что же с ними всё–таки было не так?..
Выбивая подкованными подошвами сапог четкий, как ход хронометра, ритм, беда во главе с Иванушкой домаршировала до места полуторанедельного заключения Серафимы – башни Царица – и Кондратий любезно открыл перед дамами дверь, пропуская их, а потом и всех остальных внутрь.
Не произнося ни слова, отряд дошел до бывших покоев царевны и быстро втянулся вовнутрь.
– Ф–фу… – выдохнул нервно Иван и утер пот со лба. – Кажется, прорвались… За нами никто не шел?
– Никак нет, – так же шепотом доложил Никанор, заходивший последним. – Теперь, когда царя нет, кроме караула на воротах других постов нет тоже.
– А у Проклятой башни?
– В нее невозможно попасть и без охраны, – напомнил Лука.
– Поэтому переходим к следующей части нашего плана, – радостно потирая руки в предвкушении возможности насолить неудавшемуся претенденту на ее руку и сердце, напомнила Серафима. – Кузьма и Терентий?
– Готовы, – торжественно кивнули умруны, по–строевому развернулись и на цыпочках выскользнули из комнаты.
– Когда они принесут ковер гонца – кстати, нам страшно повезло, что он здесь, ведь на этом всё и держалось, – обратилась к оставшимся Серафима, – мы тоже должны быть готовы. Факел оставляем здесь. Находка, ты у нас сегодня девушка – путеводная звезда…
Октябришна непроизвольно хихикнула.
– …Поэтому – веди нас!
Ученица убыр подняла ладонь с голубым огоньком размером с апельсин и первая храбро шагнула к двери.
– Айдате, пошлите.
Иванушка в последний раз окинул ревнивым взором роскошно–безвкусную обстановку неуютных холодных покоев, в которых его дражайшая половина провела пленницей полторы недели в окружении полулюдей и просто нелюдей, непроизвольно нахмурился, стиснул зубы, чувствуя, что еще немного – и он будет способен проломить стену голыми руками, без применения холодного оружия меча, и решительно двинулся к выходу.
Отряд последовал за ним.
Давно позаброшенное северо–западное крыло, теперь еще и изуродованное ремонтом [209], соединяло башню Царица и Проклятую башню.
Вообще–то, человек, которому было больше нечем заняться, мог бы с легкостью пройти весь замок насквозь по периметру по любому из пяти этажей, попадая из башни в одно из крыльев, потом опять в очередную башню и так далее, если бы не одно, но существенное препятствие: в какую бы сторону он ни шел, путь его неизменно закончился бы, упершись в глухую зловещую [210] стену Проклятой башни. Вход (он же выход) в обитель грозного царя существовал только один: со двора, через дверь из вороненой стали, с застекленным окошечком размером с ладонь на высоте глаз, без замка, но с ручкой в форме государственно герба – оскалившегося человеческого черепа и тазовых костей.
Вместо отсутствующего замка так же или еще более эффективно неприкосновенность частной жизни Костея охраняла магия, и проникнуть в башню без приглашения хозяина не могли ни одна живая – и мертвая, если уж на то пошло – душа.
Но они собирались попытаться.
Освещая себе дорогу и прокладывая курс между расшатанными, заляпанными краской козлами, корытами с закаменевшим раствором, бочками, коробами, коробками и ящиками, с кучами строительного мусора и брошенным рабочим инструментом [211], отряд проманеврировал по второму этажу к своей цели – оштукатуренной розовой стене в конце коридора без окон и дверей.
– Пробуй, – сделала приглашающий жест рукой царевна и отступила на шаг в сторону, открывая поле боя супругу.
– И где мы окажемся? – задал он загадочный вопрос.
– Это ты у меня спра… – хотела было так же загадочно ответить Серафима, но вдруг хлопнула себя по лбу и шепотом возопила: – Склеротик!!! У меня же есть стеклышко!!!
– Что–что у тебя есть?.. – опустил уже занесенный меч Иванушка и недоумевающее воззрился на жену.
– Стеклышко! Которое я сперла у Костея! Вместе с тем кольцом–кошкой! Сейчас попробуем его в деле!..
И Серафима лихорадочно зашарила по карманам в поисках деревянной коробочки. На пол полетели несколько наконечников для стрел, моток бечевки, перочинный нож, полсухаря, огрызок карандаша, пилка для ногтей, две непарных пуговицы, оловянная пряжка, долька чеснока, толстый гвоздь, одинокая перчатка и свернутая в несколько раз и измятая и запачканная донельзя бумажка, на которой, не исключено, когда–то что–то было что–то написано.
– Что это? – заинтересовался Иванушка и поднял ее.
– Не помню, – отмахнулась царевна и продолжила прочесывать карманы.
Но недолго.
– Ага!.. Нашла. Сейчас поглядим…
Она раскрыла деревянную коробочку–шкатулку, извлекла из нее маленькое круглое стеклышко и приложила к стене.
– Сейчас–сейчас–сейчас… – рассеянно приговаривала она, перемещаясь по доступному пространству стены направо–налево–вверх–вниз вместе со стеклом. – Хм… Кажется, тут у него к стене придвинут какой–то стеллаж с кучей всего стеклянного на нем, а рядом с ним что–то вроде огромного чана… Только не понятно, пустого, или с чем–то… Темно там, ничего не видать… Но если урон…
– Кто это тебе писал? – донесся из–за спины угрюмый шепот супруга, и воздухе пахнуло вендеттой.
– Что?.. – не поняла она и оборвала речь на полуслове. – Кто что писал?
– Вот это. Кто писал.
– Да не знаю я, кто там что тебе писал!.. – раздраженно фыркнула она и оглянулась. – Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю?
– Естественно. Кто тебе это писал?
– ЧТО – ЭТО?
– Записку, – любезно пояснил царевич и тут же, не дожидаясь очередного отречения, стал гневно цитировать: – «Свет моих очей (зачеркнуто) моего ока (зачеркнуто) свет в моем окне (зачеркнуто) в моем окошке (зачеркнуто) добрый день. Извиняюсь за мое (зачеркнуто) свое (зачеркнуто) отсутствие, но сейчас дела чрезвычайной срочности (зачеркнуто) важности приковали мое внимание. Я примчусь (зачеркнуто) прилечу (зачеркнуто) приду (зачеркнуто) появлюсь у Вас сразу, как только моя занятость позволит мне позабыть о ней без ущерба для нашего совместного будущего. Но если Вам что–либо будет срочно нужно, то, не задумываясь (зачеркнуто) обращайтесь ко мне в любой момент – я всегда к вашим услугам. Если же меня не окажется в обеденном зале (зачеркнуто) в месте наших постоянных встреч (зачеркнуто) на месте, то, если Вас не затруднит, пошлите за мной, а сами подождите меня там, где Вам будет удобно». Подписи нет! – закончил он на обвиняющей ноте и горящими даже в темноте от подозрений и ревности очами возмущенно уставился на супругу в ожидании ответа.
– Это?.. – наморщила она лоб, вспоминая. – Это?.. А!.. Так это писал Костей! Удивительно, что она до сих пор сохранилась!.. А что тебя в ней так заинтересовало? И смотришь ты на меня как–то странно… К чему бы это? У тебя что – температура или косоглазие?
– Костей?.. Костей?.. Н–нет, так просто, ничего, – сконфузился, замялся Иванушка, незаметно сжал в кулаке многострадальную бумажку, сунул ее себе в карман и мысленно добавил к длиннющему списку прегрешений ненавистного царя, за которые ему придется заплатить по всей строгости, еще одно, самое главное. – Это я т–так… Всё в порядке… Просто спросил… Смотрю, бумажка какая–то… валяется… написано что–то… может, что полезное… кто ж знал… Так что там, на той стороне, ты говоришь? Ванна?
– Баня, – не веря ни единому слову благоверного, покосилась на него Серафима и подала знак отряду: – Пойдем на третий этаж, тут больно шуму будет много.
В комнате, лежащей на уровне третьего этажа, обнаружился приставленный к ближней стене стол. Остальная обстановка терялась во мраке, но она пока их и не интересовала.
– Режь, – дала отмашку сосредоточено надувшему губы Ивану супруга, и тот осторожно повел мечом по серой штукатурке.
На ней остался глубокий след.
Но не глубже слоя самой штукатурки.
Острие меча уперлось в камень под ней, раздался скрежещущий царапающий звук, и тишина.
– Что?.. – прошептала Серафима, не желая признавать поражение. – На что–то наткнулся?
– Наткнулся, – нахмурился Иванушка и опустил меч. – На стену.
– Попробуй с того боку!..
Хоть холодное чувство ужаса и поражения уже начало медленно заглатывать его, Иван всё же отошел на шаг влево и повторил попытку.
С тем же успехом.
– Может… может, это этаж такой неудачный?.. – забормотала царевна, – Давай, поднимемся на четвертый!.. Или спустимся на второй – пусть там хоть все перебьется!..
